Текст книги "Великий магистр (СИ)"

Автор книги: Елена Грушковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)

15.10. Невеста

– Мам, привет. Познакомься, это Лёля.

Наверно, нет нужды описывать типовую двухкомнатную квартирку: таких миллионы. Ничего оригинального не было ни в её планировке, ни в обстановке. Её хозяйка, Любовь Александровна, обладала удивительно молодыми и светлыми глазами при почти совершенно седых волосах, а когда она заговорила, горло у меня сжалось: её голос был невероятно похож на мамин. Да и в светлом, добром её лице было что-то такое, отчего мне тут же захотелось уткнуться в её фартук и заплакать. Мама, как я по тебе скучаю…

Но, конечно, ничего подобного я не сделала: неудобно падать на колени перед незнакомым человеком и обнимать его. Вместо этого я сказала:

– Здравствуйте.

Столько любви сияло в её обращённом на сына взгляде, столько радости… В первые пару минут я даже не вникала в суть того, что она говорила, просто слушала её голос, чувствуя мучительную нежность и пульсацию солёной боли в горле. И не сразу поняла, в чём дело, когда прочла в её глазах недоумение: оказалось, она о чём-то спросила меня, а я всё пропустила мимо ушей. Толчок локтем от Никиты вывел меня из оцепенения.

– Простите, – пробормотала я. – Я не расслышала, что вы сказали.

Во взгляде Любови Александровны, обращённом на Никиту, читался вопрос: «Она у тебя что – глухая?» Я честно призналась:

– Просто ваш голос очень напомнил мне голос моей покойной мамы. Потому я и обалдела слегка.

Её губы вздрогнули в растерянно-растроганной улыбке.

– А… Ну ладно, ладно, неважно, – торопливо сказала она. И спохватилась, захлопотала: – Ох, что же я вас на пороге-то держу? Заходите, заходите! Раздевайтесь, разувайтесь… Никита, вот твои тапочки… Всегда на своём месте стоят, тебя ждут… Лёлечка, вам тоже сейчас тапочки дам… Чувствуйте себя как дома!

Мы повесили куртки и переобулись в тапочки. Забытое ощущение, уютное, домашнее… Мои ноги, привыкшие к обуви военного образца, поначалу слегка растерялись от этой необычной лёгкости и свободы, но уже через секунду блаженно и благодарно расслабились. Дома? Да, дома…

– Ну что ж, пожалуйте на кухню, ребята! У меня скоро борщ будет готов, – радушно пригласила Любовь Александровна.

В гости к Никите я отправилась без оружия, хоть это и было в какой-то мере рискованно. Но я решила не пугать его маму – хватит с неё и того, что мы собирались ей сказать.

Мы уселись к столу.

– Никитушка, ты – в отпуск, или как? – спрашивала между тем Любовь Александровна, поднимая крышку кастрюли. Попробовав красное булькающее варево под названием «борщ», она решительно посолила его и перемешала. – На сколько ты приехал?

Мы с Никитой переглянулись. Он ответил:

– Ненадолго, мам. Нам с тобой поговорить надо.

Крышка брякнула о кастрюлю, и Любовь Александровна тревожно посмотрела на нас, прижимая к груди пёструю прихватку. Ну конечно, она подумала о свадьбе. О чём она ещё могла подумать? Всё и правда выглядело так, будто Никита собирался представить ей меня как свою невесту, и у меня печально заныло сердце от мысли, что не эту радостную новость мы ей принесли, а совсем другую.

– Ой, ребята… – Любовь Александровна ухватилась за холодильник. – Ой, подождите, я за таблетками схожу…

Никита вскочил:

– Мам, тебе плохо?

– Да нет… Нет, это я так, чего-то разнервничалась, – пробормотала она, бледнея. – На радостях, что ты приехал…

– Мама… Ну что ж ты так. Мы ещё ничего не сказали, а ты уже нервничаешь, – проговорил Никита, обнимая её за плечи. – Впрочем…

Впрочем, подумал он, тут было отчего нервничать. Может, материнское сердце почувствовало что-то?

В дверном замке загремел ключ, и Любовь Александровна встрепенулась.

– Ой, это Вова с работы…

Ключ перестал греметь, и из прихожей послышался голос молодого человека:

– Мама, почему у тебя открыто? У нас что, гости?

Это он увидел нашу обувь – две пары солдатских ботинок. А потом и Никиту:

– О, братишка, привет! В отпуск?

– Привет, Вовка.

Братья обнялись. Вова был далеко не такого могучего телосложения, как Никита, заметно ниже ростом и стригся не так коротко. Он буквально утонул в объятиях брата, который держал его крепко, но бережно, помня о своей силе, после обращения возросшей многократно.

– Ты чего такой холодный весь? – вдруг спросил Вова. – Только что с улицы зашёл? Сегодня вроде не такой уж и мороз.

Однако, наблюдательный он парень. Никита в ответ промолчал. А Вова, заметив меня, сказал чуть смущённо:

– Здрасьте…

– Это Лёля, – представил меня Никита. И после короткой паузы добавил решительно: – Моя… невеста.

Табуретка куда-то провалилась подо мной. Э-э… Кажется, я что-то пропустила? В жизни бывает киномонтаж? А куда делась сцена предложения руки и сердца?

– Вот это новость! – воскликнул Вова. – Поздравляю! – И, бросив взгляд на мать, добавил: – Мама, кажется, в шоке.

Это можно было сказать не только о ней: я сидела, не ощущая под собой табуретки. Может, Никита пошутил? Нет, физиономия у него была решительная и серьёзная, а глаза – просветлённые. Только полюбуйтесь на него… Принял решение за нас двоих и доволен! Ну, не то чтобы я была против, но… Может быть, с этим всё-таки стоило подождать? Двух волнующих новостей для одного вечера было, пожалуй, многовато.

– Так, за это надо выпить! – решительно заявил Вова. – И за знакомство тоже. Мам, у нас есть?..

Любовь Александровна смогла только отрицательно качнуть головой: дар речи к ней возвращался очень медленно.

– Непорядок! – нахмурился Вова. – Ладно, я быстренько сбегаю в магазин – одна нога здесь, другая там!

И он устремился в прихожую. Никита хотел его остановить, но я качнула головой: «Пусть идёт».

– Я быстро! – И дверь хлопнула.

15.11. Тёплые руки

Конечно, с невестой Никита меня ошарашил, но надо было сделать то, зачем мы пришли. А к вопросу о свадьбе мы… ещё вернёмся, я полагаю. Ещё как вернёмся.

А Никита, не дав матери прийти в себя после первой новости, уже продолжал:

– Мам, я привёл Лёлю не только для того, чтобы познакомить тебя с ней. Она может вылечить твоё сердце, так что не понадобятся больше все эти таблетки, которые ты глотаешь горстями. Так… Где у тебя аппарат для измерения давления?

– В… В-в шкафу в комнате, – заикнувшись, пробормотала Любовь Александровна. И нерешительно добавила Никите вдогонку: – Сынок, я, конечно, понимаю, что бывают всякие там целители…

– Я знаю, что говорю, – перебил тот, задержавшись в дверях. – Верь мне. Ты представить себе не можешь, ЧТО Лёля может.

И он вышел из кухни, а Любовь Александровна перевела на меня недоуменный и слегка боязливый взгляд. С одной стороны, уверенный тон и напор Никиты подействовал на неё внушительно, но вместе с тем она не была склонна моментально верить в чудеса – словам о них, по крайней мере. Признаться честно, я и сама не вполне разделяла безоговорочную уверенность Никиты в успехе. Исцелять раны – это одно, а болезни – чуть-чуть другое. Впрочем, с Юлей у меня как будто что-то получилось, так может, и сейчас получится?

Вернувшись с тонометром, Никита тут же принялся разворачивать манжету.

– Ой, так подождите, борщ-то надо выключить! – вдруг вспомнила Любовь Александровна, порываясь подняться, но рука сына опустилась ей на плечо.

– Сиди, мам.

Кухня была такой крохотной, что Никита повернулся и со своего места легко дотянулся до плиты. Выключив газ, он протянул матери развёрнутую манжету.

– Давай. Надо измерить давление до и после.

– Да я и так чувствую, что повысилось, – проговорила Любовь Александровна, закатывая рукав халата и просовывая руку в манжету. – Голова болеть начинает…

– Значит, мы как раз вовремя, – сказал Никита.

Он нажал кнопку, и тонометр негромко загудел, накачивая воздух, потом автоматически начал его стравливать. Судя по писку прибора, раздававшемуся в такт пульсу, у Любови Александровны была ещё и аритмия. И вот, высветился результат: сто девяносто на сто десять.

– Ну, это ещё не так высоко, – отметила мама Никиты. – У меня и двести двадцать было…

Я намылила руки и около минуты подержала их под струёй воды – такой горячей, что кожа едва могла терпеть. Всё-таки у нас значительная разница температур: даже Вова заметил, обнимаясь с Никитой. Вытерев руки полотенцем, я вдобавок подержала их на горячем змеевике. Сочтя, что они достаточно согрелись, я подошла к Любови Александровне, которая слегка нервничала и по-прежнему была настроена скептически. Никита сидел возле неё на корточках и успокаивал:

– Мам, ну, ты же мне веришь? Я знаю, что говорю, а Лёля знает, что делает.

Знала ли я, что делаю? Скорее, я снова шла на ощупь, доверившись интуиции, но моя «пациентка» не должна была этого понять. Не мудря слишком долго, я сделала первое, что пришло в голову: приложила одну руку к левой стороне груди Любви Александровны, а другую – к соответствующей лопатке.

– То есть, вы просто так, руками, да? – послышался её робкий голос.

Я не ответила, сосредотачиваясь. Что-то менялось в теле под моими руками: кажется, мне удавалось найти с ним общий язык. Менялся даже запах. Неподвижно застывший Никита неотрывно наблюдал, но его волнение передавалось мне и выводило из равновесия.

– Андрюша, ты бы вышел ненадолго, а? Мешаешь сосредоточиться…

С языка нечаянно сорвалось его старое имя, а он даже не заметил и машинально повиновался. А Любовь Александровна удивилась:

– Андрюша?

– Это псевдоним такой, – выкрутилась я. – Оперативный.

– А…

Это прозвучало неуклюже, но для Любови Александровны сошло. А правда выглядела бы для неё вообще как бред: я почему-то знала, что она в реинкарнацию не верила. А изменения шли, став заметными уже не только мне.

– Ой… Кажется, легче становится, – пробормотала Любовь Александровна с изумлением.

Никита – тут как тут:

– Мам, ну, как ты?

– Да вроде… Вроде легче.

– Ну-ка, проверим давление.

Измерение показало цифры: 130/80.

– Ничего себе! – проговорила Любовь Александровна потрясённо. – Оно у меня само по себе уже не снижается почти, без таблеток не обойтись, а тут… Помогло! Помогло ведь, правда! – Она засмеялась, переводя сияющий взгляд с сына на меня и обратно.

– Возможно, нужно будет сделать так ещё пару раз, – сказала я задумчиво. – Хотя… Увидим. Измеряйте давление… Если оно будет повышаться снова, или сердце даст о себе знать – примем меры.

– Как ты себя чувствуешь? – допытывался Никита у матери.

– Да хорошо, хорошо! – ответила она со смехом.

То, что это правда, было ясно даже по её голосу: из глухого и усталого он стал звонким и радостным. Этот смех… Мамин смех.

– Надо же… Обычно, если давление резко сбить, тоже ничего хорошего, – продолжала Любовь Александровна описывать свои ощущения. – А сейчас… Хоть кросс беги!

– Ну вот, а ты ещё сомневалась, – улыбнулся Никита. – Лёля своё дело знает.

Жар его взгляда растопил меня, как кусок масла. А Любовь Александровна сказала:

– Лёлечка, у тебя такие тёплые руки! Спасибо тебе огромное… Это чудо какое-то!

15.12. Правда

Вернулся из магазина Вова. Увидев на кухонном столе тонометр, он нахмурился:

– Что, мам, опять давление?

На что Любовь Александровна бодро ответила:

– Уже нет! И представь себе, никаких таблеток. Лёля просто приложила руки и… Всё!

– Руки? – озадаченно повторил Вова. – Она у нас что, целитель?

– Видимо, да! Я прекрасно себя чувствую!

– Надо же… – Вова взглянул на меня с любопытством.

В отличие от взбодрившейся Любови Александровны, я испытывала лёгкую усталость, но на душе было светло. У меня получилось, я помогла ей. Пока было не совсем ясно, потребуется ли ей моя помощь в дальнейшем, но и то, что удалось сделать, весьма радовало. Впрочем, предстояло самое трудное, и оно начиналось прямо сейчас.

Вова выставил на стол литровую бутылку водки, выложил палку колбасы, длинный батон, салаты в пластиковых контейнерах. Любовь Александровна отозвалась о его выборе неодобрительно:

– Зачем взял эти магазинные салаты! Ими же отравиться можно!

Вова с улыбкой взглянул на нас:

– Заметьте, про водку она ничего плохого не сказала!

Мы с Никитой молча смотрели, как они накрывают стол. Признаюсь честно: мне захотелось просто сбежать, да и Никита чувствовал себя не лучше. Он сидел мрачный, глядя куда-то в угол, и Вова удивлённо заметил:

– Ребята, а что за похоронные лица? У вас свадьба, маме стало лучше… Радоваться ж надо!

Я подумала: может быть, эти люди, так легко принявшие сегодняшнее чудо, так же легко примут и эту новость? Любовь Александровна, по крайней мере, не упадёт с инфарктом. Теперь не должна. И всё же при мысли о том, что они сейчас испытают, мои потеплевшие руки снова стали холодными.

Вова разлил водку по рюмкам.

– Ну… Первый тост – за счастливое событие, которое, надеюсь, скоро последует! За жениха и невесту!

– Ой, я, наверно, только символически подержу, – сказала Любовь Александровна, поднимая рюмку. – Вроде лучше стало, но всё-таки пока побаиваюсь.

Вова выпил и вцепился зубами в бутерброд, а Никита сказал:

– Вован, прости, но мы тоже… символически.

– Как это? – нахмурился тот. – Ну, маме и Лёле ещё простительно, но ты-то с чего вдруг?..

Никита невесело усмехнулся одним уголком губ:

– Мы бы с удовольствием, но… Не пьём мы.

Вова слегка опешил.

– То есть, как это? Совсем, что ли?

– Совсем. – Никита посмотрел на меня. Да уж, настал момент истины…

Я кивнула для моральной поддержки. Он продолжил, медленно подбирая слова:

– Мам, Вов… Вы только не нервничайте и не бойтесь, ладно? Я… заразился во время одной из операций. Меня подстрелили, и в рану попала кровь хищника. В общем… Я не человек больше.

Повисла страшная тишина. То есть, это для них, людей, была тишина, а мы слышали биение их сердец и шум крови в сосудах. Слегка побледневший Вова проговорил:

– Ты… шутишь, что ли? Брат, не смешно.

– Не шучу, – сказал Никита. – Мы решили, что будет лучше, если я сам скажу вам об этом, а не кто-то чужой. Мама… Когда ты приезжала ко мне, всё это: роскошная палата, внимание, оплата твоего проезда – было показухой. Люди держали меня на крючке, угрожая, что уничтожат меня и сообщат всю правду тебе… заведомо зная, что ты этого не вынесешь. Я не мог этого допустить и вынужден был согласиться работать на них. Им нужен свой… – На язык просилось слово «человек», и Никита запнулся. – Шпион в лагере противника.

Тикали кухонные часы, у соседей работали телевизоры, журчала по трубам вода. Кто-то наверху принимал ванну. Работал холодильник. Орали коты в соседнем дворе.

– Мам, я только из-за тебя… согласился. А потом встретил Лёлю. Она тоже… хищница, но не обычная. Она обладает целительским даром, и мы решили, что вылечим тебя и расскажем всю правду сами. И тогда этим гадам… – Никита с усмешкой сверкнул глазами и сложил пальцы в фигу.

Рука Любови Александровны была прижата к груди… по привычке. Там ничего не болело, просто сильно билось сердце. И тем не менее, Никита встревожился:

– Мама…

Он вскочил со своего места и присел перед ней на корточки, взял её руку и прижал к губам.

– Мамуль… Кем бы я ни был, человеком или хищником, я тебя люблю. И на всё ради тебя готов. Вот и всё.

Я решила, что мне пора тоже сказать пару слов.

– Любовь Александровна, Вова… Вам не нужно бояться хищников. Они ничуть не страшнее людей. Начну с того, что меня зовут Аврора… Да, та самая, чьим именем названо всемирно распространённое Общество. Только к его созданию я не имею отношения, я теперь возглавляю другое сообщество хищников – Орден. К вашему сведению, питаемся мы донорской кровью, а в качестве доноров выбираем, скажем так, не самых лучших представителей человеческой расы – всевозможных негодяев, преступников. Среди нас есть небольшая группа, которой требуется гораздо меньше крови для поддержания сил, чем обычным хищникам – всего пару стаканов в неделю или около того. К ней принадлежу и я. Мы обладаем способностью исцелять и вполне могли бы быть полезными людям, но они предпочитают нас убивать. Люди всегда боялись неизвестного и видели в нём опасность. Конечно, проще убить, чем разобраться… Они не знают нас и, видимо, не очень-то хотят узнать. То, что мы питаемся их кровью, они считают достаточным аргументом в пользу нашего уничтожения. Да, долгое время хищники просто паразитировали на людях, беря от них то, что им нужно, и ничего не давая взамен, но времена изменились. Изменились и сами хищники, среди них появились мы – способные брать очень мало, а давать очень много. Если бы люди поняли, что можно сосуществовать с нами на взаимовыгодных условиях… Мы хотим, чтобы они это поняли, и попытаемся этого добиться. Удастся ли? Не знаю. Прошу вас, поверьте нам.

Я умолкла. Любовь Александровна и Вова тоже молчали. Никита держал ослабевшую и безвольную руку матери в своих и не сводил взгляда с её лица, а она смотрела на него – без слёз, не мигая, бледная и неподвижная. Поняла ли она меня? Трудно сказать. Единственное, в чём я убедилась, так это в том, что мы выбрали верную последовательность действий: сначала подлечить её сердце, а уж потом рассказывать…

Вова налил себе полную рюмку водки, залпом выпил и, зажмурившись, уткнулся в рукав. Опрокинул в себя ещё одну, закусил колбасой, налил третью, но так и не притронулся – просто сидел, уставившись на неё.

Рука Любови Александровны поднялась и легла на голову Никиты.

– Кем бы ты ни был, ты всё равно мой сын.

15.13. На крыше

Мы с Никитой смотрели с крыши на машину, которая наблюдала за домом. Точнее, делали это сидевшие в ней люди.

– Вот придурки, – хмыкнул Никита. – Чего они там увидят? Надо было на ближайшей крыше пост разместить. Или на верхнем этаже.

– Они рассчитывали на то, что ты бескрылый пешеход, – улыбнулась я.

– Блин, когда же эти крылья вырастут? Конечно, мне приятно, что ты носишь меня на руках, но должно быть наоборот.

– Скоро. Через пару месяцев.

Мы стояли посреди океана вечерних огней, а над нами мерцали звёзды. Никита, взяв моё лицо в свои ладони и уткнувшись лбом в мой, сказал:

– Лёлька… Спасибо тебе за маму.

– Не за что…

Его губы защекотали мои брови и глаза, и я, зажмурившись, ёжилась под поцелуями. И впрямь как жених и невеста… Кстати!

– Ник, а это что было за заявление?

– Насчёт чего?

– Насчёт того, что я твоя невеста. Может, сначала надо было меня спросить, согласна ли я?

На меня смотрели два недоуменно округлившихся глаза.

– А ты не согласна?

Поразительно… Он ни на секунду не допускал мысли о том, что я могу сказать «нет».

И он был прав.

– Предложение где, чудик?! – фыркнула я.

– А… Вот ты о чём! – заулыбался он. – Ну так… Вот оно.

Я покачала головой.

– Мне сразу показалось, что ты не такой, как все, но чтобы настолько… Чудо ты в перьях.

В его глазах мерцала задумчивая нежность. Взяв мою руку, он обхватил большим и указательным пальцем запястье.

– Лёлька, ты согласна стать моей женой?

У меня, как обычно, не получилось сомкнуть кончики пальцев вокруг его запястья, и я заменила указательный безымянным. Теперь удалось.

– Да.

Глава 16. Не меч, но мир
16.1. Новое задание

Тяжёлый бронированный «Хаммер» грунтового цвета катил по коричневой от мартовской грязи трассе. «Кальтенбруннер» – полковник Радович – молча, с каменным лицом слушал мой доклад.

– Численность так называемых достойных – сто семьдесят семь. Именно они и обладают даром предвидения, благодаря которому им удаётся просчитывать ваши действия. Ещё они могут мгновенно заживлять раны и лечить болезни, а крови им требуется значительно меньше, чем обычным хищникам – около четырёхсот граммов в неделю. К вирусу они устойчивы, до сих пор среди них не обнаружено ни одного заразившегося. Ну вот, по вопросу о способе получения ими информации о готовящихся операциях – всё.

Радович, выслушав, спросил сухо:

– Есть что-то ещё?

Я сказал:

– Если разрешите, пару слов о намерениях хищников. Они не хотят войны. Заметьте, они не нападают, а только защищаются. Если достойные перейдут в наступление… Людям может очень сильно не поздоровиться. Но они этого не делают.

– Хм, и почему, по вашему мнению? – спросил Радович.

– На самом деле мирное сосуществование людей и хищников возможно, – сказал я. – На взаимовыгодных условиях. Их способности могли бы быть весьма полезными людям: например, в розыскном деле пригодилось бы их чутьё, а о целительском даре и говорить нечего. Зачем воевать, если можно сотрудничать? Хищники людям – свои способности, люди им – пищу, на той же донорской основе. Не так уж велика их численность, чтобы человечество не могло их прокормить. А польза от них могла бы быть огромная.

– Вот именно, что «бы», – хмыкнул Радович. – А они готовы эту самую пользу приносить?

– Думаю, готовы, – кивнул я. – Побывав среди них, я пришёл к такому выводу.

Полковник снова хмыкнул. Его глаза поблёскивали недоверием из-под низко надвинутой на лоб форменной шапки.

– Не верю я им, – сказал он. – И вам тоже не очень. Вас перевербовали?

– Вам этого не узнать, – усмехнулся я. – Придётся верить на слово.

– Как там здоровье мамы?

Если бы не вооружённый шофёр-телохранитель, я бы вырвал ему глотку, но вместо этого только проскрежетал:

– Спасибо, мама чувствует себя хорошо.

Радович холодно ухмыльнулся.

– Настолько хорошо, что в её медицинской карте написано об исчезновении признаков ишемической болезни сердца?

Говорил же я ей, чтобы не ходила в больницу! Но всего невозможно учесть – всех деталей, наверно, даже достойные не в состоянии предвидеть. Что делать?

– Так это вы, наверно, поощрять меня начали, – попытался я удержаться на плаву.

– Мы пока ещё ничего не начинали, – ответил он.

От его взгляда у меня заледенела спина. А от его следующих слов в глазах позеленело.

– Ваши мать и брат у нас, Дудник. Не беспокойтесь, вреда им не причиняется, но вы не сможете получить к ним доступа, пока не выполните следующее задание. Оно будет состоять в уничтожении парочки Войцеховская – Рассохин. Да, да, вы не ослышались. Это ваш приятель Дэн и его куратор, которые выполняли наше задание, выслеживая затаившихся хищников. Но они переметнулись на их сторону и передают нам информацию с задержкой, а их предупреждают. Было принято решение их уничтожить… Обоих, так как у нас есть сведения, что Войцеховская тоже больше не человек.

Я думал, что моё окаменевшее горло потеряло способность издавать какие-либо звуки, но, как ни странно, голос меня послушался.

– А почему бы вам самим их не уничтожить? Послать взвод…

– Нет, – перебил полковник. – Это привлечёт внимание. Мы не хотим шума вокруг этого проекта, поэтому ликвидация поручается вам, Дудник. И… по-моему, вы не в том положении, чтобы задавать много вопросов, не так ли?

Что ж, логика в этом есть… Они облажались, вот и не хотят громкой операции, предпочтя замести следы своей лажи по-тихому. А если всплывёт, что они использовали незаконные методы принуждения… Дэн здорово попал. И эта незнакомая мне девчонка. Бедняга.

– Неплохо держитесь, – заметил полковник с холодным подобием усмешки.

Видимо, он ожидал от меня истерики. Мои челюсти сжались до боли. Холодная ярость – вот всё, что я сейчас испытывал. Но я её обуздал, как учила Лёлька, хотя ударом кулака мог расколоть полковнику череп, как арбуз. Мы что-нибудь придумаем, мы вызволим маму и Вовку и покажем им всем здоровенную фигу. А пока…

– Какие будут инструкции?

Он прищурился и беззвучно усмехнулся: видно, оценил мою выдержку.

– Мы высадим вас поблизости от местоположения вашей цели; думаю, с вашим нюхом вы без труда их найдёте. На выполнение задания у вас будет двенадцать часов, ни минутой больше. Постарайтесь уложиться, если хотите, чтобы с вашей семьёй было всё в порядке.

Я ничего не мог с собой поделать: из горла сквозь намертво сцепленные зубы рвалось низкое нутряное рычание.

– Но-но-но, потише! – процедил полковник, не без опаски косясь на меня. – Держите себя в руках, Дудник.

«Всё-таки боится, гад», – внутренне позлорадствовал я.