Текст книги "Крик души (СИ)"
Автор книги: Екатерина Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
Он молча взирал на нее с высоты своего роста, нахмурившись, поджав губы, пробегая оценивающим взглядом по худенькой фигурке, закутанной в халатик, по бледному лицу с горящими глазами, по рукам, скрещенным на груди и дрожащим.
Всего мгновение, сотая доля мгновения… А Даше показалось, что ее оценивают, чтобы потом повесить бирку с ценником или же за ненадобностью отослать на склад. Ее передернуло от отвращения, и она сильнее запахнула полы халата, внезапно почувствовав себя перед ним обнаженной и незащищенной.
– Сейчас… я готов постараться сделать это, – ответил он, наконец, отведя от нее взгляд всего на секунду, чтобы потом впиться в нее вызовом. – А ты? Тыможешь сделать это для него?
Даша застыла, как вкопанная, глядя на него непроницаемо, озлобленно, с яростью и бешенством.
Он знал, куда давить, чтобы заставить ее сдаться. Наверное, заранее все продумал?! И за это она злилась на него еще больше, ее бесило то обстоятельство, что ей придется сдаться. Ему. Подчиниться. Он связал ей руки ее отношением к дяде Олегу. Это нечестно, неправильно. Антон знал, что ему она откажет язвительно и резко, не задумываясь. Но дяде Олегу, человеку, который стал ей отцом?! Ему она не смогла бы отказать ни в чем.
– Черт с тобой, Вересов! – выругалась девушка, почувствовав себя загнанной в ловушку. – Я согласна!
Он жестко улыбнулся. Но не было и тени улыбки в его серых глазах.
– Хорошая девочка, – двинулся к двери. – Собирай вещи.
А она осталась стоять и смотреть на закрывшуюся дверь пустым взглядом еще на несколько минут. А потом, не в силах стоять, прислонилась к стене и скатилась по ней вниз, поджимая под себя колени.
Она не спала почти всю ночь, и не потому, что по его указке собирала вещи, у нее и вещей-то было не много, чтобы можно было что-то собирать! А потому, что мысли, терзавшие ее мозг, не давали уснуть.
Почему он решил так поступить с ней? С ними?! Ведь он и себя наказывал тем, что навязывал себе ее общество. Зачем ему это надо? Почему он связывает себе руки, заковывает в кандалы?! Он мог бы нанять новую мучительницу, чтобы та позаботилась о ней оставшиеся два года. А потом они бы распрощались, словно и не знали друг друга никогда. Это было бы правильно, логично, закономерно.
Зачем же он идет против себя? Почему старается выполнить завещание отца? Неужели в нем проснулась совесть?! Спустя четыре года! Или он кому-то что-то пытается доказать? Ей? Вряд ли его это стало бы волновать, да и Даша вряд ли повелась бы на его заботу и внезапно обнаружившуюся в его сердце доброту. Значит, себе? Но что?! То, что для него дорого обещание, данное отцу!?
Ведь Антон любил дядю Олегу, очень сильно любил. Потому и не мог мириться с тем, что Даша жила с ними. Он еене любил, а отца обожал, почти боготворил. И в его словах и жестах сквозила боль. По-прежнему, спустя четыре года, ему всё еще было больно. Как и ей.
Поэтому они и сдались. Потому что оба до сих пор переживали эту потерю. Любили. Человека, который не смог примирить их при жизни, но старался сделать это после смерти.
Даша проснулась рано, не было еще и семи. Встав с постели и приведя себя в порядок, стала собирать сумку. Взяла самое необходимое, надеясь на то, что заберет остальное позже. Приготовила завтрак, но так к нему и не притронулась. В рот и маковая росинка сейчас не полезла бы, а к горлу подступала тошнота.
Глядя в окно на гуляющий там ветер, она думала, как теперь жить. Рядом с ним. Справится? Не убежит? Или онсдастся первым, плюнет на всё и опять ее бросит?! Скинет на чужие плечи и станет «заботиться» о ней посредством электронных писем и уведомлений. Если найдет на них время. А Даша, как и четыре года назад, опять окажется предоставленной самой себе.
От мыслей, давящих на виски, болела голова, и Даша, чтобы успокоиться, закрыла глаза. Ну, уж нет, она не станет переживать из-за того, что он ее бросил. Не станет, как четыре года назад, верить в несбыточное. Слишком остро резали ее разбитые иллюзии, чтобы поддаться им вновь. Больше она подобной ошибки не допустит. Никогда не доверится Антону Вересову! И то, что они будут жить в одной квартире, не будет для нее ровным счетом ничего значить. Просто необходимость, данность, уважение к дяде Олегу. А через два года они разойдутся своими дорогами. И не будет уже ни данности, ни необходимости.
Так она решила для себя к тому моменту, как ее опекун проснулся и почтил ее своим присутствием.
Антон зашел на кухню в половине одиннадцатого. Хмурый, почти мрачный, чем-то явно недовольный.
Даша бросила на него беглый взгляд из-под опущенных ресниц, не обращая внимания на участившийся пульс и затрепетавшее в груди сердце.
– Чайник горячий? – сухо поинтересовался он, подходя к кухонному столу, явно чем-то недовольный и не выспавшийся. И почти через мгновение раздраженно выпалил: – Спасибо за ответ, ты очень любезна.
– Учусь у своего опекуна, – отрезала Даша, не глядя на него. – У него страсть к хорошим манерам.
Он резко повернулся к ней, рванулся вперед, схватил за плечо, больно надавив, и стиснув кожу.
– Слушай, помолчи, а?! – рыкнул он, испугав ее стремительностью. – И без тебя… тошно! Не нагоняй!
Даше было больно, его пальцы сдавливали, сжимали, но она, поморщившись, лишь отчеканила:
– Отпусти мою руку, – и он отпустил. Сразу же. – Если у тебя плохое настроение, не срывай злость на мне. Я тебе не мальчик для битья, понятно?
Он зло чертыхнулся, повернувшись к ней спиной, и напряженно втянул в себя воздух, через рот.
– Ты всегда умела за себя постоять, – сухо откомментировал он, как-то горько усмехнувшись. – Да?
Даша нахмурилась. Черт, он выводил ее из себя уже тем, что находился рядом. А она обещала себе быть сдержанной и равнодушной. Где уж там, когда эмоции перетекали через край!?
Но она, тем не менее, изобразив на лице холодную мину, остро выдала:
– У меня был хороший учитель.
Он обернулся к ней, саркастически вздернув брови.
– Неужели опять я?
– Размечтался, – фыркнула девушка, скривившись. И через время: – Улица.
– Что? – нахмурился он, глядя на нее сощуренными глазами.
– Улица была моим учителем, – коротко объяснила Даша, поднимаясь. – Она и не такому может научить. Чайник уже остыл, придется подогреть, я приготовила яичницу, если не боишься отравиться, – она ухмыльнулась, – можешь попробовать, – поставила тарелку в раковину и двинулась к двери.
– Ты собрала сумки? – спросил он, словно стараясь удержать ее на месте, не отпускать сейчас.
Она даже не обернулась к нему, сухо бросила через плечо:
– Сумку. У меня она одна. Да, собрала, – остановилась, обернулась. – Когда будешь готов, позовешь меня.
Антону ничего, кроме как кивнуть, не оставалось, и, когда она скрылась за дверью, устало опустился на стул, где сидела Даша, и тяжело вздохнул.
Вздорная, упрямая, невозможная девчонка! Стала частью его жизни, пусть случайно, пусть на короткий срок, пусть была не в восторге от этого так же, как он, но теперь они оказались связанными друг с другом. На два года. На два долгих, томительных года. И никто не обещает, что будет просто. Всё кричит, надрываясь, о том, что будет так сложно, как никогда не было.
Он постучал в ее комнату через полчаса, и Даша открыла, переодетая в кофту и старые джинсы. Темные волосы собраны в высокий хвостик на затылке, на бледном лице ни грамма косметики, а губы поджаты.
– Готова? – только и смог спросить он, хмурясь.
И почему она одевается в какую-то рвань? Неужели он мало денег ей выделял?!
– Пожалуй, – кивнула девушка, выходя из комнаты. – Надеюсь, мой компьютер перевезут к тебе.
– Не сомневайся, – бросил он, уступая ей дорогу. – А где твои сумки?
– Я же сказала, – сухо начала объяснять она, – у меня однасумка. Только самое необходимое, – она указала на зажатую в руке дорожную сумку, небольшую, но прочную.
Антон, казалось, был изумлен, потому что, осмотрев ее ношу, устремил ошарашенный взгляд на Дашу.
– И это всё?!
– А что еще? – подбоченясь, ощетинилась девушка. – У меня не так много вещей.
Антон посчитал за лучшее не открывать рот, потому что и так уже чувствовал себя идиотом перед ней. Смотрела она на него как на истинного недоумка, и этот пренебрежительный, колкий взгляд ему претил.
– Ладно, – забирая из ее рук сумку, выдохнул он, – пошли, – и направился к входной двери.
Даша, изумленная тем, что он помог нести вещи, последовала за ним.
– Потом отдашь мне ключи от квартиры отца, – сказал Антон, когда они уже оказались на улице. – У тебя что, нет другой куртки? – возмущенно спросил он вдруг, оценивающе пробежав взглядом по ее фигурке.
– Нету, – отрезала девушка, приподнимая воротник. – А почему я должна отдать тебе ключи?
– Потому что они тебе не понадобятся, – в тон ей ответил мужчина, открывая багажник. – А почему нет новой куртки? – гнул он свою линию, бросая на Дашу косые взгляды. – Ведь твоя давно уже поношенная.
А то он не знает, почему она не может себе новую куртку купить!? Даша уставилась на него, сузив глаза.
Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Ее раздирала на части злость, равная по силе настоящему бешенству. Интересуется, выступает заботливым опекуном. Поздно образумился!
– Я думаю, не стоит делать вид, что ты ничего не понимаешь, – резко выдала она, прожигая его взглядом.
Антон застыл, посмотрел на нее удивленно. И она почти поверила, что он ничего не понимает. Почти…
– О чем ты?
– Всё о том же, – ядовито отрезала девушка, открывая дверцу его шикарного автомобиля. – О том, какой ты замечательный, а, главное, заботливый опекун! – и, не дождавшись ответа, нырнула на заднее сиденье.
Не понимая ее сарказма и язвительной иронии, Антон недоуменно проследил за тем, как Даша скрылась в салоне, и, простояв еще несколько томительных секунд, продолжая гадать, что девчонка имела в виду, он, покачав головой, словно отгоняя надоедливые мысли, забрался на водительское сиденье.
– Могла бы сесть и на переднее, – сухо заметил Антон, заводя мотор. – Тебе ведь уже шестнадцать.
Уязвить ее упоминанием о возрасте не удалось, хотя у него и не было подобной цели. Она промолчала, словно игнорируя его, а он, сам не зная почему, бесился от этого. От ее равнодушия. Уж лучше бы она кричала, возражала, язвила. Но ее молчание действовала на него, как красная тряпка на быка. Он заводился с пол-оборота. И сейчас, вместо того, чтобы следить за дорогой, то и дело бросал короткие взгляды в зеркало заднего вида, надеясь заметить на лице девчонки хоть толику чувств и эмоций. Но та была холодной, как лед, уставившись в окно, и делая вид, что не замечает его подглядываний.
Черт бы ее побрал! Она его специально из себя выводит?!
Мысленно выругавшись и сильнее сжав руль, Антон выдавил:
– Я сделаю тебе дубликат ключей от своей квартиры. Завтра, – снова быстрый взгляд на нее. – Сойдет?
Даша пожала плечами, продолжая рассматривать проносившиеся за окном московские улицы.
– Ты устроила мне бойкот? – поинтересовался Антон, начиная мрачнеть.
– Это тебя уязвляет? – обронила она, усмехнувшись.
И он заткнулся. Больше ни слова ей не сказал за всю оставшуюся до квартиры дорогу.
Хочет ехать молча, что ж, он удовлетворит ее стремление и желание.
Вжимая педаль газа в пол, он помчался вперед, словно срывая в машине свою злость.
Он уже довольно-таки долго следил за ней. Выслеживал, как охотник, свою жертву. Где живет, где учится, с кем общается, как проводит свободное время, где бывает. Узнал о ней всё, что ему было нужно.
«А девчонка-то неплохо устроилась. Очень даже хорошо. Ритуля, небось, и подумать не могла, что ее дочурка найдет такого состоятельного „папика“?! А девка-то, Дашка, хороша, и придраться не к чему».
Богато живет, на машинах дорогих разъезжает, дружбу с богатеями водит.
А о семье даже и не вспомнила, небось!? Не дело это, не дело…
Но кто же мог знать, что тот мужик окажется состоятельным?! Профессор, писатель, исследователь. Москвич, мать его! Надо было больше за девчонку просить! И что это он, дурак, сглупил тогда?! Мог бы выпросить и двадцать, и тридцать штук. Этот заплатил бы, девчонка-то ему нужна была. А сейчас…
Помер. Об этом все газеты писали. А что с мертвого можно взять?
А Дашка-то!.. Подлюка! Куда она собралась? И малый какой-то… Вроде на сына профессорского похож, богач тоже. Может, и с него можно что срубить? О Дашке вроде заботится, денег не пожалеет.
И Алексей, потирая руки в предвкушении наживы, нажал на газ и рванул следом за удаляющейся от дома профессора иномаркой на своей старенькой «шестерке», так и оставшись незамеченным.
Глава 21
Здесь всё дышало им. В его квартире, большой, двухэтажной, на Кутузовском. Она чувствовала его.
Здесь будто всё было им пропитано, даже в воздухе, казалось, витал аромат его туалетной воды. Свежий, дерзкий аромат, ощущая который носом, Даше хотелось поморщиться. Не оттого, что он ей не нравился, а потому, что он принадлежал ему. А ей отчаянно хотелось всё в нем ненавидеть.
И она брезгливо повела плечами, будто давая оценку месту, в котором ей предстояло жить. Судорожно вдохнула через нос, ощутив, как егозапах проникает в легкие вместе с кислородом. Задержала дыхание.
Антон между тем не обращал на нее внимания, машинально, на автомате, выполняя всё, что требовалось от гостеприимного хозяина. Только гостеприимным хозяином он не был, как и она не была долгожданной гостьей в его доме. Скорее, преступницей, вломившейся в его личное пространство, на территорию, куда никто не смел проникать до этого дня.
Может быть, поэтому у него сейчас такое мрачное выражение лица? И поэтому брови сведены к переносице, глаза щурятся, а губы превратились в тонкую ниточку?
Она косо рассматривала его, пока Антон вел ее к своей квартире, гадая, что ее раздражает в нем больше. Скептицизм и брезгливость или бездушное спокойствие и равнодушие по отношению к ней?
Они и словом не перемолвились с момента, как отъехали от квартиры Олега. Он, выполняя отведенную ему роль заботливого, участливого опекуна, пытался поговорить, но она игнорировала все его попытки завести пустой разговор. Зачем? Это что-то изменит, решит для них? А, может быть, поможет обоим забыть прошедшие четыре года, проведенные вдали друг от друга и превратившие их в заклятых врагов?
Даша была твердо уверена, что ничто в этой жизни не заставит ее забыть, что было, и попытаться понять его, человека, который повернулся к ней спиной в тот миг, когда она ждала от него участия.
Едва они тронулись с места, она отвернулась к окну, показательно скрестив руки на груди. Он все понял. Бросал на нее короткие взгляды в зеркало заднего вида, злился на нее, негодовал, возмущенно хмурился, а она старалась сдержать победную улыбку и согревалась сладостным теплом своей маленькой мести.
Звякнули ключи, это Антон открывает дверь ее тюремной камеры. Даша поморщилась и скривилась.
Какое точное сравнение. На два года это место станет именно камерой. Как четыре года была квартира дяди Олега, вмиг из жилища, от которого веяло уютом, нежностью и любовью, превратившись в овеянный ледяными ветрами холодный северный замок. С ее личной надзирательницей.
Даша, задумчиво склонив голову, смотрела на распахнутую перед ней дверь.
Теперь это превратится в место, где расположится ее личный ад на земле? Просто поменяв надзирателя?
– Проходи, – застыв в дверях вместе с ней, проговорил Антон, заходя внутрь.
Она вздрогнула от звука его голоса. Холодный и сухой, полоснувший ее резкостью.
Даша злилась на него, у нее были на то причины. А вот на что злился он, она разобрать не могла.
Но в том, что Вересов пребывал в одном из самых скверных своих состояний, девушка не сомневалась.
Вслед за Антоном она прошла в квартиру и замерла на пороге, словно громом пораженная. Ощутив этот неповторимый аромат… мужчины. И не просто какого-нибудь мужчины, а его, своего опекуна.
Она часто за последние годы бывала в квартире Паши, ему тоже был присущ свой запах, но от этого… ее коробило, а внутри всё словно обрывалось. Казалось, он давил на нее, взывая к чему-то. И это ее дезориентировало, заставляя жаться к стенке, вместо того, чтобы с гордо поднятой головой войти внутрь.
Едва ступив на порог его дома, своего нового жилища, девушка ощутила дискомфорт. Хотя и не подала виду. Не перед ним. Она никогда не позволит себе опуститься до того, чтобы на что-то ему пожаловаться. Один раз она уже попробовала… и чем это для нее обернулось?!
Даша стиснула зубы. Нет, она не будет вспоминать. Не станет мучить себя воспоминаниями.
Неуверенно застыв у двери, Даша не решалась сделать вперед хотя бы шаг. Она будто знала, еще один шаг, вот этот, заветный, последний, роковой… и всё в ее жизни изменится. Стремительно, резко, зло перевернется ее маленький мир, в котором не было его, такого мрачного, постороннего, чужого. Точнее, он был, но где-то там, далеко, не с ней. А теперь… Что теперь? Она не хотела, не ждала, она не искала перемен. И его она больше не ждала. А он пришел. И заявил на нее свои права, будто имел на то основание.
И этот шаг, этот последний роковой шаг означал бы крах ее прежней жизни. Полный разрыв с прошлым.
– Ты чего застыла, как вкопанная? – подал голос Антон, уже успевший раздеться, чем вызвал волну дрожи, метнувшуюся вдоль позвоночника в ее теле. – Привыкай, что это станет твоим пристанищем на два года, – как-то грубо бросил он, проходя вглубь квартиры. – Ничего не могу с этим поделать.
А ничего делать и не нужно, просто оставь ее в покое. Ты ведь уже сделал это однажды, четыре года назад. Так за чем же сейчас дело встало?! Что заставило тебя передумать?!
Стиснув зубы, Даша неспешно прошла внутрь, медлительно разделась и, неуверенно потоптавшись на месте еще с минуту, поплелась в другую комнату в сопровождении пристального взгляда серых глаз.
– Идем за мной, – коротко кинул Антон, когда она поравнялась с ним. – Потом всё осмотришь.
Ей захотелось сострить, бросить ему в ответ что-нибудь грубое и ироничное, даже саркастическое, но девушка сдержалась, благоразумно решив, что у нее еще будет время отыграться за всё.
Поэтому на его слова она ответила лишь легким кивком головы и равнодушным пожатием плеч. Что, по всей видимости, сильно его разозлило, потому что Антон, сцепив зубы, мгновенно помрачнел.
Даша про себя улыбнулась, поздравив себя с еще одной маленькой личной победой. Она уже поняла, что молчание и безразличие мужчину бесило. Он, очевидно, ожидал от нее бурной реакции, взрыва, упреков и обвинений, какими она удостоила его вчера? И он победил именно потому, что она сорвалась, не выдержала, сдалась. Но больше этого не повторится. Она ему не позволит одержать победу снова.
– Идем, – сухо отозвался Антон и без лишних слов двинулся в сторону лестницы.
Даша последовала за ним, невольно озираясь по сторонам и разглядывая его квартиру.
Надо же, вот как он жил всё то время, что после возвращения в Россию, поселился в Москве!? А она-то думала, что с ним, как он, почему не приходит. А ему было очень даже хорошо и комфортно. Не сравнить с тем, как жила она все эти годы, вынужденная просить разрешения, чтобы пообедать.
Одернув себя, девушка сосредоточилась на его спине. Впервые за то время, что они виделись со дня смерти Маргариты Львовны, отметив его внешнюю натуру, пусть и со спины.
Высокий, атлетически сложенный, подтянутый… посещает спортзал? Плечи широкие, длинные крепкие ноги, напряженно выпрямленная спина и сжатые в кулаки руки. Интересно, отчего бы?.. Все еще злится?
Даша легко улыбнулась, довольная тем, что она в отличие от него самообладание не потеряла.
– Я отвел для тебя комнату на втором этаже, – не поворачиваясь к ней, сухо сказал Антон. – Надеюсь, тебе понравится.
– Серьезно? – не сдержалась девушка, саркастически хмыкнув.
И тут же едва не врезалась от неожиданности в широкую мужскую спину, по-прежнему напряженно выпрямленную, застывшую перед ней скалой. Что за?..
Она поняла, что вновь его задела в тот же миг, но сделать ничего не смогла, слушая, как стучит сердце в груди, и молотится в виски бешеный пульс.
Антон резко повернулся к ней лицом, так, что она, не успев сориентироваться на ничтожно маленьком пространстве лестничных ступенек, оказалась прижатой его телом к перилам. Воздуха стало мало.
Он наклонился вперед, почти касаясь своим омраченным гневом и яростью лицом ее лица с широко раскрытыми глазами на нем. Пространство вдруг уменьшилось до размеров кукольного домика, в котором она, зажатая, запертая и скованная, должна была находиться, давясь жаром и недоумением под его телом.
Почувствовав на своих щеках его теплое дыхание, Даша едва не переломилась пополам и не свалилась вниз, чтобы избежать этого чересчур интимного соприкосновения. Дальше от него, дальше…
– Что ты?.. – договорить она не успела.
– Не беси меня, – грубо, сквозь плотно сжатые губы выдохнул Антон ей в лицо. И она поняла, лучше его сейчас не злить, опасным блеском блеснули серые глаза, в этот миг превратившиеся в маленькие щелочки и ставшие почти черными. – Не беси, слышишь?.. – повторил он, и Даша наклонилась вниз, спиной ощущая боль во всем теле, но поморщиться от неудобства себе не позволила. – Я действительнонадеюсь, что тебе понравится, – отточено выговорил он, заглядывая в ее глаза, а на самом деле, проникая в душу. – Потому что, если тебе непонравится, я умываю руки, – он окинул девушку колким взглядом и добавил: – Плевать, нравится тебе или нет, все равно ты будешь здесь жить!
– Тогда зачем спрашиваешь? – спросила Даша, не отводя от него глаз. Губы ее сжались, дыхание рвалось через нос тяжело и рвано. – Если тебе всё равно, мне и подавно. Это ненадолго! – жестко толкнула она его словами. – Я под этой крышей ненадолго, – пояснила она едко и, будто стараясь добить его окончательно, с мнимым равнодушием бросила: – А жила я и в более мерзких местах, чтобы на что-то жаловаться. Не дождешься!
Он ничего не ответил, молча продолжая нависать над ней, подавляя силой и глубиной своей злости. И по тому, как расширились его ноздри, будто мужчина пытался сдержаться и не заорать на нее, Даша поняла, что снова его разозлила. И осознала, что снова выиграла. Сколько уже? Три – ноль?!
Отстранился он от нее так же стремительно, как и наклонился. И дышать мгновенно стало легче.
Она выпрямилась, а он, не говоря ни слова, резко повернулся к ней спиной и, перешагивая едва ли не через три ступеньки, двинулся дальше. Мрачный, злой, раздраженный, большой и опасный.
Ее сердце билось очень сильно, ноги отчего-то стали ватными, словно недвижимыми, но она пошла за ним, забыв о том, чтобы осматриваться по сторонам.
Квартира Антона была довольно-таки уютной и мило обставленной, несмотря на то, что являлась его холостяцким пристанищем. А, может, вовсе и не холостяцким? Что она об этом знает? Ничего. С тех пор, как узнала, что он предал ее и дядю Олега, она не следила за его жизнью. Вдруг он уже женился? Тогда где жена? Неужели позволила ему взять Дашу под опеку? Или он с ней вообще не советовался, просто поставив перед фактом, как вчера сделал это с самой Дашей?!
Нет, вряд ли он женат, решила вдруг она. Девиц у него, наверное, хоть отбавляй, а вот жена вряд ли есть.
Погруженная в свои размышления, девушка не сразу осознала, что Антон остановился перед большой белой дверью, а сама она сделала это неосознанно, и громкий мужской голос заставил ее встрепенуться.
Он распахнул дверь, представляя Дашиному взору большую, но уютную, богато обставленную комнату.
Такого она увидеть никак не ожидала, а потому изумленно пробегала глазами и по двуспальной кровати, застеленной, как девушка подозревала, шелковыми простынями, и по объемному деревянному комоду, и по высокому двустворчатому шкафу, и по широкому окну в английском стиле с низким подоконником.
Здесь она будет жить? А уж не шутит ли этот мужчина, с кислой миной сейчас застывший рядом с ней?!
И словно в подтверждение того, что шутить не намерен, Антон, отступая в сторону, заявил:
– Вот твоя комната, – и, не глядя на девушку, уставился в пространство. – Ванная одна, на первом этаже.
Даша была поражена. Не ожидала она, что вместо маленькой темной коморки он поселит ее в царских хоромах! И как теперь на всё это реагировать? Какой реакции от нее ждет он?!
– Мило, – после короткого, беглого осмотра заключила Даша, вскинув брови и поджав губки.
Она заметила, как дернулся Антон, задетый ее словами, хотя и промолчал, не подавая виду. Поставил ее сумку на пол и, засунув руки в карманы джинсов, скривился. Не выдержал все-таки…
– Мило, – язвительно передернул он, по-прежнему не глядя на нее. – Евро-ремонт, деточка. Вся мебель по специальному заказу, стеллаж из красного дерева и кровать из кедра. А ты мне… мило?! – он стиснул зубы. – Что ж, от тебя, по всей видимости, мне ничего иного ожидать и не приходилось.
На самом деле, было больше, чем мило. Комната была великолепной, но сообщать об этом Вересову Даша не собиралась. Он сам затеял эту войну, что ж, – получай!
А потом, когда она решила, что смогла его уязвить, он ударил ее своими словами:
– Сюда должна была переехать не ты, – грубо, жестко, со злостью выговорил он. – Но ты свалилась на мою голову и спутала все карты!
Смерил ее презрительным взглядом с головы до ног, а Даша вдруг разозлилась. Ярость забилась в ней, заклокотала ненависть, боль и обида пронзили насквозь. Она ответила на его презрение.
– Неужели очередной пассии разрешено было сыскать твое уважение настолько, – едко выдала она, – что ты разрешил ей посетить сие жилище?!
Глаза его сузились, на скулах заходили желваки, он просто взбесился, но Даша и сама понимала, что перегнула палку. Только вот виноватой себя ничуть не чувствовала, он сам напросился!
– Ты забываешься, деточка, – прошипел он сквозь зубы, шагнув к ней.
– Это, видимо, передается воздушно-капельным путем, – резко бросила девушка, глядя ему прямо в глаза. – Ты тоже кое о чем забыл!
Он двинулся на нее.
– О чем? Забыл спросить твоего разрешения на то, как мне жить?! – его слова резали, и Даша невольно отступила. А он забил еще один гвоздь. – После того, как отец променял меня на тебя?!
Даша дернулась, как от удара. Он не забыл. Он не простил. Он не свыкся с мыслью, что отец привел ее в их дом. До сих пор так и не понял, не принял, не смирился… Ей стало больно и обидно.
– Дядя Олег ни в чем не виноват, – тихо проговорила она. – Если хочешь кого-то обвинять, то…
– Обвинять тебя? – сощурившись, подсказал он. – Не беспокойся насчет этого, девочка, я ужеобвиняю!
Она тяжело дышала, глядя ему в глаза, пытаясь найти слова, факты, аргументы, а потом выпалила:
– Значит, мы квиты! – руки сжались в кулачки.
Лицо его побледнело. Он долго молчал, хотя она и видела, что он борется с собой.
– Значит, квиты, – словно выплюнул он ей в лицо, резко отстранился. – Добро пожаловать в ад, – и с этими словами стремительно покинул ее комнату, хлопнув дверью.
Она стояла на месте еще около пяти минут, глядя прямо перед собой, но ничего не видя. Предательские слезы обиды застыли в уголках глаз и щипали переносицу. Сглотнув комок боли, девушка зажала рот рукой, приходя в себя, закрыла глаза, сильно зажмурившись.
Плакать? Из-за него?! Никогда!
Тяжело вздохнув, Даша сжала руки в кулаки, резко их разжала, снова сжала, успокаиваясь, а потом шагнула к сумке и, бросив ту на стул, стала разбирать свои вещи.
А через полтора часа, осмотревшись, позвонив Лесе и договорившись с ней встретиться, пошла искать своего непутевого опекуна, чтобы сообщить ему о том, что уходит. Звать его по имени она не решилась, ей вообще казалось странным, что она может его так назвать – Антон, а потому очень обрадовалась, когда обнаружила его в гостиной, сидящим на диване и разглядывавшим какие-то бумаги.
– Я ухожу, – коротко бросила она, застыв в дверях.
– В смысле? – поднял он на нее быстрый взгляд. – Уже?
Она поняла подтекст и скривилась.
– Не дождешься, – сухо заявила она, скрываясь в прихожей.
– Надеюсь, – в тон ей крикнул он, но так и не встал с дивана, не подошел к ней, казалось, вообще никак не отреагировал на ее слова, будто их не слышал.
И Даша, проклиная всё на свете, злясь на себя в первую очередь за то, что смела подумать, будто он побеспокоится, поинтересуется… тьфу!.. стремительно выскользнула из квартиры в объятья апреля.
«Что ж, ему всё равно!? поправляя воротник, думала она. Всё равно, значит?! Ну, что ж… Посмотрим!».
И уверенно зашагала в сторону автобусной остановки.
А он и не думал беспокоиться, будто вообще о ней забыл. Наверное, на некоторое время так и стало. У него было много дел, голова была забита, следовало обзвонить кучу людей, проверить бумаги, записать в ежедневник все планы на предстоящую неделю, и мысли о том, что где-то рядом с ним должна бы, по идее, ходить упрямая девчонка, совершенно выскочили у него из головы.
Она не сообщила ему, когда вернется домой, и Антон как-то даже забыл о том, что она должна была это сделать. Вспомнил о том, что девушка ушла, мужчина только под вечер, точнее, ночью.
Была уже половина одиннадцатого, когда он, глядя на часы, с запозданием вспомнил о том, что Даша не выходила даже к ужину. Вздохнув, он отбросил в сторону бумаги и направился за ней. Постучал несколько раз, прежде чем, не получив ответа, распахнул ту настежь и вмиг осознал, что девчонки нет в квартире.
Она что же, еще не вернулась? С четырех часов?! А он не заметил… Он забыл о ней.
Зло, грубо чертыхнувшись сквозь зубы, попытался себя оправдать.
Черт побери, ему никогда ни о ком не приходилось заботиться! Все эти годы он жил один, сам за себя отвечая, сам о себя заботясь, сам за себя неся ответственность! Раньше на его шее, черт побери, не висела упрямая вздорная девчонка, которую он на дух не выносит! А сейчас…
Мать твою, и где она шляется, спрашивается?!
Еще один быстрый взгляд на часы, и злость поднимается в нем с новой силой.
Пришлось отругать себя еще и за то, что за все те дни, что они ругались, грызясь, как кошка с собакой, он так и не удосужился взять номер ее телефона. Проворонил, идиот! И поэтому сейчас не знал, что делать, действительно, не находя себе места от беспокойства. Метался по квартире из угла в угол, то и дело смотрел на часы, слушая их мерное тиканье, злясь на нее, раздражаясь всё сильнее и мечтая всыпать ей по полное число, как только до нее доберется.
А в половине двенадцатого он стал серьезно волноваться. Где она? С кем? Что делает одна в огромном городе?! Мало ли придурков по ночным улицам ходит?! Работая юристом, Антон знал, что много. Очень много. И от того едва ли не рвал на себе волосы от волнения.
А потом, будто устав винить во всем лишь себя, вновь начинал злиться на нее.