Текст книги "У кошки девять жизней (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Горничная шагнула к нему, точными движениями отодвинула шторы и в комнату хлынул яркий дневной свет. Великолепие приемной стало еще более впечатляющим, так что Эмили отступила на шаг назад, глупо приоткрыв рот. Кадо фыркнул. В отличие от людей, внешний вид никогда не производил на него впечатления.
Спальня была обставлена с неменьшей роскошью, чем приемная. Посредине, на возвышении стояла большая кровать под балдахином. В углу находилось еще одно зеркало и туалетный столик.
Я опустилась на стул, обитый голубой парчой.
– Тут комнаты для служанок и будуар для вас, ваша светлость, – сказала горничная.
– Очень мило, – отозвалась я, – спасибо. Можешь идти.
– Да, но…
– Что-то еще?
– Нет, но…
– Тогда иди.
– А разве вы не будете переодеваться к обеду, ваша светлость? – рискнула спросить она.
– Буду, – не стала я отрицать очевидное.
Не знаю, почему, но мне всегда попадаются наглые и дерзкие служанки. И откуда только они берутся на моем пути? Может быть, судьба моя такая?
– Я помогу вам переодеться, ваша светлость, – продолжала горничная, хотя давно могла бы понять, что ее присутствие здесь нежелательно.
– Как тебя зовут? – тяжело вздохнула я.
– Луиза, ваша светлость.
– Прекрасно. Так вот, Луиза, когда я говорю, чтоб ты уходила, это значит, что ты сию же минуту должна покинуть эту комнату. Надеюсь, теперь тебе все понятно?
– Да, ваша светлость.
Нужно заметить, что выучка у нее была отменная. Она не осмелилась нарушить прямой приказ. Присела и вышла за дверь.
– Нахалка, – сказала Эмили, как только за девицей закрылась дверь.
От ее робости не осталось и следа.
– До чего же здесь все богато обставлено, ваша светлость! – воскликнула она, – просто диву даешься, откуда у людей столько денег!
– Ты вздумала чужие деньги считать? – спросила я, хмыкнув.
– Да я и считать-то не умею.
– До десяти умеешь. А все остальное придет с опытом. Возьми, – я протянула ей перчатки, – убери их куда-нибудь. И займись, наконец, делом. Хватит пялиться по сторонам.
– Хорошо, – кивнула Эмили, – куда мне убрать ваши перчатки?
– Прояви смекалку, – я начала терять терпение, – давай же, шевелись.
Присев, Эмили отправилась проявлять смекалку. Я сняла башмаки и подала их Кадо. Он прилежно отнес их в угол и поставил на пол. Это была его святая обязанность. Иногда он соображал куда лучше Эмили, куда нужно ставить ту или иную вещь.
Отсутствовала служанка довольно долго, за это время я успела изучить убранство комнаты в деталях и даже смогла бы изобразить по памяти в любое время дня или ночи. Признаться, мне уже порядком надоело разглядывать предметы. Я встала и подошла к окну. Нет, ну куда провалилась эта негодная девчонка? Можно подумать, мой будуар похож на лабиринт Минотавра.
Услышав торопливые шаги, я обернулась. Эмили влетела в комнату возбужденная, с горящими глазами. Она держала охапку платьев, которые. Недолго думая, зашвырнула на кровать.
– Ваша светлость! – завопила она, – в шкафу полно платьев и все такие шикарные!
– Так это их ты так долго разглядывала? – осведомилась я.
– Ну да, – согласилась служанка, – никогда еще не видела такой красоты. Вы сердитесь?
– Не очень, – я спрятала улыбку.
– Посмотрите, ваша светлость, какое из них вы наденете. Мне кажется, вот это голубое подойдет точнехонько к вашим глазам. Или вот это, белое. Смотрите, какие кружева!
– О Господи, – вздохнула я, – уймись. Давай голубое. Я на все согласна, только перестань причитать.
– А еще, – не умолкала Эмили, – есть замечательные голубые ленточки. Вы только взгляните, какая прелесть!
– Ленточки – это замечательно, – согласилась я, – а если ты нашла и голубые туфельки, то это будет вообще чудно.
– Голубых туфелек нет, – лицо Эмили вытянулось, – есть только эти.
– Ну вот, – притворно огорчилась я, – нет голубых туфелек. Это ужасно. Как же я теперь покажусь на глаза приличным людям?
Служанка заморгала глазами. Она никогда не понимала, серьезно я говорю или шучу, и все принимала за чистую монету. Просто нехорошо было ее разыгрывать, словно обидеть маленького ребенка.
– Давай эти туфли и не рыдай. Я это переживу.
Не успела Эмили уложить последнюю прядь волос на моей голове, как в комнату вошла Луиза. Она даже не удосужилась постучаться.
– Извините, ваша светлость. Наступило время обеда. Господа зовут вас.
Я повернулась к ней, охваченная изумлением и гневом напополам. Нет, ну какова наглость! Кажется, этой девице нужно все объяснять простыми и доходчивыми словами. Намеков она, похоже, не понимает.
– Разве тебя не учили, что нужно стучаться, когда в комнату входишь? – спросила я вкрадчиво.
– Простите, – уже не столь уверенно сказала она.
– Значит, не учили? Жаль. Придется дать тебе маленький урок. Выйди и постучи, как положено.
Луиза посмотрела на меня с таким удивлением, словно я попросила ее прыгнуть с крыши. Но все же вышла, закрыв за собой дверь. Спустя пару секунд раздался осторожный стук.
– Входи, – разрешила я.
Горничная вошла почти на цыпочках и воззрилась на меня, ожидая, что я еще выкину.
– Теперь говори то, что хотела сказать.
Она повторила фразу, сопроводив ее глубоким поклоном.
– Уже лучше, – похвалила я ее, – а теперь ступай себе, откуда пришла.
– Но ваша светлость…
– Кадо, будь добр, проводи ее, – я посмотрела на своего пса, который разлегся посреди комнаты на мягком ковре, вытянув вперед лапы. Услышав мою просьбу, он встал. Луиза ойкнула.
– Не надо, я уже ухожу, – и вылетела за дверь так поспешно, что я не успела и глазом моргнуть.
– Противная девица, – заметила Эмили, – слишком много о себе воображает. Да, а вы заметили, как она смотрит? Словно, это мы должны ей прислуживать, а не наоборот.
– Полагаю, так считать она будет очень недолго, – успокоила я свою служанку, – часа два, не больше. Хорошо, оставим эту тему. Мне все-таки нужно идти обедать. Помимо всего прочего, я проголодалась.
Еще бы мне не проголодаться. Ведь в последний раз я ела несколько часов назад, еще дома. А за это время произошло столько событий, что немудрено проголодаться.
Местонахождение столовой я нашла не сразу, но долго плутать мне не пришлось. Расположение комнат в этом доме не сильно отличалось от того, что я привыкла видеть каждый день. Столовая была именно в том месте, где ей и положено быть.
Открыв дверь, я вошла вовнутрь. Кстати, дверь была покрыта позолотой. Такое я видела только в доме местного богача, который как-то раз удостоил нас приглашением. По-моему, это чистой воды хвастовство и выпячивание собственного материального благополучия. На мой взгляд, выделяться нужно другими вещами, если, конечно, они у тебя есть. А впрочем, так рассуждаю я, девушка, у которой никогда не было за душой и ломаного гроша. Так что, не стоит сильно доверять моим словам. Это элементарная зависть. Будь у меня деньги, можете поверить, я непременно бы покрыла позолотой не только дверь, но и все, до чего смогла бы дотянуться.
Столовая без слов говорила, точнее, кричала о достатке хозяев. За такой огромный полированный стол было просто страшно садиться, я боялась затеряться в этих огромных пропорциях. Казалось, для того, чтобы переговариваться с соседями, нужно сперва крикнуть "Ау!", чтобы убедиться, что они тебя слышат.
– Проходите, сударыня, – услышала я голос герцога.
Я сделала несколько шагов вперед и взглядом отыскала свободный стул. Села, расправив складки платья. Нужно привыкать к этому.
– Вам нравится, Изабелла? – спросила Эвелина, улыбаясь.
– Красиво, – не покривила я душой.
– Ручаюсь, вы просто остолбенели, когда все это увидели. Верно? – послышался ехидный голос откуда-то сбоку.
Разумеется, это был противный Этьен.
– Я была близка к обмороку, – съязвила я в ответ.
И едва удержалась от желания показать ему язык. Кто такой, в конце концов, этот Этьен? Хотелось бы знать, как с ним себя вести. Впрочем, меня никогда особенно не заботили такие вещи. Ведь сунула же я дохлую крысу в тарелку одному именитому гостю, невзирая на его регалии. Помнится, отца едва кондрашка не хватила. А гость ничего, оказался с юмором, похихикал и погрозил мне пальцем с притворной строгостью.
Подали обед. Я оживилась. Судя по всему, здесь любят вкусно поесть, а это всегда было моей слабостью. Это был, пожалуй, приятным разнообразием после сытной, но однообразной домашней пищи.
За десертом я заметила, как Этьен смотрит, полуоткрыв рот, как я поглощаю третье по счету пирожное. Он даже не моргал и я поняла, что произвела на него неизгладимое впечатление. Ну и пусть смотрит. Можно подумать, я взяла это пирожное у него с тарелки!
После обеда, когда я так наелась, что мне было лень вставать из-за стола, Эвелина предложила показать мне дом.
– Вы ведь его еще не видели как следует, – заметила она.
– Не видела, – согласилась я.
– Тогда идем, – обрадовалась девушка.
– Не забудьте меня, – вмешался Этьен, – я могу оказать вам неоценимую помощь.
– Беспокоитесь, что мы заблудимся? – осведомилась я невинно.
– Здесь это нетрудно, – усмехнулся он.
– Пойдем, Этьен, – отозвалась Эвелина.
Мне же хотелось посоветовать Этьену ступать в совершенно противоположную сторону. И чем дальше он уйдет, тем лучше. Но я промолчала. Пока.
Мы вышли в коридор. Эвелина шла первой, исполняя роль впередсмотрящего. У нее это получалось плохо, поскольку она постоянно оглядывалась, останавливалась, указывая мне на особенно привлекательную, по ее мнению, вещь, и много болтала.
– Этот ковер мой дедушка привез из Персии, – трещала она, – почти пятьдесят лет прошло, а он все еще как новый. Посмотрите, какая прелесть!
Я посмотрела. Ковер и в самом деле был хороший, но новым я бы его не назвала. За пятьдесят лет над ним хорошо поработала моль. Этьен, похоже, считал так же, потому что возразил:
– Это уже не ковер, а вытертая половая тряпка. В нашем замке есть вещи куда интереснее.
Ого! В "нашем" замке! Похоже, он считает его своей собственностью. Все же, кто он? Мне очень хотелось уточнить, но в присутствии Этьена я посчитала это неэтичным.
– Пойдем лучше в оружейную, – продолжал он, – там есть, на что посмотреть.
– Верно, – согласилась Эвелина, словно до сих пор эта светлая мысль не приходила ей в голову, – ты абсолютно прав.
Оружейная поражала высотой потолка, необозримостью пространства и стенами, сплошь увешанными всевозможными клинками, саблями, мечами, луками и тому подобным хламом. Я заметила булаву, а потом какую-то странную палку с цепью на конце, на которой болтался тяжелый колючий шар.
– Что это?
– Палица, – ответил Этьен с важным видом, – страшное оружие в умелых руках.
В умелых руках страшным оружием может стать и ножка стула, но я не стала развивать эту мысль. Ни одно из увиденных орудий убийства не показалось мне милым и привлекательным. И потом, было ужасно скучно бродить вдоль стен и разглядывать все эти шпаги и кинжалы. По-моему, это глупо, вот так вывешивать на стенах оружие. Что они этим хотели сказать, а?
Тут Этьен шагнул вперед и остановился возле кривой сабли. А может быть, это был меч такой. Не знаю, я не разбираюсь в этом. Он протянул руку и коснулся пальцем ржавого лезвия.
– А вот с этим мечом связана одна очень жуткая история, – зловеще протянул он.
– Какая? – спросили мы с Эвелиной в один голос.
Выговорив это слово, я удивилась. Выходит, Эвелина не знает? Почему? Разве она не живет в этом доме?
– Я расскажу, – снисходительно заметил парень, – только давайте сперва сядем. История длинная, и потом, я не хочу, чтоб дамам стало дурно.
– Нам может стать дурно? – полюбопытствовала я.
Он искоса посмотрел на меня.
– Ну, вам, возможно, и нет. А вот Эвелина – девушка чувствительная.
Нет, каков нахал! Я, значит, бесчувственное бревно! Пощечину бы ему дать за такую дерзость!
– Ой! – воскликнула Эвелина, подтверждая слова о чувствительности, – Этьен! Она такая страшная, эта история? Тогда, может быть, не надо ее рассказывать?
– Он просто пугает вас, – пояснила я, – для пущего эффекта.
Этьен мрачно посмотрел на меня.
– Посмотрим, – сказал он.
В гостиной, устроившись в мягких креслах со всеми удобствами, мы приготовились слушать леденящую кровь историю. Мне было забавно и любопытно. Какой же должна быть история, чтобы меня напугать? Я с детства отличалась крепкими нервами и здоровым скептицизмом. Ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что все рассказы об ужасах, происходящих на свете, выдуманы рассказчиками от начала и до конца.
– Вы готовы? – спросил Этьен и окинул нас внимательным взглядом, – приготовьтесь к самому жуткому кошмару за всю историю человечества.
Я кивнула, приподняв брови. Эвелина поежилась.
– Перестань, Этьен, мне уже страшно.
– Странно, что вы никогда не слышали эту повесть, – заметила я ненавязчиво.
– Этьен постоянно рассказывает какие-нибудь истории, а я потом не могу уснуть, – пожаловалась мне девушка, – все представляю то призрака с отрубленной головой, то висельника, раскачивающегося под потолком.
– Как бы он туда забрался? – фыркнула я.
Этьен кашлянул, привлекая к себе внимание. Мы обернулись к нему.
– Итак, – начал он, – давным-давно, в незапамятные времена, когда этого замка еще не существовало, на этом месте была маленькая деревенька, населенная жителями.
Я подавила улыбку. Разумеется, кем еще она могла быть населена? Разве что, двухголовыми чудовищами.
На столе стояла ваза, полная спелых фруктов. Некоторое время я бросала на них косые взгляды, потом перестала колебаться и взяла сочный персик. Нужно же как-то занять себя во время рассказа.
– И жил в деревне молодой паренек, который был влюблен в самую красивую девушку, которая только существовала на земле. Звали ее Миранда. Она была до того прелестна, что у людей перехватывало дыхание, когда они на нее смотрели. Белокурые волосы, огромные голубые глаза того оттенка, который бывает у неба в самую ясную погоду, тонкие черты лица, нежная кожа, стройная фигура, необыкновенная грация. Казалось, она не шла, а плыла по воздуху, порхала, словно мотылек, никогда не оставаясь незамеченной. И вот в эту фею и влюбился наш герой. Назовем его для простоты Морисом. Он понимал, что ему никогда не дождаться взаимности. Такая богиня не может обратить внимание на простого смертного, тем более, что Морис не отличался красотой. Но это было еще не все. Отсутствие красоты – не слишком большой недостаток для мужчины. В лице Мориса была какая-то черточка, которая вызывала в людях необъяснимое отвращение. Вроде бы, глядишь на человека, нос на месте, глаза обычного размера и их всего два, но становится так противно, что не описать словами. И Миранда не была исключением. Она предпочитала не замечать Мориса вовсе, а когда они случайно встречались где-либо обходила стороной.
Поэтому, Морис не питал напрасных надежд, предпочитая любоваться прекрасной девушкой издали. Возможно, так он бы и встретил старость, но тут произошло одно событие, которое изменило все в корне.
Проездом в деревне оказался благородный рыцарь, возвращающийся домой после войны. Его приезд взбудоражил сонную деревеньку. Особенно старались молодые девушки, разглядев в нем необыкновенного кавалера, коих у них никогда не было. Девушки наперебой старались привлечь его внимание, строя друг другу всевозможные козни. И он стоил того. Но все ухищрения прелестниц пропали втуне. Рыцарь выбрал одну и ею, разумеется, оказалась прекрасная Миранда. Когда этот факт стал известен остальным, соперницы отступили с поля боя. Никто не смел соперничать с самой очаровательной девушкой.
Миранда не осталась равнодушной к настойчивым ухаживаниям рыцаря и вскоре об их отношениях узнали все. Влюбленные не считали нужным это скрывать. Жители деревни умилялись, глядя на такую красивую пару. В стороне от всеобщего восхищения остался только Морис.
Он никогда и не мечтал оказаться на месте возлюбленного Миранды. Но то, что она выбрала кого-то, все равно кого, пробудил в нем самые темные чувства. Неизвестно почему, но Морис считал, что Миранда всегда будет в одиночестве, озаряя людей своим сиянием, оставаясь неизменной до конца дней своих.
Короче говоря, Морис ревновал. И ревновал так, что люди обходили его стороной, признав в нем опасного сумасшедшего. Морис не придумал ничего лучшего, как вызвать рыцаря на поединок ради прекрасных глаз Миранды. Рыцарь долго хохотал, услышав это. Сражаться с безвестным, неблагородным простолюдином?! Да он побрезговал бы прикоснуться к нему даже концом сапога для того, чтобы пнуть как следует, чтобы не зарывался. Нечто подобное он и сказал Морису.
И это стало для него последней каплей. Морис никогда не учился сражаться, был более ловок с сохой, чем с топором, но ревность делает человека совершенно другим. Она проглотил обиду, позорно сбежав с поля боя. Ему вслед неслись громовые раскаты хохота счастливого соперника и сдавленные смешки добровольных зрителей.
Ночью Морис прокрался в дом, где остановился избранник Миранды, и воспользовавшись тем, что тот крепко спал, зарубил рыцаря топором. Но этого ему показалось мало, а может быть, вид крови поверженного соперника возбудил его сверх меры. Он продолжал кромсать поверженное тело до тех пор, пока от несчастного не остались лишь ошметки и горстка костей. Наконец, он опомнился и остановился, тяжело дыша и сжимая в руках окровавленный топор. Прислушался, но ничего подозрительного не услышал. И тогда к нему вернулся потерянный разум.
Наутро сгорбленный Морис с низко опущенной головой подошел к Миранде, не знающей о случившемся. Впрочем, этого еще никто не знал. Рыцарь имел обыкновение спать почти до полудня, тогда как деревенские жители всегда встают вместе с первыми петухами. Униженно кланяясь и лепеча бессвязные слова извинений, Морис умолил красавицу не сердиться и в знак примирения предложил ей позавтракать вместе. Девушка была добросердечна и не могла отказать в просьбе, тем более, что она показалась ей вполне невинной.
Морис не обманул ее, завтрак в самом деле был предоставлен и какой! Такого необыкновенно вкусного, нежного и сочного мяса Миранда отродясь не ела. Она с аппетитом опустошила тарелку и даже попросила добавки, не уловив на низко склоненном лице Мориса злорадной ухмылки.
– Конечно. Я принесу тебе еще, – согласился он, – приятно, когда твои кулинарные способности оценены по заслугам.
Миранда заулыбалась. На мгновение ей показалось, что Морис не так уж уродлив. Она с нетерпением ожидала добавки и когда услышала шаги, то поспешно обернулась.
– А это тебе на десерт, – произнес Морис, водружая на стол огромное блюдо, на котором возвышалась отрубленная голова ее возлюбленного рыцаря.
Этьен сделал долгую паузу и заключил:
– Занавес.
Я задумчиво похрустывала яблоком. Надо же, какая фантазия у парня! Такое придумать! Даже у меня не хватило бы фантазии. Потом я перевела взгляд на Эвелину. Она была бледна как смерть и судорожно хватала ртом воздух. Да уж, впечатлительная натура.
– Боже, какой кошмар, – пролепетала она, прижав ладони к щекам, – Этьен, где ты вычитал такое?
– В одной из книг библиотеки, – отозвался он, – можно, я не буду сообщать тебе ее название?
– Именно об этом я и хотела тебя попросить, – поспешно сказала Эвелина.
Этьен перевел глаза на меня, некоторое время наблюдал, как я жую, а потом спросил:
– Вам не станет плохо, ваша светлость?
– Почему мне должно стать плохо? – осведомилась я со справедливым удивлением.
– За обедом вы съели три пирожных.
– Вы считали? – съязвила я.
– Тогда ваш желудок сделан и стали, – заключил он, – кстати, вы вообще, слышали, о чем я рассказывал?
– Конечно, – кивнула я, – очень забавная история, где нет ни слова правды.
Эвелина тоже уставилась на меня, точнее, на огрызок яблока, который я держала в руках. Она была уже не бледной, а нежно-зеленой. Схватившись руками за горло, девушка поспешно вскочила и вылетела за дверь.
Я удивилась чуть больше. Что я такого сделала? По-моему, я ела яблоко по всем правилам этикета и не чавкала при этом. Что же произвело на Эвелину такое впечатление?
Этьен, кажется, вообще не заметил ее ухода. Он запальчиво произнес:
– Ах, ни слова правды?
– Точно, – подтвердила я, – выдумал от начала и до конца.
– Ну знаете ли! – подскочил он со стула, – я могу принести вам книгу, в которой описана эта история.
– Принесите, – согласилась я, – желательно, сейчас.
Как я и думала, охоты спорить у него поубавилось. Этьен скривился и вновь сел.
– Кстати, причем тут меч? – удачно припомнила я.
– Какой меч? – удивился Этьен.
– Забавно, – я фыркнула, – вы ведь сами говорили, что с тем ржавым кривым мечом, что висит на стене в оружейной, связана леденящая кровь история. Забыли?
– Вовсе нет, – стал оправдываться он, – этот меч принадлежал тому несчастному рыцарю.
– А-а, – протянула я и взяла из вазы последнюю грушу, – вероятно, этот меч нашли при раскопках, когда сооружали фундамент замка. А рядом услужливо лежала рукопись с вашей историей. Славно.
Тут Этьен неожиданно весело рассмеялся, откинувшись на спинку стула.
– Ладно, – сказал он, – сдаюсь. Ты угадала. Я все выдумал.
– Кажется, мы не переходили на "ты", – я приподняла брови.
Однако, он наглец.
– Так давай перейдем, – не смутился Этьен, – это очень удобно.
В самом деле, сообразила я. Особенно, когда я соберусь сказать ему какую-нибудь гадость. А зная меня, в этом можно не сомневаться. И все-таки, я была не слишком довольна предложением перейти на "ты". На мой взгляд, Этьен как был наглецом, так им и остался.
– Ну как? – между тем спросил он, наблюдая за моими размышлениями.
– Хорошо, – отозвалась я, поднимаясь с кресла.
Все равно, делать здесь мне было уже нечего.
– Не скажешь, где, случайно, может быть Эвелина?
– Наверняка, у себя в комнате, – Этьен пожал плечами, – прямо по коридору, потом направо, поднимешься по лестнице, увидишь еще один длинный коридор, повернешь налево, потом снова налево. Третья дверь – то, что требуется.
Я ошеломленно покрутила головой. Так, направо, налево… Или нет, сперва прямо, потом направо… Тьфу, черт!
– Послушай, – я посмотрела на Этьена, – ты не мог бы показать мне это место?
Он усмехнулся, прекрасно понимая мои колебания. Сделав паузу, специально, чтобы меня позлить, он величественно кивнул.
– Хорошо, покажу, – и направился к двери, – новому человеку ориентироваться в нашем замке сложно.
– В "нашем"? – не выдержала я, – кстати, а кто ты такой? Я имею в виду, кем ты приходишься Каронакам?
– Разве тебе не сказали? – удивился он, оглядываясь на меня, – я сын кузины дочери двоюродного брата матери Огюстена.
Это было в высшей степени понятно. Почти также понятно, как и описание маршрута к комнате Эвелины.
– Сын кузины дочери матери…, – повторила я машинально, – а что это значит?
Этьен расхохотался.
– Родственник. Не мучайся напрасно. Я и сам этого не понимаю. Как говорит "наш милый" Огюстен, седьмая вода на киселе. Но слово "родственник" обязывает. Я прав?
Не знаю. Был бы у меня такой родственник, я бы велела ему не приближаться к моему дому ближе, чем на милю.
Кажется, Этьен не ожидал ответа на свой вопрос, считая его риторическим. Он продолжал разглагольствовать по пути, изредка оглядываясь на меня:
– Наверное, ты хочешь спросить, почему же я не живу в доме своих предков. Я бы с удовольствием жил там, но дом давно продан за долги, а вырученная сумма не покрыла и половины. Так что, я должен быть благодарен Огюстену, он ко всему прочему, еще и оплатил долги моей семьи. Вот, что значит родственник.
– А ты не благодарен? – поинтересовалась я, главным образом потому, что в его голосе не слышалось и ничтожной доли признательности, одна язвительность и едва уловимая горечь.
– Вот видишь, ты все поняла, – хмыкнул он, – судя по всему, ты тоже не питаешь к "нашему милому" Огюстену теплых чувств.
– Почему ты называешь его так? – вновь спросила я.
– Потому что, его так зовут.
– Полагаю, ни один здравомыслящий человек не назовет своего ребенка столь странным именем. "Наш милый Огюстен". А если и захочет, то у него ничего не выйдет.
Этьен захихикал.
– У тебя есть чувство юмора, – признал он, – я называю его так потому, что он не обладает и сотой долей данных качеств. И есть еще одна причина.
– Какая? – не смолчала я.
Понимала, что это выглядит не очень красиво. В сущности, этот самый Этьен был мне абсолютно незнаком, а я допрашиваю его с пристрастием, да еще и по поводу столь деликатных вопросов. Но удержаться не могла. К тому же, раз начала, то поневоле приходится завершать.
– Так Огюстена называет одна наша общая, хм, знакомая. Давненько не слышал столь нелепого и абсолютно не подходящего к нему прозвища.
Он остановился.
– Вот комната Эвелины. Надеюсь, ты найдешь дорогу назад? Или мне подождать тебя где-нибудь тут, в уголке?
Он, как обычно, насмехался. Я презрительно фыркнула и отозвалась:
– Да, найди уголок потемнее. Главное, чтобы тебе там было удобно.
И постучала в дверь. Ее открыли спустя полминуты. На пороге появилась пухленькая, но чрезвычайно опрятная горничная.
– Что вам угодно, ваша светлость? – с поклоном осведомилась она.
– Эвелина здесь? – спросила я.
– Да, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, – она посторонилась.
Эвелину я обнаружила сидящей на диване. Лицо ее было еще несколько бледным, но уже не того изысканно зеленого оттенка, который обычно бывает у утопленников. Видев меня, она улыбнулась.
– Проходите, Изабелла. Простите, пожалуйста, что я так вас покинула. Мне было… нехорошо.
Я кивнула.
– Но теперь вам уже лучше?
– О да. Спасибо. Этьен мастер рассказывать такие жуткие истории. Всякий раз после очередного кошмара я клянусь себе, что больше никогда не буду его слушать, но все равно слушаю и поделать с собой ничего не могу. Присаживайтесь.
Я опустилась рядом на диван.
– Я просто поражаюсь вашей выдержке, – продолжала Эвелина, – вы так спокойно это слушали. И еще при этом…, – дальше она продолжать не могла.
Судорожно сглотнула. Я усмехнулась.
– В этих россказнях нет ни слова правды. Ни к чему принимать это так близко к сердцу. Хотя, надо признать, что у вашего родственника изощренная фантазия. Я правильно поняла? Он – ваш родственник?
– Да, – согласилась Эвелина, – правда, дальний. Но не думаю, что это так уж важно. Бедняжке негде жить и Огюстен был столь великодушен, что пригласил его сюда.
Да уж, бедняжка, слов нет.
– Он очень милый мальчик, – добавила Эвелина, – хотя, конечно, выдумщик, но ведь он еще так молод. Ему всего семнадцать.
Надо же, он на год старше меня! И не поворачивается язык называть его "мальчиком". Интересно, сколько Эвелине лет?
– Я очень рада, что Огюстен наконец женился, – вдруг сказала девушка после непродолжительного молчания, – давно следовало это сделать. Но раньше вы были слишком молоды.
– В этом случае, он мог жениться на ком-нибудь другом, – ненавязчиво отозвалась я.
Как же это было бы прекрасно!
– Что вы! – горячо воскликнула Эвелина, – вы – самая подходящая из всех, какие только есть.
– Я? – я была немало изумлена, даже глаза вытаращила.
Я – самая подходящая из всех? Милая девочка, да ты еще не знаешь, с каким чудовищем столкнула тебя судьба! От таких невест, как я люди с ужасом отмахиваются обеими руками. Ведь для того, чтобы меня выносить, нужно обладать громадными запасами терпения, всепрощения и христианского милосердия. А главное, иметь стальные нервы. Боюсь, что эта чересчур чувствительная особа от любой из моих выходок грохнется в обморок.
