Текст книги "Лгунья (СИ)"
Автор книги: Екатерина Гичко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)
Глава 41. Больная сумеречница
– Ты внимательно её осмотрел? – допытывался Шидай, продолжая стоять на коленях перед постелью девушки. – Ещё ожоги есть?
Ранхаш отрицательно мотнул головой и подобрал с пола чистый лист и завинченную чернильницу.
– А я ведь предупреждал тебя, – недовольно проворчал Шидай, – всё предусмотреть невозможно. Девчонка пострадала, а на след преступников мы так и не вышли. Похоже, возможностей у них куда больше, чем мы предполагали.
– Меня приводит в недоумение одна деталь, – медленно протянул Ранхаш, выводя что-то на бумаге. – Взрыв.
Шидай нахмурился и поднялся.
– Да, – согласно протянул он. – Взрыв очень странный. Взрывной печатью десятого класса сложно убить. Оглушить, снять дверь с петель, поджечь что-то… но для убийства мало подходит. Они не могли надеяться, что оглушённая девушка просто сгорит в занявшемся огне. Место-то людное, её бы спасли раньше, что и произошло. Может, запугать думали?
– Так беспечно рисковать на глазах у многочисленной охраны? – с сомнением покачал головой Ранхаш, продолжая водить пером по бумаге. – Если только спугнуть, заставить нас вытащить её с территории школы, на которую сложно попасть.
– Сложно попасть? Кто же активировал печать?
– Надеюсь, господин Дагрен сможет это разузнать, – ответил Ранхаш. – Но я думаю, что это кто-то из учеников. Кто-то из тех, чьё финансовое положение очень плачевно, либо же те, кто имеет какие-то серьёзные трудности. В отчаянии за деньги или помощь они будут способны на многое. Не стоит исключать и просто по натуре подлых, которые сотворят такое ради удовольствия, и тех, кто имеет зуб на саму Майяри. В любом случае, кто бы это ни сделал, думаю, жить ему осталось недолго. Нужно проверить всех учеников. Вдруг кого-то отравили той же дрянью, что и Милыя.
Шидай поёжился, вообразив масштаб проблем, если это действительно окажется так.
– А что с девчонками будешь делать?
– Непреднамеренное покушение на жизнь, – в голосе Ранхаша прозвучала сталь, – серьёзное преступление. Следовало посадить их хотя бы на недолгий срок, но некуда. В тюрьме сейчас и без них хлопот хватает. К тому же у многих из них родители – весьма влиятельные оборотни в городе, они наверняка будут ставить палки в колёса правосудия, и у меня нет времени с ними разбираться. Поэтому девушек исключат из школы без права восстановления и возможности продолжить обучение в других школах магии. На каждую будет наложен штраф, а произошедшее будет широко обнародовано. Им придётся приложить все усилия, чтобы очистить свою репутацию, и времени на подлые глупости у них уже не останется.
– Сколько шума, – недовольно поморщился Шидай. – Всё же не стоило отправлять её в школу. Если злоумышленники настолько упорны, то рано или поздно нашли бы её и у нас. Просто нужно было подождать. Ранхаш, ты всё же торопишься. Я понимаю, что тебе хочется поскорее разобраться с этим делом и вернуться на прежнюю службу…
– Я буду расследовать это дело столько, сколько потребуется, – перебил его Ранхаш. – Я пытаюсь найти зацепки. Амайярида что-то знает, но молчит, а мне нужен тот, кто будет говорить. Или же мне вытянуть из неё правду более жёсткими методами?
Шидай решил промолчать и наконец заинтересовался тем, что пишет его господин. Но не успел он присмотреться, как Ранхаш сам подозвал его:
– Взгляни.
На листе были начерчены два круга, вытянутых в горизонтали. Память у харена была отличной, так что все письмена были на своём месте. Брови Шидая удивлённо приподнялись, и он взял лист в руки.
– Я обнаружил это на теле Амайяриды. Встречал такое раньше?
– Много раз, – заявил Шидай. – Это называют печатью Недотроги. Лет четыреста назад, когда я попал в заварушку на востоке, мне частенько попадались раненные хатерай с такими татуировками. Ты же её на лобке нашёл?
Ранхаш кивнул.
– Тогда в тех местах было очень неспокойно, разбойников наплодилось… Ну а женщинам к таким попадать в плен хуже смерти. Многие наносили на себя вот такие печати. От насилия они не всегда охраняли: необразованное мужичьё знать не знало, что это такое. Но у насильников чресла гнить потом начинали и в конце концов совсем всё отваливалось, – Шидай брезгливо поморщился. – Несколько недель мучились…
– То есть это просто защита от мужчин? – уточнил Ранхаш.
– Так-то да, – протянул лекарь, – но странно это… Видишь ли, печать эта – хаггаресское изобретение. А наша девочка – хаги. Хаги же терпеть не могут всё хаггаресское.
– Так, может, не сама нанесла? – предположил Ранхаш, сминая лист и поджигая его щелчком пальцев. – Прошлое у неё туманное.
– Э, нет, – покачал головой Шидай. – Эту печать можно нанести только по своему желанию. То есть произошло что-то такое, что вынудило девушку-хаги плюнуть на ненависть к хаггаресам и воспользоваться их изобретением. И что-то мне это совсем не нравится. Видимо, жила она в окружении, которому довериться нельзя. Надеюсь, я не прав, но боюсь, что она всё же якшалась с преступными кругами.
– Думаешь? – Ранхаш перевёл взгляд на спину девушки.
– Я бы предположил, что она хатерай, но её боевые навыки говорят об обратном. Может, она жила в каком-то неспокойном регионе… Или же от нежеланного жениха отгородиться так пыталась, встречал я и такое. Либо просто боялась насилия.
Ранхаш продолжал молча смотреть на спину девушки.
– Шидай, у меня почему-то возникло ощущение, что ты знаешь больше меня, – наконец сказал он.
– Что? С чего бы? – поразился лекарь.
– Интуиция, – холодно ответил Ранхаш. – Чувствую, что последние три утверждения связаны между собой.
– Ну ты даёшь, – фыркнул Шидай. – Ладно, слушай. Я это от Харийда узнал, точнее, из его разговора с Майяри. Видимо, она в бреду ещё в тюрьме проговорилась ему. Она сумеречница.
Привычная невозмутимость изменила Ранхашу. Он резко повернул голову, с удивлением уставившись на Шидая.
– И судя по её нежеланию говорить о прошлом, она беглая сумеречница, – добавил лекарь. – И беглая уже очень давно, так как успела перенять наши традиции и привыкнуть к нашему поведению. И даже перенять его. Иначе бы вряд ли она перед тобой разделась.
Перед глазами Ранхаша мелькнуло воспоминание: платье соскальзывает вниз, обнажая белое тело. Тело сумеречницы. Мужчина резко тряхнул головой, избавляясь от видения.
Шидай же, будто бы подливая масла в огонь, с тоскливым вздохом продолжил:
– А передо мной она раздеться не захотела! Видимо, чувствует, кто из нас настоящий мужчина.
На ехидство Ранхаш никак не отреагировал. Он продолжал озадаченно хмуриться, переваривая услышанное.
– Почему ты сразу не сказал? – наконец недовольно спросил он. – Многое в её поведении теперь понятно и объяснимо.
– Опасался, что ты решишь направить запрос в Сумеречные горы, – признался Шидай. – Для беглых сумеречниц это почти верная смерть. Девушки бегут в основном из мест, где над женщинами властвует самая жёсткая тирания. Это, как правило, наиболее удалённые и уединённые участки гор, на которых царят свои законы, порой отличные от салейских. Даже другие сумеречники не спешат выдавать беглых девушек таким соседям. Если бы они прознали, что Майяри здесь, то через некоторое время она была бы уже там.
– Я это всё прекрасно понимаю, – раздражённо ответил Ранхаш, – и так рисковать не стал бы. Мог бы сперва поговорить со мной.
– Увы, – лекарь печально развёл руками, – ты не всегда меня слушаешь. Что теперь будешь делать?
Ранхаш, всё ещё раздосадованный молчанием Шидая, резко отвернулся и подошёл к окну. На улице уже темнело. Под окнами харен рассмотрел фигуру блондинистого друга Майяри, который обеспокоенно смотрел в окна учительского общежития. Увидев харена, парень сперва застыл, а затем нахмурился и мрачно уставился в ответ. Интересно, что он тут делает? Если Ранхаш правильно помнил, то по выходным он вместе со своими друзьями должен был помогать с восстановлением тюрьмы. Немного в стороне, у здания трапезной, харен заметил невысокую девушку, из-под шапки которой выбивались рыжие кудри. Ранхаш узнал в ней жену Виидаша. Он не стал требовать, чтобы столь хрупкую девушку задействовали в строительстве, – он хотел наказать, а не убить – и попросил мастера Пийша использовать её в любой работе, – кроме самой тяжёлой, подходящей только для мужского плеча – что появлялась в школе.
Девушка нервно мялась и порой, сложив ладошки у рта, что-то кричала Мадишу. Голосок у неё был тонким, и до Ранхаша через стекло долетали только отдельные звуки. Блондин же раздражённо отмахивался и продолжал пристально пялиться в окно.
Ранхаш ещё некоторое время смотрел на упрямца, а затем одними губами произнёс: «Она жива». На лице Мадиша одновременно появились удивление и облегчение, а харен опять повернулся к Шидаю. И едва не вздрогнул, обнаружив, что лекарь стоит рядом и с весёлым любопытством смотрит то на Мадиша, но на него, Ранхаша.
– Так что мы будем делать? – повторил Шидай. – Оставим Майяри здесь?
– Пока да, – поморщился Ранхаш. – Перевозить её сейчас опасно, и она ранена. Подождём, пока она восстановится настолько, чтобы встать на ноги.
– Здесь её оставлять тоже опасно, – заметил Шидай. – Кого отрядишь в охрану? Рладая?
– Нет, – Ранхаш отрицательно мотнул головой. – Себя.
– Себя? – повторил Шидай. Удивлённым он, впрочем, не выглядел. – Ночевать здесь будешь?
– Конечно, – спокойно отозвался харен.
– Хорошо, тогда я поеду домой, – решил Шидай. – Мне ещё завтра наших охранников лечить от той заразы, а у меня никаких сил нет. И учеников проверять. Если ей вдруг станет хуже, пошлёшь за господином Лоридом. Он живёт на этом же этаже. Завтра отправлю кого-нибудь с твоими вещами и бумагами. Что-нибудь конкретное нужно?
Ранхаш отрицательно мотнул головой.
– Отлично, тогда спокойного вечера. И ночи, – по губам лекаря расползлась ехидная улыбка. – Не советую ложиться вместе с ней, она очень беспокойно спит, – и, полюбовавшись озадаченным лицом господина, который явно даже не думал о том, чтобы делить постель с больной, в приподнятом настроении покинул комнату.
Встретили его три пары обеспокоенных глаза.
– Всё хорошо, – заверил Шидай школьного лекаря, господина Лорида, и мастера Милима, а Брету строго велел: – А ты топай отдыхать! С охраной Майяри господин Ранхаш будет справляться лично. Господин Лорид, если вдруг возникнут сложности, прошу вас помочь. Мой господин не очень искусен во врачевании, и отношения с девушкой у него несколько натянуты.
– Конечно, с радостью, – глаза толстячка прищурились в улыбке. – Сам харен чувствует себя хорошо? Я заметил, что он хромает…
– О, не стоит переживать, – помрачнел Шидай, – ему нравится себя истязать.
Столь странное заявление вызвало недоумение не только у господина Лорида. Даже мастер Милим вопросительно приподнял брови.
– Ох, я думал, что это из-за ночной драки… – растерянно пробормотал лекарь.
– Драки? – не понял Шидай.
– Да это я про ночное столкновение господина Викана с хареном, – несколько смущённо отозвался господин Лорид. – У школы, знаете ли, множество глаз и ушей, а ртов ещё больше.
– Ах, это… – и личный лекарь харена, к удивлению присутствующих, пришёл в невероятно благожелательное состояние. – Порой я завидую молодёжи. Любовь, страсть, драки за девушек… Эх!
С этими словами Шидай откланялся и направился на выход, оставив мужчин сосредоточенно осмысливать его странные, щекочущие воображение слова.
Глава 42. Воспоминания и преддверие праздника
За окном шелестел колкий снег, наполнявший ночную темноту завихряющимся туманом. Ранхаш, откинувшись в кресле, смотрел на качающиеся ветки и медленно поглаживал левое бедро. Нога ныла просто безбожно, шрам чесался, а колено пульсировало болезненным жаром. Ранхаш не стал просить принести сюда ещё одну кровать, в школе и так было полно дел. Одну ночь он обойдётся и креслом, тем более что ему всё равно нужно подумать. Ноющую ногу пришлось расположить во втором кресле: в согнутом положении она болела так, что хотелось обернуться зверем и броситься на кого-нибудь.
Сейчас в комнате было значительно чище. Мастер Милим, заходивший за своими вещами, был так добр, что вымел мусор. Ранхаш предположил, что доброта эта была вызвана желанием посмотреть на Майяри, тело которой он предусмотрительно накрыл тонким одеялом, а сверху ещё и своим плащом. И присел на край постели, сделав вид, что занят наблюдением за дверью, на самом деле искоса рассматривая преподавателя. Увиденное его несколько озадачило. Мастер Милим выглядел потерянным, расстроенным и испуганным. Порой он замирал, глядя на затылок Майяри, а затем, словно просыпаясь, продолжал собирать свои вещи. Его поведение навело Ранхаша на вполне однозначные мысли. Неужели этот взрослый состоявшийся мужчина с раздражительным характером заинтересовался юной девчонкой-человечкой?
После ухода преподавателя Ранхаш прошёлся по комнате, исследуя все её уголки, и заглянул во вторую комнату, которая должна была быть спальней, но мастер Милим, видимо, использовал её как лабораторию: мебели здесь не было вообще, а на полу можно было различить меловые линии.
От разглядывая линий печатей харена отвлёк господин Дагрен, принёсший ужин и новые детали произошедшего. Охрана утверждала, что на территории школы не было чужаков. Все, кто в этот день прошли через ворота или же, как Мадиш, перелезли через ограду, либо были учениками, либо работали здесь. После происшествия никого с территории не выпускали, значит, тот, кто активировал печать, всё ещё был в школе. Но главная проблема была в том, что определить его действительно не получится. Отпечаток накладывает магия, а её вливали глупые девчонки. Двадцать три глупых девчонки!
Господин Дагрен допросил их всех. Перепуганные последствиями девушки пытались вспомнить хоть что-то подозрительное, кто-то даже сочинял, но Дагрен быстро распознавал неправду, однако по их рассказам выходило, что до расписывания двери они додумались сами.
Недовольство девушек и злость на Майяри начали зреть ещё за неделю до её возвращения. Пока она не появилось, всё это выливалось лишь в негодование на продажных законников, которые отпустили опасную преступницу. Почему они были так уверены в её виновности, хотя ещё недавно по школе гуляли иные слухи, девушки затруднились объяснить. По их словам, все вокруг были уверены в причастности Майяри к ограблению и убийству. Это казалось им правильным и логичным. Ранхаша же это насторожило. Ещё совсем недавно, когда он приезжал допрашивать мастера Пийша, в школе царило другое настроение. Поступок мастера Милима, который поджёг комнату во время разговора с данетием Трибаном, вызвал одобрение и уверенность: раз преподаватель считает Майяри невиновной, значит, законники мутят воду. Да и многие ученики, особенно одноклассники Майяри, высказывали сомнения, что она могла совершить подобное. С того визита не прошло даже месяца, а мнение уже так кардинально изменилось…
Возмущённые наглостью Майяри ученицы не могли не поставить её на место. Первое время они не знали, как осуществить желаемое, но во время прогулки по торговой площади умы их озарила идея. У одного торговца они увидели эти самые палочки, которыми испоганили дверь. Торговец заверил их, что любые желания, написанные такой палочкой, будут иметь вечную силу. Правда, советовал он использовать их для любовных пожеланий. Господин Дагрен распорядился найти этого торговца, но его оборотни пока ещё не вернулись.
Отчёт свой господин Дагрен завершил сообщением, что общежитие было полностью проверено, но ничего подозрительного они не нашли, если не считать парочки очищающих запах зелий, которые они обнаружили у двух парней. Невесты тех закатили жуткий скандал.
Ранхаш покосился на спящую девушку. Вопреки заявлению Шидая, спала она спокойно и ещё ни разу не повернулась. Даже когда Ранхаш укрывал её, она лишь морщилась.
Сумеречница… Ранхаш помассировал переносицу и почувствовал приближающуюся головную боль. Сумеречниками называли народы, которые населяли Сумеречные горы. Из-за территориальной обособленности у них сформировались свои, сильно отличающиеся от других регионов Салеи традиции и обычаи. Суровый климат и тяжёлые условия проживания наложили определённые ограничения на более слабые категории населения: женщин и детей. Холод, ветра и палящее солнце вынуждали женщин кутаться в покрывала, а суровая жизнь – держаться рядом с мужчинами. Со временем практическая причина ношения покрывал переросла в нравственную. Женщине более не полагалось ходить с открытой головой, ей нельзя было добиваться мужского внимания, но и мужчина не мог просто так подойти к девушке. Считалось, что эти обычаи должны защищать женщин от мужского произвола, но не во всех местах Сумеречных гор это было так. Кое-где традиции перерастали в тот самый мужской произвол.
Ранхаш видел сумеречниц. Наряды их могли отличаться, но неизменным атрибутом являлось ярко-красное, наверняка легко заметное на горных склонах покрывало, расшитое звенящими подвесками, нитями бус и яркими золотыми и серебряными узорами. Оно закрывало всю голову, опускалось на плечи и окутывало фигуру до самого пояса. При необходимости, чтобы защититься от сильного ветра или показать любопытному мужчине свою неблагосклонность, девушки могли закрыть и лицо. Одежда всех виденных им сумеречниц всегда была очень яркой, причём не только у свободных девушек, но и у замужних женщин. Наверное, чтобы не потеряться в горах. Пропала жена? Попросил соседа-оборотня из птиц подняться в воздух, и тот мигом найдёт яркое пятно.
Нравы у сумеречников куда строже, чем во всей остальной Салеи. Насколько знал Ранхаш, молодым девушкам не возбранялось общаться с мужчинами, но без любовного умысла. Если парню понравилась соседка, он сперва идёт к её родителям и сообщает им об этом, чтобы они не приняли за оскорбление его невольные нескромные взгляды. Если он им по душе, то родители девушки уже идут к родителям юноши и ведут разговор с ними. И уж если договариваются, то начинают втайне от всех готовить свадьбу. Помолвки там не в ходу, зваться женихом и невестой не принято, поэтому молодые порой и не знают, что в скором времени станут мужем и женой.
Но порой невест крали. Да и не везде традиции были одинаковы. Ранхаш слышал, что кое-где в Сумеречных горах у женщин и вовсе не было никаких прав. Но с этими сумеречницами он никогда не сталкивался: их за пределы поселений, судя по слухам, и не выпускали. Беглые девушки были в основном из таких мест.
Сам он никогда не видел беглых сумеречниц. А может, и видел, просто не знал, что видел, как в случае с Майяри, которая на сумеречницу не походила никоим образом. Блёклая одежда, решительный нрав, стойкость перед слухами, причём не самыми приличными, самостоятельность и отсутствие сводящей с ума стыдливости. Похоже, она действительно прожила среди них много времени и успела привыкнуть к их нравам. Нет, неужели она и правда сумеречница? Ранхаш с сомнением посмотрел на макушку девушки.
За окном раздался грохот, и оборотень резко обернулся и напрягся. В небе вспыхнул и распустился красно-золотой огненный цветок. Лепестки его стремительно раскрылись и опустились вниз, а из сердцевины вверх взметнулись новые красно-золотые стрелы. Бабахнуло, и рядом расцвел ещё один цветок, а за ним ещё и ещё… Десятки цветов самых разных расцветок заполонили ночное небо, укрытое снежной дымкой. Ранхаш подозрительно подался вперёд, вспомнив, как друзья-охламоны Майяри отвлекли тюремную стражу красочным представлением, но тут с улицы донеслись ликующие крики учеников, и харен вспомнил, что до праздника Обновления Года осталось меньше месяца. Как раз именно в это время лучшие мастера огненных цветов запускают свои творения в небо, чтобы убедиться в их непревзойдённой красоте. В Жаанидые в такие ночи спать невозможно от грохота. Да и не хочется.
Красота расцветающего неба слишком завораживала.
В памяти Ранхаш пронеслись воспоминания детства, где он, сидя на плечах Шидая, восторженно глазел на рассыпающиеся искрами цветы. В ту ночь, как и во многие ночи до этого, они тайно сбежали из дома на площадь, где вместе с простым народом любовались приближающимся праздником.
«Что, Ранхаш, нравится? – весело интересовался Шидай. – Мы с тобой на праздник тоже такие запустим. Сами! Я попинал твоего прадеда, и он купил несколько десятков только для нас с тобой. Ох, ну и дорогие же они, сволочи!»
Цветочная клумба истаяла, и Ранхаш, вздрогнув, опять посмотрел на Майяри. Вопреки его опасениям, девушка никуда не исчезла. Оборотень ощутил умиротворение. Всё же когда занимаешься важными делами лично, не перепоручая их кому-то другому, чувствуешь себя куда спокойнее.
Взгляд мужчины зацепился за выглядывающую из-под одеяла растрёпанную косу. Ранхаш даже невольно погладил собственные волосы, убеждаясь в их порядке, и, подумав, полез во внутренний карман за гребнем. Опустив левую ногу на пол и развернув и придвинув кресло ближе к кровати, мужчина подался вперёд. Вытащив из-под одеяла косу девушки, он начал неспешно расплетать её. Делать всё равно было нечего. Да и если её волосы запутаются ещё сильнее, то она не прочешется и будет ходить лохматая, раздражая его ещё и своим видом.
