Текст книги "Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)

Оказия встала со стула и распростерла объятия с улыбкой.

– Мелони! Я так… счастлив тебя видеть, мне пришлось так долго тебя искать! Боюсь, у меня горькие новости. Господин Венейг скончался. Но госпожа Венейг хочет повидаться с тобой: она не держит зла на твой побег. Понимаешь, она так тревожилась за тебя… и теперь ведь тебе скоро нужно вступить в Права Рода, так что она просила найти тебя как можно скорее. Как же долго я не видел тебя, о Единый…

Мел молча и не двигаясь выслушивала этот сбивчивый поток счастья. Выражение лица у нее было таким, как если бы кто-то из вольерных сообщил ей, что у вон того раненого кербера опять понос.

– И, как ты понимаешь, я могу тебя защитить от любых выпадов Альбрехта Оттона, да и… слухи улеглись, и твоя тётя хочет лишь повидаться с тобой. Теперь она не видит никаких препятствий для нашего брака. Так что ничто не помешает твоему возвращению: ты можешь ничего не опасаться. Наверняка ты захочешь проститься с… кхм, своей этой жизнью, так что… девятница, или, если хочешь, две… я подожду, сколько скажешь, только дам весточку госпоже Венейг. А Лэйси! Ты помнишь свою кузину Лэйси? Она всё спрашивала о тебе, и ты представляешь… так хотела увидеть…

Жизнерадостность потихоньку начала из него выдыхаться. Мел как-то слишком сосредоточенно смотрела своему женишку в переносицу.

Надо отдать парню должное: руки он опустил, но не сдался.

– Ты можешь наконец занять предназначенное тебе место, – молвил проникновенно и мягко. – Тебе незачем быть здесь, Мелони, с… теми, кто тебя использует. Единый, я искал тебя так долго… Наконец-то увидел, теперь вот сбиваюсь. Так долго мечтал, что скажу тебе это. Мелони… поехали домой.

Последнее вышло пронзительно – даже крыса изнутри грустно облизнула усы. Ай-ай-ай, какой хороший парень. Мне его как-то даже жалко.

Застывшая у двери Йолла вытянула шею. Арделл подперла щеку кулаком.

Сверчки за стенкой опомнились и изобразили что-то вроде свадебного марша в наступившей тишине.

А потом потомственная аристократка первого уровня отмерла и зарядила:

– Шёл бы ты в вир болотный!

И добавила словцо, которое явственно показывало: она и благопристойность – вещи несовместимые.

Развернулась на каблуках и унеслась в сторону вольеров, сопровождаемая тихим «ыхыхых» Йоллы.

Несчастный наречённый тихо хлопал ресницами вслед. Арделл с выражением полнейшего спокойствия любовалась потёками на потолке.

Я почти кожей чувствовал, как по мне прошёлся, в общем, обычный день в «Ковчежце».

ПЕРЕКРЕСТЬЕ. ПРОГУЛКИ ПО НОЧАМ. Ч. 2

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

В карамельно-сиропных книжонках, которые страстно глотает Плакса, юнец-воспитанник знатного аристократа часто влюбляется в дочь этого самого аристократа. Потому как влюбляться ему больше не в кого: только эта девица перед глазами. Родители девицы в книжонках не в восторге от такой неравной любви. Юнец обычно получает здоровенный пинок под седалище и отправляется свершать великие деяния (выручать драконов, побеждать королей или наоборот). А высокородная зазнобушка сидит себе да капает слезами из высокой башни – в ожидании счастливой концовки. Или бежит на поиски любимого, переодевшись в жрицу Целительницы.

По страницам любой такой истории обязательно раскидана куча фраз типа «вечная любовь», «я люблю его с детства», «он всегда был со мною», «он мне ближе, чем брат». Это даже не зависит от количества горячих лобзаний и счастливых соплей в финале.

Из нашей с Его Светлостью Рыцарем Морковкой истории такую книжонку состряпать не получится.

Для начала – никакого «он всегда был со мной». Я отлично помню, как папаня приехал в поместье мрачный – весной, у яприлей брачные песни начались. У папиного дружка рыжебородого Олкеста что-то такое тоже брачное началось. Потому как папаня сказал – дядьку Рыжеборода убил какой-то рогоносец.

– Как единороги в поединке за самку? – спросила я у папани, и тот фыркал-фыркал и вытирал красные щёки. И кивал мамане – мол, восемь лет, а смышлёная! А она улыбалась, потому что он улыбался, но шептала, что это неуместно, и мне не надо знать, и траур...

Потом стало понятно, что не было нормального поединка на рогах, а был скучный магический, потому что какой-то там Мечник поймал рыжего Олкеста со своей женой, ну и решил с ним разобраться. У Рыжебородки тоже осталась жена, про которую папаня сказал, что она любит крутить хвостом. И что она молодая и загрызёт пасынка.

– А ты дай ей по носу, чтоб не грызлась, – предложила я папане. – С керберами помогает.

И он зафыркал и согласился:

– Вот уж надо бы! Ну, мальчишку я не брошу. Обещал другу – и не брошу.

Про Рыжебородку-Олкеста слуги всегда шептали, что он был такой себе отец. И муж. И что он первую жену куда-то там свёл в Водную Бездонь. И вечно просил у папани денег. И аристократ он был «захудалый», что ли. Только они с папаней вечно охотились вместе и влезали во всякое. А мне Рыжебородка привозил птенцов скрогга и ещё щенка кербера. И говорил, что ему б такую боевую дочку, а то сын у него…

– Он балбес, – сказала я папане, припомнив, как Олкест хотел с ним поменяться.

Папаня хрюкнул, и у него жалобно затрещали пуговки на камзоле. А мама зашептала всякое про «Бедный мальчик, мы должны быть добры к нему, он теперь совсем сирота, Мелони, ты должна поступить достойно…»

А через сколько-то дней балбеса-мальчика-сироту привезли, и шепотки слуг говорили странное – что папаня его купил у мачехи за хорошую цену.

Балбес оказался высоченным, костлявым и худющим, будто кто не посмотрел, что ему одиннадцать, а вытянул на все шестнадцать. Волосы цвета спелой тыквы. И на лицо рыжина тоже затекла – с волос, видать. Сплошная рябь веснушек.

В охапке Олкест-младший держал дюжину рыцарских романов, которые его здорово перевешивали. Он в них вцеплялся, как голодный яприль – в репу. И смотрел поверх книг на весь мир с беспощадной суровостью.

– Я Мел, – начала я довольно-таки светски. – По деревьям лазаешь?

Папаня забухал хохотом, а юнец вцепился в книжки покрепче и замотал головой.

По следу он ходить тоже не умел. И не видал брачных игр единорогов. Это мы выяснили тут же. После чего я подумала, что к нам в поместье заявился довольно никчемный тип. И приложила:

– Принцесска.

Повернулась и потопала кормить собак под громовой папашин хохот.

– З-зато хорошо плаваю, – пробубнил бесполезный тип себе под нос почти неслышно. Но у меня всё ж таки Дар Следопыта.

– Значит, мне можно с ним к озеру, да?

На озере жили две гидры, довольно-таки мирные. Ещё там была целая куча интересных рыб и одна истеричная черепаха Крайя (по имени моей горничной). Я по уши залезала в воду, или обшаривала норки зубастых прибрежников, а Янист сидел на камнях и читал. Иногда оттаскивал от воды. Или без особой симпатии глядел на притащенную к нему краснобрюхую жабень. Или лез по моим наущениям доставать из воды клапан с яйцами озёрной халатеи.

Ещё иногда тренировал Дар Воды – тогда озеро от меня убегало. Или приволакивало мне что-нибудь интересное. В этом смысле полезность Принцесски оказалась исключительной.

Правда, довольно скоро выяснилось, что младший Олкест умеет разговаривать. Вернее, его не заткнуть. Как только начнёт рассказывать о вычитанном в этих его пылесборниках. Будь его воля, он бы не вылезал из библиотеки, в ворохах страниц и обложек, среди унылых личностей – храбрых Мечников, весёлых Стрелков и прекрасных Дам. Мне эти историйки были поперёк горла – потому что альфинов, виверниев и драконов эти храбрые сволочи неизменно убивали.

Так что раз я сказала, что в нормальной сказке обязательно должна быть Усмирительница Животных.

– Это ещё зачем? – опешил Принцесска.

– Потому что дурость – что их там нет, а только рыцари и дамы. И вообще – я хочу быть Следопытом и Усмирительницей.

– Так не получится, ты же знатного рода.

Сам Рыцарь Морковка, конечно, хотел спасать знатных и прекрасных на каждом шагу.

– Ну, и у тебя не получится, – отрезала я. – Потому что ты рыжий.

Принцесска засопел, а потом поделился:

– А я… стану пиратом и отправлюсь в плавание за Рифы, открывать новые земли.

На этом мы и порешили. В историях вместе с рыцарями теперь появлялась Усмирительница, которая укрощала злобных драконов. Дамы как-то спасались при помощи весёлых альфинов. Я учила Рыцаря Морковку лазить по деревьям, дразнила Его Светлостью и слушала сказки про море, пиратов и шторма.

Папаня таскал Яниста на охоту, учил фехтованию и всяким там видам оружия и был по горло доволен воспитанником. Даже заявил, что непременно нас поженит.

– А что? К чёрту предрассудки про неравенство! У Олкестов в роду всего-то колен восемь – так что малыш после свадьбы уйдет в наш род. Драккант из него получится на загляденье. И наша егоза с ним не пропадет – ха! Знаешь, что он мне заявил? Что будет защищать её до конца своих дней ценой жизни!

Не припомню, как такое понравилось моей мамане. Очень может быть, что совсем не понравилось. Только вот ей до меня не было особого дела, а до папани было и еще какое, так что чем там еще могло кончиться, кроме обычного «Если ты так хочешь, дорогой».

Я отнеслась к помолвке равнодушно – меня больше интересовало, можно ли мне взять единорога на конюшне и поскакать в леса имения. В конце концов, почему бы и не замуж? Загрызать Морковку не буду. Питомник заведём для больных животных. Мачехе его пошлем в подарок три сотни пудов навоза яприля – вот она обрадуется!

Рыцарь Морковка – тот малость рехнулся на всём этом, принялся таскаться по пятам и опекать. Но как я ему зарядила в нос – вернулся в разум.

Словом, всё это дело насчёт женитьбы казалось решенным и продуманным. А сорвалось из-за смерти моих.

Когда опекунство надо мной взяла сестра папани – она много от чего пришла в ужас. От моих манер и увлечений, и от дерзости с непочтительностью. От неумения носить платья. Больше всего – от Яниста.

– Он тебе не ровня, дорогая, совсем не ровня, – ворковала, пока пыталась обрызгать меня вонючими духами. И закатывала глаза и начинала нудную песню, что это непристойно, и недостойно, а мне нужно подобрать достойную компанию.

Например, кузину Лэйси – розовощёкую, всю в локончиках, с умильными глазками. Кузина, правда, была не совсем пропащая – я живо научила её ругаться, и тайком сбегать из замка на конюшню, и пачкать платье.

Это она мне передала прощальное послание от Рыцаря Морковки. Которого тётушка всё-таки сбыла с рук то ли в учебку, то ли обратно к мачехе. В письме было три листа излияний в рыцарском духе Его Светлости – обещания вернуться и непременно помнить, и глупые клятвы, что всё точно-точно будет хорошо, и он добьётся.

В книжонке бы написали, что рыцарь отбыл свершать подвиги. Только я как-то не сообразила, что мне надо бы сидеть и истекать по Его Светлости соплями. Переодеться в жрицу я тоже не сообразила. Когда случилась та история из особенно плохого романа: грустнеющую девицу пытаются выдать за немилого, а та от этого грустнеет окончательно.

В моём случае погрустнел немилый.

А я после скандалища с новым женишком решила, что тётка и вообще любые аристократы могут идти себе на все стороны. Драпанула на волю из клетки.

И за четыре с лишним года не особенно вспоминала всю эту дрянь – тётку, аристократов, кузину, фамилию Драккант… Рыцаря Морковку – тоже.

Если уж откидываешь прошлое, будто койна – хвост, то к чему на это дело оглядываться?

Только вот хвосты иногда бывают приставучими на удивление.

* * *

Настрой – как перья у стимфы Шери – какой-то непонятный, растрёпанный, взъерошенный. Отрос хвост, когда не ждали. Припёрлось давно оторванное.

Хорошо б – чтобы Его Светлость услышал моё пожелание и скоропостижно канул в болотный вир.

Только куда там. Отыскивает в загоне для молодняка, где я попыталась схорониться.

– Мелони… – И тут же летит на подстилку. Поросята яприля трех месяцев от роду – увесистые товарищи. И любят ласку, так что накидываются на Его Светлость с торжественным «уии-и-и-и-и!!». А Клёник удачно подшибает его под колено сзади.

Любуюсь картиной. Рыцарь Морковка – полные волосы соломы. Шесть быстрых пятачков обнюхивают его карманы – не принес ли вкусняшек? Яприлята тычутся в ладони, трутся боками и всячески пытаются утопить Его Светлость в милоте.

Но с пафоса его не сшибают.

– Кхм… Мел… понимаю, ты на меня сердишься. Честное слово, я писал… но госпожа Венейг перехватывала мои письма – они сама мне призналась недавно. Вряд ли я смогу простить себе, что бездействовал – но она убедила меня, что так для тебя будет лучше, что ты среди своих… Уверяла даже, что у меня будет шанс всё же жениться на тебе – когда я выучусь. У меня были друзья среди вхожих в дом, они писали мне кое-что – сообщали, что ты… в общем, прежняя. Потом до меня дошли слухи про ту помолвку с Оттоном, я с пары попыток сбежал из ирмелейского пансиона… и не успел. Уфф, с ними можно что-нибудь сделать?

Ну не знаю, мне вид Рыцаря Морковки в соломе и яприлятах прямо даже нравится.

Посвистываю сквозь зубы, опускаюсь на корточки, руки вытягиваю. Мелкие кидаются восторженно, тоже чуть не сшибают с ног. Тычутся рыльцами в ладони и в карманы, подставляют бока.

– Ирмелей, значит?

– Ага, представь себе. Пансион недалеко от Ирлианского нагорья, с суровыми порядками. Подъём по расписанию, тренировки, этикет… в основном там готовили военных, ну, или стражей закона.

В Союзном Ирмелее надышаться не могут на Закон. Им этих стражей с каждым годом всё больше надо.

– К счастью, там была богатейшая библиотека, а то бы я пропал. Ладно, я не об этом. Опоздал я на девятницу, не больше, твоя кузина рассказала мне всю ту историю. С Оттоном, его… подарком тебе и твоей реакцией.

– Подонок получил за дело.

С этим Морковка спорить не пытается, надо же.

– Я вызвался помогать в твоих поисках после побега, и Венейги это как-то допустили. Приставили ко мне своих соглядатаев, наёмников, которых наняли для розысков… Ну, и замаялся я их сбивать со следа!

Его Светлость негромко смеётся, потирая лоб. У него на руке ссажена кожа: где-то упал или с кем-то зацепился.

– Ты – что?!

– Хотел тебя найти. Повидать, поговорить… помочь. Только я же понимал, что если тебя отыщут Венейги – я не сумею тебя защитить. Мне было восемнадцать, Дар у меня… сама знаешь, я не Онэр Водный из древних легенд. Средств тоже особенно не было. А Венейги… были на тебя злы.

Ха. Это он мне будет рассказывать. Когда я как следует попортила шкурку Подонку Оттону – всё поместье пропиталось успокаивающими настойками. А тётушка охала про позор, и про слухи, и про «нельзяжетак». Собиралась даже меня вести в Акантор – то ли исцелять, то ли у Кормчей отмаливать. Дядька был попроще – и намерения у него были попроще.

– …так что всё, что я мог придумать – сбить погоню со следа, а потом найти тебя самому. Единый… ты не представляешь себе, как я за тебя беспокоился. Понимал, что ты выживешь – это же ты. Но мне каждую ночь снилось, что ты сцепляешься с кем-нибудь – то в таверне, то в каком-нибудь зверинце. И что тебя принимает Вода.

Подходит, протягивает руку, чтобы дотронуться до моего шрама на виске. Уворачиваюсь – нечего лапать. Яприлята решают, что Его Светлость тут ради них и дружно атакуют его ноги. Морковка гладит малышей – как-то неумело. Отвык за годы, так-то я его вечно таскала к молодняку в отцовском зверинце.

– Поначалу я действовать не мог: уж очень плотно ко мне пристали соглядатаи Венейгов. Когда отделался от них – я, наверное, обошел каждый зверинец в Крайтосе. Потом понял, что ты почти сразу покинула Крайтос – на корабле, да? Так что я тебя потерял.

«Влюбленные переживают драматическое расставание», – кажется, это так называется в паскудных книжонках Плаксы. Дальше по сюжету – годы поисков друг друга. И непременное хранение верности любимым и мечте.

По Рыцарю Морковке сразу видно: он это дело свято соблюдает. Небось, намалевал еще по памяти мой портрет и пялился в него ночами, повторяя: «О-о-о-о, моя невестушка, я тебя найду».

– Гм. А как ты опять снюхался с Венейгами?

Какого вот чёрта у него всё так сложно, а?

Я, конечно, думала насчет Его Светлости после побега. Так и знала, что расстроится и разволнуется. Только я полагала, что ему еще хватит мозгов успокоиться со временем, найти себе какую-нибудь даму сердца и пойти себе просто жить.

– …наотрез отказался возвращаться в пансион – хватило с меня благодеяний. Помогал устраивать дела в поместье у Драккантов, потом работал у мужа моей мачехи – он был ничего, кстати. Но мне не сиделось на месте. Так что я отправился странствовать, и…

– Плавать хоть начал?

– А? – Янист начинает обращаться в Рыцаря Морковку. Вон уже уши полыхают, сейчас и щёки начнут.

– Ты ж всё мечтал проплыть за Рифы, новые земли открывать.

– О. Ты помнишь… ну, я прошел обучение морскому делу, даже пара небольших рейдов была в прибрежных водах… но понимаешь, ведь отплыть надолго я не мог. Я надеялся, что рано или поздно нападу на твой след. Так что…

Очень легко себе представить сидящей на берегу нашего старого озера. Вечер уже опустился. Переворачиваются старые страницы. И знакомый голос рассказывает нескончаемую историю: жил-был на свете рыцарь, он потерял свою наречённую, с горя пустился странствовать, чтобы обрести себя. Заносило его то в Айлор, то в Мастерград, то в Раккант с его свихнувшейся королевой, а ещё…

Вздрагиваю, оглядываюсь. Вокруг питомник. Дело к рассвету. Рыцарь Морковка присел напротив на корточки и вовсю повествует, как его разыскало письмо от тётушки. В котором она сообщала, что мой драгоценный дядюшка завалился наконец-то в Водную Бездонь. Потому как хватил его удар во цвете лет.

– На похороны я не успел, но повидался с госпожой Ималией. Смерть мужа стала для неё тяжелейшим ударом и, боюсь, повредила её разум.

Пф, будто она и так была в разуме. Если учесть, что она несла.

– Но тебя она помнит, Мелони. Во время просветлений… то есть, я тебе потом расскажу, что с ней творится… она вспоминает тебя. Она чувствует себя виноватой в том, что поступила так с тобой: из-за той помолвки и… из-за того, что согласилась с решением мужа – ты ведь знаешь об этом, я верно понял? Мел…

Он встаёт – весь красный, встрёпанный и проникновенный. Смотрит в глаза.

– Я не думаю, что госпоже Венейг осталось долго. Она просила привести тебя, потому что ты – их единственная надежда. Через полгода ты сможешь вступить в Права Рода, и тогда опекунство над родом Венейгов перейдет к тебе – главе рода Драккантов. Твоей кузине Лэйси больше трех лет до вступления в Права, а других наследников у Венейгов и Драккантов нет. Ты понимаешь? Без тебя оба рода будут обезглавлены.

Будто мне есть до этого дело. Хмыкаю и собираюсь выложить это в лицо Рыцарю Морковке, и тут он говорит:

– Погоди. Я искал тебя не ради этого. Вернее не только ради этого. Госпожа Венейг… она просила найти тебя, чтобы попросить прощения. Она хочет хоть немного загладить свою вину и предлагает тебе любую помощь, понимаешь? И… она хочет, чтобы ты была счастлива.

Да она этого всегда хотела. Они этого все хотели. Тетушка, дядюшка, кузина Лэйси. Чтобы я была счастлива. Среди приёмов, салонов и чаепитий. И душных прогулок в коридорах у замшелого короля Дайрана Восемнадцатого.

Мы тебя переделаем, вывернем твое нутро, а ты потом будешь так благодарна и счастлива по нашим рецептам, деточка.

– Передай ей, что я зла не держу. И что я счастлива.

– Что?

Поднимаюсь, выскакиваю из загона, пока Его Светлость не перебудил своими орами яприлят. И ещё полпитомника. Иду себе по дорожке с прицепившимся хвостом – рыжим и возмущённым.

– Мелони… ты что, всерьёз? Ты не хочешь даже увидеться с ней… поговорить с ней, успокоить её?

– Ты и успокой. У меня это плохо выходит.

– Дом Драккантов…

– В вир болотный. И дом Венейгов туда же.

– Мелони, она больна…

– Она больна, дядька помер, я поняла.

При мысли, что придётся тащиться обратно в поместье Вейгов, слышать бессвязный бред тетки, улыбаться ей и давать обещания на смертном одре – чуть не выворачивает.

– Можешь её в лобик поцеловать. Денег её мне не надо, так и скажи. Слушай, ты вообще долго еще за мной таскаться собираешься, а? Работы куча.

– Мелони…

Торможу у загона серной козы и разворачиваюсь, стиснув кулаки.

– Я должна обрыдаться от счастья и на шею тебе кинуться? Ты приперся от чертовых Венейгов! Я оттуда мечтала убраться – и убралась, а ты припёрся и тащишь меня назад. И затираешь мне про Права Рода, тётку и всё эту дичь, да мне наплевать на это всё! И на тётку, и на кузину, и особенно – на Права Рода, не собираюсь я туда возвращаться!

Орать не ору, а то звери взволнуются. Шиплю слова в растерянное лицо из прошлого, мантикоры бы его взяли.

– Попробуешь меня туда силком затащить или под снотворным – я тебя…

– Ткнёшь ножом, – подсказывает Морковка. – Я не настолько забыл, какая ты.

Бракованный товар – так, вроде, говорила мамаша Оттона-подонка, когда приходила к тетке обсуждать помолвку.

Только вот Его Светлость таращится в осеннюю темноту с паскудным романтичным обожанием. Всем своим видом говоря: у-у-у-у, я ни за что тебя не оставлю, сколько ни отталкивай, и вообще, ты вся в моем сердце.

От этого прямо жутко.

– И думать забудь насчет свадьбы, ясно? Не собираюсь за тебя… вообще не собираюсь. Наплюй на свой… что у тебя там, обет? Хочешь – можешь жениться хоть на Арианте, понял?

– Н-на королеве Айлора?!

– На нашей серной козе.

Проснувшаяся Арианта требовательно бодает загон изнутри. Я пытаюсь пойти дальше. Принцесска загораживает мне путь. С праведногневным выражением на лице.

– Ты что, меня не слышишь? Сестра твоего отца умирает и хочет только проститься с тобой. Твой род и род Венейгов – два самых знатных рода Крайтоса – могут рассчитывать только на тебя! Я наконец-то нашёл тебя через шесть лет – а ты отсылаешь меня обратно? Что с тобой такое, Мелони?! Это из-за… этой женщины?

Принцесска – знатный чушеносец, только дай ему волю – заговорит меня до смерти. Правда, он малость обалдевает, потому что мимо него неспешно проходит Морвил. Его Светлость провожает его хвост взглядом.

– Это что… алапард? Нет, Мелони, постой. Я шесть лет тебя искал, нахожу в этом ужасном месте… И ты заявляешь мне, что тебе на всё плевать и ты счастлива? И думаешь – я этому поверю? Единый, как ты вообще очутилась в этом месте… и в этом виде?

Это он про причёсочку, видать. Или, может, про шрам. Да не, еще на куртку таращится. И на заляпанные грязью сапоги.

Прекрасную деву, кажись кто-то заколдовал и превратил в чудовище. Срочно требуется расколдовывающий поцелуй. Вон, Рыцарь Морковка уже и вперед подался. Вдруг, если меня чмокнуть, я вся просияю красотой, прозрею, заору «К мантикорам питомник!» и стану настоящим Драккантом.

– Я сюда пришла сама. А теперь отойди с дороги, пока я тебе не прописала как следует.

Протискиваюсь мимо, иду к мантикорьему загону.

Можно было бы ему рассказать, конечно… только вот что он поймёт.

А ещё от этой памяти у меня вечно башка гудит. Потому что и тогда она у меня прямо раскалывалась.

И ноги вязли в грязи, когда я шла от вира с волчонком на руках.

Это тоже была Луна Глубинницы, и Водная Сестра решила показать свою стихию. С неба хлынуло море, и от вира я чуть ли не плыла. Дар ничего подсказать не мог. Во-первых, руки у меня были заняты израненным игольчатником. Во-вторых, башка гудела.

А ещё я в первый раз тогда убила человека. Хотя он не особо был человеком.

Паскудный живодёр-пират решил поразвлечься и показать на привязанном волчонке мастерство клинка. Он пообещал мне голову снести с плеч, когда я помешала. Только вот не смог – то ли потому, что был пьян, то ли мой атархэ оказался быстрее. Всё-таки рассёк висок порезом длинной чуть ли не в пядь. Я в горячке и не заметила. Слишком торопилась перерезать на игольчатнике веревку и смыться. Пока не подвалили дружки живодера и не поняли, что у него дырка в глотке.

Потом оказалось, что пиратская погань чем-то смазывала свой клинок. Так что у волченьки загноились раны и начался жар. У меня, в общем, было то же самое. Да, и ещё я потратила последние гроши на то, чтобы переправиться из Велейсы в соседний Вейгорд.

В приморской деревне мало что знали насчёт ядов да ран. Но одна старушенция перевязала мне голову и дала ткани – промыть раны волченьке. Потом вечерком к ней пришли кумушки судачить – так вот, одна из них и припомнила про королевский питомник Вейгорда. Будто бы там помогают животным.

С утра волчонку стало совсем худо, и я сиганула в ближайший вир. И высадилась прямо в дождь. Так что всё, что помню о дороге сюда: горящая, чугунная голова, раскисшая грязь под ногами и тяжесть на руках. Повязка размоталась и мешала, я её скинула, а всё вокруг было в сплошной пелене дождя. Он малость охлаждал кожу и губы. А волчонка мне пришлось в куртку завернуть, где лежал амулет от воды. Почти разряженный, но на куртку хватило.

После вира всё крутилось перед глазами. Я брела не то чтобы быстро, оскальзываясь, отдыхиваясь и останавливаясь, чтобы протошниться. Пока не уперлась носом в надпись «Королевский питомник Вейгорда». А дальше я пнула калитку ногой и брела по запаху, набрела на общую кухню и в неё завалилась.

– У него раны, – сказала, когда ввалилась внутрь. – Отравленные.

Ураган звуков, вихрь действий. Два голоса переплелись и бьются в жаркой кухоньке.

– Ах-х-х ты ж, Морвила Глубинная – да она вся в кровище.

– Волчонка на стол!

– Куды на стол тварь блохастую!

– Убери продукты, зелья есть?

– Соусы есть! Погоди, кликну нойя.

– Давай, я пока, чем могу…

Мир плыл вокруг, и запахи наваливались, скручивали желудок спазмами, голова валилась набок, но я старалась – не уплывать совсем. Найти глазами малыша на деревянном столе – над ним склонилась какая-то в клетчатой рубахе. И я успокоилась, потому что увидела, как она бережно его касается, промокает чем-то раны… осторожно вливает в пасть зелье из бутылочки.

Потом прохладная рука оказалась на голове, мне оттянули веко и тоже залили внутрь зелье.

– Воды дать? – спросил голос над ухом. Я помотала было головой, зашипела – это она чем-то по ране мазнула.

Затем в кухню впорхнула Конфетка с кофром, принялась цокать языком и щебетать так омерзительно, что меня всё-таки вывернуло, но хоть голове и полегчало. Ну, а после то ли она, то ли Грызи смазали мне рану и как следует накачали зельями – тут и муть перед глазами малость рассеялась.

Я даже попыталась было даже сразу свалить из лекарской, куда меня отвели. Грызи мой побег пресекла в своей манере.

– Вот это надо будет пить три раза в день, – сказала она, влетая в комнату и не обращая внимания, что я уже поднялась и пытаюсь удрапать. – А то, вполне возможно, голова у тебя раздуется и лопнет. Повязку обновлять раз в сутки, с вот этой мазью. Если не торопишься – этим может заняться Аманда, наш целитель.

Я потрогала забинтованный висок и решила, что, в общем, если башка лопнет – это будет не очень-то приятно. Опустилась на кровать и начала ждать, пока начнётся: «Ой, какая ты юная! А откуда это ты? А где твои родители, ай-яй-яй, неужто умерли, какой кошмар. Как, говоришь, твоё полное имя? А где жила? А откуда взяла волчонка? Ух ты, какой редкий Дар…»

Не началось.

– Как ты его назвала? Волчонка. Ему нужно будет имя, если он останется у нас.

– Омр, – мелкий назвался по имени любимого охотничьего волка Хоррота-Мечника – из легенд. Наверное, потому что мне хотелось – пусть бы вырос таким же непобедимым волчарой.

– Буду знать, – отозвалась Грызи. – Ты молодец. Спасла его. И хорошо, что принесла сюда: яд в ране был опасным… но Омр поправится. После обеда можешь его навестить. Обед на кухне – сама пообедаешь или принести? Сама? Ладно, приходи в питомник, как полегчает. Думаю, тебе-то хватит ума не совать руки в клетки. Так, у меня ещё тысяча дел.

И усвистела в коридор, только по пути обозначила:

– А, да, я Гриз Арделл. Придумай, как мне тебя называть.

В питомник я потащилась уже после того, как Фреза закончила пихать в меня еду. Вылитая самка скрогга, которая птенцов кормит. Попутно Пиратка донесла до меня, кто они все тут такие и чем занимаются.

Про Илая Долбанутого я к тому времени уже наслушалась. А ковчежников пока не видала, только слышала о них, как о фанатиках, которых явно бешеные шнырки покусали. Да и слишком это всё миленько звучало: о, привет, мы тут спасаем животных.

Так что была почти уверена, что в питомнике меня ждет то же, что в остальных зверинцах, которых я навидалась за два года после побега.

Свалявшаяся шерсть, тяжкий запах, проступающие рёбра. Потухшие глаза.

Реальность с размаху врезала мне по гудящей башке. Я переходила от клетки к загону, от загона к клетке. А койны веселились и покачивались на хвостах, выкидывали разные трюки, и громадный яприль, весь в шрамах, подошёл, чтобы я поскребла ему бок, и два единорога поинтересовались – а нет ли у меня яблок. Шнырки плескались в переполненной после дождя поилке, а керберята гонялись друг за другом и пытались куснуть за бока. И Дар Следопыта говорил мне – что скрыто во всём этом. В голосах животных, в рассыпанной по полу чистой соломе, в залеченных ранах, в сытом блеске звериных глаз.

Любовь.

Усилия.

Забота.

Это потом я узнала другую сторону питомника. О том, как приходится крутиться с деньгами. И о браконьерах, промышляющих в заповедной части. О фыркающих благотворительницах, вечно пьяненьком Лортене и олухах-вольерных, и ночных дежурствах.

А тогда показалось – я померла и попала в место для таких, как я.

Грызи заявилась, когда мы ворковали с даматским самцом бескрылки. Красавцу было скучновато из-за дождя. А ещё он линял. Сперва развлекался и хватал зубастым клювом палку, которой я водила по прутьям клетки. Потом начал подставлять мне шею – чтобы поскребла чешуйки.

– Он тебя не укусил.

Почему-то сразу ясно стало: она за моей спиной уже пару минут маячит.

– С чего б, – буркнула я и побарабанила красавцу пальцами между глаз.

– Горги – парень своенравный и не любит чужих, – Гриз сама подошла к клетке и прошлась пальцами по шее бескрылки. – Но зато у него очень хорошее чутьё. Тебя ведь не кусают животные, да? Грифоны не пытаются ударить клювом, а вивернии не дышат огнём.

Просто я не причиняю им боли. Не боюсь их и их самих не пугаю. Не отбираю ничего и не посягаю на территорию.

Со зверями в этом смысле куда как легче, чем с людьми. Звери не притворяются и чуют, кто им добра хочет.

– Ояканно-мэй, – пробормотала Гриз. –Так даарду зовут тех, кто дружен с животными. Это зависит не от Дара – от человека. Такие люди настолько сильно любят живое, что живое отвечает им взаимностью. Из них выходят лучшие укротители, дрессировщики или звериные доктора… Если ты не устала – могу показать тебе часть питомника, закрытую от посетителей.