Текст книги "Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

АЛОЕ НА БЕЛОМ. Ч. 1

«Некоторые прогрессисты считают, что варги прокляты.

Отлучены от Камня из-за родового проклятия на крови.

Этим и объясняется безумие зверей, когда мы льём кровь:

не Дар обнажается, а проклятие выходит наружу.

Бывают дни, когда легко поверить в это. И тяжелее всего

в такие дни – не задавать себе вопросов о том, можешь ли

ты не быть одинок, если проклят и обречён».

Из дневника неизвестного варга

ЛАЙЛ ГРОСКИ

– Интересно бы знать, у старого Тодда найдётся комплект рубашек? В деревенской лавке этого добра не водится.

Близкая зима обостряла у зверушек желание поохотиться на мою тушку. А у шнырка Кусаки случилось обострение ненависти к клеткам, так что он изобрел сорок какой-то способ побега. И был уже на полпути к складу с припасами, когда его сграбастал я. Результат – расцарапанные руки и две прорехи в рубашке с ладонь длиной. Повезло, что струю вонючей жидкости от Кусаки вместо меня получил подбежавший вольерный.

Теперь я латал дыру – привычное до боли занятие для вечера. На постирушки одежду можно и деревенским прачкам сдать. Но сразу не чинить, что порвано – себе дороже: через несколько деньков рубашки заканчиваются, ты приобретаешь лихой и экзотический вид, Мел начинает фыркать, Арделл – спрашивать, не выдать ли мне аванс, а ещё в драных рубашках очень сложно очаровывать черноглазых прелестниц-нойя.

– Иначе придётся отпрашиваться в город, а это будет дней через семь, – продолжил я, с оптимизмом принюхиваясь к ткани. – Эй, у тебя, случайно, нет каких-нибудь планов в Вейгорд-тене?

– Вы все сумасшедшие.

Не совсем то, что ожидаешь услышать во время беседы о рубашках. Но, Боженьки, это же человек, который выбрал объектом своих воздыханий Мел, да еще искренне хочет на ней жениться.

– Целиком с тобой согласен, – я просунул в прореху ладонь и пошевелил пальцами. – Как подумаешь – кого спасаем? Видел этого шнырка? Будь он размером с яприля – он бы пару городов разнес, точно тебе говорю. Понятное дело, есть единороги…

– Не поэтому, – перебил Олкест. Видок у него был малость нездоровый. Бледное лицо и горящие глаза. – Из-за того, как вы… относитесь к ней.

Восемнадцать дней продержался – можно рекордом считать. Парня явственно разбирало уже после их недавней поездки с Арделл в Энкер. А сорвался он, само-то собой, из-за Мел и вчерашней истории с дохлой волчицей, которую Нэйшу пришлось скоропостижно вскрывать. Я зрелища не застал, но вольерные судачили, что Гриз влетела уже практически в потасовку, и гнев её был ужасен.

– Чем она вас околдовала – вас всех? – Олкест вскочил с кровати, причём встал в неосознанную позу оратора, и я понял, что бежать поздно. – Вы… вы будто очарованы ею, влюблены в неё все до единого, Мелони смотрит на неё как на какое-то божество, и Аманда, и Фреза, и ты тоже, и вообще, все в питомнике…

– Насчет всех я бы поспорил, – пробормотал я, припомнив ухмылочки Нэйша и взгляды Уны. – Эй, ты хоть меня-то не записывай в воздыхатели Арделл. Мое сердце, знаешь ли, занято кой-кем другим.

Янист как раз вздумал пробежаться по комнате, будто матрос по палубе корабля. Но на этом месте остановился и взмахнул руками.

– Но ты всё же прислушиваешься к ней. Беспрекословно исполняешь, что она тебе скажет, и считаешь её… как это у нойя? Лучшая из людей? Неужели вы все не видите, что она совсем другая, что… эта невыносимая… что она…

Я сделал пару стежков и опустил иголку – все равно тень от Яниста мельтешила и прыгала по рубашке. Парень расхаживал туда-сюда и толковал о том, какая Арделл невозможная, несносная, резкая, недоговаривающая, грубая, раздражающая, неженственная, неподобающая, нескромная, нарывающаяся-на-что-попало, циничная, возмутительная, бестактная…

Я глотал эпитеты, приоткрыв рот, как птенец феникса, который ожидает кормления.

– Всё это, конечно, отлично, – заговорил, когда Янист малость выдохнул и зарядил финальное «невыносимая». – Но ты бы, знаешь… постарался бы хоть это вот «она» произносить не с большой буквы.

Парень замер так, будто ему в спину всадили сотню стрел. И начал менять оттенки – сперва уши, потом щёки, потом шея…

– Боженьки, – уважительно сказал я, рассматривая малинового соседа по комнате. – Что, сильно стукнуло?

Олкест издал протестующее бульканье и свалился обратно на кровать. Попытался изничтожить меня полным праведного гнева взглядом.

Убедившись в моей невоспламеняемости, жених Мел тихо уткнулся лицом в подушку.

– Если говорить обо мне, – сказал я, возвращаясь к дыре в рубашке, – мне маловато приходилось встречать таких, как она. Таких, которые отдают всего себя каждому. И кто пытается помогать даже не самым лучшим тварюшкам – возьми хоть Кусаку, ха. Было дело, я встречал тех, кто намеревался, знаешь… творить справедливость, помогать людям – всякое такое. Видел, что с ними происходит – то есть, с теми, кто выживал, а то у ребят с благими намерениями обычно короткий путь. Если не умирают, так разочаровываются или пачкаются, или…

Превращаются в крыс, способных только грызть и портить, и обращать в труху.

– Навидался и меценатов, и благодетелей разных сортов – и как-то не видал у них такой самоотверженности. Они были разумнее, видимо. Понимали, что нельзя сжигать себя вот так каждый день. Такие люди, как Арделл, будем уж напрямик – не живут долго. И когда ты встречаешься с таким человеком – ну, то есть, с живым таким человеком, не в исторических хрониках, не в книжонках с прилавков, не возле памятника «С глубокой благодарностью от всех-всех-всех»… Производит впечатление, да?

Судя по косому взгляду из недр подушки – латать сердечные раны у меня получается хуже, чем с рубашками.

– Это отвратительно, – подушка малость приглушала негодование, – да, она… производит впечатление. Может быть, ты прав, и при всей своей невыносимости она…

– Обаятельная? Интересная? Притягательная? – подкинул я ещё пару эпитетов.

Казалось, подушка сейчас полыхнёт.

– Но это отвратительно с моей стороны. Мелони…

– Обрыдает своих ненаглядных керберов и поплачется мантикоре на то, какой ты жестокосердный. Ведь ей так нужно крепкое мужское плечо, ага.

– К-к-клятва…

– Ну да, ну да, священна и нерушима, потому что дана… не знаю, кому ты её давал – небесам? Девятерым? А, ты адепт Единого. По-моему, на небе все хором бы согласились, что твои попытки затащить Мел в брачный союз имеют столько же шансов на успех, сколько… я не знаю, подойдет «попытки королевы Ракканта наставить Шеннета Хромца на путь истинный»?

Парень засопел недовольно, но не возразил. Мел бывала на диво убедительной, когда хотела.

– Хотя не скажу, что с Арделл у тебя шансов больше, – добавил я. – Знаешь ли, вряд ли стоит заглядываться на этот бережок. На нём могут ждать кое-какие неприятности.

– Ты думаешь – я его боюсь?!

Это “его” уж точно было произнесено не с заглавной литеры.

– Какой идиот станет опасаться мстительного садиста с Даром Щита и умением с одного раза грохнуть виверния. Пусть даже он устранитель, до кучи пусть совершенно чокнутый и от него не знаешь что ждать – это же всё несостоятельные мелочи, так?

– Да.

Если ты в питомнике Арделл – у тебя что-то случается с инстинктом самосохранения.

– Не смотри на меня так, Гроски, я не идиот! Но видеть то, как все перед ним трясутся – это не по мне, таким типам надо давать отпор, иначе они теряют границы окончательно! А она… она же ему потакает. Ты не задумывался над тем, что он вообще делает в питомнике?

– Ты имеешь в виду – помимо потрошения зверушек, устранения, препарирования бабочек и обработки местных вдовушек своими улыбочками?

Я уже успел прокатиться с Нэйшем к вдове Олсен и убедиться, что на богатых благотворительниц его манеры оказывают неотразимое впечатление.

– Именно. Помимо. Он не нуждается в деньгах – он вообще хоть что-нибудь получает за вызовы, или всё уходит на штрафы?

– …конечно, мы же с ним обсуждаем финансовые дела по вечерам, за кружечкой пивка…

– И он постоянно куда-то исчезает, даже без предупреждения. Куда?

В голосе у парня опознался настоящий вопрос. Я оторвался от моей попытки отыскать среди оставшихся рубашек что-нибудь, в чём можно появиться на людях.

– А на прошлых наших посиделках он мне карту своих похождений показывал. С флажочками в виде черепочков.

Янист, нужно ему отдать должное, смутился. Нужно отдать ему должное во второй раз – ненадолго.

– С тобой он общается больше, чем с остальными. Даже чем с Амандой.

– Это потому, что мы лучшие друзья, – с истовой безнадёгой сказал я рубашке в развесёлую клеточку. Снизу и слева расплылось устрашающее бордовое пятно – кровь раненого грифона. Если бы спрятать всё это дело под куртку – то вполне…

От моего “лучшие друзья” отдавало кровушкой. Несло заказом с залогом, о котором я старался не думать. Всё равно связные вот уже сколько времени не выходили на связь. Очень может быть, заказчик просто решил не связываться с питомником, где есть директор питомника, спаивающий свиней, и устранитель в белом… и теперь вот Янист Олкест, который глядит на меня, как на Лортена, решившего заделаться аскетом во славу Единого.

– Или я просто напарник, который ничего не может ему противопоставить, – и отличное развлечение к тому же, но об этом не будем.

– Но ты же бывший законник. Неужели ты не заметил чего-то, какие-то улики, моменты… Он ведь был там, да? С вами на вызове, когда пропала та девушка. Лоринда.

Мало мне Крысолова, который вцепился в меня позавчера со всей законнической страстью и отравил ужин неприличным торжеством на физиономии: «Так-так-так, он говорил, что выбрался за бабочками? Ну, надо же, какая глупая отговорка!»

– Моим наблюдениям мешали пьяные свиночки, пьяные Лортены – поверь мне, почти одно и то же – один магнат и дюжины две южан, которые объявили охоту за нашими головами.

Парень попытался выразить на физиономии понимание, но сквозь пелену разочарования и решимости ему пробиться так и не удалось.

– Может, стоит избрать другую тактику, а? – рискнул я. – Скажем, быть к ней поближе, спасать редких щеночков. Охмурить пару-тройку благотворительниц своими манерами и выжать золотницы на корма и вольеры – она счастлива будет, я тебе говорю. А там кто знает, может и…

– Я не о том!

Подскочивший на кровати Янист немедленно влетел макушкой в книжную полку, которую он же сам над кроватью и приладил.

– Если ты хоть на минуту считаешь, что я собираюсь поддаться этому… безумию, наваждению или что это… Это будет нечестно по отношению ко всем – к Мелони, к её тёте, которой я дал слово, наконец – к самой Гриз Арделл, потому что…

Руки соседа по комнате застыли в воздухе. «Потому что её-то ничем таким не стукнуло, – говорили эти отчаянные руки. – И для неё это будет неловким, да и ненужным».

– Может, это пройдёт, – выдал Янист неуверенно. – Может, это просто ненадолго. Так?

Я изобразил понимающие кивки. От души сожалея, что мне не семнадцать. И даже не двадцать три.

– Но это, – парень ткнул туда, где располагалась комната “клыка”. – Это ненормально. Может, он её чем-то шантажирует, но есть какая-то причина, по которой она держит его в этом питомнике, и я…

– А ты сам-то уверен, что Гриз хочет, чтобы её спасали?

Всё равно что останавливать виверния, ухватившись за хвост. Я почти увидел, как захлопнулось забрало морковного цвета: да что ты понимаешь, трус!

– Он же издевается над ней. Понимаешь? Ему же просто нравится причинять ей боль. И демонстрировать, что она ничего не может с ним сделать. Только не говори, что этого не заметил.

Трудновато было бы не заметить, когда… «Мне интересно следить за тем, как Гриз Арделл раз за разом прыгает через огненный обруч».

– Польза для питомника? Это чушь. Есть причина, по которой она ещё его не вышибла – и я собираюсь до неё доискаться.

На свою кровать Янист упал, явно поставив седалищем точку.

Я опять погрузился в штопку – искоса поглядывая то на пляску вечерних теней, то на окно, где недобрая погода гнала в небо сухие листья. Луна Перекрестницы во всей своей красе – ступень к зиме, ступень к новому году, к Перекрёсткам.

К времени перемен.

– Как ты сказал, в старые добрые времена я был законником. Не могу сказать, что хорошим. Но хочешь – поделюсь с тобой своими маленькими наблюдениями? Рихард Нэйш – исключительно прагматичная скотина. Он не стал бы торчать в питомнике, огребать штрафы и потрошить зверей, если бы только его это не устраивало. Или не было бы ему нужно позарез.

– Ты о том, что он от чего-то скрывается, или ему это удобно, или…

– А Гриз Арделл – не маленькая девочка. Может, она наивна и слишком верит в людей. Но единственная причина, по которой она оставила бы Нэйша в питомнике, на таких-то условиях – её тоже это устраивает.

– Или он ей нужен – ты это хочешь сказать?

– Хочу сказать: мы ни черта не знаем, – отрезал я, и парень примолк с удивлённым видом: он-то в основном меня наблюдал в плюшевой ипостаси. – И мой жизненный опыт подсказывает одно: когда лезешь в чужие тайны – будь готов нарваться на неожиданное и не слишком-то приятное. С Нэйшем дело ясное – у этого коллекция скелетов покруче, чем его собрание бабочек. Но ты уверен, что хочешь узнать что-то подобное насчёт Гриз?

Парень не ответил – подарил мне короткий и хмурый взгляд, который явно обозначал, что переубеждать его – дело зряшное. Я и не собирался. Охлаждать решимость пламенного Рыцаря Морковки моего скромного Дара явно не хватит.

ГРИЗ АРДЕЛЛ

– Что скажешь, Лайл?

– Дельце-то скверное. Этот Аграст чего-то боится. Понятное дело, врёт – а кто бы не врал, с его-то профессией…

Гриз на ходу поворачивает к Лайлу Гроски разрумяненное холодом лицо.

– Неужели ты успел повращаться в кругах высокой моды?

– По мне не видно, а? – Лайл одергивает порядком заношенную зимнюю куртку. – Да уж, не таллея. Скажем так, крутился в смежных сферах. Так что знаю, что творится среди тех, кто создаёт костюмчики для знати – а Бейло Аграст в этих кругах идёт как особый случай с тремя восклицательным знаками.

Дом Бейло Аграста, портного влиятельных и богатых лиц, одного из законодателей моды в Кайетте, посвёркивает на холме. Он похож на дорогую статуэтку из кости, этот дом. Олицетворение тонкого вкуса – каждый портрет и ковёр, растение и портьера, ваза или софа… всё, кроме полулежащей в кресле жены хозяина. И самого хозяина, стоящего на коленях.

– Слава того, кто может достать что угодно, немало стоит. Про него ходили слухи, что он очень уж плотно завязан с браконьерами. Или с какими-то слишком уж изобретательными охотниками, которые добывают для него шкурки редкой дичи.

Гриз прикусывает щёку изнутри. Пух и шкуры, и хвосты, и ворохи бесконечных мехов, которые были живым и думающим, и всё это – каждый раз, как приходит время зимней охоты…

– Какой именно дичи?

– Всё, что так ценится модниками. Перья стимф, мех йосс, кожа виверниев и вир знает, что. Может, нужно было сказать тебе раньше, но я-то был уверен, что ты вообще не возьмёшь этот вызов. Искать пропавших охотничков – не совсем по нашей части, а?

– Может статься, как раз по нашей.

Воздух – густой и холодный, а древние каменные ступени, по которым они спускаются к реке – в изморози. В «поплавке» Гриз молчит и пересматривает слишком белую карту, соизмеряя расстояние между основными точками: озеро, лес, зимний охотничий домик.

И думает о мужчине с лисьим лицом, в каждую черточку которого въелось «О, всё для вас, всё для вас, вы будете неотразимы». О стареющей красавице, которая даже в своём доме не снимает серебристого меха йоссы. О запахе страха в безупречно обставленной гостиной, о зове: «Найдите их… верните его…»

– Срочный сбор, на выход всем «телом», кроме Аманды, – бросает Гриз, едва только зов колокольчика-артефакта собирает ковчежников в здании бывшей таверны. – Идём в Крайтос, местность у Скорпионьих гор, зимние охотничьи угодья, там первая ступень мороза и снег. Одевайтесь теплее. Аманда, зелья от переохлаждения, обморожения, двойное укрепляющее и заживляющее – каждому. Ищем заплутавших охотников, может, придётся их латать, так что бинты тоже прихватите.

– Разве что задушить, – прилетает от Мел. Тоже знающей – что такое зимняя охота.

– На сборы полчаса, – “Тело” может собраться и за десять минут даже в рассветную рань. Но есть ещё последние распоряжения – вольерным. Запас пищи и питья (этим займётся Фреза, этим и гиппокампами, их нужно дополнительно смазать жирной, чёрной мазью с запахом рыбы и болота). И кое-что, что она надеется увидеть в Водной Чаше.

Над Водной Чашей её застаёт Хаата, через четверть часа – Гриз смотрит, как в Чаше гуляют голубоватые разводы. Расходятся и сходятся, медленно переходя друг в друга, будто Огни Снежной Девы на севере.

– Тебе грустно, сестра.

Видеть Хаату в стенах комнаты удивительно. Часть леса, оторванная от корней. Даарду переминается с ноги на ногу, но не уходит.

– Так бывает, когда получаешь дурные вести, – отвечает Гриз, пристально глядя ей в глаза – и взгляд даарду убегает и прячется – в шторы, в углы, за кроватную ширму. – Что ты хотела, Хаата? Ты ведь отлучалась опять. Куда? Что-то не так с общиной?

– Вы идёте в дурное место, – отзывается Хаата, и её взгляд норовит вылететь сквозь окно. – В глухое место. Ийршйя – белая смерть, так зовут его наши. Брат другой смерти, зелёной. Алчнодол – так зовут его ваши. Там не говорят корни. Там иссохла грудь Ардаанна-Матэс. Не ходи туда тоже, сестра.

– Не могу. Может, там ещё кто-то жив. Из потерявшихся детей или из животных. Я знаю, что место дурное, Хаата. И ты можешь не ходить: там холодно и всё вокруг молчит.

– И пещеры, в которых – жала смерти, – бормочет даарду, ёжась. – И снег не белый. Алый, сестра, я была там, у границы. Один раз. Слышала стоны птиц.

– Мы не пойдём к пещерам, – Гриз обновляет зелья в поясной сумке, собирает побольше эликсиров в ту, что на боку. Обязательный бинт, дополнительный шарф, хотя она никогда не мёрзнет. – Ты слышала ещё что-то, Хаата? У тебя какое-то предчувствие?

Даарду молчит, покачиваясь на носках. Пытается срастись пальцами с зелеными извивами на обоях, но те – мертвы и немы.

– Алое на белом. Смерть и безумие. Скажи мне, что с твоим племенем, сестра?

Гриз медленно оборачивается – и со стола ей невозмутимо подмигивает голубой искрой Водная Чаша…

– Везде есть свои дурные сосуды, – бормочет даарду, глядя в голубые переливы, – дурные сосуды и хорошие сосуды. Полные до краёв. Или те, кто хочет их заполнить. Кто тоже слышит, что ты слышала.

В памяти вспыхивает недавнее: «Враг живого», поселившаяся в глазах Хааты древняя тень, незримые нити, пахнущие плесенью и безумием, и пронзительный, однотонный вопль: «Освободи! Освободи!!»

В чувства её приводит закрывшаяся дверь: даарду Хаата успела ускользнуть. Растворив в хлопке двери:

– И всегда кровь…

Внизу у камина безмятежно дремлет Морвил и Лайл Гроски рассматривает внутренности наплечной сумки.

– Я что, только что видел Хаату? – недоверчиво спрашивает он.

– Хаата, – отзывается Сквор из клетки. – Кровь. Кровь! Гроски. Гроски. Гроски.

– …не совсем то, что я ожидал услышать, – укоризненно вздыхает Лайл. – Остальные уже на пристани, идём?

Гриз кивает и направляется на пристань. Чувствуя себя не крепостью, но сосудом. Наполненным до краёв не самыми лучшими предчувствиями.

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

В «поплавке» жарко. Ну, ещё б, когда собираемся к Скорпионьим горам, а оттуда недалеко до Морозного Нагорья, вотчины предков. И Фейхеанта с его ледяными статуями да огнями Снежной Девы. Прею в тёплых сапогах и в кофте под курткой.

Утешает одно: перед тем, как помру, успею проводить Морковку и Пухлика. Эти решили, что мы в чертоги к самой Деве подадимся. Обмотаны шарфами по самое не могу, Морковка ещё и шапку не снял. Пытается убить из-под шапки взглядами Мясника. Дело полезное, хотя вряд ли эту дрянь возьмёт: завернулся в лёгкий с виду плащик, тоже белый. Восседает, будто его здорово припорошило снегом где-то в Скорпионьих горах.

Расклад с самого начала кажется дрянным. Пропал сынок какого-то известного портняжки. Попёрся на пикник с охотой с компанией таких же охламонов. Шесть придурков от шестнадцати до двадцати двух. Вроде дружков Моргойла, который Задавака и Враг Живого. Отморозки из «золотой молодёжи».

– По такому случаю наняли специально прогулочный корабль и баржу, – Гриз ведёт пальцем по раскормленной змее реки на карте. – Чтобы можно было взять с собой лошадей, слуг и припасы. И путешествовать несколько дней. С… остановками.

Остановки, надо полагать, включают трофеи. Шкуры и перья. И увеселения. Вроде спаленных домов, изнасилованных женщин и забитых плетьми терраантов.

Знатные ублюдки во всех частях Кайетты одинаковые.

– Они продвигались ниже по течению, вот сюда, к угодьям семьи Дормантов. Собирались поохотиться на керберов. Или на снежных антилоп, если те уже зашли в эти места. Такие прогулки им не впервой, и раньше бывало так, что этот Халлен не откликался на вызовы.

– Но тут, вообразите, у его матушки сработал какой-то вещун в сердце, – подхватывает Пухлик с азартом. – В общем, она кинулась вызывать слуг, а те тоже помалкивают. Аграсты связались с кораблями – и вышло, что охота у мальчиков не удалась. И им вздумалось прогуляться не куда-то, а в Заброшье, от которого два шага до Скорпионьих гор с их пещерами. Мило, правда?

Рыцарь Морковка поднимает руку, будто мы на занятии в храмовой школе:

– А зачем? Там разве много живности? Я читал об аномалиях этой местности, – ха, а о чём он не читал? – И разве оттуда не бегут магические твари, как из Алчнодола? Я хочу сказать, ведь аномалии там схожи, а в Алчнодоле из животных – медведи, волки, кабаны и прочее, но не бестии. А немагические животные как трофеи не настолько привлека…

Смотрит на меня. И медленно вползает под шапку совсем.

Будто я не знаю, что знатным охотничкам подавай «настоящую потеху». «Кабана-то может и «пустой элемент» завалить, – похохатывал отец, любуясь своим атархэ. – А вот яприля – ещё не каждый маг сумеет».

– В Заброшенных лесах не так уж пусто, – говорит Грызи терпеливо. – Животные туда забредают за пищей: можно поживиться корнями, грибами, шишками. Снежные антилопы и яприли приходят за ягодами. Хищники – за зайцами и кабанами. Кое-где в окрестностях серные источники – к ним собираются раненые звери. Да ещё Тёплое озеро. Туда даже одиночные альфины забредают время от времени.

Если там альфин, то охотнички – фаршик. Я такого красавца видела только раз, издалека: огромный, погладить – в прыжке вряд ли достанешь, пушистый… и кисточка на хвосте.

– Профессионалы? – если с этими придурками серьёзные охотники и егеря, животным может и не поздоровиться.

Грызи качает головой. Ну да, ехали-то развлекаться, а не на настоящую охоту. Каждую зиму кучу трупов таких вот развесёлых охотничков откапывают из снегов.

Пухлик поясняет дальше. Что свора собак у недоохотничков была, и даже неплохая. А слуг при них было мало – и то, больше обслуга, чем егеря. Половину обслуги они оставили на этих самых кораблях, когда двинули искать приключений на всякое. В Заброшье.

– Не зная местности, – уточняю. Похоже, тут и работы всего ничего: добраться до тел и дать сигнал тем, кто их погрузит.

Пухлик цветёт всеми цветами. На нём три шарфа, и все – то в пламени, то в кувшинках. А вон на том беспамятники. Нойя его, что ли, собирала?

– А вот здесь готовьтесь повалиться от изумления. Оказывается, единственный, кто знает местность – это тот самый Халлен Аграст. Потому что, видите ли, это вот уже четыре года как – земли его папашки. Охотничьи угодья. Знаете, как у аристократов Крайтоса водится: ты там, где потеплее, а угодья – где у зверей мех получше. И купил он эти земли, надо полагать, за бесценок.

Пауза обозначается разве что тем, что Мясник перестаёт изображать истукана. Поворачивает лицо и начинает кушать Пухлика взглядом. Неспешно. По кусочку.

Морковка выныривает из-под шапки – и как еще не задохся?

– Может, конечно, я повторяюсь… но зачем? У Скорпионьих гор дурная слава. Все эти легенды о белых скорпионах. О тайных орденах, которые ютились в той местности и убивали каждого, кто сунется. И сама Катастрофа Обнищания…

Дай волю Его Светлости – он про это самое Обнищание в красках распишет. Ещё и иллюстрации намалюет. Руками в воздухе. Он-то про это поэмы в своё время писал. И мне на мозги капал теориями в духе: оу, пы-пыщ, посмотри, из Кайетты уходит магия, рождается всё больше «пустых элементов», и нет сильных Целителей или Стрелков, да и из земли магия вытекает тоже – всё, нам конец, катастрофа, помрём.

Правда, пока это самое Обнищание коснулось только Алчнодола, который непонятно почему лет пятьсот назад так обнищал, что теперь магию прямо-таки жрёт. С Заброшьем всё не так гадко. Там что-то не так с водами – связь то сбоит, то её нет совсем, и в виры лучше не соваться, точно не туда вынесет. Ещё Дар на Печати использовать тяжело: тоже сбоит.

– Трудная местность, – шелестит Нэйш. – Неровный рельеф. Испарения, гул и Обнищание. Там теряют нюх ищейки. Сбиваются артефакты поиска. И не могут работать Следопыты. Верно, Мелони? Ты же там…

– Полезнее некоторых.

Вылез, тоже, знаток. Я его и без Дара уделаю. Грызи тоже так думает: когда Морковка начинает своё «кудах-тах-тах, но как же Мел тогда…» – она чеканит:

– Мел отлично читает следы и ладит с животными, Господин Олкест, за вас я вполовину не так спокойна.

Морковка дуется, Пухлик добивает аудиторию:

– Да, а я ещё не говорил, что поведение нашего клиента – выше всяческих похвал? Он, знаете ли, на коленях ползал, чтобы мы нашли его сыночку. При этом не обронил ни полсловечка о том, что у него там в угодьях – хотя уж поверить можете, мы пытались.

– Нужно было не брать дело, – хором выдаём мы с Его Светлостью. И удивлённо глядим друг на друга.

– Нужно было, – соглашается Грызи. – Он явно искал группу не из Крайтоса. Это тоже подозрительно.

Как и то, что он позвал варга, а не направил слуг или наёмников.

– В Крайтосе же тоже ковчежники, – вспоминаю, – две группы.

Грызи отвечает коротким, раздражённым жестом.

– Я пыталась с ними связаться, но они не очень-то желают делиться сведениями.

У Грызи нелады со своими. В общинах её считают предательницей из-за побега. Другие ковчежники нашу группу тоже недолюбливают. Потому что, видите ли, мы перехватываем у них заказы. И потому что в группе устранитель.

Задание – тухляк. Понятно без слов Пухлика.

– Понимаю, – отвечает Грызи на мой взгляд. – Но там счёт может идти на минуты. Может, кто-то ещё жив.

По тону её ясно, что она сильно в этом сомневается. И что сейчас начнёт своё вечное: «Идут только добровольцы, остальные сидят на подстраховке». Нет уж, подруга, выкуси.

– Что с местностью?

С местностью просто. Речная пристань. От неё по прямой на запад – десять миль до Скорпионьих гор. Между горами и пристанью – в основном лес. Гуще и реже. С валунами, зарослями терна и кустами кровяницы. Последние три дня там были снегопады, ночью тоже порошило. Стало быть, следы могло скрыть.

Есть несколько виров, но это без толку. Да ещё Тёплое озеро – это за две с лишним мили от пристани на юго-запад.

– Вот здесь, – отчёркивает Грызи пальцем, – на берегу Тёплого озера стоит зимний охотничий домик Аграста. Строился специально для таких поездок. Там припасы, спиртное. Очень может быть, что охотники свернули именно туда. Это нужно проверить. Лайл и господин Олкест, этим займётесь вы. Нэйш, присмотри. Мы с Мел пойдём по следу.

Нэйш отвлекается от окна и ухмыляется так, будто Грызи притащила ему давно желанный подарочек в честь Перекрёстков. Рыцарь Морковка давится возмущением.

Пухлик оглядывает их лица и завершает всё коротким «Боженьки».

– Что?! Но… госпожа Арделл, я прошу прощения… вам это кажется удачной идеей? Мы же понятия не имеем, что там – и идти по следу, который может привести в ловушку, только вдвоём, вооруженными кнутом и атархэ…

Шум воды – это «поплавок» всплывает из реки. Бурчит в своей кабинке Фреза: «Вечно понесёт их вир знает куды. Вон, лошадушки-то аж мимо пристани промахнулись». Грызи открывает дверцу и взлетает на пристань. Выхожу за ней – и низкое небо падает, наваливается на плечи. Будто пыльный балдахин, который повесили над чистыми простынями. Вокруг всё в снегу, за лесом поднимаются вершины Скорпионьих гор – сейчас ужалят. Пар валит изо рта: первая ступень холода. Не то что в Вейгорде, где разве что по ночам лужи замерзают.

Снег лёгкий, рыхлый. Местами по щиколотку, а во впадинах – до середины икры и даже до колен. Если местность неровная – так просто по нему не побежишь.

– Корабли, – Гриз кивает на два судна, которые бросили якорь ниже по течению реки. Одно прогулочное, с богатой резьбой и отделкой, и одно – баржа с широкой палубой, по ней нервно расхаживают два единорога. Придурки что – ещё и единорогов потащили туда, где снег и мороз?!

– Опросим, – соглашается Пухлый. Уже усмотрел на палубах растерянные рожи команды и слуг.

– …я не навязываюсь, Единый упаси, но это же просто безрассудно, то есть даже для вас безрассудно, и я рад был бы выступить страховкой для вас или Мелони…

Рыцарь Морковка всё не умолкает, и Грызи наконец-то к нему поворачивается.

– Господин Олкест, счёт может идти на минуты. Вы за нами просто не успеете.

– Но если там опасность…

– То Лайл и вы – наименее защищены. Вы не ориентируетесь на местности, не читаете следы и пока еще слишком мало разбираетесь в повадках зверей. К тому же здесь могут быть проблемы с Даром, – деликатное макание мордой в снег. – Поэтому…

Мясник перехватывает её взгляд и принимает вид образцового работника.

– Не беспокойтесь, госпожа Арделл. Вы же знаете, со мной они в безопасности.

Морковка доходит от рубинового оттенка до почти гранатового.

– Я не о своей безопасности думаю! – у него чуть ли не фальцет прорезается. – Но если там разбойники, или хищники, или…

– Значит, у нас с Мелони останутся те, кто нас вызволит. Господин Олкест, у нас есть маск-плащи и Дар Следопыта. И если там животные, то я варг, вы же не забыли?

– Но, кажется, у вас нет способа контролировать с десяток тварей, как у Петэйра?

Мгновение Грызи смотрит на него и будто колеблется. Потом отвечает коротко:

– Не волнуйтесь об этом, – и поворачивается ко мне. – Мел, уходим в поиск.

Давно бы ушла, если б Морковка перестал орать. Кручусь у пристани: снег истоптан, воняет людьми. Слуги топтались сапожищами. Но вон там – ямки от копыт, навоз от коней. А вон кобель пометил дерево. Следы не выдохлись за ночь, и снегом их прикрыло только слегка. Можно поохотиться.

Позади раздаётся:

– Нэйш, если господин Олкест вздумает последовать за нами – выруби его и передай Фрезе. Всё, не тратим времени.

Его Светлость что-то там ещё бурлит на пристани, но Грызи уже оказывается рядом со мной, легко подхватывает ниточку следа и переходит на бег. Выравниваю темп: бежим теперь там, где снег протоптали лошади охоты. Приглядываемся: кто-нибудь отбился? Может, кто свернул? Четверть часа бега по утреннему лесу, разодетому в снежный траур. Замедляемся, ещё пять минут – и я взываю к Дару.