Текст книги "Ловушка для ангела"

Автор книги: Елена Гладышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

36

Тело Труханова продолжало страдать ещё два дня. Пришлось позвонить другу – зубному врачу и купить больничный лист. Евгений понимал, что оказался в полной заднице и досталось ему за его самодеятельность с охраной Лили. Только вот от кого? В любом случае пенять он теперь должен лишь на себя самого.

Но сегодня Труханов решил слегка придушить своё эго, нанести грим на синяк и выйти на работу, потому, что пришли ответы на прокурорские запросы на Валентину Кошкину и Станислава Лаврищева. По конспирации Евгений взгромоздил на нос, найденные им в ящике стола, очки, про которые он постоянно забывал.

– Валентина Владимировна Кошкина, – внимательно читал Евгений. – Пятьдесят лет…

– А на вид не дашь!

…Не замужем. Детей нет. Образование высшее…

– А работала у Темникова секретарём – референтом! Возможно, из – за высокой зарплаты. Мест работы сменила внушительное количество раз. Конечно сейчас, когда вся жизнь перевернулась с ног на голову, такой человек считается «востребованным»!

– Начнём с предпоследнего, – Труханов развернул лист к свету.

… Фирма разорилась. Обанкротившийся владелец в пьяном угаре прыгнул с моста и утонул…

– А это уже интересно! Хотя может Валентина здесь и не причём. Чистое совпадение, или того хуже: она умеет притягивать несчастья?

…Полгода стояла на бирже труда…

– Надо же! С её – то умственными способностями и жизненной силой? Или она переживала депрессию по поводу самоубийства бывшего начальника? – размышлял по ходу чтения Евгений. – А как же она попала к Темникову?

Об этом в запросе ничего конкретного сказано не было.

– Какие будут мысли? – озадачил он этим вопросом Елену Юрьевну.

Елена Юрьевна на минуту задумалась, толи сосредоточившись на ответе, толи вспоминая какие магазины расположены на маршруте, ведущем к офису надоевшей фирмы, потом улыбнулась своим мыслям и молча начала натягивать свои зимние сапоги.

Но Евгений коварно поломал её планы, дав ей адрес Кошкиной и подробные инструкции, а сам принялся изучать изнутри жизненный путь Лаврищева и то, чем он успел на нём наследить. Труханова интересовал любой компромат, пригодный для того, чтобы немного сбить с него спесь.

Этого добра было хоть отбавляй. А вот делать добрые дела, похоже, совсем не входило в привычки Станислава Кузьмича.

…Родился, женился, – эту информацию можно пропустить.

…Военное училище, младший лейтенант…

Потом вся воинская карьера на интендантской службе…

– По началу тушёнку на складе тырил. Они все этим грешат. Потом скандал с денежными выплатами контрактникам в горячих точках, – уже смаковал Евгений. – Скандал, как водится, замяли. И через некоторое время Лаврищев нарисовался в Москве. И видать не с пустыми руками. Неудачника Темников не назначил бы своим заместителем.

Теперь у Евгения к Лаврищеву были вопросы. Но его неожиданно по делу Темникова вызвал к себе полковник Москвин.

– Ты с ним поаккуратнее. Я имею в виду Лаврищева. А то мне уже высокооплачиваемые «адвокаты» названивают. Дескать, ты мешаешь фирме работать и порочишь репутацию уважаемых людей, – предупредил полковник Евгения после его доклада.

– Так мне уж и порочить его нечем, – начал было Евгений. – Они сами уже изволили обосраться!

– Ладно, смотри сам, но я тебя предупредил, – без особого энтузиазма сказал Москвин. Чувствовалось, что ему было не совсем удобно за свои слова.

– Да что же это за дело такое полосатое! – досадовал Евгений, возвращаясь домой. – Прямо как зебра: полоса чёрная, полоса белая, потом чёрная, потом опять белая.

А вот, похоже, и хвост: не успел Труханов открыть подъездную дверь своим магнитным ключом, как из неё вылетел местный алкаш Федюня. Увидев знакомого оперативника, он схватил Труханова каким – то своим, известным только ему, захватом и вывернул его грудью на амбразуру вновь открывшейся двери, истошно вопя Евгению в затылок: – Милиция! Убивают!

Выскочившая из двери дворничиха Инесса с разбегу налетела на мужчин и всеми своими сто двадцатью килограммами красоты чуть было не размазала Евгения по, недавно заботливо очищенному ею от снега, очень твёрдому асфальту. Пока Труханов пытался выкарабкаться из – под Инессы, та устроила кучу – малу, схватив отползающего Федюню за ногу.

– Ах ты, ирод проклятый! Зачем, гад, метлу мою сломал? – вопила Инесса. – Да я тебя, алкаша, сейчас сама пополам переломлю!

– Евгений Витальевич, скажите вы ей, что это статья! – отчаянно уворачивался от разозлённой дворничихи Федюня.

– Вы что сдурели оба? – еле выцарапался на свободу Труханов.

Он уже он уже всерьёз опасался за свою целостность и не так давно сильно подорванное здоровье.

– За что ты, позор нашего дома, женщину обижаешь? Ведь она у нас не просто дворник, а, как говорится «последний из могикан»! В других дворах давно одни таджики, а у нас – Инесса!

Расчувствовавшаяся Инесса вопросительно глянула на Труханова, не понимая обижаться ей на его слова, или воспринять их как комплемент? Но потом всё же растёрла хлопчатобумажной перчаткой по лицу, брызнувшие из глаз слёзы.

– Как же, обидишь её? – почувствовав ослабление цепких объятий дворничихи, жаловался властям Федюня. – Эта фурия сама свою поганую метлу об меня с Петровичем надысь обломала! Бутылки, мы видите ли, её украли!

– Какие бутылки? – Суть конфликта никак не доходила до сознания Труханова.

– Какие, какие? Пустые! Те, что в подъезде на окне стояли! – жалобно простонал Федюня, тщетно массажируя свою пострадавшую ногу. – Больно – то как! А вдруг перелом? Вот ведьма! Недаром вас ведьм бог метёлками метит!

Ощущая себя защищённым властью, он всё же осмотрительно быстро шмыгнул за угол дома, не смотря на разболевшуюся ногу.

– Ах, ты хам, пьяньчуга беспросветная! – разрыдалась вконец обиженная Инесса.

– Ну, что вы! То, что говорит этот алкаш, вовсе не предполагает существование подобного! – успокаивал Труханов кипящую гневом Инессу, что бы она, не дай бог, не взорвалась.

Потом его сменила пенсионерка Нина Ивановна, вынесшая на прогулку своего старого кота и Евгений постарался побыстрее прошмыгнуть в подъезд. Но его ноющее болью тело сопротивлялось.

– Если уж погибнуть менту, то уж лучше на боевом посту!

Закрывая за собой дверь квартиры, Труханов почувствовал, что сейчас ему по – настоящему стало страшно. Толи от усталости, толи от нелепости происходящего ему почудилось, что вновь над Москвой простёр свою сатанинскую власть Булгаковский Волан.

37

С самого утра Вера тщетно пыталась сосредоточиться на своей работе, но бесполезно. С тех пор, как она узнала о смерти Темникова, у неё что – то перещёлкнуло в голове и думать ни о чём другом она теперь не могла. Это гнетущее состояние души было предвестником сильного нервного срыва и ясно вырисовывалось на её лице.

Но, окружавшие её, сотрудники фирмы не спешили прийти к ней на помощь, помня насколько она была горделива и заносчива в общении с ними в последнее время.

– Ужас какой! – Вера подальше отодвинула раздражавшую её розу в узкой вазе, напоминавшей вместительную мензурку.

Эту розу утром ей в руку сунул съежившийся на ветру Тимур. Он неловко чмокнул Веру куда – то в область уха, чем невольно привлёк излишнее внимание, спешивших на работу, сотрудников.

Вера постаралась побыстрее пройти в двери, чтобы максимально отдалиться от Тимура, от запаха его одеколона, вызывавшим в ней рвотное чувство.

– И что ему так похужело? И без него тошно! – Вера слегка передёрнулась от этих воспоминаний.

Мысли тяжёлыми тёмными тучами сдавливали её голову: – Зачем ей послан Тимур? В награду, или в очередное испытание? Года два назад она мечтала о таком друге и даже муже: нежном, заботливом, креативном и в то же время надёжном, не стыдившимся своих чувств ни дома, ни на людях. Но теперь ей плохо! И не хочется ничего!

В последние дни она жила в постоянном безотчётном страхе и ожидании чего – то из ряда вон выходящего, и даже неосознанно начала привыкать к своему стрессовому состоянию. Наверно это обычная реакция организма. В конце, концов человек способен привыкнуть ко всему.

– Почему всё так получилось? – недоумевала Вера, бестолково копаясь в себе.

Ведь раньше она не была такой корыстной. Жила столько лет в провинциальном городке с мужем – алкоголиком, довольствовалась учительской зарплатой и считала это нормой. И вдруг, словно вирус попал на её материнскую плату и резко изменил всю программу. Но кто мог этот вирус занести? Она не могла вспомнить никого из круга своих бывших и теперешних знакомых, кто мог бы на неё так сильно и негативно повлиять.

У неё опять сильно разболелась голова. Это стало обычным делом в последнее время. Лишь только она пыталась углубиться в процесс мышления, как не выдерживал мозг, словно забарахлила какая – то важная микросхема её биологического компьютера.

Никакая работа на ум не шла. Вызвав недоумённые взгляды коллег, Вера оделась и вышла на улицу. Холодный ветер стеганул по лицу колючей снежной крупой. Вера подняла воротник шубы. Лавируя между, отчаянно сигналившими ей, машинами перебежала через дорогу и вошла в кафе.

Сладкие кулинарные запахи встретили её ещё в дверях. Но есть ей сейчас не хотелось. Вера заказала мороженное. Возможно её организм с измученными нервами, находясь на грани срыва, требовал серотонина – гормона радости.

Вскоре официантка – молодая кореянка, кланяясь и улыбаясь, подала на стол вазочку с двумя белыми шариками мороженного, щедро политых вареньем.

Некоторое время Вера смотрела на них испуганным взглядом. Что – то было не так!

– Да, словно кровь на снегу! О господи!

Она в ужасе отодвинула нетронутое мороженное и вернулась в офис. Обратный её путь был бесконечен. Вера так была погружена в свои мысли, что не заметила, как в коридоре офиса столкнулась с Лилией, куда – то несущей какие – то бумаги.

– Где вы ходите, Вера Александровна? К вам из уголовного розыска приходили, – Лиля была мстительно громогласна. – Теперь вызывает вас на Петровку!

Не уловив на лице Веры ожидаемой реакции на свои слова, Лиля даже несколько разочаровалась.

– Станислав Кузьмич вас отпустил, – она презрительно ухмыльнулась.

– Что она сказала? – мучительно соображала Вера, глядя в след уходящей секретарше.

Её всегда удивляла способность Лилии изображать некое подобие одежды на своём теле, оставаясь при этом почти голой.

Однажды Коко Шанель сказала, что женщина должна одеваться так, что бы мужчине хотелось её раздеть. Но Лиля видимо её не слышала. Или сомневалась в сказанном по своей женской недоверчивости. И в Лилином случае мужчинам раздеванием можно было и не заморачиваться.

– Хотя в её возрасте всё ещё может быть поправимо, – подумала Вера, вдруг ощутив, что сама она уже прожила свою жизнь, в которой уже ничего невозможно изменить.

38

Сегодня Труханов был без машины, потому, что они своим дружным коллективом заранее договорились после работы отметить праздник Крещения Господнего в неплохом ресторанчике. В прорубь нырять не хотелось, а настроение отметить – было.

Да и Елене Юрьевне необходимо было развеяться. А Алексей решил с русским размахом нарезаться в лоскуты и заранее попросил Труханова доставить его домой целым и по возможности невредимым.

Труханов с Алексеем подсадили в троллейбус Елену Юрьевну и, подпихиваемые напиравшими пассажирами, зашли следом. Медленно набирая скорость на скользкой дороге, троллейбус покатил по маршруту.

Сквозь троллейбусное окно Труханов видел, оставшуюся на остановке молодую, рыжеволосую женщину, сильно пьяную и вроде бы похожую на Лилю. Но возможно, он обознался. Женщина сидела, прислонившись к стенке остановки, чудно скосолапив непослушные ноги. С ней разговаривал довольно обшарпанный тип. Крупные хлопья снега скрывали их от немногочисленных, спешивших мимо прохожих.

У Труханова защемило сердце, словно он заглянул в свою замочную скважину. Он отчётливо вспомнил, как в ту зиму, когда он ещё не был женат, они с Катей стояли на этой остановке, отгораживаемые от окружающих снежными хлопьями, не в силах оторваться друг от друга. Совсем ненужные им тогда троллейбусы приходили и уходили, а они всё стояли, согревая друг друга от ветра и холода и им было очень хорошо. Ведь было же хорошо!?

Неуместные воспоминания подкатили слишком близко, но Труханов постарался закопать их как можно глубже. Как давно это было, а словно вчера. Нет, время сердечные раны не лечит. Они наверно просто переходят в хронические.

А сейчас, тщетно пытаясь застегнуть шубу, на остановке замерзала пьяная вдрызг Лиля. Как она сюда попала, она вообще, не помнила.

Из – за снежной завесы к ней подошёл замызганный мужик.

– Ты, похоже, не спешишь? Пойдём ко мне. Я здесь рядом живу, – предложил он рыжеволосой девушке.

– Но я с незнакомыми мужчинами я не сплю! – пьяно тряхнула головой Лиля. Её язык заплетался так же, как и её мозги и ноги.

– Поздравляю, – криво ухмыльнулся мужик, но уходить не спешил.

Ему импонировало, что эта дорого одетая баба была так пьяна.

Немного помолчав, Лиля вдруг включила женскую логику и представилась: – Меня Лиля зовут, а тебя как?

– Меня Антоха, – криво усмехнулся мужик.

– Ну вот, теперь мы знакомы. Можно идти, – Лиля уцепилась за рукав Антохи и повисла на нём. – Или ты не рад? – она привычно попыталась кокетничать.

– Так рад, что боюсь заранее свою радость расплескать, – уверил Антоха, пытаясь поставить вертикально уже совсем никакую Лилю.

И та, не сумев осмыслить происходящее, встала с лавки.

– Ты пить будешь? – осведомился он у Лили.

– Ну, если пива!

– Какого? – не отставал Антоха, словно не понимая, как трудно сейчас было Лиле что – либо осмысливать.

– Любого. Всё равно, – рубанула рукой Лиля.

Ей сейчас действительно на всё было плевать.

– Как мне с тобой повезло! Ты, видать, не прихотливая, как верблюд, – расхохотался Антоха. – А деньги на пиво у тебя есть?

Он порылся в Лилиной сумочке и вернул её обратно.

– А вы чего уши греете? – прикрикнул он на двух, смотревших на него пацанов, которым было очень странно и любопытно наблюдать за дорогущей пьяной тёткой и её замызганным кавалером.

Лиля пошла с незнакомым Антохой сквозь снежную стену, выписывая странные вензеля пьяными ногами и задевая прохожих сильно размахиваемой ею сумкой.

– Молодая, с чувственным оскалом, ты со мной не нежен и не груб. Я не помню скольких я ласкала? Сколько было гадких рук и губ… – громко декламировала Лиля, перевирая на ходу стихи Есенина и попутно привлекая внимание прохожих.

– А, я и не думал, что ты такая разносторонняя, – сделал ей комплимент Антоха.

– Ты не прав – я равнобедренная! – расхохоталась Лиля, совсем не понимая остроты ситуации.

39

Потеряв своего единственного, пусть и двоюродного брата, Люся сломалась. Больше у неё не осталось никого из близких.

Семья Ильи? С его семьёй она почему – то никогда раньше не общалась? Конечно, в годы её работы у Темниковых, свободного времени у неё было не так уж много.

Нет не надо себе врать! Просто ей никогда не нравилась болтливая и немного безалаберная Илюхина жена, которая, как казалось Люсе, совсем не любила Илью. Зачем тогда вышла за него замуж? Наверно москвичи её уже прознали и замуж не звали. Пришлось ловить деревенского.

Игорёк тоже был под стать мамаше: Илье больше приходилось за сына краснеть, чем радоваться за него. Были даже приводы в милицию.

Люся и раньше не хотела соваться в их семейные дела, а теперь они стали ей совсем чужие.

Теперь подолгу, как потерянная, Люся бродила по огромной квартире Темниковых, осиротевшей без хозяев и ставшей чужой и ей, забывая, зачем она пришла именно сюда. Переходя из комнаты в комнату, она вдруг ощутила – до какой степени стала пустой её жизнь.

Потом снова и снова, прислонившись лбом к холодному стеклу, она смотрела в окно, выходящее во двор, будто ждала кого – то. Но никто не шёл. Не приходила даже Лариса и телефон её был отключен.

– Может телефон разрядился, а Лара этого и не заметила? – успокаивала она себя. – Лариса последнее время была как не в себе.

Затем она пошла искать кошку. Люся расспросила соседей и консьержа, несколько раз прошла вокруг дома и по соседским дворам, но Мэрилин, как сквозь землю провалилась.

И Люся, устав от гнетущего состояния, быстро собрала свои вещи, взяла оставленный ей ещё при жизни Тамарой Кузьминичной конверт с, прощупываемым в нём чем – то твёрдым, сдала квартиру на пульт охраны, закрыла дверь на все замки и, облегчённо вздохнув, повезла ключи Лаврищевым.

Пожилой сосед Темниковых заводил во дворе свою машину. Решительно не принимая отказа и отговорок, он с шиком подвёз Люсю до нужного ей дома с видом на Кремль.

Люся приняла от него свою сумку и хотела было ему заплатить за подвоз, но тот ничего с неё не взял, отрицательно помотав седой головой.

Дверь квартиры Лаврищевых ей открыла их домработница – представительная, симпатичная для своих лет женщина в строгом, тёмном костюме. Она изумлённо глянула на Люсю, пропустила её немного вперёд и закрыла за ней дверь.

Узнав, что Люся принесла ключи, в тонком брючном костюме, словно сиреневое облако с огромными золотыми серьгами и такими же браслетами, в прихожую спустилась сама Людмила Григорьевна. Вместе с ней спустился нежный запах дорогих духов и сгусток негативной энергии, будто выжигавший мозг.

Взглянув на её броский макияж, напоминающий японскую маску, Люся вдруг подумала, что она никогда не видела настоящего лица Людмилы Григорьевны. Лишь её большие тёмные глаза казались живыми. В них всегда можно было прочесть настроение Людмилы.

Увидев Люсю, Людмила Григорьевна удивлённо приподняла сильно обозначенную бровь и, молча, уставилась на неё.

Люся невольно сжалась под этим змеиным взглядом и почувствовала, как кровь постепенно отливает от её лица.

– Что уже всё выскоблила? – оглядела Люсю с головы до ног Людмила Григорьевна, остановившись напротив огромного, тщательно отполированного прислугой, зеркала.

– Куда съезжаешь? Или ты себе жениха с квартирой нашла? – в голосе Людмилы Григорьевны послышалась нескрываемая злая усмешка.

– А зачем мне жених с квартирой? – отрешённо спросила Люся. – У меня своё жильё есть.

– Да откуда же оно у тебя? – Глаза Людмилы Григорьевны удивлённо округлились.

Люся почувствовала, как сильно Лаврищева начала её раздражать.

– После детдома от государства получила! – почти выкрикнула она, напрасно пытаясь вернуть себе самообладание. – В ней я и жила до того, как начала работать у Темниковых. Не на улице же они меня подобрали!

– И вещички все собрала? – Людмила Григорьевна со злорадством покосилась на Люсину сумку на колёсиках.

– Свои все!

От поднимающихся нервов Люся даже слегка поперхнулась, будто сухой комок застрял у неё в горле. И её слова прозвучали не слишком убедительно.

– Только свои? Помнится у Тамары Кузьминичны три шубы было? – продолжала издеваться Людмила Григорьевна, любовно оглядывая на себя в зеркало. И по – видимому она осталась довольна своим отражением.

И тут Люсю прорвало: – Две шубы норковых было, одна белая песцовая и одна из чернобурки и все висят в шкафах под чехлами!

И квартира у неё была и дом на Рублёвке, потому, что у её мужа была его солидная фирма. И Тамара Кузьминична нечета тебе была! Помниться, выйдет утром к завтраку и первым делом у меня спросит: позавтракала ли я?

А ты приехала – то с одним чемоданчиком. А теперь захапала всё и возомнила себя невесть кем! Конечно, бедность унижает человека, но в твоём случае и зажиточность не дала правильный результат! – Люся понимала, что не стоило ей так распаляться, но остановиться уже не могла.

Людмила Григорьевна резким кивком головы приказала своей домработнице, стоявшей немного в стороне и ожидавшей дальнейших распоряжений хозяйки, удалиться.

– Откуда вообще ты такая взялась? – Вовсю несло Люсю.

– Ты, что, оборванка, совсем страх потеряла? – сквозь зубы зло прошипела Людмила Григорьевна, наступая на Люсю.

Та, что была в зеркале, приблизилась тоже и Люсе показалось, что перед ней действительно было две Людмилы Григорьевны. Они обе сверкали на неё тёмными от гнева глазами и словно хотели стереть её в порошок.

– А чего мне тебя бояться? – хорохорилась Люся, инстинктивно пятясь к двери. – Это мой родной город! Мой дед в войну погиб за него. Мои мать с отцом, хотя и голодали, как и все остальные, но отстроили его после войны. Потом отец погиб на стройке, а мать, пока была жива – в хосписе работала, за умирающими ухаживала, помогала им, как могла, когда от них уже их родные отказывались!

А ты на дорогую лошадь залезла, чужое имущество прикарманила и Салтычихой себя возомнила? – Люся понимала, что уже наговорила много лишнего, но остановиться никак не могла. – Из грязи и в князи! И правильно наш батюшка Алексий говорит: гордыня заела!

Чем гордишься – то? Деньгами? А деньги – то откуда? Ты их заработала? Ты их прикарманила! И смерти пришли вместе с тобой!

Людмила Григорьевна передёрнулась и сузила глаза.

– Вон отсюда, мерзавка! – её красивые губы дрожали в гневе. В этот момент она была похожа на тигрицу, готовую вот – вот броситься на свою жертву.

– Почему до сих пор в милицию не заявили, что Ларисы нет дома и телефон её отключен? – словно не слышала оскорблений Люся. – Потому, что вам так удобно! А у меня заявление не приняли, потому что я ей никто!

Нелюди вы! Денег много, а души – то у вас нет! Да и деньги – то с мертвецов!

Люся чувствовала, как от всех этих волнений у неё начинается мигрень. Она швырнула ключи на столик перед зеркалом, развернула к двери свою сумку и вышла, стараясь сильно хлопнуть дверью. Но тяжёлая дверь закрылась предательски плавно.

Людмила Григорьевна быстро закрыла на двери все замки, прислонилась к ней спиной и набрала номер на своем мобильнике.