Текст книги "Крик души (СИ)"

Автор книги: Екатерина Владимирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

– Антон…

– Что?! – воскликнул тот разъяренно, глядя на застывшего посреди комнаты отца.

Ему было больно видеть его таким, убитым горем, с тусклыми глазами, но и иная боль, более едкая и режущая, полосовала его ножами. Он не мог этого выдерживать. Его словно ножами резали. С двух сторон.

– Что ты хочешь мне сказать?! – закричал он, метаясь по комнате. – Что променял меня на нее? Так я это вижу и так! Подумать только, какая-то… беспризорница, какая-то оборванка… – он чуть не задохнулся он переполнявших его чувств, вскинул голову вверх и сильно зажмурился. – Черт!

– Антон, – решительно заявил Олег, – не смей так говорить. Ты совсем не знаешь Дашу, и…

– А ты знаешь? – резко спросил молодой человек, повернувшись к нему и пронзив мужчину острым взглядом серых глаз. – Ты ее знаешь?! Как долго ты был с ней знаком, перед тем как решил привести ее в наш дом?! Два дня, три, четыре? Как долго тыее знаешь?! – уничтожающе восклицал Антон, пытаясь докричаться до сознания отца. – Что ты знаешь об ее наследственности, на худой конец?! Кто ее родители, черт возьми, тебе это известно?!

Он бил по больному и знал это, осознавал, какую боль причиняет отцу своими словами, но остановить поток сбивчивых ругательств и резких обвинений уже не мог. Как не мог заглушить и собственную кричащую боль, рвущуюся изнутри.

– Ты ей настолько доверяешь?! – спросил он напрямик. – А ты уверен в том, что, проснувшись утром, застанешь все свои вещи в целости и сохранности!?

– Антон!.. – задохнулся от возмущения Олег.

– Что?! – огрызнулся тот, со свистом выдохнув, отошел к окну и сквозь зубы со злостью добавил. – Ты бы хоть в больницу ее сводил, мало ли что она с собой притащила из своего Калининграда…

Антон знал, что переходит границы дозволенного, но остановиться не мог. Как запущенный маятник, он яростно атаковал и шел вперед.

– Антон! – закричал Вересов-старший, мгновенно после этих слов подскочив к сыну. – Это переходит уже всякие границы! – он повернул парня к себе лицом и, заглянув в беспощадные серые глаза, словно потеряв голос, прошептал: – Откуда в тебе столько горечи… столько злости?!

Антон качнул головой и, встречая вопросительный взгляд отца, выдавил:

– Да если бы не она, ты никогда не бросил бы свою семью! – и тихо добавил: – Свою настоящуюсемью!

– Я тебя не бросал! – возмутился Олег. – Я здесь, рядом с тобой, и всегда буду с тобой!

Антон грустно усмехнулся.

– Ты, правда, ничего не замечаешь, или делаешь вид, что не замечаешь? – спросил он с болью в голосе.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Она уже забрала у меня отца, – по словам выдавил из себя молодой человек. – Уже. Забрала!

Олег не нашелся, что ему сказать. Потому что правда колола глаза сильнее заостренных кольев. И как бы Олег ни хотел противиться, понимал, что Антон прав. Как же сильно он прав! И Боже, как было больно от этой правды!

Антон тогда сорвался из дома и, схватив ключи от машины, бросился в немую майскую ночь, матерясь и пиная землю перед собой. Заскочил в автомобиль, нажал на газ и рванулся с места, словно за ним гнались.

Он носился по ночной Москве, как сумасшедший. Гнев, злость и обида застилали глаза, в ушах звучал монотонный голос отца, уверяющего его в том, что он должен подружиться с девчонкой.

Подружиться, с ней!?

Он матерился сквозь зубы, чертыхался болью, смешанной со злобой и детской обидой.

Ведет себя, как ребенок! Да, как ребенок, черт побери! Но кто вернет этому ребенку детство, в котором он рос без отца?! Кто-нибудь сможет, повернув время вспять, исправить то, что было надломлено много лет назад?! Кто осмелится обвинить этого ребенка в том, что он жаждет отцовской любви, которой его сейчас хотят лишить?!

Какова вообще грань между детством и взрослостью? Можно ли провести эту невидимую черту, когда, будучи взрослым, отчаянно мечтаешь вернуться в детство?!

Повторять себе, что он взрослый, что ему, черт побери, не девять лет, а почти девятнадцать, и что он старше, опытнее и мудрее нее, этой девчонки с улицы, он устал. Он пытался уверить себя в том, что она ни в чем, в общем-то, не виновата, но не смог убедиться в этом наверняка.

И сейчас, мотаясь по ночным, перекошенным искрящимися огнями улицам Москвы, он понял, наконец, осознал, что отец всегда теперь будет относиться к нему иначе. Не так, как раньше. Не так, как к ней. И не потому, что разлюбил его, а потому, что в ней теперь видел смысл своей жизни. Не в нем, – в ней!

И от этого было больно, из-за этого хотелось рвать в клочья собственную душу, метаться из угла в угол, как загнанный зверь, и понимать, что выхода нет. Обижаться бессмысленно, разочаровываться глупо, винить отца или кого-то еще в том, что так сложились обстоятельства, неправильно.

Оставалось только убегать. В глубокую пустоту, в черную темноту, в немую ночь одиночества.

И он убегал. Мчался, нажимая на газ, до упора вдавливая педаль газа в пол, и оставляя позади себя боль.

Убегая от боли, он, тем не менее, навстречу боли и бежал. И эта боль пожирала его, рвала, кромсала.

Ничего не станет, как прежде. Прошлое не возвращается. Остаются лишь воспоминания.

Антон резко затормозил на набережной и выскочил из машины, жадно ловя ртом холодный воздух ночи.

Пожалел, что не курил. Впервые в жизни пожалел об этом. Засунув руки в карманы джинсов долго еще стоял, закинув голову вверх и закрыв глаза, потом смотрел на Москву-реку и, стискивая губы, думал о том, что говорил отец, вспоминал и прокручивал все детали и мгновения произошедшего разговора.

А когда, немного успокоившись, в половине третьего ночи все же вернулся домой, застал ее.

Она лазила на кухне, раскрывая полки и заглядывая в холодильник.

Еще у двери услышав странные шелестящие звуки, доносившиеся из столовой, он, нахмурившись, двинулся туда. В светлой щелочке, образовавшейся от приоткрытой дверцы холодильника, он мгновенно заметил застывший в полутьме детский силуэт, резко обернувшийся при его появлении.

Тихий испуганный вскрик… и она тут же захлопнула дверцу, словно желая раствориться в темноте.

И Антон почему-то сорвался. Понимал, конечно, что она ничего плохого не делает, но все же…

Щелкнул выключателем, мгновенно подскочил к девочке и, схватив ее за плечи, затряс хрупкое тельце, набросился на нее с колкими обвинениями и упреками. Не обращая внимания на палку колбасы, зажатую в дрожащей руке, на испуганные, широко раскрытые, блестящие от ужаса черные глаза с застывшим в них диким страхом. Вообще ничего перед собой не видя, и, словно не осознавая, что творит.

Все растворилось в событиях и числах, словах и поступках, смешалось в один вертящийся вокруг него водоворот, ураганным вихрем подминая его под себя и выбивая почву из-под ног.

Разговор с отцом, его горящее мольбой и решительностью лицо, злобные крики и упреки. Громкий треск захлопнувшейся двери. Визг тормозов и бесконечная вереница светящихся московских улиц.

А потом, неожиданно, как выхваченная из памяти картинка недавнего прошлого… Она. Сжавшись в комочек, сидит в углу, прижимаясь в кирпичной стене, дрожит всем телом, смотрит на него зачарованными глазами с горящим внутри зрачков испугом, словно силится что-то сказать, но молчит… Бьется в его руках, вырывается, но он держит крепко, не отпускает…

Трясет ее за плечи, как сумасшедший, и кричит, искаженным злобой лицом нависая над ней.

Что на него нашло, он не мог объяснить и потом, а тогда, в тот самый момент, он и вовсе не понимал, что делает, продолжая отчаянно подавлять, больно, жестко, грубо сжимая пальцами тоненькие плечики девочки и изрыгая на нее необоснованные обвинения.

– Ты что тут делала?! Ночью?! – воскликнул он с чувством. – Тебе мало того, что ты уже имеешь, ты хочешь нас еще и обокрасть?! – он сильно тряхнул ее, заметив помутившимся сознанием, как дернулась назад ее голова. – Обокрасть нас хочешь?! Ах ты, маленькая воровка!..

Она застыла недвижимо, даже не шелохнулась, смиренно принимая его жестокие слова и грубые захваты, но вдруг ее голова резко дернулась, она посмотрела на него. Прямо в глаза, пристально, прямо.

И тут он понял, ощутил, что что-то вдруг, молниеносно изменилось.

Он резко остыл, тяжело дыша и глядя в ее лицо, бледное, с красными, сонными глазами, и, уставившись на дрожащие сильной дрожью губы маленькой девочки, нервно сглотнул.

Что же он наделал?.. Что же он наделал!?

Сердце бешено барабанило в горле, а надломленная тупая боль образовывала зияющую дыру в груди.

Захват его рук ослаб, он почти выпустил ее из онемевших вмиг пальцев, и все смотрел на ее личико, на подрагивающие ресницы, на широко раскрытые глаза, на приоткрытые губы. Ее испуг, ее страх, ее обиду… Он все ощутил на себе. Словно в него вонзили все эти чувства, обнажая его перед ними.

И он испугался своего поведения, глядя в горящие незнакомым ему блеском глаза.

Всего мгновение. Ничтожное и ледяное мгновение. Казалось, оно длилось бесконечно.

Сначала застывшая в его руках бесчувственной игрушкой, Даша уже в следующий миг забилась, стала сопротивляться, не раздумывая, как разъяренная, дикая кошка, бросилась на Антона и, вцепившись ему в волосы, принялась отчаянно рвать их на себя. Она дергала его, ногтями впивалась в кожу лица и царапая ее до появления первых капель крови. Царапалась, брыкалась, вопила, била его кулачками, пыталась задеть кожу зубами и снова впилась в его волосы и щеки.

Ошеломленный, он пытался скинуть ее с себя, отцепить крепкие маленькие ручонки от своего тела, но девочка, словно срослась с ним. Ногами она оплела его за талию, повиснув на ней намертво, а ногти ее продолжали отчаянно полосовать его лицо, щеки и виски. Под ногтями появилась кожа, горячая, липкая кровь текла по ее рукам так же, как и по его лицу, но она продолжала неистово бороться.

Антон взвыл от боли и, схватив ее за волосы, потянул их на себя. Девочка даже не дернулась, продолжая разъяренно царапать его лицо и истерично биться в крепких руках.

– Безумная! Идиотка! Отцепись от меня! – закричал парень, борясь с девочкой и пятясь назад.

Со стола упала ваза с фруктами, яблоки покатились по полу, две чашки с недопитым чаем опрокинулись, разливая желтоватую жидкость, с кухонных полок посыпались банки с крупами, сахарница и салатница с пронзительным бьющимся звуком разбились о пол, разлетевшись на осколки.

Антон подскочил на ноги, Даша, повиснув на нем, вцепилась в его тело мертвой хваткой. Шатаясь, он ударился о стену и, стараясь оторвать от себя обезумевшую девочку, хватал ее за спину и волосы.

– Отпусти меня! – орал он бешено. – Отпусти меня, идиотка!

Где-то вспыхнула яркая вспышка света. Послышались голоса и быстрые шаги в сторону кухни.

– Антон!? – это отец, взволнованный голос, почти кричит.

– Что там случилось?.. – это Тамара Ивановна, обеспокоенно, нервно.

– Он на кухне…

– Сумасшедшая! Отпусти меня, зараза! – кричал Антон, чувствуя на губах и языке солоноватый привкус собственной крови, стекающей от висков по щекам к подбородку. – Тварь такая, отпусти!

– Я не воровка! – закричала девочка, вцепившись теперь ногтями в майку на его груди. – Не воровка!..

– А кто же ты? – взорвался Антон, осознав, что девочка устала бороться. – Кто ты тогда?! – воспользовавшись ее легким секундным замешательством, парень схватил ее запястья и, крепко сжав их своими руками, отцепил Дашу от себя, приподняв над собой. – Сумасшедшая! – выкрикнул он в ее заплаканное лицо. – Тебя надо в психушку запихнуть, ненормальная!

Девочка вновь стала биться в истерике, она рвалась, пыталась царапаться, била его ногами, вертела головой в разные стороны, слезы текли по ее впалым щекам, а губы предательски дрожали.

Она дико кричала, у него в висках стояло жуткое эхо ее крика, а потом вдруг…

– Что здесь происходит? – вскричал отец и бросился к ним. – Антон!?

Парень даже не посмотрел на него, продолжая крепко сжимать девчонке руки.

– Антон! – настойчиво, в ужасе повторил отец.

– Что?! При чем здесь я?! – заорал тот в ответ, опять сорвавшись. – Это твоя девчонка закатила истерику! Ненормальная!

– Отпусти ее, Антон! – схватил сына за руки профессор Вересов, вынуждая сына отпустить Дашу. – Отпусти ее, я тебе говорю! Сейчас же!

– О Боже, – в кухню вбежала Тамара Ивановна, – что здесь происходит?!

– Ничего! – огрызнулся парень. – Ваша гостьясошла с ума! Она набросилась на меня!

Он, наконец, отпустил Дашу, почти швырнув ее отцу, и тот поймал девочку и прижал к себе дрожащее крупной дрожью маленькое тельце. Она истерично, громко плакала в голос, не стесняясь и не смущаясь слез, как раньше.

Олег прижал ее к себе, обнимая за плечи, и, поглаживая ее по спине и голове, все шептал:

– Все хорошо, маленькая. Все хорошо, моя крошка. Все хорошо…

Антон сплюнул кровь, отвратительным медным ядом скопившуюся на языке и схватился за раненые виски и щеки. Поморщился от боли.

– Черт! – воскликнул он, ощутив под пальцами горячую слизкую гущу. – Ты смотри, что она сделала! – он повернулся к отцу, демонстрируя окровавленное лицо. – Смотри!

Олег ошеломленно уставился на раны на лице сына, а Тамара Ивановна почти беззвучно охнула, прикрыв рот ладошкой, бросилась к Антону, схватив полотенце, и прижала его к лицу молодого человека.

– Боже, Боже… – шептала она, чуть не плача. – Что же случилось? Что произошло?..

– Что ты ей сказал? – едва слышно выдавил Олег, невидящими, пустыми глазами глядя на сына.

Антон в бешенстве отскочил к стене, отмахнувшись от полотенца и помощи Тамары Ивановны.

– Я?! – закричал он, сверкая глазами. – Ты считаешь, что это я во всем виноват?! Я?!

Олег смотрел на него широко раскрытыми глазами и, продолжая прижимать Дашу к себе, гладил ее по волосам.

– Даша не могла бы сделать… этого, если бы ты ее не обидел, – проговорил Олег уверенно.

– Да твоя Даша ненормальная! – взвился парень. – Ты посмотри на нее! Нужно показать ее психиатру! Она же так всех может ночью перерезать!..

– Думай, что говоришь, сын! – грубо перебил его Вересов-старший.

– А что не так я говорю!? Ты посмотри на нее и посмотри на меня!? – он повернулся к отцу окровавленной стороной щеки, по которой текла кровь. – Видишь разницу?!

Олег нервно сглотнул и лишь крепче обнял девочку, рыдающую у него в руках.

– Ей восемь лет, Антон! А тебе девятнадцать! Есть разница!?

Антон поджал губы.

– Твоя девчонка сумасшедшая, больше мне сказать нечего! – он потрогал раненые виски и поморщился от острой боли. – Убери ее из этого дома, иначе из него уберусь я.

Повисло неловкое, немое, разрушающее молчание. Тамара Ивановна, закрыв лицо руками, неслышно плакала, Олег часто и тяжело дышал, глядя на сына, а Антон, дрожа всем телом, смотрела в пустоту.

– Мы поговорим об этом утром, если ты не против, – сказал Олег, ласково поглаживая Дашу по голове. – Можешь объяснить, что здесь вообще произошло?

Молодой человек напрягся.

– Твоя протежелазила ночью по дому! – вызывающе выкрикнул он. – Не удивлюсь, если она что-нибудь стащила! Ты покопайся в ее вещах, я уверен, много интересного там обнаружишь!

– Ты лично видел, как она что-то взяла? – оскалился Олег, нахмурившись.

Антон замялся.

– Нет…

– Тогда какого черта ты обвиняешь ее в этом?! – вскричал мужчина.

– Олег Витальевич!.. – подала голос Тамара Ивановна, напуганная этим вскриком.

– Я застал ее ночью на кухне, и… – вмиг почувствовав себя неуверенно, пробормотал Антон.

– И что она делала здесь? На кухне? – перебил его Олег, отмахнувшись от домработницы.

Антон переминался с ноги на ногу и, не глядя на отца, проворчал:

– Она лазила по полкам и стояла около холодильника…

– Значит, Даша подошла к холодильнику, – вновь уничижительно перебил его Олег, – захотела, очевидно, покушать, – сделав на этом акцент, грубо сказал мужчина, – а ты накинулся на нее с обвинениями в воровстве?! Я так понимаю?! – жестко осведомился Олег, прожигая сына острым взглядом.

Черт! Антон мгновенно почувствовал себя виноватым, и как это получилось, совершенно не понимал.

– Нет, не так!..

– А как?! – сорвался Олег. – Как?! Объясни мне, пожалуйста. Я слушаю.

Но Антон не знал, что ответить. Не знал, как оправдаться.

Щеки жгло огнем, виски нещадно болели, кровь не прекращала течь по коже. Наверное, останется шрам.

– Ты вновь хочешь сделать меня виноватым, да? – не отвечая на вопрос, выдавил он из себя. – Почему опять я, пап?! – мучительно скривился парень. – Ты ей веришь больше, чем мне?..

– Антон, не в этом дело!..

– А в чем? – грубо, жестко выкрикнул он и подскочил к отцу, но тот молчал. – Ты знаешь, в чем все дело, – с горечью в голосе выдавил Антон, заглядывая отцу в глаза. – Ты знаешь, – удовлетворенно выдохнул он, и потом, опустив взгляд, поморщился, напрягся. – Уже ничего не будет так, как прежде, верно? Никогда?..

Олег не ответил. В его руках зашевелилась Даша, и он лишь крепче прижал ее к себе.

Антон проследил за действиями отца и горько усмехнулся.

– Поговорим утром, – твердо, решительно, словно окончательно для себя что-то решив, сказал Антон и направился прочь из кухни.

– Антон… – попыталась остановить его Тамара Ивановна, но тот лишь отмахнулся от нее. Она умоляюще посмотрела на Вересова-старшего. – Олег Витальевич… Но нельзя же…

– Пусть идет, – перебил ее тот и подхватил Дашу на руки. – Пойдем спать, моя хорошая. Пойдем, крошка.

– Он назвал меня воровкой, – сквозь слезы прошептала девочка. – Он назвал меня воровкой…

– Он не серьезно, малышка, – пробормотал Олег, двигаясь со своей ношей из кухни. – Он не специально…

И хотя Олег делал все для того, чтобы об этом ночном эпизоде забыла и она, и его сын, его помнили с яркой отчетливостью и она, и он. Еще очень долгое время.

На утро у Антона с отцом состоялся решающий, роковой разговор. Нужно было сделать выбор.

– Как твоя щека? – спросил Олег, едва Антон зашел в его кабинет.

Тот поморщился и, нахмурившись, двинулся вперед.

– Болит, – отрезал он коротко. – Шрам останется на полвиска!

Олег поджал губы и насупился, но промолчал.

– Где… эта твоя, сумасшедшая? – спросил парень, засунув руки в карманы джинсов.

– Даша? – он кивнул на дверь. – Они с Тамарой Ивановной пошли в зоопарк.

– Может, ее там и оставят? – себе под нос зло пробормотал Антон, но отец услышал.

– Ты что себе позволяешь?! – вскинулся он. – Чтобы я больше от тебя этого не слышал!

Антон пропустил его слова мимо ушей и, подойдя к окну и глядя вниз, решительно начал.

– Тебе придется сделать выбор, отец, – вздохнул. – Или она, или я. Нам двоим в этом доме не будет места.

Олег нахмурился.

– Не понимаю… – промолвил он.

Парень покачал головой, прикрыв на мгновение глаза, а потом обернулся к отцу и, встретив его взгляд с застывшим в глубине зрачков вопросом, на выдохе тихо проговорил:

– Я не хотел тебе говорить, – уставился в пол, словно смущаясь своих слов, – но еще в марте, когда ты был в Калининграде, мне предложили продолжить обучение в Лондоне.

Мужчина застыл, с изумлением глядя на сына.

– В Лондоне?.. – едва выдохнул Олег.

– Да, – подтвердил парень. – Я… не стал тебе тогда ни о чем говорить, потому что… – Антон втянул в себя воздух. – В свете произошедших событий, я не считал это уместным, – парень посмотрел на отца. – А сейчас… Учитывая все обстоятельства… – он осекся, не договорив. – Ну, сам понимаешь…

– Ты, наконец, решил мне сообщить об этом? – спросил Олег, не повышая голоса.

– Да, я решил тебе сказать, – подтвердил молодой человек и отошел от отца в противоположную сторону.

– И что, – в спину ему бросил Олег, запнувшись, – ты думаешь делать?

Антон пожал плечами. Напряглась его спина, превратившись в гитарную струну.

Молчание, повисшее в воздухе, можно было поджечь, такой горячей и раскаленной стала атмосфера.

Антон, вскинув вверх голову, прикусил губу и повернулся к отцу, устремив на него грустный взгляд.

– Как я уже сказал, в свете последних событий, было бы лучше, чтобы мы с ней не встречались.

– Ее зовут Даша, – коротко выдавил из себя Олег.

– Мне плевать, – колко бросил Антон, чувствуя, что начинает раздражаться. – Я никак не хочу к ней обращаться, неужели ты не понимаешь?

Олег покачал головой.

– Нет, не понимаю, – искренне сказал он.

– Чего ты не понимаешь, пап? – воскликнул вдруг Антон. – Чего именно?! Того, что я никогда не смогу принять ее? Того, что мне, в отличие от тебя, действительно, все равно, как она будет жить? – его брови сдвинулись. – Да меня нельзя винить в этом! Большей части нашей страны будет тоже все равно, их же ты в этом винить не станешь, правда?!

– Антон…

– Или, может быть, ты думал, что я стану считать ее своей любимой младшей сестренкой? – презрительно выдохнул он. – Ты ждал, что я, как и ты, приму ее с распростертыми объятьями?! – он посмотрел на отца, но тот, вскинув подбородок, молчал. – Но, пап, я тебе никогда не лгал, ведь правда!? Я сразу сказал, как отношусь ко всей этой истории. И сразу заявил, что мириться с еепроживанием в нашем доме не стану, – он поджал губы. – Ты сделал свой выбор, и теперь я делаю свой.

Мужчина посмотрел ему в лицо.

– Так вот какой твой выбор? – с грустью проговорил Олег. – Уехать за границу? Сбежать?!

Антон стиснул зубы.

– Не сбежать, а просто уехать. Учиться, – возразил молодой человек. – Я никогда ничего не обещал тебе в отношении этой девчонки, пап. Никогда не говорил, что буду заботливым и любящим… братишкой для нее, – он шагнул в сторону, передернув плечами. – Я не знаю, почему она тебе так дорога, никогда, наверное, не пойму, почему ты отказываешься от своей прежней жизни ради нее, отталкивая меня от себя, но раз так… значит, пусть будет так. Я хочу, чтобы ты был счастлив, – Антон вздохнул. – Что ж, будь счастлив.

Олег покачал головой, стараясь скрыть боль в глазах.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я бы хотел, чтобы ты остался. Ведь учиться можно и в России…

– Ну, как ты не понимаешь, пап!? – воскликнул Антон, подскакивая к отцу. – Меня не будет там, где есть она. Я не смогу мириться с ее существованием в этом доме, не смогу смотреть на то, как она… занимает мое место. Это не эгоизм и не ревность, пойми… Мне плевать и на нее саму тоже. Но твое отношение к ней… Это меня коробит, от этого меня дрожь бьет, понимаешь!?

– Нет, не понимаю…

– Черт! – выругался парень, схватившись за голову, и резко отвернулся. – У нее будет то детство, которого не было у меня!

– И это делает ее для тебя врагом?.. – изумленно выдохнул Олег.

– Это ставит меня перед фактом, что я не смогу на это смотреть, вот и все, – отрезал парень.

– Но, Антон, – взмолился отец, – ты ведь совсем не знаешь Дашеньку! Ты даже не пытался с ней познакомиться и узнать ее лучше. Я уверен, что ты…

– Я не желаю узнавать ее лучше, папа! – перебил его сын. – Это ясно?

– Но почему!? – искренне изумился Олег. – Что она сделала ужасного? Она не виновата в том, что выросла в неблагополучной семье, ведь так? Не виновата в том, что ее мать оказалась алкоголичкой, и…

– Какая прекрасная родословная, – сквозь зубы выдавил тот.

– Откуда в тебе столько желчи? – ошеломленно изумился Олег. – Откуда?! Я не учил тебя этому. Я тебя не так воспитывал!

– Значит, ты что-то упустил из виду, – отрезал молодой человек. – Я такой, какой есть. Уж извини, если не такой, каким тебе хотелось бы меня видеть! Да, мне все равно, что было с этой девочкой, и ее судьба меня тоже не волнует. Да и с какой стати должна волновать, когда она – никто для меня!? Да, я не хочу с ней общаться и пытаться подружиться с человеком, с которым у меня нет и не может быть ничего общего. Не хочу и точка! – он бросил на отца решительный, твердый взгляд. – Она не такая, как я, не из моего круга…

– Но это не делает ее изгоем! – воскликнул Вересов-старший. – Она может стать одной из таких, как мы…

– Нет, – коротко и легко бросил Антон. – Она никогда не станет одной из нас, и ты это знаешь.

– Антон, я не узнаю тебя! – вскричал мужчина, подскакивая к сыну. – С каких пор ты начал страдать честолюбием?! Да и этого ярого максимализма я в тебе никогда не замечал. Откуда все это!?

Антон тяжело вздохнул, опуская глаза вниз и качая головой.

– Тебе не стоило привозить ее в Москву, – не отвечая на его вопрос, сказал он, отворачиваясь. – Нужно было позаботиться о ней другим способом, если уж ты так хотел ей помочь.

– Ее нужно было увезти из Калининграда… – едва слышно выдохнул Олег.

– Значит, нужно было определить ее в детский дом, – настаивал сын. – Но брать на себя ответственность за жизнь девочки, которая тебе никем не приходится… Это глупо. Это безрассудный поступок.

– С каких это пор милосердие является безрассудным поступком? – с горечью спросил Олег.

– С тех самых, когда перестало что-либо значить в этом мире! – отрезал сын.

Олег отчаянно замотал головой в разные стороны.

– Я не верю, не верю, что всем плевать… Не хочу в это верить.

– Но это так!

– И тебе? – подняв острый взгляд на сына, спросил мужчина. – И тебе тоже плевать?

Антон едва выдержал этот взгляд. Боль билась в висках, разливаясь по всему телу.

– Да, и мне тоже плевать.

Олег поджал губы, опустив взгляд вниз, а потом…

– Что ж, значит, так тому и быть, – твердо заявил он, и Антон вздрогнул от этих слов. – Потому что мне НЕ плевать!

Воздух стал давить на легкие, Антон сглотнул.

– И что ты хочешь этим сказать? – выдавил он из себя.

– Я не брошу Дашеньку, – решительно заявил Олег.

Антон нахмурился. Мир продолжал рушиться.

– И?..

Оба застыли, слушая, как стучат часы, и бьется в стекла трагедия.

– Будет лучше, если ты, действительно, уедешь, – ответил отец. – Наверное, должно пройти время, чтобы вы привыкли к такому положению. Да и в Англии ты получишь хорошее образование, ты об этом мечтал.

Словно почву выбили у него из-под ног. Перед глазами возник белесый туман, а в ушах едкий звон.

– Вот как? – смог выдавить он из себя пересохшими губами. – Ты… значит, ты так решил?

Олег покачал головой, с горечью глядя на него.

– Нет. ТАК решил ты, – возразил он с горечью. – Я лишь с тобой согласился.

Антон не смог ничего ему ответить. И спустя мгновение осознал, что выбор был сделан уже давно. Без него. И его жизнь стала медленно рушиться.