Текст книги "Светлая полоска Тьмы (СИ)"

Автор книги: Елена Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Глава 60. Частицы пазла

Квинт.

Я вернулся в салон. До Пекина оставалось чуть больше часа. Мне еще предстояло допросить Ветрову, а затем изменить ее воспоминания за последние пару десятков лет. Она знала о дочери Странника – дарить такой подарок Лонгвею я не собирался, хватит с него и наложницы-видящей.

Ветрова или Винд не могла лгать или утаивать правду под заклятием Подчинения, нужно только задавать правильные вопросы. Я снял с нее кислородную маску и спасательный жилет. Водворив их на место, я занял соседнее кресло:

– Как мне тебя называть Антонина или Антония?

– Антония.

– Хорошо, Антония, расскажи мне все, что тебе известно о планах Мирославы.

– Советнице нужны яйцеклетки дочери Энтаниеля. Она хочет вырастить и воспитать полный Круг второго поколения, чтобы уничтожить вашу расу, – монотонно ответила она.

– Кто еще из шпионок Мирославы приглядывал за Алисой, кроме тебя и Серовой? – меня интересовали все сообщницы опальной советницы.

– Моя мать.

– Кто она такая?

– Алла Полонская. Сейчас она носит фамилию Плетнева.

– Как интересно, – я присмотрелся к ее чертам. Некое сходство прослеживалось, особенно теперь, когда ее лицо не скрывала маска возраста. – Кто еще из твоих родственников замешан?

– Ублюдок моей бабки, Игнат Зарецкий.

– Брат твоей матери!? Как имя твоей бабки?

– Ирина Неженская, – частицы пазла медленно становились на свои места.

– Тебе известно, что с ней стало?

– Она опозорила наш род. Влюбилась в мужчину и родила ему мальчишку. Она должна была за это заплатить, – в ее монотонном голосе прорезались нотки негодования, что говорило о сильных эмоциях, раз они смогли прорваться сквозь заклятие. – Мне пришлось доложить об этом Мирославе.

– Что советница сделала с ней?

– Отдала какому-то китайцу из ваших.

– Его имя?

– Она его не называла. Сказала только, что раз Неженской нравится рожать ублюдков – пусть рожает их во благо общего дела.

– В каком году это было?

– В 2000-м.

Все сходилось, Игорь, сын Тэтсуя, был рожден Неженской.

– Что Мирослава получила взамен?

– Не знаю. Она не говорила об этом.

– Где твоя мать?

– Не знаю. Она позвонила накануне, сказала, ей срочно нужно уехать по заданию Мирославы. Я перезвонила советнице, но она велела мне оставаться на месте и продолжать наблюдение.

– Что еще Мирослава или Полонская говорили тебе.

– Мама говорила о Палаче.

– О Зигмунде Ковальски? Она встречалась с ним?

– Нет, только сказала, что он до чертиков напугал Мирославу.

– О чем Зигмунд говорил с советницей?

– О похищении Алисы. Он согласился выкрасть ее для нас.

– Мне нужны подробности плана, все, что тебе известно.

– У дочери Странника изъяли бы двенадцать яйцеклеток, потом устранили, она слишком своенравна, не поддается нашему влиянию. Ее дочерей выносили бы мы.

– Кто мы? Мне нужны имена всех двенадцати.

– Мирослава. Клементина и три ее дочери: Гертруда, Магда, Синтия. Кузины: Андриана и Мара. Я тоже. Остальных не знаю, они из других Ветвей.

– Где их можно найти?

– Кузины управляют частной клиникой репродуктивной медицины в Москве, она называется "Надежда". Точного адреса я не помню, он где-то записан. Я никогда там не была. Мирослава открыла ее уже после того, как отправила меня на задание в ваш город. Где остальные – я не знаю.

– Это там вы собирались потрошить Алису на яйцеклетки?

– Нет, в клинике должно было пройти искусственное оплодотворение. Ее держали бы в закрытой психлечебнице.

– Как вы собирались удерживать дочь Странника? – мой голос был холоднее льда.

– У Мирославы был какой-то способ обуздать ее примерно на год, этого должно было хватить, – она задрожала. Ее зубы почти стучали, коленки покрылись мурашками, заметными даже сквозь чулки.

– Успокойся, – мой тон потеплел. – Что за способ?

– Это какая-то порча. Больше мне ничего неизвестно.

– Где находится эта психлечебница?

– Не знаю, – она всхлипнула.

– Может, в Шанхае?

– Не знаю.

– Ладно. Что насчет твоей тетки, Аделаиды Лавровой? – я припомнил имя из письма Морганы. – Она тоже участвует в заговоре?

– Нет. Мирослава обещала ее Силу мне после захвата Алисы, чтобы я смогла выносить одну из яйцеклеток.

– Чем дальше, тем интересней, – я откинулся на спинку кресла. – Расскажи мне о Зарецком. Зачем вы втянули его в свои дела?

– Алисе нужен был дефлоратор, но она ни с кем не шла на контакт. Мама привлекла ублюдка, из-за дара инкуба. Она навела раковую порчу на его отца. Игнат не знал этого. Алла пообещала ему, что излечит отца, если он соблазнит дочь Странника.

– Зарецкий знал, кто такая Алиса на самом деле?

– Нет.

– Почему инициация сорвалось?

– Советница требовала результата – мама слишком давила на него. Когда все сорвалось, ее чуть не лишили дара. Мирослава велела ей все исправить.

– Ей это удалось, – холодно констатировал я.

– Что со мной теперь будет? – она снова задрожала.

– Сколько тебе лет, Антония?

– Шестьдесят два.

– Дочери есть?

– Нет. После рождения бездарной сестры, я решила не иметь детей. Какой толк плодить простых смертных?

– Тогда сын тебя не разочарует, он уж точно не будет простым смертным.

– Вы о чем? – она подняла на меня глаза, чем я и воспользовался. Обхватив ее лицо ладонями, я удержал ее взгляд.

– Тебя ждет встреча с мужчиной всей твоей жизни, ты это заслужила, – я без сопротивления вошел в ее разум.

Изменение воспоминаний за столь длительный период – дело непростое. Когда я покинул ее сознание, мы уже заходили на посадку. Я задал ей контрольный вопрос, чтобы проверить результат:

– Где ты жила последние десять лет, Антония?

– В Москве, на Кутузовском, – без запинки ответила она.

Теперь Лонгвей вряд ли откопает в ее голове что-то стоящие, даже в момент зачатия.

↑

Глава 61. Баба-Яга

Зигмунд.

1712 год.

До проклятых болот я добирался пол-лета. Даже по воспоминаниям Ключника их было не так уж и просто отыскать. Чем ближе я подбирался к цели своего путешествия, тем страшней становились сказки о Бабе-Яге, леших, кикиморах, мавках да навках. Эти байки служили мне своеобразным ориентиром. Рядом с болотом Темной ведьмы никто не жил. Ни сел, ни хуторов не попадалось на моем пути. На то были причины: те, кто забредал сюда, гибли, а если и возвращались, то неизлечимо больными и умирали в страшных мучениях. После смерти они порой возвращались домой с погоста и душили родню. В последнем селе мне показали могилу целой семьи, изведенную таким покойничком. Произошло это больше ста лет назад, а народ помнил и боялся.

От проклятых болот разило Тьмой. Выстрогав себе слегу, я ступил в черную воду. Она доходила почти до колен, но идти было можно. На островках росли чахлые, сухие деревья, покрытые черным мхом и лишайником, да кусты им под стать. Листва скудная, почерневшая, шипов хоть отбавляй, причем ядовитых. В этом я не сомневался, аура у них была Темной, злой. Они тянулись ко мне, норовили вцепиться в одежду, задержать, поранить, отравить. Меня окружала серая мгла, несмотря на полдень. Чем дальше я забирался, тем плотнее она становилась. Вездесущий гнус отсутствовал. Здесь не было привычных звуков: не квакали лягушки, не кричала выпь, только скрип деревьев-прилипал да бульканье болотных газов. Иногда раздавался странный скрежет, о причинах которого оставалось только гадать. Без болотных огней тоже не обошлось, они поблескивали из-за кочек мертвенным светом, заманивали в трясину. Шестое чувство кричало о нечисти. Она подбиралась ко мне со всех сторон, но не нападала. Нет, не потому, что боялась, здесь ее территория, она будто ждала чьего-то приказа.

– Не меня ль ищешь, добрый молодец? – проскрипел из тумана неприятный голос.

В пору бы испугаться, но я вздохнул с облегчением, не зря шел:

– Тебя, коль ты Яга.

Туман мгновенно рассеялся. Я увидел отвратительную древнюю старуху в двух саженях от себя. Она стояла на кочке, опираясь на добротный посох. Худая, сгорбленная, одетая в грязную рвань. Изрытая морщинами, почерневшая от времени кожа напоминала кору деревьев-прилипал. Почти лысая голова с островками длинных седых косм являла в проплешинах гниющие язвы. Только глаза горели ясным умом, яркие, словно зелень мая.

– Что пялишься, касатик? Увидал – дар речи потерял? – она ощерилась, выставив на показ почерневшие зубы, острые, как шипы.

– Ничуть, – спокойно ответил я. – Ты именно такая, какой я тебя и представлял.

С тех пор, как Ключник повстречал ее, она ничуть не изменилась.

– Ну идем, коль смелый такой. Негоже гостя на болоте мариновать, – она повернулась и бойко побежала вперед, будто резвая девчонка, а не дряхлая старуха.

Ступала она уверенно, словно шла по утоптанной тропе, а не по болоту. Я поспешил за ней, но догнать не смог. Когда значительно отстал, она обернулась:

– След в след, касатик, не то увязнешь. Тащи тебя потом из трясины, бугая такого.

– А помедленней нельзя? – пробурчал я, но она поскакала дальше.

Я последовал ее совету – под ногами будто тропа возникла, скрытая болотной жижей. Нечисть куда-то подевалась. Я старался примечать дорогу, но толку от этого не было. Ключник болот не знал, Яга его в гости не звала.

Долго ли, коротко ли, мы вышли на поляну посреди трясины. В центре стояла изба на сваях из стволов черных деревьев, их торчащие из земли корни напоминали куриные лапы. Вот тебе и сказки. Бабка командовать избушкой не стала, щелкнула пальцами – лестница опустилась.

– Прошу, добрый молодец, в мои хоромы, – прокудахтала она, быстро карабкаясь наверх.

В избушке было тепло и сухо, болотная вонь отступила. На стенах висели высушенные растения. В печке горел огонь. В котле булькало какое-то варево. На столе горели черные свечи.

– У тебя уютно, Яга, – моя похвала была искренней.

– А ты думал, я в трясине живу, как водяной или кикимора какая? – она шлепнула на стол деревянную миску с варевом из котла. – Садись, поешь сперва. Проголодался поди, пока по болоту шастал.

– Не без того, – я взял ложку.

Сероватое варево в миске оказалось овсянкой с кусочками какого-то мяса, какого – спрашивать не стал. Чутье подсказало, что яда в нем нет. Яга села напротив и тоже принялась за овсянку. Я кивнул на ее миску:

– Не думал, что ты в этом нуждаешься.

– Тебе тоже без надобности, а ведь ешь. Балую себя порой человеческой пищей, а тут еще и компания.

– Часто гостей принимаешь?

– Ты первый, касатик, за очень долгий срок. Давно я в дом никого не звала, а тех, кто являлся без приглашения, гнала. Да так, чтоб другие и думать не смели сюда хаживать.

– Это ты о навье, которое после смерти свои семьи душит, или о болотной лихорадке?

– Хворь – то болото, гиблое здесь место для человеков. Только такие, как мы, выжить можем, и то не все. Навье – мое, врать не стану.

– Некромантия? – я затаил дыхание, даже ложку ко рту не донес.

– Она самая. Вижу, интерес у тебя к ней?

– Потому и пришел, – я выскреб миску.

– Еще? – спросила она о добавке.

– Нет, благодарю покорно, сыт уже, – в животе была приятная тяжесть. – Вижу, ты ждала меня, Яга? Овсянку заранее сварила.

– Как не ждать такого гостя? – она всплеснула руками-ветками. – Давно у меня ученика не было, так давно, что и забыть впору. Как Кащей, паскуда неблагодарная, сбег, так никого и не было.

– Кащей бессмертный! Тот, что из местных баек? – удивился я.

– Какие уж тут байки? Он такой же, как и ты, касатик, из бывших даркосских прислужников.

– Не зря же его бессмертным прозвали, – хмыкнул я. – Как его угораздило угодить в твое болото?

– Бывал он здесь с Перуном, господином евойным. Искали они что-то, не ведаю, что. Я их не спрашивала, на глаза не лезла. Может, чего в памяти Кащеевой и завалялось после того, как его хозяин в Последней битве сгинул. Вот и явился он на болото в слюнях да соплях, ни лыка не вяжущий. Я, сердобольная, приняла его, научила всему, пригрела на шее гадюку подколодную.

– Где он теперь?

– А мне почем знать? Сбег и вещички мои прихватил. Может, мир решил посмотреть, людей повидать, да себя показать. Показал-таки, урод костлявый, раз дело до сказок дошло.

– Черт с ним, с Кащеем. Как ты обо мне узнала? – я откинулся на стену за спиной, разомлев от сытости. – Вроде скрытно шел.

– Слухами Земля полнится, Зигмунд, палач Грифонов. Да и мои шпионы не дремлют.

– Не такая уж ты и затворница, как я погляжу.

– Неправда твоя, добрый молодец. Давно я с болота не хаживала, разве что окрест, за овсом да мясцом для дорогого гостя.

– Ой, не юли, Яга. Твои шпионы о моем интересе и имени знать не могли. Я без году неделя в Ордене, а палачом и того меньше.

– Тут ты меня поймал, – она погрозила мне сучковатым пальцем. – Дар у меня имеется, еще с тех времен, как я молодой да пригожей была.

– Что за дар?

– Предсказание.

– Так ты из Древа?

– Из него, касатик, из него, – она покивала плешивой головой. – Дафной меня тогда величали.

Я потрясенно уставился на нее. Дафна, дочь Странника, была великой пророчицей, предсказавшей войну с даркосами и многое другое. Она не оставила после себя Ветви, ибо хранила обет целомудрия. Ее убил Аполлон во времена гонений Рема, за триста лет до рождества Христова.

– Ты – та самая Дафна!?

– Была Дафна – стала Яга.

Ее внешность изменилась, я даже моргнуть не успел. Напротив меня теперь сидела прекрасная дева, белокожая, ярко-рыжая, с чертами лица фарфоровой статуэтки. Она была закутана в белый хитон из тонкой шерсти, по краю которого шла золотая кайма античного узора. Иллюзия, очень добротная и правдивая. Ключнику доводилось видеть портреты всех видящих первого поколения в архивах Рема. Это, несомненно, была Дафна, девственница, обманувшая греческого "бога света" во время гона.

– Слыхал, ты обвела вокруг пальца Аполлона, а он тебя за это убил? – я любовался красавицей.

– Молода была, почти дитя, – проскрипела старуха, вернув себе нынешний облик. – Во дворце жила. Мать – царица, муж ее – царь. Я его тогда отцом считала, о Страннике ни сном, ни духом не ведала. Жених у меня был, тоже царского рода. К свадьбе дело шло, но повстречала я на свою беду Аполлона. Для всех светлый бог, почитай само Солнце, для меня – нелюдь. Запал он – жениться собирался, все по чести. Родители на радостях жениху моему отказали. Одно мне оставалось – бежать. Не вышло, догнал он меня. Я и бросилась в пучину морскую со скалы. Тело потом на берег вынесло. Меня похоронили в пещере, в семейной усыпальнице, а Аполлон утешился с другой. Когда я очнулась, ощутила в себе Силушку. Потом меня сестрица Лорель нашла, за собой позвала, в Древо. Покинула я родные берега, чтоб больше золотому дракону на глаза не попадаться.

– Смертельная инициация, значит.

– Она самая, касатик. Одна я из сестер такая была, смертью меченная. Может, и дар мой пророческий от того.

– А что потом было, как он тебя нашел-то?

– Рем постарался. Он обо всех нас знал, как бы мы не прятались. Говорила я Лорели, нельзя помогать Ромулу. Так нет же, не послушалась меня старшенькая, умной себя самой считала. Мол, ее Отец надо всеми нами главной поставил, обучил да цель указал. Повывести всех даркосов – дел-то, плюнул и растер, – ее голос стал злым. Она помолчала, умерила пыл, продолжила: – Аполлон узнал, что я жива живехонька, пошел искать. Снова в бега, пряталась от него, окаянного, годами. Эти болота стали последним схроном. Думала, сюда он не сунется. Нашел-таки. Да только не сдержался он, снасильничал меня. Пока тешился, я его проклясть успела. Он меня потом убил, да и сам подох, прямо тут, на болоте.

– Подох от проклятия? Дракон?

– Место здесь такое. Брось злое семя – вмиг прорастет и буйным цветом цвести станет. Я в это проклятие всю свою злобную Силушку вложила и дыхание последние – болото подхватило да приумножило многократно. От такого и дракону впору сгинуть.

– Тогда почему ты убедила Ключника, что болото не годится для ловушки на Тарквина?

– Он черный – оно против него не пойдет. Драконья шкура неспроста свой цвет имеет. Склонность к Силе она показывает. Пусть они и детки Хаоса, да только золотые к Свету тянутся, бронзовые – к Власти, черные – к Тьме. Ты и сам понимать это должен, не зря же Тарквиний тебя приблизил. Даркосы кого попало кровушкой своей поить не станут, только близким по духу смертным такая честь выпадает.

– Хочешь сказать, у меня склонность к Тьме?

– А то как же. Дар твой душегубский Темнее некуда. Да и сюда ты явился не просто так.

– Я стрелок. Другого пути у меня не было.

– Был, да ты его даже искать не стал, ибо Тьма тебя давно отметила.

Возразить было нечего. Немало я народу на тот свет отправил. Да только не Упырь я – душегубство мне никогда в радость не было, просто работа такая, солдатское ремесло.

– Ты сказала, Аполлон убил тебя. Как же ты выжила?

– Тело мое бездыханное трясина поглотила. Тьма раны залечила, к жизни вернула. Только прежней я уже не была. Темная Сила слуг своих не красит. Постарела я быстро, превратилась в этакую образину. Тебя это тоже не минет, пригожий молодец, коль не передумал учиться у меня.

– Не девица – перебьюсь без пригожей рожи, – я выдворил сомненья прочь. – Насчет старости, так мне уже за сотню перевалило, пожил я свое молодым.

↑

Глава 62. Размышления

Алиса.

В камине пылал огонь – в комнате было натоплено, как в бане. Мы лежали на лежаке поверх мега-спальника Зига, отдыхали после «долгов с процентами».

Дом поскрипывал от ветра, старый ветхий дом. При каждом сильном порыве, казалось, что он вот-вот рухнет прямо на нас. Этот коттедж был построен еще в тридцатые годы девятнадцатого века. Зиг приобрел его в начале двадцатого, но уже тогда он почти разваливался. Восстановив и укрепив его с помощью дармовой магии, он оставил неиспользуемые помещения нетронутыми, потому со временем они полностью обветшали, особенно второй этаж. Вот Зигмунд его запер, чтобы я не забрела туда и не провалилась сквозь пол.

Моя голова покоилась на его плече, пальцы зарылись в курчавые волоски на широкой груди. Было тепло и уютно. Мысли роились как сонные мухи вокруг того, что происходило между нами. Не получалось у меня считать все это сексом без надежд и обязательств, каких бы установок я себе не давала. Зарекайся, не зарекайся – сердцу не прикажешь. Я влюбилась, опять, дура. Все признаки были налицо: я могла часами наблюдать за ним, просто любуясь, мне нравился звук его голоса, восхищала его сила и энергия, я готова была ему в рот заглядывать, не могла ни в чем отказать. Крепость сдалась окончательно и бесповоротно, без бунтов и революций, теперь в ней хозяйничал пан сотник, обожаемый и желанный.

А как же дракон? Его я тоже любила, несмотря на все уверения Зига, что я для него лишь еда. Одержимый местью Ключника, мой любовник не мог судить трезво. Я его не винила, он верил в то, что говорил. Подозрения он в мою душу заронил, вне всяких сомнений, но прежде, чем судить Квинта, я должна спросить его самого и услышать ответ, желательно, правдивый. У меня накопилось немало вопросов к дракону. Знал ли он о Плетневой? Почему он позволил ей убить мою мать? Почему подпустил ко мне Зарецкого? Кто позаботился о трупе моего насильника?

К Алке у меня тоже были вопросы, прямо кулаки чесались их задать, что я непременно и сделаю, попадись она мне на глаза.

Как же меня угораздило быть втянутой в эту многовековую свару двух магов? Прямо между молотом и наковальней оказалась. А ведь я для них только средство достижения каких-то их неясных целей. Да, я еще не свихнулась в любовном угаре, чтобы не осознавать этого. Нужно быть последней идиоткой, чтобы верить в то, что четырехсотлетний маг, перепробовавший на своем веку стольких баб, вдруг воспылает ко мне неземной любовью. Или дракон, постарше Христа, преподнесет свое сердце на блюдечке с голубой каемочкой.

Меня никогда не любили мужчины, которых я выбирала. Зато те, кого не выбирала, готовы были бросить к моим ногам сердца, деньги, будущее. Мой одногруппник, Сашка Задохлик, кличкой его, само собой, наградила Плетнева, даже пытался отбить меня у Зарецкого, за что был избит прямо на моих глазах. Мой бывший босс, Яшка Ревский, так долго терпел мою хандру и прогулы лишь потому, что все надеялся затащить меня в постель. Он обещал даже с благоверной развестись, но я не увожу мужиков из семей, принципы не позволяют. Все мои мимолетные связи были исключительно с холостяками, но и с ними не складывалось. Эти "связи" потом названивали, караулили под офисом или подъездом, но я блокировала их телефонные номера, захлопывала перед их носами двери.

Интересно, что будет, когда дракон придет за мной? Тут простым мордобоем не обойдется. На что рассчитывает Зиг? Может, у него есть тайное оружие? Почему он привез меня именно сюда? В своем рассказе он упомянул, что эта долина – одно из мест, отмеченных Ключником, как потенциальная ловушка для дракона. Нужно заставить его продолжить рассказ. Я должна знать все, чтобы найти способ предотвратить грядущее столкновение. Идеально, конечно, было бы примирить Зигмунда с Квинтом. Я не намерена терять кого-то из них. В моей жизни хватало потерь. Больше этому не бывать. Значит, пора переходить от мыслей к делу.

– Почему ты не простил Квинта? – я приподнялась и заглянула в глаза Зигу.

– Вначале не мог. Потом было поздно, – он зевнул.

– Почему? Он ведь сказал, что будет ждать твоего возвращения.

– Все сложно, Алиса. За эти годы много чего произошло между нами. Теперь он ждет от меня совсем другого.

– Чего же?

– Я для него перешел в категорию перспективных врагов. Приходится соответствовать.

– Все шутишь! – я ткнула его в бок.

– Какие тут шутки? – он опрокинул меня на спину, с явным намерением отвлечь от дальнейших расспросов.

– Зигмунд, меня уже задолбала кроличья жизнь, – я спихнула его с себя. Пусть помучается.

– Быстро я тебе надоел, ведьмочка, – он откинулся на спину, заложив руки за голову. – Я еще и во вкус войти не успел.

– С твоим либидо только детей строгать с каждой встречной юбкой.

– Ну, юбка сейчас рядом только одна, и та ушла в отказ, – он притворно вздохнул.

– После сотого раза это кому угодно надоест, – я надела футболку, подобрав ее с пола.

Пока наклонялась, заработал шлепок по мягкому месту. Зиг намеренно меня провоцировал, ждал, что я наброшусь на него с кулаками, и тогда он меня обуздает, в своей кобелиной манере. Не дождется. Я проигнорировала его выпад.

– Неужели я тебе больше не мил? Совсем, совсем? – он шутил, но взгляд оставался серьезным, даже опасным.

– Сладкого понемножку, а то приестся.

– Значит, это у нас уже перешло в привычку. Жаль. Я рассчитывал хотя бы на медовую неделю.

– С тебя и этого довольно, – ответила я нарочито холодно. Да, "отказала мне два раза…", иногда и "заразой" побыть не помешает. Незачем ему знать о моих чувствах, у него и так хватает рычагов влияния на меня.

– Здесь я решаю, кому и что довольно! – он схватил меня в охапку.

Железные тиски его пальцев прижали мои запястья к подушке. Я почувствовала себя распятой. Стальные глаза впились в мои – словно в суть зверя заглянула, Темного зверя. Накатил страх, безмерный, безумный, мучительный. Внезапно зверь ушел, вернув мне Зига. Его пальцы разжались:

– Прости.

Я невольно потерла запястья.

– Больно? – он смотрел на меня глазами побитой собаки. – Извини, я не хотел. Ты такая хрупкая.

– Часто с тобой такое случается, я имею в виду подобные приступы гнева?

– Бывают иногда, – он отвернулся, сел на лежак.

– Прости, если я невольно спровоцировала это, – я переползла к нему на колени, обвила руками шею, чмокнула в нос. – Простишь?

– Здесь нечего прощать. Сам виноват. Какой путь выбрал – такие и последствия. Тьма не любит, когда ее отвергают. Она собственница.

↑