Текст книги "Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Он вздыхает, запрокидывает голову, открывая безвольный, мягкий подбородок.

– Я никогда не желал возглавлять род Линешентов. Сам я далеко не образцовый аристократ, да и не по мне все эти… традиции из древности. Но если выхода не будет – я возглавлю Род. И проведу обряд Исторжения. Чего бы мне это ни стоило.

Он сам понимает, что выглядит нелепо – со своими залысинками и носом картошкой, и непоколебимой решимостью. Потому старается не смотреть в глаза Гриз – словно опять опасается обнаружить на её лице улыбку.

– Я надеюсь, что если… что мой друг сможет защитить Мелейю. И моего ребёнка. Но если даже нет… эту тварь нужно уничтожить. Некоторые вещи… такие вещи не должны происходить.

Вдруг становится горячо, и меркнут – серые стены, и бурая непроглядная трясина болот, и паутина коридоров, и бесконечная, тёмная галерея портретов с недобрыми лицами.

– Джиорел. Мы постараемся найти выход.

Теперь всё зависит только от Мел, от её жениха и их поисков в имении Драккантов.

Он кивает коротко и идёт на выход. Слегка сутулый и тонкокостный. В немарком тёмно-сером сюртуке, у которого уже заметны потёртости на локтях.

Младший сын Главы Рода. Феникс своей жены. Тот, кто снабжает родственников деньгами. Кто готов рискнуть жизнью, чтобы кровожадная тварь перестала жрать его родных.

Гриз остаётся в одиночестве – при утреннем догорающем камине. Она смотрит на фамильяра. На ошейник с редкими рубинами. На слегка окровавленную мордочку, ныряющую в золотую мисочку с бриллиантами.

И думает о редких сокровищах, которые иногда встречаются в древних аристократических родах.

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

– Помочь? – лезет Морковка взять из рук Кляксу.

Советую Его Светлости отвалить. Потому что мы уже торчим перед воротами родового поместья. И изнутри поднимается дрянной озноб. А мелкая пригрелась, сопит на руках и пахнет живым. И всё лучше на неё смотреть, чем на гербы Драккантов.

Дракон, жрущий другого дракона. Будь они оба неладны.

Гербы – на здоровенных кованых воротах, возвышаются над головой. Зыркают. Давят. Предупреждают всем своим видом, что нам не пройти.

Но я вскрываю при помощи родового перстня калитку возле парадных врат. Она приоткрывается с низким, зловещим скрипом. Здрасьте, добро пожаловать, вам тут не рады.

Душно, влажно, промозгло. Серые изваяния – следствие безумия прадедушки, который сам это всё ваял и выставлял на видных местах. Причудливые уродцы из гранита и мрамора. Бескрылые драконы. Безголовые всадники. Люди-калеки – без рук, но с крыльями. Звери, увечные и от задумки творца, и от времени. Полузасыпанные листьями и загаженные птицами, все в потёках от дождей, и ещё на них расселись вороны.

– Крррра! Крррра!

Они тут повсюду: на крыше замка, на ветвях деревьев. Смотрят злобно и голодно. Настоящие хозяева.

Морковка притих, не заводит это своё насчёт «дом милый, дом родной». Крутит головой и роняет сквозь зубы, что непонятно – с чего бы всё так запущено.

– Кррра-а-а-а!!

На месте бывшего зверинца выросли домики для слуг и сторожей. И домина управляющего. В дверь которой мы и начинаем ломиться. Через четверть часа удаётся добыть пухлого типчика со щетиной и алкогольным духом.

– В вир болотный, – хрипит типчик. – Работники не нужны, тварей не покупаем.

Сую под нос управляющему родовой перстень и дожидаюсь чудесной перемены: «Ой-ой, госпожа Драккант, а мы уж не чаяли, радость-то, радость-то какая, ой, что ж вы так, без предупреждения, мы бы встретили как подобает, а так, видите, и не готовы совсем… а я Эмменто Лорк, управляющий здесь, как рад знакомству…»

На красноватой роже так и написано: «Во припёрлась! А если она сюда с делами имения ознакомиться?!»

– Всё, что угодно, конечно, что угодно…

– Молока, зелья, библиотеку.

– Ч-что?!

С молоком, зельями и тёплой водой для Кляксы – просто. Управляющий с выпученными глазами несётся поднимать на ноги слуг и раздавать пинки. Слуги спросонья начинают метаться и галдеть хуже перепуганного воронья.

С библиотекой сложнее. «Магическая консервация» (она же «сохранка», «обряд ожидания», «сон для замка») запускается в случае, если все члены рода покидают родовое поместье надолго. Активируется мощными артефактами в Ритуальном Зале. Обычно такое делают наследники, которым старое поместье – без надобности, а держать кучу обслуги для поддерживания его в порядке не хочется.

Каждая комната словно окутывается сном. Сохраняющей магической пеленой, которая не даёт замку стареть и разрушаться. «Уснувшие» поместья могут лет триста простоять без всякой обслуги – и в них разве что мебель какая погниёт да полки запылятся. Ещё туда никому не пролезть. Разве что у тебя при себе перстень Рода.

Управляющий ни черта не знает, можно ли снять «сохранку» только с библиотеки. Мямлит и бегает глазками, и у Морковки сдают нервы:

– А снять со всего поместья её можно?!

Боров-Лорк хватается за сердце и начинает трястись. От такого жестокого с ним обращения.

Надежды, что не придётся заходить в дом, тают на глазах. По всему выходит, что Его Светлость без меня внутрь не пройдёт. А родовой перстень я ему передать не могу: останется или без рук, или без магии.

– … хотите сказать, что Венейги ни разу не были внутри? – разоряется Морковка. –Ну, а если мы сначала зайдем в Ритуальный зал, снимем защиту, а потом…

В конце концов мне надоедают эти магическо-теоретические диспуты.

– Ты! Берешь с собой слуг, молоко, зелья, воду. Идёте за нами. Я пойду впереди с перстнем. Защита должна пропустить, раз вы со мной.

Полчаса спустя мы тащимся по двору ко второму парадному входу. Я впереди и с перстнем. Морковка позади и с Кляксой на руках. Сзади управляющий и двое из старой прислуги Драккантов. С молоком, водой, зельями. Слуги – с остатками слёз и с пониманием на физиономиях. Вспомнили меня и ничему уже не удивляются.

Парадная дверь покорно скрипит, принимая оттиск перстня. Позади хором начинают чихать и молиться.

«Сон замка» ощущается – плотная волна затхлого воздуха. Словно входишь поутру в спальню, где вповалку спала дюжина человек. Пыль, нечем дышать – и темно в коридорах.

В темноте даже лучше. Не хочется глядеть на это пыльное гнездо. Уснувшее. Давным-давно чужое. Тут давно нет ничего, что моё. Кроме проклятой, ознобной памяти, вылезающей из-за каждого угла.

Следов папашиного смеха и мамашиных духов. Его попоек, охот, дуэлей. Её вышивания, танцев и сожалений о том, что она не смогла подарить ему наследника. И вообще других детей – только меня, такую как есть.

Он, правда, заявлял, что на пять наследников меня не променяет. Но она всё-таки жалела. И ловила каждое его дыхание и каждый взгляд, и заставляла себя смеяться над грубыми шуточками. Она была такой из себя настоящей леди: сплошь книксены да манеры, Линешенты бы обумилялись. А я всегда удивлялась – что она так любила папаню. Плюющего всем своим видом на эти все аристократические штучки. Может, с ним она себя чувствовала менее пустой. Но она заполнила себя им до конца, до края, и хотела того, чего он хотел, думала его мыслями, разрешала мне всё, что он разрешал. Они не надевали друг на друга кольца с фениксами. Не проводили Полного Брачного. Но в красивеньких поэмках такое обычно именуется истинной любовью. До смерти. Угу.

Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Стараюсь не глазеть. Всё равно взгляд цепляется за коллекцию папашиного оружия. И мамашин портрет. Мебель вся в пыльных чехлах – Венейги озаботились. После…

Резная дверь библиотеки не скрипит. Тихо впускает в пыльно-тёмное царство. Киваю слугам и управляющему: ставьте, чего принесли, и выметайтесь, потом позову. Морковка, щурясь и кашляя, сдвигает заслонки на светильниках с желчью мантикоры. Грохочет передвижной лесенкой. Становится светлее, потом ещё и теплее: Его Светлость не забыл, где тут согревающие артефакты из Мастерграда. Каминов в библиотеках, понятно, не устраивают.

Мы начинаем работу молча. Он таскается от стеллажа к стеллажу, смахивает пыль с корешков, водит носом по строчкам каталога. Хватает книги там и сям, волочёт к центральному столу, который освещён лучше других. Я хлопочу над Кляксой. Купаю её, полусонную и обиженно ворчащую что-то под нос. Протираю шкурку и пою укрепляющим. Смотрю, нет ли укусов. Тормошу и предлагаю попробовать молока.

Только вот память прилипает, будто уцеп с присоской. Смотрю на щенка кербера – и вижу взрослого кербера, распластавшегося возле пещеры. Папаша с дружками как раз керберов травили. Один оказался огнедышащим, жахнул пламенем. Папаше – плевать, у него самого был Дар Огня. А один из его дружков припёрся на охоту с недообученной лошадью. Которая, понятно, понесла. Ну, и глава рода Драккантов оказался у неё на пути.

Мы поссорились тогда утром. Из-за его охот. Так что я здорово наорала на него, как узнала – куда собирается. Думала наорать ещё через пару дней, как вернётся от дружка.

Через пару дней орать можно было разве что на водный омут.

Вода в тазике закручивается маленьким вихрем. Зеленеет от зелий, которые туда лью. Вихрь, который унёс отца куда-то там в Водную Бездонь – тоже был зелёным в глубине. Да мелькнули в глубине огненные искры. Похожие на те, которыми он меня в детстве смешил. Наверное, магия, отданная Камнем при Посвящении, ушла обратно к Камню. Мне как-то было наплевать. Я стояла рядом с матерью в проклятущем белом платье. И задыхалась от благовоний и запаха зелий.

На боку у Кляксы небольшой укус, почти подживший. Всё равно обрабатываю зельем, которое отдаёт шалфеем. Бинтами разжилась у старой Ламоры. Они тут с мужем – бывшим старшим садовником – так и остались жить. Даже всплакнули, как меня увидели.

Ламора была мамашиной горничной, так что она-то и нашла тогда. И прощальную записку, и её саму. Мать не нарушила ни единого приличия: выдержала все памятные встречи по отцу, приняла все соболезнования от родственничков. Дождалась последнего дня, когда можно снимать белое платье – и отравилась, аккуратненько при этом улёгшись в собственную постель и обложившись белыми розами из оранжереи. Мне она оставила прощальное письмецо, полное соплей, извинений и уверений в том, что она очень меня любит и очень надеется, что я буду счастлива.

Я почему-то не была.

Молоко белое, жирноватое – приходится чуть развести.

Не терплю белый цвет. Белые розы и белый лист бумаги. Её белое лицо и платье. Белый храм и белые одежды всех этих… тётушки, дяденьки, Морковка вот тоже обрядился. Земля и та укуталась в траурный белый.

Я надела чёрный и заявила, что плевать хочу на их правила и приличия. И без того было не продохнуть от белизны. Внутри.

Глажу Кляксу, пока она опять не засыпает. Укутываю потеплее, пристраиваю в кресло. Надеюсь, Морковку ещё там не засыпало книгами.

– Есть что?

Его Светлость поднимает затуманенный взор. Стол перед ним завален томами. Закрытыми и открытыми. Разных эпох и степени пропыленности.

– А? Ну, я выбрал то, что может быть полезно, но ты видишь, тут много. Поможешь?

Ненавижу копаться в книгах, но Морковке одному не справиться. Лезу в тома, пролистываю наугад. Попадается пока что только то, что мы уже знаем: эдикт Кормчей, запрет на создание «Зверей Рода», рассказы о том, почему ожившие гербовые считались такими ценными. Оказывается, что так короли-идиоты пытались приблизиться к королям древности, тем, что были до Прихода Вод. Древним королям якобы служили говорящие животные. И выполняли все их прихоти.

Об обряде Исторжения – только упоминания. И неутешительные сведения вроде того, что Обряд проводит именно что Глава Рода. При этом должен присутствовать как минимум один наследник, а лучше – все.

Попутно описывается куча других родовых обрядов. От механизмов защиты родового поместья и замыкания его на себя и наследников до «сна замка». И непременных брачных обрядов: Малый Брачный, Полный Брачный, обручение, сватовство… ну-ну.

Подонка Оттона мне подогнали, когда тётка уже забрала «бедную сиротку» под своё крылышко. Мне на момент сговора за соседа Венейгов стукнуло пятнадцать, но тётка поясняла, что свадьба, конечно, будет не сегодня и не сейчас, но надо бы официальную церемонию обручения провести. Оттоны же тоже из высшей знати, но род у них менее древний, так что «милый Альбрехт» перейдет в род Драккантов и возглавит его наилучшим образом.

«Милый Альбрехт» многозначительно ухмылялся. Блёкло-рыжий, с подвитыми кончиками усов. Рвался целовать кончики пальцев и кидался комплиментами. Всем своим видом изображал предвкушение.

«Он совсем как твой отец, милая, – щебетала тётушка, – тоже Дар Огня, и тоже любит охоту и веселье, но ты не думай – он будет тебе хорошей опорой».

Славная такая опора, любящая капканы и силки. И повыделываться с дружками.

Показать всему миру свою добычу.

– Морковка, глянь, не оно?

– Я что-то не понимаю… постой…

Его Светлость с усилием отрывается от книженции, в которую влип. Всматривается в абракадабру, которую я ему демонстрирую.

– О-о-о, похоже, да… тут, правда, жреческая тайнопись, дай-ка… Да, точно он. Тут даже с указаниями, как и где проводить.

Отлично. То есть, было бы отлично – если бы мы знали, как заставить Старика провести обряд.

У Его Светлости такой вид, будто этот самый Обряд Исторжения его и не интересует вовсе. Стеклянными глазами пялится на страницы.

– Мелони, я, похоже, нашел, почему так быстро умирали бастарды. При желании можно сконцентрировать воздействие фамильяра на одном из членов семьи. Так сказать, передать ему… гм, основную честь. Но это же, как я понимаю, обряд Главы и наследников… что-то невозможное, они же не могли… хм…

И решительно закапывается в книги опять, бормоча что-то под нос. Что-то насчёт истории какого-то там бастарда, про которого он якобы читал.

– Морковка, Грызи-то сообщаем? Что обряд нашли?

– А? Да, конечно… нашли.

Ясно, спрашивать бесполезно. Неохотно тащусь на поиски Водной Чаши. Папаша на них не скупился: в каждом зале стояли. Даже в Трофейном.

Прошибает дрожь. Может, это от того, что вышла в зябкие коридоры. Может, от воспоминаний о зале, после визита в который в детстве я закатила папаше знатную истерику.

Чучела. Головы. Рога и жала. Хлысты и черепа.

Шкуры и бессмысленные глаза.

– Сюрприз на помолвку, ха!

Это у них долго мелькало в речи. У Подонка-Оттона и его дружков. Сюрприз на помолвку. Подарочек для невесты. Сколько не прислушивалась – даже со слухом Следопыта не узнала – что это будет.

– А не передумал? Она у тебя, вроде, малость, на голову…

– Ха! Помолвку всё равно не расторгнут, так что пусть привыкает.

Что-нибудь женскопакостное, решила я тогда. Вышивка, платья. Из того, что не терплю.

А потом стояла на крыльце. Глядела на сюрприз.

Сюрприз глядел в ответ. Стеклянными, мертвыми глазами зверей. Трофеев, которые мне разостлали под ноги слуги женишка.

Огнистые лисы, земляная кошка, йосс и кербер, и алапард и яприли… Мех, страдальческие оскалы, пустые глазницы.

Подонок Оттон глядел в глаза и ухмылялся нагловато. Всем своим видом сообщая, что я с нынешнего дня – тоже его трофей.

Наверное, он ждал, что я закричу. Устрою истерику или заплачу. Чтобы поторговаться потом с дядькой и теткой насчет приданого – мол, видите, невестушка совсем не в себе и приличий не блюдет. У нас тут другие условия…

Только вот я шагнула вперед молча и молча вцепилась в его рожу. Врезав перед этим ему кулаком по горлу и коленом – туда, куда меня папаша учил бить, на всякий случай.

А следующих минут я не помню – выдрано. Помню, он вопил. И кожа разъезжалась под когтями, и брызгало алым. Не помню, вцепилась ли я ему во что зубами – в нос или в ухо. Но во рту почему-то стоял вкус крови.

А ещё Подонок от растерянности лупил пламенем во все стороны, так что нас не сразу растащили.

Ещё помню свой подол потом. Сиреневый, расшитый мелким жемчугом. Весь в брызгах крови. Хоровые причитания Венейгов о том, что помолвка-то сорвалась, да и кто вообще теперь… после такого-то… пятно на роде.

Помню, я отплевывалась от успокаивающих зелий. И уже тогда понимала, что сбегу. Сбегу с концами, пока меня не начали пичкать этими зельями до состояния «полной покорности».

И никогда не вернусь ни к Драккантам, ни к Венейгам. Пусть я – пятно на роде. Эти самые роды – одно большое вонючее пятно на мире.

Чашу нахожу только в четвертом зале. Может, до обряда «магической консервации» слуги успели растащить. Чаши были недешёвые, мастерградские, усыпанные то аквамарином, то хризолитами.

Отыскиваю на каминной полке. Огромной, как сам камин, в котором яприля можно зажарить.

Поворачиваюсь, чтобы уходить – и понимаю, что на меня смотрят. Со стены.

Вир болотный, совсем забыла, что здесь их портрет. Писался вскоре после свадьбы, потому папаня вполне себе стройный. Широкоплечий, с нарочито серьезной миной и смешливыми искорками в глазах. Тёмная шевелюра в кои-то веки приглажена. Мать по сравнению с ним – бледная тень, ивовая веточка. Томно прикрыла глаза, выдала виноватую полуулыбку.

Предки с портрета глядят ласково. Будто бы пытаясь в чем-то там убедить. Что они никого не предавали и не бросали, видимо. Или что мое место здесь, ага, ну да. Чтобы стать чем-то вроде Линешентов. Или Венейгов. Или их.

– Плевать, – говорю им. – Вы мертвы, ясно?

Выхожу, как следует наподдав по двери ногой.

В библиотеке Рыцарь Морковка сидит с таким видом, будто его шандарахнуло по голове. Всеми томами, которые он тут перерыл.

– Мелони, – говорит он обморочным голосом. – Ты пришла.

На тычки не реагирует, как обожравшийся шнырок. Ставлю Чашу на стол, вызываю Грызи.

– Обряд нашли, – говорю в воду. – Он, правда, на жреческом языке, но Морковка его читает. По проведению – как мы и думали, нужен Глава Рода и наследник. Морковка нашел что-то, не колется.

Грызи минутку молчит, переваривая. Потом из Чаши вылетает начальственное: «Господин Олкест!»

Его Светлость вздрагивает, мотает головой, как пришпоренный конь, и выпаливает панически:

– Они не просто включали бастардов в Род! Они запускали церемонию передачи титула Главы!

Подскакивает и вздымает перед собой какую-то книжку.

– Вот… всё сходится! Иначе у них просто не получилось бы! Если бы они просто ввели бастарда в Род – фамильяр начал бы действовать на него так же, как на любого из Рода. Но не больше. Значит, они делали его формальным Главой Рода – и это позволяло провести дополнительную церемонию, сделать бастарда основным «кормом» для фамильяра. Понимаете? Я совершенно уверен, что они проводили не один обряд, а два! Или даже три! Формальное включение в род. Частичная инициация как Главы. И потом – вот это… вот то, что мы нашли с Мел, то, что позволяет Главе Рода – действующему или формальному – связать себя с фамильяром ещё плотнее!

Грызи ухитряется заговорить первой.

– Зачем вообще был введен этот обряд связи с фамилиаром?

– Кхм, – Его Светлость малость успокаивается. – Дело в том, что еще восемьсот лет назад во многих аристократических семьях первого круга Главой избирался самый мощный маг из прямой линии наследования. Что, в общем, логично, если учесть обязанности Главы, но вот эти их поединки за главенство…

– Они что, идиоты? – это уже спрашиваю я. Морковка моргает. В руках – книга. – Хочешь сказать, Линешенты каждый раз главенство рода бастардам сдавали?

– Сдавали не до конца, в том-то и дело. Этот обряд… церемония передачи титула – достаточно хитроумный. Насколько я понял, он был введен на случай, если действующий Глава Рода тяжко болен и хочет назначить преемника уже сейчас. Проводится он в два этапа. Как же вам объяснить? Вот представьте: вы опасаетесь, что придётся надолго уехать или там… заболеть… и решили назначить того, кто вас заменит…

– Страшноватые картины рисуете, – долетает хмурая реплика Гриз. У неё точно нет кучи претендентов на роль «сердца» ковчежников.

– Так вот, сперва вы выберете заместителя, так? Поделитесь с ним полномочиями, он как это? Разделит с вами тяготы. Обязанности.

– Хм. Мечта. Ладно, это первая часть обряда. Что со второй?

– И если вдруг вы после этого внезапно отбудете… кхм…

– В Водную Бездонь, – помогаю я.

– Да… так вот, вашему преемнику просто вручат символ власти. Что у вас там, кнут?

– И пряник, – невозмутимо добавляет Грызи.

– И после этого свидетелям только остаётся подтвердить, что всё сделано по закону, а ваш заместитель обретёт…

– Здоровую головную боль. Я поняла вас, господин Олкест. Значит, вы полагаете, что они проводили только первую часть обряда.

– Уверен в этом. Это как… разделить Главу Рода надвое, но у бастарда главенство – непризнанное, – Его Светлость шелестит страницами. – Вот… Условия. Ха! Родовой перстень ему явно не вручали. Наследники… могу поручиться, там есть два подтверждения наследников из трех! Никто из посторонних древних родов не свидетельствовал обряд. А привязать фамильяра уже можно. Возможно, бастарды умирали так быстро еще и поэтому. А потом, когда наступала смерть – Главой Рода начинал считаться Порест Линешент, ведь обряд-то был незавершён! Вы понимаете, насколько они…

Кашляю, пока Морковка не лопнул от возмущения. Янист малость стряхивает с себя воинственный пыл. Бережно возносит на руках книжищу и вещает:

– Есть и хорошие новости. Поскольку это формальное включение в Род и формальное признание Главой – мы легко можем, так сказать… Расторгнуть эти узы. Достаточно отречения мальчика, оформленного в обрядовой форме. Правда придется как-то пройти в Ритуальный Зал…

Вода в Чаше расходится малыми кругами. Грызи о чём-то думает и не торопится отвечать, хотя Морковка теперь прямо сияет.

Меня всё еще не отпускает этот вопрос, насчёт Главы-на-полставки.

– А если бы бастард… ну, не знаю, заявил бы права? Формальный Глава ведь что-то да может поиметь из своего титула?

– Я как раз читал про такой случай. Но без родового перстня и хотя бы одного дополнительного свидетеля… Да и бастарды, скорее всего, даже не представляли, что за обряд над ними проводится. Он же на древнеаканторском. Сомневаюсь, что в пансионе им преподавали жреческий язык.

– Господин Олкест, а как с ним у вас? – доносится из Чаши.

– Ну-у-у, э-э-э, – Морковка начинает стремительно алеть. – В общем, подзабыл, но… на уровне. А что?

– Постарайтесь накопать детали всех обрядов. И прихватите нужные книжки с собой. И возвращайтесь до вечера.

– Что вы задумали? – недоумевает Морковка. – Вы всё-таки хотите расторгнуть родовой обряд?

Лицо у Грызи в Чаше – вдохновенное. На губах – упрямая улыбка.

– Наоборот. Хочу его завершить.