Текст книги "Крик души (СИ)"

Автор книги: Екатерина Владимирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

– Я не получала от тебя… много денег, – скривилась Даша. – То, что до меня доходило, были крохи.

– А пенсия? Что было с ней? Она же шла на твое имя?

– А я ее видела, эту твою пенсию? – сказала Даша. Маргарита мне ее не показывала, она всегда повторила, что тех денег, которые присылаешь ты, никогда не хватило бы на мое воспитание…

– Она лгала! – не сдержавшись, выкрикнул Антон. – Черт, я заботился о тебе материально, слышишь? Я никогда, ни за что не смог бы в этом обмануть отца! Он оставил тебя на меня, и я…

– Я не получала от тебя больших денег, – упрямо повторила Даша, чувствуя, как трясутся руки. – Вот что я знаю о тебе, Вересов: ты скинул меня на эту женщину, сделал вид, что у нас все хорошо, а сам укатил назад в Лондон! Ты не высылал мне денег, а те крохи, что высылал, приходили даже не каждый месяц, а потому каждый раз, когда я садилась за стол, мадам Агеева тыкала меня носом в тот факт, что я живу за ее счет, хотя никем ей не прихожусь! – Антон ощутил дрожь в груди. – Я не видела твоего внимания, не видела заботы, не видела даже денег, о которых ты сейчас говоришь. Я и тебя самого не видела! – выплюнула она ядовито. – Если не считать обложек журналов, в которых говорилось, какой ты замечательный специалист, сколько зарабатываешь, и где купил квартиру! А я тем временем жила ожиданием того, когда же пройдут эти годы, чтобы я смогла избавиться и от Маргариты, и от тебя!

– Даша… – попытался осадить ее Антон.

– Я не хочу ничего знать о тебе и о том, что было, – сердито выдохнула девушка. – Не хочу, понимаешь? Я всё это уже пережила, и вспоминать не хочу.

– Почему она это делала? – ошарашенно произнес Антон, конкретно ни к кому не обращаясь. – Я не могу понять. Ведь я просил ее… Я деньги выделял, каждый месяц, исправно… и большие деньги. Я думал, что она… А оказалось, что… – он поднял на Дашу какой-то измученный затравленный взгляд.

Девушка испугалась. Она никогда не видела, чтобы Антон так смотрел на нее. Никогда. Ее передернуло, дрожь прошла по телу, взметнув в ней остатки тех добрых чувств, что когда-то жили в ней по отношению к нему. Но она тут же подавила неосознанный внутренний порыв его успокоить.

– Ты мог бы узнать, – сказала она жестко, с обидой в голосе. – Но не захотел.

И эти ее правдивые слова били кнутом, кололи сотнями иголок, выпотрошили всего его.

– Я знаю, – кивнул Антон, отведя взгляд. – Я виноват.

Тяжело дыша, Даша отошла к стене, будто чувствуя, что вот-вот упадет. Мир кружился вокруг нее.

– Я не понимаю ее, – выдохнул Антон. – Я доверял ей, я думал, что она заботится о тебе, – говорил он. – Я, действительно, верил в это. А она…

– Она хотела выйти замуж за дядю Олега, – глухо перебила его Даша, набрав в легкие больше воздуха. – А когда появилась я, она меня возненавидела, увидев во мне помеху своим планам, – она мнимо равнодушно пожала плечами. – Вот и весь секрет.

– Но у отца никогда не было подобных планов… Как ты узнала? – ошарашенно спросил Антон.

– Я догадывалась и сама, – призналась девушка, не глядя на мужчину, – она не раз намеками упоминала об этом, а потом… перед смертью, она мне всё сама и рассказала.

– Она… раскаялась в том, что делала? – с запинкой спросил Антон. – Хотя бы перед смертью?

Даша покачала головой, ощущая, как воздух давит на грудь, а сердце стучит сильно-сильно.

– Нет.

– Прости, – волна жалости, обида, вины и беспомощности захлестнула его. – Прости, что я… так поступил.

Даша ошарашенно уставилась на него. Совсем другой Антон Вересов. Откуда он взялся? Зачем пришел? Она уже научилась его ненавидеть и презирать, винить в том, что с ней было, лелеять обиду и мечтать о мести. Она не желала испытывать к нему иные чувства. Она не хотела его понимать. Отказывалась. Они не друзья, и никогда ими не станут.

– Сделанного не воротишь, – сказала она, пожав плечами. – И то, что ты всё узнал, ничего не меняет.

– Так ты простишь меня? – упрямо настаивал он, сделав к ней пару шагов и остановившись.

– Не знаю, – откровенно призналась девушка, покачав головой. – Не сейчас.

– Мы должны решить, – начал Антон, – как жить дальше…

Ее глаза сощурились.

– А как жить дальше? Что ты имеешь в виду?

– Ну… теперь, когда я знаю правду, – сказал Антон, пристально глядя на нее, – и ты знаешь правду… Я подумал, мы могли бы… изменить наши отношения.

– Считаешь, что, узнав о том, что ты высылал мне деньги, «заботился» обо мне и не забывал, я закрою глаза на то, что было? – голос ее звучал угрожающе.

– Нет! – воскликнул Антон. – Конечно, нет, – метнулся он к ней, но она отскочила. – Но я подумал, что мы могли бы попытаться жить нормальнойжизнью. Теперь, когда всё узнали, – он взглянул в нее внимательно, с надеждой. – Разве мы не можем попробовать?

– Я не забуду того, что было, – сказала она.

– Я знаю. Но постараться смириться с моим существованием рядом в течение двух… даже почти одного года! Ты можешь? – он пристально взглянул на нее. – Постараешься? Ради себя самой. Саморазрушение ни к чему хорошему не приведет, я знаю это не понаслышке. Я прошу прощения у тебя, что уехал, оставил тебя, что не заботился должным образом, но и ты пойми меня…

– Я понимаю, – перебила его Даша, осознавая, что действительно его понимает, – но это не поможет мне забыть.

– И не нужно забывать, – сдался он, понимая, что на большее рассчитывать ему не приходится. – Помни. Но постарайся не обвинять меня в том, что было, потому что я уже признал свою вину.

– Хорошо, – кивнула она, наконец, – я попробую смириться. Осталось всего два года, не так и много.

– Значит, ты..?

– Попробую смириться, – недовольно согласилась она. – Попробую, Вересов, не питай иллюзий.

– Ладно, – он засунул руки в карманы брюк и, нахмурившись, спросил: – А ты не могла бы называть меня по имени? В свете сложившихся обстоятельств.

Даша повернулась к нему, на лице ее расцвела язвительная полуулыбка, брови изогнулись.

– Я же сказала: не питай иллюзий.

– Ясно, – выдавил он сквозь зубы и направился к двери. – Я рад, что мы поговорили и всё выяснили.

Даша промолчала. Он постоял еще пару минут, ожидая ее ответа, но, так его и не дождавшись, вышел.

– Это ничего не меняет, Антон, – с грустью и горечью проговорила Даша, глядя на закрывшуюся дверь. – Сейчасэто уже ничего не меняет, – и, простояв недвижимо еще несколько минут, вышла из кабинета.

Глава 27

Принесший порывы по-летнему теплого ветра, май ничего не изменил в их жизни. Или почти ничего.

Окутавший столицу теплым покрывалом, последний месяц весны не принес в душу Даши такого тепла по отношению к опекуну. Их взаимоотношения были по-прежнему прохладными. По большому счету, у них не было никаких отношений, они почти не общались, пересекались редко, всегда ускользая от взглядов друг друга, сталкиваясь лишь в кухне за завтраком и иногда за ужином. Вересов пытался разговорить ее, лишний раз спрашивал о том, как прошел ее день, интересовался учебой, но Даша, услужливо молчаливая, всегда отвечала коротко и односложно. И Антон перестал пытаться. А Даша навязываться не стремилась.

И все-таки что-то изменилось.

Они не ссорились, не скандалили, даже не пререкались ни разу с того дня, когда всё выяснили, но между ними возникла та напряженность и скованность, которой не было раньше. Нервы, словно натянутая струна, готовая вот-вот порваться, были накалены до предела, а мнимое молчаливое спокойствие являлось лишь затишьем перед бурей. Предчувствие всплеска эмоций и взрыва чувств нависло над ними, подобно савану.

Антон, привыкший выплескивать свои эмоции, сейчас был вынужден держать их при себе, контролируя каждый шаг и чуть ли не каждое слово, а Даша энергичная и импульсивная от рождения вынуждена была скрывать за маской равнодушного спокойствия и холодности свою сущность. Чтобы не уронить лицо, не сдаться, чтобы убедить Вересова, что ничто просто так не проходит, ничто не забывается. Его извинения и сожаления, вполне искренние и откровенные, заставили ее взглянуть на него другими глазами, но не смогли помочь ее забыть. Воспоминания по-прежнему стояли между ними.

Они вроде стали общаться иначе. Но всё же оставались друг для друга посторонними людьми, которые лишь вынуждены были жить под одной крышей. Существовать вместе. Скованные прошедшими годами, которые остались в памяти обоих гнусными и горькими воспоминания общего горя.

Она не верила ему. Она ему, как и прежде, не доверяла. Сначала она даже не поверила тому, о чем он ей рассказал. Он, оказывается, заботился о ней все эти годы? Высылал деньги? Но где она, эта помощь? До Даши она так и не дошла. Неужели Маргарита была настолько мелочной и жалкой, что отнимала те деньги, что присылал Вересов? И смела лгать, глядя Даше в лицо, о том, что опекун о девочке не заботится! Смела упрекать ее в том, что Даша висит на ее шее, что Маргарита кормит ее за свои деньги?

Неужели человек может быть настолько жадным и коварным?

И Даша верила этой женщине, казалось, у нее не было поводов не верить ей, когда Антон систематично, вновь и вновь своими поступками и действиями подтверждал слова ее воспитательницы! Ведь она ждала его, еще верила ему тогда, в начале их общего пути, она хотела довериться и дяде Олегу, который знал сына лучше нее. Она надеялась на что-то, но так этого и не дождалась. А потому поверила Маргарите, абсолютно, полно, всецело, и теперь, узнав правду, не могла осознать, что ошибалась.

Даже если принять как факт, что Антон говорит правду, ведь не может быть фальшивым его раскаяние, что Даша читала в его глазах, и что он высылал ей деньги, заботился о ней… А Маргарита нагло, коварно, подло лгала. И всё равно… это ничего не меняет. Даше нужна была реальная забота, поддержка, внимание и тепло, а не переведенные на карточку или почтовым переводом деньги! Даже если бы Маргарита не лгала, отдавала ей всё, что Антон присылал, разве чувствовала бы себя Даша счастливой? Нет. Она по-прежнему была бы ему не нужна. А теперь он пытается убедить ее, что он… что? Заботился о ней? И как? Исправно присылая деньги и несуществующие подарки?! Но для Даши забота заключалась немного в другом. А он так этого и не понял.

Да и как поверить тому, подтверждения чего она теперь не получит? Верить раскаявшемуся Вересову? Да, она видела, что он сожалеет. Но она помнила, как сожалела она, что ошиблась в нем. Этого не забыть.

– Я не знаю, кому и чему верить, – призналась Даша Лесе, когда подруги, расположившись в комнате последней, распахнув окно, наслаждались ароматами цветов, доносившихся из сада.

– А чему и кому ты хочешьверить? – подчеркнуто спросила ее Леся, вскинув бровь.

Даша пожала плечами и медленно прошлась по комнате, остановившись напротив широкого окна.

– Никому и ничему. У меня нет оснований верить ему или ей, – и грустно выглянула в окно. – Он говорит, что заботился обо мне, но как я могу ему верить, когда все четыре года в меня вбивали мысль, что я не нужна ему? Что я – груз, что я – лишь исполнение воли его отца, никто в его жизни, какая-то оборванка с улицы, которая удачно обосновалась в богатом доме! – девушка фыркнула. – И он, именно он, каждый год доказывал правоту Маргариты, когда ни разу так и не поинтересовался, что со мной происходит! – Даша, опустив голову, с силой втянула в себя воздух. – Я четыре года верила факту, что не нужна, и теперь… только потому, что он опровергнул мои былые убеждения своими словами, поверить обратному? Не могу…

Девушка полуобернулась к подруге и грустно той улыбнулась.

– Я не знаю, смогу ли вообще кому-то довериться. Это так больно, если разочаровываешься в человеке…

– Знаешь, – задумчиво протянула Леся, приподнимаясь с кровати, – он не показался мне таким уж плохим.

Даша закатила глаза, всем своим говоря, что не желает и слышать подобного в адрес Антона Вересова.

– До сих пор не могу поверить, что ты разговаривала с ним! – недовольно воскликнула она.

– И, тем не менее, я сделала это, – заявила та. – И ничуть не жалею, если хочешь знать. Он показался мне озадаченным и озабоченным тем, что не знал истинного положения дел…

– Да ты защищаешь его! – воскликнула Даша, повернувшись к подруге лицом.

– Нет. То есть, да, – призналась Леся, – защищаю. Я не хотела с ним разговаривать сначала, но он так настойчиво упрашивал меня встретиться с ним. Знаешь, я думаю, что человек, который не интересуется, не стал бы этого делать, – задумчиво проронила девушка, скинув ноги с кровати. – Он казался мне искренне обеспокоенным. Я видела, как он был удивлен, когда я сказала ему, как с тобой обращалась эта женщина!

– Тебе не нужно было этого делать, – упрямо возразила Даша. – Ему надо было заботиться обо мне тогда, когда мне действительно была нужна его помощь! А сейчас ему совсем необязательно было…

– И что тогда? – перебила ее Леся. – Вы бы никогда не поговорили. Ты бы никогда не узнала правды.

– Какой правды? – вскричала Даша. – Ты уверена, что это правда? Мы теперь этого уже никогда не узнаем, потому что мадам Агеева унесла с собой эту тайну в могилу!

Леся что-то прошипела, поморщилась, но промолчала.

– И что ты теперь думаешь делать? – пробормотала она, когда молчание между ними стало невыносимым.

– Ничего, – пожала плечами девушка. – Мы договорились с ним… – она скривилась, – …жить дружно. Не скандалить, не ссориться по возможности, просто жить своей жизнью под одной крышей, пока не будем избавлены друг от друга. Всего два года. Не так и много, чтобы заставить себя потерпеть, а?

Леся мнимого энтузиазма Даши не разделяла.

– Знаешь, это будет сложно, – пробормотала она.

– Почему? – нахмурилась Даша.

– Он молодой мужчина, Даш, – назидательно сказала подруга. – А ты – юная девушка, не его сестра, не его девушка, вообще ему… никто, по сути. Не видишь здесь ничего… ненормального?

– Нет, – откровенно призналась та. – Не понимаю, куда ты клонишь, Лесь. Что тут ненормального?

– Дашуль, я живу с отцом, – сказала Леся, покачав головой, – он самый родной, любимый, самый лучший мужчина в мире для меня. Но… даже с ним у меня бывают конфликты и скандалы. И это притом, что я его безумно люблю, советуюсь с ним, прислушиваюсь к его мнению…

– К чему ты клонишь? – подозрительно сощурившись, пробормотала Даша.

– Он – мужчина, Даша. Пусть родной, пусть любимый, но мужчина. Они другие, совершенно. Невозможно жить рядом и не конфликтовать, не реагировать на присутствие, не замечать. Рано или поздно черная дыра рванет. У меня очень часто взрывается, хотя я живу с отцом, а не… с твоим Вересовым.

Даша нахмурилась, сомкнулись ее губы, выдавая раздражение и непонимание.

– Хочешь сказать, что мы не сможем с ним ужиться только потому, что он – мужчина, а я – девушка?

– И потому, что вы, как ни крути, чужие друг другу люди, – кивнула Леся. – А еще терпеть друга не можете, – встав с кровати и подойдя к подруге, Леся тронула ее за руку. – Даш, я отца люблю, очень сильно, но даже я иногда просто из себя выхожу от злости на него, – она заглянула Даше в глаза, пытаясь увидеть в них осознание. – А тут с одной стороны будешь ты, а с другой – Вересов! Конфликта не избежать…

Черные глаза, казалось, потемнели еще больше, если такое вообще было возможно. На щеках выступили розовые пятна возмущения, а губы сжались так сильно, что превратились в узкую полоску.

– И что ты предлагаешь? – сквозь зубы выдавила из себя девушка.

Леся, сжав Дашину руку, отступила и смущенно потупилась.

– Не знаю, – откровенно призналась она, глубоко вздохнув. – Это какой-то тупик. Ведь ни один из вас не станет подстраиваться друг к другу? – и, получив от подруги в ответ сморщенную мину на лице, сказала: – Вот видишь! Поэтому жить нормальноу вас и не получится. Думаю, вам не стоило и питать подобных иллюзий, учитывая ваши… хм… взаимоотношения.

– А точнее, их полное отсутствие, – фыркнула Даша, вновь повернувшись к окну.

– Да нет, – уверенно возразила Леся, – как раз-таки взаимоотношения. У вас они самые что ни на что есть, настоящие, подлинные и истинные, – и, прежде чем Даша успела ей что-либо возразить, подруга добавила: – И та стена отчуждения, которой ты пытаешься окутать вашу совместную жизнь, та… черная дыра… скоро рванет. И тогда, – покачав головой, она отвела взгляд, – никому не поздоровится.

Даша промолчала тогда. Не зная, что сказать, или просто не желая этого делать, но девушка понимала, что Леся права. Во всем, что касалось ее отношений с Антоном! Апатичное спокойствие, договорное благополучие, иллюзия понимания, но отсутствие этого понимания, затаенная обида и недоговоренность, монотонное молчание, никакой реакции, никакого действия, никакого лишнего слова или фразы. Полное отсутствие жизни. И среди всего этого… нарастающий, набирающий обороты всплеск эмоций, разрушительный удар, атака, бомба замедленного действия, собственноручно ими запущенная.

Даша чувствовала эту разрывающуюся черную дыру каждый день, ощущая ее на себе. Как ощущала и неминуемо приближающийся взрыв чувств и не выплеснутых ранее эмоций и откровений.

С каждым днем ситуация усугублялась. И за спокойным существованием, заключенным путем мирного соглашения между ними, скрывалась натянутая леска, переступив которую, точно черту, найдешь конец.

И они медленно и целенаправленно двигались навстречу этому концу. К концу всего того, что так и не успели построить.

И если в личной жизни у Даши творилась полная неразбериха, омраченная непонятными и не понятыми обоими отношениями с Вересовым, то в школе всё было не так и гладко. В плане учебы проблем не было; заканчивалась последняя четверть, которая должна была завершиться экзаменами, и Даша всё свободное время проводила за учебниками. А вот отношения с одноклассниками откровенно девушку беспокоили.

Странное отношение к ней Ромы Кононова стало еще более странным. Она не понимала его причины, а задумываться над тем, что парень мог действительно в нее влюбиться, как говорила Леся, Даша не верила. Но факт, тем не менее, оставался фактом. Он обращал на нее внимание, делал какие-то намеки, а на одном из уроков истории, когда учитель объясняла новый материал, даже посмел передать ей записку! В которой, к изумлению девушки, спрашивал у нее, не поможет ли она ему подтянуть биологию.

– Сжалилась бы ты над парнем, – смеялась Леся, с которой Даша поделилась этой неожиданной новостью, – а то Ромка уже не знает, что сделать, чтобы привлечь твое внимание. Вон уже на крайние меры пошел!

– Может, ему действительно нужно биологию подтянуть? – предположила Даша, понимая всю лживость собственного предположения, и даже поморщилась.

Леся откровенно расхохоталась.

– Смеешься? Он на медицинский решил поступать, если ты забыла, – заявила подруга и, подмигнув Даше, добавила: – Как и ты. Так что с биологией у него проблем нет и быть не может.

– И почему это ты так улыбаешься? – подбоченясь, строго посмотрела на нее Даша, насупившись.

– Как? – усмехнулась Лесандра Юрьевна, лишь шире расплываясь в улыбке.

– Как сводница! – выдохнула Даша и, вскинув подбородок, решительно двинулась в кабинет физики, слыша вслед заразительный смех лучшей подруги.

Надо сказать, что с Ромой она позанималась. Ровно одно занятие. Ровно десять минут. До того момента, когда осознала, что одноклассник ее просто «дурит» с тем, что чего-то не знает и не понимает. Все он знал, и даже лучше нее! А потому девушка, захлопнув книгу, решительно поднялась с места, намереваясь уйти.

– Ты куда? – испуганно пробормотал Кононов, вскакивая за ней следом. – Мы же еще не закончили.

– Я домой, – злясь на себя, проговорила Даша. – И нам с тобой даже не с чего начинать!

– То есть? – светлые брови взметнулись ко лбу. – Я так… бездарен, по-твоему? – кажется, обиделся он.

– Наоборот, Рома, – выделяя его имя, отозвалась Даша, иронично улыбнувшись. – Ты очень даже умен.

– Даш, ну, подожди! – кинулся следом за ней парень, преграждая путь к двери. – Постой!

Вскинув на него насмешливый взгляд снизу вверх, Даша улыбалась, откровенно и открыто.

– Ну, что тебе?

– Не уходи, – попросил Рома, засунув руки в карманы джинсов. – Давай… позанимаемся. Я, правда, кое-что не понимаю.

– Всё ты понимаешь, Рома, – усмехнулась девушка и, обходя его, на ходу бросила: – До завтра.

– А можно, я тебе позвоню? – крикнул он ей вслед и, прежде чем она застыла в изумлении, добавил: – Если что-то не пойму?..

Даша рассмеялась, но ничего ему так и не ответила. А он позвонил. Уже на следующий день, хотя она не помнила, чтобы давала ему номер своего телефона. Леська!? Не иначе, засранка такая! Пребывая сейчас в состоянии первой и, как ей казалось, единственной влюбленности, подруга искренне желала, чтобы были счастливы все вокруг нее. Даша в первую очередь. Именно поэтому и видела в отношении к ней Романа то, чего не было на самом деле. Пытаясь всеми силами свести Дашу с Кононовым и так и эдак.

Но Даша не намеревалась сдаваться. На носу переводные экзамены, через два года поступление в мединститут, проблемы с Антоном, опять же, – как можно думать о любви? И тем более, о любви Романа Кононова, который со второго класса показал ей все свои оттенки чувств, которые к девушке испытывал? Нет, неправда всё это. И думать она об этом даже не станет. Бессмысленно и глупо. Незачем.

А вот о поездке на конеферму в Подмосковье, куда они еще с дядей Олегом часто ездили, и куда теперь частенько наведывались с Лесей и иногда с Пашей, подумает с радостью; и запланирует, и время выкроет, и даже целый день выделит на то, чтобы покататься на лошадках и просто отлично провести выходные.

«Вот как раз в следующие выходные погоду обещают хорошую, почему бы не выкроить день или два на заслуженный и оздоровительный отдых?» думала Даша, отмечая в своем календаре выбранный день.

Свежий воздух, любимые лошадки, добрый дядька Тимофей Ильич, красавец Патриот, которого она так любила послать в галоп, Леся с Артемом и Пашка!

О большем мечтать она и не смела. Ей для счастья было вполне достаточно и этого.

За годы, проведенные с Маргаритой, Даша очень сблизилась с Павлом. Они и раньше были близки, но, когда он переехал в Москву, Даша ощутила себя в надежных руках. Они был тем самым защитником, тем помощником и самым верным другом. Он стал для нее тем, кем Антона Вересов должен был стать, но так и не стал. Наверное, он был для нее даже больше, чем просто другом. Он стал ей братом. Старшим братом, которого у нее не было, но на чье плечо ей так всегда хотелось опереться, чувствуя свою нужность.

После Леси, самый родной для нее человек. А, может, намного важнее, чем подруга. Ее семья.

Она помогала ему выбирать мебель для квартиры, вещать шторы в спальне, красить стены в кухне, и он выделил для нее одну из гостевых комнат, в шутку называя это презентом за помощь. Она смеялась, видя его измалеванные краской руки, а он смеялся только оттого, что слышал ее смех. Она смеялась для него.

В последние годы перед смертью Маргариты, когда та заболела, Даша вопреки ее желанию очень часто оставалась в квартире Паши. Они почти превратились в ту самую настоящую семью из брата и сестры, о которой девушка мечтала. У Павла, как и у Даши, не было родственников, или же он просто о них не желал рассказывать. Откровенно говоря, почти всё его прошлое было покрыто таинственной неизвестностью, он не особо любил о нем распространяться даже перед ней, а потому знала девушка очень мало. Знала лишь, что он родом из Калининграда, там окончил школу, институт и занимался, как он сам шутил, «бизнесом». В Москву переехал, расширяясь, построил свою империю за считанные годы (тоже неизвестно каким путем) в столь юном для предпринимательского бизнеса возрасте. Даша никогда не вмешивалась в его дела, даже когда друг купил квартиру и пригласил ее жить вместе с ним, открывая двери в свою берлогу, она молчала.

– Переезжай ко мне, Дашуль, – уговаривал Павел, глядя в ее лицо с решимостью. – Ты ведь знаешь, что я тебе всегда рад, да и от ведьмы ты избавишься. Что она, побежит за тобой, что ли, чтобы вернуть?

– Пашенька, – уговаривала его в ответ Даша, – ну, ты же знаешь, что я не могу. Я очень люблю тебя, но там… дом, понимаешь? И как бы я не любила и твою квартиру, все же тамвсё еще живет дядя Олег. Я не могу его бросить с ней, – она, немного запинаясь, взяв его руки в свои ладошки. – Понимаешь?

– Понимаю, – грустно улыбнулся Паша, хотя глаза его не блестели. – Но обещай тогда хотя бы, что когда тебе исполнится восемнадцать, ты переедешь ко мне? На первое время?

– А разве я не смогу жить в квартире дяди Олега? – удивилась она. – Я же там прописана.

– Ну, да… конечно, – грустно соглашался он. И больше не настаивал, только предлагал. Вновь и вновь.

Даша приезжала к нему лишь на несколько часов, часто оставалась и на ночь, они тогда много болтали, смотрели старые фильмы, ходили в круглосуточные кафе и катались по городу. Но никогда дольше одной ночи Даша у него не задерживалась. Всегда стремилась в тот дом, в квартиру дяди Олега, где, как говорила, была счастлива так же, как когда-то с отцом в Сосновке.

А Паша стремился видеться с нею как можно чаще. Да, он уже тогда, когда ей исполнилось тринадцать, понимал, что эта девочка значит для него гораздо больше, чем думает она сама, и полагает он. Гораздо больше! Поэтому, когда она позвонила ему, предложив поехать в Подмосковье покататься на лошадях, Павел, не раздумывая, согласился. Они уже давно не виделись, то у нее не было времени, то он был занят работой, уезжал из Москвы. Он успел соскучиться. Безумно соскучиться по своей девочке. Он никогда предположить не смел, что будет так зависеть от шестнадцатилетней девчонки! Но зависел.

И приглашение, провести вместе выходные, было лишь поводом вновь оказаться рядом с ней.

Поехали на машине Павла, вчетвером, запасшись корзинкой с едой и лакомством для лошадок. Артем с Лесей на заднем сиденье, Паша за рулем, а Даша рядом с ним на пассажирском.

Чуть больше года назад Паша спонсировал восстановление этой конефермы и по сей день помогал ей с деньгами, снабжая всем необходимым, за что Даша была ему безмерно благодарна.

Конеферма находилась в некоем отдалении от ближайшего населенного пункта, на лоне природы, вдали от суеты и неугомонности большого города. Миновав заросшие кустами шиповника и боярышника подъездные дорожки, автомобиль остановился у большого строения с красной пологой крышей.

Едва они выскочили из машины, навстречу им, поднявшись с лавочки, поспешил местный конюх, всеми любимый Тимофей Ильич. Невысокого роста седовласый мужчина, которому перевалило за шестьдесят, но который по-прежнему чувствовал себя молодым. Широко улыбаясь, он поприветствовал гостей.

– А, Дашенька с друзьями! – воскликнул он, подходя ближе. – А я думаю, что-то машина больно знакомая. Павел Игоревич, рад вас видеть!

– Здравствуйте, Тимофей Ильич, – поздоровалась с ним девушка, широко улыбаясь. – А мы вот покататься решили. Можно? – лукаво подмигнула она.

– Обижаешь, Дашенька! – поздоровавшись с Павлом, проронил тот.

– А Патриот не занят? – бросив на конюха подозрительный взгляд.

– Нет, – усмехнулся тот, – тебя дожидается. Он как чувствовал, что ты придешь, с самого утра сам не свой.

Леся с Артемом отошли к конюшням и ограждениям, Тимофей Ильич, отвлекшийся на что-то, просил его извинить и удалился, и Даша осталась с Павлом наедине.

– Любишь это место? – улыбнулся Паша, с нежностью в глазах глядя на девушку.

Даша втянула в себя свежий воздух, закрыла глаза и, засунув руки в карманы джинсов, с наслаждением потянулась.

– Больше всего на свете, – проговорила она, улыбаясь. – А ты? Разве не любишь?

– Главное, что тебе здесь нравится, – уклончиво ответил мужчина. – А емуты сказала, куда едешь и с кем?

Даша нахмурилась и, носком новых кроссовок, купленных Антоном, пнула камушек, не глядя на друга.

– Я ему записку написала. Позвонила сначала, но он не отвечал, – скованно пожала плечами. – Пришлось прибегнуть к более действенному способу. А то он бы потом ругался, – поморщилась она.

– Как вы с ним уживаетесь? – стиснул зубы Павел, глядя вдаль.

–  Уживаемся– одним словом, – коротко бросила девушка, глядя в сторону. – Не ссоримся, не скандалим, даже не препираемся. Леся говорит, что это не к добру, – помолчав, добавила: – А ты как думаешь?

– А почему она так говорит?

Даша пожала плечами.

– Не знаю. Говорит, что мужчина и женщина не могут жить… дружно, – и скривилась.

– Почему нет? Мы ведь с тобой живем… дружно, – хрипло проговорил Павел.

– Ну, мы совсем другое дело! – рассмеялась девушка и, потянувшись к Паше, поцеловала его в щеку. – Ты мой лучший друг, а он…

– Только друг? – вдруг неожиданно вырвалось у него, и молодой человек прикусил язык, поморщившись.

Ее черные глаза широко раскрылись, она отстранилась и неуверенно и удивленно взглянула на него.

– Ты о чем?

– Да так, ни о чем, – отмахнулся тот тихо, опустив глаза.

– Дашенька, я там Патриота из стойла вывел! – послышался окрик Тимофея Ильича. – Можешь седлать.

Даша, повернувшись на голос, улыбнулась конюху, а потом, вновь взглянув на Павла, нахмурилась.

– Паш, ты что-то не договариваешь мне? – напрямую спросила она.

Ответить он не успел, в кармане, на его счастье, зазвонил мобильный телефон.

– Слушаю, – коротко отозвался Павел и, осознав, кто звонит, извинился перед Дашей и отошел в сторону.

– Дело сделано, Павел Игоревич, – послышался на том конце грубоватый мужской голос. – Пришлось, конечно, потрудиться, чтобы его найти, но по вашей наводке всё было сделано исключительно быстро.

– Вы поговорили с ним?

– Если он подойдет к девочке, у него будут проблемы, – ответил голос. – Он всё уяснил.

– Хорошо. Ведите его, – бросил Павел, поджав губы. – Я буду уверен в ее безопасность, лишь когда эта гнида будет слишком далеко, чтобы даже помнить о ней.

– Как скажете, Павел Игоревич.

– Добро. Держи меня в курсе дел, – и отключился, услышав монотонный ответ согласия.

Только когда его девочка будет в безопасности, он успокоится и сможет, наконец, спать спокойно.

Повернувшись к Даше и улыбаясь, он подошел к девушке и заявил:

– Кто первый до ограждений, тот и седлает Патриота! – и, глядя на нее насмешливо, бросился вперед.

Даша, расхохотавшись, быстро опомнилась и кинулась следом за ним. Патриот останется за ней!

Антон же в это время, ничего не подозревая о том, где сейчас находится его воспитанница, колесил по городу, заглядывая в витрины магазинов и гадая над тем, что бы сделать, чтобы удивить Дашу. Может, купить ей новый компьютер? Не спрашивая ее на то согласия. Ведь, помнится, когда он упомянул об этом в прошлый раз, девочка насупилась и заявила, что она довольна и старым.

Чертыхнувшись, Антон уже в сотый раз подивился тому, как печется об этой девчонке. И всё из-за чувства вины перед ней! Надоедливого, досадливого, раздирающего чувства вины, вынудившего его наступить на горло собственной гордости и своим принципам. Чтобы исправить прошлые ошибки.