Текст книги "Возвращение из ночи"

Автор книги: Елена Свиридова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Кольцо укололо! Бывает же такое!

Мужчины сочувственно кивают мне, женщины переглядываются. Надеюсь, они не догадались... Но боже, как трудно претворяться! Собираюсь, напрягаю все свои внутренние силы и мысленно ускользаю в тоннель...

Совсем короткая передышка... Потом я снова, уже почти спокойно, смотрю на них, стараясь запомнить каждого. Мое воображение фиксирует особое, характерное, то, что ляжет в основу будущего портрета. Ничего себе будут портретики! Думаю, даже Герман удивится! Но он ведь сам меня попросил...

Вот, наконец, появляется Герман. Он очень хорош, на нем костюм из черного бархата, шелковая белая рубашка с расстегнутым воротничком. Кажется, наконец я вспомнила его лицо!.. Да, конечно, я его нарисовала, только когда? Когда это было? Тогда, когда стояла перед мольбертом на Арбате, с этого все началось... И сегодня, в этой квартире, где я живу совсем с другим человеком, которого я люблю... Но какая связь между моей прежней и нынешней жизнью? Что происходит со временем? Почему оно летит с такой стремительной скоростью... Сколько дней, месяцев я успею прожить за эту ночь?..

Герман смотрит на меня обеспокоено, тихо спрашивает.

– Анна, что с тобой? У тебя такой вид... Ты испугалась чего-то?

– Нет, все в порядке... Просто моя дурацкая фантазия...

– Хочешь, уедем отсюда?

– Нет, не хочу. Мне хорошо здесь. Пойдем потанцуем.

Я встаю, и мы идем туда, где звучит музыка и мигают цветные прожектора. Он кладет руку мне на плечо, мы медленно движемся по залу. Я опять смотрю как бы со стороны. Мы выглядим прекрасной парой – я в длинном вечернем платье и он – высокий, сильный, мужественный, элегантный. Я смотрю на него и не могу оторвать взгляд от его лица... Он мне безумно нравится, я хочу быть с ним, хочу стать его женой, хочу, чтобы ничего не случилось... Но что-то не так... Опять я чувствую на себе взгляды тех, кто сидел за столом. Теперь они танцуют рядом с нами, две или три пары. Вдруг на мгновенье я вижу странные тени, скользящие рядом с ними... Что это? Если они призраки, то не должны отбрасывать тени. Вспышки света проносятся стремительной каруселью, в отблесках прожекторов нечеловеческие тени отплясывают свой жуткий танец... Картинка запечатлевается в памяти, я потом нарисую ее...

Мы возвращаемся к столу. Герман подвигает мне стул, а сам остается стоять.

– Шампанского! – произносит он торжественным голосом. – Итак, уважаемые дамы и господа, я собрал вас сегодня для того, чтобы объявить о своей помолвке с Анной!..

В офисе детективного агентства дым стоял коромыслом.

Выслушав рассказ Мити до конца, Джек посмотрел на него и произнес с иронией в голосе.

– Да, не ожидал от тебя! Я всегда считал главным сердцеедом Леньку... Вот уж не думал, что им окажешься ты!

– Заткнись, Джек! – взмолился Митя. – Мне и так стыдно, и рассказывать вам было стыдно! Дурак старый, мораль ей читал! А нет, чтобы в тупую башку пришло, что девчонка что-нибудь выкинет!

– Да погоди, может она ничего еще и не выкинула, просто загуляла где-то с ребятами и подружками. – Белов положил руку на плечо другу. – Не в чем ты не виноват, нечего так себя казнить!

– Святой ты что ли, Ленька? – Митя грустно посмотрел на него. – Твоя дочь, твоя жена!

– Во-первых, Наталья мне уже давно не жена, хотя формально мы еще не успели развестись. – сказал Белов. – Во-вторых, Митя, ты мой друг, а Машка – еще та штучка!

– А в-третьих, Митька, – вмешался Джек, – ты отличный сыщик, но тебе никогда, никогда в жизни не проникнуть в тайны женской психологии! Даже я, профессионал, и то иногда теряюсь под загадочным взглядом лукавых глаз! Это, скажу я тебе, посложнее любой алхимии, изотерики, кабалистики, криминалистики и прочих тайных наук! Поэтому винить тебе себя в чем бы то ни было совершенно бессмысленно! Так что сиди и не дергайся.

– Ладно, ребята, спасибо... – смущенно сказал Дмитрий. – Но что делать будем? Я все молодежные тусовки исколесил, ребят своих разослал – нигде ее нет!

Вдруг запищал пейджер, лежавший на столе перед Дмитрием. Он схватил его, но тут же разочаровано махнул рукой.

– Это мои ребята еще один район проверили...

– Да сидят у кого-нибудь дома, – сказал Белов, – обычное дело. – Думаю, не стоит так беспокоиться.

– Ты хоть друзьям ее звонил?

– Разве я всех знаю?

– А ты что думаешь, Джек? – с надеждой спросил Митя.

– Думать тут нечего, – Джек вздохнул, махнул рукой, – а, была – не была! Попробую поискать ее своими методами... Господи, прости меня, грешника! – Он расслабленно откинулся в кресле и прикрыл глаза.

Митя уставился на него и буквально через минуту спросил нетерпеливо.

– Ну что, Джек, видишь что-нибудь?

Джек не ответил. Он продолжал сидеть в неподвижной позе, положив на колени руки с сомкнутыми пальцами.

– Не отвлекай его, – прошептал Белов. – Видишь, работает человек. А мы тут разорались.

Какое-то время в агентстве стояла напряженная тишина. Митя нервно курил, повернувшись лицом к окну. Белов, стараясь сохранять внешнее спокойствие, перелистывал какой-то журнал.

– Кажется, я вижу это место... – Вдруг произнес Джек странным, отрешенным голосом. – Недалеко от кольцевой дороги... Там поляна, овраг какой-то... Только где это... Никак не пойму...

– Что с ней? – испуганно спросил Митя, резко повернувшись к нему.

– Она жива. Это точно... Кажется, я определил направление...

– Так едем?! – Митя положил в карман пейджер и ключи от машины.

Джек снова замолчал, еще на некоторое время погрузившись в медитацию, потом вздохнул с облегчением, потянулся, медленно поднялся с кресла и весело произнес.

– Все. Едем.

Маша открыла глаза и увидела над собой чуть посветлевшее небо. Звезды стали маленькими бледными точками. Она попробовала приподняться, с трудом села в липкой грязи, преодолевая ломящую боль во всем теле. Все словно в тумане. Предрассветная тишина. Со всех сторон – крутые склоны оврага, камни, кусты. Она схватилась рукой за тонкий ствол молодого деревца, растущего рядом, поднялась на ноги и увидела Фрэнка, неподвижно лежащего ничком на земле, осторожно приблизилась к нему, прислушалась. Дыхания не было слышно. Машу охватил ужас. Цепляясь за все, что попало, она полезла вверх по скользкому склону оврага. Ветка, за которую она держалась, вдруг обломилась, и Маша снова скатилась на дно. Но она уже не чувствовала боли и снова с отчаянной решимостью стала взбираться по откосу. Наконец, совершенно выбившись из сил, она ступила на ровную землю. Огляделась.

Невдалеке на небольшой поляне виднелся темный силуэт машины. Маша медленно, с трудом передвигая разбитые, изодранные до крови ноги, прошла мимо и увидела проселочную дорогу, ту самую, по которой Фрэнк привез ее в лес. Откуда-то доносился шум проезжающих машин. Вероятно, шоссе было где-то поблизости. Маша пошла прямо на этот звук и вскоре оказалась на шоссе. Сейчас, в слабом свете пасмурного утра, все выглядело не так, как ночью. Впереди, сквозь оголенные ветки деревьев, открывался огромный пустырь, за ним тускло поблескивала река, а еще дальше, угрюмо возвышаясь над берегом однотипными громадами панельных зданий отчетливо проступал сквозь туман какой-то незнакомый микрорайон.

Ободранная, грязная, Маша побрела вдоль шоссе в сторону города.

...Ночь. Мы с Германом едем вдвоем по пустынной улице, слушаем музыку.

– Куда ты хочешь поехать в свадебное путешествие? – спрашивает он, повернувшись ко мне.

– На необитаемый остров, – отвечаю я.

– А тебе не будет скучно?

– Я буду с тобой.

– Что ж, поищем необитаемый остров, – Герман обнимает меня и целует, в первый раз за все время нашего знакомства.

У меня от его поцелуя начинает кружиться голова.

Впереди горит красный светофор. Перед нами останавливаются две машины, и вдруг я вижу, как к ним подбегают несколько парней и с дикими воплями начинают колотить по машинам. Одного из водителей пытаются выволочить наружу, он отбивается, кричит. Раздается звон разбитого стекла.

– Давай развернемся, – прошу я.

– Слишком большой крюк, – отвечает Герман и очень медленно продолжает двигаться вперед. А светофор, видно, не работает, все еще горит красный. – Да и бессмысленно, сядут на хвост.

Теперь я вижу несколько мотоциклов, стоящих впереди вдоль тротуара.

– Пожалуйста, побыстрее, – умоляю я, предчувствуя недоброе.

– Ты боишься, Анна?

– Боюсь... Зачем их провоцировать?

– Ничего не бойся, дорогая! – Он снова обнимает меня правой рукой, а левой небрежно держит руль. – Обкурились ребята, вот планка и съехала.

Водителя первой машины все-таки выволокли, бросили на асфальт и начали бить. Другой с разбитым стеклом рванул на красный свет, за ним погнались трое мотоциклистов.

– Герман, давай вызовем милицию! – прошу я.

– Зачем? – усмехается он, продолжая медленно ехать прямо на толпу. – Неужели ты все еще веришь, что твоя милиция тебя бережет? Смешно, ей богу...

Озверевшая толпа рокеров, оставив на время лежащего на дороге человека, с вожделением смотрит на нас, готовясь к новой расправе. В одно мгновение они окружают нашу машину, визжат и гогочут, размахивают какими-то железяками и цепями.

– Смотри, какая курочка!

– Ну-ка, давай ее сюда! Мы ее потрахаем!

Они лезут на машину, хохочущие рожи прижимаются к стеклу. Дальше все происходит так стремительно, что я почти ничего не успеваю понять.

– Пригнись! – кричит Герман, жмет на газ и, скинув в капота двоих, пролетает на красный свет. Здоровенный парень повисает на машине. Герман резко останавливается и дает задний ход. Парень мешком падает на землю. Мы снова мчимся вперед, а несколько рокеров, взревев моторами мотоциклов, гонятся за нами. Один заезжает с боку, с моей стороны. Герман, не отпуская руля, протягивает руку, открывает окно... Я вижу блеск металла... Рядом со мной раздается выстрел. Рокер вместе с мотоциклом кубарем катится по асфальту. Снова выстрел. И наступает тишина.

Мы едем все дальше и дальше от страшного места. Больше за нами никто не гонится. Меня трясет, зубы отбивают нервную дробь.

– Успокойся, Анна, все прошло, – Герман пытается обнять меня.

Я отшатываюсь.

– Ты... ты убил их?

Герман поворачивается ко мне, взгляд у него холодный и жесткий.

– А ты хотела, чтобы они тебя трахнули?

– Зачем, зачем ты так! – Я начинаю рыдать, захлебываясь. От обиды, от страха, от того, что впервые в жизни видела, как убивают.

– Ты слишком впечатлительная, так нельзя, – говорит Герман.

Холодный липкий ужас охватывает меня. Невыносимо! В глазах темнеет. Я утыкаюсь головой в колени и дальше не помню ничего. Темнота. Стена. Лабиринт...

Я очнулась в постели. В углу моей спальни горел ночник, шторы были плотно задернуты. Я не могла понять, ночь или день за окном, не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как я заснула.

На тумбочке рядом с кроватью лежали свежие фрукты, в вазе стояли ярко красные розы. Рядом с ними я увидела маленькую изящную шкатулочку из красивого полупрозрачного камня.

Я села, протянула руку, взяла шкатулку и вдруг почувствовала слабость и дурноту. Ночная сцена отчетливо всплыла перед моими глазами. Может быть, это был сон? Страшный дурной сон... Мне так не хотелось верить, что это была правда. Меня охватило отчаяние, слезы хлынули сами собой, я упала лицом в подушку и вдруг почувствовала, как кто-то осторожно трогает мои волосы. Я вздрогнула, повернулась. Герман сидел на краю кровати и выжидающе смотрел на меня...

Самые разные чувства овладели мной. Любовь, ненависть, надежда, отчаянье, страх – все это одновременно переполняло мою душу, и она готова была разорваться от этой адской взрывчатой смеси. Я не могла говорить, просто продолжала сидеть в дурацкой неестественной позе со шкатулкой в руках. И тогда первым заговорил Герман. Голос его звучал спокойно, даже весело, словно ничего особенного не произошло.

– Анна, ты не хочешь посмотреть, что там внутри?

Его вопрос совершенно сбил меня с толку. Буря моих переживаний, готовая вот-вот вырваться наружу, внезапно стихла, натолкнувшись на каменную стену его спокойствия. Я молча открыла шкатулку и увидела изящное кольцо с большим сверкающим бриллиантом. Он так красиво играл своими гранями, отражая в них свет лампы, что я невольно залюбовалась им.

– Это мне? – спросила я растерянно.

– Надеюсь, ты не передумала стать моей женой? – он взял мою руку и сам надел на него кольцо, потом поднес ее к губам и поцеловал. – Я все понимаю, Анна, – тихо сказал он. – У тебя богатое воображение. Могу себе представить, чего ты только не передумала за последние несколько часов!

– Нет, ты не можешь представить! – воскликнула я.

– Ты ошибаешься, – сказал он мягко. – Я был для тебя загадкой, это разжигало твое любопытство. Ты нарисовала в своем воображении множество моих портретов, непохожих один на другой. Тебя мучили сомнения, но ты не покинула мой дом. Знаешь ли ты, что каждый вечер возвращаясь сюда я не был уверен, что застану тебя в доме? Конечно, я сумел бы тебя разыскать, но дело не в этом... Сейчас я стал в твоем представлении жестоким чудовищем, этаким безжалостным монстром... – он горько усмехнулся. – Но ты не поняла самого главного... Я – тот человек, который может тебя защитишь!

Этот человек действительно поражал мое воображение, вызывал во мне все более противоречивые чувства, которые, борясь друг с другом, совершенно лишали меня сил. Я посмотрела ему в глаза и прошептала:

– Кто ты?

Он ничего не ответил, только снова молча поцеловал мою руку, потом спросил:

– Тебе понравилось кольцо?

– Да...

– Кстати, ты не забыла мою просьбу?

– Какую?

– Я хочу увидеть портреты моих друзей, написанные твоей рукой! И запомни, – в голосе его вдруг зазвучал металл, – я отвечаю за то, что делаю, всегда, чтобы ни происходило! – Он замолчал, потом посмотрел на меня потеплевшим взглядом и сказал совсем уже другим голосом. – А пока отдыхай, дорогая, сейчас принесу тебе кофе.

Он вышел, оставив меня одну со всеми моими страстями, переживаниями и сомнениями. И я подумала, что самое лучшее, что я могу сделать – это взять себя в руки и начать работать. Чистый белый лист передо мной, кисть или карандаш в моей руке поведут меня за собой и помогут расставить все на свои места. Единственное, чему я могу еще доверять – это моя интуиция, мое внутреннее зрение, которое существует столько, сколько я сознательно помню себя, существует как бы само по себе, помимо моей воли и совершает за меня неожиданные и невероятные открытия...

Моя мастерская – это светлая мансарда с большим окном. Она совершенно изолирована от всех остальных помещений в доме. Когда я поднимаюсь туда, никакие звуки не доносятся до меня. Закрыв дверь, в полной тишине, я хожу по комнате, останавливаюсь у окна, смотрю вниз. Я вижу, как Парацельс выходит из своей будки и прогуливается по саду, с достоинством подняв свою крупную красивую голову. Он похож на степного волка, свободно и независимо гуляющего на своей территории. Вдруг он задирает голову вверх и обращает взгляд к окну моей мансарды. Садится на задние лапы и издает какой-то странный звук – то ли лай, то ли вой. Мне кажется, он хочет что-то сказать мне. Я делаю ему знак рукой, он взмахивает хвостом и неторопливо уходит куда-то в глубину участка. Видимо разговор окончен. Возможно, это было просто приветствие, или что-то большее? Признание в любви и верности? Но откуда он знает, что я здесь, наверху? Ведь он смотрел снизу не просто на мое окно, а на меня! Он говорил со мной, именно говорил!

Я накалываю на мольберт чистый лист и быстро и уверенно рисую Парацельса. Он получается очень похожим на человека, хотя, вроде бы, это собака. Но глаза человечьи, взгляд тревожный, и окружает его не сад, а какой-то странный пейзаж. Ночь, отблески луны, темная дорога, красное пятно... Он остановился перед этим красным пятном и не может или не хочет переступить через него. Рядом – разбитый искореженный мотоцикл... Белые мерцающие точки над ним, словно мотыльки в лунных отблесках, ночные светлячки... И странный человеко-пес перед растекшейся лужей крови...

Я снимаю рисунок, беру другой лист. У меня возникает то самое состояние, в котором я могу рисовать, пока не свалюсь с ног. Моя мансарда наполняется разнообразными существами, которые окружают меня, но не подходят слишком близко, словно нас разделяет невидимая демаркационная линия, за которую они не смеют переступить. Я наблюдаю за ними из своего магического круга, стараясь уловить их движения, мимику, жесты. Конечно, я их знаю, они очень похожи на людей, мы еще вчера сидели вместе за одним столом, разговаривали, шутили, смеялись... Яркая, эффектная женщина с яркими алыми губами. Ее зовут Марина, она занимается каким-то бизнесом, который имеет отношение к делам Германа... Она смеется, я вижу, как улыбка обнажает вампирьи клыки... Рядом с ней – мужчина, кажется, это ее муж Альберт, странная личность, у него что-то не так с руками... Господи, да этих рук так много, что они хватают одновременно талии танцующих девушек, бокалы с разными напитками, чужие бумажники, тайком проникая в карманы... Третий персонаж – молоденький смазливый Юра, представившийся журналистом. Может быть, он и правда журналист, но у него вместо лица одно большое ухо... Оно как бы поглощает, всасывает в себя летающую в воздухе информацию. Все они продолжают свой хоровод вокруг меня, а рядом с ними кружатся тени, мохнатые тени с когтистыми лапами, завитыми хвостиками, рогами на головах... Ну и шизня! Я меняю лист за листом, торопясь запечатлеть то, что вижу вокруг себя. Ах, Герман, ты хотел видеть портреты своих друзей! Ты их увидишь! Но захочешь ли ты развесить их на стенах своего прекрасного дома? Это уж – твое дело! А вот и ты появился среди них! Ты и бледная женщина в черном платье... Ты и я... Мы танцуем, не касаясь ногами пола среди призраков, уродов, вампиров, демонов... Я хочу улететь вместе с тобой, я парю в воздухе, держа тебя за руку... Но на этой картине непонятно, подниму ли я тебя в небо, или ты уронишь меня на землю... А все вокруг наблюдают за нами и ждут, чем все закончится. Возможно, мы оба станем их добычей... Дальше – ты, я и Парацельс. Он лежит на краю обрыва и преграждает собой дорогу к пропасти. Он смотрит мудро и жестко. У него – твое лицо. А у тебя – голова собаки, ты похож на Анубиса, пришедшего из царства смерти...

Я не заметила, как в мастерскую вошел Герман. Не знаю, сколько времени он наблюдал за мной, но вдруг я почувствовала его присутствие, резко обернулась, замерла с кистью в руке, вдруг уронила кисть. Стараясь скрыть охватившее меня волнение, сказала непринужденным тоном:

– Я выполнила твою просьбу. Не знаю, правда, как ты отнесешься к ее исполнению.

Я разложила на полу изрисованные листы.

Он смотрел на них с нескрываемым удивлением.

– Ну вот, так и знала, что тебе не понравится! – воскликнула я нарочито обиженным голосом.

– Я разве сказал, что мне не нравится? Просто я хочу понять, что ты сумела увидеть в моих друзьях такого, чего не замечал я... Это очень интересно, правда...

– Тебе подсказать, где чей портрет?

– Не надо. Попробую сам догадаться. – Он задумался, потом вдруг показал пальцем на вампиршу, – это Марина?

– Правильно, – обрадовалась я, подбирая рисунок.

– Погоди, погоди, – Герман тронул меня за руку, – ничего не трогай. Я хочу видеть всех одновременно. Вот это Юра, я не ошибся?

– Нет! Но как ты догадался? Тут почти нет внешнего сходства!

– Во-первых, оно есть, видимо, это у тебя получается непроизвольно. А во-вторых, я немного знаю тебя и пытаюсь смотреть как бы твоими глазами. Ты – мое внутреннее зрение, без которого теперь просто невозможно обходиться! Если бы не ты, я бы и представить не мог, кто окружает меня на самом деле!

– Не надо преувеличивать, все, что я рисую – плоды моей фантазии, моего воображения, и совсем не значит, что люди на самом деле такие, какими их вижу я!

– Может быть... – произнес Герман задумчиво, – но интуиция у тебя потрясающая! – вдруг он повернулся ко мне и спросил, – и как же ты живешь со всем этим?

– Привыкла, – ответила я. – У меня это с детства, всякие картинки перед глазами, ночные кошмары, цветные сны, то есть шизня эта... Ужасно было, пока не взяла в руки карандаш и краски. А тут как бы сразу поняла, что надо делать... Вот и рисую, как сумасшедшая... А ты... как же ты живешь со мной?

– Думаю, тоже привыкну, – улыбнулся Герман.

Я решила, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы задать вопрос, который давно меня беспокоил.

– Послушай, Герман, а почему ты никуда не отпускаешь меня одну? – начала я без всякого вступления.

– Интересный вопрос... Разве я держу тебя взаперти?

– А разве нет?

– Что за чушь! Я просто не думал, что тебе чего-то не хватает. Ты сама говорила, что живешь в замечательной сказке, что всю жизнь мечтала заниматься творчеством. Я сделал все, чтобы твоя мечта, наконец, сбылась. Если ты хочешь куда-нибудь поехать, Виктор отвезет тебя.

– Я хочу повидаться с друзьями, с моими друзьями, – сказала я решительно.

Герман посмотрел на меня. В его взгляде было недоумение.

– Я думал, ты самодостаточная личность, – произнес он наконец.

– А что, самодостаточная личность не может иметь друзей?

– Конечно, может... Но я не думал, что мое общество надоест тебе так быстро...

– Твое общество?! Но я не вижу тебя целыми днями! Ты уезжаешь рано утром, появляешься поздно вечером, даже ночью, а я все время одна! – распалялась я все больше. – В конце концов, не могу я только рисовать целыми днями!

– А чего ты хочешь? – спросил Герман изменившимся холодным тоном.

– Я хочу нормальной жизни, общения, в конце концов, я сама – не картина в золотой раме, которая должна все время висеть на стене в одном и том же месте! Я – не деталь интерьера твоего роскошного дома!

Герман молча посмотрел на меня, его лицо искривилось в неприятной усмешке, и, выдержав небольшую паузу, он произнес усталым, раздраженным голосом.

– Ну, не ожидал... Я думал, что встретил богиню, а ты, оказывается, банальная баба! Делать тебе нечего? Так пойди, обед приготовь, посуду помой, ковры почисти!

Я онемела от обиды – на Германа, на глупую ситуацию и больше всего на самою себя.. В конце концов, я сама затеяла этот дурацкий разговор и получила по заслугам. Зачем я устроила этот скандал? Вся моя агрессивность мгновенно исчезла и, не удержавшись, я вдруг отчаянно разрыдалась. Я знала прекрасно, что большинство мужчин не переносят женских слез, и, скорее всего, моя истерика вызовет у Германа еще большее раздражение. Но мне уже было все равно, что будет дальше, остановиться я не могла, бросилась к двери и пробормотала сквозь слезы.

– Я... я уйду, прямо сейчас... и закончим на этом!

Сейчас он крикнет – ну и катись! Ну и пусть! Сказка закончилась, я сама виновата, что не сумела ее сохранить!

Вдруг я почувствовала, как его руки крепко сжали мои плечи. Он развернул меня к себе лицом, чуть касаясь моих глаз белоснежным платком вытер слезы, и поцеловал с такой нежностью и страстью, что у меня замерло сердце.

– С ума ты сошла! Никуда, никогда тебя не отпущу! Аннушка, милая, прости меня... Я был не прав...

– Это я была не права... – прошептала я, уткнувшись ему в плечо.

Он подхватил меня на руки и понес к двери. Спустился со мной по лестнице, потом как ребенка уложил в постель. Аккуратно, с каким-то особым целомудрием снял с меня одежду, сложил рядом на тумбочку, сел на край кровати, ласково погладил по лицу, приговаривая.

– Ну, успокоилась? Вот и хорошо... Ты ведь не уйдешь от меня?

– Нет... – сказала я, улыбнувшись сквозь слезы. – Все в порядке. Сама не знаю, что на меня нашло...

– Это вполне естественно, ты живой человек. – сказал Герман. – С кем ты хотела встретиться? С уличными художниками?

– Конечно... Они и есть мои друзья, мы учились вместе, голодали вместе, в холод, в дождь и снег на этих вернисажах дурацких рядом стояли...

– Ну, и как ты теперь придешь к ним? Выйдешь из "Мерседеса" милостыню подавать? Или специально в старье оденешься? Как они на тебя смотреть будут? У тебя жизнь изменилась, а у них – нет.

Меня поразила логика его рассуждения. Действительно, все было не так просто, а мне это даже не пришло в голову. Я поддалась какому-то дурацкому порыву, устроила скандал и даже не подумала о том, как встречусь с Ромкой после своего таинственного исчезновения, как объясню ему все, что со мной произошло? Да и зачем встречаться, чтобы снова исчезнуть? Я ведь не хочу возвращаться туда... Не хочу не потому, что боюсь снова оказаться на улице, в общаге, в нищете, а потому, что люблю Германа. Но разве Ромка поверит? Нет, вряд ли, скорее всего, он просто начнет презирать меня за то, что я променяла свое творчество на красивую сытую жизнь... Как объяснить ему, что у меня есть и творчество, и любовь, и только ради этого я осталась здесь... Разве интересуют меня богатство и роскошь? А разве нет? Что ж я лукавлю сама с собой, я вовсе не бесплотное романтическое существо, каким представляет меня Ромка! Мне нравится спать в удобной чистой постели, носить красивую одежду, ездить на дорогой иномарке, и это – такая же реальность, как и моя любовь к Герману, и мое творчество! И разве я изменила себе, уйдя из тараканьей общаги с единственным общим душем на два этажа?

– Наверное, ты прав... – тихо сказала я.

– Потерпи немного. Встретишься с друзьями... – Герман придвинулся ближе, положил мою голову себе на колени и спросил, глядя мне в глаза. – Хочешь, прямо завтра поженимся?

– Завтра? – удивилась я.

– А почему нет? Ты согласна?

Я молча кивнула.

– Надеюсь, до утра не передумаешь?

Он смотрел на меня и взгляд у него был такой, какого я никогда раньше не видела, какой-то отчаянный и беззащитный.

– Анна,.. я люблю тебя, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я люблю в тебе все – твою красоту, женственность, твое безумие, твой талант, твою душу, твое тело... Ты для меня – все!

Он обнял меня и стал целовать в шею, в губы, и меня охватила дрожь, сладкая и мучительная.

– Не оставляй меня никогда!.. – бормотал он, продолжая целовать меня.

Голова пошла кругом. Непреодолимое влечение друг к другу затмевало все вокруг, это была страсть, безумие какое-то. Через минуту мы оказались рядом в моей постели и провели в ней, кажется, целую вечность... Потом я почему-то плакала у него на груди... Он гладил мои волосы, руки, снова и снова целовал меня... Мое сердце готово было разорваться в любой момент... Наверное, это и была любовь, о которой столько написано и сказано, но о которой все равно никогда невозможно рассказать все до конца...

В середине ночи меня разбудил какой-то странный шум. Я открыла глаза и увидела, как Герман, уже одетый, выходит из комнаты.

– Что случилось? – испуганно спросила я его.

Он обернулся, на его лице, как обычно, было выражение спокойной сдержанности. Он сказал.

– Я скоро вернусь. Прошу тебя, Анна, оставайся в доме, чтобы ни случилось!

Я вскочила с постели, не понимая, что происходит. За окном на фоне черного неба вспыхивали отсветы пламени. Внизу раздавались какие-то крики, грозное рычание Парацельса, переходящее в тревожно-тоскливый вой. Неужели пожар? Но тогда почему я должна оставаться в доме? Из окна спальни было видно только странные отблески огня, темный участок леса, черное небо, усеянное звездами.

Я выбежала из спальни, поднялась в мастерскую, осторожно открыла окно и, стараясь оставаться в тени, стала глядеть вниз. Сверху, из окна мансарды я увидела полностью всю картину происходящего. Наш участок окружили мотоциклисты. Они орали, лезли через забор, швыряли горящие факелы. Неужели Герман оказался так беспечен, что не предусмотрел последствий своего недавнего поступка? Конечно, эти парни сумели выследить нас и теперь приехали отомстить. Их было множество, казалось, черная туча, извергающая огонь, наступала со всех сторон. К воротам, свирепо рыча, рвался Парацельс. Вот Герман спустился с крыльца, позвал Парацельса. Пес сразу затих, подбежал к хозяину и они вместе пошли навстречу рокерам, штурмовавшим их крепость. Но на что он рассчитывал? Силы были явно не равны. Его могут убить в любой момент! Сейчас они разобьют замок, взломают ворота... Я была поражена смелостью Германа, а сама страшно испугалась за него. Неужели такой человек, как он, готов так бессмысленно, бесшабашно пожертвовать своей жизнью? Я даже не подумала тогда о том, что будет со мной...

Но через минуту я поняла, что недооценила его. Вдруг из темноты, словно ночные призраки, возникли почти бесшумно несколько машин. Ярко вспыхнули фары, осветив все вокруг, словно огромную театральную сцену. Теперь за спинами рокеров образовалось второе кольцо, и сразу наступила тишина.

Откуда-то на территории участка появились люди, которых я раньше не видела. Они быстро, энергично и деловито тушили огонь, охвативший ближайшие к ограде деревья. Больше ни на что они не обращали внимания, словно все остальное вообще их не касалось.

В тишине прозвучал уверенный голос Германа.

– Ну, кто здесь главный?

– Я, – прозвучало из темноты.

– Заходи. Поговорим. – сказал Герман.

Медленно, беззвучно раздвинулась калитка рядом с воротами.

Здоровенный парень в черной рокерской куртке вошел в нее, направился к Герману.

– Ты убил моего друга!

– Он был не прав, – ответил Герман спокойно. – Или ты не согласен?

Парень подошел еще ближе. Теперь они стояли вплотную друг перед другом и говорили очень тихо, я не могла разобрать почти ничего, только какие-то малопонятные обрывки слов и фраз доносились до меня. Как ни странно, мне в этот момент совсем не было страшно. Я не думала тогда о том, с кем собираюсь связать свою жизнь, свою судьбу. Вероятно, мой выбор был уже сделан, все было предрешено помимо моей воли, и мне оставалось только все дальше вживаться в новую, непривычную роль подруги умного, всемогущего человека, очень опасного для всех, кроме меня. Пожалуй, именно это я чувствовала, продолжая стоять у окна в ожидании развязки жуткого спектакля, хотя мне уже было ясно, что этот раунд выиграл Герман, и, наверное, он вообще победит кого угодно в любой игре.

Потрясающее зрелище, происходившее на моих глазах, внезапно закончилось. Взревели моторы мотоциклов, машины притушили фары. Лавина рокеров двинулась к шоссе и понеслась в даль. Машины развернулись и медленно, одна за другой, исчезли из виду. Не прозвучало ни одного выстрела, не пролилось ни капли крови. Пожар на участке был потушен, и все погрузилось в темноту.

Дверь в мастерскую распахнулась, Герман вбежал в нее.

– Ты здесь, Анна? Слава богу! С тобой все в порядке? – сказал он озабоченным голосом.

– А с тобой? – спросила я, подойдя к нему и вглядываясь в его лицо.

– Я не такой впечатлительный, как ты, – усмехнулся он.