Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"
Автор книги: Елена Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
Глава 31. Гон
Алиса.
В Вовкиных объятьях, под звук его голоса, среди нахлынувших воспоминаний детства и юности, я не заметила, как пролетело время. Солнце уже клонилось к закату. Похолодало. Ночью опять будут заморозки.
– Идем в дом, – Вовка отпустил меня. – Ты голодна?
Что ответить? Да, я голодна. Просто дико изголодалась по нему. А он даже не поцеловал, хотя подходящих моментов была масса. Обнимал, но держал дистанцию. Почему? Расовые различия? Обычаи? Ориентация? Или он не свободен? Нет, не буду спрашивать. Захочет, сам расскажет.
– Мечтаю о рыбе с овощами, – в последнее время мои гастрономические предпочтения изменились: мяса больше не хотелось, зато я стала налегать на овощи и фрукты, словно вегетарианка. Рыба была единственным исключением.
– Пойдем, обрадуем Марио.
Мы перешли на берег и, взявшись за руки, медленно пошли по дорожке.
– Скажи, как тебя зовут на самом деле? – пора было бы уже и познакомиться, без всяких личин и притворства.
– При рождении нарекли Квинтом, как пятого сына. Позже я взял родовое имя матери, Тарквиний.
– Тарквинии – это вроде как патрицианский род.
– Да. Моим дедом по матери был Тарквиний Луций Гордый, последний римский царь еще до эпохи республики.
Я попыталась осознать его возраст, жизненный опыт. Вывод очевиден: я перед ним никто, незначительна и несостоятельна, как эмбрион перед мудрым старцем. Он был не просто старше – нас разделяла пропасть в тысячи лет. На какой-то миг мне показалось, что все можно вернуть, раз Вовка жив, но Тарквиний Квинт – не мой друг детства Воронин.
– Выходит, ты ходячая история. Можешь читать лекции по античности в университете, – пошутила я, чтобы отвлечься от безрадостных мыслей.
– И это было, в разные века, в разных университетах.
– Неужели учил неблагодарных студиозов?
– Учил.
– А твоя семья: родители, дети? – о супруге спросить не решилась, хотя именно это интересовало меня больше всего.
– Мать умерла при родах. Отец погиб, давно. Сыновья живут отдельно.
– Так ты совсем один?
– Можно и так сказать.
– А твоя жена? – вырвалось у меня помимо воли.
– Не женат и никогда не был.
Стало легче. В четвертом классе я сделала Вовке предложение. Он согласился, заметив при этом: "Смотри, не передумай, когда вырастешь".
– Почему ты не женился, ведь у тебя дети?
– У нас это не принято. Хотя некоторые даркосы заключают браки по законам людей, когда приходит время гона, но их человеческие избранницы понятия не имеют за кого выходят замуж.
– Вы размножаетесь за счет людей!?
– Среди нас нет женщин – приходится использовать представительниц других рас.
– Но вы же метаморфы – можете принимать любой облик, в том числе и женский. Зачем вам…, – вопрос замер у меня на губах. Реакция Квинта походила, по меньшей мере на обиду: он выпустил мою руку и как-то отдалился, а в глазах появились арктические льды. Я поспешно извинилась: – Прости, если обидела тебя.
– Ничего, твой вопрос вполне логичен. Просто для нас это табу. Даркосы – метаморфы, а не гермафродиты. Нас создавали как расу воинов-властелинов. Мы даже на одной территории ужиться не можем без конфликтов, не говоря уже о связях подобного рода, – его голос был полон отвращения. – Рожденные от такого союза дети – вырожденцы. Они не способны к трансформации и живут недолго, к тому же бесполы. Их называют мерзостью и убивают еще в младенчестве.
– Вы убиваете своих детей!? – мне, как женщине, было отвратительна сама мысль об избиении младенцев, пусть и калек.
– Только мерзость. К нашему стыду, они иногда появляются на свет, если во время гона рядом не оказалось самки другой расы. Это всегда насилие, противоестественное и позорное для обоих родителей.
– И часто такое случается?
– К счастью, нет. Последний раз было сотни веков назад.
– Значит, наши расы совместимы, ну в плане потомства? – я зарделась как маков цвет. Оставалось лишь надеяться, что он спишет это на холод.
– Да, – он снова взял мою руку. Наши пальцы переплелись. Больше не обижается – уже хорошо.
– Что это за гон такой, это как у животных?
– И да, и нет. Это инстинкт, которому мы не способны сопротивляться. Этим он похож на гон животных, но в нашем случае дело в магии. Когда ее накапливается достаточно, чтобы породить нового даркоса, появляется потребность это осуществить. Происходит такое нечасто, раз в триста – триста пятьдесят лет. Некоторые даркосы тянут до последнего, не хотят растрачивать Силу и плодить конкурентов, но этого не избежать. Такими уж нас сделали, иначе бы мы не размножались вовсе.
– И когда у тебя гон?
– Не скоро, – сухо ответил он.
– А в остальное время вы занимаетесь этим?
– По желанию.
– А где матери твоих сыновей?
– Все мои наложницы давно мертвы.
– Прости, не хотела бередить твои душевные раны, – я опустила глаза, ибо лицемерила: вместо сочувствия меня охватила радость, что путь к его сердцу свободен.
– Эти раны давно затянулись, – его голос был лишен каких-либо эмоций. Похоже, действительно все быльем поросло.
– Каких женщин вы выбираете во время гона?
– У каждого свои предпочтения, но все мы ищем нечто особенное, изюминку: талант, дар или что-то еще.
– Ты говорил, твоя мать была художницей. Твой отец ее поэтому выбрал?
– Рем выбрал Тарквинию Минор за несомненную красоту и ум политика, но главное, она была дочерью царя.
– Красавица-принцесса, понятно, – я вздохнула. Мне до принцессы, еще и красавицы, как с земли до небес. Все изюминки, что есть – модельный рост да глаза зеленые. Ни одного таланта, разве что новообретенная магия, которая только и делала, что сводила меня с ума. – А какой она была, твоя мать?
– Блондинка с глазами цвета Адриатики, так говорил мой отец. В своем изначальном облике я похож на нее как брат-близнец. Мы наследуем внешность матерей, хотя принадлежим к расе отцов.
– Покажешь свой изначальный облик? – мне захотелось взглянуть на "брата-близнеца" римской принцессы.
Волосы Квинта посветлели, завились и отросли, прямо шапка золотых кудрей. Глаза приобрели оттенок южных морей с рекламных буклетов туристических фирм. Легкий загар, медово-золотистый. Римский профиль. Полные губы. Амур, или Лель, или еще какой бог любви взирал на меня с печальной улыбкой.
– Твоего отца можно понять, – мои щеки снова залил румянец.
Везет же некоторым бабам уродиться с такой внешностью, да еще и политическим складом ума, не говоря уже о таланте художницы. Была б мужиком – влюбилась бы с первого взгляда. Я и так почти ослепла от несравненной красоты ее сына.
– Рем был эстетом, любил окружать себя красивыми вещами и людьми. Даже последняя рабыня в его доме была красавицей. Их привозили со вех уголков империи. Но в наложницы он брал исключительно знатных женщин. Власть и политика были для него превыше всего. Мать моего старшего брата Тита была дочерью царя сабинян. Мать Секста происходила из рода Юлиев. Мать Лонгвея приходилась сестрой Лю-Хуну, в посмертии Лин-ди, императору Восточной династии Хань.
– Ты говорил, у тебя только один брат.
– Было шестеро, остался один, Лонг. Троих старших я вообще не знал, поскольку родился уже после их смерти. Тит погиб во времена моей юности. Секст позже.
– Соболезную.
– Не стоит, я никогда о них не скорбел.
– Почему?
– Тита я едва знал, видел всего пару раз. Он покинул Рим еще до моего рождения. С Секстом мы никогда не ладили. Он ненавидел меня, возможно, из зависти.
– А Лонг?
– Лонг уважал как дракона. На родине его матери их почитали, несмотря на то, что даркосы учинили там во времена последней войны кланов.
– Ты Дракон!? Как твой бог?
– Нет, – он покачал головой. – Драконы – еще и наша максимальная боевая трансформация. Как правило, мы обретаем ее после первого тысячелетия, но есть и исключения. Я стал драконом в 510 лет.
– Почему?
– Часто дрался на дуэлях. Побеждал, забирая Силу соперников. Однажды прикончил Ярилу, тысячелетнего даркоса, который уже стоял на пороге ипостаси дракона. Через пару лет я и сам обрел драконьи крылья.
– "Убить дракона – стать им", – процитировала я китайское изречение.
– Так и есть. Только редко кто из даркосов отважится бросить вызов дракону – верный способ самоубийства.
– Но ты же бросил.
– Молод был и глуп. Да и причины были, как мне тогда казалось, веские: Ярила кое-что у меня отнял, пришлось забрать. Когда я стал драконом, думал, Рем отпустит меня, даст завоевать свою территорию. Но отец снова отказал, как тогда, когда признал меня совершеннолетним. Сказал: "Рим большой – места хватит".
– Во сколько же у вас наступает совершеннолетие?
– По разному. Мое – в сто пятьдесят.
– Ого! Вы так долго растете?
– Мы растем как обычные люди. В 25–30 проходим через первую смену облика. Затем накапливаем Силу. Когда же сможем выстоять в поединке с отцом минуту, нас признают совершеннолетними.
– Всего минуту!?
– Мы способны двигаться очень быстро. Минута нашего поединка это много, обычно они длятся несколько секунд.
– Сложно представить.
– Я покажу. Смотри внимательно, меня не будет ровно секунду.
Я успела сделать один вздох – его силуэт размылся, и вот он уже протягивает мне цветок гибискуса, который мог сорвать только в зимнем саду. Я взяла цветок. Он был самым настоящим, а не какой-то иллюзией.
– Здорово! Я даже не заметила, что ты куда-то бегал.
– Это называется быстрым перемещением.
– Я бы сказала, супер-быстрым. Кстати, почему ты принял волю отца, почему не ушел или не сбежал, раз такой быстрый?
– Пришлось. Отцы обладают над нами особой ментальной властью – всегда могут затянуть поводок на шее сыновей. Полную свободу мы обретаем лишь после их смерти.
– И часто он затягивал поводок? – мне стало жаль его, тирана-родителя и врагу не пожелаешь.
– Да нет. Просто не отпускал. Я бунтовал: пускался во все тяжкие, дрался с противниками старше себя, плел заговоры, в общем, ходил по грани.
– А он?
– Иногда наказывал, иногда посмеивался. Рем был сложной личностью: властен, коварен, непредсказуем, и в тоже время щедр, любвеобилен. Он был лучшим стратегом и тактиком, которых я знал, смог объединить даркосов, что крайне сложно. Я гордился им и ненавидел. Люди же его обожали, их влекла эманация власти, исходившая от него, и щедрость. Он всегда разбрасывал милостыню, поднимаясь на Капитолийский холм к храму Юпитера. Сенаторы ловили каждое его слово. Императоры трепетали при одном упоминании его имени. Рабы молились, ибо он был к ним добр. Женщины мечтали оказаться на его ложе, от простолюдинок до патрицианок. Его любовницы всегда получали щедрые дары: дома, золото, мужей-патрициев.
– Ну еще бы! – я хмыкнула. Могущественен, богат и щедр. Какая тут устоит?
Алка однозначно пришла бы в восторг от Рема. Странно, что она выпустила из поля зрения его сына. Состоятельный красавец, холостяк. Ощущение, что подруга солгала, усилилось. Ой, неслучайно она назвала Тарквинова Драконом, ей точно что-то известно. Но откуда?
Отложив свои подозрения по поводу подруги в долгий ящик, я вернулась к теме мужских предпочтений Квинта:
– Ты тоже выбираешь аристократок?
– Все мои наложницы были видящими, а любовницы обычными людьми.
– Были?
– В последний раз я делил ложе со смертной больше полувека назад.
Вот оно что. Теперь понятно, почему моя меркантильная подружка о нем умолчала. Он выпадал из ее охотничьего ареала. Возможно, она к нему даже подкатывала, да получила от ворот поворот. Плетнева о своих промахах не распространялась, никогда, будто их и не было вовсе.
– А кто эти видящие?
– Потомки твоих сестер. Женщины, наделенные магией Света.
– У меня есть сестры!? – я вцепилась в его рукав. Все матримониальные планы вылетели у меня из головы.
– Они давно мертвы. Твой отец породил их в свой первый визит в наш мир, три с лишним тысячи лет назад. Тогда он провел здесь два десятка лет. За этот срок дал жизнь двенадцати дочерям. Впоследствии они основали Древо видящих, организацию, которая существует и по сей день.
– Значит, у меня есть родственницы по отцу.
– Есть, только дальние. Самые старшие из них отстают от тебя на пять поколений.
– Ну, они хотя бы настоящие, не то что мадам Бежова.
– Почему же, советница Мирослава как раз из шестого поколения Древа.
– Какая советница? – я непонимающе уставилась на него.
– Та женщина, что выдавала себя за Маргариту Бежову, когда навещала тебя в клинике.
– Что!? Зачем тогда она прикидывалась маминой кузиной?
– От меня таилась. У нас с Мирославой напряженные отношения. Она не может смириться с моим протекторатом над видящими, считает врагом Древа. Она жаждет абсолютной власти в мире без даркосов.
– Да, она мне тоже показалась властной. Кстати, ты не в курсе, что ей от меня нужно? Она меня к себе в Москву зазывала, чуть ли не удочерить предлагала.
– Мирослава хочет вернуть Древу Силу. Ты принадлежишь к первому поколению – в тебе чистая магия Света. Реальная ситуация такова, что видящие слабеют от поколения к поколению. Тринадцатое колено – считай люди, мало кто из них проходит инициацию. Без притока эльфийской крови от Древа через пару тысяч лет не останется и следа.
– Ну это еще не скоро.
– Все относительно.
– А что, видящие живут так долго, раз за три тысячи лет сменилось только шесть поколений?
– Первое поколение было фактически бессмертно, как и элиенеры. Второе старело, но очень медленно. Как долго они смогли бы прожить – не знаю, все сгинули в войне. Могу лишь сказать, что нынешняя глава Древа, видящая шестого колена, родилась в 567 году и выглядит сейчас примерно на пятьдесят, плюс – минус.
– Ей полторы тысячи лет!? – я не верила своим ушам.
– Да. Даже неинициированные видящие могут прожить до 150-ти, а то и больше.
– Значит, я бессмертна!? – я встала как вкопанная на ступенях крыльца, только теперь осознав факт бесконечности своего существования.
– Если не убьют – от старости не умрешь, – прошептал дракон.
↑
Глава 32. Последняя битва
Квинт.
300 год нашей эры.
На пороге моего дома стояла женщина, закутанная в темную паллу. Она казалась тенью в сумраке летней ночи. Я не чуял в ней Силы, но знал, что она ведьма. Монета, которую передала мне рабыня, сообщив о ее приходе, была особым знаком. Незнакомка откинула с головы полог – я узнал Верховную видящую Древа. Ее появление удивило и отнюдь не обрадовало меня:
– Целестина, почему ты здесь? Если отец узнает, что ты в Риме, нам несдобровать.
– Рем ничего не узнает, – она показала мне ветвь из голубого кристалла очень тонкой работы, явно нечеловеческих рук дело, но магии в ней не ощущалось. – Это артефакт Странника, способный скрыть мой ментальный след даже от него.
Стало ясно, почему я принял видящую за обычную смертную. "Ветку Отца" я видел впервые, но слышал о ней. Мирофора, видящая второго поколения и моя первая наложница, немало поведала мне о подарках Энтаниеля дочерям. Я протянул руку, чтобы коснуться столь мощного артефакта Сокрытия.
– Не надо, – она покачала головой, пряча его назад, в складки паллы. – Может, пригласишь меня в дом?
– Лучше пройдемся по саду. Не хочу, чтобы слуги видели тебя, – я вышел за порог и направился в темную аллею.
– В твоем доме есть шпионы Рема? – она последовала за мной.
– Его фамильяров здесь нет, но соглядатаев хватает.
– Так избавься от них.
– Избавлюсь от этих – появятся другие, да еще и числом поболее. Они как Гидра: сруби одну голову – вырастут две.
– Если твой дом кишит соглядатаями, то Рем, наверняка, догадывается о нашем сговоре, – в ее голосе мелькнуло беспокойство.
– В его жизни хватает заговорщиков. Мы пока не привлекли его внимания, но осторожность не помешает. Думаю, ему что-то известно о происхождении моих наложниц.
– Почему ты так решил?
– Месяц назад он побывал в Нуманции у Маркуса. Расспрашивал его о матери, и о наложнице, родившей Кезона.
– Что ответил твой сын?
– Что Мирофора была из знатного рода, а мать моего внука из местных.
– Рем поверил?
– У него нет ментального контроля над Маркусом.
– Но он мог почувствовать ложь, – ее беспокойство возросло.
– Мой сын не лгал: Мирра была дочерью царя, а Кезара действительно родилась в Нуманции.
– Но они видящие, а не простые смертные.
– Рем не спрашивал об их принадлежности к Древу. Они просто вели беседу о наложницах и матерях.
– Тогда почему тебя это насторожило?
– Отец никогда ничего не делает просто так. Все его слова, а тем более поступки, продуманы и взвешены. Если он покинул Рим, чтобы поговорить с Маркусом о Мирофоре, значит, что-то заподозрил.
– С Люцием он тоже вел такие беседы?
Люций, мой второй сын, приходился Целестине внуком, ее дочь Лютеция была моей второй наложницей. Согласно слову, данному мной Мирофоре, все мои потомки должны были происходить от женщин Древа. Мирофора верила, что когда-нибудь слияние наших рас положит конец войне. Ради этого она пожертвовала собой, подарив жизнь Маркусу. С тех пор прошло пятьсот лет, а война продолжалась.
– Нет. У него подозрения только насчет Мирры, – ответил я Целестине.
– Это не так уж и плохо, – она задумалась. – Если Рему уже известно о твоей связи с видящей, всегда можно сказать, что она твой охотничий трофей. Ведь так и было: ты захватил Мирофору в плен.
– Если дойдет до прямого разговора – именно это я ему и скажу. Главное, чтобы он не узнал о Лютеции. Одна наложница-видящая – может, и трофей, но две – уже заговор.
– Люций родился и вырос вне Рима. Твоя связь с моей дочерью была тайной. Для всех она погибла, сражаясь с даркосами. Никто, кроме нас троих, не знает правды о его происхождении.
– На это и расчет.
– Постой, о связи с Мирофорой знал твой кузен Тесей. Мог ли он рассказать об этом Рему?
– Вряд ли. Тесей разделяет мои взгляды: он против этой войны.
– Ты уверен? – она прищурила миндалевидные глаза. В темноте ночи они казались черными.
– Да. Я убил его отца, а Мирра помогла. Тесей обязан нам свободой – он не предаст.
Мы дошли до фонтана, в нем снуло плавали золотые рыбки. Далекие звезды поблескивали на черном небе. Вокруг нас не было ни души, все шпионы Рема остались в доме. Присев на бортик, я вдохнул остывающий после раскаленного дня воздух.
– Так зачем ты пришла, Целестина?
– Собрала полный Круг своего поколения. Теперь мы готовы к последнему сражению, – она присела подле меня.
– Двенадцать видящих четвертого колена не смогут одолеть дракона, которому две с половиной тысячи лет, – я скрестил на груди руки. – Не забывай, Рем убил шестерых дочерей Странника, а они были гораздо сильнее вас.
– Он застал их поодиночке, выследил каждую, улучил момент и убил, – запальчиво возразила она. – Собери они круг, пусть и неполный, он бы давно сдох. Мы били драконов и постарше его. Где Один, Арес, Аид? Нет их, сгинули.
– Одина и Ареса убили видящие второго поколения. Аида прокляла дочь Странника, от чего он свихнулся и стал убивать своих же. Его утихомирили другие даркосы. Не надо приписывать себе чужие заслуги, Целестина.
– Одина одолели три дочерей Фреи. Ареса – пятеро Крошек Ламии. Нас же будет двенадцать. Полный Круг – огромная сила, даже при том, что мы слабее своих матерей.
– Возможно. Но почему именно сейчас? На моей стороне только треть даркосов, причем молодых. Многие колеблются. Я бы не стал полагаться на них в битве. Они легко переметнутся на сторону отца, если дело пойдет не в нашу пользу.
– Это не столь важно, главное, ты с нами. Грифоны тоже придут нам на помощь.
– Вряд ли от них будет много проку.
Меня удивило, что Ромул, бывший фамильяр моего отца, решил открыто выступить против своего господина. Орден бессмертных магов, основанный им, насчитывал уже немало адептов, и все благодаря гибели даркосов в этой бесконечной войне. Несмотря на ненависть Ромула к Рему, Грифоны никогда не противоборствовали нам открыто, держались в сторонке, копили адептов и силы, выжидая, чья возьмет. Они знали, что шансов против нас у них нет.
– Не стоит недооценивать Силу бывших рабов вашей крови, – возразила Целестина.
– Рабов? Ромул только и делал, что сидел на троне, пока служил отцу.
– Он был лишь марионеткой, а когда стал сходить с ума от слишком долгой жизни, его вышвырнули из Рима. Разве этого не достаточно для мести?
– Зато он обрел свободу и новую цель. За такое не мстят.
– Возможно, но не забывай о долге Ромула перед нами. Семьсот лет войны – вот, что мы получили за разрыв его Кровной связи с Ремом.
– Теперь ясно, как вы подбили его на эту авантюру.
– Да, мы взяли с него клятву Силы за свои услуги.
– Предусмотрительно. Только Грифоны ситуацию не спасут. Мы не готовы к битве.
– Наши силы на исходе, – она вскочила с бортика и заметалась передо мной. – Если хоть одна из моего поколения погибнет, нам больше не собрать полный круг, чтобы навести смертельную порчу на твоего отца. Младшие слабее нас – пятому колену это не под силу. Учти, упустишь шанс сейчас – другого не будет.
В чем-то она была права. Видящие слабеют. Их потери в войне за последние сто лет возросли. Конечно, они плодятся куда интенсивнее нас. У той же Целестины два десятка дочерей, хоть в живых осталось только трое. Наша численность тоже сокращается. Ведьмы выбрали верную тактику, в первую очередь перебив всех драконов. Остались лишь я с Ремом.
– Даже если вы и одолеете отца, эта битва станет для меня последней. Как только он заметит измену – убьет меня ментально. Все мои сторонники разбегутся или будут драться только за себя. Сыновей перебьют, да и вас с Грифонами тоже.
– Этому есть решение. Возьми, – она протянула мне молочно-белый камень. Гладкий, словно галька, он был размером с куриное яйцо и казался светящимся в темноте.
– Что это? – я осторожно взял его.
– Ментальный щит. Мы изготовили его полным четвертым Кругом специально для тебя, – сказала она с гордостью. – Он защитит твое сознание от Рема, пока мы будем насылать на него порчу.
– Уверена?
– Возможности проверить это на практике у нас не было, но он сработает.
– Я не чую в нем магии.
– До активации и не должен. Мы не хотели, чтобы Рем обнаружил у тебя наш артефакт.
– Разумно. Как его активировать?
– Зажми в ладони и пропусти через него искру Силы.
– Что ж, хоть какой-то шанс на выживание, – я спрятал артефакт в поясной кошель.
– Квинт, нам ни к чему твоя смерть. Ты наш союзник и родич. Мы верны заветам Мирофоры и держим свое слово.
– Как и я. Но скажи мне, Целестина, все ли видящие примут участие в битве? – я пристально посмотрел ей в глаза. – Вот Рем, к примеру, всех даркосов заставит выйти на поле. В этом я ничуть не сомневаюсь.
– Не все. Нельзя рисковать будущим Древа. Если мы погибнем, кто-то должен продолжить наш род. Потому каждая из нас отошлет свою младшую дочь в убежище.
Я заподозрил, что она хочет избавиться от всех конкурентов сразу. Это сражение может стать ловушкой, как для нас, так и для Грифонов. Но упускать такой возможности было нельзя, иначе пять веков заговора, вся моя борьба против тирании отца, пойдет насмарку.
– Хорошо, я буду готов, мои сыновья и внук тоже, за остальных ручаться не могу.
– Я рада, что ты на нашей стороне, – она улыбнулась с предвкушение, будто впереди ее ждала не кровавая бойня, а любовные утехи.
* * *
Яркий полдень самого длинного дня в году. На небе ни облачка. Высокогорная долина южных Альп сияет снежной белизной. Выбрав это место и время для окончательного сражения, Целестина решила использовать свой источник Силы по максимуму. Свет и снег, отражающий его, прибавят видящим силенок.
Пятьдесят три даркоса, каждый в своей боевой ипостаси, ожидали предстоящего сражения на одном конце поля. Несколько сотен видящих и Грифонов – на другом. Как же мало нас осталось. Война сгубила многих, но отец не хотел прекращать ее, пока последняя ведьма ходит по земле. Все началось с охоты, объявленной им в порыве личной мести, после того, как видящие разорвали его Кровную связь с Ромулом. И вот итог, Последняя битва, призванная подвести черту под семью веками конфликта между Светом и Хаосом в нашем мире.
Я окинул взглядом своих сторонников. Мои сыновья: Маркус и Люций. Внук, юный Кезон. Кузены: Тор, Тесей, Геркулес и Перун, с отпрысками. Всего семнадцать. С Лонгвеем было бы восемнадцать, но получив вызов от Древа, Рем отослал его в Китай, посчитав свои планы на экспансию Востока не менее важными, чем истребление видящих.
На стороне Рема было в два раза больше даркосов. Дажьбог, старший брат Перуна, с сыновьями: Велесом и Симарглом. Изворотливый Локки, всегда принимающий сторону сильнейшего. Мой младший брат, Секст Юлий, с сыном Гаем. Племянник Аппий, сын Тита-сабинянина. Оставшиеся потомки Хроноса. Тридцать шесть даркосов с бронзовым драконом во главе – грозная сила, одолеть которую будет сложно.
Надежда была лишь на внезапность. Никто из сторонников отца не знал о предательстве. Я был крайне осторожен, вербуя тех, кто решил примкнуть ко мне. Долг, клятвы Силы, жажда свободы от отцов, симпатии и противоречия среди родни – все это я использовал, чтобы сколотить свое маленькое воинство. Отец мог бы гордится школой интриг, которую я прошел, живя подле него.
Двенадцать ведьм, сцепив руки, образовали Круг. Запрокинув головы к солнцу, они запели песнь проклятия на языке элиенеров. Я отчетливо слышал их голоса, хоть и не понимал ни слова. Ни одна из моих наложниц не раскрыла мне тайну их языка. Рем рассвирепел, осознав мощь насылаемого ими проклятия. Его рев стал сигналом к атаке. Он полетел в сторону видящих. Его сторонники ринулись за ним, их бег был стремителен. Ведьмы и Грифоны ударили разом в приближающийся строй врага, пытаясь защитить Круг.
Мои сторонники напали на приверженцев отца, последовав моему примеру. Первым мне подвернулся племянник Гай, затем настал черед сына Локки, потом еще жертва и еще. Рем заметил измену, когда я одолел пятерых. Его воля ударила в мой разум. Настал черед подарка Целестины. Сорвав с груди кожаный мешочек, я сжал в лапе белый камень. Непроницаемая стена встала на пути убийственной воли Рема, в ментальном восприятии она была молочно-белой, под цвет камня. Краем сознания я почувствовал гибель Люция. Преграда стала прогибаться. Я начал возводить дополнительные барьеры, и не зря, белый щит лопнул, а камень в моей лапе треснул и раскрошился. Рем снес мои жалкие баррикады, принявшись крушить мою личность и память, поглощать Силу. Я упал, ощущая холод подступающей Бездны.
Внезапно ментальный таран отца исчез – я заставил себя открыть глаза. Тонкая сеть, сотканная из ослепительно-белого света, опутала тело и крылья бронзового дракона. Он метался, пытаясь сбросить ее, но запутывался еще больше. Двенадцать женщин Древа оседали на снег, полностью отдав всю Силу заклятью. Они были мертвы. Маркус мысленно сообщил мне о гибели Кезона. Тор убил Локки. Велес прикончил Перуна. Моих сторонников осталось всего шестеро. Большинство ведьм и Грифонов неподвижно лежали в лужах крови. Выжившие продолжали сражаться с остатками даркосов отца.
Я с трудом приподнялся, чтобы увидеть агонию Рема. Световая сеть погружалась в его тело. Крик боли достиг апогея, превратившись в невыносимый визг. Люди падали на колени, зажимая уши руками. Даркосы рвали их на части, не обращая внимания на кончину предводителя. Засияв как звезда, Рем взорвался. Ударная волна отправила меня обратно на снег. Ураган вырвавшейся Силы захлестнул. Я впитывал его энергию до пресыщения, а потом защищался, пытаясь не сгореть заживо, как другие даркосы, а среди них и Маркус.
Когда все было кончено, я долго лежал на голых камнях. Снег испарился. Сгорело все. Осталась лишь сажа, черная, как мои мысли. Я был единственным выжившим в этой ловушке, куда заманила нас всех Целестина. Мои подозрения оправдались в полной мере. Глава Древа нарушила клятву Силы, данную мне пятьсот лет назад, когда я захватил ее в плен и пощадил, вместо того, чтобы убить. Нарушение магической клятвы еще никому не сходило с рук, парки всегда возвращали долги отступникам. Целестина, наверняка, надеялась, что смерть избавит ее от расплаты. Так и было бы, если бы она клялась мне в верности только от себя, ко она дала клятву от лица всех своих потомков, а это означало, что кара за ее нарушение теперь ложится на них. Может, я потому и выжил, чтобы ее исполнить?
↑
