Текст книги "Великий магистр (СИ)"

Автор книги: Елена Грушковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

11.13. Горы, ёлки и радость

В доме горел свет, а на крыльце лежали пятеро сотрудников особого отдела. Наши… Наши здесь побывали! Радость сшибла меня с ног, накрыв, как волна цунами, и я осела на ступеньки. Горы, ёлки и радость.

У радости был запах спирта.

Выдернув шприц из ближайшего бесчувственного тела, я сжала его в кулаке… Наши.

А конкретнее – Цезарь, мой муж и отец моих детей.

Всё. Всё!

Альварес, пошёл ты в задницу! Мы сделали тебя!

Я сидела на ступеньках и смеялась.

И тут зазвонил телефон. (Мне его вернули, перед тем как я покинула базу).

– Сеньорита! Где ты?

– Привет, Цезарь, – ответила я сквозь смех. – Я возле домика… Тут… спящие красавцы, в количестве пяти штук. И спиртом пахнет…

– Малыш, дети со мной. Всё хорошо.

– Я уже поняла…

– А чего ты смеёшься?

– Да так… Просто хорошо, вот и смеюсь…

– Давай, дуй в замок, быстро! Ждём тебя!

– Уже лечу…

Глава 12. Президент

12.1. Переговоры

– Временное прекращение военных действий? Как-то смущают меня ваши формулировки, господин Альварес. Может, всё-таки мир?

– До мира, уважаемые, нам ещё как до Луны и обратно.

Случилось то, чего Альварес так старался не допустить: «демоны» присоединились к Ордену. В ту же ночь посланный на базу Алекс привёл их всех с собой. Я приняла решение о расформировании отряда «демоны», и его члены теперь именовались достойными – кем они, по сути, и являлись. Места в замке уже не хватало, и их было решено разместить в заброшенной деревушке в его окрестностях: слишком далеко от себя я их держать не хотела, поскольку общение с ними мне предстояло каждодневное. Жильё там было хоть и ветхое, но привести его в мало-мальски божеский вид представлялось возможным, чем бывшим «демонам» и предстояло заняться в свободное от обучения время – разумеется, им нужно было срочно навёрстывать упущенное, чтобы сравняться с нами. Быть достойным – это не значило лишь уметь отклонять пули и наносить удары невидимой волной, моментально регенерировать и исцелять раны других. Достойный – это ещё много чего.

Мы втроём – я, Оскар и Альварес – сидели в президентском кабинете. И.о. президента уже оправился после ранения, но чувствовал себя не лучшим образом, причём скорее в моральном плане, нежели в физическом. Затруднения по мужской части, которые он теперь испытывал, отнюдь не способствовали смягчению его нрава, а выражаясь простым языком, он был злой как чёрт. Нет, он не кричал и не брызгал слюной, но злоба чувствовалась в каждом его движении и каждом слове. Он был не из тех, кто впадает в депрессию и распускает сопли, но в нашем случае, наверно, для всех было бы лучше, если бы он как раз являлся таким. Увы, к всеобщему несчастью, Альварес принадлежал к типу личности, которая, когда ей плохо, заставляет страдать и окружающих.

Чувствуя необходимость в переговорах, мы отправили «Авроре» официальное послание на имя и.о. президента Мигеля Альвареса, не особо надеясь на ответ, но неожиданно получили его: Альварес изъявил согласие сесть за стол переговоров. Что-то мне подсказывало, что миром здесь ещё не пахло, но такую возможность не следовало упускать.

То, что он предложил, было, однако, странным.

– Что вы подразумеваете под «временным прекращением военных действий»? Сколько оно продлится? Что может послужить причиной для их возобновления? Слишком туманные у вас формулировки, господин Альварес, – сказал Оскар.

Альварес восседал за президентским столом подобно сфинксу, наполняя пространство кабинета зловещими флюидами. Честное слово, паутина вблизи него просто корчилась в судорогах.

– Полагаю, «прекращение военных действий» означает именно «прекращение военных действий», и ничего иного, – ответил он. – А временное оно потому, что мы ещё не приняли окончательного решения по поводу дальнейших отношений с Орденом.

Я вздохнула.

– Мигель, давайте начистоту. Вы понимаете, что проигрываете. Не верю, что вы этого не осознаёте. Для чего нужно это упорство? Что и кому вы хотите доказать и чего этим добьётесь? Эта война бессмысленна. Да и не только эта – все войны вообще… Наилучшим решением было бы заключение мира – я так считаю.

Казалось, Альварес окончательно превратился в каменное изваяние, и вся жизнь замерла в нём, только губы шевелились, отвечая.

– Повторяю: мы ещё не приняли окончательного решения. О мире говорить рано, поэтому мы выступаем с предложением о временном прекращении военных действий. Если вас это не устраивает – ничего не могу поделать.

– Ну что ж, худой мир лучше доброй ссоры, – сказала я. – Хоть меня и сильно смущает эта формулировка, но ввиду отсутствия иных предложений придётся принять это.

12.2. Месяц

От Альвареса мы отправились в медицинский центр. В холле нас сразу остановили сотрудники особого отдела:

– Стойте. Вам сюда доступ запрещён.

– Спокойно, собратья, – улыбнулась я, кладя руку на плечо обратившегося к нам сотрудника. – Мы с дружеским визитом, и наши намерения абсолютно мирные.

Защита у хищников тоже имеется, хоть и не такая сильная, как у достойных – без «скорлупы», и толщина слоёв меньше. Лёгкое психоэнергетическое прикосновение оставило их в состоянии небольшого «зависания», и мы беспрепятственно прошли к палате Юли.

Хотя я была без диадемы и в форме «волков», дежуривший там сотрудник особого отдела сразу узнал меня. Он встал и сказал:

– Госпожа Великий Магистр, сюда вам нельзя. Прошу покинуть палату.

– Опять нельзя, – вздохнула я, используя тот же приём, каким я заставила «зависнуть» охрану в холле. – Почему ж нельзя-то, если мы пришли с миром и не причиним президенту никакого вреда?

Да и невозможно было уже, наверно, нанести ей больший вред, чем уже был нанесён. От того, что я увидела, сжалось горло.

Состояние Юли было близко к коме. Отвисшая нижняя челюсть, закатившиеся под верхние веки глаза. Я спросила у подошедшего врача, широкоплечего и высокого:

– Что с ней происходит?

Тот помялся и ответил, косясь на сотрудника особого отдела:

– Ну, возможно, вследствие поражения головного мозга…

Я повернулась к сотруднику и сказала:

– Друг мой, не могли бы вы оставить нас на пять минут?

С какой стати он, сотрудник особого отдела, должен был исполнять просьбы Великого Магистра Ордена? А с такой, что я ОЧЕНЬ УБЕДИТЕЛЬНО попросила. Я не нанесла ему вреда и не пробила защиту, только чуть-чуть затронула…

Он вышел.

– Итак, – сказала я, когда мы с врачом остались над Юлей вдвоём. – Что происходит? Только честно. Я чувствую, вам самому это не по душе.

– Спирт очень вреден для нашего организма, вы знаете, – ответил тот, всё ещё колеблясь. – Как наркотики для человека – так и он для нас. Приступы возбуждения, возникающие у госпожи президента, купируются только спиртом… В связи с привыканием приходится увеличивать дозу…

– Какова уже доза?

– До тридцати граммов в сутки… Это притом, что максимальная допустимая – десять.

– Неужели нельзя использовать ничего другого, кроме спирта?

– Больше ничто не даёт такого эффекта.

– А психотехники не могут помочь?

– Нет. На обработку – неадекватная реакция. То, что можно сделать с более или менее здоровой психикой, здесь не проходит. Результат непредсказуем. Несмотря на все достижения современной медицины, тяжёлые психические расстройства и у людей-то по-прежнему мало поддаются лечению… У нашей расы с этим обстоит не лучше.

– Каков прогноз при дальнейшем использовании спирта?

– Неблагоприятный… Как я уже сказал, поражение важнейших структур мозга… – Доктор почесал нос, устало нахмурился. – Разрушение высших психических функций. Необратимая кома, развитие хронического вегетативного состояния… Состояния «овоща», проще говоря. Ну, и как итог – необратимый анабиоз, понятие которого у нас эквивалентно понятию смерти.

– Сроки?

– Мы, конечно, используем все известные средства для поддержания мозга и минимизации вредного воздействия спирта, но в данном случае это только на десять-пятнадцать процентов… продлевает мучения. Три недели такой «терапии» она ещё выдержит. Максимум – месяц.

В тишине я слышала только скорбный звон нитей паутины. Доктор выглядел усталым и задумчивым. Указом Альвареса Гермиона и её заместитель Иоширо Такаги были сняты с должностей в центре и исключены из «Авроры» – заочно, поскольку с той ночи они находились под защитой Ордена и ни дома, ни на своих рабочих местах не появлялись.

– Кого назначили вместо Гермионы? – спросила я.

Доктор, выйдя из задумчивости, ответил:

– Меня. Я доктор Отто Береш.

Квадратное лицо с мужественным подбородком, узкие губы, намечающиеся вертикальные складки на щеках – всё как будто говорило о воле и жёсткости, но глаза – большие, задумчивые – были совершенно «из другой оперы». Как части двух разных лиц, составленные вместе. Глаза мечтательного юноши, а лицо – генерала. Забавно. Телосложение прекрасное, в плечах – косая сажень. Шатен, стрижка не слишком короткая, с падающими на лоб прядями.

– Давно здесь работаете? – спросила я.

– Со дня основания. Начинал вместе с Гермионой. Просто не представляю, как центр будет без неё и Иоширо…

Я улыбнулась.

– Уже скучаете по ним? А давайте тоже – к нам?

Он тоже улыбнулся.

– Я бы с удовольствием… Но на кого центр останется?

– Прогнётесь под Альвареса?

Пожал плечами.

– Он мне безразличен. Для меня важен центр.

– Надеюсь, вас не коснётся его… гм, правящая рука, – сказала я. – Но если что – мы с радостью вас примем. Доктор Гермиона теперь возглавляет наш небольшой медицинский центр. Он – не то что этот, но всё-таки…

– Благодарю вас. Буду иметь в виду, – улыбнулся доктор Береш.

Неужели Юле осталось жить месяц?

12.3. Спасти

Это не давало мне покоя ни днём, ни ночью. Однако у меня было много хлопот с обучением новых достойных; я поручила собратьям помочь им обустроить их жизнь, и в деревушку свозились стройматериалы для ремонта домов, нужные в быту вещи, одежда. Впрочем, перед тем как приступать к обучению, нужно было добиться, чтобы их психика «оттаяла» после обработки, чтобы их эмоции вернулись в нормальное русло, а лучшего средства для этого, чем упражнение «единство», просто не было.

На просторном лугу за деревней мы разжигали большой костёр и становились вокруг него. Я передавала по кругу чувство любви-единения, и оно, пройдя сквозь их души, отогревало их, как огонь костра, плясавший свой танец страсти под тёмным вечерним небом; по тому, в каком виде чувство возвращалось ко мне, я оценивала состояние группы и степень их готовности к восприятию новых знаний. Не нужны были сложные и длинные психологические тесты, беседы и анализы: всю нужную информацию давал отпечаток, с которым, пройдя сквозь круг, возвращалось ко мне отправленное мной чувство. Оно приходило в несколько искажённом виде, но раз за разом искажение становилось всё меньше, а это значило, что достойные приходят в нужную для начала занятий форму.

И всё-таки меня беспокоило состояние Юли. Всякий раз, когда я вспоминала о ней, сердце сжималось от щемящей жалости, а перед мысленным взглядом вставало её лицо с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Лицо, в выражении которого не было ничего разумного и осмысленного. Насколько повреждён её мозг? Сколько теперь требуется спирта в сутки, чтобы снять приступы возбуждения? Может, уже не тридцать граммов, а больше? Ремни и даже цепи для хищника – не препятствие, поэтому, видимо, без успокоительного средства нельзя было обойтись. Но как быть, если это средство разрушало её разум ещё сильнее?

И всякий раз, думая об этом, я испытывала непреодолимое желание что-то сделать, как-то помочь. Спасти её. Это желание поднималось во мне, как приливная волна, властное и неумолимое, смывая собой все преграды и обиды. Да собственно, даже слово «обиды» тут не совсем подходит: обиды как таковой на Юлю у меня не было, только боль от натворённых ею безумств и их последствий. Что с ней произошло? Как она могла превратиться из той хрупкой и неуверенной питерской девушки в это неуравновешенное, беспринципное, стремящееся к власти любыми средствами существо? Или всё это в ней уже тогда БЫЛО?

Нужно что-то сделать. Не дать ей умереть.

Да, она выгнала меня из «Авроры». Да Бог с ним, «Аврору» я никогда не считала своей. Я была там как пятое колесо. Как ни парадоксально звучит, Орден мне ближе и роднее, он по-настоящему мой. И тут нет ничего искусственного, всё идёт от сердца, из души.

Да, она подстроила повод к войне и таки развязала её. Это уже серьёзнее, но…

Я не могу допустить её смерти. Она не должна умирать вот так. Если я могу что-то сделать, я должна это сделать.

12.4. Без спирта

Я снова отправилась в центр. Дежурившие там сотрудники особого отдела снова преградили мне путь, но я раздвинула их, как занавески, и прошла сквозь заслон.

Палату Юли оглашал дикий звериный рык, как будто там пытались укротить льва. Четверо сотрудников центра, весьма крепкого телосложения, удерживали бьющуюся Юлю за руки и ноги, а доктор Береш целился шприц-ампулой ей в шею. Я выбросила вперёд руку:

– Отто, подождите! Не надо!

Он обернулся, и вырвавшаяся из хватки ассистента нога Юли ударила его по руке. Шприц-ампула вылетела и покатилась по полу.

– Отто, в сторону! Пустите меня к ней! – воскликнула я.

Вглядываясь в неузнаваемо искажённое яростью лицо с оскаленными клыками, я взяла его в свои ладони.

– Юля… Всё хорошо. Не хочешь укол? И не надо. Никто тебе его не поставит.

Она вдруг перестала биться. Ассистенты ещё держали её, но бешеное напряжение её мускулов уже пропало, яростный оскал сменился плаксивым выражением. По её щекам покатились слёзы, и она протяжно и душераздирающе завыла. Это даже не было похоже на человеческий плач, это был именно вой – вой страдающего зверя. Он пронзил меня до глубины души… и мне самой захотелось завыть – от жалости к страданиям живого существа. И мне было всё равно, что она сделала, когда была разумной. Я гладила её по коротким волосам – её подстригли для удобства ухода – и повторяла успокаивающе:

– Всё, Юля, всё… Никто тебе не сделает больно. – И добавила, обращаясь к ассистентам: – Можете отпустить её.

Те не спешили исполнять, всё ещё недоверчиво косясь на неё. Я повторила:

– Отпустите. Она не опасна.

Ассистенты неохотно разжали хватку. Только сейчас я заметила, что все руки и ноги Юли были в синяках.

– Спирт влияет и на скорость регенерации? – спросила я доктора Береша.

Он, не сводя с Юли такого же настороженного взгляда, как у ассистентов, ответил:

– Да, он несколько снижает её.

Мои поглаживания, похоже, действовали на неё успокаивающе. Она сжалась в позе эмбриона, и я укрыла её одеялом. Но едва я сделала шаг в сторону от кровати, как она сразу встревоженно закричала и вцепилась в мой рукав, и мне пришлось присесть рядом. Это снова успокоило её.

– Я с тобой, я никуда не ухожу, – ласково повторяла я, поглаживая её.

Юля тянула меня за куртку, стараясь прижаться ко мне, и я обняла её. Она со звериной злобой и обидой косилась на доктора и ассистентов, прильнув ко мне в поисках защиты. Гладя её прижавшуюся к моей груди голову, я спросила:

– Она совсем не разговаривает?

– Нет, только кричит, как животное, – ответил доктор Береш. – Полагаю, повреждены участки коры мозга и прилегающие подкорковые области, отвечающие за речь, отсюда – афазия. Понимание речи окружающих также затруднено, присутствует и расстройство навыков чтения и письма.

– Ужас, – пробормотала я. – Ещё что-нибудь? Говорите всё как есть, Отто.

Доктор Береш помолчал немного и добавил:

– Могу только уточнить. Длительное воздействие на организм спирта привело к повышенному тромбообразованию и закупорке сосудов мозга… Вследствие этого – мелкоочаговое ишемическое поражение подкоркового белого вещества и развитие мультиинфарктной деменции. – Заметив мои нахмуренные брови, он скомканно закончил: – Кхм, ну, это уже специфические детали. Проще говоря, психическое расстройство усугубляется мозговой сосудистой недостаточностью.

– В общем, так, – сказала я. – Больше никакого спирта. Это убивает её.

– Но как мы будем купировать приступы возбуждения?

– Вы видите, как она успокоилась в моём присутствии? Буду приходить и успокаивать. Если потребуется – буду сидеть возле неё.

Слово – не воробей, сказать-то я это сказала, но вот как буду осуществлять? Ведь у меня ещё достойные, их обучению тоже нужно уделять немало времени. В общем, ещё сама толком не зная, что, как и когда я буду делать, я взялась за лечение Юли. И – снова на ощупь, вслепую, сантиметр за сантиметром звенящих нитей паутины…

Я два часа провела возле Юли, поглаживая её по голове и ласково разговаривая с ней. Возможно, она не понимала моих слов и даже не узнавала меня, но её успокаивало само моё присутствие и звук голоса; когда ассистент принёс пакет с кровью, чтобы покормить её, она враждебно оскалилась и глухо зарычала, и тот сказал ей, как собаке:

– Ну, ну… хорошая девочка.

Несмотря на то, что он принёс еду, Юля не хотела его к себе подпускать – рычала всё более угрожающе, и я, опасаясь, как бы это не кончилось новым приступом, взяла у ассистента пакет и сказала:

– Выйдите, пожалуйста. Вы видите, как она на вас реагирует? Не надо её нервировать.

Тот пожал плечами и вышел, а я открыла пакет и поднесла ко рту Юли.

– Пора кушать…

Стоило Юле учуять запах, как в её глазах вспыхнул кровожадный блеск, и она впилась ртом в пакет. Высосав всё до капли, она заурчала, как сытая кошка, и принялась тереться головой о моё плечо. Я обняла её, и она, прижавшись к моей груди, уснула.

Вошёл доктор Береш.

– Надо же… Вы и правда её успокоили, – сказал он вполголоса.

– Вот видите, и никакого спирта не нужно, – ответила я.

– Но приступы у неё бывают до трёх раз в день, – заметил доктор Береш. – А иногда и по ночам. Вы будете приходить каждый раз?

– Посмотрим, – сказала я.

В этот момент в палату ворвалась вооружённая охрана из особого отдела. Старший открыл было рот, но я приложила палец к губам, взглядом показывая на спящую на моей гуди Юлю, и он сказал шёпотом:

– Госпожа Великий Магистр, незамедлительно покиньте палату и здание центра. Это приказ исполняющего обязанности президента Общества «Аврора» Мигеля Альвареса.

– А я не повинуюсь приказам господина Альвареса, – также шёпотом ответила я. – Поскольку не являюсь его подчинённой. Он может меня только просить, а исполнять его просьбы или нет, я буду решать сама.

Старший угрожающе прошептал:

– Не вынуждайте нас применять силу, госпожа Великий Магистр! Немедленно отпустите президента!

– Ребята, сил у вас против меня, мягко скажем, маловато, – тихо рассмеялась я. – Серьёзно вам говорю. Давайте не будем затевать тут мышиную возню, а то президента побеспокоим, она проснётся и начнёт сильно нервничать. Вас же и покусает. Я ничего плохого ей не делаю, вы же видите.

– У нас приказ выдворить вас из центра, – ответил старший группы. – Вы по-прежнему остаётесь персоной нон грата, а значит, не должны здесь находиться.

– Я в курсе, – сказала я. – Но я хочу помочь президенту, а значит, мне придётся здесь находиться. Или, может быть, вы разрешите мне её забрать? Так будет и для меня удобнее, и вас избавит от моего появления на вашей территории.

– Об этом не может быть и речи. Отпустите президента и покиньте центр. Вы хотите спровоцировать конфликт?

Я вздохнула.

– Ладно, раз вы такие твердолобые… Конфликта я, конечно же, не хочу – мы только что заключили договор о временном прекращении военных действий.

Я начала осторожно опускать Юлю на подушку, но она беспокойно застонала во сне и вцепилась в мою куртку. Я замерла, прислушиваясь. Нет, не проснулась.

– Опустите президента, – повторил старший.

– Да подождите вы, – прошипела я. – Я не могу резко оторвать её, она же проснётся… И такое начнётся!.. Вы хотите, чтобы у неё случился приступ?

Я ещё несколько секунд подержала Юлю в объятиях, убеждаясь, что она не собиралась проснуться, и только потом с величайшей осторожностью разжала её пальцы. Уложив её, я укрыла её одеялом и напоследок тихонько погладила по волосам. Мне не хотелось её оставлять, сердце сжималось от грусти, жалости и беспокойства. Во сне у неё было по-детски простодушное выражение лица, без налёта жестокости и властолюбия, я узнавала в ней ту Юлю, с которой я познакомилась когда-то в Питере. У меня даже мелькнула мысль: а может, ей и лучше быть безумной? Сбросить бремя страстей и грехов, освободить разум от суетных мыслей, стать подобно ребёнку или бессловесному животному – может, так её душа очистится? Может быть, сумасшествие для неё – благо?

– Госпожа Великий Магистр, – вернул меня к реальности настойчивый шёпот старшего в группе охраны. – Покиньте здание центра.

Я вздохнула и пошла к двери. В дверях я обернулась и бросила взгляд на Юлю: она спокойно спала. Что будет, когда она проснётся и не найдёт меня рядом? Станет кричать, плакать? Буйствовать? И тогда ей снова вколют спирт, разрушающий её мозг… Внутри у меня зашевелилась жгучая злость на твердолобых сотрудников особого отдела, слепо исполняющих приказ Альвареса и тем самым мешающих мне помочь ей. Что за идиотизм!

Доктор Береш проводил меня до выхода. Прощаясь, я дала ему номер своего телефона – новый, «чистый» и неопределяемый, которым недавно снабдил меня Каспар, использовав свои старые связи.

– Если что – звоните мне, Отто. Попробую в следующий раз обойти охрану, но для этого вам нужно будет открыть окно палаты.

– Дежурный охранник не даст, – покачал головой доктор Береш.

– Придумайте что-нибудь, – сказала я.

– Ну… Ладно, попробую.