Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"
Автор книги: Елена Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
Глава 44. Отвлекающий маневр
Квинт.
Мне позвонила Мирослава. Она явно нервничала. Говорила о какой-то серьезной угрозе Алисе со стороны кого-то из даркосов. Уверяла, что это нетелефонный разговор – я должен немедленно ехать в Москву, чтобы переговорить с ней с глазу на глаз. Наверняка, это было уловкой. Советница хочет добраться до моей подопечной, хотя бы получить разрешение на ее обучение, только зря старается, на это я не соглашусь, ни лично, ни по телефону. Тем не менее убедиться, что угроза – только блеф, стоило. К тому же ее тайный визит в мой город требовал серьезного разговора.
То, что Полонская или Плетнева, как она себя сейчас называла, навещала Алису в клинике, меня не удивило, а вот появление главы ее Ветви – стало сюрпризом. Сперва насторожило размытое лицо на записях видеокамеры в палате Беловой. Ну, то что Зигмунд обезопасил свой визит в клинику от технического подглядывания и подслушивания – меня не удивило, наоборот, это послужило доказательством его присутствия в городе. Следователь Стрельцов, или любой другой смертный, так видео запись не испортил бы. Плетневой или другим соглядатаям личины были ни к чему, оставалась только Мирослава, возможно, Клементина, но советница вряд ли доверила бы эту миссию дочери. Нет, это была именно она. Я проверил "Империал", дабы подтвердить свою догадку. Мирослава обожала роскошь, потому ни за что не стала бы размениваться на другие гостиницы города. Президентский люкс заняла некая госпожа Бежова из Москвы. Вот ты и попалась, советница. Власть и роскошь – неизменные слабости, коим она потакала даже вопреки осторожности.
Мое знакомство с Мирославой произошло в Лондоне в 1673 году. Совет Видящих проводил особое заседание по моей просьбе. Мне нужна была наложница для очередного гона. За этим я и явился в город туманов, столицу Древа. Мирослава недавно вошла в Совет, самая молодая из всех, ей еще и ста не было, но по Силе она не уступала матери Морганы.
Мирослава была последней дочерью Сибиллы. После смерти Игрэйны Сибилла стала главой Древа, но пробыла ею недолго. Грифон Мордред сжег всех ее старших потомков на костре. Это подвигло Сиби на отчаянный шаг: родить ребенка за гранью детородного возраста, что стоило ей жизни. Мирослава же получила Силу матери в момент ее смерти, став равной по дару пятому поколению.
Хоть ведьмы и слабели, у них был свой способ сохранения Силы – передача ее от предка к потомку. Идеально – от матери к дочери, тогда дар передавался почти полностью. Чем дальше родство, тем хуже результат. Передача Силы всегда заканчивалась смертью дающей. Видящие использовали этот ритуал не только ради сохранения Силы в роду, но и как наказание за преступления перед Древом.
В ту давнюю встречу Мирослава была возмущена моими притязаниями на их дочерей. Яростная, непреклонная. Даже Моргана не смогла осадить ее, когда она плюнула в меня своими обвинениями. Пришлось преподать ей урок, взяв ее старшую дочь в наложницы. Это положило начало нашему конфликту. К тому же Мирослава возненавидела Моргану, за то, что она, по ее мнению, потакала моему произволу. То, что одной из моих наложниц была дочь Морганы, она упорно игнорировала. Мирослава расколола Совет на два лагеря. Более молодые поддерживали ее, старейшины приняли сторону главы Древа. Фракция Мирославы была в меньшинстве, но некоторые из сторонниц Морганы втайне сочувствовали ей. Глава Совета не вечна – когда ее не станет, мстительная преемница может отыграться на противницах.
Байк несся меня в аэропорт на встречу с личным самолетом. Кристоф должен был поставить в известность капитана о срочном вылете. "Гольфстрим G250" был приобретен мной в прошлом году. До этого я предпочитал собственные крылья, но поддерживая прогресс, нельзя не увлечься техническими новинками. Мой гараж был забит байками, гоночными автомобилями, а в персональном ангаре ждал самолет. "Гольфстрим" переделали по-моему заказу. Грузовой отсек был расширен за счет салона и снабжен пандусом.
Освещенный прожекторами, мой самолет был прекрасен: белокрылая железная птица. На борту оказался только Поляков, капитан и первый пилот.
– Добрый вечер, Станислав Романович, – поприветствовал он меня. – Владимир задерживается, а со стюардессой я не смог связаться.
– Ничего страшного, мы только в столицу и обратно. Сможешь обойтись без второго пилота? Нет времени ждать его.
– Конечно.
– Тогда запроси у диспетчера полосу так быстро, как только возможно.
– Я Палычу уже сказал, что у нас срочный вылет. Он мне клятвенно пообещал, что ради вас любой рейс задержит.
– Отлично. Распорядись, чтобы мой байк взяли на борт.
– Слушаюсь, – он козырнул по-военному и отправился в кабину, переговариваться с диспетчером.
Сергей Поляков раньше был летчиком-истребителем. В тридцать пять он вышел в отставку, якобы по состоянию здоровья, но на самом деле у него вышел серьезный конфликт с вышестоящим офицером. В гражданскую авиацию его не взяли, нашлись какие-то причины, зато грузчиком в аэропорт – пожалуйста. Жена ушла к другому и дочь с собой забрала, но Сергей не запил, просто озлобился. Он попался мне на глаза, когда "Гольфстрим" только доставили.
– Любуешься? – спросил я глазевшего на мой самолет грузчика.
– Не "МиГ", конечно, но птичка отличная, – он почесал затылок. – Я бы на ней полетал.
– А сможешь?
– Да уж не разучился за пару лет-то.
– Тогда вперед, – я пригласил его жестом. – Прокати меня в облака.
– Ты серьезно!? Он что, твой?
– Мой.
– Ну пойдем, прокачу, – он хлопнул меня по плечу и пружинисто зашагал к самолету.
Подобное панибратство со стороны смертного удивило. Обычно они подсознательно ощущают во мне властелина – ведут себя подобающе, а грузчик-пилот принял как равного, не испугался. В этом он был похож на молодого стрелка, подобранного мной на Краковском тракте четыреста лет назад.
Сергей не подвел. Взлет, посадка и сам полет прошли без сучка и задоринки. Я сидел в кресле второго пилота и наблюдал за ним. Летчик от Бога, он чувствовал самолет как себя, а ведь это была совсем новая для него машина, гражданская, не "МиГ", на котором он раньше летал.
– Жаль, маневренности маловато. Для боевых задач не пойдет, но для гражданки очень даже прилично, – прокомментировал он "Гольфстрим".
Я предложил ему контракт сразу после посадки. Он тут же согласился, даже не поинтересовавшись зарплатой. Казалось, он сам готов был платить, лишь бы за штурвал пустили. За прошедший год он ни разу не подвел. Даже квартиру снял рядом с аэропортом, чтобы быть поближе к самолету, если предстоят срочные вылеты.
Поляков не знал, кто я на самом деле, считал эксцентричным олигархом, предпочитающим провинцию метрополии. Я присматривался к парню: приближать его или нет. Прокол с Зигмундом сделал меня осторожным в выборе фамильяров. Сергей же был почти ментальным близнецом Зига, только не стрелок, а летчик ас.
Полосу для нас освободили. Через двадцать минут мы уже были в воздухе. Через два часа приземлились во Внуково. Когда байк выгрузили, я помчал на Рублевку. Особняк в версальском стиле блистал вычурной роскошью, отражая вкусы хозяйки. Мирослава гордилась своим дворцом, показывая его мне по пути в кабинет.
Она предложила мне кресло времен Людовика-Солнца – сама села напротив.
– Я рада, что ты так быстро приехал, лорд Тарквин.
– Переходи к делу, советница.
– Для начала я бы хотела подарить тебе кое-что в знак нашего примирения.
– Я здесь не за этим.
– Но я виновата перед тобой – хочу получить твое прощение.
– За что? За шпионов, подосланных тобой тридцать лет назад, или за твой недавний визит в мой город?
– За все века нашей вражды, – она покаянно склонила голову. – Прошу тебя о милости.
Это насторожило. Кающаяся Мирослава – нонсенс. Неужели Алиса нужна ей настолько, что она готова пойти на унижение? Не похоже на нее.
– Ты говорила об угрозе Алисе. Я приехал, узнать подробности, а не прощать твои прегрешения.
– Я не скажу ни слова, пока ты не простишь меня, – наконец-то появилась истинная Мирослава: условия, шантаж.
– Хорошо, если это для тебя так важно, но учти, Алису ты не получишь, а своих шпионов отзовешь.
– Конечно, – она открыла янтарную шкатулку, стоявшую на столе, и достала оттуда нефритовое яйцо. – Этот амулет принадлежал Ольге, ее первая работа. Она так старалась, накладывая на него заклятие Плодородия. Пусть он станет залогом нашего мира.
– Зачем он мне? – я не спешил брать артефакт из ее рук.
– Передай его Ольгеру, в память о матери.
– Сделай это сама, до Нью-Йорка десять часов лету.
– Мне как-то не с руки. Он дважды хотел со мной встретиться, но я отказывалась. К тому же все наши контакты с даркосами ограничиваются только тобой.
– Ты могла спросить меня об этом раньше.
– Я была одержима обидой на тебя, да и на него тоже, за смерть Ольги.
– И что же изменилось?
– Многое. Мои личные приоритеты изменились. Ольгер хранитель личности и памяти мой дочери. Он все, что у меня от нее осталось.
– А не поздновато ли ты почувствовала себя бабушкой?
– Лучше поздно, чем никогда. Прошу тебя, Квинт, ради памяти Ольги.
Я нехотя взял яйцо.
– Хорошо, я передам ему его при встрече. Теперь говори об угрозе Алисе… – мой голос скомкался к концу фразы.
Артефакт прилип к моим пальцам. Я хотел было выбросить его, но руки не слушались. Рванулся из кресла, но даже пошевелиться не смог.
– Отлично! – Мирослава склонилась надо мной, заглянув в глаза.
Смело, однако. Я попытался проникнуть в ее сознание, но тоже не смог. Попытка вытянуть из нее Силу тоже успеха не принесла. Артефакт блокировал все мои усилия, как физические, так и ментальные.
Она довольно потерла ладони:
– Вот ты и попался, лорд Тарквин. Кстати, это подарок Энтаниеля, а не Ольги. Думаю, ты уже и сам догадался. Жаль, его не хватит надолго. Прощай, дорогой, не поминай лихом.
Танцующей походкой она покинула кабинет, оставив меня бороться с параличом. Я хотел позвать фамильяров, предупредить Кристофа, но сознание работало только на прием. У противоположной стены стояли старинные часы, что позволяло следить за временем. Было чуть больше трех ночи, когда я почувствовал смерть Кристофа, затем боль Войцеха. Он звал меня мысленно. Кричал об отце, похитившем гостью, но я не мог ему ответить.
Прошла ночь. Забрезжил рассвет. Я ощутил перемены. Мысли потекли быстрее. Ярость придала сил – я стал бороться с удвоенным рвением. Через полчаса получилось пошевелить пальцами. Еще через столько же я смог двигать кистью, затем локтем, пальцами на ногах, коленями. Артефакт все еще не хотел отпускать меня, сколько я его не стряхивал. Лишь когда подвижность полностью восстановилась, я раздавил его в пыль. На часах было 9:15. Прошло двенадцать часов с момента побега Мирославы, шесть с похищения Алисы.
"Что произошло? Покажи мне в подробностях", – я мысленно связался с Войцехом.
Он разделил со мной воспоминания прошедшей ночи. Оправившись от ран, вервольф взял след Зигмунда. Он привел его на дорогу за поместьем. Продолжать преследование без моего приказа он не решился, не мог оставить пост. Кристоф был мертв. Охрана спала, не добудишься.
"Позаботься о Кристофе", – приказал я. – "Ты знаешь, что делать. Урну с прахом поставишь в нишу в подвале, рядом с остальными".
"Да, пан Станислав. Когда вас ждать?"
"Скоро. Улажу кое-какие дела и прилечу."
↑
Глава 45. Ключник
Зигмунд.
1696 – 1711 годы.
Дорога привела меня в Краков, город моего детства. На ремесленной улице все также стоял запах сыромятной кожи и дыма. Отцовская кузница работала, но теперь там заправлял внук Адама. Мой брат и его сын давно уже перебрались на погост. Я пережил всех своих братьев и сестер, кроме Амброзия. Старый интриган добился-таки епископской митры. Я увидел его на пасхальной мессе в соборе «Святых Станислава и Вацлава». Он уже еле стоял на ногах, тяжело опираясь на посох. Позади маячили служки, готовые в любой момент подхватить его. Правый глаз закрывало бельмо. Костлявые руки в старческих пятнах мелко дрожали. В этом году ему исполнилось 87.
Меня пропустили к епископу для благословения, приняв за шляхтича или почтенного горожанина.
– Здравствуй, брат Амброзий, – прошептал я, касаясь губами его руки.
– Зигмунд, – он пытался рассмотреть меня здоровым глазом. Щурился. – Не может быть!
– Может. Как видишь, я больше не нуждаюсь в вечности на небесах. Мне и здесь неплохо, а вот ты скоро отправишься в Ад.
Охнув, он схватился за сердце. Уронил посох и стал грузно оседать на пол, увлекая за собой служек. Воспользовавшись суматохой, я смешался с толпой прихожан. Покидая собор, я думал об иронии судьбы: Амброзием, то есть бессмертным, нарекли его, а вечная жизнь досталась мне. Той же ночью епископ скончался. Пошли слухи, что его канонизируют, но этого не случилось.
На деньги, выплаченные паном, я мог купить титул с небольшим поместьем. Мог стать купцом и выстроить богатый дом в Кракове или Варшаве. Мог пойти сотником в войско какого-нибудь гетмана или преподавать в университете. Но я выбрал мечту Упыря: купил трактир на восточном тракте в дневном переходе от города, чтобы не попадаться на глаза обозам из поместья Тарквиновского. Кухаркой я нанял разбитную вдовушку с двумя детишками. Время от времени она грела мою постель, как и две служанки, доставшиеся мне в наследство от прежнего хозяина. Жениться я не стал. Не хотелось бросать бабу с детьми, когда пан призовет меня. Да и годы меня не брали. Жена бы заметила – побежала бы к ксендзу. Он донес бы иезуитам. Наступать на одни и те же грабли я не собирался.
Десять лет канули в пустоту. Один день напоминал другой. Я маялся от скуки. Дважды панское войско проходило мимо и возвращалось обратно. Оба раза его вел Владислав, но так и не заглянул в мой трактир. Я понимал причину, но все равно обижался как ребенок, лишенный внимания родителя. Служанки и вдовушка стали замечать мою затянувшуюся молодость. Можно было бы уволить их и нанять новых, но пойдут разговоры. Надо было уходить, продать заведение и отправиться в путь. Покупатели были, место бойкое, прибыльное.
Раздумывая над этим, я протирал кружки. Порог переступил монах в коричневой рясе бенедиктинца. Неторопливо подойдя к стойке, он откинул капюшон. В зале было почти пусто, лишь двое купеческих приказчиков завтракали в углу. Служанки громко гоготали на кухне над какой-то шуткой острой на язычок вдовушки. Они неплохо ладили, несмотря на то, что я спал со всеми тремя, и они об этом знали.
– Чего изволите, святой отец? – неприязненно спросил я монаха, не жаловал я их братию.
– Решил снова повидать тебя, Зигмунд.
Я присмотрелся к нему повнимательней. На вид ему было лет сорок, сорок с небольшим. Глубоко-посаженные карие глаза, смуглая кожа, черные курчавые волосы с сединой на висках, и никакой тонзуры. Я никогда не видел этого человека, но его голос был мне смутно знаком.
– Вижу, запамятовал ты нашу встречу, – он пристально посмотрел на меня.
Я вздрогнул от этого взгляда. В памяти всплыл каземат и странный демон-монах, которого я все эти годы считал предсмертным бредом.
– Кто ты такой!? – я попятился от стойки.
– Петр Ключник. Прости, что не представился при первой встрече. Я не мог так рисковать. У меня, видишь ли, некоторые противоречия с твоим господином.
– Ты назвал его злом, а я не поверил. Так вот, с тех пор ничего не изменилось, монах.
– Ты видишь рясу, но не видишь сути, – он перешел на латынь.
– Вижу, но твой визит напрасен, – я ответил ему на том же языке. – Я верен господину.
– Я могу дать тебе то, чего не дал он, – Ключник щелкнул пальцами – все свечи в зале вспыхнули. Я затаил дыхание, ожидания криков ужаса, но приказчики спокойно пили взвар, не обращая внимания на творящуюся вокруг чертовщину. – Не беспокойся. Я отвел им глаза. Женщины тоже ничего не увидят и не услышат.
– Хочешь научить меня зажигать свечи? Так у меня для этого кресало есть, – я перешел на польский. Латынь я знал неплохо, но говорил на ней с трудом. Книги читал, но не общался. Для Ключника же этот язык был как родной, а я не хотел давать ему лишнего преимущества, пусть и столь ничтожного.
– Я обучу тебя магии, Зигмунд, если захочешь.
– Я не маг, это пан по этой части.
– Ошибаешься, ты перерожден его магией Крови, значит, способен направлять Силу. Поверь, я знаю о чем говорю. В отличи от твоего, мой господин учил меня этому.
– Если у тебя такой отличный хозяин, то почему ты не с ним?
– Рема больше нет, – он вздохнул.
– Это как!? – я ужаснулся, представив смерть Тарквиновского. – Они же бессмертные, почти боги.
– Их тоже можно убить, хоть и очень сложно.
– Как ты это пережил?
– Моя душа по-прежнему кровоточит, даже пятнадцать веков спустя.
– Ого! Так долго?
– Эта боль – мой вечный спутник.
– Как это произошло?
– Станешь моим учеником – расскажу, – он набросил на голову капюшон. – Буду ждать тебя на рассвете у дороги. Если не придешь – прощай.
Петр повернулся и вышел из трактира – свечи разом погасли, а посетители снова ничего не заметили.
В тот же день, почти за бесценок, я продал трактир отставному десятнику, чем немало огорчил кухарку и служанок. Пришлось рявкнуть на них, чтобы уняли причитания и слезы. Промучившись всю ночь сомнениями, с первыми петухами я оседлал лошадь и вышел на тракт, где ждала меня одинокая фигура Ключника.
– Ты правильно поступил, Зигмунд, – он улыбнулся мне.
– Я еще ничего не решил. Пана я не предам. Хочешь меня учить – учи, а нет – так у меня и своя дорога найдется.
– Я буду учить тебя, но ты должен во всем слушаться меня. Магия дело непростое – поначалу может не получаться.
– Ничего, упорства мне не занимать. А насчет послушания, если не будешь настраивать меня против господина, я готов.
– Тогда нужно продать твою лошадь и раздобыть рясу. Монахов не трогают и везде пускают.
– Как скажешь.
Мы продали мою кобылу первому попавшемуся лошаднику. Заглянули в Бенедиктинский монастырь в Тынце за одеждой. Я выстрогал увесистый посох, и мы отправились в путь.
Как и обещал, Ключник поведал мне свою историю. Он родился за сто лет до рождества Христова в Риме, в семье потомственного вора. Когда подрос, продолжил династию. Довольно скоро превзошел отца, ибо был талантлив и умен. К сорока годам о нем ходили легенды в воровской среде, а его услугами пользовались даже патриции. Однажды он украл символический Ключ от Рима, ради куража, за что заработал прозвище Ключник.
Как-то раз его наняли выкрасть один артефакт из дома очень влиятельного сенатора. Тогда-то он и попался, впервые за всю карьеру. Рем мог убить его или сдать страже, но оставил при себе и приблизил. Став фамильяром, Петр начал обучаться магии. К его воровскому таланту добавились: умение отводить глаза, менять внешность и прочие трюки. Он стал лучшим соглядатаем Рема.
Чаще всего Ключнику приходилось присматривать за непокорным пятым отпрыском господина, который постоянно плел какие-то заговоры и интриги против отца. Он гордился тем, что за все годы шпионажа Квинт ни разу не заметил его. Рем регулярно получал доклады о происках сына, но ничего не предпринимал. Оставаясь глухим к предостережениям, он попал в ловушку и погиб. Такова была печальная повесть моего наставника.
Поначалу магия давалась мне с трудом. Два месяца ушло лишь на то, чтобы крохотный камушек покачнулся от моих мысленных усилий. Потом пошло быстрее и легче, но я все равно дико уставал, словно снова стал новобранцем.
Пять лет мы странствовали по дорогам Польши, Литвы, Пруссии, Силезии, Австрии и Славонии. Мы ходили от города к городу, нигде надолго не задерживаясь. Речь Посполитая медленно приходила в упадок, раздираемая постоянными конфликтами выборных королей с магнатами. Соседи стремились отхватить куски пожирнее. Если раньше пограничные конфликты заканчивались победой польского войска, то теперь это происходило все реже и реже. Территория неумолимо сокращалась, но до раздела было еще далеко.
Как-то вечером в предгорьях Низких Татр мы сидели у костра, отдыхая после дневного перехода.
– Я больше не буду тебя учить, Зиг, – неожиданно сказал мой наставник.
– Почему!? – удивился я.
Он поворошил палкой угли в костре и ответил:
– Ты достиг предела. Преодолеть ограничения твоего хозяина я не смогу.
– И что теперь? Я не готов остановиться на достигнутом.
– Вижу, ты вошел во вкус.
– Как же иначе!? Это ведь Сила, да еще какая! Столько всего можно сделать, достичь.
– Есть один способ, но ты вряд ли на него согласишься.
– Почему?
– Воспримешь это как предательство, – блики вновь разгоревшегося костра отбрасывали пляшущие тени на его лицо – выражение его глаз невозможно было прочесть.
– Ты сперва скажи, а я уж сам разберусь, как на это реагировать.
– Тебе придется разорвать Кровную связь с господином.
– Ты прав, попахивает предательством. Если я на это не пойду?
– Тогда нам предстоит расстаться.
– И куда мне теперь? – с горечью спросил я.
– Может, Квинт призовет тебя, даже продолжит обучение. В чем я сильно сомневаюсь. За пятнадцать лет он ни разу не вспомнил о тебе.
Я пожал плечами, понимая его правоту. Краем сознания я всегда ощущал присутствие пана. Наверняка, он знал о моих магических экспериментах, но молчал, что бесило. Обида и пустота – вот, что я теперь испытывал к нему.
– Хорошо, – я хлопнул по коленям, приняв самое непростое решение в своей жизни. – Освободи меня.
Кого не взять пытками, того одолеет соблазн. Магия в этом первая. Ее не сравнить ни с властью, ни с деньгами, ни с бабами. Ключник знал, на какую наживку меня ловить: сперва научил малому, потом подсек и вытащил ушлого "карася". Ловко. Даже осознавая это, я не мог сорваться с крючка.
– Тогда вставай и пошли, – он поднялся и принялся затаптывать костер. – Нам предстоит идти всю ночь, но к рассвету доберемся.
– Куда? – я поднялся вслед за ним.
– Есть особое место. Там обнаженная жила Земли. Она поможет с ритуалом. Квинт силен – моей магии для разрыва вашей связи не хватит, но тягаться с целой планетой он не сможет.
– Планетой?
– Да. Планеты имеют свою магию, как и звезды, – он указал на купол ночного неба. – Все они подобны нашему Солнцу. Это источники Силы Света в нашей вселенной.
Я вдруг вспомнил труды Коперника, которые Тарквиновский спас от огня инквизиции. Его теория поразила меня. Ксендз учил, что Земля плоская. Ученый муж утверждал: круглая, и вертится вокруг Солнца, как и другие планеты. Я не мог в это поверить, но пан сказал, что Коперник прав, хоть и отрекся от своих убеждений в страхе перед пытками. Это я мог понять. Сам побывал в иезуитских подвалах, но предателем не стал, по крайней мере тогда.
К утру мы пересекли перевал и начали спуск. Меня беспрестанно тошнило как бабу на сносях, порой и выворачивало.
– Тебе плохо от избытка Силы, – пояснил Петр. – Со мной тоже так было, когда я нашел это место.
– Как ты с этим справился? – я подавил очередной приступ тошноты.
– Приобщился к жиле. Правда, чуть не сгорел при этом. Зато теперь чувствую себя отлично, даже слишком, – он хохотнул, наблюдая, как я снова побежал к ближайшей сосне, исторгнуть очередную порцию желудочной желчи.
– Ничего смешного, – я вытер рот рукой, возвращаясь к нему.
– Я не над тобой смеюсь, Зиг. Просто у меня эйфория от переизбытка Силы.
Мы не дошли и до половины спуска, когда я упал и забился в конвульсиях.
– Тише, тише, – успокаивающе зашептал он, положив мне на лоб холодную ладонь. – Дальше мы не пойдем, а то сгоришь.
Я почувствовал какое-то воздействие с его стороны – мне сразу полегчало: дрожь прекратилась, тошнота прошла. Я расслабился, но из-за сильной слабости встать на ноги не мог.
– Лежи! – приказал он, видя мои бесплодные попытки подняться. – Теперь слушай. Ты должен полностью мне довериться. Ритуал будет долгим и болезненным. Я замещу твою Кровную связь магией Земли. Ты лишишься воспоминаний, связанных с Квинтом.
– А иначе нельзя? – как-то не хотелось вычеркивать большую часть жизни из памяти.
– Помнить все – тяжкая ноша. Порой я завидую тем, кто, пережив смерть хозяина, все забыл. Их жизнь началась сызнова. Они не отягощены болью, терзающей меня веками.
– Нет, я хочу помнить.
– Что ж, это твой выбор, – в его руке, как у балаганного фокусника, появился бриллиант размером с голубиное яйцо. Множество граней дробили свет в радугу. Он протянул его мне: – Держи. Это "Вместилище души", артефакт, сохранивший мне память.
– Красивый! – я взял его. – Такой холодный. Он, правда, способен вместить душу?
– Нет, только память. У него множество имен, но я называю его именно так. Для меня память – неотъемлемая часть души. Без него я был бы совсем другим человеком.
↑
