Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"
Автор книги: Елена Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Глава 48. Попытка не пытка
Алиса.
Я сидела на табурете за столом. Огарок свечи догорал. Пламя камина отбрасывало блики на развалившегося на лежаке Зигмунда. Было давно за полночь, но спать не хотелось. Его рассказ сильно потряс меня.
– Почему ты до сих пор не простил его? – спросила я.
– Всё не так просто, Алиса, – он вздохнул. – За триста лет между нами много всего произошло.
– Может поделишься?
– Как-нибудь в другой раз. Поздно уже, пора ложиться, – он зевнул. Потом добавил, глядя на мою недовольную гримасу: – Нужно отдохнуть, пока есть время.
– Где я буду спать? – спросила с намеком, что нужно бы уступить даме место.
– Здесь, – он похлопал ладонью рядом с собой.
– Не думаю, – я покачала головой.
– Тогда ложись, где хочешь. Пол большой, – он развалился на всю ширь лежака, заложив руки за голову.
Наглец! Решительно встав с табурета, я подошла к нему.
– Подъем! – я двинула носком ботинка по ножке лежака. – Сам спи на полу!
Я еще не договорила, как уже оказалась под ним. Он навалился всем телом. Я только охнула. Сама же, дура, давала себе зарок, не злить его, не провоцировать. И вот напоролась. Он воспользовался моим замешательством и поцеловал, умело и дерзко. Я невольно ответила. Он углубил поцелуй. Внизу живота поднялась теплая волна. Изголодавшееся тело жаждало разрядки. Я застонала и заёрзала под ним. Он прервал поцелуй и стянул с меня свитер вместе с футболкой. Я не сопротивлялась, не было сил бороться с собой. Он покрывал моё лицо и шею поцелуями, то легкими, едва касаясь кожи, то жесткими, почти кусая. Я стонала, наслаждаясь всем, что он делал. Стянув зубами бретельку бюстгальтера, он обвел языком затвердевший сосок, и я очнулась. Внезапно возникшее перед глазами лицо Квинта, полное боли и разочарования, отрезвило меня почище ушата холодной водицы.
– Не надо, – умоляюще прошептала я. – Пожалуйста, остановись.
Он замер, приподнявшись надо мной на руках. Его лицо было абсолютно спокойно, но взгляд выдавал еле сдерживаемую страсть, смешанную с раздражением. Опасное сочетание, можно сказать, взрывоопасное. Я замялась, подбирая слова для оправдания своего отказа, в результате промямлила:
– Понимаешь, у меня чувства к другому.
Не говоря ни слова, он поднялся и сел на край лежака. Я вернула бретельку на место и натянула футболку, второпях вытащив ее из свитера, затем присела рядом с ним. Некоторое время он молчал, глядя куда-то в темноту комнаты. Я готова была провалиться сквозь землю из-за неловкости ситуации.
– Тарквин даже не человек, Алиса, – нарушил он затянувшееся молчание.
– Я тоже.
– До моста ты была им, а он нет. Даркосы – социопаты. Они отлично умеют притворяться людьми, но это лишь игра.
– Он другой.
– Сколько ты его знаешь? – он повернулся ко мне, заглянул в глаза. – Сутки?
– Десять лет Квинт был моим одноклассником и первой любовью. Мои чувства к нему не изменились.
– Ты влюблена в мечту, иллюзию, которую он для тебя создал, но не мне тебя судить. Я сам когда-то почитал его как Бога, чуть ли не молился. И что со мной стало? – он снова вздохнул. – Превратился в одиночку, одержимого местью. Разница лишь в том, что меня он отпустил, а тебя сожрет.
– Не сожрет! – уверенно заявила я, хотя зерна сомнений уже проросли в моей душе.
– Ладно. Верь во что хочешь. Одно не могу понять, почему он не инициировал тебя сам? Зачем позволил это Плетневой?
– О чем ты?
– У видящих есть два способа приобщиться к Силе. Первый, общепринятый и безопасный – дефлорация, желательно после совершеннолетия. Второй, запрещенный Советом и опасный – добровольное самоубийство. В былые времена, еще до запрета, его использовали, когда первый не сработал. Но тогда видящие были сильнее – благополучный исход был более вероятен. В случае смертельной инициации ведьма даже получала некоторые бонусы, например, дар предвидения. Сейчас всё иначе. Древо ослабло настолько, что такая инициация – стопроцентный летальный исход для всех, кто младше восьмого поколения.
– Это все очень интересно и познавательно, но причем здесь Алка и Квинт?
– По какой-то причине, он влюбил тебя в себя, но не воспользовался этим. Я прав?
– У нас с Вовкой ничего не было, – смутилась я. – Правда, на выпускном я чуть не соблазнила его, но он сказал, что все должно быть не так, или что-то в этом роде. Потом его не стало. Он погиб, точнее разыграл свою смерть.
– Дай угадаю, ты чуть не покончила с собой после этого?
– Да, но мама нашла гору таблеток, которыми я запаслась, и остановила меня.
– Теперь все более или менее ясно.
– Может, и меня просветишь.
– Квинт не стал тебя трогать из-за гона. Видимо, сначала собирался – потом передумал. Счел смертельную инициацию более безопасной, а ты ее избежала.
– Причём здесь гон? Он сказал, что до него еще долго.
– Ложь. Поверь мне, я присутствовал при рождении его последнего отпрыска. Было это зимой 1674 года. Уже лет сорок его подавляет. Квинт, конечно, древен – время у него еще есть, но с тобой он рисковать не стал. Думаю, из-за твоей Силы.
– Почему?
– Все просто, он либо обрюхатил бы тебя, либо сожрал.
– Значит, он не хотел, чтобы я залетела?
– Он просто не стал убивать тебя таким способом. Ему нужен дар Странника, а не чрево, для вынашивания очередного потомка. Для этого у него дочурки советниц есть.
– Ты о Совете Древа говоришь?
– Да. У Квинта с ними договор. Он их крышует – они поставляют ему своих дочерей в наложницы.
– Вон оно что! – во мне вспыхнула ревность. – Значит, его наложницы из Древа. Понятно.
– Да. Кстати, последней была дочка Мирославы, Ольга. Красивая баба, вся в мать. Прямо снежная королева.
Я вспомнила самозваную тетушку, и правда, царица, только не снежная – яркая, чувственная. Я поделилась этим с Зигом. Он покачал головой:
– Ты видела личину, Алиса. Мирослава – блондинка. Как глянет – льдом покрыться можно. Такая и мир заморозить может ради абсолютной власти, чтобы в гордом одиночестве безраздельно править льдами.
Меня передернуло от перспективы такого будущего.
– Не переживай, – тепло улыбнулся Зиг. – Если дракон с ней не разберется – сам ею займусь, пока она не выпустила гулять по миру свою смертоносную вьюгу.
– Надеюсь на это. Кстати, причем здесь убийство? Разве Квинт убивал своих наложниц?
– Не он – его детки. Хотя это как посмотреть.
– Что это значит?
– Для женщины рождение даркоса – билет в один конец. Их матери обречены. Они даже до родов не доживают. Детки не только истощают их физически, но и пожирают ментально.
Я уставилась на него в немом потрясении. Слов не было. Он лишь хмыкнул:
– Ладно, слушай.
↑
Глава 49. Ольга
Зигмунд.
Поместье Владислава Тарквиновского. Апрель 1673 года – январь 1674 года.
Весной, в самый разгар цветения садов, Владислав привез в имение госпожу Ольгу. Высокая блондинка с осанкой царицы и утонченными чертами лица держалась холодно и отстраненно, как истинная аристократка. Челядь посчитала ее невестой пана. По замку пошли разговоры о скорой свадьбе.
Ольга не говорила по-польски и не стремилась учить наш язык. С прислугой она общалась жестами, а отчитывала за провинности по-русски. Она была строга и придирчива. Служанки шептались о скверном нраве будущей госпожи, но господ не выбирают.
Через месяц ее стала одолевать тошнота, явный признак беременности, но Владислав даже не заикался о венчании. Челядь стала чесать языками, что никакая она не невеста, а полюбовница, носящая под сердцем панского бастарда. Служанки теперь пропускали ее придирки мимо ушей, слушались неохотно, на зов не торопились. Кухонные сплетни цвели как сады по весне. Ольгу рядили то в актриски, то в куртизанки. Лишь мне было ведомо, что она ведьма и наложница пана.
Ольга отдалилась от всех. Она практически не покидала своих покоев, лишь иногда гуляла по саду в гордом одиночестве. Она вела дневник. Каждый день исписывала по нескольку страниц в книжице, которую привезла с собой. Как-то раз, когда она ушла на прогулку, я заглянул в ее записи. Она писала по-русски, а кириллицы я тогда не знал. На книжицу было наложено заклятие, сказавшее ей, что я брал ее дневник. Она явилась ко мне, полная негодования.
– Зачем ты брал мою вещь? – спросила она на латыни. Со мной она говорила на этом языке, поскольку мы оба его знали.
– Заглянул, – я пожал плечами. – Не серчай, я все равно ничего не понял. Русскому не обучен. О чем ты там пишешь?
– Это не твое дело.
– Не мое.
Ольга повернулась, чтобы уйти, но в дверях остановилась.
– Ты ученый человек, Зигмунд, – она повернулась ко мне.
– Хочу им стать.
– А хочешь, я научу тебя кириллице и русскому?
– Никакое знание лишним не бывает.
Так Ольга стала моей наставницей. Я проводил с ней все свободное время. Владислав был этому только рад. Он к ней очень трепетно относился. Даже портрет ее написал, который потом долго висел в его опочивальне.
– Спасибо, Зигмунд, что поддерживаешь ее, – сказал он мне. – Она здесь совсем одна, а я не могу уделять ей много времени.
К концу лета Ольга слегла. Если и поднималась с постели, то редко. Владислав выполнял каждый ее каприз, не отходил от нее ни на шаг. Беременность протекала тяжело, Ольгу беспрестанно тошнило. Ее организм принимал только сырое мясо, которое она запивала кровью Владислава, иначе оно отторгалось. Служанки, перепуганные ее состоянием, использовали любой предлог, чтобы не прислуживать ей. Тарквиновский их не неволил, все равно толку от них было мало. Мы взяли их обязанности на себя.
В редкие моменты хорошего самочувствия Ольга продолжала обучать меня кириллице. Заставляла читать вслух ее дневник, других книг на русском языке в доме не было. Еще я писал под диктовку. Худо-бедно, но у меня получалось.
В начале осени Владиславу нужно было срочно уехать. Он обещал вернуться через пару дней. Он улетел драконом, не стал брать с собой людей, не мог надолго оставить Ольгу. Она тогда чувствовала себя сносно. Я пообещал, что позабочусь о ней.
Ночью меня разбудила перепуганная служанка.
– Пан Зигмунд, с панной Ольгой беда, – она всхлипнула, готовая разреветься.
– Толком скажи, что происходит, – я натянул портки. – Не реви!
– Она кровью исходит.
Я испугался, что у Ольги выкидыш, хоть и знал, что такого быть не может.
– Где кровь? – я босой бежал к покоям Ольги. Служанка едва поспевала за мной, продолжая всхлипывать.
– Везде! Из глаз, из носа. Даже пот кровавый, – ее всхлипы перешли в истерику.
Я влетел в опочивальню Ольги. Она лежала на кровати в окровавленной рубашке. Служанка не врала. Белоснежная кожа сочилась кровью, из под век текли кровавые слезы.
– Беги за водой и чистым тряпьем, – приказал я служанке. Она вылетела из комнаты. Ольга застонала. Я прилег рядом с ней на кровать и обнял: – Держись, милая. Он скоро прилетит. Я позвал его.
– Я больше так не могу, Зиги, – простонала она по-русски, но я ее понял.
Ольгу снова скрутил приступ рвоты. Я подал ей таз, стоящий у кровати. Служанка принесла воду и чистые тряпицы. Я стал смывать кровь с лица Ольги.
– Зря стараешься, – прошептала она. Ее снова скрутило. Сквозь окровавленную сорочку я увидел, как что-то шевельнулось в ее животе. Она застонала: – Опять. Он голоден, а я не могу ему ничего дать.
– Ты сегодня ела?
– Все, что ела, там, – она скосила глаза на таз с кровавой жижей. – Без его крови еда в меня не лезет.
Служанка забилась в угол и дрожала, прикрыв рот ладонью. Она не понимала ни слова из нашего разговора, но догадывалась, что дело нечисто. С ней нужно будет потолковать, чтоб не плескала языком, но потом.
– Неси свиную печень, – приказал я ей. – И крови свиной принеси. Если нету, буди резчика, пусть свинью зарежет.
Служанка убежала, исполнять мой приказ. Она явно испытала облегчение, что ей позволили отсюда уйти.
– Что ты ей сказал? – спросила Ольга.
– Велел принести тебе поесть.
– Зачем? Только зря терзать себя.
– Ты ела мясо. Я велел принести свиную печень. Может, ее твое нутро примет.
– Не поможет, – она покачала головой и бессильно откинулась на подушки.
Ребенок снова толкнул ее, и она застонала. Я положил руку на ее живот, стал гладить, напевая детскую песенку, которую пела мне Руженка на ночь. Ребенок в ее чреве успокоился.
Она вымученно и благодарно улыбнулась мне:
– Что ты ему спел?
– Детская считалочка. Ее ритм меня всегда успокаивал. Сестра пела мне ее на ночь в детстве, когда я не мог уснуть.
– Дети хорошо спят. Почему тебя мучила бессонница?
– Тело болело после отцовских вожжей. Я рос озорником.
Служанка принесла печень и кровь. Она поставила свою ношу на стол:
– Свинью вчерась резали для панны. Она изволила парного мяса на вечерней трапезе откушать.
– Ступай, – я отослал служанку.
Нарезав печень, я подал ее Ольге. Она съела кусочек. Подождала какое-то время, прислушиваясь к себе. Съела еще. Ее снова стошнило.
– Видишь, – простонала она. – Это бесполезно.
– Выпей крови, – я протянул ей чарку со свиной кровью.
– Зачем ты меня мучаешь, Зигмунд? – она посмотрела на меня окровавленными глазами.
– И в мыслях не было, – я сел подле нее. – Что если ты моей крови выпьешь? Вдруг поможет. Я, как ни как, его фамильяр.
– Я уже на что угодно согласна.
Я вылил содержимое чарки в таз, надрезал запястье и наполнил ее своей кровью:
– Пей!
Она выпила. Прошел час, Ольгу больше не тошнило. Я заставил ее доесть остатки печени и снова наполнил чарку своей кровью.
– Спасибо, Зигмунд. Не знаю, как справилась бы без тебя.
Под утро она уснула, а я пошел на кухню подкрепиться, дабы восстановить потраченную кровь. Владислав вернулся в тот же день.
– Настало время для особой диеты, – сказал он мне, призвав в свои покои. – В этом я могу положиться только на тебя.
– Какой диеты?
– Моему сыну нужна Сила, и не только моей крови. Этого мало.
– Что потребно?
– Человеческое мясо. Свинину ее организм больше не примет.
– Кого я должен пустить под нож?
– Лихих людей на тракте хватает.
Я стал отлавливать разбойников и наемников. Убивал, расчленял, привозил мясо в поместье. Прошла осень, наступила зима.
Через пару недель после сочельника меня разбудил мысленный зов Владислава. Я побежал в покои Ольги. Она была мертва. Последнюю неделю она беспробудно спала. Пан говорил, что она уже не проснется. Бледное до синевы, истощенное тело лежало на кровати. Некогда яркие, а теперь потухшие глаза болотного цвета безжизненно уставились в балдахин. Владислав разорвал на ней рубашку. Огромный, покрытый синяками живот ходил ходуном. Ребенок рвался наружу. Зрелище было настолько жутким, что потрясло даже меня. Владислав вспорол ее утробу когтем и вытащил бледное тельце младенца. Пуповину он просто срезал, отбросив ее вместе с последом на простыню.
– Держи, – он протянул мне ребенка. – Искупай и запеленай Ольгера, а я займусь Ольгой. Нужно подготовить ее тело к сожжению.
Я вышел из оцепенения и взял мальчика. Он не кричал, не дергал ручками и ножками, как другие новорожденные. Его тело было горячим. Материнская кровь медленно впитывалась в бледную кожу. Рана на месте пуповины уже затянулась. От нее даже следа не осталось. Ребенок без пупа – это было крайне странно, не по-людски. Ольгер распахнул глаза болотного цвета и посмотрел на меня абсолютно осмысленным взглядом своей матери. Потом улыбнулся, будто признал меня.
↑
Глава 50. Паутина лжи
Алиса.
– Квинт говорил, что его мать умерла при родах, но я не придала этому значения, списала на медицину того времени, точнее ее отсутствие, – задумчиво сказала я, выслушав рассказ Зигмунда. Я пыталась осознать ту паутину обмана, в которой увязла, словно муха. Непросто принять тот факт, что тебе лгали с детства. – Знаешь, я согласна, что он умалчивал часть правды. Но я не понимаю, каким боком в эту историю вписывается Плетнева?
– Когда я проник в твою квартиру, увидел довольно старое, но постоянно обновляемое заклятие депрессивной Порчи, – ответил Зиг. – Она его автор. Магический почерк не подделать, а чтобы скрыть его, нужны силенки поболее, чем у твоей подружки.
– Алка ведьма!?
– Да.
– Получается, Алка тоже врала мне!?
– Это ее работа. Она шпионка Мирославы. Втерлась к тебе в доверие, стала подругой. Для мага Влияния такое – раз плюнуть.
– Не может быть!
– Еще как может. Она доводила тебя до самоубийства, даже мать твою в могилу свела ради этого.
– Что?! Это чушь! Мама умерла от рака.
– От лейкемии, не так ли?
– Да, – глухо сказала я. – Ей поставили диагноз за два месяца до смерти. Она внезапно потеряла сознание на работе, хоть за двадцать лет ни разу не брала больничный. На всякий случай она прошла обследование. Анализ крови показал последнюю стадию рака. Химия была уже бесполезна – ей даже предлагать не стали, просто кололи морфий, чтобы не мучилась.
– Это самое распространенное последствие смертельной Порчи. Убивает быстро и наверняка.
– Почему ты решил, что дело в ней?
– Помимо депрессивных заклятий я нашел в спальне остаточный след смертельного. Оно не рассеялось лишь потому, что подпитывалось за счет других. Сначала я не мог понять, зачем Мирославе убивать тебя, но когда нашел свидетельство о смерти твоей матери, понял, кто стал их жертвой. Потеря близкого человека в сочетании с гнетущим психологическим фоном – отличный толчок к самоубийству. К тому же она была твоей единственной родственницей.
– Я убью эту тварь! – прорычала я.
Во мне полыхнула ярость – кулаки сжались сами собой. Моя дражайшая подружка была замешана еще в одной крайне отвратительной истории, которую я похоронила на дне своей памяти, но разговор с Зигом вытащил мой институтский скелет из шкафа.
↑
Глава 51. Скелет в шкафу
Алиса.
Октябрь 2000 года.
– Привет! – высоченный блондин навис надо мной. – Ты Алиса?
– Да, – я робко кивнула.
– А я Игнат, – ослепительно улыбнулся мне некоронованный принц факультета.
Об Игнате Зарецком вздыхали все студентки на моем потоке. Третьекурсник. Перевелся к нам из столицы в этом году. Он буквально сходу стал звездой команды пловцов нашего политеха. Девчонки ходили в бассейн только затем, чтобы полюбоваться на него в плавках. Я как-то слышала, как они обсуждали его возбуждающий "баттерфляй".
– А-а, да, я знаю, – промямлила я, глядя на него, как на некое чудо.
– Тебе идет твое имя, Лисенок, – то ли похвалил, то ли подразнил он. Потом махнул рукой: – Мне пора. Увидимся еще.
Зарецкий скрылся в толпе студентов, а я продолжала пялиться ему в след, думая о том, что это было – морок или реальность.
– Челюсть подбери, Лиса, слюна капает, – оторвала меня от грез Плетнева. – Шерхану ты на один зуб. Прожует и выплюнет.
– Почему Шерхан?
– Похож. Шакалы-прихлебалы тоже при нем, целая свита, – она кивнула на толпу парней из команды пловцов.
– С чего ты решила, что я ему на один зуб?
– Светофор с ним еще в начале сентября замутила.
Алка так прозвала Ирку Корсакову, нашу одногруппницу, за дальтонизм. Ирка путала красный с зеленым, они для нее выглядели одинаково. Она запросто могла прийти на пары в красной блузке и зеленых штанах. После такого вот явления, Алка и дала ей эту кличку.
– И что?
– Три дня – предел. Раздвинешь ноги, и прощай. Шерхан – типичный пикапер. Как по мне, это даже к лучшему. Трах без обязательств – голое удовольствие без обмана.
Алка частенько подразнивала меня, зная о моей девственности. Ее забавляла моя реакция на такие вот заявления. Раньше я краснела как рак, потом привыкла.
– Фу! – я сморщила нос, подыграв ей. Несмотря на ее оценку, Игнат мне понравился. Не Вовка, конечно, но мою первую любовь не вернуть с того света.
В тот же день, заняв у Алки денег, я направилась в салон и перекрасила свою шевелюру в карамельный цвет. Все! Хватит с меня Лисы, она испустила дух в парикмахерской.
Всю следующую неделю Игнат не обращал на меня внимания. Потом неожиданно налетел в коридоре перед деканатом:
– Алиса, привет! Тебя не узнать. Масть сменила, Карамелька? Зря, но тебе идет. Где у тебя последняя пара?
– В седьмом корпусе, – я опешила от его комплемента, да и вопроса тоже.
– Оки-доки. Буду ждать тебя у входа, – он наклонился и чмокнул меня в щеку. Я вспыхнула, потеряв дар речи. – Давай, до скорого, сладкая! У меня тренировка через 10 минут. Я побежал.
Похлопав глазами ему вслед, я прикоснулась к месту поцелуя. Невероятно! Он что, правда, предложил мне встречаться!?
Игнат встретил меня у корпуса после занятий, как обещал. Я долго не решалась выйти, боялась, что он передумал или не смог прийти. Не хотелось выглядеть глупо на виду у всей группы. Зарецкий отобрал у меня сумку с конспектами, взял за руку и повлек к своей темно-синей "БМВ". Алка помахала нам ручкой на прощание.
– Куда мы? – спросила я, когда машина отъехала от института.
– Для начала надо бы тебя накормить. Потом покатаемся. Идет?
– Давай.
Мы перекусили в уютном кафе. Потом до сумерек катались по городу. Болтали обо всем и ни о чем. Это было здорово. Вернувшись тем вечером домой, я поняла, что, наверное, снова влюбилась.
Мы встречались целую неделю. Игнат отвозил меня каждое утро в институт и забирал после занятий. Я сидела на его тренировках, ходила с ним в кино и кафе. В субботу он пригласил меня в ночной клуб. Я еще никогда не бывала в подобных заведениях. Не люблю танцевать, но отказа он не принял бы.
Игнат был очень настойчив. Если чего-то хотел – всегда добивался желаемого. Его интересы были приоритетны – мое мнение особой роли не играло. К сожалению, в угаре влюбленности, я этого не замечала. Мне нравилось, что он вел меня, как в танце, решительно, не принимая возражений. В мечтах, таким и должен был быть настоящий мужчина.
Я понимала, что Зарецкий долго довольствоваться моими неумелыми поцелуями не будет. Алка говорила о трех днях – я продержалась шесть, но ее пророчество беспокоило меня все больше и больше. Вспомнились плачущие в туалете девчонки. Все они в свое время встречались с Зарецким, и всех их он бросил. Но то были какие-то невзрачные девицы. Я же казалась себе Золушкой, повстречавшей прекрасного Принца. Любовь до гроба и прочая слащавая чепуха с сердечками и купидончиками крутилась у меня в голове, мешая трезво мыслить.
В субботу мама дежурила – не пришлось отпрашиваться и объяснять потом, где гуляла так долго, почему перепачкана косметикой и вызывающе одета. Шмотки для рандеву одолжила Алла. Макияж тоже был за ней.
– Ты выглядишь на все сто, – заявила она после двухчасовых усилий, по превращению меня в секси-диву.
– Ну, не знаю. А это не слишком? – я смотрела в зеркало на размалеванную куклу в мини-юбке, чулках и сапогах на шпильке.
– Феерично! Шерхан слюной изойдет. Не дрейфь, недотрога, немного сексапильности тебе не помешает.
Ее прогнозы оправдались. Игнат сперва засыпал меня грубоватыми комплиментами, а потом всю дорогу пялился на мои ноги. Юбка, шириной в пояс, не оставляла места для фантазии. Я одергивала ее украдкой, когда он смотрел на дорогу, но кружевная резинка чулок упорно не желала скрываться под подолом.
В ночном клубе бесновалась под музыку толпа. Однообразный ритм техно давил на уши. Люди толкались на танцполе. Мы пробирались сквозь их извивающуюся массу. Игнат здоровался с многочисленными знакомыми. У барной стойки нас поджидали Шакалы, его приятели из команды и пара одногруппников. Парни с интересом посматривали на нас, многозначительно подмигивая Игнату. Он по-хозяйски обнял меня за талию и поцеловал в шею на глазах у всех. Мои щеки пошли пятнами, не стоило идти на это свидание.
– Давай потанцуем, Карамелька, – он попытался перекричать техно.
– Не хочу, – я замотала головой, орать было бесполезно. Мне уже хотелось сбежать отсюда.
Бум-бум-бум…, словно кувалдой по голове. Как вообще можно слушать такую музыку? Ни смысла, ни мелодии в ней не было, только ритм и вибрация, будто попал в цех по производству металлоконструкций. Бум-бум-бум.
– Да ладно тебе, не кочевряжься, – Игнат схватил меня за руку и бесцеремонно потащил за собой.
Он распихивал танцующих девчонок и парней, чьи взоры были затуманены экстези, а губы улыбались непонятно чему. На танцполе он прижался ко мне настолько тесно, что я даже сквозь одежду ощутила его эрекцию. Это было уже слишком, но попытки отстраниться не увенчались успехом.
Рядом, вихляя бедрами и призывно улыбаясь, танцевала яркая, эффектная девчонка. Она задевала Игната то плечом, то локтем, стремясь привлечь его внимание. Меня это изрядно бесило. Я отлично понимала свою несостоятельность перед этой сексуальной хищницей. Игнат же полностью ее игнорировал, зато на "серую мышку" у стены косил глазами довольно часто.
Я попыталась рассмотреть ее в ярких вспышках светомузыки. Невзрачная, от волос непонятно-мышиного цвета, до одежды, похожей на старый мешок. Каким ветром ее занесло сюда – было загадкой. На мгновение мне показалось, что там, у стены, стою я, прежняя. Не хотелось верить, что она станет следующей, заняв мое место подле Игната, но шоры влюбленности уже стали приподниматься с моих глаз.
К одиннадцати мне все-таки удалось уговорить Зарецкого поехать домой, но он повез меня совсем не туда. Машина затормозила у каких-то складов или гаражей, трудно было что-то рассмотреть в темноте. Лишь одинокий фонарь мигал неисправной лампой дневного света где-то в конце проулка.
– Куда ты меня завез? – спросила я с негодованием, а внутри все сжалось от страха.
– Это хорошее место, Карамелька. Видишь, никого нет, – он сально улыбнулся. – Никто не помешает.
– Ты о чем?
– Об этом, – он грубо впился мне в губы.
Его рука полезла под юбку. Я взбрыкнула, пытаясь вырваться. Куда там! Он был сильным, тренированным спортсменом – я слабой, худой девчонкой, с детства чуравшейся физических нагрузок.
– Не надо, – взмолилась я, когда его пальцы проникли под трусики. Оставалось только рассчитывать на его порядочность.
– Еще как надо. Ты себе даже не представляешь на сколько это надо, – зло шептал он, входя в меня пальцами.
Я боролась, пихаясь коленями и локтями. Он коротко врезал мне под дых – я тихо заскулила.
– Будешь рыпаться – получишь еще. Поняла?
– Да пошел ты, урод!
– Сначала трахну, а потом пойду, – он полез на меня.
Я попыталась укусить его за губу. Вскрикнув, он отдернул голову – я ощутила во рту вкус его крови. Он ударил меня лбом в переносицу – перед глазами все поплыло.
– Сука! Щас ты у меня отгребешь по полной, тварь.
Он раздвинул мне ноги и вошел, грубо, как животное. Первобытная ярость, дикая и беспощадная, захлестнула меня – пробудила НЕЧТО. Оно было огромно, как океан. Я направила ЭТО в насильника со всей ненавистью, на которую была способна.
Внезапно его голова взорвалась, заляпав меня мозгами и кровью. Я не закричала лишь потому, что не могла поверить в реальность происходящего. Просто бессмысленно таращилась на прилипшие к стеклам ошметки светловолосого скальпа. Подергивающийся огрызок шеи выталкивал кровь мне в лицо. Его эрекция во мне резко опадала. Далекий фонарь мигал, дополняя сцену фильма ужасов.
Сколько я пробыла в шоке – без понятия. Я спихнула с себя холодеющий труп. Скользкими пальцами отстегнула ремень безопасности и вывалилась из машины в прохладную октябрьскую ночь. Меня трясло. Я упала на колени в жухлую придорожную траву и захохотала. Когда истерика прекратилась, меня стошнило. Потом я вытерла рот рукой, встала и пошла.
Дорога привела меня к дому. На часах в коридоре было три часа ночи. Сбросив одежду, я поплелась в ванную, где терла себя до дыр. В четыре, отстирав кое-как куртку от крови в холодной воде и отмыв Алкины сапоги, я собрала в пакет окровавленные шмотки и вышла на улицу. Край горизонта был еще темен. Я дошла до посадки и развела костер. Вещи горели долго и неохотно. Едкий дым резал глаза, но меня это мало волновало.
Я никак не могла понять, что же со мной произошло. Меня били и насиловали. Тогда почему на теле не осталось ни следа? Где сломанный нос, синяки во все лицо и живот? Как я смогла убить этого верзилу? Да, я желала ему смерти всеми фибрами своей души, но этого недостаточно для выноса мозга в буквальном смысле этого слова.
– Эй, Алиска, это ты? – на мой огонек заглянул мой бывший одноклассник и сосед с первого этажа, Ромка.
Я вздрогнула, очнувшись от раздумий и глухо ответила:
– Она самая.
– А я иду на смену, гляжу, ты это или не ты? Чего ты тут забыла в такую-то рань? Вроде не пора еще листья жечь.
– Это не листья, а улики убийства, – я сделала огромные глаза.
– Да ну тебя, – он махнул рукой. – Все шуточки свои шутишь. Ладно, побежал я, а то на автобус опоздаю. Пока, соседка.
– Давай, давай, беги, беги, – я покивала ему в след. Интересно, сдаст ли он меня следователю, когда начнется расследование, или нет?
Но не было никакого следствия. Игнат Зарецкий просто исчез, словно привиделся как страшный сон. Даже Шакалы не вспоминали своего Шерхана. Какому богу стоило молиться за это – я не знала.
↑
