Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"
Автор книги: Елена Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
Глава 22. Царица беззаконий и ее раба
Алла.
Постоялицей номера, выдававшей себя за Маргариту Бежову, была советница Древа Мирослава, глава Ветви магов Влияния, моя прапрабабка. Ее истинный облик – зеленоглазая блондинка, около тридцати, с идеальными чертами лица и отличной фигурой. В этом году ей стукнуло 435, для шестого поколения – меньше трети жизни. На территории Тарквина она персона нон грата, потому и прячет лицо от его соглядатаев под личиной, хоть это и запрещено.
Личина – маска, порождение магии иллюзий. Под ней можно скрывать внешность, пока не попал под прицел цифровой камеры, неважно, фото или видео. Изображение получалось неоднозначным: одежда – четко, лицо – размыто. Происходило это из-за конфликта магии с технологией. Пару таких фото еще можно списать на дефект съемки, но когда их много – не отмахнуться. Люди ищут технические объяснения, но это пока. Охотники за сверхъестественным уже считают это доказательством присутствия пришельцев. С начала 90-х Покров запретил использование личин. Совет Древа бдит и карает, если попался, но Мирославе никто не указ: ни Совет, ни Покров.
От самого дракона советницу скрывает артефакт Странника, испокон веков принадлежавший нашей Ветви. У всех родов есть свой амулет Отца. Когда он посетил наш мир впервые, то перед уходом оставил каждой дочери по подарку. Пресветлой Вилле, основательнице нашей Ветви, достался артефакт Сокрытия ментального следа, так называемая "Ветка Отца". Он похож на голую ветвь, вырезанною из голубого кристалла, но на самом деле это коралл с Эды, родного мира Энтаниеля. Вещицу эту я видела только на рисунке в академическом учебнике по артефактам. Там говорилось, что с "Веткой Отца" никто, даже даркосы, не отличат видящую от обычного человека.
– Доброе утро, светлейшая, – я поклонилась советнице. Такое обращение уместно только к главе Древа, но Мирослава млела, когда ее так называли.
– Здравствуй, Алла. Проходи, садись, – она царственным жестом указала мне на двойник стула мадам Грицацуевой, а сама воссела в кресло, а-ля трон Людовика Солнце. Вполне в ее духе: царицам – трон, девкам – лавка. Если была хоть малейшая возможность продемонстрировать свое превосходство, она ею непременно пользовалась.
– Как там наша подопечная? – Мирослава положила руки на подлокотники. Спина прямая, голос повелительно-снисходительный, в глазах власть без ограничений и ответственности – Царица беззаконий во всей красе.
Помню, как дала ей это прозвище. Шел 21-й год прошлого века. Мне двадцать, я молода и беспечна. За окном голодный, промозглый Питер, овеянный вихрями революции и гражданской войны. Внутри тепло и уют, полумрак гостиной, вино и поэты – царство "серебряного века". В тот вечер блистал монархист Гумилев. Не пройдет и полгода, как его арестуют и расстреляют, но пока он здесь, с упоением декламирует свое "Заклинание". Перед глазами встало лицо Мирославы, холодное, надменное, властное. Я видела ее лишь однажды, когда она, как глава рода, поздравляла меня с инициацией. Тогда я подумала, что "царица беззаконий", это прямо о ней сказано. Впоследствии госпожа советница оправдала свое прозвище в полной мере. Ее гипертрофированная жажда власти была подобна русскому бунту, безудержна и беспощадна.
Моя ненависть к этой женщине была абсолютна, как у раба к жестокому господину. Я марионетка, собачонка на ее коротком поводке, но винить в этом, кроме себя, некого. По наивности и неопытности я совершила ошибку, стоившую мне свободы и души, как у того юного мага из стиха Гумилева: "Отдал всё царице беззаконий, чем была жива его душа."
Я появилась на свет первого сентября 1901 года. В пять лет меня отдали в интернат при Академии Древа. Моей матери, Ирине Неженской, было не до воспитания дочери. Ее волновали тяготы жизни сирот, борьба женщин за равенство полов и прочие социальные проекты, курировавшиеся Ветвью магов Влияния.
В восемнадцать я прошла инициацию и вернулась домой в Петроград. Когда видящая обретает Силу, ее дальнейшее обучение поручают старшей родственнице: матери, сестре, бабке, на худой конец тетке. Старших сестер у меня не было. Бабка Светлана погибла пять лет назад во время магического эксперимента. Тетки, конечно, были, но при живой матери сваливаться им на голову – моветон. Неженская же была на сносях – доводить мое образование до конца не могла. Нам запрещено пользоваться магией во время беременности, чтобы не растрачивать Силу зря, а передать ее будущему ребенку. Пришлось заняться самообразованием, методом проб и ошибок.
Анастасия, моя младшая сестра, родилась весной 1920-го года. Спустя пару месяцев мать, оставив ее на мое попечение, умчалась спасать беспризорников куда-то на окраину рухнувшей империи. Я же была молода и ветрена, дорвалась до разгульной бомондной жизни после монастырских порядков Академии. Мне окружали толпы поклонников, поэты. Скоротечные романы, мимолетные увлечения. Кудрявый Есенин с кривой усмешкой, дерзкий и самый талантливый из всех, кого я знала. У нас была "легкодумная вспыльчивая связь" в конце 24-го. Стихи "Ты меня не любишь, не жалеешь…" обо мне. "Молодая, с чувственным оскалом, Я с тобой не нежен и не груб" – именно такой я была, именно так все и было.
Ведьма не имеет права на любовь. Все, кто был одержимы этим "недугом", сгинули, опозорив и себя, и свой род. Я не совершала такой ошибки, не была влюблена в Сергея, просто родила от него дочь. Есения появилась на свет в августе 25-го. Мой бывший любовник ничего не знал. Мы выбираем отцов для наследниц своей Силы, но не остаемся с ними, не сообщаем о ребенке. Этого требует политика Покрова: все сверхъестественные расы обязаны скрывать свое существование от людей.
К моменту рождения Сени, Насте исполнилось пять. Отсылать ее в интернат я не стала, решила растить девочек вместе и самой заниматься их воспитанием. Не желала я им того детства, что выпало мне: вдали от матери, никому, по сути, не нужная, пусть и в окружении сверстниц. Кто жил в интернатах, даже самых привилегированных, меня поймет. Мы всегда завидовали тем, кто рос дома, с семьей.
Время шло, сестра и дочь подрастали. Я уделяла им время, сколько могла, но мое воспитание было куда мягче строгих порядков Академии. Я не уследила – Настя лишилась невинности в четырнадцать, тем самым потеряв шанс на магию.
Наша инициация напрямую связана с первым сексуальным опытом, как с некой переменой, переходом от ребенка к взрослому. Как у любого магического ритуала, у нее есть свои ограничения и условия. Их всего два, но они безоговорочны. Первое – возраст: к моменту пробуждения Силы, тело и личность видящей должны быть полностью сформироваться, другими словами, готовы к контролю над магией. Это происходит не раньше шестнадцати. В Академии перестраховываются, позволяя пройти ритуал после восемнадцатилетия. Второе – никакого насилия, иначе Сила, вырвавшаяся на волю, убьет насильника и запечатает дар. Жертвы подобного сходили с ума, но бывали и исключения. Чтобы снять печать нужно было пройти через смерть, опять же добровольно. Это крайне опасно, а результат непредсказуем, потому смертельная инициация запрещена. Разрешение дает только Совет Древа. Каждый такой случай рассматривается индивидуально, но всем, кто младше восьмого поколения, отказывают.
У Насти все прошло по обоюдному согласию. Юная девушка просто влюбилась, всецело отдавшись первому чувству, только вот случилось это прискорбно рано. Когда эйфория первой любви схлынула, моя сестра стала изводить себя слезами и самобичеванием, даже вены пыталась резать. Я пообещала ей добиться разрешения Совета на вторую попытку, просила только дождаться совершеннолетия. Она согласилась, стала считать месяцы и дни. Я же начала искать возможность выполнить обещанное. Первым делом я поделилась этой проблемой с матерью, когда она в очередной раз появилась на пороге нашей квартиры. Неженская пришла в ярость, обвинив меня в попустительстве и самонадеянности. Она говорила, что Академию для того и открыли, чтобы не допустить срыва нормальной инициации, что смертельный ритуал – не выход, а билет в один конец. Десятое поколение слишком слабо – даже если Сила вернется, ее будет недостаточно для воскрешения из мертвых. Она запретила сестре даже думать об этом, посоветовала жить дальше, простой человеческой жизнью: выйти замуж, нарожать детишек, и укатила "спасать мир", оставив Настю в жесточайшей депрессии.
Тогда-то я и приняла решение, изменившее мою судьбу навсегда. Я обратилась к главе своей Ветви. Мирослава выслушала и сказала, что Совет разрешения не даст, но любой запрет можно обойти, если до него не доводить, то есть провести ритуал тайно. Если выгорит, то слава Свету, а если нет, то списать на самоубийство из-за несостоявшейся инициации, что иногда случалось. Ее неофициальное разрешение и решило дело: в день своего совершеннолетия Настя приняла яд и умерла, не воскреснув.
Почувствовав ментально смерть дочери, Неженская примчалась в Питер и устроила грандиозный скандал. Она пообещала сдать меня Совету, хоть и знала, что за такое приговаривали к ритуалу передачи Силы, казнили, проще говоря. Я корила себя за гибель сестры и готова была понести заслуженное наказание. Не успело еще пламя крематория поглотить тело Анастасии, как она ринулась претворять свою угрозу в жизнь. Неженская поехала в Москву и донесла на меня Мирославе. Обратиться напрямую к Моргане, через голову старейшины рода, она не посмела. Мирослава пообещала провести расследование, во всем разобраться и наказать виновную по всей строгости закона. Меня вызвали "на ковер" к Царице и предложили сделку: либо я присоединяюсь к ее заговору против политики Морганы, и она замнет дело, либо меня прикончат прямо здесь и сейчас, чтобы не допустить разбирательства в Совете. Если бы вскрылся факт ее одобрения смертельной инициации, то отстранение от должности она бы не отделалась.
Смерть или рабство, что выбрать? К первому я была готова. Знала, что домой не вернусь, а отправлюсь прямиком в Лондон на дальнейшее разбирательство и казнь. Рабство? Можно до бесконечности кричать, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, но когда у тебя на руках несовершеннолетняя дочь, которая останется никому ненужной сиротой, то выбора нет. Так я и заключила свой контракт с "дьяволом", поклялась Мирославе Светом, что стану ее рабой и пособницей.
Дело о незаконной инициации Анастасии замяли, официально объявив ее смерть несчастным случаем. Советница убедила мою твердолобую идеалистку мать молчать. Не знаю, как ей это удалось, но Неженская доносить на меня Моргане не стала, зато порвала все наши родственные связи.
– Ты более мне не дочь. Забудь, что мы вообще родственницы. И будь добра, не попадайся мне больше на глаза, видеть тебя не желаю, – заявила она, выйдя из кабинета Мирославы. Дверью она не хлопнула, но ярость в ней так и клокотала.
Моя мать вообще не стремилась контролировать свои эмоции, по крайней мере в семье. Зато "жертвы" ее спасительных миссий считали ее эталоном материнской любви и заботы. Для меня же с сестрой она была женщиной, вытолкнувшей нас из чрева в этот жестокий мир и не пожелавшей ни воспитать, ни поддержать, ни защитить. Тем не менее было больно, очень.
Мирослава первую пару лет держала меня подле себя, присматривалась. С дочерью я стала видеться редко, оставив ее на попечении гувернантки и домработницы, которым всецело доверяла. Наталья Синицкая, гувернантка, тоже была из Древа, тринадцатое колено рода Исиды. Она стала бы целительницей, но оказалась слишком слабой для магии. Мы сошлись еще в Академии, подружки не разлей вода. После ее фиаско с Силой, я предложила ей пожить у себя. Она охотно согласилась, не хотела с позором возвращаться в Нижний Новгород, к матери и старшим сестрам. Когда родилась Настя, она стала ее нянькой, а потом и гувернанткой, считая, что должна хоть как-то оправдать свое присутствие в моей семье. В последствии она взялась присматривать и за Сеней.
Полину Ермолову, домработницу, я подобрала голодной сиротой-оборванкой зимой двадцатого. Она побиралась на улицах и торговала собой, чтобы выжить. Девочка-подросток благородных кровей, угодившая в жернова революции, буквально замерзала на улице. Я сжалилась, позвала ее с собой, накормила и обогрела. Выслушав ее историю, я предложила ей остаться. В благодарность за кров и спасение Полина взяла на себя обязанности по дому. Она знала, что я ведьма, но ее это не тревожило. От людей она видела куда больше зла.
Спустя два года после разрыва с матерью, я ментально ощутила рождение еще одной сестры. Неженская со мной этой новостью не поделилась. Лишь в январе 41-го года в ежегодном бюллетене, выпускаемом Древом, я прочла: «Аделаида Сергеевна Лаврова (9.01.1940 г.). Десятое колено рода Пресветлой Виллы, Ветвь березы. Праправнучка советницы Мирославы. Третья дочь Ирины Неженской. Совет поздравляет мать и главу рода с рождением будущего мага Влияния.» В бюллетене за 38-й год упоминалось о смерти Насти: «Анастасия Анатольевна Садова (17.04.1920 – 17.04.1938 гг.). Десятое колено рода Пресветлой Виллы, Ветвь березы. Праправнучка советницы Мирославы. Вторая дочь Ирины Неженской. Погибла в результате несчастного случая. Совет скорбит и передает свои соболезнования матери и сестре почившей. Да пребудет ее дух в Свете.» Я сберегла оба этих бюллетеня, поскольку только эта пара строк и осталась от моей связи с матерью и сестрами.
В марте 41-го Мирослава услала меня в Лондон, поручив шпионить за шпионами Морганы. Там я узнала о вторжении Германии в Советский Союз, а потом и о блокаде Ленинграда. Я рвалась домой, стремясь вывести дочь, Наталью и Полину из осажденного города, но советница не пустила, пообещав лично уладить их переезд в Москву. Свое обещание она не сдержала. 8-го февраля 1942-го года я ощутила смерть Есении. Она умерла в шестнадцать, так и не став видящей. Пройди она инициацию – выжила бы. Увы, наученная горьким опытом Насти, она берегла себя до совершеннолетия.
Много позже, уже после войны, я вернулась в Питер и нашла дневник дочери. Она вела его во время блокады. Для своих записей Сеня использовала мои учебные тетради по магии. Заговоренные особым образом они уцелели: не были найдены непосвященными или же украдены. Из них я узнала, что Полина скончалась 5-го января 42-го, Наталья дотянула до 2-го февраля. Моя дочь жила еще неделю, в полном одиночестве умирая от голода и холода. Там были все ее мысли и чувства, боль и голод. Она ждала меня, до самого конца верила, что я приду, звала, даже в бреду. Последние записи были бессвязны, но слов "мама" в них хватало. Я не пришла, не посмела ослушаться Царицу беззаконий, доверилась ей – предала дочь. С тех пор в моей душе февральская стужа блокадного 42-го, там стыло и пусто, если и есть Ад, то он там.
Больше я рожать не собиралась, но Мирослава настояла, причем дважды. Ей позарез нужны были новобранцы в той затянувшейся войне за трон, что она вела. В 49-м меня свели с Томасом Виндом, которого госпожа советница посчитала подходящим самцом, прямо как на случке у собак. Пришлось подчиниться. Так на свет появилась Антония, чьим воспитанием я заниматься не стала, сдав ее в интернат при Академии. В восемнадцать она благополучно прошла инициацию, порода Томаса себя оправдала. Практически сразу по возвращению из Швейцарии Тоня примкнула к заговору Мирославы. Она абсолютно добровольно стала рьяной поборницей женщины, сгубившей ее сестру.
Отца третьей дочери, Веры, я выбрала сама, ткнула пальцем в первого встречного, назло и себе, и Мирославе. Ваня Серов был забулдыгой и вором по кличке Серый. Он всего пару месяцев, как откинулся из зоны. Далеко не красавец, маргинален и вульгарен, но с ним было весело и пьяно. Я хотя бы на краткий миг, что длилась наша связь, забыла о рабстве. Результат вышел достойным протеста: Вера не прошла инициацию. Зато Мирослава перестала настаивать на моем размножении. Аллилуйя!
↑
Глава 23. Всадница апокалипсиса
Алла.
– Выздоравливает, – ответила я Мирославе о состоянии Беловой. – В пятницу выписывают, но возникли осложнения.
– Говори, – Царица подалась вперед, поза выдавала напряжение. Боится нарваться на гнев дракона. Только к лорду Тарквину она испытывала такой страх, даже ужас. Потому и стремилась уничтожить его любой ценой, веками искала способ. Страх и амбиции – истинная причина ее партизанской войны, а не вендетта за смерть Ольги.
Все бы отдала, чтобы Мирослава меня так боялась. Мечты, мечты… Но как же порой нестерпимо хочется вбить кол в ее черное сердце, заглянуть в стекленеющие глаза и прошептать на ухо имя Сени, чтобы она осознала, кто ее истинный враг, чтобы имя моей дочери было последним, что она услышит перед уходом в Бездну.
Подавив захлестнувшую меня жажду мести, я ответила:
– Один тип, выдающий себя за следователя, побывал в квартире Беловой, потом навестил ее в клинике. Вероятно, это кто-то из даркосов. Я наводила справки в Калиновском РОВД, встретилась со следователем Стрельцовым. Он утверждал, что на квартиру не ездил и дело зарыл практически сразу. Но тот Стрельцов, что приходил к Беловой, говорил ей обратное. По его версии, Алису намеренно доводили до самоубийства.
– Как интересно, – Царица откинулась на спинку кресла, расслабившись. – Ты не права насчет даркосов. Никто из них не сунется на территорию патриарха без приглашения. Квинт держит существование Беловой в строжайшей тайне – никого сюда не пускает.
– Не спорю, но этот "следователь" явно владеет магией, причем весьма искусно. Ему удалось скрыть все ментальные следы. Я узнала о нем лишь со слов Беловой и ее соседки по лестничной клетке.
– Маг – не обязательно даркос. Кстати, ты прибрала за собой в квартире Беловой? Если она туда явится и обнаружит следы твоей порчи – последствия нас не обрадуют, особенно тебя. Не разочаруй меня снова, Алла, – она обожгла меня взглядом.
– Я прибрала за собой. Белова ничего не узнает, а вот Лже-Стрельцов, наверняка, в курсе. Он побывал там раньше меня. Кстати, квартиру обокрали.
– Кто? Этот якобы следователь?
– Нет, ограбление произошло до его визита. Дело рук двух местных наркоманов, узнали, что хозяйка в больнице, и влезли.
– Серьги, подарок Энтаниеля, пропали?
– Да. Я потому и пошла по следу этих идиотов, но нашла лишь два трупа в заброшенном дачном домике на окраине. Следов насильственной смерти на них не было, передоза тоже. Спонтанная остановка сердца – странный конец для молодых лоботрясов, пусть и наркоманов. Кстати, бармен, что опоил Белову зельем "Храбрости", скончался точно также, сердечный приступ, а он не наркоман и здоров был как бык.
– Сережки нашла?
– Нет, светлейшая. Все обыскала. Вещи из квартиры Беловой были: ноутбук, пара золотых цепочек, часики, но серег с изумрудами не было. Их явно убийца забрал.
– Несомненно. Только откуда он узнал, что брать? Даже Тарквин не смог бы уловить в них магию. Хотя есть одна догадка, – она задумалась. – Предположительно, этот артефакт всегда возвращается к владельцу, используя людей и обстоятельства. Магия Вероятностей – крайне сложная штука, но Странник ею владел. Спасибо, Алла, порадовала ты меня этой новостью.
– Порадовала? – я удивилась, ибо была уверена, что несу дурные вести – идти не хотела. Царица таких гонцов не жаловала, могла осерчать, Силой об стену так приложить, что звезды увидишь. Такое уже случалась пру раз. Особенно мне досталось, когда я облажалась с первой инициацией Алисы. Думала, Мирослава прибьет меня на месте, но пронесло.
– Да, моя дорогая, у нас появился потенциальный союзник. Зиги-палач в деле.
– Палач Грифонов!? А почему не Мордред? Он ведь тоже маг. Узнай он о дочери Странника, не упустил бы возможности добраться до нее прямо сейчас, пока ее Сила не раскрылась полностью.
– Мордред дрожит в Риме, боится даже нос высунуть из подвалов Цитадели. Крошки Ламии пасут его непрерывно. К тому же наш "милый" родственничек – фанат пыток. Будь это он, ты бы нашла кровавое месиво вместо трупов без следов насильственной смерти, или же пепелище. Только Зигмунд Ковальски убивает так чисто. Я видела, что он сделал с семьей одного банкира в Берне. Тот идиот прикарманил денежки Ордена. Палач просто мимо его особняка прогулялся, и банкир с супругой уснули вечным сном. Остановка сердца, никаких следов порчи или чего-то подобного. Будто сам ангел Смерти их посетил, чисто сработано.
– Абадонна снял очки, глянул разок – все умерли, – припомнила я Булгаковского персонажа. Занятная книженция. Белова ею восторгалась, 14 раз перечитывала. Пришлось и мне полистать.
– Это не смешно, Алла! – рыкнула Царица. Ее очи метнули молнию.
– Простите, светлейшая, – я поспешно потупилась. – Просто я не понимаю, зачем связываться с таким опасным типом. Всем известно, что палач Ордена коварен и непредсказуем. Его даже главный Грифон не контролирует, а остальные советники откровенно боятся.
– В том и соль. Зигмунд единственный среди их братии, кто не лижет даркосам задницы, не пресмыкается, как Ориген и иже с ним. Более того, он личный враг Тарквина, жаждущий прикончить его любой ценой. Не сомневайся, он примет нашу сторону, и скоро. Судя по твоим словам, он уже в курсе.
– Для заключения сделки его еще найти нужно, что нереально. Я ведь уже говорила вам, по ментальному следу его не вычислить.
– И не надо. Он сам явится, точнее ты его приведешь.
– Как я?
– Он учуял порчу на квартире Беловой, не мог не учуять, если побывал там раньше твоей уборки, а значит, узнает автора. Сними артефакт Сокрытия, чтобы он тебя засек. Давай его сюда, Алла, – она протянула руку.
– Меня обнаружит Тарквин! – я заерзала, не хотелось попадать на зуб дракону. – Белова тоже поймет, кто я на самом деле. Она прошла инициацию – вполне на это способна.
– Она и так скоро узнает. Твоя миссия почти закончена. Насчет дракона, не беспокойся. Твоих дочерей он не тронул. Вы для него – мелочь. Он и внимания не обратит на еще одну мошку. А вот Зигмунд нам необходим. Снимай.
Делать нечего, я расстегнула цепочку с аметистовым кулоном и отдала его Мирославе, при этом почувствовав себя голой перед толпой папарацци. Тринадцать лет назад она сама вручила мне этот артефакт Сокрытия, отправив втереться в доверие к Беловой. Таких кулонов было всего два. Второй висел на шее Клементины, дочери советницы и ее правой руки. Выглядел он абсолютно непрезентабельно: фиолетовая капелька на длинной золотой цепочке, обычная штамповка ювелирторга. Зато заговорен был самим Странником, потому по эффективности почти не уступал "Ветке Отца".
– Как только Зигмунд выйдет на тебя, сразу веди его ко мне. Поняла? – она спрятала цепочку в карман куцего пиджачка от Шанель.
Я поежилась, представив перспективу подобного знакомства. Мошка есть мошка, любой прихлопнет: дракон, Лиса, а теперь еще и палач Грифонов, хорошо, хоть не маньяк-пиромант Мордред.
– А если Ковальски воспримет нас как конкурентов или угрозу своим планам?
– Ты зря боишься, Алла. Я, как ни как, глава магов Влияния, и не с такими фигурами дело имела. Покойный глава Ордена, Ключник, был куда изворотливей и коварней, но и он плясал под мою дудку. Жаль, что Тарквин его прикончил. Теперь Грифоны готовы в пыли валяться перед даркосами. "Крылатые львы" называется! Прихвостни и отбросы… – советница оседлала своего конька, начала поносить даркосов и всех их союзников, от Морганы до Оригена.
Этот монолог мог затянуться надолго. Можно и не слушать, пластинка заезжена давно, только кивай и поддакивай, жди, когда поток ее желчи иссякнет. Но не в этот раз, у меня было чем ее заткнуть. Я вытащила из сумочки зеленую папку и положила на журнальный столик. Мирослава поперхнулась, будто желчь не в то горло пошла:
– Алиса отдала тебе дневник, почему?
– Не поверила. Кто вообще писал этот бред?
– Одна начинающая, но перспективная журналистка. Дар латентный, слишком слабый для инициации, но она умеет быть убедительной на бумаге. К тому же в этой истории не все ложь.
– И что в ней правда?
– Елизавета Белова существовала на самом деле, как и остальные персонажи. Маргарита Бежова, действительно, ее племянница. Только с твоей подопечной они не родственницы.
– Понятно. А не проще было бы найти настоящих родителей Надежды Беловой? Вдруг Алиса поедет в детдом матери и все выяснит.
– Пусть ищет. Она ничего не найдет, кроме подтверждения той истории, что мы состряпали. Кстати, на нее натолкнулась твоя кузина Мара, когда искала сведения о родне Беловой. Имена, даты, все совпадало, вот мы ею и воспользовались. Документы подправили, без магии, взяток хватило. На мой взгляд, вышло вполне правдоподобно.
– Белова так не считает, и если честно, я тоже. Кстати, что с ее настоящими предками?
– Мы их не нашли. После того, как Странник остановил свой выбор на Надежде, я лично курировала поиски ее родителей. Мара с Андрианой перерыли кучу архивов, опросили толпы народа, но им удалось узнать крайне мало. Мать Алисы подбросили на крыльцо дома малютки, когда ей было пару дней отроду. Пуп был завязан кустарно – роды проходили на дому, или где-то еще, не в больнице. У младенца была слишком бледная кожа, отсюда и фамилия Белова. Вот и все, что известно о ее происхождении.
– Так мало?
– А что ты хотела? Проводить ритуал исторической реконструкции спустя двадцать лет после ее рождения – слишком поздно. Зато мы выяснили нечто куда более важное, чем искали.
– Что?
Некоторое время Мирослава молчала, раздумывая, говорить или нет. У Древа полно тайн. Секретность покруче, чем у спецслужб. Я уже и не надеялась, услышать ответ. Ошиблась. Мирослава решила-таки поднять мой уровень допуска:
– У Надежды Беловой был чистый геном. Потому Странник выбрал ее, а не меня или одну из нас, как предполагалось. В нашей крови тоже есть магия Хаоса – наследие отцов-хомо. Из-за нее мы теряем Силу от поколения к поколению.
– Чистый геном? Я не ослышалась? – мое потрясение было велико. – Даркосы ведь изменили всех неандертальцев, всех до единого. Созданный ими геном хомо сапиенс был доминантным и крайне агрессивным. Первых людей не осталось, совсем.
– Не надо пересказывать мне учебник по генной магии, дорогая. Я тоже училась в Академии. Все это устарело. Просто то, о чем я тебе сказала, крайне секретно.
– На сколько? – я затаила дыхание. Шпионские игры Древа опаснее людских.
– Об этом знают: Моргана, я, Клементина и ее подчиненные. Они непосредственно занимались выяснением этого вопроса.
– И что же они узнали? – любопытство нажало на газ, тормоза отказали. Дура, меньше знаешь – крепче спишь, но генная магия всегда завораживала меня.
– Они выяснили, что генные мутации даркосов не затронули кроманьонцев. Когда даркосы прилетели на нашу планету, оба этих вида первобытных людей существовали параллельно. Только кроманьонцев было намного меньше. Выродки Хаоса их попросту не заметили. Иногда, к сожалению, крайне редко, на свет еще появляются люди с чистой кровью кроманьонцев. Три тысячи лет назад их было намного больше. Потому Странник и породил тогда двенадцать дочерей, а в этот раз нашел только одну "чистую" самку. Увы, мы узнали об этом поздно, но шанс еще есть.
– Какой шанс?
– Выжить. Спасти наш вид.
– Как?
– Мы уничтожим не только даркосов, но и все отребье, порожденное их генной магией. Очистим эту планету от скверны Хаоса, – ее глаза полыхнули Светом, безжалостным и беспощадным.
Стало страшно, по-настоящему страшно, а испугать такую, как я, непросто.
– Вы хотите уничтожить все человечество? – мне не хотелось верить своим ушам.
– Не все. Останемся мы и "чистые", остальные пусть катятся в Бездну.
– Моргана в курсе?
– Нет. Она думает, Клементина занимается только сбором и анализом данных по этому вопросу. Наша глава – пособница даркосов. К сожалению, предстоит еще выполоть сорняки в Древе.
– И сколько этих "чистых"?
– По подсчетам Клементины, где-то одна тысячная доля процента.
– Так мало!? – во мне бился ужас, первобытный и дикий.
А Мирослава была спокойна как удав, откинулась в кресле, забросив ногу на ногу. Будто мы обсуждали погоду, а не гибель человечества.
– От семи миллиардов – это семьдесят тысяч, вполне достаточно для выживания вида, – она авторитетно выпятила нижнюю губу. – Вместе с хомо исчезнет и чертова технология. В мире воцарится магия, которой обладаем только мы. Настанет рассвет нашего вида. Мы наконец-то выйдем из тени, станем править открыто, как завещал Странник. Нам больше не будет грозить вырождение. Разве тебя не прельщает такая перспектива, Алла? Только представь, чистый мир с "чистыми" людьми, без грязи химических отходов, без радиации, без ГМО. А мы на Олимпе этой чистоты, спасительницы и заступницы. Мы создадим новую религию, одну на всех. Она укажет людям путь к Свету. Искореним войны и насилие мужчин – придет эпоха матриархата. Разве это того не стоит?
– Конечно, светлейшая, – я едва дышала.
Только бы ни сорваться, ни броситься на нее прямо сейчас. Попытка будет стоить мне жизни. Не дело мошке тягаться с советницей. Тут даже эффект внезапности не сработает. На ее безымянном пальце "Страж тела" в пять карат. В ушах защитники от ядов, по три карата в каждой серьге. Мирославу уже травили и не раз, без толку. С ней даже Моргане не совладать. На дракона одна надежда. Может, еще на палача Грифонов. Надо бы ему намекнуть при встрече, что пора устроить сердечный приступ Царице.
– И каков ваш план? – спросила я, чтобы не вцепиться ей в горло.
– Полномасштабная порча, пандемия, с которой люди не смогут даже бороться. Заболеют все – выживут только "чистые". Даже Грифоны, вымрут, несмотря на бессмертие.
– Будут горы трупов.
– Если добавить в заклятие некромантию – они сгниют быстро и без следа.
– Это же Черная магия! Кто пойдет на такое? – чем дольше я ее слушала, тем хуже мне становилось. Мирослава уже несла ересь, и это советница, поборница Света, метящая в кресло главы Древа. Куда катиться мир? Куда катимся мы?
– Дочери Беловой, от которых мы потом избавимся. С них все начнется, ими и закончится.
Дочери!!! Тебе мало моей Сени!? Я задыхалась, не хватало воздуха. Казалось, все вокруг отравлено миазмами Царицы беззаконий.
– Теперь ты знаешь, что стоит на кону. На этом этапе успешное продолжение операции зависит именно от тебя, Алла. Пока ты единственная, кому Белова доверяет, – она пододвинула ко мне папку с историей жизни Беловой-Сомовой. – Верни Алисе, скажи, что проплакала над ней всю ночь. Убеждай, уговаривай, делай что хочешь, но она должна принять нашу сторону. Не подведи. Кода победим, ты станешь одной из святых спасительниц человечества от чумы Хаоса.
