Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"
Автор книги: Елена Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)
Глава 7. Следователь-самозванец
Евгений Львович Криштовский, врач частной клиники Одинцова.
– Евгений Львович, – незнакомый мужской голос окликнул меня в коридоре сразу после обхода.
Я обернулся. Подтянутый мужчина, за тридцать, уверенно шагал ко мне, явно военный. Высокий, коротко стриженный, блондин. Одет просто: черный кожаный пиджак, водолазка того же цвета, джинсы. Только дорогой "Breguet" на запястье никак не вписывался в облик простого парня.
– Что угодно? – у меня появилось странное ощущение. Я видел этого типа впервые, но он уже нервировал. Было в нем нечто, что при других обстоятельствах заставило бы меня обойти его десятой дорогой.
– Следователь Стрельцов, Калиновское РОВД, – он продемонстрировал свое удостоверение.
– Очень приятно, – я поправил очки, изобразив дежурную улыбку. Он нравился мне все меньше и меньше.
– Взаимно, Евгений Львович, – он оскалился точно волк: вроде и улыбается, но в глотку готов вцепиться, дай только повод. Неприятный тип, опасный.
– Слушаю вас. И, пожалуйста, побыстрей. Я тороплюсь.
– Это займет всего пару минут. Меня интересует ваша пациентка, Алиса Белова.
– С чего вы взяли, что госпожа Белова проходит здесь лечение?
– Знаю, – его стальной взгляд был холоден и пронзителен, до мурашек по коже, словно в дуло пистолета смотришь.
– Такая информация сугубо конфиденциальна. У нас частная клиника. Среди наших пациентов есть весьма влиятельные люди. Вы ведь понимаете, о чем я?
– Конечно, только гражданка Белова находится под следствием.
– Разве дело еще не закрыли? – признаться, я был удивлен, поскольку меня убедили в обратном.
– Нет, там есть кое-какие нюансы. Мне нужно ее допросить. Она ведь у вас.
– Да, она проходит лечение в нашей клинике, только сейчас в коме, – мне пришлось соврать. Ну, не мог я пустить его к Беловой, пока не переговорю кое с кем.
– Неужели? А я располагаю другими сведениями.
– Какими, позвольте узнать?
– Белова вышла из коматозного состояния два дня назад.
– Откуда такая информация? – было неприятно осознавать, что кто-то из персонала мог проболтаться. Узнаю, кто, уволю, к чертям собачьим, в 24 часа, без двух недель отработки и выходного пособия.
– У меня свои источники.
Догадываюсь я об этих источниках. Такие типы всегда нравятся бабам, наглые, опасные, потом сами же и плачут, дуры. Наверняка, какая-нибудь медсестричка не смогла удержать язык за зубами. Перед ней даже удостоверением махать не пришлось. Пара комплиментов – девица растаяла и все выложила.
– Как бы то ни было, Белова пока не готова к общению, – я поджал губы. Не люблю врать, но выбора не было. – Заторможенность, неадекватное восприятие, все это последствия коматозного состояния. Сами понимаете, допрашивать ее сейчас бесполезно, даже пагубно, ее психика нестабильна.
– Когда с ней можно будет поговорить?
– Через неделю, но предварительно позвоните. Зачем зря ездить?
– Диктуйте номер, – он извлек из пиджака мобильник.
Пришлось дать ему свою визитку:
– Здесь вся контактная информация, в том числе и мобильный номер.
– Вижу, – он быстро набрал цифры.
Мой "iPhone" завибрировал в кармане спецбрюк – я сбросил звонок. Подобное недоверие коробило.
– Что ж, не смею вас больше задерживать, доктор.
– Всего доброго.
Он повернулся и пошел прочь по коридору. Я наблюдал, пока он не скроется за поворотом, затем зашел в кабинет и запер за собой дверь. Отыскав нужный номер в контактах, я позвонил:
– Алло, это Криштовский.
– Внимательно слушаю вас, Евгений Львович, – отозвался Тарквинов.
– Я только что разговаривал со следователем. Вы обещали, что проблем не будет, а тут этот Стрельцов со своими расспросами. Очень настырный тип, от такого не отвяжешься.
– Занятно, этот человек лично заверил меня, что дело Беловой закрыто.
– Может, соврал?
– Вряд ли.
Ну да, Тарквинову не солжешь. Глянет в глаза – все выложишь, прямо как этот Стрельцов. Вот бы им померяться взглядами, я бы на это посмотрел.
– Опишите его, Евгений Львович, – потребовал Тарквинов.
– Молодой, примерно тридцати пяти лет, высокий, крепкий и наглый.
– Конкретней: цвет волос, глаз, другие приметы.
– Светлый, короткая стрижка. Глаза серые, – от воспоминания о его взгляде по спине побежали мурашки. – Одет обычно, только часы дорогие. И лицо такое… любимчика женщин.
– Пожалуй, я знаю, кто этот лже-следователь.
– Разве он не настоящий!?
– Нет. Настоящего Стрельцова любимчиком женщин не назовешь.
– Кто же тогда этот проходимец? – я был возмущен.
– Один мой старый знакомый. Не думал, что он появится так быстро.
– Что же мне делать с этим самозванцем? Он ведь обязательно явится снова.
– Когда?
– Через неделю, но должен позвонить предварительно. Выставить его вон?
– Ни в коем случае.
– Но он явно преступник! Вдруг он собирается убить Белову? – я снова вспомнил его взгляд убийцы и поежился.
– Если бы он хотел ее убить, не стал бы спрашивал у вас разрешения встретиться с ней. Ему нужно что-то другое, и я хочу знать, что. Потому прошу вас, не мешайте. Пусть поиграет в следователя.
– Если вы так хотите, то я пущу его к Беловой, но вся ответственность ложится исключительно на вас.
– Само собой, Евгений Львович. У меня к вам будет еще одна просьба: запишите их встречу на видео. В палате ведь есть камера?
– Конечно. Я пришлю вам запись.
– Тогда, будьте так добры, пришлите все записи, всех посетителей, которые ее навестят.
– Все непременно, господин Тарквинов.
Удовлетворившись моим обещанием, он попрощался и прервал звонок. Ну вот, опять какие-то проблемы. Своих хлопот полон рот, а тут еще самозванцы, олигархи, строптивые пациентки. Что поделать, Тарквинову не откажешь, акционер как-никак, причем с солидным процентом. Да и деньги нужны, они, как известно, лишними не бывают, особенно когда развод на носу.
Я нащупал в кармане ключ, открыл заветную дверцу в столе, достал початую бутылку "Hennessy", хлебнул прямо из горлышка, по-простому, не заморачиваясь на бокалы. Стрессу плевать на этикет.
↑
Глава 8. Энтаниель из Дома Зори
Квинт.
5 августа 1981 года.
Над городом сгущались тучи. Приближалась гроза. Ветер нес пыль и мусор вдоль опустевших улиц окраины. Я вошел в развалины долгостроя. Рыжеволосый парень в серой футболке и потертых джинсах вливал Силу в портал.
– Уже покидаешь нас? – спросил я его по-русски. Этот язык Странник должен был выучить сразу по прибытии в наш мир. Маги Пути впитывали языки и обычаи того места, куда попадали.
– А, ублюдок Хаоса, пожаловал, – он резко обернулся. – Не могу сказать, что удивлен.
– Кто ты? Назовись, – я пропустил "ублюдка" мимо ушей. – Ты все-таки в моем мире.
Его личина потекла и пропала. Элиенеры не владели магией трансформации, зато были искусны в иллюзиях. Он был высок, выше двух метров, строен, на первый взгляд, даже худ, но это лишь казалось из-за высокого роста. Лицо слишком женственное: тонкие, симметричные черты, белая кожа, большие миндалевидные глаза, переливающиеся всеми оттенками зелени. Рыжие волосы были заплетены в длинную косу. На высоком лбу поблескивал серебристый обруч с тремя голубыми камнями.
– Энтаниель из Дома Зори, третий маг Пути, к твоим услугам, даркос.
– Тарквин, сын Рема.
– Сын Рема? Я помню его. Ты ведь Квинт, не так ли? Наслышан о тебе от видящих.
– Уверен, твои потомки долго перемывали мне кости.
– О, да. У тебя хватает горячих "поклонниц". Так что тебе нужно?
– Пустячок, твою магию Пути.
– Всего-то? Наверное, это ужасно, потомку Дракона Хаоса прозябать в единственном мире. Метавселенная так велика, но она недоступна полукровкам.
– У меня есть шанс это исправить, – я принял ипостась дракона, приготовившись к поединку.
– Буду рад помочь, – он материализовал меч Света.
Я прыгнул, стараясь не напороться на его оружие. Он был быстр и ловок, но я не уступал. Мы закружили на грудах битого кирпича. Скорость была предельной. Его клинок превратился в размытую полоску света. Дважды он оцарапал меня. Царапины жглись кислотой, и заживать не спешили. Я тоже пару раз достал его когтями, но они лишь соскользнули по невидимой броне, не причинив вреда. Пришлось схитрить: замедлившись, я раскрылся. Энтаниель не смог пропустить такой "подарок" – его меч вошел мою в шею. Отрешившись от боли и жуткого жжения, я схватил руку Странника, ту самую, что сжимала клинок. Оружие он не выпустил, на что и был мой расчет. Он попытался вырваться – тщетно. Я надавил и пробил-таки его защиту – мои когти срезали его руку у самого плеча. Фонтан голубой крови ударил мне в грудь. Эльф застонал. Я оплел его сотней щупалец, и стал вытягивать Силу. Чужая энергия отдавала горечью, жгла нутро, но ничего, я всеядный, переварю и это. Пока пил, жертва корчилась от боли, но молча. Войти в его разум я не смог, на моем пути встала непроницаемая защита обруча. Сорвать его не получилось, он будто врос в голову Странника. Так он и умер, унеся в Бездну свой бесценный дар. Я выиграл, проиграв, еще одна пиррова победа на моем счету.
Я трансформировался в человеческий облик. Буря пошла на спад. Не успевший раскрыться портал снова угасал, через неделю от него не останется и следа. Мертвое тело элиенера истаивало фосфоресцирующей дымкой, пока не исчезло совсем. Пятна голубой крови и световой клинок постигла та же участь. Обруч почернел, его камни теперь напоминали темные провалы, в нем более не было магии. Я решил оставить его себе как трофей. Было горько и тошно, хотелось рвать и метать, снести этот город до основания, устроить апокалипсис локального масштаба…
– Как ты посмел, Квинт!?
Я обернулся. У входа в цех стояли семь представительниц Древа.
– Мирослава, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? – я широко улыбнулся советнице Древа. Она была матерью моей последней наложницы, считай, теща. – Что привело тебя сюда, дорогая?
– Ты убил его, тварь! – ее руки были сжаты в кулаки, брови сведены в гневе. Могла бы плеваться ядом – плюнула бы.
– Что поделать, натура такая. Я ведь монстр, попиратель Закона, уничтожитель Света, – сарказм Странника был заразен.
– Хочешь войны, Квинт? Ты ее получишь! – ее желто-зеленые очи пылали, хоть и не такие яркие, как у почившего эльфа.
Чистота цвета и яркость глаз видящих – показатель их Силы. Если у человека есть хоть крупица зелени в глазах, значит, где-то в его родословной затесалась видящая. Зеленых глаз у людей до первого визита Энтаниеля в наш мир не было, это его наследие.
– Война? – притворно удивился я. – Это после того, как я прикончил вашего прародителя и заполучил его Силу?
– Да как ты смеешь!? Напомнить тебе, как моя бабка разделалась с твоим отцом.
– Целестина была раз в пять сильнее тебя, и ей помогал полный Круг. А вас сколько? Семеро. Рискнете одолеть меня, дамы? – я окинул их компашку насмешливым взглядом. Надо бы запомнить их лица, выяснить потом, кто такие. Одну я знал, третья дочь Мирославы, Клементина – прямо-таки кандидатка в мои очередные наложницы. Неправильно, забирать у советницы двух дочерей кряду, но Мирослава сама напрашивалась.
– Думаешь, я не смогу подпалить тебе хвост, дракон!?
– Остынь! – рявкнул я, пора было прекращать этот фарс. – Я мог бы выпить вас всех за пару минут, но вы под моим протекторатом, хоть тебе это и не нравится, дорогая теща.
– Элиенеры этого так не оставят. Рано или поздно они начнут искать Энтаниеля и найдут.
– Пусть приходят. Мы все платим по счетам, так или иначе, – я подошел к ним вплотную. Мне нужно было покинуть цех, а они столпились у двери.
Неверно истолковав мои намерения, ведьмы попятились, спотыкаясь о строительный мусор. От них веяло страхом. Угрозы советницы – просто бравада, они это понимали.
– Передай Совету, – я холодно глянул на Мирославу, – Я остаюсь в этом городе. Отныне это моя территория. Кстати, тебе сюда путь заказан, сиди в Москве и не смей попадаться мне на глаза.
– Подавись своей дырой, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Это еще не конец, дракон.
Я промолчал. Зачем обращать внимание на пустые угрозы слабой женщины?
↑
Глава 9. Свет мой, зеркальце!
Алиса.
Когда Криштовский разрешил вставать, я попросила молоденькую санитарку Марину помочь мне принять душ. Эта девушка была мне симпатична: веселая, бойкая, с толстой косой до пояса и ямочками на щеках. Она будто пришла из того времени, когда женщины сидели по домам и держали себя в строгости: ни косметики, ни вредных привычек, ни загулов. А ведь она студентка, учится на втором курсе медицинского, но вместо положенной студиозам разгульной жизни, подрабатывает санитаркой. Марина сама оплачивала учебу, а не тянула деньги с матери-одиночки. Кстати, мать ее тоже медсестра, как и моя была. Она работала здесь же, в клинике Одинцова, сюда и дочку пристроила.
Марина осторожно и медленно вела меня в ванную, поддерживая под локоть. В палате имелась отдельная ванная комната с душем и туалетом, что было, несомненно, удобно, не нужно тащиться через все отделение в общую душевую, как в обычных больницах. Когда мы доплелись до цели, Марина помогла мне раздеться, заставила нацепить на голову полиэтиленовый чепчик, чтобы не намочить повязку.
– Иди, Мариша. Дальше я сама.
– Нет. Вы еще слишком слабы, Алиса Сергеевна, – она выкала и звала меня по имени-отчеству, хоть была всего на десять лет младше. Это заставляло чувствовать себя старой, но такова была политика клиники, а Марина – девушка ответственная, нарушать правила, даже по просьбе v.i.p. пациентки, не собиралась. – Вдруг вы в обморок упадете, Проф мне потом голову оторвет и на зачете завалит, он мне не только здесь начальник.
Профом она величала Криштовского. Возразить мне было нечего – пришлось сдаться.
После душа я все-таки уговорила Марину оставить меня одну. Когда она вышла, я вытерла запотевшее зеркало использованным полотенцем, дабы узнать правду о своей физиономии. Из зеркало на меня смотрело бледное до синевы лицо с темными кругами под глазами, краше только в гроб кладут. Захотелось стать прежней, такой, какой была до смерти мамы, до института, до гибели Вовки, вычеркнуть эти годы из жизни, забыть и следы стереть. Желание было таким сильным, таким отчаянным. Внезапно изображение в зеркале стало меняться. Моя кожа приобретала здоровый оттенок. Круги под глазами таяли. Губы наливались краской. Будто невидимый художник раскрашивал мой портрет. Стиснув зубы, чтобы не заорать, я вцепилась в край умывальника. Это бред или уже шизофрения? Накатила тошнота, адреналин выплеснулся в кровь. Я завесила полотенцем "мерзкое стекло". Вдох-выдох, еще разок. Дыхательные упражнения на расслабление, наследие давних занятий йогой, помогли. Сердце перестало колотиться, тошнота улеглась.
– Алиса Сергеевна, с вами все в порядке? – Марина постучала в дверь.
– Да, – ответила я коротко, чтобы не выдать дрожи в голосе.
– Вы уверены?
– Абсолютно, – нельзя, чтобы она узнала о моих галлюцинациях, а то побежит к Профу, а тот опять накачает меня успокоительными. – Я скоро выйду, только зубы почищу.
– Хорошо, – она отошла от двери.
Я постояла еще пару минут, приходя в себя, потом почистила зубы, как и обещала Марине. Пока работала щеткой, полотенца с зеркала не снимала, было страшно, но оставлять его так не стоило, иначе возникнут вопросы. А что я могла отвечать? Что смотреть на себя не могу без дрожи – аргумент так себе. Сдернув полотенце, я бросила его на пол, толкнула дверь и вернулась в палату. Марина заканчивала перестилать постель.
– Ой, Алиса! – она всплеснула руками, забыв о правилах обращения к пациентам. – Вы так хорошо выглядите, прямо другой человек.
Я застыла как громом пораженная. О чем это она? Льстит? Но не врет, ее удивление было искренним, она даже наволочку выронила.
– Чистота – залог здоровья, – пробормотала я.
Марина снова подхватила меня под локоток и довела до кровати. Я не сопротивлялась. Слабость усилилась – меня шатало как пьяного матроса. Пожелав спокойной ночи, она выскользнула за дверь, тихо прикрыв ее за собой.
Сон не шел. Я ворочалась с боку на бок, пыталась уснуть. Овцы не поддавались счету, разбегались, разгоняемые беспокойными мыслями. На пятой попытке я сдалась. На улице горели фонари, их призрачный свет заглядывал в окно. Пожелтевший клен отбрасывал причудливые тени на потолок. Его листья облетали. Иногда они бились о стекло и уносились прочь желтыми бабочками почившего хлорофилла. Уже октябрь. Золотая осень в разгаре, а я валяюсь здесь и гадаю, сошла с ума или нет.
Реакция Марины казалась мне странной. Что такого она увидела на моем лице? Я потрогала губы, они были гладкими и мягкими. Если у меня тактильные галлюцинации, то дело серьезно. Надо бы вернуться к зеркалу и взглянут на себя еще разок, а это чертовски страшно. Ну да, к черту! Моя злость прогнала страх, норадреналин накостылял адреналину. Я встала с кровати и пошлепала босиком в ванную. Искать шлепанцы в потемках – мешкать, а значит, давать лишнюю возможность страху взять над собой верх. Обойдусь как-нибудь без тапок, полы здесь теплые. Включив свет, я встала у умывальника, но глаза поднимать не спешила, мои страхи вернулись. Я выматерила себя еще разок – помогло. Из зеркала на меня смотрела девочка-персик, с румянце во всю щеку. Глазки горят. Губки – коралл. Прелесть! Я так хорошо даже в пору своей беззаботной юности не выглядела.
Моя голова под повязкой дико зачесалась, словно там комариный рой устроил попойку. Я подергала бинты, и так, и этак, но только сильнее зудеть стало. Теребя повязку, я обратила внимание на старый шрамик над левой бровью, памятка о ветрянке, которой болела в детстве. Я решила устроить контрольную проверку своему безумию или той чертовщине, что творилась с моим отражением. Глядя в зеркало, я буравила крохотное пятнышко глазами, представляя, как он исчезает, и оно исчезло. Я провела пальцем над бровью, но ничего, кроме гладкой кожи, не нащупала. Опять накатила усталость – в глазах потемнело, ноги подогнулись. Не держись я за раковину умывальника, разбила бы свою многострадальную головушку о край душевой кабины, а так пронесло, но приложилась я капитально, достаточно сильно, чтобы потерять сознание.
Очнулась я утром, в постели. Надо мной опять маячило обеспокоенное лицо профессора. Он, как и в прошлый раз, укорял меня в неосторожности, угрожал успокоительным и надзором. Свое обещание он сдержал: теперь днем в моей палате постоянно кто-то дежурил, а ночью наступал черед снотворного.
↑
Глава 10. Семя эльфа
Квинт.
5 августа 1981 года.
Выйдя из руин долгостроя, я забросил обруч Энтаниеля в неприметные кустики, чтобы забрать позже. Буря стихла, оставив после себя мелкий моросящий дождик. Стайка ворон копошилась на куче мусора у дороги. Выбрав самого крупного самца, я приманил его мысленно. Он бесстрашно вспорхнул на мое запястье. Заглянув в черные бусины его глаз, я ментально просканировал мозг птицы, потом отведал его крови, чтобы скопировать облик. Бросив мертвое тельце в бурьян, на поживу сородичей, я обернулся вороной.
Подобная метаморфоза было очень сложна. Слишком малый объем, как и слишком большой, при трансформации требовали повышенных энергозатрат и концентрации. Но я был переполнен Силой Странника, потому не мелочился.
Взлетев, я покружил над развалинами, привыкая к новым крыльям. С высоты было видно, как ведьмы покидают здание цеха. Понаблюдав за ними, я полетел в сторону общежития похищенной девушки. Вероятность, что я найду ее там, была невелика, но проверить стоило.
Город просыпался. Дождь прекратился, оставив после себя лужи, в которых плавали сорванные бурей листья. Немногочисленный транспорт скользил по мокрым улицам. Одинокая женская фигурка неподвижно сидела на лавочке автобусной остановки, той самой, что была ближе всего к цели моего полета. Мокрые темные волосы сосульками падали ей на лицо. Одежда промокла насквозь. Губы посинели от холода. Она дрожала, рассеяно глядя в никуда. Я сразу узнал Надежду Белову. У девушки было тоже лицо, что и на фотографии в деле об исчезновении, и тот же ментальный след, по которому я разыскивал ее месяц назад. Кстати, он обрывался именно на этой остановке.
Приземлившись у ее ног, я стал важно прохаживаться туда-сюда. Она ни на что не обращала внимания и выглядела отстраненной, будто не осознавала, где находится, и что с ней происходит, но опутывающих разум заклятий на ней не было.
– Кар, – я перелетел к ней на скамейку.
Она вздрогнула и наконец-то сфокусировала на мне взгляд. Попрыгав по деревянным рейкам, я устроился на расстоянии вытянутой руки от нее и принялся чистить перья, как это делают обычные птицы. Она светло, по-детски, улыбнулась и протянула ко мне руку. Бросив свое занятие, я отскочил. Она убрала руку. Я вернулся на прежнее место. Через пару минут она снова повторила попытку. На этот раз я позволил ей себя погладить.
– Ты совсем ручная, – она нежно касалась пальцами моих перьев. – Как же тебя зовут, птица?
– Кар! Квинт, – я попытался расширить речевые возможности вороны.
– Ой! Ты говорящий!? – она оживилась еще больше. Ее взгляд сиял детским восторгом.
Я снова каркнул, кивая головой. Знаю, что перебор, но нужно было завоевать ее доверие.
– Значит, Карквин, – переиначила она мое имя. – А я Надя. Вот и познакомились. Ты потерялся, да? Бедная птица. Хочешь, можешь пожить у меня. Обещаю кормить, поить и никаких клеток. У меня их просто нет. Идет?
– Кар, – я перепорхнул к ней на плечо. Она мне уже нравилась. Милая девушка. Птиц любит. У кошек и собак поклонников хоть отбавляй, а вот пернатых мало, кто жалует, особенно ворон.
– Тогда пошли, познакомлю тебя с новым домом и моей соседкой, – она осторожно поднялась со скамейки, чтобы не спугнуть меня.
Общежитие 147 для медработников представляло собой пятиэтажное кирпичное строение с решетками на окнах первого этажа и выкрашенной в красно-бурый цвет дверью. Вахтера на проходной не оказалось. Надежда беспрепятственно прошла через вертушку турникета и поднялась на третий этаж. Достав из сумочки ключ, она открыла дверь комнаты номер 308. Там было сумрачно, шторы задернуты. В воздухе витал запах прокисшей еды, неубранной на ночь в холодильник.
– Надя, это ты? – хрипло со сна спросила всклокоченная девица. Она подхватилась с кровати и кинулась прямо на нас. – Где тебя черти носили!?
Я не стал дожидаться, когда она повиснет на шее Беловой, перепорхнул на усыпанный крошками стол. Здесь стояло несколько грязных тарелок и большая кастрюля с приоткрытой крышкой, источавшая тот самый кислый запах. Я сделал вид, что с упоением клюю крошки, как и положено вечно-голодной птице.
– Пусти, Алька. Что ты делаешь? – Надежда безуспешно пыталась вырваться из объятий соседки. – Хватит уже меня трясти.
– А что мне еще делать? Ты неизвестно где шлялась целый месяц. Я даже в милицию заяву накатала. Да разве они почешутся? В загул ушла твоя подруга – вот и весь сказ. Я им: не могла она, человек не тот, сказала бы, предупредила. А они ржут как кони. Мол, дело молодое, нехитрое. Подцепила где-то хахаля фартового и укатила в Сочи, где темные ночи. Медсестрички – бабы безотказные, на мужиков падкие, об этом все знают. Можешь себе представить!? Я чуть в их наглые рожи не плюнула, еле сдержалась. Сволочи! – Альбина всхлипнула, размазывая слезы по щекам, и наконец-то отпустила Надежду.
– О чем ты? – растеряно спросила та.
– Как о чем!? Ты пропала месяц назад. Ушла на работу, и все, ни слуху, ни духу, как в воду канула. Сама посмотри, – она ткнула пальцем в отрывной календарь, висевший на стене. – Видишь, уже пятое августа.
– Месяц назад? Разыгрываешь? Сегодня только второе июля. Я вышла в половине седьмого, а зонтик забыла, вот и промокла до нитки под этим внезапным ливнем, потому и вернулась. Нужно переодеться, а то времени в обрез, – Надя бросила взгляд на наручные часики на дерматиновом ремешке и метнулась к шкафу.
– Притормози, подруга. Сейчас только полшестого утра, – Альбина кивнула на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке. – Ты вообще меня слышишь? Думаешь, я стану поганить календарь, ради каких-то там розыгрышей?
– Но это же невозможно! – Надежда замерла у шкафа. Ее ноги задрожали, она сделала пару шагов и присела на край своей кровати.
– Если хочешь, можешь спросить соседей. Я тут всех на уши поставила, пока тебя разыскивала.
– Тогда почему я ничего не помню?
Альбина плюхнулась рядом с ней и участливо погладила подругу по плечу:
– Может, у тебя ретроградная амнезия?
– Скорее всего, если целый месяц выпал из памяти.
В этот момент пронзительно зазвенел будильник. Девушки вздрогнули. Подлетев, я опрокинул его на пол. Звякнув пару раз, он заткнулся.
– Это что, ворона?! – Альбина сорвалась с места, размахивая руками. – Ах ты, мерзкая птица! А ну, кыш! Кыш!
– Алька, не надо! Это Карквин, он говорящий, домашний.
– Так эта тварь, еще и болтать умеет!? Где ты его вообще взяла?
– На остановке. Он сам меня нашел, прилетел знакомиться, а я его к нам пожить пригласила.
– С ума сошла!? Ой, извини. Я ничего такого не имела в виду.
Надя печально улыбнулась:
– Проехали. Только Карквина не трогай, пусть поживет у нас.
– Он мой будильник угробил, тварь такая. Мало ли, что еще натворит.
– Ты сама его тысячу раз роняла, и ничего, работает.
– Ладно, пусть остается. Мне собираться пора, а ты отдыхай. Я завтра отгул возьму, в милицию сходим, заявление заберем. Потом в больницу, объясним, что к чему. Может, на работе восстановят. Не переживай так, все будет хорошо. Главное, жива, здорова, а память вернется, вот увидишь.
– Думаешь?
– Конечно, ты ж не алкоголичка какая, и черепно-мозговой у тебя не было. Или была?
– Не помню, – Белова ощупала голову. – Вроде цела, и не болит нигде.
– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулась Альбина.
Она завернула умывальные принадлежности в полотенце и выскочила из комнаты. "Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ж ты вьёшься надо мной…" – грозовым раскатом пронеслось по коридору ее пение. Все, кто еще спал, или уже спал после ночного дежурства, наверняка, проснулись.
Рассеяно посмотрев на захлопнувшуюся дверь, Надя сбросила мокрую одежду и аккуратно развесила ее на стульях. Натянув ситцевую ночнушку, она забралась под одеяло.
Дождавшись, когда она повернется лицом к стене, я трансформировался в рыжеволосого парня, под личиной которого скрывался Странник. Возможно, это лицо и мое внезапное появление станет для нее достаточным толчком к возвращению памяти.
– Кто ты такой!? – она испуганно вскинулась, натянув одеяло повыше, будто могла за ним спрятаться. – Как ты здесь оказался?
Жаль, что она не вспомнила Странника.
– Спи, – приказал я, глядя ей в глаза.
Она безвольно откинулась на подушку и мгновенно уснула. Попытка просканировать ее разум результата не принесла, он был защищен сложным заклятием. Я мог бы сломать этот ментальный шит, но тогда личность Надежды была бы уничтожена. Странник не только заставил ее все забыть, но и позаботился, чтобы никто не помог ей вспомнить.
Попробовав кровь девушки, я убедился в ее беременности, но помимо этого было что-то еще в ее крови, некое едва уловимое отличие от хомо сапиенс. Неужели чистый геном первых людей? Такое было немыслимо за столько тысячелетий селекции и отбора, но это объясняло, почему Энтаниель выбирал именно ее из множества женщин нашего мира. Ему нужна была чистая кровь кроманьонцев, не тронутая нашей магией.
↑
