Текст книги "Крик души (СИ)"
Автор книги: Екатерина Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
Глава 30
Приближался Новый год. Вслед за тоскливым ноябрем в Москву пришел морозный, снежный декабрь. Окутав суетный город-мегаполис волшебным белесым покрывалом и ветром, кружащим снежный клубок колких хлопьев вокруг спешащих куда-то людей, декабрь, в отличие от последнего месяца осени, был спокоен и нерешителен, будто выжидал ответственного момента, чтобы сказать заветное слово победителя.
Уже вторую неделю подряд стояли крепкие морозы, спадать которые, по всей видимости, не собирались до января. И вместе с устоявшимися морозами устоялись и отношения Антона и Даши, превратившись в некое подобие дружеских. В той мере дружеских, какие для них вообще были возможны.
Хрупкий и, как подозревали Даша и Антон, недолговечный мир установился между ними с памятного ноябрьского вечера, когда ломаная кривая их отношений, постоянно скачущая от максимума к минимуму, вдруг остановилась на золотой середине. Неожиданно и полноправно утвердив свои правила.
В тот памятный вечер пятнадцатого ноября. Когда у Антона был день рождения.
В тот день Даша задержалась в школе. Леся с отцом еще в начале недели уехала в Санкт-Петербург на фотовыставку известного европейского фотографа, Паша по делам оказался заброшенным в Казань, а сама Даша вынуждена была мириться со своим положением одиночки в Москве. Рядом с Антоном.
Ее унылое настроение пытался скрасить Рома, который в последнее время стал уделять ей больше внимания, чем она могла от него ожидать и чем хотела бы от него принять. В столовой он садился рядом с ней, рассказывал нелепые, но, надо признать, веселые истории, стараясь ей угодить, и Даша невольно начинала улыбаться в его компании. Однажды он под предлогом, что ему «по пути», предложил проводить ее до дома, но девушка категорически отказалась, сославшись на дополнительные занятия. Рома настаивать не стал, но в его глазах она увидела решительный огонек, и мысленно уповала на то, чтобы в столицу скорее вернулась подруга. Так как совсем не была уверена, что Рома не пойдет в атаку еще раз.
О дне рождения Антона Вересова Даша благополучно забыла, утомленная и уставшая. Она вспомнила об этом лишь, когда, вернувшись домой после факультатива по биологии и индивидуального занятия по немецкому языку, обнаружила целую орду не знакомых ей людей, расхаживающих по квартире с видом, будто являлись ее хозяевами.
Как всегда, открыв своими ключами дверь, Даша нерешительно застыла у входной двери, прижавшись к той спиной, и изумленно хлопая ресницами и слушая заводную клубную музыку.
«Что здесь происходит?» мелькнуло у нее в голове, а сердце, замерев, бросилось вскачь.
Продолжая стоять у двери еще с минуту, завороженно хлопая глазами и пытаясь прийти в себя, Даша огляделась. Чужие мужские куртки, женские шубки и пальто, шапки, шарфики и сапоги…
Девушка метнулась вперед, желая узнать, что происходит, но, опешив, уставилась на то, как высокая и изящная, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, девица, облаченная в красное платье, прошествовала мимо Даши, в нерешительности прислонившейся к входной двери, а потом вдруг остановилась и уставилась на нее со смесью изумления и легкого негодования в глазах.
– Ты тоже приглашена? – спросила она, изогнув тонкие бровки.
Даша не поняла, что оскорбило ее больше: то, что эта незнакомка обратилась к ней так фамильярно, или то, что она была не в курсе, что вообще происходит в доме, который ей приказали считать своим.
– Я здесь живу, – заявила Даша, решительно отойдя от двери и не бросив на девушку больше и взгляда.
– Живешь?..
– Где Антон? – не слушая ее, перебила Даша, скинув куртку и повесив ее на вешалку.
– В гостиной, – изумленно выдавила из себя незнакомка, разглядывая Дашу с ног до головы. – А ты кто?
И тут Даша обратила свой взор на нее. Брови ее взметнулись ко лбу, губы иронично скривились.
– Я воспитанница Антона, – наслаждаясь изумлением незнакомки, проговорила она. – Он разве не сказал, что является моим опекуном? – сладко протянула девушка, откровенно блаженствуя.
На лице незнакомки мелькнула тень, глаза расширились. Она скользнула по Дашиной фигурке, облаченной в джинсы и серый свитер, медленным взглядом, казалось, оценивая каждый сантиметр тела, а, наткнувшись на вызывающий девичий взгляд, сглотнула и поджала губы.
Даша сощурилась, начиная ощущать в груди нарастающий гнев от непонимания и раздражения. Но не успела она потребовать объяснений, как была остановлена внезапно появившимся в дверях мужчиной.
– О, кого я вижу, кого я вижу, – послышался мужской голос. – Наша язва пожаловала, а мы и не ждали!
Улыбка Даши, появившаяся вначале, мгновенно померкла. Она узнала этот голос. Голос друга Антона, которого с первой памятной встречи здесь же, в этой квартире, ни разу не видела. И не видела бы вообще, будь на то ее воля! Этот человек ей совсем не понравился, эгоистичный, избалованный и самолюбивый.
Не глядя больше на незнакомку в красном платье, она повернулась к мужчине.
– Зря, что не ждали, – вызывающе вздернув подбородок, заявила она, смерив Славу (а это был именно он) колким взглядом. – Я здесь вообще-то живу!
Ее слова молодого человека, кажется, ничуть не задели, он лишь улыбнулся ей звериным оскалом.
– Упс, – насмешливо скривился, – всегда забываю об этом факте. Раньше-то о тебе тут ни слуху ни духу, вот я и забыл, что ты должна здесь находиться, – уколол он ее.
И шпилька попала точно в цель!
Даша побледнела, в груди билась безудержная ярость, смешанная с чувством стыда и обиды, нового комка боли. А она-то думала, что эти раны начинают заживать! Как же она ошибалась!..
Дрожащие ладони сжались в кулаки, глаза сверлили ненавистного мужчину острым взглядом, на языке вертелись язвительные, уничижительные фразы, но сил, чтобы произнести их, защитить себя, у нее почему-то не было. Дядя Олег всегда говорил, что она лучшая, что она лучше тех, кто ее окружает, и она должна доказать это ему. Она должна… но как!? Как заставить видеть в себе лучшее этого человека?!
Слушая, как бешено бьется в груди сердце, Даша вздернула подбородок.
– Теперь я здесь нахожусь, – твердо выговорила она, поджав губы. – И считаю этот дом своим. И он будет моим еще два года, – делая ударение на каждом слове, продолжала девушка. – Если не ожидаете меня здесь видеть, когда приходите, попросила бы вас вообще не приходить. А если приходить, то помнить, что вы в гостях, – губы ее ядовито скривились. – Забываться не стоит.
Казалось, Слава опешил, изумленно глядя на нее широко раскрытыми глазами. Но, взяв себя в руки, помрачнел. Тень скользнула по его красивому лицу, он так стиснул зубы, что на скулах заходили желваки.
– Меня, как и всех гостей, пригласил Антон, – выделяя каждое слово, выдал он, – и только ему решать, что мне следует помнить в этом доме.
– Антон волен поступать, как ему угодно, – согласилась Даша. – Он хозяин этого дома… в отличие от вас.
Она и сама поняла, что сболтнула лишнее, это было даже как-то недостойно ее, – так унижаться перед этим черствым и эгоистичным человеком, – но она не смогла сдержать в себе ярость. Не дать ей воли, затолкнуть внутрь себя порой бывает так сложно. Ведь ей и так приходится держать чувства под контролем при Антоне, еще и перед его друзьями!?
– Ну, знаешь ли! – возмущенно воскликнул Слава, очевидно, откровенно задетый ее прямолинейностью. – Я знаком с ним с тех пор, когда тебя еще на свете не было, поняла? – ударил он ее бичом. – И ему решать, кого пригласить на свой день рождения, а кого не стоит! – он окинул ее побледневшее лицо и дрожащее тельце презрительным взглядом. – Тебя он, как видно, не желал здесь видеть, разве не так?
И это был удар в самое сердце. Холодок пробежал по ее спине, сердце забилось чаще.
– День рождения?.. – сухими губами пробормотала девушка.
– Да, день рождения Антона. Сегодня, – заявил мужчина и, подозрительно сощурившись, спросил: – Или ты забыла? – брови Славы метнулись к корням волос, а губы, плотно сжатые, расплылись в жесткой улыбке хищника, загнавшего свою добычу в угол. – Что, правда? – и рассмеялся, как над чем-то забавным.
Даша ощутила, как бледные щеки начинают гореть адским пламенем. Она, действительно, забыла!
– Что здесь за сбор? – появился в дверях виновник торжества и тут же застыл. – Даша?.. Ты уже пришла?
– Вот уж кого не ждали, – вставил Слава, все еще смеясь, – правда, Тоха?
– С днем рождения, – пробормотала Даша, не обращая внимания на реплику светловолосого.
– Спасибо, – изумленно выдохнул Антон, не зная, что еще сказать. – Эээ… проходи в гостиную, все уже собрались.
Девушка отрицательно покачала головой и горько усмехнулась, бросив взгляд на Славу и незнакомку, всё это время стоящую рядом. Среди этой компании она, явно, будет лишней. Да и прав его друг, ко всему прочему, ее не приглашали.
– Пожалуй, нет, – ответила девушка, стараясь скрыть алые щеки от взора опекуна, и уверенно направляясь к лестнице. – Это твой праздник. Я лучше… уроки пойду сделаю, – и бросилась в свою комнату.
– Даша!.. – хотел пойти за ней Вересов.
– Оставь ее, – остановил его Слава. – Она не хочет, ты что, не видишь?
И Антон сдался, продолжая смотреть ей в спину на темный хвостик волос, почему-то вставший перед глазами. А через минуту вместе с друзьями направился в гостиную.
А Даша, ворвавшись в комнату и прислонившись спиной к двери, завороженно смотрела в пространство.
У него день рождения. А она… забыла. Но, если быть честной с собой, она и не помнила. Дядя Олег не раз и не два упоминал, когда у сына день рождения, высылал подарки, если Антон не находил возможности прилететь в Москву, он тщательно и любовно упаковывал коробки, подписывал открытки, смеялся, когда из Лондона приходил ответ. Даша не могла… просто не имела права о таком забыть. Хотя бы ради дяди Олега! Но она забыла.
Чувствуя какую-то долю вины, девушка метнулась к кровати и присела на краешек, выглядывая в окно. На улице пошел дождь, начавшийся с противной мороси, но через пару минут перешедший в настоящий ливень. Даша вздохнула и горько усмехнулась. Как странно и нелогично устроена жизнь. Антон Вересов о ее дне рождения и не вспомнил ни разу, хотя и утверждал обратное, его этот факт ничуть не волновал, а ее, которую обидели и обделили заботой и вниманием, теперь переживает, что забыла о дне рождения своего обидчика. Какая горькая ирония! Так не должно быть, но почему-то было.
Встав с кровати и подойдя к окну, Даша коснулась прохладного стекла ладонью. Она любила дождь, верила в его очистительную силу, мощь и энергию. Как бы она хотела не ждать, не верить в это очищение! Но она верила. Как и четыре года назад тоже верила, что Антон «образумится», и ошиблась.
Его отношение к ней сейчас пусть разительно и отличалось от прежнего, мало что могло изменить. Их отношения уже давно вышли за рамки и пределы отношений опекун-воспитанница. Наверное, подобных отношений между ними не было никогда, даже больше – их и не могло быть в принципе. С самого начала всё между ними было не так, как быть должно. Само их знакомство было алогичным, а дальше – больше. И Даша не желала что-либо менять. Зачем? Ее всё устраивало. Очень тяжело, больно менять мнение о людях, особенно о тех, в которых однажды уже разочаровалась.
Поведение Антона порой было непонятным ей, а порой вовсе оставалось загадкой. Так она не понимала, зачем он приехал на день рождения Леси. Какая была у него цель? И почему так восстал против Паши, что увидел в нем, почему не желает, чтобы она дружила с ним? Аргументов и доводов с его стороны так и не последовало, и Даша посчитала этот порыв спонтанным всплеском эмоций, тщательно контролируемых до этого. Антону нечего было возразить, да девушка и не стала бы его слушать. Кому угодно, но только не Антону Вересову решать, с кем она может, а с кем не может дружить!
Она же не имеет ничего против его друзей, хотя некоторых из них, особенно Славу, на дух не выносит!
А сейчас… она была явно лишней во всём этом мероприятии. Покосившись на дверь, Даша передернула плечами. Никто не заметит ее отсутствия, если она вздумает уйти. Даже Антон, который уверяет, что несет за нее ответственность и о ней заботится, не заметит, что она ушла.
Даша готова была спорить, что так и будет. Ему не до того, чтобы следить за передвижениями какой-то девчонки. Она вновь почувствовала себя ненужной. И вновь это ужасающее чувство дежавю! Где-то, когда-то это с ней уже происходило. И горький осадок боли до сих пор стоит во рту привкусом соли и металла.
И, не совсем понимая, что делает, Даша схватила рюкзачок, запихнула в него тетради, учебники, всё необходимое и метнулась к двери. Резко застыла, покачала головой, понимая, что не имеет права уйти, ничего не сказав Антону, и бросилась к столу. Быстро написала коротенькую записку, сообщив о своем местоположении, и выскользнула из комнаты.
Она поехала к Паше, переночует у него, от него же отправится на занятия в школу. И только, незаметно выскочив из квартиры, оказавшись на улице в объятьях порывистого ветра и прекращающегося дождя, девушка с ужасом поняла, что ошиблась. Павел сейчас в Казани!
Так к кому она может оправиться?! Леся с отцом в Питере, а больше никого настолько близкого у нее в городе так и не появилось!
С ужасом оглядываясь по сторонам, Даша запрыгнула в первый попавшийся автобус и заняла свободное место. Прислоняясь горячим лбом к запотевшему стеклу, она закрыла глаза. И что теперь делать? Как она, мнившая себя разумной и рассудительной, смогла совершить подобную глупость?!
Она проехала несколько остановок, резво выскочила из автобуса, понимая, что продолжать движение не имеет смысла, и, опустив голову, направилась вперед, – не зная, куда идет, но отчего-то уверенная, что идет в правильном направлении. И вскоре поняла, что оказалась в знакомой местности. Остановившись, Даша, не веря своим глазами, огляделась по сторонам, проверяя, не обманывается ли. И нерешительно замерла.
Это был тот самыйдвор. Тот самый, где она спряталась, когда убежала из дома в первый раз. Дежавю.
Девушка осмотрелась, успокаивая сердцебиение.
Надо же, почти ничего не изменилось. Детская площадка только, качели, беседка… А вон там, дальше – тот самыйпереулок, где нашел ее Антон семь лет назад.
Повинуясь внезапному порыву, Даша зашагала туда, пряча замерзшие ладони в карманы куртки. Почему она не захватила варежки, теперь руки покраснеют, и будут жечь огнем. Но эта мысль лишь на мгновение озарила сознание, а потом воспоминания прошлого нахлынули лавиной. Сглотнув, девушка застыла, будто превратившись в одно мгновение в ту маленькую девятилетнюю девочку, одинокую, брошенную, никому не нужную, которой была когда-то…
Сердце защемило, в груди царапалась раненая душа, глаз коснулись непрошеные слезы. Не в силах стоять здесь, чувствуя, что ноги не слушаются ее, Даша подошла к скамейке и опустилась на нее. Наклонив голову, девушка сомкнула веки и поджала губы.
Копившаяся в ней боль, хранимая и лелеемая внутри, прорвалась на поверхность.
А Антон в это время, ведомый непонятными ему самому мотивами, извинившись, вышел из-за стола и направился к Даше в комнату. Как-то не так всё получилось, как-то… не по-человечески. Он ее опекун, пусть и странные у них отношения, а он будто загнал ее в клетку. Неправильно это, плохо.
Поднявшись на второй этаж и постучав пару раз в дверь, Антон насторожился и постучал еще раз. Когда ответа не последовало, мужчина заволновался. Вошел внутрь без разрешения. И застыл, изумленный. Даши в комнате не было. Подойдя к письменному столу, он обнаружил послание от девушки. Коротенькую записку, состоящую из пары предложений. Опять. Какие-то глупые объяснения, больше похожие на детский лепет, и совсем не в духе Дарьи!
Чертыхнувшись в голос, Антон пробежал глазами записку еще раз, затем еще, пока не запомнил каждое слово. «Антон, я решила, что не стоит мешать твоему празднику, и подумала, что мне нужно сегодня переночевать у Паши. Леся в Питере, иначе я бы осталась у нее. В общем, развлекайся. Даша»
Она решила не мешать его празднику, видите ли!? Она решила, что будет мешать ему развлекаться!? И что значит, она переночует у Байера!? Какого черта?..
– Разумная, чтоб ее! – сквозь зубы выдохнул Антон и, запустив пятерню в волосы, присел на кровать.
Уехала к Павлу Байеру. К этому… своему другу. Почему именно к нему? Почему она доверяет ему, чем он заслужил ее доверие, что сделал, как добился ее уважения наравне с доверием и любовью?!
Почему он, Антон, не заслуживает подобного к себе отношения?!
Мужчина закусил губу и горько усмехнулся. И он еще спрашивает?.. Всё слишком очевидно, даже для него, что уж говорить о Даше! Насколько он мог судить, она очень тщательно, даже щепетильно выбирала друзей. Павлу Байеру была предоставлена уникальная возможность стать ее другом. Он этой возможности не упустил. А вот Антон упустил… Но лишь потому, что дружбу эту ему навязывали!
Кто знает, если бы они встретились в другой обстановке, при других обстоятельствах, может, что-то и вышло бы из их общения? И он смог бы войти в этот круг «избранных»?..
Антон прикрыл глаза, покачав головой.
Но он думает о невозможном. Размышления в сослагательном наклонении никогда не могут привести до добра, – это либо плач, либо покаяние, либо грезы безумца. Он презирал первое, отрекался от второго и не мог допустить третьего. Слишком гордый, чтобы допустить подобное, чтобы до подобного опуститься.
Наверное, это была ревность. Да, та самая ревность, которая может загубить любое чувство на корню, или укрепить чувство, которое еще не в состоянии расцвести, но вот-вот сделает это. Это не была ревность в том откровенном смысле, в котором ее понимали все, это была чисто человеческая ревность. Он ревновал Дашу не только к Павлу, но к Лесе, к ее одноклассникам, даже к Ольге Дмитриевне! Но к Байеру сильнее и отчаяннее, потому что он был ровесником Антона, заслужившим право ее доверия. Все они удостоились чести быть «избранными». А он нет. И это коробило гордые и эгоистичные струны его одинокой души, сумевшей бы стать ей другом, хорошим другом, но когда-то упустившим шанс на это.
Скомкав записку и сунув ее в карман, Антон стремительно покинул комнату и направился вниз. Коротко извинившись перед гостями, не объясняя причин и не разглагольствуя, он попросил прощения за то, что ему сейчас нужно уйти. Все, конечно, принялись расспрашивать его, предлагать помощь в деле, о котором даже не имели понятия, но Вересов отказывался. В результате всё кончилось тем, что Алексей предложил разойтись, раз имениннику требуется решить какой-то вопрос.
– Что-то с девчонкой? – хмурясь, спросил Слава, прощаясь у дверей, и, заметив помрачневшее выражение лица друга, скривился. – И зачем я спросил? И так всё ясно, – потоптавшись на месте, так и не дождавшись от Антона каких-либо объяснений, он отошел. – Ладно, увидимся. Пока. И с днем рождения еще раз.
Антон лишь кивнул ему, а после того, как все гости ушли, набрал Дашин номер.
Когда он позвонил, Даша не хотела отвечать, всё внутри противилось этому, но она понимала, что будет последней стервой, если проигнорирует вызов. Любой другой, но только не этот. И она ответила.
– Даша!? – полилось на нее из телефона. – Ты где сейчас? Ты что задумала опять?! Какого черта…
– Ты можешь не орать на меня, – перебила она, повышая голос, – а толком объяснить, что случилось.
– Что случилось? Да ты в своем уме?! – закричал он. – Ты где находишься, я спрашиваю? Ушла на ночь глядя, ничего мне не сказала… Ты считаешь это нормальным?!
– Я собиралась вернуться…
– Ты написала, что будешь ночевать у этого своего… друга…
– Паша в Казани, – вздохнула девушка, глядя в звездное небо. – Я бы не смогла к нему попасть.
Антон тяжело задышал. Даша ощущала его едва сдерживаемую ярость. Она, наверное, могла точно определить, какое у него сейчас лицо, потому что видела его однажды. А опекун пытался усмириться гнев.
– Где ты? – выговорил он тихо, но от этого тихого голоса у Даши душа ушла в пятки. – Я сейчас приеду.
– Не нужно, я уже собиралась домой…
– Где ты?! – повторил Антон уже громче.
Сглотнув, Даша призналась:
– В том дворе, где ты… когда ты меня нашел в детстве, – проговорила она. – Ты, наверное, не помнишь?..
Она была уверена, что не помнит, приготовилась объяснять, как сюда попасть, но Антон ее удивил.
– Я помню, – заявил мужчина. – Сейчас буду. Жди, – и отключился.
А Даша еще долго смотрела на зажатый в руке телефон с погасшим дисплеем и не могла пошевелить ни одним мускулом, вовсе не от мороза, а потому, что сил на это не было.
Антон приехал через сорок минут. Нашел ее почти сразу, хотя не был здесь семь лет. Тяжело вздохнув, вышел из машины и огляделся, вдыхая через рот прохладный воздух ноября.
Какое болезненное, откровенное чувство дежавю завладело им! Это был тот самый двор. Тот самый, в котором она пряталась, когда убежала в первый раз. Он тогда прижимал ее к себе, шепча какой-то бред и уговаривая успокоиться, а она билась и брыкалась, колотила его маленькими кулачками, не больно, но ощутимо. Он уже тогда определил, какая она сильная, что под хрупкой внешней слабостью скрывается дикая сила. И с годами она в ней лишь крепла, раскрываясь, как бутон цветка, в шикарное соцветие.
Даша сидела на скамейке, но при появлении его автомобиля, встала и смотрела на него, пряча руки в карманах куртки, то ли от холода, то ли от смущения.
– Поехали домой, – сказал Антон, не делая к ней и шага, и тоже держа руки в карманах пальто. – Холодно.
– Твои друзья?.. – припухшими губами пробормотала она, вскинув подбородок.
– Тоже уже дома, – договорил за нее Антон и, заметив недовольство, блеснувшее в ее глазах, добавил: – У себя дома, а не у нас.
Она посмотрела на него вопросительно. Кажется, не верила ему.
– Почему?
– Потому что я так захотел, – отрезал Антон, отвернувшись от нее. – Мой день рождения, что хочу, то и делаю. Пошли, холодно! – и, так и не обернувшись к ней, забрался в автомобиль.
Даша, еще несколько мгновений приходя в себя, смотрела на скрывшегося в салоне машины Антона сквозь стекло, а потом поспешила к нему. Села на переднее сиденье.
– Замерзла? – не глядя на нее, спросил Антон, и Даша смогла лишь кивнуть.
Антон завел мотор и тронулся с места. Провожая заключенный в огни фонарей дворик взглядом, Даша грустно улыбалась. Было в этом что-то прекрасное, но печальное одновременно. Такое уже было, когда-то, давно, много лет назад. И с тех пор ничего не изменилось.
– Обещай мне, – посмотрел на нее Антон, – что ты больше никогда не сделаешь этого. Не уйдешь из дома, меня не предупредив.
– Но я предупредила, – попыталась возразить девушка, сжимая замерзшие руки в замок.
– Нет, не предупредила, – упрямо возразил Вересов. – Я не желаю, чтобы ты такменя предупреждала, ясно? Если куда-то собираешься уйти, лично сообщи мне об этом, ничего с тебя не убудет. Договорились? – бросил он на нее еще один быстрый взгляд, но его воспитанница молчала, глядя в окно. Как и много лет назад, черт побери! – Ты, наверно, не можешь мысли допустить, что я могу волноваться за тебя? – произнес он, не обращаясь к ней, а говоря это, скорее, самому себе. – Но я волнуюсь, – сказал он. – Я несу за тебя юридическую ответственность, ты же не глупая девочка, должна понимать, что это значит? Если с тобой что-то случится, виноватым и крайним окажусь я, – Даша продолжала молчать, и Антон, тяжело вздохнул, применил единственный довод, к которому он обязана была прислушаться: – Отец мне никогда не простит, если с тобой что-то случится.
И это возымело действие. Даша вздрогнула, щеки ее, отогретые в машине, заалели. Она посмотрела на него, внимательно, атакуя, а потом кивнула.
– Хорошо, – проронила она, отворачиваясь и глядя в окно. – Ты прав. Я буду предупреждать тебя.
Конечно, он не совсем этого ожидал от нее, но был рад и тому, что она вообще с ним заговорила. Для начала и этого было достаточно. Хотя бы это, маленькая толика, частичка ее, если не доверия, то хотя бы понимания, вхождения в его положения, примирения, уступки. Надеяться на большее не стоит, он и не надеялся. Он уже давно потерял веру.
Расстались они не друзьями. Но и врагами, в том смысле, который раньше в это слово вкладывали, не были. Что-то новое, не понятное обоим зародилось в них в тот вечер. Что-то очень хрупкое, нежное, то, что можно было легко сломать, не прилагая особых усилий.
А потом был Новый год. И подведение итогов уходящего года, принесшего много перемен в их жизни.
Антон хотел, чтобы Новый год они отмечали вместе, но не был уверен, что Дарья не будет против этой идеи. По инициативе Даши поставили ёлку на первом этаже, большую, пушистую, живую. Антон сначала отпирался, потому что эта квартира не знала подобного, если не считать маленькой, искусственной зеленой прелестницы, выставляемой на кухонном окне Ольгой Дмитриевной в каждый Новый год.
Антон не любил Новый год. С некоторых пор этот семейный праздникон стал недолюбливать. Потому что у него не осталось семьи. Со смертью отца он потерял семью. И только годы спустя, сам того не ведая, стал обретать ее в Даше. Этот год многое изменил в его жизни, поэтому Антон справедливо отметил, что пора заводить новые традиции, и почему бы установлению ёлки не стать одной из них? Начать хотя бы с простой банальной ёлки, совместно поставленной. Разве это не будет началом чего-то иного, чем извечная битва полов и характеров?
Наверное, Даша его энтузиазма не разделяла, хотя и противиться совместному празднику не стала. У нее были планы на Новый год, но Антон узнал о них одним из последних. Она хоть и не проявляла к нему того откровенного равнодушия, но всё же и доверия к нему испытывать больше не стала. Она, однажды уверив себя в том, что правильно, не желала менять мнение, опасалась вновь ошибиться, вновь довериться и быть обманутой. Это больно, а допустить боль девушка не могла.
В день тридцать первого декабря, до боя курантов, когда Даша и Антон сели за стол, атмосфера вокруг была напряженной, хотя и отличной от той, что окружала их несколько месяцев назад. Многое изменилось, стало другим, сформировалось, и хотя установившиеся между ними отношения нельзя было в полной мере назвать дружескими, но они к таковым стремились.
Это был прогресс, шаг вперед, который они сделали навстречу друг другу.
Антон сел напротив Даши и, поднимая бокал, посмотрел ей в глаза. Сглотнул, собираясь с мыслями, и слушая, как стучит в груди сердце, сжал бокал сильнее.
– Я предлагаю, – медленно и как-то тягуче проговорил Антон, – выпить за наше будущее.
Ее брови удивленно взметнулись, а губы изогнулись.
– Наше будущее?
– Да. За наше будущее, – утвердительно кивнул Антон. – Я не хочу, чтобы мы жили, как… враги.
Немного помолчав, разглядывая Антона, выражение его лица, Даша возразила:
– Мы не враги, – и, понимая, что это действительно так, отчего-то нахмурилась и помрачнела лицом.
А Антон сдаваться не собирался.
– Мы всё выяснили, но продолжаем воевать. Это неправильно.
– А что правильно? – с вызовом в глазах посмотрела на него девушка. – Какправильно? Ты знаешь?
– Я считаю, – с расстановкой проговорил Антон, – что мы можем хотя бы попытаться жить так, чтобы не ссориться друг с другом.
Она смотрела на него долго, пристально и внимательно, будто ожидая, что он заберет назад свои слова.
– Как скажешь, – почти равнодушно пожала плечами она, наконец. – Ты из нас двоих опекун.
Антон поморщился.
– А если забыть о том, что опекун? – с вызовом спросил он, не отрывая сковывающего взгляда от ее лица.
Но Даша промолчала.
– Почему ты всегда тычешь в меня этим фактом? – эмоционально проговорил мужчина. – Я хочу, чтобы мы стали… – он запнулся и, покачав головой, добавил: – Я хочу, чтобы мы перестали быть врагами.
– Мы не враги, – упрямо повторила Даша, начиная нервничать. Почему-то тот факт, что ее отношение к Вересову стало меняться в противоположную сторону, коробило ее, вызывая трепетную дрожь в теле.
– Ты не даешь мне прочувствовать, что между апрелем и декабрем что-то изменилось, – сказал Антон, глядя ей в глаза, стараясь хотя бы в этих бездонных черных океанах души увидеть ее мысли и суждения.
– Я не хочу перемен, – откровенно заявила девушка некоторое время спустя и сжала в руках салфетку. – Не хочу перемен, связанных с тобой, – ответила она на его взгляд своим не менее внимательным взглядом. – Это не к чему, ты так не считаешь?
– Думаешь, надо продолжить эту бессмысленную войну? – едва сдерживаясь, спросил Антон. – Так?
– Между нами нет войны, – ответила девушка, тоже начиная раздражаться. – Между нами… мир, – она усмехнулась. – Конечно, мир в нашем понимании, который возможен лишьдля нас. Но и этого для нас достаточно, – она задумчиво покачала головой. – Ничего иного я не хочу. Да это и не нужно никому из нас.
Антон хотел возразить, но Даша, приподнимаясь из-за стола, перебила его.
– А теперь, – произнесла она, – мне нужно идти.
– Куда? – встал за ней следом мужчина. – Новый год ведь. Я думал, это семейный праздник, и мы…
– Я обещала Лесе, что мы отправимся на Ёлку, – перебила его Даша. – И к тому же, – опустила она глаза, – мы не семья, – ее семьей был дядя Олег, когда его не стало, перестала существовать и семья.
Губы Антона сжались, лоб исполосовали морщинки, но не из-за последнего ее высказывания.
– С ним? – выдавил он сквозь зубы. – На Ёлку пойдешь, с ним?
Она поняла, кого он имеет в виду, но все равно переспросила:
– О ком ты?
– Ты прекрасно знаешь – о ком! – вспылил Антон. – Этот твой… друг… пойдет с тобой?
– Да. Паша будет с нами, – удовлетворенная его гневом, но не понимая его причины, проговорила Даша. – Он подвезет меня до дома…
Антон сунул руки в карманы брюк и, поморщившись, уткнулся взглядом в сторону.
– Отлично, – сухо пробормотал он. – И плевать на праздник. Так?
– Не понимаю твоего праведного гнева, – откровенно призналась она, покачав головой. – Мы никогда не были семьей, зачем же ломать комедию?
– Мы могли бы ей стать, – упрямо заявил Вересов. – Но ты не даешь нам ни единого шанса!
– Ты же не давал! – вызывающе вздернула подбородок она. – И наснет. Есть ты, есть я. Ты – мой опекун, я – твоя воспитанница. Точка. Через два года расстанемся, поминай, как звали. Конец нашей счастливой семейной истории, – скривилась она, горько усмехнувшись. – Так зачем притворяться?
– Ты злишься, – отметил Антон с некоторой долей удивления. – Почему?
– Ты придумываешь, – отозвалась она со сдержанным равнодушием.
Да, она злилась. Откровенно злилась, но о причинах не хотела задумываться. Она посмотрела на него с другой стороны, с той, с которой на него смотрел дядя Олег. И увидела в Антоне то, что в сыне видел он. А она не могла себе позволить променять болезненные воспоминания того, что он сделал когда-то по отношению к ней, на то, что он сейчас пытался делать. Не всегда умело и искусно, но он пытался. Она не хотела видеть в нем хорошее, даже если оно в нем и было, – а оно в нем было! Она не могла переступить через прошлое, забыть воспоминания, наступить на горло гордости. Сейчас это не казалось ей возможным.
