Текст книги "Ловушка для ангела"

Автор книги: Елена Гладышева

58

– А ведь Вера была у Кирилла. Уже после драки. В темноте прошла по ещё не высохшей кровавой луже. Следы женской обуви – это её. Размер, по крайней мере, совпадает. И зачем – то трогала стакан, оставив на нём свои отпечатки.

А Кирилл был ещё в отрубе, поэтому и не видел её. И потом она ушла. Куда? – Размышлял Труханов, трясясь в милицейском УАЗике с инспектором Барановым, хорошо знавшим здешние места.

Чтобы не терять даром катастрофически не хватавшего времени, он решил разыскать Елизавету Дробышеву – мать сгоревшей внебрачной дочери Темникова Верочки и попробовать размотать этот запутанный клубок с другого конца.

Вздремнуть в машине не представлялось возможным. УАЗик то подскакивал на заледеневших кочках, то буксовал в снегу.

– Где же сейчас Вера? Дома она не появлялась. У единственной известной подруги Галины тоже. Мать Веры давно умерла. Может она сейчас также едет в каком – нибудь поезде очень дальнего следования в то место, о котором я никогда не узнаю?

Его размышления прервал звонок мобильника. Звонила Катя.

– Странно, она ещё не стёрла его номер, или опять забила, переживая за свою пропавшую машину. – Мозг Евгения привычно начал выстраивать цепочку логического объяснения событий.

– Слушаю, – Труханов почувствовал, как предательски дрогнул у него голос.

– Жень, я звоню, что бы сообщить тебе, что наш «LEXUC» нашёлся, – сообщала Катя, наверно для того, что бы подразнить Евгения, который «всё ещё работал в органах».

– Поздравляю, – как можно спокойнее постарался сказать Евгений, словно ему на самом деле было без разницы.

– Знаешь, он оказывается всё это время стоял в соседнем дворе, занесённый снегом. Как только оттаяли номера и жильцы поняли, что машина бесхозная, они позвонили в ГАИ, – щебетала Катя.

– Я рад, что у нас такое сознательное население, – пробурчал Евгений.

Ему совсем не хотелось продолжать разговор в служебной машине в присутствии едва знакомых ему людей, которым совсем не обязательно быть в курсе его личной жизни.

– Только внутри все провода повырывали и навигатор исчез, – Катя словно слышала только себя. – Но муж сказал, что это пустяки. Сейчас машина в сервисе. Завтра забираем!

– Катя, я на работе, мне некогда долго болтать. Я тебе потом перезвоню, – зачем – то пообещал Евгений.

Но Катя не обиделась.

– Да, ещё я хотела тебе сказать, что эта твоя чёрненькая девочка довольно симпатичная, только молоденькая, – тараторила она, боясь, что Евгений отключит мобильник. – И её «LANKRUZER» не плохой.

Труханов решительно нажал на красную кнопку мобильника, отключив связь и, спрятав телефон в нагрудный карман куртки, застегнул тугую кнопку.

– Вам ни о чём не говорит фамилия Лапин? – спросил Евгений, заскучавшего было, инспектора Баранова.

– Нет, не слышал, – немного подумав, ответил инспектор. – А по какому делу он проходил?

– Если бы я знал, – грустно посетовал Евгений, подумав, что если бы знал, то возможно уже передал бы своё, так и не сдвинувшееся с мёртвой точки дело по подследственности в Прокуратуру.

– Я разузнаю про наших Лапиных, если такие есть, и обязательно сообщу вам, – пообещал Баранов.

Самого посёлка Труханов не разглядел. Сильный снегопад почти полностью закрыл окна служебной машины.

– Подъезжаем, – кивнул инспектор Баранов через четверть часа.

Выйдя из машины, Труханов сразу ощутил запах гари, какой обычно исходит от заснеженного пепелища.

– Это тут недалеко третьего дня дом сгорел, – объяснили вездесущие старушки, невесть откуда мгновенно возникшие возле милицейской машины. Причём они всё прибывали и прибывали: кто с сумкой, кто с ведром, кто с внуком.

– Хозяйка – то давно померла, – наперебой рассказывали они Труханову. – А тут дочка приехала: Позднякова Вера. Одна была, без мужа. Разодетая такая, но какая – то сильно смурная. Ночевать осталась. А печка видно от старости и сырости уже разваливаться начала. Ведь сколько лет её не топили.

А главное, метель была жуткая, ветер пламенем так и крутил, но больше ни на один дом пожар не перекинулся! Только дом Надежды Васильевны вспыхнул и сгорел за какие – то минуты.

– А Вера где? – чуть не поперхнулся Труханов.

– Сгорела Вера. Чисто обугленный скелет вытащили. Вот Сальниковы, её дальние родственники вчера её и схоронили.

– А я ведь читал сводки происшествий по району, – оправдывался Баранов. – Но в сводке о пожаре фигурировала другая фамилия, наверно матери Веры, я и не сопоставил.

Труханов пошёл к сгоревшему дому. Пожарище уже присыпало снегом. Евгений бесцельно побродил среди пепелища, словно по кладбищу. Под ногами трескались куски обгорелого стекла, да головешки рассыпались в чёрную труху, пачкая ботинки.

И ничто не напоминало о том, что совсем недавно здесь была Вера и пыталась выжить в заледеневшем доме, растопив развалившуюся от времени печь.

С Елизаветой Дробышевой также побеседовать не удалось. Она оказывается умерла два месяца назад от инфаркта, прямо на работе.

– Мужик – то Лизин – Ромка, почитай каждый день к ней на кладбище ходил. К ней и к дочке Верочке. Сгорела она бедненькая. Шесть годков всего ей тогда было. Они обе за одной оградкой похоронены, – обстоятельно объясняли бабульки. – А недавно Ромка до дома не дошёл. Наверно плохо стало. Упал возле кладбища и замёрз. Видно Лиза его к себе забрала, чтоб не мучился.

А у Веры Поздняковой из родственников были лишь Сальниковы, которые живут на соседней улице, – указала рукой одна старушка.

Труханов пошёл в указанном направлении, попутно ругая себя за то, что не попросил Баранова по телефону заранее навести справки о Елизавете Дробышевой. Наверно он сильно переоценил свои силы, или уже привык в этом деле обходиться без помощников.

Старенькие муж и жена Сальниковы встретили Труханова на пороге низенького, почти вросшего в землю, дома. На кухне сильно пахло газом – работала газовая колонка.

– Мы вас ждали. В маленьком городке молва всегда бежит впереди человека, – объяснила Евгению седая, костлявая старуха Сальникова, слабым голосом немощного человека.

– Может, чаю с нами попьёте? – предложил старик, но Труханов вежливо отказался.

– Им бы самим случайно не рассыпаться, а не гостей подчивать, – подумал он, глядя на эту немощную старость, которую он в жизни боялся больше всего.

На его предположение, что возможно это был поджёг, Сальниковы отрицательно покачали головами. Ведь осматривали пожарище и участковый и пожарные. Ничего похожего не обнаружили.

Труханов посмотрел на огромную, занимавшую почти половину этой маленькой кухни китайскую розу, растущую в кадке. Среди её больших тёмно зелёных листьев алел цветок. Он был славно неправдашний, напоминая красиво завязанный капроновый бант.

– Недавно расцвела, – перехватила взгляд Труханова старуха Сальникова. – Мы её у Дробышевых взяли, после того как Ромку схоронили.

Зима ведь. Дом не топленный. А меня как позвал кто. Мы с Дуняшей – матерью Ромкиной дружили, пока её «Скорая помощь» не сбила. Зашла в ихний дом, гляжу – роза цветёт. Ну и забрали мы её на память. Пока перевозили её на санках, цветок облетел. Думали, что она замёрзла. А она опять расцвела.

– Вслед за подружкой Верочкой наша Вера ушла. И ту же лютую смерть приняла! Как за этим и приезжала, покачал головой старик Сальников. – Мы со старухой собирали себе в последний путь, а тут Вера нас опередила.

– Вы наверно и семью Темниковых знали? – спросил Евгений, слабо надеясь, что по средам в этом доме подают. – Хотелось бы поподробнее узнать про них.

– Темниковых? Как не знать! – оправдал его надежды дед. На память он к счастью не жаловался.

Собравшись с мыслями, Сальниковы принялись так красочно рассказывать страшную историю, что Евгению показалось, будто он смотрит кино.

59

Диму Темникова перевели на работу в Москву. Он долго ждал этого назначения. Так долго, что даже немного устал.

Провожавшая его Лиза уже возле дверей вагона встревожено шепнула ему на ухо: – А вдруг у меня будет ребёнок?

И жалобно заглянула ему в глаза.

– Напишешь тогда, – машинально ответил ей Дмитрий, словно отмахнулся от надоевшей мухи и сев в поезд, тут же забыл обо всём. Слишком много более значимого и привлекательного маячило тогда впереди. Новая перспективная работа, неизведанная столичная жизнь! Она закрутилась так стремительно, что Темников долго не вспоминал о городке своего детства.

Его отец вскоре заболел и не бедные родители Димы вскоре после отъезда сына переехали в Прибалтику, в более благоприятный климат. И за всё последующее время никто из бывших друзей Дмитрия не пересёкся с ним по жизни. А потом и вовсе всё ушло в далёкую даль.

А Лиза любила Диму Темникова и надеялась, что он когда – то узнает всё об избытке её чувств. Потом она родила девочку. Она тогда тоже верила, что Дима не такой и он её не бросит! Возможно, поэтому она подсознательно назвала дочку Верой. А потом ждала и ждала своего ненаглядного Димочку, часто по ночам плача в подушку.

А Верочка росла здоровенькой, крепенькой, почти не болела, не смотря на то, что Лиза бросала её одну в нетопленном доме на день, другой, потому, что бабушка, воспитывавшая Лизу с детства, оставила этот свет, когда Верочке едва исполнилось два года. Других родных у них не было, а непутёвые Лизины подружки были ей совсем не помощницы и только сбивали её с толку.

Но натуре, или назло обстоятельствам – смешливая, бойкая, кудрявая Лиза сильно запала в сердце соседу Ромке – полноватому тугодуму, и тот через год решил на ней жениться. Но его мать, потерявшая в войну мужа и растившая ненаглядного Ромашку одна, была решительно против. Она считала Лизу непутёвой и не без основания: ведь та была слаба на передок и ребёнка в девках нагуляла. К тому же, не имея образования, за маленькую зарплату работала санитаркой в туберкулёзном диспансере.

Но Роман всё же сумел настоять на своем.

Бабка Дуня поплакала, поплакала и, казалось, смирилась с женитьбой сына, как с неминуемым горем. Но на Лизу затаила сильную злобу и при каждом удобном случае старалась всячески достать сноху.

В приданное Лиза принесла в дом мужа свою дочку Верочку, маленький чемодан с вещами, двуспальное лоскутное одеяло и большую китайскую розу в кадке.

В просторном доме мужа роза отлично вписалась в угол большой комнаты, пошла в рост, но ни разу не зацвела.

Зато расцвела Лиза. И было от чего: муж – мало пьющий и любящий, ухоженные свекровью дом и Верочка, достаток в семье. Ну и пусть, что свекровь – ведьма! Лиза просто старалась теперь как можно реже бывать дома.

И, когда друзья пригласили её на свадьбу, она пошла туда с мужем и с удовольствием.

Светило ласковое солнышко и для первомайского дня было не обычно тепло. Лиза надела недавно купленное шифоновое платье синее с белым горохом и Верочку нарядила в лёгкое платье тоже с рисунком горошком.

– Прямо семейный горошек! Одна маленькая горошинка уже выкатилась. Когда ещё – то ждём? – пошутил Роман, глядя на своих любимых девочек.

– Мама, наша роза расцвела, – услышала Лиза уже на пороге дома голос Верочки.

Но она уже опаздывала и не обратила особого внимания на слова дочери.

Когда они с Романом, наконец, добрались, веселье было в полном разгаре. Свадьба, с бесчисленными тостами, запиваемыми горячительными напитками, пела и плясала уже больше двух часов. Большой зал в здании клуба, снятый под свадьбу вместе с вокально – инструментальным ансамблем «Синкопа» был переполнен гостями и теми, кого не звали. Коктейль из запаха алкоголя, еды, духов и разгорячённых тел сшибал с ног.

Ансамбль играл почти без перерывов.

Пухленькая, но очень энергичная невеста, прямо светящаяся счастьем, периодически вытаскивала жениха из – за стола танцевать, задавая тон гостям и тем самым мешая всем сильно напиться.

– Эти глаза напротив, калейдоскоп огней! – подпевала солисту раскрасневшаяся Лиза.

Кто – то незнакомый подхватил Лизу и закружил её в вальсе. Лиза старательно перебирала ногами в такт музыке и ошалело искала глазами своего, так не вовремя вышедшего покурить мужа.

– Я Денис, а тебя как зовут, принцесса? – клеился к Лизе её партнёр по вальсу, в пьяном угаре похотливо скользя рукой по её спине и довольно улыбаясь.

Лиза уже сомневалась, что этот танец закончится для Дениса благополучно. Её муж был ещё тем ревнивцем.

Появившийся в зале Роман, разбил танцующую пару и дальше Лиза танцевала только с мужем. Её это устраивало. Ведь пьяных гостей становилось всё больше и не все они вели себя прилично.

Лизе было безумно весело. Её Ромашка был рядом и она счастливо улыбалась.

А потом ей сообщили, что её Верочку со страшными ожогами увезли в областную больницу. И она побежала в сторону вокзала. Бежать на высоких каблуках было неудобно и Лиза сбросила туфли.

Умирала Верочка в сознании.

Лиза была с ней. Ей очень хотелось, что бы неимоверные страдания, выпавшие на долю шестилетнего ребёнка, скорее прекратились. И в то же время она не могла себе представить, что её дочери с ней больше не будет никогда.

– Ангелочек ты мой маленький! Как же так всё получилось? Ведь вроде ничто не предвещало беды! Господи, за что же ты нас так? – Лизе показалось, что она тоже умирает, но это был всего лишь обморок.

Дед Сальников замолчал. Нелепая улыбка замерла на его губах, а по его старческой небритой щеке скатилась скупая слеза. Бабка молча смотрела в тёмное окно.

Труханов пригляделся к розе и заметил ещё два слегка набухших бутона. Ему было не по себе.

– Надо бы получше посмотреть цветы, которые с лёгкой руки Елены Юрьевны, множились в их кабинете. Нет ли у них такого чудовища? – подумал Евгений и ему стало немного стыдно за себя. – Нервы сдают!

Труханов ехал в Москву. В посёлке ему делать было больше нечего. Здесь он опоздал.

60

Дело о доведении до самоубийства Дмитрия Антоновича Темникова можно было закрывать в связи со смертью главной подозреваемой Поздняковой Верой.

Труханов возвращался домой с надеждой уйти на больничный и вылечиться от надоевшего гриппа. Вряд ли будет очень здорово, если у него начнётся осложнение.

Недалеко от съезда со МКАДа дорогу оперативной машине преградила чёрная «BENTLI» с тремя девятками в номере. За ней остановились внушительный «LANDROVER».

Тонированное боковое стекло легковушки опустилось и голос знакомого авторитета, вроде как, из чистого любопытства спросил: – Начальник, какие подвижки по делу Темникова?

– А что, сильно задеты ваши интересы? – спросил Труханов открыв дверь, но не выходя из машины.

– Да, нет, скорее инсинуации, равнодушно ответили из «BENTLI».

По своей работе Евгений знал, насколько искренними могут выглядеть отпетые лгуны.

– Дело закрыто в связи со смертью главного подозреваемого, – выдавил из себя Труханов, каким – то чужим голосом.

Он совсем не обязан был обсуждать этот вопрос с криминалом.

– Правда? – В тоне авторитета проскользнули нотки сомнения, или насмешки. – Ты сейчас говоришь правду или озвучиваешь версию удобную твоему начальству?

– Я всегда говорю правду, стараюсь по крайней мере. – Меньше всего на свете Труханову сейчас хотелось спорить.

– И кто же этот подозреваемый, если не секрет? – нагло докапывался авторитет.

– Его любовница. В её действиях был усмотрен состав преступления.

Евгению показалось, что он краснеет, будто это он подложил Веру под Темникова, а теперь его схватили за ухо.

– И что больше никакой движухи по делу не намечается?

Евгений заподозрил, что результат расследования Авторитета не устраивал и претензии к расследованию дела у него ещё есть.

– Я передаю дело в Прокуратуру, а дальше это их работа, – развить успех Труханову помешал неожиданный выпад его противника, грозивший нокаутом.

– А, если тебе начальство прикажет, сможешь что – то другое предъявить? – Авторитет нападал.

– Я расследую, а предъявлять – это не моя работа, – Евгений чувствовал, что он плохо держит оборону.

– Да, куда ты денешься, когда разденешься! – голос Авторитета стал противно сиплым. Он выкинул окурок и смачно сплюнул через опущенное стекло машины.

У Труханова гневно вспыхнули щёки, но смолчал и лишь заскрежетал зубами.

Со стороны они сейчас напоминали двух котов, равных по силе, не желавших опускаться до разборок, но не собиравшихся упустить ни сантиметра своей территории.

– Ты зла не держи, майор. Я, не сомневаюсь, что ты можешь справиться с любым противником, а тут оказывается просто излишние хлопоты! – издеваться авторитет, но интонации его голоса потускнели. Но он вовсе не собирался отступать. Просто понял, что легче договориться с кем – то на верху, чем с этим тормозом.

– Это только со стороны каждому кажется, что он натура неординарная и, что его жизнь такая таинственная, а в основном мы все весьма достаточно предсказуемы, как сказал мне один психотерапевт, – заверил Евгений своего не слишком приятного собеседника.

Подвозивший Труханова инспектор Баранов, молчал, видимо не врубаясь в ситуацию. А может просто соблюдал пресловутую субординацию?

– Ну, считай, что сегодня ты не обосрался, но оно не за горами, – согласился голос из солидной иномарки. – Хотя, тебе действительно виднее.

Авторитет на несколько секунд умолк, пережёвывая полученную информацию, и возможно уверовал в правоту Труханова.

– И всё – таки бытовуха, – разочарованно протянул он. – Как всё же банальна жизнь! Скука смертная!

Немного помолчав, он кивнул своему шофёру: – Поехали!

На этой минорной ноте сильно затонированное стекло машины поднялось и «BENTLI» медленно проплыла мимо. За ней синхронно проследовала машина с охраной.

– Какие же классные водилы на него работают, – вслух подумал Труханов, нарочно задев самолюбие Баранова.

До сих пор Евгению удавалось избегать в своей работе давления криминальных структур. Может ему просто везло и ему попадались достаточно нейтральные дела? По своей природе Труханов не был меркантильным, потому за столько лет работы в правоохранительных органах ему удавалось оставаться честным человеком.

В своё время Катя не двусмысленно высказывалась по поводу того, что живёт она на свете лишь один раз и, конечно, ей хочется счастливой и красивой жизни. К тому же она ни какая – то там дурнушка, чтобы безнадёжно прозябать!

– Когда проданному в рабство Диогену представился случай попросить у, восхищённого его умом, Александра Македонского всё, что он захочет, он ответил: – Единственное, что я у тебя попрошу – отойти немного в сторонку, а то ты загородил мне солнце, – ответил ей тогда Евгений, поминая, что этим её не убедить.

– Ну и дурак был этот твой Диоген! – не без яду сказала Катя и долго дулась потом.

Евгений тогда вспыхнул, но сдержался и стойко отмолчался. Он был рад тому, что мать поддержала его позицию. Она испытывающе посмотрела на сноху и покачала головой. Больше того, мать не переставала гордиться своим сыном!

Но он знал, что для некоторых его сослуживцев словосочетание «честный мент» ассоциировалось с понятием – лох.

Ладонью Труханов стёр со лба испарину, облегчённо вздохнул, закрыл дверь машины и закурил. Он почувствовал, что от этого общения сильно устал.

Образовавшаяся за время их разговора небольшая пробка машин, аккуратно объезжая мешавшую движению оперативную машину, потихоньку рассосалась.

61

В тот вечер, когда пропала Вера, Тимур намеревался сводить её в ресторан. Это должно было доказать Вере высоту его чувств к ней. Но оказалось, что не судьба. И сейчас он пошёл туда один – в ресторан «Седьмое небо» в Останкинской телебашне.

– Почему? Толи Вера туда его звала, туда – выше облаков? – Тимур сразу же задавил в себе эту мысль. – Вернее всего он действует по инерции – продолжая, заложенную им самим программу.

В башню ещё пускали. Тимур купил билет, доплатив за право посещения ресторана, и пошел к входу. Предъявив паспорт, миновал подкову металлоискателя, постоял немного, глядя наверх на решётки с проёмами, прошёл в стеклянные двери и вошёл в лифт.

Двойные двери сошлись. Лифт мягко пошёл вверх. Хотя подъём занял секунд двадцать, Тимур неприятно ощутил, как у него заложило уши и тело прижало к полу. Возможно с непривычки. В обычной жизни он лифтом не пользовался, а легко поднимался бегом по лестнице.

Лишь когда, остановившись, лифт вздрогнул, Тимур немного пришёл в себя.

Выйдя на обзорную площадку, он подошёл к круговому окну из броневого стекла. Теперь он смотрел на ночную Москву с высоты трёхсот тридцати семи метров.

За стеклом шёл невесомый снег, а здесь – на обзорной площадке было сухо и тепло. Яркая, расцвеченная множеством огней Москва празднично раскинулась внизу на сколько хватало взгляда.

Такая огромная и такая пустая без его Веры!

Посмотрев на панораму города тоскующим взглядом, Тимур пошёл на лестницу, ведущую в рестораны. Зашёл в бронзовый зал. В «Золотой» без Веры он идти не решился.

Кольцо, с установленными на нём столиками, медленно вращалось. Тимур занял один из них, оказавшийся до сих пор свободным. Его окружали около полусотни чужих людей, собравшихся повеселиться здесь – в заоблачном ресторане. Много чужих людей, которым не было дела ни до него, ни до пропавшей Веры.

Официантка поставила на стол Тимура, принесённый ею, заказ, стандартно улыбнувшись.

Есть совсем не хотелось.

– Почему всё так? Так глупо и нелепо? Все кругом трещит по швам и разваливается? Когда всё пошло не так? – размышлял Тимур, всё больше запутывая себя.

Безразлично посмотрев на тарелки, он встал и, мешая плывущим между столиками официантам, двинулся к бару за пивом.

На высоком крутящемся пуфике напротив бара сидела девушка, постарше Наташи в безобразно короткой юбке c коктейлем в руке.

– Зачем она пришла сюда? Ради выпивки? Ищет приключений или сама создаёт их? Он вот точно знает, что пришёл накачаться пивом! А потом? Потом – будь, что будет! – вздохнул Тимур.

– Сигаретой не угостите? – обратилась к Тимуру девушка.

Тимур достал пачку «Парламента», подал ей сигарету, чиркнул зажигалкой и отвернулся к своей кружке с пивом.

– Отшлёпать бы тебя чуть пониже спины, умыть и заставить всю ночь учить пропущенные уроки! – зло подумал Тимур и поймал себя на мысли, что зол он на весь мир.

Кругом подвыпившие посетители ресторана, как нарочно, весело шумели, пили, жевали, улыбались. Они жили своей жизнью. И никому из них не было дела до Тимура и его проблем.

– Болит душа какой – то ноющей болью! Одному плохо везде, – он расплатился и заказал такси.

Уставшее лицо молчаливого таксиста не предполагало общения и Тимур решил позвонить. В душе он продолжал надеяться на чудо.

Верин телефон всё так же был отключен. Немного подумав, Тимур набрал номер дочери. Как давно он её не видел! Гудки шли долго, но дочь не отвечала.

– Спит наверно, поздновато уже, – решил Тимур. – А телефон без звука поставила.

Но лёгкое сомнение продолжало грызть его изнутри. Тимур набрал городской номер тёщи.

– Здравствуй, Тимур, – телефон тёщи был с определителем. – Хорошо, что ты звонишь. Наташи нет дома. Но я хочу с тобой о ней поговорить.

– Я слушаю, – без всякого энтузиазма ответил Тимур.

Тёщу он не любил. Возможно только потому, что она была матерью Инны. Но он должен был уважать её потому, что сейчас она воспитывала его дочь, которую он совсем забросил.

– Ты знаешь, Тимур, что Наташа у нас теперь Гот, – сообщила бывшая тёща.

– Это как? – не понял Тимур.

– Это так, что она теперь покрасила волосы, ногти и губы в чёрный цвет и с такими же ненормальными, как и сама по ночам шляется по кладбищам.

Ты бы видел, во что она превратила свою комнату! Я туда заходить боюсь! Черные обои с белыми черепами, черный постельный комплект. Просит у меня денег на настоящий гроб, в котором она намеревается спать.

А ведь у неё весной ЕГ. Как она его будет сдавать – не представляю! Она же учебники совсем не открывает!

– А Инна заходит? – перебил Тимур тёщу.

– Инна переехала в Ростов. Нашла там себе кого – то по интернет знакомству! Деньги шлёт. Про Наташу говорит: перебесится! Возможно, что так и будет, но психику девчонка себе точно поломает, да и школу не закончит.

Меня соседка утишает, говорит, хорошо, что Наташа не «эму»! Это такие, которые ходят с разноцветными клоками волос. Туда, говорит, молодёжь идёт, когда задумывает самоубийство. У нас в соседнем доме недавно одна пятнадцатилетняя «эмка» с крыши спрыгнула. В лепёшку!

Мне страшно, Тимур! Инна хоть и не подарок была, но школу и институт закончила. А Наталья вообще гиперактивный ребёнок. И я не уверена, что она пойдёт по правильному пути. Ты бы видел её друзей: парни старше её, волосы длиннее Наташиных, тоже с чёрными ногтями и губами, а глаза у них хитрые, прямо жуть!

И не знаешь, что лучше: ведь в Москве сейчас столько разных сект! Недавно уволили учительницу из Наташиной школы – оказалось, что она тоже была адептом какой – то секты. И что она преподавала своим ученикам, пока ещё не выяснили.

Тимур, ты бы приезжал к нам по – чаще! Что я могу одна сделать? – Голос тёщи был усталый, страдающий и обвиняющий.

Ей не по силам было найти общий язык с внучкой, перешагнув через целое поколение.

– На все мои расспросы я обычно слышу один ответ: Ба, отстань, а! – напоследок пожаловалась тёща. Это всё, что она могла сделать.

Тимур почему – то вдруг проникся пониманием к спрыгнувшей с крыши девочке. Она наверно тоже была до отчаяния одинокая, к тому же с неустойчивой детской психикой, покалеченной несправедливостью бытия, о чём говорило написанное её в тетради по русскому языку, вместо домашнего задания, стихотворение, которого Тимур не читал.

Но его читала и запомнила его дочь Наташа:

 
   Какая же страшная доля поганой судьбой мне дана:
   Не в клетке, а всё же в неволе и гадостей вдоволь полна.
   А хочется крылья расправить и полную грудью вздохнуть.
   И, если не в высь, то с балкона, подавшись вперёд, сигануть!
   Пускай две секунды полёта, пусть вниз, а не вверх, ну и пусть!
   Но всё же, как сладко в полёте проклятую жизнь обмануть!
 

– Завтра после работы поеду к тёще и заберу Наташу к себе, – решил Тимур, слушая обычную тишину Московского вечера: рёв машин, доносящийся из них бухающий звук музыки, голоса прохожих, иногда не слишком трезвые, иногда и вовсе «больных на голову».