Текст книги "У кошки девять жизней (СИ)"

Автор книги: Екатерина Бэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Пришлось идти танцевать. Это было так ужасно, что хуже не придумать. Все свои силы я тратила на то, чтобы не потерять сознание. Того, что мне говорили, я просто не слышала. Я лишь улыбалась, давая понять, что все слышу. Должно быть, моя улыбка напоминала оскал мертвеца.

Три танца я выдержала, но потом запаниковала. Еще пара минут – и меня придется откачивать. Я отошла подальше, забилась в уголок и поклялась, что на сегодня это был последний танец. Не пойду больше, хоть убейте.

Не успела я прийти в себя, как ко мне подошел какой-то молодой человек. Я в ужасе зажмурилась, а потом торопливо сказала:

– Простите, очень болит голова.

– Какая жалость! – воскликнул он, – я вам очень сочувствую, герцогиня.

– Мы знакомы? – спросила я.

На его лице появилась искренняя обида.

– Конечно. Помните? Мы танцевали на вашей свадьбе.

Еще бы такое не помнить! Теперь я его вспомнила окончательно. Это тот самый, что издевался надо мной, говоря, что я превосходно танцую.

– О, да, – кивнула я, – простите, месье. Вы…

– Мое имя – Анри де Пуайе, – с легкой укоризной продолжил он.

– Конечно, – согласилась я.

– А я помню ваше имя.

С чем я тебя и поздравляю. Господи, мне и без того дурно, так еще на голову свалился этот тип! Если я немедленно не выйду на свежий воздух, то изрядно повеселю остальных своим бессознательным состоянием.

– Месье, – я посмотрела на Пуайе, – здесь есть балкон?

В его глазах появилось сперва изумление, а потом радость. Радость? С чего бы это? Что его так обрадовало, скажите на милость?

– Я провожу вас, мадам, – и он подал мне руку.

Я безропотно приняла ее. Сейчас я согласилась бы на все, что угодно, лишь бы выйти на балкон и вдохнуть немного свежего воздуха.

И моя мечта наконец осуществилась. На балконе было холодно, но меня это не смущало. Это было даже приятно. И холодный ветер только облегчал мои страдания.

Все было бы прекрасно, но Пуайе все испортил самым возмутительным образом. Я просто не ожидала такого с его стороны. Представьте, он меня обнял! Жуть, ужас! Моим ребрам и без того было достаточно гадко. В тот злосчастный момент я едва не потеряла сознание. Я издала немелодичный вопль, лишь усилием воли устояв на ногах, отпихнула Пуайе от себя и выдавила:

– Вы спятили?

На некоторых мужчин свежий воздух действует самым затейливым образом.

Он отступил на шаг и приподнял брови:

– Разве вы не этого хотели?

– Я?!

В моем голосе было столько изумления, что, кажется, он понял свою ошибку.

– Наверное, я не так понял… – сказал он уже менее уверенно.

– Совершенно не так, – отрезала я, – я вовсе не хочу с вами обниматься. Мне и без того плохо.

– Хотите сказать, что я вам настолько противен? – тут же взвился де Пуайе.

Если бы я чувствовала себя лучше, то покрутила бы пальцем у виска. И почему мужчины все принимают на свой счет? Я о нем вообще не думала.

– Я не имела в виду вас, месье, – постаралась я свести инцидент к минимуму, – мне просто плохо. Вы пробовали обниматься, когда вас тошнит?

Он представил это и судя по всему, понял, что я хочу сказать.

– Простите, – проговорил он, – кажется, я выгляжу полнейшим идиотом.

Редкостное понимание.

– Хотите подышать свежим воздухом, мадам?

– Да, – не стала я отрицать очевидного.

И желательно, в полном одиночестве. Но кажется, этого мне не дождаться. Он стоял насмерть. Пришлось терпеть его присутствие и выслушивать слова сочувствия, от которых у меня начинались колики.

Наконец, я решила, что с меня довольно. Воздухом я надышалась на всю оставшуюся жизнь. Нужно уходить, иначе этот тип сведет меня в могилу.

Де Пуайе не отставал от меня ни на шаг, шагая следом как привязанный. Проявляя заботливость, предложил принести мне бокал вина. Я отказалась. В данный момент я ничего не смогла бы выпить.

Баронесса, разумеется, отметила такую преданность с его стороны и лукаво заметила:

– Кажется, вы понравились дамскому любимцу, Изабелла, – забыла сказать, что с недавнего времени мы стали называть друг друга по имени, – берегитесь, две победы сразу – это слишком для ревнивых особ.

– Я кому-то перешла дорогу? – поинтересовалась я.

– Могу назвать дюжину.

– Не надо.

Она рассмеялась.

– Вы очень красивая женщина, Изабелла. Неудивительно, что вызываете зависть у остальных представительниц вашего пола. Что же касается де Пуайе, то будьте осторожны. Вы мне нравитесь, поэтому не хотелось бы, чтоб вы попали в историю.

– В какую историю? – спросила я.

– Женщины по его милости постоянно попадают в неприятные ситуации. Ну, вы меня понимаете? – и Вероника мне подмигнула.

Ах, в эти! Почему бы не сказать прямо, ведь в данный момент нас никто не слушает.

Впрочем, де Пуайе не зевал и очень скоро нарушил наше уединение.

– Менуэт, – произнес он, – прекрасный танец. Не хотите ли потанцевать, ваша светлость?

– Нет, спасибо.

– Вам все еще плохо?

– Лучше, – соврала я, – но не настолько.

– Жаль, – вздохнул он, – вы так грациозно танцуете. Вы очаровательны, мадам. Своей красотой вы затмили всех общепризнанных красавиц.

– Не может быть, – вяло отозвалась я.

– Да-да, это так, – с жаром заметил де Пуайе, – вы думаете, вероятно, что это лесть, но я говорю чистую правду, уверяю вас.

Боюсь, сейчас это не произвело на меня должного впечатления.

– И вы вашей красотой поразили меня в самое сердце.

Не знаю, почему, но от этих слов мне по-настоящему стало дурно. Я прислонилась к подоконнику, стараясь дышать как можно глубже, но именно это у меня и не получалось. В ушах зашумело, перед глазами запрыгали какие-то точки. Вот, кажется, сейчас я и узнаю, наконец, что такое обморок.

Кто-то крепко взял меня за руку и куда-то поволок. Поволок потому, что я еле переставляла ноги.

– Если собираетесь потерять сознание, то выберите для этого подходящее место, – услышала я сердитый голос герцога, – в чем дело? Что он вам такого сказал?

– Ничего, – отозвалась я.

– Тогда почему вы такая зеленая?

– Мне плохо.

– Это я вижу. Стойте

Я послушно остановилась. Оказывается, я и не заметила, как вышла из залы. Я находилась в небольшой комнатке с высоким окном и широкой кроватью.

– В состоянии объяснить, что вас так беспокоит? – спросил тем временем герцог.

– Корсет, – выдавила я из себя.

Слава Богу, это слово короткое.

Он что-то прошипел сквозь зубы.

– Черт бы побрал ваш корсет. Повернитесь.

Почему бы и нет? Я повернулась. Хуже мне уже не будет.

Через минуту мне стало гораздо легче. Я почувствовала, что уже могу дышать и ребра не дают о себе знать. Ведь в обычном состоянии никто не помнит об их существовании. А еще через минуту я поняла, что именно он делает. В любое другое время я бы возмутилась. А как еще реагировать на то, что вам расстегивает платье и перешнуровывает корсет мужчина, пусть даже это ваш собственный муж.

Тем временем, герцог закончил начатое, ворча себе под нос:

– Женщины – просто поразительные создания. Готовы умереть, чтобы произвести на людей впечатление своей сногсшибательной красотой. Ну какого черта вы так затянули корсет?

– Это Эмили, дура, – в сердцах сказала я, – я ведь ей говорила. Приеду, убью.

Он фыркнул.

– Все, можете идти. И поверьте, все стало гораздо лучше. Конечно, уже никто не подумает, что вы переломитесь напополам, но цвет лица у вас определенно лучше.

Какая малость нужна человеку для счастья! Поразительно! Стоит только чуть ослабить шнуровку корсета, как вы на седьмом небе.

– Спасибо, – поблагодарила я его.

– Не стоит. Не могу допустить, чтоб вы скончались раньше отведенного времени.

– Отведенного? – изумилась я, – кем отведенного?

– Господом Богом, – пояснил он спокойно.

Я кивнула и повернулась к двери.

Лишь теперь я могла получить удовольствие от приема, но как водится, как раз теперь нам следовало его покинуть. По пути к карете я наслаждалась способностью дышать как все нормальные люди. Люди не ценят эту возможность до тех пор, пока не испытают трудности. И тогда лишь они понимают, как это прекрасно. Сделала вывод. Можно подумать, раньше я этого не знала.

Эвелина вовсю обсуждала посещение Лувра с Этьеном. Они оба были оживлены сверх меры. Не скоро они заметили молчание остальных. Наконец, Эвелина спросила, поворачиваясь ко мне:

– Что же вы молчите, Изабелла? Вам понравился прием?

Ответить ей правду? Не поверит ведь. А если и поверит, то задаст кучу дополнительных вопросов. Поэтому, я ответила:

– Конечно, Эвелина.

– А какой момент вам понравился больше всего?

Я фыркнула. Этот момент я могла определить со всевозможной четкостью, но опять-таки сказать об этом было нельзя. Ответила нейтральное:

– Не помню.

– А мне понравились танцы, – не смолкала девушка, – меня приглашали восемь раз.

– Ты считала? – съязвил Этьен.

– Я запомнила, – уточнила она, – не так уж часто мне выпадает возможность потанцевать. Обожаю танцы. А вы? – она вновь обернулась ко мне.

– Разумеется, – соврала я уверенно.

Ненавижу танцы. Ненавижу приемы. А больше всего ненавижу того, кто придумал, что женщины должны затягиваться в корсет и испытывать адские мучения. Приеду – оттаскаю Эмили за волосы, чтобы ей в голову больше не приходила мысль притрагиваться к моему корсету.

5 глава. «Меткий» выстрел

На следующий день после завтрака Эвелина выдумала новое развлечение. Должно быть, посещение приема вдохновило ее на это. Она предложила прокатиться на лошадях по окрестностям. Впрочем, я не возражала. Я ведь любила кататься. Для пущего удовольствия прихватила с собой Кадо. Собаки не должны весь день сидеть в четырех стенах. Им нужно разминаться, бегать. Особенно, для таких пород, как доги. У них длинные ноги, сама природа предназначила их для бега.

Когда я вышла во двор, там была одна Эвелина. Она тут же подбежала ко мне и попросила:

– Покажите, что умеет Кадо, Изабелла. Пока никого нет.

Почему бы и нет? Как и любая владелица породистой собаки, я обожала демонстрировать его умения и навыки.

– Сидеть, – сказала я Кадо.

Он исполнил мою команду.

– Лежать. Сидеть. Дай лапу.

– Какая прелесть! – ахнула Эвелина, – а мен он даст лапу? Можно, Изабелла? Ну пожалуйста!

Трудно было отказать такой просьбе. Я согласилась, хотя Кадо не любил выполнять команды, отданные чужими.

– Дай лапу, – попросила Эвелина робко.

Кадо посмотрел на меня.

– Протяните руку, – велела я девушке, – Кадо, дай ей лапу.

Она осторожно вытянула руку вперед. Кадо нехотя протянул ей лапу и тут же убрал. Но Эвелине этого было более, чем достаточно.

– Какой умница! – заахала она, – а что он еще умеет?

– Сейчас подойдет Этьен и мы продемонстрируем вам команду "Фас", – съязвила я.

Судя по всему, Эвелина не понимала шуток. Она испугалась.

– Ой, нет! Что вы, Изабелла! Так нельзя!

– Конечно, – согласилась я, пожимая плечами, – я пошутила.

– И потом, я уже видела, как Кадо исполняет эту команду.

– Когда? – удивилась я.

– Забыли? По дороге домой, когда на нас напали грабители.

Я и в самом деле, забыла об этом пустяке.

– Он умеет носить в зубах палку? – продолжала выспрашивать девушка.

– Он носит мои туфли.

Эвелина засмеялась и захлопала в ладоши.

– Как мило!

– Развлекаемся? – прозвучал насмешливый голос Этьена, – катанье на лошадях отменяется? Эвелина, ты вполне можешь оседлать этого пса. Он домчит тебя быстрее ветра.

– Разве что, тогда, когда впереди будешь бежать ты, – заметила я.

– Поехали, – это подошел герцог, – тут такое солнце, что мы изжаримся заживо.

Можно подумать, за воротами нет никакого солнца. Там ходят по небу низкие тучи и хлещет дождь. Странная у некоторых людей логика.

Судя по всему, остальные привыкли, что герцог постоянно командует. Послушно расселись по своим лошадям и взяли в руки поводья.

– Команда "вперед" будет? – вполголоса спросила я у Эвелины, – или это каждый решает индивидуально?

Этьен услышал это и захихикал. А Эвелина нахмурилась.

– Здесь нет ничего смешного, Этьен, – сказала она, – Изабелла, почему вы все время так зло шутите?

– Это не шутка, – я пожала плечами, – это ехидная реплика "в сторону".

Разумеется, Этьен снова захихикал. Чего еще от него ждать!

Окрестности были очень живописными. В том смысле, что если б я была художником, то непременно запечатлела это на холсте. Но способностей к рисованию у меня не было. Вообще никаких. От моих рисунков у учителя рисования волосы вставали дыбом. А отец долго гадал, что же я хотела изобразить.

– Сегодня тепло, – заметила Эвелина, поднимая лицо к небу и щурясь от яркого солнца, – Огюстен, – она обернулась к брату, – может быть, пройдемся пешком?

– Я знаю, тебе не терпится заняться псом.

– Нельзя? Почему же? Мне нравится играть с Кадо. А ему нравится со мной играть, Изабелла? – это она сказала, конечно, мне.

– Кадо любит побегать, – признала я очевидную вещь.

– Ну еще бы, – вставил Этьен, – с такими длинными лапами, как у него, он и минуты на месте усидеть не сумеет. Вон, носится.

Кадо и в самом деле, разминал косточки, носясь по окрестностям, задрав хвост. За то время, пока мы ехали, он успел совершить пробежку до лесочка и обратно раз десять, не меньше.

Мы остановились и спустились на землю. Живая и подвижная Эвелина тут же отыскала на земле какую-то палку и развлекалась тем, что бросала ее в разных направлениях, а Кадо с веселым лаем бегал за ней и приносил назад. В эту игру он готов играть с кем угодно. И потом, Кадо до такой степени любит играть с палкой, что сам частенько отыскивает их и приносит мне, виляя хвостом и всем своим видом говоря: "Брось ее, хозяйка. Ну, брось! А я принесу". Если же у меня нет настроения этим заниматься, то он сам развлекается, как может, прыгает на палку и лапами отталкивает подальше, а потом бросается на нее и хватает зубами.

Я надвинула шляпу поглубже, скрывая лицо от солнечных лучей. Становилось жарко. Я не понимала, как Эвелина может носиться по лужайке в такую погоду.

– Здесь где-нибудь есть тень? – спросила я у Этьена.

– Вон у тех деревьев, – показал он, – что, припекло? Честно говоря, меня тоже. А Эви носится, как оглашенная.

Я собиралась кивнуть для поддержания разговора, но тут с моей головы слетела шляпа. Я наклонилась, чтобы поднять ее, как раздался второй выстрел. Боюсь, что на первый я не обратила внимания, так как совершенно не ожидала ничего подобного здесь.

Лошадь громко захрапела, упала на траву и, несколько раз дернувшись, застыла.

Я рухнула рядом, плохо понимая, зачем, но в такие моменты мое тело действует быстрее ума и я никогда не спорю. Поскольку ничего, кроме пользы это не приносит.

Этьен выпалил какое-то ругательство и упал тоже, больно задев меня локтем.

– Браконьеры! – завопила Эвелина, оставляя свое занятие, – Огюстен, ты же обещал, что с ними будет покончено!

– Боюсь, что мы не напоминаем двух симпатичных уточек, – пробурчал Этьен себе под нос.

– Может быть, козликов? – не смолчала я и затряслась в приступе хохота.

Выстрелов больше не последовало. Наклонившись к нам, герцог спросил:

– Не ранены? Встать можете?

Этьен тут же поднялся на ноги. Я же встала с помощью герцога, хотя, честно говоря, была вполне в состоянии сделать это сама. Но он уже подал мне руку и было глупо отказываться.

– Их нужно поймать, – заявил Этьен, пылая жаждой мести.

– Каким образом? – герцог приподнял брови, – полагаю, они уже давно успели скрыться, пока ты здесь разлегся.

Эвелина кинулась ко мне:

– Вы целы, Изабелла? Ужасно, ужасно! Ведь они могли попасть в вас!

Конечно, могли. Зачем же я тогда упала? Я подняла с земли шляпу и уже хотела надеть ее, но странная деталь меня остановила. Я пригляделась и заметила две небольшие дырочки в тулье.

– Меня почти подстрелили, – сообщила я остальным и указала на свою находку.

Побледнев, Эвелина ахнула:

– О Боже мой! Еще чуть-чуть и… Это все негодные браконьеры! О чем ты думаешь, Огюстен? Ведь так они могут кого-нибудь убить!

– С такой меткостью – вряд ли, – хмыкнула я, – ваши браконьеры плохо стреляют.

– Напротив, – мрачно отозвался герцог, – они стреляют отлично.

– Это зависит от того, в кого они хотели попасть.

– В лошадь-то они попали удачно, – вставил Этьен, – можно сказать, навскидку.

– Очень интересно, – задумчиво произнес герцог, – не нравится мне это. Такое впечатление, что…

– Что? – поинтересовалась Эвелина, – что ты имеешь в виду?

– Ничего.

– Вели прочесать лес.

– Это ни к чему не приведет. Думаешь, они до сих пор стоят там и ждут, когда их отыщут? В любом случае, ни к чему выходить за пределы дома в одиночку. Это относится ко всем, – он многозначительно взглянул на Этьена.

– Не пойму, чего ты опасаешься? – тот дернул плечами.

– Это могли быть браконьеры, а могли и не быть.

– А кто же тогда стрелял? – вмешалась Эвелина в разговор мужчин.

– Только очень подслеповатый браконьер мог спутать людей с какой-либо живностью.

Это показалось мне забавным и я захихикала.

– Поясни, – настаивала девушка.

– Возможно, тот, кто стрелял, хотел попасть именно в того, в кого попал.

– Охота на лошадей? – не смолчала я, – впервые слышу.

– Охота на людей, – отрезал герцог, – у вас нет врагов, мадам?

– Какие у меня могут быть враги? – я приподняла брови, – откуда?

– Как правило, такие вещи становятся известны позднее, чем хотелось бы.

– Вы всерьез думаете, что стреляли в меня? – скептически отозвалась я, – да кому придет в голову это делать?

– Я ничего не знаю. Но осторожность никогда не бывает лишней. Никуда не ходить по одиночке, – он повернулся к сестре, – Эви, это и тебя касается.

– Хорошо, но почему ты придаешь этому случаю такое значение?

– Какое такое значение? Один дюйм – и пуля оказалась бы у нее в голове, – он указал на меня, – все, больше никаких прогулок.

– Это же скучно, – Эвелина скривила губы.

Герцог раздраженно махнул рукой.

Мы вернулись в дом. Происшедшее можно было бы назвать забавным, если б не была убита лошадь. Мне было ее жалко. Не повезло бедняжке! Откуда же было знать, что кому-то вздумается в нее стрелять. А что касается моих якобы врагов, то это было просто смешно. Какие у меня могут быть враги, скажите на милость? Какая-нибудь ревнивая особа, возмущенная моим успехом на приеме засела в засаду с ружьем? Вы этому верите?

С другой стороны, конечно, пуля могла угодить мне в голову. Но ведь не угодила. Так зачем же было поднимать такой шум?

Кстати сказать, это происшествие было не единственным. Вечером со мной случилась еще одна неприятность. Произошло это так.

Было уже поздно и я собиралась улечься в постель. Эмили помогла мне переодеться, накрыла теплым одеялом и пожелав спокойной ночи, ушла к себе. Я закрыла глаза и тут же открыла, так как заметила, что эта забывчивая клуша не погасила свечи. Эмили вечно что-нибудь забывает. Особенно, вечером, когда у нее на уме одно: как бы поскорее рухнуть в постель и забыться сном.

Я приподнялась на локте, собираясь позвать ее, но не успела. Позади меня раздался грохот и что-то тяжелое больно стукнуло меня по голове. Так сильно, что даже искры из глаз посыпались. Я охнула и обернулась.

Картина в тяжелой резной раме. Черт побери, какому идиоту пришло в голову вешать картины в изголовье кровати? Не говорите мне, сама догадаюсь. Конечно, это герцог. Кто еще! Точно такую же картину я видела в спальне Эвелины. Додуматься до такого можно лишь от великого ума.

Я встала и пощупала затылок. Так и есть, шишка. Я разозлилась еще больше. Нет, ну какой же кретин! Зачем мне картина в спальне? Думал, я буду любоваться на эту мазню ночью в потемках?

Наклонившись, я присмотрелась к упавшему произведению искусства. Так и есть. Шнур, на котором она висела, оборвался. Еще бы ему не оборваться! Он же тонюсенький! На нитку бы повесили, а потом удивлялись, что это она упала!

Я с трудом стянула картину с кровати. Все-таки, мне повезло. Если бы я лежала, меня бы стукнуло не плашмя, а прямо по лбу. Не знаю, обладает ли мой лоб такой крепостью, чтобы выдержать эту тяжесть. Если послушать батюшку, то моим лбом можно пробивать дубовые ворота, но он, разумеется, преувеличивает. В этом случае лоб должен быть чугунным.

Еще немного поругавшись сквозь зубы, я приложила к затылку мокрое полотенце и легла спать, на всякий случай проверив сперва, нет ли надо мной еще каких-нибудь сюрпризов.

Второе происшествие случилось три дня спустя. Эвелина предложила мне прокатиться верхом по парку.

– Милые дамы, – напомнил нам Этьен, развалясь в кресле, – вы, кажется, забыли, что вам запрещено покидать пределы дома.

– А мы и не будем покидать их, – отозвалась Эвелина, – я говорила о парке. Парк в пределах дома.

– Мне кажется, Огюстен имел в виду все окрестности с парком вкупе, – хмыкнул вредный кузен.

– Его сейчас здесь нет, правда? – ехидно напомнила я, – так что, мы не сможем уточнить, что именно он имел в виду.

В самом деле, в тот день герцог был в отъезде.

Эвелина засмеялась, признав мою правоту. Этьен пожал плечами.

– Мое дело – предупредить. Тебе ли не знать, Эви, как наш милый Огюстен страшен в гневе.

– О-о, – протянула я в притворном ужасе, – он нас поколотит?

– Пойдем, – Эвелина со смехом взяла меня под руку, – глупости, конечно, нет. Он просто несколько шумен.

– А, ну шумом нас не напугаешь.

Мы отправились во двор, где уже были приготовлены лошади для нас. Этьен остался в доме.

– Он так боится вашего брата? – спросила я, садясь в седло.

– Этьен? Не думаю, что он кого-то боится. Нет, он не пошел с нами из чувства противоречия. Я его хорошо знаю.

Однако, судя по случившемуся позже, Эвелина знала своего кузена не столь хорошо, как считала. Но об этом потом.

Один круг по парку мы сделали чинной трусцой, переговариваясь между собой. Но Эвелине, как и мне надоело плестись, тем более, как удачно заметила я, нас все равно никто не видит.

– Поскачем быстрее. Я не люблю легкую трусцу. Это для детей, впервые севших в седло.

Мы обе подхлестнула лошадей и помчались. Точнее говоря, это Эвелина помчалась, а я полетела. Не успев сообразить, в чем дело, я приземлилась прямиком в клумбу. Моя лошадь, облегченная отсутствием седока легко обогнала Эвелину, именно поэтому та заметила, что со мной произошло.

Падение было мягким, все-таки я упала в клумбу с цветами, а не на гладко утоптанную дорожку. Но я все равно больно ударилась и едва не вывихнула руку.

Эвелина поспешно вернулась и подскочила ко мне:

– Господи, Изабелла, вы живы?

– Померла, – сердито отозвалась я, поморщившись от боли, – конечно, жива. Считаете, я похожа на хладный труп?

– Трупы не разговаривают, – отмахнулась она, помогая мне встать, – и тем более, не язвят. Теперь я уверена, что вы в полном здравии.

Я отряхнула платье от земли.

– Ну, не в полном. Синяки на мягком месте мне обеспечены.

Эвелина фыркнула.

– Я так перепугалась! Думала, вы убились.

– Я столько раз падала, что мне это не грозит.

– А все-таки, почему вы упали?

– Не знаю, – я пожала плечами.

Седло валялось поблизости и было просто преступлением не посмотреть на него. Насколько я знаю, седла редко отправляются вслед за седоком. Разве что тогда, когда лопнет подпруга.

Я наклонилась и осмотрела вышеозначенное. И тут в мою душу закралось легкое недоумение, подозрение, если хотите. В любом случае, это было странно. Подпруга не лопнула, не развязалась. Она была перерезана. Надрез был ровный, как ножом срезанный. Впрочем, полагаю, это было сделано именно ножом.

– Интересно, – протянула я.

Эвелина присела рядом со мной.

– Что?

– Смотрите, – я указала на подпругу, – ее кто-то перерезал.

Эвелина ахнула. Я посмотрела, что вызвало в ней бурю эмоций и увидела, что она побледнела.

– Господи! – девушка прижала пальцы ко рту, – Огюстен был прав!

– В чем? – полюбопытствовала я.

– В том, что у вас есть враги!

– Глупости! Нет у меня никаких врагов.

– Но кто-то же это сделал.

– Правильно. Но ты считаешь, что враги прокрались к конюшне и сделали свое черное дело? Ой, простите! – спохватилась я, сообразив, что говорю ей "ты".

– Ничего страшного, – улыбнулась она, – я давно хотела тебе это предложить. Ведь теперь мы в некотором роде сестры.

Я с гримасой поднялась на ноги. Здесь я угадала, синяки уже давали о себе знать. Впрочем, мне было не привыкать и я бы наверняка забыла о них через полчаса. Но Эвелина не дала мне этого сделать. Она подхватила меня под руку и столь осторожно повела к двери, словно я была по меньшей мере, при смерти.

Этьена в гостиной уже не было, но сперва мы не заметили его отсутствия. Эвелина тут же предложила мне рассмотреть мои ушибы получше и вызвать врача, на что я просто расхохоталась.

– Ты шутишь? Какой врач? Я здорова, просто немного ударилась. Это пройдет.

– Нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью, – покачала головой девушка.

– Глупости. Знаешь, сколько раз я падала?

– Сколько?

– Не могу назвать точное число. Сама не помню. Их было так много! Поэтому, не надо трястись надо мной, как над несмышленым младенцем. Ты еще в постель меня уложи и вели ходить мимо моей комнаты на цыпочках.

– Ну почему ты постоянно язвишь? – укорила меня Эвелина.

– Этого я тоже не знаю.

– Все-таки, мне это не нравится. Конюхи в нашем доме не имеют обыкновения резать подпруги хозяевам.

– Возможно, это произошло случайно, – предположила я.

– Как? Взмахнул ножиком и перерезал подпругу? Зачем конюху нож?

– Может быть, он хотел хлеба нарезать.

Тут рассмеялась Эвелина. Впрочем, она недолго веселилась. Когда приехал герцог и узнав о происшедшем, стал метать громы и молнии. Он пришел в ярость, отчего бедная Эвелина съежилась и едва не залезла под стол. Я не была столь впечатлительна и его вопли не произвели на меня впечатления. Как вы уже успели заметить, я и сама могу не хуже. Да что там! Лучше, гораздо лучше!

– Как ты могла! – вопил герцог на весь дом, – я ведь предупреждал, чтоб вы не высовывали своего носа на улицу! Предупреждал или нет?

– Предупреждал, – пискнула Эвелина, на глазах делаясь меньше.

– Ты хочешь, чтобы кто-нибудь свернул себе шею? – распалялся он.

– Нет-нет, конечно, нет!

– Тогда какого черта вас понесло кататься в парк? – судя по звукам это был апофеоз.

– Потому что, в доме кататься не очень удобно, – подала я голос, посчитав, что пора бы ему обратить внимание и на меня.

И добилась своего. Он тут же забыл о несчастной Эвелине и снова начал вопить, на сей раз, на меня.

– Это что, очень смешно?!

– Ну, не так, чтобы очень, – я пожала плечами, – слегка.

– Мне уже осточертело ваше идиотское чувство юмора!

– Не орите на меня, – отозвалась я.

– Что?!

Не понимаю, что ему так не понравилось. Ведь он на самом деле орал, как резаный. Я не преувеличила. А тут такое негодование! Прямо, позеленел весь.

– Вы еще и глухой?

Эвелина закрыла лицо руками, ожидая, что сейчас крыша рухнет ей на голову.

Несколько минут герцог сообщал все, что обо мне думает. Не скажу, что я узнала много нового, но кое-что мне очень не понравилось. Поэтому, вопить на сей раз начала я, и делала это столь хорошо, что без труда заглушила не только робкие попытки Эвелины утихомирить нас, но и самого герцога.

– Вместо того, чтобы тут разоряться, лучше бы проследили за своими чертовыми слугами! Пойдите и вопите на болвана-конюха, который перерезал мне подпругу! Какого дьявола!

И много чего другого. Я была очень способной ученицей и прекрасно запоминала всевозможные ругательства.

На герцога впечатление произвело не то, что я знаю так много бранных слов, а тот факт, что подпруга была перерезана.

– Перерезал? – спросил он уже несколько тише.

– Вот именно!

Он развернулся и вылетел из комнаты. Мы с Эвелиной переглянулись.

– Я не думала, что он так рассердится, – прошептала она, – просто рвал и метал.

Я хмыкнула.

– А уж ты могла бы помолчать, а не подливать масла в огонь, – тут же отреагировала она, – он так кричал, что я думала, потолок обвалится.

– Он всегда такой буйный? – спросила я.

– Не всегда, – сердито отозвалась Эвелина, – а что касается буйности, то послушала бы себя. Вот уж не думала, что ты можешь так кричать.

– Я еще громче могу, – без ложной скромности сообщила я.

Она фыркнула.

Дверь распахнулась и в комнату влетел Этьен, на ходу осведомляясь:

– У нас землетрясение? Стены дрожат, мебель падает. Что вы так вопите?

– Где ты был? – вместо ответа спросила Эвелина.

– Где бы я ни был, даже там слышен шум, который вы производите.

– Я не произвожу.

– А я и не имел в виду тебя. Кажется, я слышал сопрано Изабеллы или слух меня подводит? – он покосился на меня ехидным глазом.

– Не отрицаю, – улыбнулась я, – ты полагаешь, у меня сопрано? Мой учитель пения ставил мне контральто.

Этьен не успел достойно ответить. Помешал тот же герцог. Он был мрачен, словно туча.

– Где седло? – с порога спросил он.

– Последний раз я его видела на клумбе, – сообщила я ему.

– Его там нет.

– Значит, его убрали.

– Его нигде нет, в этом все дело.

Тут я задумалась. Странно. Кому понадобилось выкидывать почти новое, хорошее седло? И главное, зачем? Что, вообще, происходит?

– Я прогнал конюха, – продолжал тем временем герцог.

– Зачем? – поинтересовался Этьен, – что, вообще, происходит?

Он говорил моими словами. Сперва меня удивило именно это, а уж потом тот факт, что он ничего не знал о происшедшем. Интересно, где он был все это время?

– Кто-то задумал убить Изабеллу, – пояснила Эвелина.

Я рассмеялась.

– Чушь!

– Ну уж нет, – отрезал герцог, – Эвелина абсолютно права.

– Не может быть. Во всяком случае, я до сих пор жива.

– А вам непременно нужно свернуть себе шею, да?

– Этого я не хочу. Но что касается убийства, то это большое преувеличение. Глупо ожидать, что я сверну себе шею, упав с лошади.

– Очень многие сворачивали. И потом, вы забыли про выстрел.

– Браконьеры. Так можно дойти до Бог знает чего. Еще картину припомните.

– Какую картину? – хором спросили они.

Черт, совсем забыла, что не говорила никому об этом.

– Картина в спальне свалилась, – сердито пояснила я.

– На голову? – полюбопытствовал Этьен.

– Почти.

– Зачем же ты под ней стояла?

– Я что, спятила? Все дело в том, что кому-то взбрело в голову повесить ее в изголовье кровати. На мой взгляд, полнейший идиотизм.

Этьен расхохотался. Он, как и я, не воспринимал это всерьез. Зато остальным мое сообщение не пришлось по душе. Эвелина широко раскрыла глаза, в которых застыл ужас. А герцог заявил:

– Картины просто так не падают.

– Конечно. Если только какой-нибудь умник не повесит их на тонкий шнурок.

– Кого это вы имеете в виду? – тут же вскинулся он.

– Откуда мне знать, кто в вашем доме развешивает картины.

Кстати, есть удачная народная поговорка: "На воре шапка горит". Кажется, это про него.

Этьен веселился от души.

– Довольно, – оборвал его герцог, совсем синий от злости, – совершенно неуместное веселье. Полагаю, вы оба перестанете веселиться лишь тогда, когда в доме появится чей-нибудь труп.

– Ой, не надо! – охнула Эвелина, – зачем ты так говоришь?

– Не знаю, что еще произведет на них впечатление.