Текст книги "Поиск Души (СИ)"

Автор книги: Эдгар Езекелян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 26

Когда профессор пришел в себя, мы незамедлительно вернулись в наше убежище. Это было абсолютно безопасно, потому как никто, кроме горничной не знал о нашем возвращении в Элвенмун. Мы не решились продолжать наши эксперименты, уж слишком сильно нас тогда ослабил опыт с Марлой. Мистер Глауб приказал мне заняться расшифровкой стенографии, а сам принялся изучать сердце девушки, которое продолжало ровно биться, пропуская воздух вместо крови. Мою руку не покидала ноющая боль, как вследствие сильного ушиба, но писать я мог. Расшифровкой я решил заняться в своей спальне, подальше от запаха гнили и останков девушки.

Что это была за чертовщина? Откуда появилась эта животная сила в столь хрупком создании? Она физически была не способна сломать кость здорового юноши одним лишь поворотом кисти. А этот душераздирающий крик… вследствие чего он возник? Он явно нечеловеческого происхождения. Чем дольше я расшифровывал, тем отчетливее передо мной всплывала картина произошедшего. Да, мы достигли успеха. Мы смогли оживить мертвеца. Можно сказать, мы реанимировали тело. Причем буквально вновь вселив в тело душу. Но почему в ней была такая агрессия и кровожадность? А главное – сила. Мы смогли сломать естественные границы человеческого тела! То, что мы сотворили не является некромантией. Нет, ни в коем случае. Некроманты захватывают души умерших, покоящихся в мире мертвых, а затем воскрешают их кости. Некроманты больше напоминают кукловодов с марионетками в этих случаях. Но что же сделали мы?

– Чего же мы достигли!?

– Мы смогли сделать голема, Сэм, – раздался голос мистера Глауба. Он как всегда неожиданно возник в дверях, держа в одной руке бьющееся сердце, а в другой мозг с явными следами разложения, о чем говорил характерный запах, наполнивший спальню, – Следуй за мной, я хочу тебе кое-что показать.

Я послушно последовал за профессором обратно в лабораторию. Я снова надел воронью маску с чесноком, уж слишком был резок здесь запах. Хотя содержимое желудка всё-таки покинуло меня, когда я подошел к покойнице, и увидел, что её черепная коробка пустует. Зрелище не из приятных.

Профессор никак не прокомментировал мою тошноту, лишь указал рукой с мозгом в сторону бурдюка с вином. Я жадно отпил добрую половину и вновь плотно натянул маску на лицо.

Мистер Глауб поднял мозг и повертел перед моими глазами.

– Ты видишь Сэмвайз? Мозг начал гнить буквально через полчаса после извлечения души, в то время как гниение должно наступить через двое суток, а с учетом пониженной температуры в нашей лаборатории – еще через неделю. И при этом гниение стало происходить только в коре мозга, – профессор показал надрез мозга. На содержимом не было и следа разложения, – Ты понимаешь, что это означает?

Я отрицательно помотал головой.

– Кора головного мозга отвечает за основные чувства, такие как: зрение, слух, речь. А главное, там же расположен отдел информации, а также отдел равновесия и движения. Все эти отделы сгнили, и, судя по всему, разложение началось непосредственно в отделе памяти. С чего я это взял? – профессор повернул ко мне мозг стороной, которая была полностью сгнившей, – Потому что остальные отделы мозга еще можно было различить, в отличие от этого. Его я установил просто исходя из логики.

– Что же это значит?

– Извлекая душу с помощью кристаллов Анима, тело начинает почти сразу уничтожать все воспоминания человека. Я пока не установил с чем это связано.

– Этого не происходило раньше?

– Происходило, но я не обращал внимания на запах. От гоблина и без того воняло, как от гнилушки.

Внутри меня что-то съежилось от напоминания о Кряхсе, однако я глубоко вдохнул запахи чеснока, и продолжил слушать мистера Глауба.

Профессор отложил мозг и вновь уставил взгляд на сердце девушки.

– Душа связана с мозгом. Это я точно знаю. Но каким образом? Ты же сам видел, что для проведения обряда необходимо держать руку на груди.

– Да, но пальцем другой руки вы давили ей на лоб.

– Нет, исключено. Это два независимых действия. Скажу даже больше, в нажатии на лоб нет никакой магии.

Мистер Глауб надавил большим пальцем мне на лоб. Меня мгновенно парализовало. Я чувствовал жгучий мороз в области, куда надавливал профессор, но ничего не мог поделать, даже моргнуть. Едва палец был убран, и всё прекратилось.

– Что… что это?

– Самое обыкновенное знание точек человека, вот еще один пример.

Профессор вновь надавил большим пальцем мне на лоб, а указательным и средним второй руки надавил мне на солнечное сплетение. Вновь паралич, но на этот раз я не мог даже дышать. Холодный пот выступил на моем лице. И вновь это всё прекратилось, едва мистер Глауб убрал руки. Я упал на колени и начал жадно хватать ртом воздух, пускай и переполненный запахом гнили и чеснока.

– Забавно, не правда ли? Всего две точки, но стоит их зажать на минуту, и человек мёртв.

Мне вспомнился профессор, чью фамилию я уже не помнил, который был найден два года назад мёртвым в своей кровати. Причиной установили удушье во сне.

Видимо мой взгляд был слишком многозначительным, потому как мистер Глауб слегка улыбнулся как бы говоря: “Верно мыслишь, Сэмми”.

Я решил хоть как-то перевести тему, и схватился за первый попавшийся вопрос, что всплыл в сумбурном потоке моих мыслей.

– Профессор, вы говорили, что мы сотворили голема.

– Абсолютно верно, Сэм.

– Но каким образом вы это решили, ведь големов делали только из глины?

– Какие мы невежественные. А как же железные големы, что до сих пор сохранились в Фальгорне, и являются личной стражей подгорного короля? Да, искусство сотворения големов было утеряно, многих глиняных истуканов и вовсе разбили, но голем сотворяется не только из глины, но из любой неживой материи. Нам же удалось сделать голема, можно сказать, из мяса.

– Что? Это звучит омерзительно!

– Но это так.

Я взглянул на покойницу, на её сгнивший мозг и на бьющееся сердце. Нет, слишком много чертовщины для моего понимания.

– То есть, она ожила, потому что мы посадили душу в её сердце?

– Абсолютно верно, если это можно назвать жизнью. Скорее выполнение вполне себе естественных функций тела.

– Что вы хотите сказать?

– Если мозг подопытного не поврежден, то мы можем вернуть его к жизни с помощью души, запечатанной в сердце.

– А должны ли сердце и душа принадлежать умершему?

– Это нам и предстоит с тобой проверить, Сэмми.

Глава 27

На следующий день тело Марлы было убрано в отдельное помещение склада, которое мы бережно переименовали в склеп. Температура в нём была ниже нуля, что способствовало замедлению разложения тканей. Мистер Глауб никак не прокомментировал это свое желание. Хотя мотивы мне были понятны. Если можно было оживить сердце, то можно ли оживить другие ткани? Мы хотели провернуть эксперимент с другими кристаллами души, но их мощности не хватало, чтобы дать жизнь, потому мы забросили все эти попытки. От лаборатории продолжало пахнуть гнилью, и мы никак не могли избавиться от этого смрада. Пришлось с ним просто смириться и входить в операционную строго в масках. Мозг девушки пришлось предать огню, некроз тканей нанес слишком большой вред, из-за чего использовать этот орган больше не представлялось возможным. Всё было готово к нашему следующему эксперименту.

Профессор решил привести юношу самостоятельно, аргументируя, что этот “образец” гораздо сильнее Марлы, а для сращивания моих костей такого рода нагрузка не желательна. Я приводил лабораторию в порядок, начертил по схеме специальный круг на столе, полностью соблюдая пропорции ингредиентов, а затем сидел с пером и листами, дожидаясь профессора.

Мистер Глауб привел, хотя правильнее сказать принес Хью в лабораторию, держа его словно котенка за шкирку. Жалко, что профессор не успел обучить меня этому заклинанию.

Однако едва юноша увидел меня, как оцепенение прошло.

– Это ты, сукин сын! Где Марла! Что ты с ней сделал!? Отпустите меня! Я этому ублюдку все зубы пересчитаю!

Он лихорадочно тряс ногами и руками, но всё было бесполезно.

– Молодой человек, успокойтесь. С вашей возлюбленной всё в порядке. Очень скоро вы увидитесь с ней, – профессор опустил его на пол, – Будьте любезны, ложитесь на стол, и не причиняйте вред моему коллеге.

Хью бросил на меня взгляд, полный ненависти и презрения. Он просидел в клетке в темноте двое суток, без еды и со скудными запасами воды, но он всё равно оставался сильным и крепким. Каким образом ему удалось не сломаться?

Последовала типичная процедура. Юноша разделся, лёг на стол, профессор надавил большим пальцем на лоб Хью, другую руку, заведомо порезанную ножом, на его грудь, вблизи сердца. Всё было готово. Мистер Глауб готовился прочесть заклинание, но его прервал юноша.

– Профессор, что это стучит?

Мистер Глауб ответил не сразу. Нажатием на лоб, он должен был отключить мысли юноши, да и в целом большую часть функций его мозга. Профессор нажал чуть сильнее. Я обратил внимание, что от нажатия ноготь мистера Глауба побелел. Но Хью по-прежнему смотрел в глаза профессору. Да, он не мог пошевелиться, но в то же время говорил и смотрел по сторонам. Мистер Глауб не нашел ничего лучше, кроме как сказать:

– Не отвлекайтесь, молодой человек.

– Какой-то знакомый ритм. Точно так же билось сердце Марлы. Столь же ровно и спокойно.

Мы переглянулись с профессором. Кивком головы он указал на свой правый карман. И зачем он всегда носил при себе эту штуку?

Я подошел к мистеру Глаубу и вытащил из кармана сердце девушки. Мне было не по себе держать его в руке, и я невольно стиснул его пальцами. Оно начало биться чуть быстрее.

– Это сердце… Это сердце Марлы! – закричал юноша и попытался встать, но палец профессора не давал ему такой возможности, – Он держит сердце Марлы!

Хью начал дрожать. Его мозг начал отчаянно отдавать приказы рукам и ногам, но те не могли его услышать. Юноша выглядел так, словно у него апоплексический удар, или же какой-то приступ.

– Марла! Ублюдок! Сукин сын! Я убью тебя! Будь же ты проклят! Да чтоб тебя Балаур сожрал! Чтоб молот Рейнхарда раскроил твой череп! Чтоб твоя голова торчала на пике Крига! Ублюдок! Молись богам, чтобы я не добрался до тебя!

Хью осыпал меня проклятьями как мог. В своих криках он перечислил весь пантеон и всю мою родословную. Да, меня оскорбляли и прежде, но никто прежде не пытался метнуть слово так, чтобы им меня уничтожить. Юноша кричал как одержимый. Я видел, как костяшки его кулаков побелели, от того как сильно он их сжал.

А что мистер Глауб? Он выкрикивал слова заклинания, стараясь перекричать Хью. Они оба дрожали от напряжения. Профессору тяжело давалось держать над юношей контроль. Пот проступал у него под маской. По тому как мистер Глауб часто моргал, я понял, что пот попал ему в глаза, поэтому я подошел к профессору, снял с его маску и платком стер крупные капли.

Хью и Лауфман пытались перекричать друг друга: один осыпая проклятиями меня, другой заклиная подопытного. Я не знаю, как долго длилась эта битва. Я забыл про стенографию и, затаив дыхание, следил за происходящим. Наконец я увидел сероватое свечение, что появилось под пальцами у профессора. Мистеру Глауб попытался медленно оттянуть руку, чтобы вытащить душу. И тут я увидел, что свечение имело вид руки. Душа держала руку профессора и тянула её обратно. Волнение перешло все допустимые нормы. Воздух казался разряженным, словно после удара молнии. Даже стол начал трястись от этой битвы.

Наконец стал различим кристалл в руке профессора. Обряд близился к своей кульминации. Но тут раздался хлопок. Мистера Глауба отбросило к двери, а Хью свалился со стола. Профессор сжимал свою правую руку. Она была обожжена до мяса. Я принес ему таз с водой, которая лежала на всякий случай на полу. Он, стиснув зубы, опустил руку в неё.

– Что произошло, мистер Глауб?

Профессор бросил на меня яростный взгляд, от которого я попятился назад.

– Он вырвался, понимаешь!? Он был почти в моих руках, но кристалл взорвался! Его душа отказалась подчиняться! Я не смог сломить его волю, понимаешь!? Не смог!

Я хотел было что-то сказать, но мистер Глауб лишь грозно взмахнул левой рукой.

– Заткнись и проваливай с глаз моих, мне нужно о многом подумать. Быстро!

Я оперативно ретировался из лаборатории в библиотеку.

Глава 28

Я не знаю, что происходило с мистером Глаубом. Он заперся в своей спальне и не выходил до поздней ночи. Мы с ним разминулись в складе, потому что он пошел за вином. Профессор бы меня и не заметил, если бы я его не окликнул.

– Мистер Глауб, с вами всё в порядке?

Он какое-то время смотрел на меня красными опухшими глазами, словно силясь вспомнить кто я такой, а затем ответил, делая какие-то паузы между словами. Можно было предположить, что они давались ему с большим трудом.

– А? Да. Да, всё хорошо. Всё хорошо.

Профессор попытался пройти мимо, но я загородил ему дорогу.

– Мистер Глауб, не лгите мне. Что происходит?

– Ничего, Сэм. Всё в порядке.

– В этом причастна Либен? – осторожно спросил я.

Реакция на это имя не заставила себя ждать. Профессор грубо схватил меня за ворот моей рубашки и приподнял.

– Не смей произносить её имя! – прорычал мистер Глауб.

Его глаза. Я никогда не видел в них такой глубокой скорби. Лауфман был похож на зверя, которого загнали в угол. Но этот зверь был напуган. Ровно, как и я.

– Тогда почему вы не перестаете о ней думать? – мой голос неудержимо дрожал.

– Кто ты такой, чтобы лезть ко мне в голову? Я могу уничтожить тебя одним щелчком!

– Но не сможете, – я играл с огнём. Я понимал, что всё или ничего, – Вы не хотите этого.

Мистер Глауб сжал руку в кулак, занес его перед моим лицом и остановился. Он тяжело и прерывисто дышал. Мой взгляд был направлен на кулак, но когда я перевел его на профессора…

– Мистер Глауб, вы плачете?

Он отпустил меня, и я с грохотом свалился на пол. Моя грация всегда оставляла лучшего. Профессор же опустился на колени и прикрыл лицо руками. Его плечи содрогались от рыданий. Вся та боль, что таилась в нём годами, наконец вырвалась наружу. Я лежал на мешках с крупой и молча наблюдал за этим могучим человеком. Да, я впервые увидел в Лауфмане Глаубе человека, не сдерживающего свои эмоции и очень несчастного.

Я протянул профессору бурдюк с вином.

– Мистер Глауб, выпейте его.

Он взглянул на меня невидящими глазами, затем кивнул и жадно осушил вино. После этого он лег на другой мешок и уставился куда-то в потолок.

– Мистер Глауб, – я начал говорить осторожно, чтобы не вызвать новую вспышку гнева, – Что произошло в лаборатории?

– Провал.

– Провал? Но почему? Мы же сделали всё правильно, та же пропорция, то же заклинание слово в слово. Я полностью сверился с записями.

– Да, но тут было иное. Его душу не удалось сломить.

– Из-за чего?

Ответ последовал после тяжелого вздоха.

– Из-за любви. Этот щенок настолько страстно любил свою девушку, что даже в свои последние минуты его мысли были о ней. Он не сломался, потому что любил.

– Это звучит как-то слишком глупо, мистер Глауб.

– Но это именно так, Сэмвайз. Он не сдавался ради неё. Он не подчинился ради неё.

Голос профессора ужасно дрожал. Я протянул ему еще один бурдюк с вином. Выпив его, он расслабился чуть больше. Мы какое-то время сидели молча, хотя тишину нарушали лишь тяжелые вздохи Лауфмана.

– Кем была Либен, мистер Глауб?

Профессор долгое время молчал, а затем прикрыл глаза ладонью и сказал:

– Всем.

– Но что с ней произошло.

– Я убил её.

Я растерялся от этого ответа и ждал хоть каких-то объяснений. Но профессор явно не желал их мне давать.

– Убили?

– В некотором роде.

– Расскажите мне, мистер Глауб.

Профессор пару раз щелкнул пальцами, я не сразу понял, что он просил очередную порцию вина. Допив последние капли, он заговорил. Его голос был ровным, словно он неоднократно повторял себе эту историю вновь и вновь:

– Мы познакомились случайно. Либен Ресургам была неописуемо красивой и душевной девушкой. Я относился к её любви как к должному. Делал ей подарки, выделял деньги на её прихоти. Но не это было ей нужно. Ей нужен был я. Ей нужна была моя поддержка, ей нужно было знать, что я рядом. Но я был ослеплен знаниями. Я пропадал на работе, а приходя домой пропадал в библиотеке. Она хотела поделиться со мной своими переживаниями, я же переводил тему на свое русло, потому что мне было неинтересно. Она устраивала истерики, но я всё равно воспринимал это как шутки. Она даже стала больше пить! Она никогда не притрагивалась к вину! На мой день рождения она подарила мне свой портрет, со словами: “Может, хоть так ты обратишь на меня внимание?”. Через три месяца придя домой. Я пришел домой… – голос профессора дрогнул, – И обнаружил её мертвой в ванной. Она вскрыла свои вены и оставила мне записку, в которой она говорила, что я бездушный, что она меня ненавидит, но в то же время не представляет своей жизни без меня. Лишь когда её не стало, я понял, как сильно она мне была нужна, как много она для меня делала и мало просила взамен! Ей важно было, чтобы я был рядом. Был рядом… я погубил её. Я погубил свою душу…

На протяжении своего рассказа мистер Глауб то и дело заламывал свои пальцы. Когда были сказаны последние слова, профессор прикрыл свои глаза руками и зарыдал:

– О, Либен, как я хочу всё это исправить!

Я вспомнил портрет миссис Глауб. Вспомнил шрамы на её запястьях, вспомнил страх, что читался в её глазах. Она отчаянно хотела привлечь внимание Лауфмана к себе, но в то же время не желала быть ему обузой.

Скольких бы проблем можно было избежать, если бы люди вовремя говорили друг с другом по душам! Даже сейчас, сидя в своей камере и дожидаясь окончания дождя, я понимаю, что если бы я проявил чуть большую настойчивость, то я смог бы помочь мистеру Глаубу. Я бы смог его спасти. Но было уже поздно. Было поздно, когда я ушел из его особняка. Но после этого откровения, я не мог бросить профессора. Я нужен ему был как никогда прежде. Мы должны были довести дело до конца.

Я долго смотрел на Лауфмана. Меня мучил один вопрос, который я очень тщательно старался сформулировать.

– Мистер Глауб, – спросил я, когда профессор наконец успокоился, – Вы же не предали тело Либен земле?

Мистер Глауб посмотрел на меня и прошептал:

– Я не смог этого сделать.

Глава 29

Мне всё сложнее и сложнее возвращаться к продолжению этой истории. Уже несколько раз я брался за перо, окунал его в чернила и ничего. Абсолютно ничего. Совсем скоро я буду казнен, а единственное что я оставлю за собой, это печальная история мистера Глауба. Как можно осуждать профессора, после всего того, что с ним произошло? Просто представьте каждый день просыпаться и засыпать, видя глаза любимой, что навсегда утеряна. До сих пор, вспоминая портрет Либен, я понимаю, что она идеальна. В её кроткой внешности не было ни единого изъяна, и в то же время мне было страшно смотреть на неё.

Да, всё как вы и подумали. Все эти опыты мистера Глауба имели одну главную цель. Воскресить Либен, а если точнее реанимировать. Это слово как нельзя идеально подходит. Но не этой цели желал добиться этот несчастный безумец. Далеко не этой. Не буду перескакивать наперед, нужно рассказать, что стало с моим бедным Эрни. Звучит странно, что я решил посвятить целую главу какому-то грызуну, но без этого события опыты профессора стояли бы на мертвой точке.

Мы убрали тело Хью из лаборатории. Не буду вдаваться в то, что на теле возникло несколько колотых ран. В тот же день мы устроили генеральную уборку и разбрелись по своим делам. Высказавшись, мистер Глауб перестал хандрить. Вместо этого он принялся изучать мои записи, чтобы понять, что пошло в эксперименте не так, и как этого в дальнейшем избежать. Я же решил прогуляться по поверхности, благо был солнечный и теплый день.

Иной раз мне казалось, что время вокруг нашей хижины приостановлено. Все оставалось без малейшего изменения. Всё та же девственно чистая природа, не ведавшая вмешательства человека. Да, где-то вдалеке на горизонте был различим дым, но добраться до его источника можно было часа за три пешком.

Я блуждал вокруг нашего укрытия где-то полчаса, боясь упустить его из виду. Но когда и это занятие мне наскучило, я решил вернуться в свою комнату и вздремнуть. В спальне меня ждал досадный сюрприз, и то я его не сразу заметил. Я успел раздеться, лечь в постель, сладостно потянуться, и лишь потом посмотрел на клетку с Эрни. Я с ужасом осознал, что он не двигается. Грызун так же не реагировал на постукивания по решетке. Последние дни были столь переполнены событиями, что я забыл положить Эрни еду. Я – омерзительный хозяин. Меня охватила паника и стыд, я взял клетку и побежал с ней к профессору. Он по-прежнему сидел в библиотеке и читал записи.

– Мистер Глауб! Эрни умер!

Профессор опустил листы и с интересом стал на меня смотреть. Тогда я понял, что стою перед ним в одном нижнем белье. Я машинально решил прикрыться клеткой, чем вызвал лишь ухмылку на лице профессора.

– Отнеси его в лабораторию и оденься. У нас как раз закончились подопытные животные.

Я уже не пытался как-то спорить с ним. Лишь послушно отнес тело крысы в лабораторию и ушел одеваться. Когда я вернулся, Лауфман уже извлек грызуна из клетки и с интересом изучал.

– Поздравляю, Сэмми, – начал профессор, не оборачиваясь, – Твой питомец умер от истощения около часа назад. Ты должен быть собой доволен. Сколько уже животных на твоем счету? Пятнадцать? Семнадцать?

– Девять собак и двенадцать крыс, – пробубнил я, вспомнив время, когда я забывал покормить обитателей нашей темницы.

– Двадцать один? Ого! Далеко пойдешь!

Этот комментарий я решил оставить без ответа.

Карманы у халата профессора казались безразмерно глубокими, при этом со стороны не видно, лежит в них что-то или нет. Однако я знал, что в его правом кармане лежит живое сердце Марлы, а в левом лежат кристаллы души. Как говорил мистер Глауб – “Всегда держи самое нужное при себе”. Почему ему нужны больше всего сердце и души – не знаю. Я уже перестал к тому времени пытаться хоть как-то понять ход его мыслей.

– Садись за стенографию, нужно будет быть аккуратным в этом деле.

Я послушно сел за стол и приготовился писать.

Профессор опустил Эрни на стол и положил перед ним кристаллы души. Они начали светиться. Мистер Глауб сделал небольшой надрез на теле крысы, открыв её сердце. Затем аккуратно взял один из кристаллов и прикоснулся им к кровеносной мышце. Сердце стучать, набирая силу по мере того, как кристалл души рассеивался в нём. После этого профессор взял нитку и иголку и аккуратно зашил надрез. Оставалось ждать. Правда не долго. Спустя минуту грудь начала подниматься и опускаться. А еще через одну минуту грызун открыл глаза. Янтарные, прямо как у Кряхса. Профессор решил сделать мне очаровательный подарок, запечатав душу гоблина в теле крысы. Я был шокирован, а мистер Глауб вдруг начал смеяться, иногда проговаривая:

– Работает! Работает!

Эрни перевернулся и осторожно поднялся на задних лапках, осматривая своими новыми янтарными глазами нас с профессором. Нет, это не был взгляд моей крысы. Этот взгляд я видел полгода назад, смотрящим на меня из клетки. Это был взгляд Кряхса, выражающий обманчивое спокойствие и готовый в случае чего резко напасть. Но грызун недолго пытался подражать гуманоидам. Осмотревшись, зверек опустился на четыре лапы и запищал. Профессор протянул ему руку. Эрни аккуратно обнюхал её, и после небольшого колебания послушно забрался в неё. Мистер Глауб обернулся ко мне и протянул грызуна.

– Вот, получите-распишитесь, как новенький.

Я взял с опаской Эрни на руки. Хотя можно ли его до сих пор называть Эрни?

– Это настоящий прогресс! Мы оказались правы! Абсолютно любую душу можно заселить в кого угодно и существо будет живо!

А я смотрел в глаза Эрни-Кряхсу и понимал, что профессор не солгал. Крыса и вправду новая. А грызун, как мне показалось, ухмылялся, не спуская с меня своих янтарных глаз. Неужели душа правда обладает собственной памятью?