Текст книги "Конечно, это не любовь (СИ)"
Автор книги: Екатерина Коновалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Дружбы не существует. Глава 11
В порыве чувств Шерлок запустил пустой пробиркой в стену и почти порадовался, когда звон стекла возвестил о конце ее жалкой жизни. У него не получалось. Ничего. Совсем. Единственная реакция, которую он получил за два месяца экспериментов, – это брожение: зелье скисло. Другие реакции в его котле, колбе, кастрюле и банке (он пробовал разную тару, на всякий случай) протекать отказывались. Приходилось признать, что зельеварение не сводится к химии, и для него нужно что-то еще: катализатор, в роли которого, видимо, и выступала магия.
Гермиону его эксперименты сначала пугали, потом смешили, а в конце откровенно злили.
– Шерлок, прости, но у тебя действительно ничего не выходит. Может, хватит переводить впустую мои запасы? Профессор Снейп сильно рассердится, если узнает, что мне не хватает глаз тритонов или крыльев летучей мыши, – говорила она.
Но Шерлок твердо вознамерился доказать, что она не права. Он так и эдак изменял рецепт, сыпал в котел все составляющие вместе или строго следовал рецепту, доводил воду до кипения, охлаждал – все бестолку. И наконец, спустя два месяца, он был вынужден признать поражение. Гермиона была бы на седьмом небе от счастья, но увы, насладиться своим триумфом не могла – в начале августа семья Уизли пригласила ее в гости, чтобы вместе побывать на чемпионате мира по дурацкой игре с метлами, и она, разумеется согласилась.
– Шерлок! – раздался снизу мамин голос. – Что у тебя происходит, милый?
Шерлок не ответил, но все-таки собрал осколки, вылил в унитаз очередную не получившуюся бурду, выкинул остатки волшебных ингредиентов и понял, что до конца лета ему абсолютно нечего делать. Некоторое время он развлекал себя игрой на скрипке и даже пробовал что-то сочинять, хотя так и не придумал ничего лучше, чем «Восточный ветер». Но музыка не слишком сильно спасала. Правда, можно было бы пообщаться с Майкрофтом, на худой конец подразнить его, но они с братом не разговаривали с начала лета. В первый день после его возвращения из школы Майкрофт пришел к нему в комнату, чего обычно старался не делать, сложил руки на груди, принял позу, более подходящую надменному индюку-переростку, и сказал:
– Шерлок, мне стыдно за твои сумасшедшие эскапады.
Так как никаких эскапад в последнее время он не совершал, подобное заявление звучало весьма абсурдно.
– Что за очередные фантазии? Ты вообразил себя сыщиком? Я чуть со стыда не сгорел, слушая рассказ инспектора Мортимера о том, что некто по фамилии Холмс пытался учить его вести дела.
Шерлок скрипнул зубами и ответил:
– Мои дела тебя не касаются.
– Касаются, когда ты выставляешь себя посмешищем.
Майкрофт сжал губы. Он просто с ума сходил от собственной важности. Как же, секретарь какого-то помощника очередного бездаря, заседающего в палате пэров и просиживающего там штаны до дыр – важнейшая фигура в этом мире. А Шерлок, выходит, позорит себя, а значит, и его, ведь фамилия-то у них одна.
– Извини, что прихожусь тебе родным братом. Мне тоже это всегда казалось досадной случайностью, – ответил он резко.
Майкрофт чуть побледнел и прошипел:
– Рад, что ты это признаешь, братец.
После чего вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, и более с Шерлоком не заговаривал. Шерлок искренне отвечал взаимностью. Майкрофт стыдится их родства? Отлично. Он, Шерлок, тоже не в восторге, что вынужден называть братом самодовольную напыщенную мартышку.
Правда, мама сразу заметила, что и без того прохладные отношения сыновей стали почти враждебными, и несколько раз пыталась их помирить, но Шерлок на уступки не шел. Он не желал признавать, что хоть в чем-то был не прав, а без этого Майкрофт и слышать не хотел о примирении.
Так что вариант общения с братом отпадал.
Гермиона почти не писала. Шерлок, конечно, не ждал ее писем, но был уверен, что будет получать их чуть ли не раз в два дня. На деле же она написала пока только дважды, и оба раза – ничего интересного.
Поэтому все свое свободное время Шерлок проводил в комнате, в основном лежа на кровати и глядя в потолок. В один из таких дней, за полмесяца до конца самых скучных в его жизни каникул, его размышления прервал стук в дверь. Очевидно, это была не мама – она делала два коротких удара костяшками пальцев, после чего сразу открывала дверь. Не Майкрофт – он вообще не утруждал себя стуком, просто заходил с таким видом, словно был уверен в том, что ему априори рады. Значит остается…
– Открыто, папа, – сказал Шерлок, не поднимаясь с кровати.
Отец редко заходил в их с Майкрофтом комнаты, говоря обычно: «Мальчики уже большие, им нужно свое личное пространство». Тем неожиданнее было это его появление, а также то, что он не остался стоять на пороге, а прошел внутрь, снял со стула книги и сел недалеко от кровати.
Шерлок приподнялся на локте и спросил:
– Ты хочешь о чем-то поговорить. В чем дело?
Папа улыбнулся и поинтересовался:
– Неужели я не могу просто так зайти к сыну? Поболтать?
Шерлок закатил глаза.
– Брось, – сказал он, – ты не делаешь этого с тех пор, как мне исполнилось семь. Так что случилось?
Папа вздохнул и произнес:
– Ладно, ты прав. Беда мне с вами троими – вечно вы все знаете, – он снова улыбнулся, а потом нахмурился и заметил: – мне не нравится, что ты сидишь здесь целыми днями, как крот в норе.
– Погода плохая, – ответил Шерлок и снова опустил голову на подушку. Он не считал, что кто-то, даже родители, может указывать ему, что делать.
– Не настолько. Третий день дождь идет только с утра, а после обеда, посмотри сам, вполне солнечно. Я понимаю, тебе скучно, не с кем поговорить, – отец осекся, потому что Шерлок резко поднялся с кровати. Если папа начнет утешать его и говорить, что и без Гермионы здесь есть, чем заняться, он за себя не ручается!
– Тем более, что с Майкрофтом вы поссорились, – продолжил он, явно пропуская какую-то часть заготовленной речи.
Шерлок снова сел на кровать и сказал:
– Мне не скучно. Я вполне могу сам себя занять.
– Не сомневаюсь, – кивнул папа и неожиданно лукаво подмигнул ему: – но у меня есть предложение повеселей твоих важных размышлений и опытов.
Это было неожиданно – отец редко выступал с идеями или предложениями, предоставляя это маме. И уж тем более с его обычно спокойным и немного растерянным видом не вязалась эта хитрая улыбка. Заинтригованный, Шерлок подался вперед, а папа встал и сказал:
– Одевайся и спускайся к машине, – после чего вышел из комнаты.
Шерлоку не нужно было повторять дважды. Что бы папа вдруг ни придумал, это однозначно будет веселее его бесполезного лежания на кровати в попытках придумать себе хоть какое-то стоящее дело. Быстро одевшись, он сбежал вниз.
Отец уже завел машину и ждал, сидя за рулем. Шерлок разместился на переднем сидении и нетерпеливо спросил:
– Так в чем дело? Ты так и не ответил? Хотя…
Он стремительно оглядел салон машины, посмотрел на папу и быстро произнес:
– Ты одет для загородной прогулки, на ногах старые сапоги – собираешься ходить по грязи, жалеешь ботинки. Но едва ли ты решил просто погулять по лесу, иначе ни за что не надел бы рубашку. Ты не взял продукты, значит это точно не пикник. Ты выглядишь оживленным и что-то предвкушаешь, скорее всего это связано с… – Шерлок осекся, а потом почувствовал, как его лицо против воли расплывается в улыбке. – Я знаю цель нашей поездки, – сказал он.
Папа тяжело вздохнул и почти жалобно спросил:
– Ну, хоть иногда мне можно устроить для вас сюрприз? Ты точно как твоя мама.
Шерлок пожал плечами, а папа продолжил недовольно:
– Ты знаешь, что она сказала, когда я собирался делать ей предложение?
– Да, – отмахнулся он, – ты тысячу раз рассказывал. Она сказала: «Кольцо лежит в твоем правом кармане, а ты шаришь в левом, милый».
Папа тихо рассмеялся.
Некоторое время они ехали молча, отец следил за дорогой, а Шерлок просто смотрел в окно и ни о чем не думал. Он не сомневался в правильности своей догадки и был вне себя от счастья и предвкушения. В конце концов, он ждал этого много лет!
Они свернули с шоссе на проселочную дорогу, проехали по ней около мили и остановились. Папа забрал из бардачка сверток и первым пошел по узкой тропинке вглубь леса. Шерлок последовал за ним.
– Мы с твоим дядей лет десять назад обустроили здесь себе местечко, – сказал отец и добавил с ностальгией в голосе: – а до этого мы и на лис с ним охотились. Но, – Шерлок не видел, но по голосу слышал, что он снова улыбается, – как-то об этом прознала твоя мама. Она была в ярости. Никогда ее такой не видел. Кричала про то, что нам обоим не место в обществе цивилизованных людей. В общем, я пообещал, что не трону больше ни одну невинную лису.
Шерлок фыркнул. По правде говоря, он скорее был солидарен с мамой в этом вопросе, но не потому что ему было жалко лис, а потому что он не видел никакого смысла в лисьей охоте – ни азарта, ни пользы, ни развлечения.
– Пришли, – объявил папа.
Они вышли на небольшую полянку, на другой стороне которой действительно стояло несколько деревянных круглых мишеней. Они были буквально испещрены пулевыми отверстиями. Похоже, отец и дядя Руди развлекались здесь достаточно часто.
Впрочем, Шерлок быстро отвел взгляд от мишеней и нетерпеливо спросил:
– Итак?
Папа хмыкнул и развернул сверток. С первого же взгляда Шерлок заметил, что пистолет у него теперь другой. Он не помнил марку старого, но про этот кое-что слышал – это был новенький автоматический «Спитфайер», которым с недавних пор были вооружены британские военные.
– Откуда? – с удивлением спросил он. Это явно было не то оружие, которое он ожидал увидеть в руках отца.
– От Руди, разумеется. Вместе с лицензией, – папа любовно провел пальцами по короткому стволу, – я не мог отказаться от такого подарка, сам понимаешь.
Шерлок прекрасно понимал. Он бы тоже не отказался. Пожалуй, за такой подарок он даже Майкрофта простил бы. Хотя бы на время.
До конца лета они с папой почти каждый день ездили на небольшое стрельбище. Неожиданно Шерлок понял, что стрелять для него так же естественно, как, скажем, ходить или думать. Нужно было просто сосредоточиться на полете пули, поменьше думать о дрожащей руке и о посторонних вещах. Стрельба доставляла ему огромное удовольствие. В один из дней папа обмолвился:
– Как удивительно распределились гены. Казалось бы, внешне на меня похож Майк, но руки мои явно у тебя.
Намек на то, что Майкрофт стреляет хуже, поднял и без того хорошее настроение Шерлока на заоблачную высоту. А незадолго до первого сентября пришло третье письмо от Гермионы.
«Привет, Шерлок!», – начиналось оно. Шерлок уже хотел было отбросить его в сторону с раздражением: опять чушь про то, что она скучает по нему и жалеет, что он не может вместе с ней проводить время в волшебном доме миссис Уизли! Однако его взгляд зацепился за следующую строчку, и он резко передумал. «Я помню свое обещание: никаких преступников и приключений, особенно без тебя. Но в этот раз все произошло совершенно случайно, против моего желания. Мы были на Чемпионате мира по квиддичу. Это очень интересное международного уровня мероприятие, которое… Впрочем, тебе это не интересно. Важно другое. Вечер после окончания Чемпионата омрачился появлением Пожирателей смерти, сторонников Т. к.н.н. Они устроили дебош в палаточном лагере, издевались над магглами, а в конце запустили в небо Темную метку, знак Т. к.н.н. К сожалению, мы с Гарри и Роном опять оказались не там, где надо – прямо под самой меткой, – и даже слышали голос человека, наколдовавшего ее, но поймать не успели – он трансгрессировал, т. е. переместился в пространстве. А до этого нас едва не поймали Пожиратели. Но больше всего меня беспокоит то, что у Гарри опять болит его шрам. Кажется, Т. к.н.н. становится сильнее. Шерлок, что, если он вернет себе тело? Не хочу паниковать раньше времени, но мне страшно. Ведь он не оставит нас в покое. Ему нужен Гарри, он будет пытаться его убить. Прости, что нагружаю тебя этим всем, но мне просто необходимо услышать (прочесть) твои спокойные рациональные рассуждения!
С нетерпением жду ответа. Гермиона».
Шерлок дочитал письмо и все-таки в ярости отшвырнул его, перепугав почтальона – крупную белоснежную сову. Что за невезение? Почему Гермиона вечно попадает в интересные события? Он как никогда хотел сейчас тоже учиться в волшебной школе, чтобы принять участие хоть в половине ее приключений. Собственные достижения в стрельбе и разгадке преступлений из криминальной хроники показались ему мелкими и ничтожными.
Он написал ответ, не упомянув стрельбу ни словом, и оставшиеся дни достоверно притворялся больным.
Дружбы не существует. Глава 12.1
Гермиона отдыхала в тишине библиотеки. В этом году она не использовала маховик времени, отчего учиться стало значительно легче. Она больше не чувствовала себя белкой в колесе или загнанной лошадью, а получение знаний наконец-то приносило удовольствие. Она наслаждалась бы каждым мгновением школьной жизни, если бы не одна причина. Гарри Поттер. Гарри просто не мог прожить ни одного года без неприятностей. То, каким образом его имя попало в Кубок огня, оставалось для всех здравомыслящих людей неразрешимой загадкой. Нездравомяслящие, разумеется, над такими вопросами не думали, а просто предали Гарри анафеме. Удивительней и омерзительней всего в этой ситуации было то, что в числе последних оказался и Рон-редкостная-задница-Уизли. Как ни старалась Гермиона объяснить ему, что для Гарри участие в Турнире смертельно опасно, Рон ее не слушал. Зато теперь, после первого испытания, все осознал и бросился мириться. И знаете, что? Гарри его простил. Сразу же.
Гермиона не хотела бы в этом признаваться, но ее задело то, как легко Гарри пожертвовал ее обществом ради вновь обретенного друга. Он больше не сидел с ней за одной партой, они не делали вместе домашние задания. Вместо этого они с Роном уходили полетать или играли в волшебные карты или взрывающиеся шахматы.
От их постоянной болтовни у Гермионы болела голова – во всяком случае, именно так она объясняла себе и им нежелание заниматься в гостиной. У книг было большое преимущество перед друзьями – они уж точно не обделяли ее своим вниманием.
Неожиданно тишину нарушил неприятных звук – кто-то захихикал. Гермиона застонала в голос и прошептала:
– Господи, только не он.
Но, разумеется, ее не услышали. Возможно, стоило, по примеру волшебников, восклицать: «О, Мерлин»?
В библиотеку, сопровождаемый обычным своим эскортом из девочек с первого по седьмой курсы, вошел сутулый угрюмый Крам. Звезда мирового квиддича за последний месяц успела Гермионе порядком поднадоесть. То есть сам по себе Крам не раздражал – похожий на медведя из славянских сказок, вечно хмурый и совершенно не общительный, он был бы незаметен, если бы не толпа девочек вокруг. Как назло, Крам уселся всего в двух столах от Гермионы, вытащил из сумки свитки, снял с полки книги по чарам и углубился в них. Девочки расселись кругом. «Ни за что не позволю им помешать мне учиться», – подумала Гермиона и вернулась к нумерологическим расчетам. Ей нужно было вычислить вербальную формулу заклинания, которое заставило бы предмет уменьшиться в весе на три четверти. Она уже нашла три слога, но последний никак не вычислялся, а без него уменьшение веса было слишком большим, почти на сто процентов. Она только полезла в рунический словарь, надеясь там найти подсказку, как ее отвлек очередной взрыв хихиканья – кумир девочек, видимо, перевернул страницу книги или почесал затылок.
В конце концов это было просто невыносимо! Когда до ее ушей в очередной раз донеслось это отвратительное «О, Виктор!», ее терпение кончилось. Она с грохотом закрыла многостраничный шестой том «Заклинаемых и заклинателей» и громко – намного громче, чем разрешалось в библиотеке – потребовала:
– Да замолчите вы уже, наконец!
Девочки снова захихикали, Крам повел плечом, но головы не поднял.
– Мы тебе мешаем? – спросила одна, третьекурсница с Пуффендуя.
– Да, – твердо сказала Гермиона, – мешаете. Это библиотека, а не дом свиданий.
На громкий разговор, конечно же, прилетела мадам Пинс.
– Что за болтовня в библиотеке? – зашипела она, но, увидев Гермиону, смягчилась. – Мисс Грейнджер, у вас все в порядке?
– Да, мадам Пинс, – ответила Гермиона и села обратно. Как ни злили ее поклонницы Крама, ябедничать на них она не собиралась. Впрочем, мадам Пинс тут же обрушила на них свой гнев. Прочитав пятиминутную лекцию о том, что в библиотеку приходят читать, а не болтать с подругами, она выставила вон всю компанию почитательниц квиддича. Крам остался один, и Гермиона с удовольствием вернулась к работе – больше ее трогать будет некому.
Однако, видимо, в этот день ей не суждено было закончить решение. Не прошло и десяти минут, как Крам поднялся со своего места и направился к ней. Заметив его боковым зрением, Гермиона с грустью подумала о том, что сейчас начнется конфликт. Звезда ни за что не простит ей разгона поклонниц. Гермиона на всякий случай нащупала палочку в кармане, а потом с большим удивлением услышала достаточно дружелюбное:
– Могу я сесть здесь?
Она вздохнула, но решила из двух зол выбрать меньшее, поэтому сказала:
– Да, конечно.
Он подвинул соседний стул и опустился на него, разложил перед собой свои книги и произнес, поворачиваясь к Гермионе:
– Я Виктор.
Она хмыкнула и заметила:
– Как будто есть кто-то в этом замке, кто этого не знает.
Он нахмурился, видимо осознавая услышанное, а потом серьезно заметил:
– А, шутка. Да, ты права. Извини, мой английский не очень хорош. Как тебя зовут?
– Гермиона, – ответила она и протянула руку. Крам ее не пожал, а поцеловал – тепло, щекотно коснулся губами тыльной стороны ладони и все также серьезно сказал:
– Мне очень приятно с тобой познакомиться. Извини, что мешаю тебе заниматься. Могу я поработать здесь, рядом с тобой?
Гермиона почувствовала, как щеки теплеют, и постаралась сделать как можно более серьезное лицо, но все-таки сказала:
– Можно.
С того дня их встречи с Крамом в библиотеке стали традицией. Он, похоже, что-то сказал своему фан-клубу, потому что больше стайка хихикающих поклонниц в библиотеку не приходила. Виктор оказался приятным собеседником, хотя и очень немногословным. Он, казалось, экономил слова, произносил только важные и значимые, никогда не тратя их на пустую болтовню. Его английский был не просто «не очень хорош», он был чудовищен, но все-таки его да еще французского хватало, чтобы обмениваться мыслями и, изредка, чувствами. Так, однажды Виктор рассказал, что его безумно раздражает одержимость им со стороны учениц Хогвартса.
– Я как будто не человек, а святыня или трофей. Не пойму, хотят они просто смотреть на меня или порвать меня на части и унести по своим комнатам, – заметил он. Это было едва ли не самое длинное его высказывание за почти месяц их знакомства.
– Это минус славы, – ответила Гермиона, – к тому же ты для них – новый человек. Гарри тоже было непросто первое время – на него даже пальцем показывали.
– А, Гарри Поттер, – покивал Виктор. – Понимаю.
Это было для Гермионы совершенно необычное общение. Виктора не нужно было заставлять учиться, как Гарри и Рона, наоборот, он достаточно охотно, хотя и скупо объяснял ей действие заклинаний, которые она изучала, и даже показал несколько новых из программы Дурмстранга. При этом с ним не надо было соревноваться, как с Шерлоком. Он был старше нее на три года и заведомо знал больше, но никогда не стремился указывать на это. Он относился к Гермионе как (и это было настоящим шоком для нее) к девушке. Он доставал для нее книги, отодвигал стул, протягивал руку, вставал со своего места, когда вставала она. Это было необычно. И Гермиона не могла не признаться в этом хотя бы себе – ей это нравилось.
Шерлоку она о Викторе, кстати, не написала пока ни строчки. Вернее, она упоминала его как знаменитого ловца и одного из Чемпионов, но об их встречах в библиотеке рассказывать не хотела. Ей было приятно думать, что это только ее тайна.
Шерлок, к счастью, не замечал недосказанности. Его полностью занимало новое дело. В Лондоне орудовал серийный убийца, оставлявший на лбах своих задушенных жертв порезы в форме крестов. Шерлок буквально завалил ее вырезками из газет, малоаппетитными фотографиями и предположениями. При этом Гермиона знала, что он не ждет от нее ответа. Просто ему нужно было поделиться своими мыслями с кем-то, и она на эту роль отлично подходила.
Между тем приближался Святочный бал. За три недели до него Гермиона начала ждать приглашения от Рона, как бы иррационально и алогично это ни звучало. В последнее время они втроем снова стали много общаться, и Рону ничего не стоило как-то во время беседы сказать: «Слушай, Гермиона, а пойдем вместе на бал?». Это было бы естественно и как будто по-дружески, никто бы не удивился этому. Но нет. Рон молчал. А как-то вечером в гостиной начал рассуждать, что пора бы уже кого-нибудь пригласить, а то останутся одни страхидлы. Он говорил это, глядя Гермионе в глаза, и она чувствовала себя просто ужасно. Так, словно он только что громко и решительно записал ее в категорию тех самых «страхидл».
На следующее утро, в субботу, она пришла в библиотеку в шесть утра и стразу же спряталась за стопкой книг по чарам, но за два часа не прочла и страницы. Перед глазами стояла пелена, а во рту было солоно.
– Привет, Гер-и-в-она, – раздался сверху голос Виктора.
– Гер-ми-она, – привычно повторила она и ответила: – здравствуй, Виктор.
Он сел рядом с ней, коснулся губами ее руки и сразу же спросил:
– В чем дело у тебя?
– Что случилось, – исправила она. Он повторил за ней вопрос и нахмурился, ожидая ответа.
– Я просто немного поссорилась со своими друзьями, – ответила Гермиона, – ничего страшного.
Она улыбнулась, а Виктор, наоборот, нахмурился еще больше, так что его кустистые брови сошлись на переносице, и сказал:
– Ге-им-во-на, я хотел знать, окажешь ли ты мне честь пойти со мной на бал?
Сказать, что это приглашение было неожиданным, значило бы не сказать ничего. На мгновение Гермиона растерялась. Она никогда не думала о Викторе как о возможном партнере на балу, для нее было естественно, что он выберет кого-то из своих многочисленных поклонниц – ему же придется открывать бал. Но она решительно ответила, отметая все сомнения:
– Да, Виктор, пойду. Спасибо за приглашение.
Глубокая морщина на лбу Виктора разгладилась, и он едва заметно, кончиками губ улыбнулся. Глаза же его отчетливо засветились радостью.
А Гермиона твердо дала себе слово, что, раз уж Рон Уизли оказался такой бестолочью и не пригласил ее, она будет развлекаться без него. Еще летом, следуя указаниям в списке необходимых предметов, они с мамой выбрали чудесную парадную мантию, Гермиона потратила несколько часов и выучила стандартные косметические заклятия и чары для укладки волос и теперь вовсю готовилась к празднику.
За пару дней до Рождества она отправила со школьными совами подарки: родителям – волшебные сладости, а Шерлоку (наплевав на все правила) – книжку с описанием волшебной науки о работе разума, окклюменции. Собственно, магии там почти не было, только ментальные техники, так что он вполне мог бы воспользоваться ей. Кроме того, она давно купила ему очень хороший микроскоп, но решила вручить его летом – такую хрупкую посылку сова могла бы и не доставить.
Ответы она получила накануне бала. Просмотрев поздравления от родителей и отложив в сторону подарки, она подсветила лист от Шерлока специальным заклинанием и прочла: «Да-да, Рождество наступает. Дурацкие поздравительные ритуалы. Я собирался подарить тебе собрание трагедий Шекспира с комментариями каких-то очень умных ученых, но, на твою беду, об этом прознала моя мама и едва не оторвала мне голову, после чего побежала к твоей маме. Они о чем-то долго совещались. Результат обнаружишь в коробочке с подарком. Будем считать, что это от меня. Я так и не понял, на что тратить все те карманные деньги, которые получаю. Хорошая новость – я понял, что, если изредка таскать полезные вещи и мелочь у Майкрофта из карманов пиджака, он меньше меня раздражает. Так что твой Шекспир тебя ждет. Желаю тебе хороших праздников и так далее. ШХ».
Гермиона рассмеялась и спрятала письмо в карман, а подарки забрала в спальню. Родители прислали, как всегда, полезные сладости и тонкую золотую цепочку с кулоном в виде стрекозы, и Гермиона тут же надела ее – украшение как будто грело.
Следом пришел черед коробочки Шерлока. С любопытством она открыла ее и едва сдержала громкий смех. Дуэт мам, похоже, пытал Шерлока с особой жестокостью, иначе он ни за что не прислал бы ей в подарок очаровательную заколку со стразами в цвет ее парадной мантии.