Текст книги "Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

Сдвигает свёрток с Липучкой на край кровати. И щедрым жестом указует на второй край.

– Нет уж, кто я, чтобы вам мешать.

Пухлик мечет в меня ухмылку и подушку. От первой уворачиваюсь, вторую ловлю. Сворачиваюсь в кресле, накрываюсь курткой.

– Не больше двух часов.

– Я тебя умоляю, – откликается Пухлик, который преспокойно закидывает ботинки под кровать. – Мы измотаны, там вовне – «удильщики» и Нэйш, причем я точно знаю – кто страшнее… И к тому же свиночка свято блюдёт режим, ты что же – хочешь сдать позиции хряку-пропойце?

– Он по сравнению с Лортеном – академик!

– Не спорю, – Пухлик любовно хлопает по окукленному Липучке. – Хорошо бы, сверху верёвками прикрутить… в учебке законников это называлось «мясной рулет»…

Дальше слышен могучий зевок. Который почти сразу перерастает в похрапывание. – Мфрр… – выдаёт Липучка из одеяльного кокона. – Дикие звуки… дикого питомника.

Согреваюсь под курткой. Вслушиваюсь в утреннюю всемировую возню. Пронзительные звуки сельского юга. Вопли гусей, ржание лошадей. Скрип колёс. «Удильщики» травят под окном байки и поплёвывают. Удивляются, что их товарищи всё не идут. Гром кастрюль и сковородок на кухне, звяканье бутылок, хозяин покрикивает на прислугу…

Потом меня вырубает, несмотря на бодрящее. Отключаюсь вчистую, уплываю в глухую, мягкую темноту.

В неё иногда только залетает стук в далёкую дверь.

И мерные звуки падающих тел.

* * *

Очухиваюсь от здоровенного всхрапа рядом. Пухлик задаёт жару – раскинулся на кровати. Подхватываюсь, первым делом вижу тени – длинные, дело к вечеру.

Потом в глаза кидается разворошённый кокон из цветастого одеяла. И то, что угол комода отодвинут от двери.

Черти водные, да какого…

Ругаясь, несусь в уборную, сую голову под умывальник. Набираю ковш воды, опрокидываю на Пухлика. Тот скатывается с кровати и выдаёт сипло:

– Не в курсе, к чему могут сниться пьяные свинобабочки?

Молча киваю сперва на постель, потом на комод. Пухлик трёт глаза со скорбным видом.

– Понятно. Бабочка вылупилась и упорхнула. Будем надеяться, встретится с одним нашим знакомым, который… любит засовывать в рамочки всякое крылатое. Что в коридоре, кстати?

Выглядываю в щель, которую позволяет открыть комод (непонятно, как Липучка туда просочился). В коридоре никого. Там, куда уводит коридорный изгиб, слышатся слабые постанывания и невнятное: «Ну, вот какая подлюка, а ещё говорили – аристократ». И ещё кто-то топчется, перешептывается: «А точно тут? Эти-то чего лежат?» – «Да тут вечно кто-то валяется не в себе, нам же сказали, здесь она!»

– Вир знает что.

Шлейф от Лортеновского одеколона жиже не стал – уверенно ведёт вниз. Так что мы с Пухликом тихо спускаемся по лестнице в общий зал.

– О-о-о-о-о!! – Липучка опознаётся по страстно-страдальческому воплю и простиранию рук. И ещё он сидит за центральным столиком. – Мои великодушные спасители! Хозяин, вы видите? Нам, то есть им нужен завтрак, то есть ужин!

Физиономия у Липучки смятая и восторженно-похмельная. А хозяин зыркает с опаской. Подходит, исподлобья глядит на Гроски:

– Четыре бутылки?

– Без вина, – отчеканиваю я, и с соседних столиков начинают пялиться.

– Не слушайте эту легкомысленную барышню, – возмущается Липучка. – Это… мои подчинённые, да. Можно сказать, я им отец родной. К слову, кто подоткнул мне одеяльце? Хозяин… куда… куда?! Боги, это просто юдоль трагедий.

Лортен несёт такую пургу, будто он уже успел хлебнуть.

А Пухлик ухмыляется.

– Сейчас познакомишься с местной кухней. Надолго запомнишь. Кстати, а с чего это на нас так поглядывают?

– Потому что считают чокнутыми, сын мой, разве неясно, – снисходительно поясняет Лортен. – Понятия не имею, что тут было днём… но ходят слухи о каких-то телах в коридоре.

Приходит разносчик, приносит воняющее рыбой хрючево. Косится со страхом.

– Я был о южном гостеприимстве лучшего мнения, – страдает Липучка и разбрасывает укоризненные взгляды. –Ни угостить… и ни медницы в долг, вообразите себе. И эти взгляды – будто сотворю с ними лютое непотребство!

– Ой, кто ж их на такое надоумил-то, – невинно бормочет Гроски и вылавливает из своей миски рыбный хвост.

– Ужасное место, – брюзжит Липучка. – Ужасное место, грубые люди. Вроде той буйной компании, которая искала какую-то красотку. Белокурую красавицу, да. Сбежавшую от нелюбимого жениха. Они были пьяны, вообразите себе, и угрожали мне, словно последнему простолюдину! И ни один, к слову, не дал мне в долг…

– Та-а-а-к… – это уже я. Потому что слышу, как наверху кто-то снова барабанит в дверь. Видать, в ту самую, многострадальную. – Что ты с ними сделал?

Лортен хихикает под нос и радостно указует ложкой на лестницу слева от стойки.

– Сказал, что им нужно её поискать в восьмом номере.

Пухлик тихонечко впечатывает лицо в ладонь. Мне, в общем-то, добавить нечего.

Добавляют звуки в коридоре. Первый – скрип двери. И дальше, почти подряд:

– Мужики, это не блондинка!

Бдыщ.

– На него что, магия не дей…

Хрясь.

– Аа-а-а, па-ма-ги-ти!

Уи-и-и-и, шлёп! По ступенькам на животе скатывается южного вида мужичонка. Следом неторопливо сходит Мясник, оправляя белый сюртук (охи и аплодисменты невидимой женской аудитории). Перешагивает через мужчинку, проходит через примолкший зал и присаживается за наш столик возле Пухлика, бросив при этом: «Добрый вечер».

И с невозмутимой ухмылочкой принимает три ответа: «Пошел ты», «У тебя не найдется пары монет?» «А он добрый?»

– Слегка шумновато, – сетует Живодер и откидывается на стуле. – Вам, случайно, неизвестно, почему к моей двери началось паломничество вооруженных людей?

– Три сотни версий, – Гроски поднимает палец. – Может, они собирались похитить твой костюмчик…

– Увидели тебя хоть раз и захотели дать по морде, – помогаю я.

– …или, кто там знает, может, они хотели полюбоваться на единственного, кто способен оценить местную кухню. К слову вот, угощайся, можем уступить сразу три порции. Надеюсь, это… гм… паломничество не нарушило никаких твоих планов?

– Нет, благодарю, – леденисто ухмыляется Мясник. – Я собирался поохотиться ночью.

Разносчик у стойки упирается и шепчет: «Да не пойду я к этим! Они, вон, говорят, чуть Вельекта не утопили в его же вине». Так что к нам крадётся хозяин. Совсем издерганный.

– Господин… за счёт заведения… может быть, виски, у нас в коллекции есть отличный год…

Липучка разевает рот, будто голодный птенец феникса. Мясник отвечает одним из этих своих взглядов: «Ты посмел меня прервать, я уже заказал на тебя рамочку».

Хозяина сдувает неведомым ветром.

– Собирался? – потеет Пухлик там на своём стуле. – Это надо понимать, как…

– О. Небольшая перемена планов, – Нэйш оглядывает нас, как гурман – блюда в меню. Выбирает, в кого первого всадить ножичек улыбки. – Знаешь, Лайл, я решил к вам присоединиться. Пьяный яприль – случай нечастый. Ценные наблюдения. И небольшая подстраховка для вас. Мало ли, что может пойти не так.

Мразь даже не скрывает, что собирается с нами рассчитаться. За весёлый денек в компании местных уголовников.

Лортен цветёт.

– Это прямо-таки любезно с твоей стороны! Как там было в поэме об идеальном гражданине? «Поможет и в драке, и в пьянке?» Упс, это местная застольная.

– Чёрта с два, – отчеканиваю я. И всаживаю клинок в стол. – Катись, куда шёл, нам хватит одного придурка на выезде.

– По-моему, ты несправедлива к Лайлу, – портит момент Лортен.

Пухлик только глаза закатывает и бормочет себе под нос: «Ну да, ну да, добивайте меня все». Мы с Мясником сцепились взглядами и я швыряю с размаху:

– Я старшая группы, и тебя в неё не звали, вали отсюда, а то…

– А то? – мягонько переспрашивает Палач. С самой казнящей улыбочкой. – Пустишь в ход атархэ? Или вызовешь Гриз? Опасаюсь, что она как раз включит меня в группу – если учесть, насколько плачевно у вас обстоят дела.

Рукоять под пальцами греется и дрожит – стоп, нельзя. Если разорусь от злости и бессилия – этому же подонку хорошо сделаю.

– Человеческих жертв не было, показаний на устранение нет.

– Устранение? – Нэйш достаёт с пояса дарт. Показательно крутит в пальцах, приподняв брови. – Кто говорит об устранении. Я собираюсь просто… слегка понаблюдать, скажем так. Если вдруг возникнет непосредственная опасность…

– Будто я не знаю, что для тебя лишний шаг – опасность!

– Это всё-таки пьяный яприль, Мелони, – с издевательски серьезным видом сообщает Нэйш. – Кто знает, что случится, если он окончательно выйдет из-под контроля. Кстати, какие у вас варианты его поимки?

– Варианты? – кипит Пухлик. – Черти водные, ты что – думаешь, у нас их несколько? Ну, конечно, это же моё хобби – протрезвлять чёртову свинину, которая квасит, как мой дядька Трэйдон по праздникам…

Позади слышатся звуки допивания недопитого и дожирания недожранного. Отодвигаются стулья, хлопают двери. Под тихое: «Да ну их, этих… говорят, это «морильщики» с Севера, они там все отмороженные».

Мясник только что не светится от самодовольства.

– Спокойнее, Лайл. Насколько я понял – бесполезно его протрезвлять, пока в окрестностях полно вина. Именно потому, что он слишком уж полюбил…

– …заливать за воротник, ага.

– У них есть воротник? – в ужасе спрашивает Липучка. – Мел?! У них что, есть воротник?!

– Сейчас и у тебя не будет.

– Деточки, деточки, – Пухлик поднимает мясистые ладони. – Никто никого не убивает, ладно? Во всяком случае, до той минуты, как мы не обратим к благу трезвости местного почитателя винных традиций. Да, свиночке понравилось расслабляться. К сожалению, теперь она ещё и знает, где найти настоящее винишко. С учетом нападения на давилку – рано или поздно она и в поместье Вельекта заявится. Где и нанесёт непоправимый урон алкогольной торговле в стране.

Всё бы ему шуточки дурацкие.

– Его ранить могут, – подаю я голос. – Вельект разошелся… если решит нанять еще каких южан-охотников – могут задеть.

– Понятно, – говорит Нэйш. Без нажима, но с нехорошим блеском в глазах.

Раненый яприль – это бешенство. Бешенство яприля – это снесенные деревья, разбитые дома, затоптанные люди.

И устранение.

– Снотворное на него не действует, отрезвляющее действует, но…

– Недолго, – хмыкает Пухлик. – И всё равно трюк повторить не удастся. У Аманды запасы вышли, новое ей варить дней пять, в округе нигде не достанем такого количества.

– Не в том дело, – обрубаю. – У яприлей тонкий нюх. Если ему не понравилось отрезвляющее – он на него и не купится.

– Боженьки, ну вот точно мой двоюродный дедушка Серлин – раз попробовал и потом ни в какую…

Липучка занимается тем, что пытается приманить хозяина. И изображает бутылку.

Хозяин из-за стойки тоскливо мотает головой и косится на нас.

– Усиленное снотворное из некрозелий?

– А ты знаешь, как эта дрянь на него подействует?

Некрозелья – сложные составы. На крови, с добавлением мертвой плоти. Опасная штука, такое в последнюю очередь нужно использовать, если животное вне себя.

Мясник зависает над своим блокнотиком. Пухлик бормочет:

– Ну да, куча зелий тоже идет с пометкой «не принимать с выпивкой»… В принципе, мы могли бы его накачать этой дрянью, – Ворошит в миске рыбную бурду. – Хотя не знаю, как там было бы с выживаемостью.

Минут двадцать пытаемся к чему-нибудь да прийти. В дурном вопросе «Как вырубить здоровенного яприля-пьянчужку». Результаты – чуть больше, чем ни шнырка.

– Сдаюсь, – разводит руками Гроски после того, как перебрали все основные ловушки и зелья. – От себя могу только предложить завязать с ним дружбу и научить культуре выпивки и закуски. Ну, или подсадить на что-то другое.

– Или ухлопать дурацкими шуточками, – бормочу я.

– Или всадить нож ему в спину, когда он отвернется, – сладко улыбается Мясник.

– А поможет? – оживляется Пухлик.

– Нет, но могу подсказать более полезные направления удара.

Я их обоих грохну в конце концов. Похоже, придется дождаться, пока Грызи разгребется в Энкере.

Липучка бросает попытки изобразить жажду в пантомиме и разворачивается на стуле к нам.

– Постойте… постойте… кажется, меня осенило! Почему не вообразить, что яприль – это человек? Просто пьяный человек…

– В двадцать пудов весом, – подсказывает Гроски, опершись щекой на ладонь. – С рылом, изумрудной шерстью и четкой установкой «Крушить!» – когда поранится.

– Ограниченность, – тычет в него пальцем Лортен, – ограниченность разума – это порок! Ничто не преграда для метафоры! Ни пуды, ни рыла… ни шерсть. Важно внутреннее родство! Все пьяницы – родственные души. Между прочим, из поэмы… хотя, может, это и мой афоризм, в любом случае, стоит записать. Так вот, если мы проведём аналогию между человеком и яприлем – мы поймем, как яприля можно излечить от пьянства!

– Ну, мы можем подождать, пока он отчается, – бормочет Пухлик, зевая. – Начнет занимать у всякой швали, пустится в азартные игры, окончательно опустится и, глядя на слёзы своей жены, задумается о своей непутёвой жизни. Или мы можем найти хорошенькую яприлиху, которая его полюбит и вызволит со дна свинообщества.

– В общем, представим, что это – яприль, а яприль – человек, – не сдается Лортен, тыкая в миску с мерзкой бурдой.

– Он мне глубоко антипатичен, – выдает Гроски.

– Верно! Потому что он пьёт. Он пьёт, а после того, как выпьет – он делает что?

– Ищет грязных утех? – предполагает Пухлик.

– Идёт вразнос, – говорю я.

Нэйш молчит и смотрит. Кажись, он уже на нас новый каталог в голове составил.

– Вразнос! – буйно радуется Бабник. – А нам нужно что? Чтобы он спал.

Вываливает бурду в миску Пухлика. И переворачивает свою.

– Но с другой стороны – почему же он тогда не спит?

– Потому что душа просит компании? – предполагает Гроски.

Тут я на него цыкаю. Потому что за всей этой мутью начинаю различать – вот странно-то – мысль.

– Он спит. Когда мы к давилке прибежали… он почти уснул. Там, в погребе Вельекта. Просто потом перепугался, вскочил, ну и протрезвел наполовину, видимо. Значит, его всё-таки вырубает от алкоголя. Просто в случае с отходами из жмыха – градус ниже. Да и не съест он столько. Вот он и веселится, пока его не сморит.

– То есть, он вроде как в подпитии? – переспрашивает Пухлик. – Весёлый пьянчужка, который лезет, к кому ни попадя, потому что у него в кармане было только три медницы, и хватило только на одну бутылку?

– А если б было пятнадцать медниц – он бы залился до горла и уснул под столом.

– А эту аллегорию уже я не понял, – выдыхает Лортен.

– Насколько я понимаю, – любезно поясняет Мясник, – они собираются подобное лечить подобным.

– Вызвать вторую пьяную свинью?!

Пока Палач просвещает Липучку, мы с Пухликом считаем.

– Сколько понадобится? Боженьки, Нэйш, да одолжи ты листок, а то она прямо по столу вырезает.

– Двадцать пудов… с учетом степени в подвале Вельекта… Галлонов шесть в него влезет только так. Но если не доберем до нужного градуса, рискуем огрести проблем.

– Ясно, валить с одного разу, чтобы надежно. И если воспользоваться методом аналогий…

– Я знал, что ты оценишь!

– …то может, нам нарушить первое правило алкоголика?

Липучка затыкается. И вид имеет малость ошеломленный.

– Ты же не о том, чтобы…

– Да, – Пухлик встает – нет, прямо-таки вырастает над столом. – Я. Предлагаю. Смешать.

Компания пьянчуг, которая еще не утянулась за дверь, давится спиртным.

– Ему это может повредить, – обрубаю я.

– Отчаянные времена требуют отчаянных решений. Эй, хозяин?

Бедолага притаскивается с двумя разносчиками за спиной. И на всякий случай – со шваброй в руке. Готовый обороняться от злых северных морильщиков.

Гроски убивает хозяина наповал широчайшей улыбкой.

– Мы, знаешь ли, дозрели для заказа. Десертное имеется? А крепленое? А настойка?

– У тебя деньги-то на это всё есть? – спрашиваю устало, потому что Пухлик пышет уверенностью так, что и в меня попало. – Или к Вельекту пойдем?

– Я заплачу, – Нэйш кидает на стол золотницу. – Думаю, за такое зрелище можно и больше отдать. Теперь ты понимаешь, почему я хотел составить вам компанию, Мелони? Ты же не представляешь, чтобы кто-то хотел это пропустить?

– Я представляю, – откликается Пухлик. – Вот я лично хотел бы быть в Энкере.

ЛУНА МАСТЕРА. Ч. 6

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

– Я говорил вам! Предупреждал… вас…

– Он скрывал ладонь. Хм.

Она меня не слушает. И голос учителя Найго звучит словно из морской пучины – почти не слышен за стуком крови в висках, за раздражением, за осознанием того, что Арделл не просто невыносима – она невыносима совершенно, полностью, на сто процентов, она…

– Я вас предупреждал – это не кончится ничем хорошим. И теперь вот…

Теперь я вынужден тащить на себе бессознательного законника, поскольку транспортный артефакт не развернётся в узком коридоре.

– Потише, господин Олкест. Не приложите его головой. И хозяйку не разбудите. Кстати, надо будет придумать обоснование – почему он здесь.

– Вы… ваши авантюры…

Капли пота сползают по лбу, ломит плечи – законник оказался тяжёлым – и край неба уже трогает рассвет, и остатки первых суток в Энкере невыносимы, в точности как Арделл. Они наполнены унизительными шныряниями по темным переулкам, попытками скрыться не пойми от кого и долгими поисками транспорта – чтобы можно было доставить тело законника (хотя какое тело, он же дышит) до квартиры… И бесконечными вопросами, раздражающими и терзающими, будто колючие водоросли в окрестностях Рифов.

К тому времени, как мы добрались до квартиры, я уже знал, что сегодня выскажу Арделл всё – начиная от её манер и треклятого господина Нэйша, заканчивая нынешней ночью. Я забыл учителя и его слова, мне опротивел этот мусорный, пропитанный плесневыми бреднями город, меня тошнило от заветренных тайн, и я истекал раздражением на проклятую варгиню, ничего не объясняющую, бросающуюся короткими, резкими приказами и абсолютно, полностью невыносимую.

– Не в эту комнату, несём туда, где камин, – Единый, да как она вообще ещё разговаривает, с такой-то ношей?! – Так, грузите. Осторожнее грузите, не дрова несём. Хотя, конечно, если подумать… уфф, ладно. Сходите, спросите, есть ли у хозяйки бинты. Нужен таз с водой, чайник с кипятком или кастрюля и хорошо бы какой-нибудь алкоголь. Я пока что его осмотрю.

Я замер, понадеявшись, что это не то, что я себе представил. В конце концов – едва ли даже варг будет шагать через определенные устои общества.

Арделл явно прочитала выражение на моем лице как-то неверно.

– Господин Олкест, я правда понимаю. Но давайте вы на меня наорете через полчасика, а лучше через часик? Пока что нужно здесь разобраться.

Я распахнул дверь, стараясь не думать о том, что оставляю Арделл в довольно щекотливом положении – с бессознательным, малознакомым… законником. Как раз то, что госпожа Венейг именовала «Крайне Компрометирующей ситуацией» – впрочем, можно ли скомпрометировать ту, у комнаты которой обретается проклятый господин Нэйш (какого вира я вообще постоянно сегодня о нём вспоминаю?!).

Хозяйка была пьяна и спала на крошечном диванчике прямо в кухне – первое везение за сегодня. На плите исходила бульканьем кастрюля – наполовину выкипевшая. Пришлось переломить себя и порыться в шкафчиках – напоминая, что мы непременно за всё заплатим. Нашлось полбутылки скверного рома из Велейсы Пиратской. Таз отыскался в уборной.

Вернувшись в комнату, я едва не выронил из рук таз, в который поставил бутылку и кастрюлю.

– Осмелюсь заметить, – голос вышел на диво ровный, – вы раздели законника.

– Мгх, – ответила Арделл, – чёртовы форменные пуговицы. И зачем, спрашивается, он надел жилет, на слежку-то?!

Жилет валялся на полу – поблескивал серебристой каймой. Рядом была небрежно брошена закрытая чёрная рубашка. В то время, как глава ковчежников занималась тем, что сама она полагала осмотром.

Выглядело как ощупывание. Бесцеремонное и отстоящее от элементарных приличий далеко, как нойя.

– В самом деле, как возмутительно, – согласился мой голос (только высоковатый какой-то). – Не мог обойтись разумным минимумом одежды, чтобы облегчить вам работу. Скажите, это для вас нормально?

– Проявилка.

– Что?

– Артефакт проявляющий, говорю, не взяла, – Арделл нагнулась к самой груди распростертого законника и хмыкнула почти торжествующе. – Всё принесли? Ага, на стол поставьте. Что там для меня нормально?

Я повел рукой, обозначая… даже не знаю, только ли последние несколько часов.

– К примеру, раздевать законников. Устраивать такого вот рода осмотры. Госпожа Арделл, а вы вообще знаете о Постулатах Телесной Нечистоты?

– Идиотизм какой. Откуда эта дрянь пошла, из Эрдея? С тамошних жрецов бы сталось заявить, что всё телесное греховно. Удивляюсь, как это вообще прижилось в других странах, особенно в Вейгорде.

Проговаривая всё это как бы между делом, она нырнула к креслу, туда, где оставила наплечную сумку. Порылась в недрах, глубоко засунув в сумку руку и сквозь зубы сетуя, что «Ну да, ну да, женская сумочка – пол-яприля можно запихать». Достала небольшой коричневый футляр, заполненный пузырьками, плотно закупоренными и укутанными в мягкую ткань.

– Посмотрим, что смогу сделать, – объявила невыносимая, выдергивая из футляра несколько пузырьков разом. – Я не Аманда, под рукой – минимум, но посмотрим… На чем мы остановились? А, на эрдейских постулатах. Говорить о теле неприлично, расстегивать пару верхних пуговиц – ни-ни, обнажать руки выше локтя или запястье грешно, про ноги я вообще молчу – чем больше ткани намотаешь на этот элемент физиологии, тем благополучнее будешь выглядеть в глазах тех, кто эти самые правила чтит.

Половину кипятка она выплеснула в таз, опрокинула в кастрюлю ром и принялась вливать следом того и этого из своих пузырьков. Над кастрюлей вился ароматный, приторный пар, и Арделл в какой-то момент укуталась им, и стала выглядеть, будто хозяйка, которая решила встретить мужа любимым блюдом.

– А на деле – вот что: докторов мешают с грязью, нет ни одного заведения, где нормально бы изучали анатомию… Мощных целителей на всю Кайетту – разве что Кормчая да Арианта Айлорская, а при храмах Премилосердной Целительницы… я даже не знаю, они хотя бы врачуют зубную боль?! Зелья, кровопускания и ампутации – вот и весь арсенал медицины, а? Спасибо пресловутым Постулатам Нечистоты – родные временами доктору даже ощупать больного не дают. Если б вы знали, как эта дрянь осложняет жизнь! В Вольной Тильвии и среди простого народа еще можно как-то обретаться, но как выйдешь в приличное, чтоб его, общество…

– О, ужасные запреты со всех сторон, – помог я. – Бессмысленные устои морали и нравственности, которые надо бы отбросить подальше, верно? Постулаты Телесной Нечистоты, Постулаты Общественных Приличий, Постулаты Целомудрия – всё это не более, чем рудименты, а? Годны только на то, чтобы таким, как вы, жизнь осложнять.

Учитель Найго тоже твердил о том, сколько вреда принесло упование только на зелья и силы целителей. Но эта её правота была хуже всего, даже полураздетого законника на съёмной квартире. Что-то, поднявшееся будто шторм, кричало во мне, что эта невыносимая не может быть права, не после этой ночи, и изменившейся Мелони, и…

Бах. Арделл опустила на крышку кастрюлю. Развернулась и подняла на меня взгляд, задумчиво потирая ладони.

– Если мы уж дошли до таких, как я – а мне кажется, что вы не варгов имеете в виду – то валяйте, высказывайте сразу уж всё. Минут десять у нас есть, пока осадок не выпадет – проведём их с пользой. Вас не устраивает, что я далека от норм высшего света?

– Высшего света?! – Единый, а ведь пообещал себе не кричать, хотя столько раз за ночь хотелось. – Да что вы вообще знаете о нормах?! Да вы… плюёте на все приличия, на любые законы, вы… алапардов украли, и этот спектакль на улице… а теперь у вас в комнате валяется раздетый полумертвый законник!! Которого мы, к тому же, направили по ложному следу. Да вы с вашими методами – это…

– Рифы? – понимающе спросила Арделл.

– В-в-велейса Пиратская!

– Фрезе бы понравилось такое сравнение…

– Для вас это смешно, не так ли. Книжный мальчик из аристократов, да что он может знать в жизни – я знаю достаточно, чтобы понять, насколько вы… с этим вашим кнутом и умолчаниями… и наплевательством на законы… насколько вы…

– Невыносима, – подсказала Арделл.

– И если вы думаете…

Остановись, Рыцарь Морковка. Она едва ли поймёт – зелень в глазах сверкает колким, насмешливым блеском. И всё же, не следовало бы говорить такое в лицо женщине. Помни хоть о каких-то приличиях…

– Господин Олкест, вы, кажется, забыли дышать. В последний раз на моих глазах так раздувалась Пышечка – знаете, яприлиха наша. Когда ей по недосмотру вольерных перепало лишнее ведро гороха. Тут тот же принцип – чем скорее это из вас выйдет, тем меньше будет проблем в будущем.

Что? Да как она…

Арделл усмехалась едва заметно, но всё равно хлёстко.

– Просто хотела показать, что я не леди. На тот случай, если вы ещё не поняли. Так что давайте, высказывайтесь уж о моей персоне до конца. Я не могу с вами работать, когда вы весь источаете молчаливое осуждение – источайте его хотя бы вслух!

Что-то внутри шептало насмешливо голосом Мелони: «Эй, Рыцарь Морковка – куда понесся? Придержал бы упряжку на поворотах», но я только тряхнул головой, скрестил руки на груди, глядя на это несуразное, невыносимое создание. Она призывает к прямоте? Отлично, вот и повод выложить всё начистоту.

– Прекрасно. Я договорю. И если вы думаете, что я оставлю Мелони в компании кого-то вроде вас – с вашим образом жизни и вашим… моральным обликом – вы глубоко ошибаетесь. Мы не сможем договориться. Я не дам на неё влиять особе, которая ведёт себя как… как…

– Шлюха.

Слова и мысли смылись девятым валом паники: я же не мог это сказать, я не планировал такое говорить, я не… она сказала это сама?

– Впрочем, наверное, не так, – прислушавшись к себе, заметила Арделл, – судя по вашему лицу – вы вряд ли выбрали бы этот вариант. Взяли бы что-нибудь из книжного стиля: падшая женщина? Или как… распутница? Аманда говорит – я мало книг читаю.

– Зачем?

– Зачем мало читаю или зачем пытаюсь подобрать слова вместо вас?

– Нет, я имел в виду – зачем вы… В отношении нойя меня такое не удивляет, но вы… так губить себя…

Варги живут как животные – не имея стыда перед обществом и высшими законами. Так говорили книги – те, которые врали, что у таких, как она, нет совести, что они тупые, необразованные отшельники, что она – она! – живёт только инстинктами. Книги были написаны не о ней – но она-то должна была понимать, в какое болото тянет женщину порочная связь!

– Господин Олкест, я, конечно, уже настроилась давать ответы, но всё-таки спрошу: вам-то какое дело до моих отношений с Рихардом Нэйшем? Думаю, это уж мои проблемы – с кем спать.

– Да. Это ваши… проблемы.

Только вот Мел заглядывает вам в рот с и незаметным, неявным придыханием повторяет ваши слова – как слова оракула. В вашем питомнике можно было бы закрыть глаза на многое. На шуточки вольерных и на пьянки Лортена с девушками, которые носят цветки на корсаже, на байки Гроски, и на поведение нойя, и на похождения проклятого господина Нэйша. Можно было бы закрыть глаза, если бы вы оставались в стороне. Потому что никто из них не важен для Мел. Но вы – важны.

– Даже если не говорить о вашем примере и о влиянии, которое вы оказываете на других – вы разве не думали о том, какое влияние это оказывает на вас? Разве не знаете, что Постулаты Целомудрия строятся отнюдь не на ханжеских постулатах, а на важнейших принципах соединения энергий? Но ведь это же доказано давным-давно…

Возможно, Раккант и его королева погрязли в ханжестве и мало общего имеют с истинным целомудрием. Но научные фолианты, описывающие принципы действия Постулатов, – дело рук не только философов, но и учёных, которые начали бить тревогу ещё три столетия назад. Падение уровня магии напрямую связано с падением нравов: нельзя просто так отдать себя человеку и не получить ущерба. Невозможно вступить в плотские отношения без любви – и жестоко за это не заплатить (не говоря уж об извращениях половой природы, за которые платить приходится особенно дорого). Ведь не зря же после Полного Брачного обряда муж и жена начинают не только чувствовать друг друга – Дар прирастает у обоих! У тех, кто соединён Полным Брачным, рождаются одарённые дети – и именно чистота женщины играет в союзе не последнюю роль, даже если обряд и не был проведён. И именно поэтому считается, что женщина должна поберечь себя для будущего брака – чтобы на детях не остались отпечатки порочной связи, чтобы сам брак смог быть полным и долговечным, чтобы…

Я говорил, закрыв глаза. Если вдруг открою, а она засмеётся – я ведь собьюсь. Или опять засмотрюсь – на пальцы, все в застарелых шрамах и укусах, или на каштановую прядь на щеке. Я тщательно подбирал слова, я старался вложить в них всю свою убедительность – и слышал, как они улетают. Реют потерянными чайками – в штиле комнаты, догоняют одно другое.

«Дурррррак ты, Рыцарь Морковка», – вдруг приложил голос Мелони так явственно, что я оборвал незаконченную фразу и открыл глаза.

Мелони не было в комнате. И Арделл не смеялась. Смотрела с тихой, ласковой улыбкой – и даже как будто любовалась чем-то.

Стало почему-то стыдно.

– Господин Олкест, вы, видно, ничего не знаете о варгах? Я имею в виду – наши обычаи, особенности физиологии. Цикл размножения.

Варги приходят из лесов и похищают женщин, – услужливо подсказала толстенная «Антология» в голове. Теперь я доверял ей меньше, чем пьяным бредням Лортена.

Арделл тихонько вздохнула, потёрла озябшие плечи и подошла к камину – заново его растопить.

– Мужчин в общинах часто называют сеятелями. У них, знаете ли, особенная миссия – распространить как можно больше своего семени. По достижении двадцати лет те из варгов, которые признаны достаточно сильными и талантливыми, уходят из общины в мир. Продолжают учиться, находят работу. Но главное – они стараются произвести как можно больше потомства, желательно – от разных женщин. Нет, никакого насилия, а вот обман бывает очень часто – не все озвучивают женщинам, что они варги. И не все говорят, чем может кончиться – некоторые женятся, конечно, как Патриц Арнау, но это скорее исключение.

– Варги не вьют гнезда…

– Да, это об этом. – Она сунула в народившийся огонечек тонкие веточки растопки, – Часто после рождения ребёнка или даже до него варг уходит дальше – сеять свои подобия… неудивительно, что нас не любят. Результаты… чаще всего – обычные дети. Проходят Посвящение у Камня, получают Дар. Варгом рождается приблизительно каждый тридцатый ребёнок. Иногда, правда, это передаётся через несколько поколений – и тогда варг рождается в семье магов, где у одного из родителей, скажем, варг дед или прадед.

– И… дальше?

– Одно и то же. Рождение такого ребёнка чувствует каждый. Наставники варгов способны чувствовать и место. У матери всегда только два варианта: отдать ребёнка или уйти в общину с ним. Воспитывать варга в городе, вне общины, невозможно: случайная вспышка Дара может убить.