Текст книги "Насилие над разумом"

Автор книги: Джуст Меерлу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Во время Второй мировой войны бригада врачей тщетно искала причину, вызывающую неизвестное кишечное заболевание среди американских солдат, которые готовились к высадке на один из вражеских островов в Тихом океане. Врачи и биологи все исследовали и переисследвоали, но ничего не нашли. Таинственная болезнь исчезла так же внезапно как и появилась, после того, как началось вторжение и солдаты смогли освободиться от напряжения ожидания. В любом случае, эти люди не были странными или ненормальными. Даже когда каждый сознательно принимает проблему опасности и готов встать перед ней, противодействующие в организме силы могут одержать победу над силой разума. Разум хочет быть храбрым, а тело спасается в болезни. Целостность воспитания детей, эмоциональная безопасность дома и пожизненная подготовка к принятию различных жизненных проблем, это те факторы, которые определяют, как мы будем реагировать во время проверки.

При лечении отчаявшихся солдат во время последней войны, психиатры потратили время, чтобы дать объяснения этим разнообразным опасным реакциям. Так как жертвы стали понимать свои реакции и видеть, насколько они были распространены, они сделали первый и самый важный шаг к своему выздоровлению. Им больше не надо было бояться своих страхов; они больше не дрожали в оцепенении. Для них было важно узнать то, что опустило их до уровня беспомощных детей и было частью универсальной формы защитного поведения. Поскольку они это поняли, они стали меньше пугаться и стыдиться своих персональных страхов. Они узнали, что их тела реагировали также как и многие другие, они смогли снова спокойно и с лучшим контролем заниматься своими обязанностями. Стойкость и находчивость зависят от самопознания также, как они зависят от помощи и поддержки других людей.

В периоды стресса и бедствий, люди начинают искать уязвимые точки и слабые места у своих друзей и врагов. Эта проверка идет постоянно во время обычной войны, но это также происходит и во время холодной войны. Холодная война оказывает непрерывное давление на человеческое воображение и психическую силу духа, являясь причиной многих реакций своеобразного побега или физических реакций.

Каждый раз, когда человеку противостоят страх и опасность, он должен сделать выбор: Откажет ли он себе в несдержанной ярости? Должен ли он сконцентрироваться на самозащите? И будет ли он выполнять свои обязанности? Реакции страха мы описали как первоначальный импульс самозащиты (возможно, что и ошибочный), который может прорваться через все наши цивилизованные барьеры. Только грамотная и сознательная внутренняя и внешняя готовность к опасности, может дать человеку силу сдерживать эти реакции. Обучение начинается в самой глубине семьи и поддерживается на примере мирного, свободного сообщества. Это первые учителя в постоянном сражении между внутренним страхом и внешней опасностью.

Тем, кто рискует попасть под промывку мозгов, можно помочь, просто знакомя их с фактами. У предвидения есть частичная защитная функция и это относится к лучшей безопасности, которую мы можем им дать. Оно устраняет ослабляющее влияние тревожного и мистического ожидания. С его помощью, их психическая восприимчивость содействует с врожденной внутренней силой, с примером хорошего воспитания, с задачами и перспективами, которые общество ставит перед ними.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 НЕЗАМЕТНОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ

В ходе наших исследований касающихся управления мыслями, духовного убийства и промывки мозгов, стало яснее, что нужно уделять больше внимания средствам которые вызывают внутреннюю готовность для психического подчинения. Личное развитие и различные культурные влияния могут незаметно сделать человека более уязвимым для внушения и идеологической атаки. В третьей части я призываю читателя обратить внимание на медленное вторжение в наше сознание с помощью технологий и бюрократии, а также, как специальные формы предрассудков и массовых заблуждений могут овладеть нашим разумом, прежде чем мы узнаем об этом. Последняя глава, изучая измену и преданность, снова обращает наше внимание на огромное влияние массового сознания на наше личное понятие преданности.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

РЕБЕНОК – ОТЕЦ ЧЕЛОВЕКА

Настало время, чтобы спросить себя, если возможно, есть ли что-то в нашем собственном росте и развитии, что может сделать нас более уязвимыми для психического вторжения и окончательной промывки мозгов. Есть ли к примеру, у нас, специальные потребности в принуждении? Что говорится ребенку и чему его учат, чтобы удерживать его в духовном подчинении в своей среде?

Это важные вопросы и они потребовали бы полного философского и педагогического исследования. Тем не менее, практически, мы можем ограничить наш внимание двумя различным сферами развития: влияние родителей и влияние определенных социальных привычек. Последние уже были исследованы во второй части этой книги. Более того, я должен повторить это в своём исследовании, что все кто обучены по правилам слишком строгого повиновения и послушания, легче ломаются под давлением. Во время Второй мировой войны, когда допрашивали взятых в плен так называемых офицеров СС, они с готовностью открывали свои военные тайны. Прожив в течение многих лет под тоталитарным управлением, они были так же послушны новым командующим голосам. Иногда нам надо было только подражать громкому голосу их хозяев и они были готовы обменять своего бывшего босса на нового. Для них, каждая команда стала автоматическим включателем приспособления к очередному повиновению.

Когда мы в нашей стране имели дело с членами коммунистической партии, у нас был сравнимый опыт: члены партии были политически послушны и моментально изменили свою тормозящую партийную стратегию на противоположную тактику, когда Москва приказала им это сделать.

Как развиваются тоталитаристы

Большое внимание уделяется различным психологическим мотивациям, ведущим к политическому экстремизму и тоталитарному мышлению у мужчин и женщин, выросших в демократической атмосфере, но кто добровольно принял решение связать себя с некоторой тоталитарной идеологией. Психологи, которые входят в контакт с тоталитарным поведением, знают, что те, кто под их влиянием легко с ними соглашается, в общем и целом, в свободных демократических странах выбирает тоталитаризм почти всегда в соответствии с внутренним индивидуальным фактором разочарования. Обычно это не является ни бедностью, ни социальным идеализмом, который делает человека тоталитаристом, а главным образом – внутренними факторами, такими как чрезвычайная покорность и мазохизм, с одной стороны или жажда к власти с другой. Неразрешенная детская ревность тоже играет роль; я проверял нескольких сотрудничавших с нацистами людей, чье политическое поведение было в некоторой степени мотивировано тем, что они были старшими в семье и не могли выдержать конкуренцию со своими младшими братьями. Все эти факторы помогают объяснить почему тоталитаристы повсюду могут использовать пропаганду насилия, злоупотребление ненавистью, вражду, расизм и политическую ярость. Они знают, что околдовывать людей можно только игрой на этих незрелых чувствах лишения и неудовлетворенности.

В своих экспериментах я был поражен, увидев насколько в целом нереалистичны основания для политического выбора. Я редко находил человека, который сделал свой выбор политической партии, демократической или тоталитарной – с помощью принципа изучения и сравнения. Слишком часто, выбор политического предпочтения человека определялся апатией, семейной традицией, расчетом на финансовую выгоду или другими неподходящими факторами. Отсутствие рациональной мотивации может сделать людей более восприимчивыми к тоталитарному обольщению даже в демократическом сообществе. К примеру, я очень ясно помню голландского врача, с которым ходил в медицинскую школу. Он влюбился дочь коммуниста и в конечном счете женился на ней. Сначала он был взволнован конфликтом между его принципами и его любимой, но постепенно сдался этим принципами и стал выравнивать свой политический курс.

Позднее я встречал его время от времени. Он был превосходным доктором и веселым товарищем и он благосклонно воспринимал наши тонкие полусерьезные остроты о своей политике. Но в момент, когда мы начинали действительно серьезную дискуссию, он скрючивался в своём официальном защитном уголке и становился другим человеком, механически раздавая готовые аргументы. Во время войны я часто встречал его в ходе нашей общей подпольной работы. Он был полностью ошеломлен договором Сталина с нацистами, но в момент когда в Россию вторглись и она стала союзником, он снова начал свой агрессивный роботизм. Мало того, что он был верным борцом с нацистами, он настаивал только на своих способах борьбы. Он погиб во время опасного задания подполья и у меня навсегда осталось чувство, что он был на поводу своих скрытых суицидальных чувств. У других нацистов и коммунистов, я наблюдал, как драматические примеры личного негодования, на считая страданий от реальной несправедливости, могут привести человека на сторону мятежников.

Некоторые из этих людей представляли образец, который просто пассивно подчинился более сильному движению, чем они сами – мужчины и женщины, чья идеология была отражением любой стороны, поймавшей их первой; другие были мотивированы потребностью выразить свой личный гнев и негодование в каком-то направлении и использовали политические акции для удовлетворения этой потребности. Но если мы хотим прийти к реальному пониманию внутренних факторов, которые принуждают человека принимать тоталитарную идеологию, мы должны копнуть немного глубже и должны уделить наше внимание некоторым базовым основам этой проблемы.

Формовочные ясли

Одна из важных вещей, которую мы узнали из современной психологии, это то, что корни многих наших взрослых установок и проблем лежат в далеких внешне спокойных детских годах и воспитании. Жизнь младенца, может казаться, спокойной и беспечной, но с момента рождения, он слышит тысячекратный грохот собственного разума и внешнего мира. В матке своей матери он не знал ни тепла, ни холода и теперь его кожа передает ему эти ощущения. Когда он находится под защитой организма матери, ему не надо было ни дышать, ни есть, ни выделять отходы; теперь он должен делать все эти вещи самостоятельно. Он нуждается в помощи для их выполнения, ему нужна защита и для этой защиты и помощи он должен полагаться на этих взрослых гигантов – Мать и Отца.

Он крайне и абсолютно зависим, он неспособен в одиночку найти адекватные ответы на свои потребности. Он ограничен ничтожно малыми средствами адаптации, с минимумом своих врожденных форм действия. Тепло, еда и любовь, вещи, в которых он нуждается, чтобы сохранить свою жизнь, появляются у него, когда он делает "правильные" вещи – и правильные вещи это усвоенные, цивилизованные вещи, а не инстинктивные и примитивные. Гиганты, его родители, предъявляют к нему требования – они начинают формировать его согласно своим собственным привычкам и младенец должен подчиняться всем этим внешним требованиям, чтобы получать то, что он хочет и в чем нуждается.

Он должен следовать сотням таинственным, непостижимым обучающим правилам, чтобы взамен получать ласку и защиту, от которых он так зависит. Все это преобразовывает его в более или менее приспосабливающееся существо. Мораль его родителей впитывается и становится в нем вездесущей силой. В него впечатаны все виды привычек, которые служат для внушения ему особой формы адаптации, которую его родители и общество считают для него добром. Формы его взрослого поведения предсказываются формами поведения, принятыми его родителями. Терпеливая мать отпечатывает в своем ребенку терпение; взволнованная, навязчивая мать, отпечатывает напряженное отношение к ней.

Ребенок, который воспитывается в любящей его окружающей среде, развивает внутренние представления о любви и привязанности и лучше принимает налагаемые родителями на его свободу ограничения и устанавливаемые ими правила. Он принимает без излишнего протеста жизнь по расписанию, правила пользования туалетом, недоразумения родителей, даже когда его потребности идут вопреки этим социальным требованиям. Он может захотеть есть, когда по расписанию не должен быть голодным. Он может захотеть спать когда его родители хотят, чтобы он бодрствовал. Общество требует от него, чтобы он учился сдерживать свою радость и он будет реагировать на это требование исходя из своего чувства защищенности в привязанности к родителям. Ожидать пока покормят, не имея возможности больше сосать, контролировать потребность в туалете – все они требуют от ребенка новой и сложной адаптации. Его побуждение к немедленному и безоговорочному удовлетворению своих потребностей, должно преобразовываться во что-то намного более сложное – в единую форму поведения в соответствии с выученными реакциями.

Для нас нет особой важности описывать здесь различные пути, которыми ребенок приходит к ранним культурными обязательствам. Но важно понять, что колыбель и ясли изменяют и переделывают врожденные естественные реакции, антисоциального, примитивного ребенка, чтобы сформировать из него взрослого, который может расстаться со своим детством, наследуя разочарования, вытекающие из этого процесса формирования. Индивидуальные проблемы вызываются индивидуальными формами воспитания детей; эти самые формы в некоторой степени являются продуктом культурных традиций, в которые они внедрены и нравами сообщества, в котором ребенок родился. Все начинается с начального уровня, когда наше общество накладывает на детей расстройства и ограничения, к которым они ни биологически, ни эмоционально не готовы, и доходит до уровня, когда наша культура прокладывает путь к взрослым проблемам с поведением и невротическим состояниям подчинения или агрессии, которые могут найти выражение в преданности к некоторой тоталитарной группе.

Выработка условных рефлексов у ребенка для рабского и покорного состояния, к примеру, может начаться, когда родители твердо фиксируют автоматические правила поведения младенца. Они могут сделать из него одержимого временем или автоматического уборщика. Они могут заставить его слишком рано заговорить или быть тихим, когда его голос вырывается из него или спать когда его тело пульсирует энергией из-за бессонницы. Такие родители накладывают на своего ребенка постоянное чувство вины – каждый раз, когда он не выполнит их требования, он будет чувствовать беспокойство и недовольство. И в то же время они вынуждают его любить их, даже когда они ему неприятны. Они могут заставить его извиняться за поведение, которое ему кажется совершенно приемлемым; они могут потребовать от него признания в проступках, которые в его возрасте для него не являются преступлениями. Некоторые методы промывки мозгов можно увидеть уже в колыбели; родители могут подвергнуть его допросу, привязать его к себе или постоянно держать его перед своими глазами. Со своим заботливым вниманием они никогда не оставляют его в покое, чтобы он смог самостоятельно насладиться чувством своей безопасности. Беспомощный ребенок в таком окружении становится эмоционально неуверенным; в обмен на еще большее количество чужого благополучия, он еще больше приспосабливается и становится покорнее, не смотря на то, что это приспособленческое поведение скрывает огромный внутренний протест и враждебность.

Когда родители не позволяют ребенку открыто и непосредственно выражать свои инстинктивные потребности, они вынуждают его искать другие способы их выражения. Если во время своего начального обучения – которое может начаться со дня его рождения – ребенок сталкивается с бесконечными ограничениями прямого выражения своих потребностей, он попытается достигнуть их косвенными способами – через напряженность, обеспокоенность и крик. Вместо того, чтобы иметь возможность использовать естественные выражения своего инстинктивного поведения, ребенка ограничивают и ставят в определенные условия, чтобы влиять только с помощью подавления и контроля поведения. В своих усилиях с подконтрольным поведением, чтобы понравиться своим родителям, естественные средства выражения ребенка могут перевернуться. Вместо самовыражения, его подавляют. Здесь находятся корни такого взрослого поведения, как малодушная покорность и побуждение к соответствующей лжи. Основа такой мазохистской формы поведения формируется в младенчестве. Подчинение и признание – единственные возможные стратегии для ребенка в мире, который слишком давит на него контролем. Внутреннее восстание, враждебность и ненависть должны выражаться парадоксальным образом. Твердое молчание ребенка – это доказательство того, что он хочет кричать и вопить. Он может косвенно осуждать и нападать на враждебный мир посредством магии жестов, шутовского поведения или даже приступов эпилепсии.

Будучи вынужденным подавлять свои инстинктивные потребности и свои представления об их удовлетворении, он может скрыть их существование даже от себя. Поверхностное подчинение становится его единственным средством коммуникации, и когда это происходит слова и жесты приобретают маскирующую функцию. Он никогда не говорит того, что имеет в виду и постепенно он даже перестает знать, что он имеет в виду.

Очевиден перенос такого типа воспитания во взрослую жизнь. Натренированный для подчинения ребенок может вырасти и стать взрослым с легкостью приветствующим авторитарные запросы тоталитарного лидера. Это желаемое повторение старых рефлексов, которым можно следовать без дополнительных затрат эмоциональной энергии. Предварительно натренированный сдерживать свою агрессии к козлам отпущения, он может перенаправлять свое скрытое недовольство правилами и требованиями своих родителей на все общество в целом. Или он может найти выход для них в страшном взрыве скрытой агрессии, которая демонстрируется линчующими толпами или бригадами штурмовиков Гитлера.

Другие формы родительского поведения также оказывают свой эффект на ребенка. Если ребенок преждевременно обучается привычкам, которые развились бы самопроизвольно в более позднем возрасте, он может продемонстрировать различные виды искажений своего поведения. К примеру, распространен эффект от раннего приучения к туалету, но есть и множество других родительских команд, которые могут оказывать такой же эффект на ребенка. Примеры одевания ребенка или постоянного требования родителей, чтобы он вел себя всегда тихо, вяло и находился в состоянии покоя, влияют в равной степени одинаково. Огромное влияние на расстройства ребенка оказывают слишком строгие команды, которые даются раньше, чем он будет способен их выполнить.

То, что было принудительно проведено внешними усилиями в жизнь ребенка, становится внутренним автоматическим правилом, принуждением. Давайте ненадолго вернемся к примеру обучения туалету, хотя это только часть целой формы обучения. Ребенок, которого обучают управлять своей потребностью в туалете в слишком раннем возрасте, самостоятельно учится содержать себя в чистоте и получает запор при любых обстоятельствах. Его тело обучается автоматическому самоконтролю, но где-то в глубине себя ребенок чувствует презрение к тем, кто принуждает его к такому поведению. Он может стать хронически враждебным взрослым человеком, готовым принять некоторую враждебную идеологию. В менее серьезных случаях, конфликт между внешними запретами и внутренней потребностью облегчиться, может создать длительный условный рефлекс внутренней опасности. Или это может довести до постоянного капризного недовольства, которое может легко быть использовано любым потенциальным диктатором.

Мы должны подчеркнуть, что самая ранняя паутина связи образуется между родителями и ребенком на уровне, который психология называет превербальным и неосознанным. Это контакт без слов. Мать напрямую передает свое настроение ребенку; он ощущает и улавливает ее чувства. Ребенок также передает ей свои капризы; она чувствует его боль и радость сразу как только это происходит. Эта младенческая чувствительность заставляет его реагировать с большой силой – он очень хорошо знает чувства своих родителей. Такие отрицательные родительские факторы как беспокойство, небезопасность, инфантилизм, взаимная дисгармония, невротическая любовь, бедность, борьба за существование и навязчивая тирания, оказывают огромное влияние на ребенка. Недавно я наблюдал младенца, который отказывался от любого ухода или предложения его матери покормить. Младенец "знал", что у матери была глубоко укоренившаяся враждебность по отношению к нему; он чувствовал ее отвращение и отторжение.

Но младенец принимал еду и внимание от всех остальных. Взаимодействие между отношением родителей и развитием ребенка начинается с рождения.

Возможно, что один из самых понятных примеров искаженного воспитания можно заметить на примере одного случая, с которым я имел дело во время Второй мировой войны, когда меня попросили провести психологическое обследование предполагаемого пособника нацистов. Этот человек, который находился в Англии когда я его увидел, сказал, что он покинул оккупированную Голландию, потому что он больше не был согласен с немецкими оккупантами. Когда он прибыл в Англию, то как объект, имеющий важное значение для тщательного изучения, был помещен в дом для людей подозреваемых в шпионаже . Оттуда он вскоре был направлен в психиатрическую больницу из-за своего странного поведения. Он не был по настоящему болен психозом, но он действительно испытывал большие затруднения в отношениях с другими людьми.

Когда я пошел побеседовать с ним, мне стало очевидным, что он был полностью сбит с толку. Он так много говорил, что его было почти невозможно понять. Я спросил о его детстве. Ему было нелегко говорить об этом, но он в итоге рассказал мня кое-что о своем образовании. Он был единственным ребенком в семье. Его мать была доминирующим членом семьи, активно работающей в научной сфере. Его отец, слабая, туманная фигура, редко бывал дома; он много путешествовал по своей работе в качестве менеджера крупной фирмы. В редких случаях, когда отец был дома, пациент вспоминал долгое молчание между родителями, только иногда его отец выступал против постоянного потока указаний его матери. Иногда мальчик присоединялся к своей матери, критикующей отстраненность отца и отсутствие у него интереса, иногда он обращался к своему отцу в поисках из любви и помощи от удушающего поведения матери. Но главным образом дома он был одинок и забыт. В своем позднем подростковом возрасте, мальчик развил некоторые гомосексуальные склонности, в которых он играл пассивную, покорную роль. Но ожил психически только после посещения фашистского митинга с одним из друзей. Демонстрация силы и агрессии чрезвычайно взволновала мальчика и даже разбудила в нем сексуальные ощущения. Он присоединился к фашистской группе, к большому беспокойству его родителей, но он никогда не был очень активен в партийной работе, потому что партия не давала ему наставлений и любви по которым он тосковал.

После вторжения нацистов и оккупации, партия потребовала от него быть более активным пособником немцам. Теперь его забеспокоила совесть и он заболел, у него развились все виды желудочно-кишечных заболеваний, эмоциональное происхождение которых для психиатра было очевидным. Однако он не был достаточно сильным, чтобы полностью уйти из партии. Он чувствовал себя пойманным в ловушку между двумя противодействующими опасностями – партией и изменой. Вновь началась детская борьба; он почувствовал себя в опасности, как с отцом или матерью. Поэтому он решил сбежать из страны, у него было неопределенное чувство, что это поможет ему убежать от своих конфликтов.

В Англии, в убежище, он почувствовал себя абсолютно довольным. Он просто не понял серьезного характера обвинений, которые были ему выдвинуты. Когда я заговорил с ним о международных делах и его политической деятельности, он замолчал. Он не помнил ни одной детали из своего политического поведения. Было похоже на то, как будто он жил во сне с того момента, как он сбежал из Голландии. Очень возможно, что враг использовал его в качестве инструмента, но в то время, когда я увидел его, он был испуганным молодым человеком, находящимся на грани заболевания психозом. Он остался в учреждении на время войны.

Одна вещь ясно выделяется в этом случае (кроме ее сложности как патологического явления), это непрерывные поиски мужского авторитета. Это поиск духовной основы очень распространен среди людей, которые разрабатывают тоталитарные привязанности.

Отец разрывает связь

Психологические исследования нам снова и снова показывают, что отношение ребенка к родительскому авторитету, со всеми его тонкими внутренними сложностями, играют основную роль в определении, как он будет обращаться со своей враждебностью – будет ли он учиться справляться с ней или управлять ей с деструктивной целью. Как мы сказали ранее, родители и семья формируют почти полное окружение ребенка в его первые годы жизни.

Они готовят фундамент его будущего характера. И в семье, влияние отца, который определяет, будет ли ребенок ради своей зависимости от потребностей и защиты, придерживаться своей сильной естественной связи с матерью или выйдет из этой материнской сферы и сформирует новые связи с новыми людьми. Отец первый, кто обрезает значительную биологическую зависимость между матерью и ребенком. Он, как говорят психоаналитики – первый образ переноса, первый прототип, которому ребенок может передать свои ожидания радости, свое чувство родства, удовлетворения, страха. Эта первая проба новых отношений с отцом гигантом может стать прототипом подготовки для всех последующих социальных отношений.

Первоначальные отношения ребенка со своей матерью чисто биологические и симбиотические. Кроватка заменяет матку. Мать – всезнающая и всемогущая. Психоанализ описывает отношения ребенка со своей матерью, как первую оральную зависимость, так как беспомощный младенец полностью зависит от еды, ухода и тепла, которые обеспечивает мать. Зависимость от потребностей маленького человека дольше, чем к у других видов животных. Именно этот факт делает человека общительным, зависящим от взаимодействия с другими.

Отец приносит в жизнь ребенка третье лицо, у которого нет отношения к его биологической зависимости. Когда он отключает отношения ребенка с его матерью, он перерезает психологическую пуповину, как доктор отрезает пуповину новорожденному. Во-первых, он дает ребенку возможность передавать ему чувства и надежду; позднее, он переносит ребенка в более активную внематеринскую сферу и все больше обучает его социальным отношениям. Специфичная роль отца, как переносящего прообраза не такая простая, как это кажется многим отцам. Отец не просто игрушка, с которой ребенок иногда может поиграть.

Ребенок нуждается в отождествлении себя с этим гигантом, который живет с ним и с Матерью; он хочет познакомиться с гигантом, он хочет, чтобы гигант стал частью его мира. Ребенок хочет даже большего, чем это – он хочет быть рад Отцу, так чтобы он мог любить Отца также, как любит Мать. Но ребенок передаст часть своей любви и эмоциональных стремлений Отцу, только если увидит в нем подобие Матери. Отец может делать те же самые вещи, которые делает Мать – он может кормить ребенка, может ему сопереживать, может о нем заботиться – таким образом ребенок может поддерживать чувство благодарности и привязанности к этому третьему лицу. Однако, этот перенос чувств может иметь место только когда между родителями есть спокойные отношения. Как ребенок может отождествлять себя и любить своих родителей, когда они находятся в постоянном конфликте друг с другом?

Эта картина – конечно, что-то вроде упрощения. Есть матери, которые ведут себя как холодные, отдалившиеся отцы и отцы, которые ведут себя как теплые, близкие матери. Есть бабушки и дедушки или приемные родители, которые могут взять это на себя. Есть множество тех, кто может заменить мать и отца. Но это не мой вопрос. Мой вопрос в том, что в каждой ситуаций должен быть некоторый человек, который может стать обучающим прототипом для отношений ребенка с новыми существами.

Этот первый человек, скорее всего будет отцом и именно он изменяет биологическую зависимость ребенка на психологические отношения. Когда образа отца нет или отец слишком слаб или слишком занят или отвергает и тиранически относится к ребенку, результатом становятся длительные отношения ребенка с матерью и сильная зависимость от нее. Следовательно, необходимость ребенка в социальном участии и общении с другими, может стать для него всепоглощающей потребностью. Во взрослом состоянии он будет готов присоединиться к любой социальной группе, которая пообещает ему поддержку и уверенность. Или его не осознанное недовольство отцом, который не помогал ему в расти и становиться независимым, может быть направлено в недовольство другими символами власти, таких как само общество. Так или иначе ребенком могут управлять неумение приспосабливаться и трудности. Так или иначе ребенок может стать незрелым взрослым.

В изучении жизни через представителя, я описал подавленное эмоциональное развитие, которое стало результатом невыполнения отцом своей четкой роли или его отсутствия. Выросший в такой эмоционально неполноценной атмосфере ребенок, постоянно ищет сильные фигуры, которые могут стать посредником для нормальных отношений, которые ребенок не имел бы иначе. Я рассмотрел несколько случаев гомосексуализма и других форм подавленного развития у мужчин и женщин, жизнь которых в результате такого окружения была почти напрямую крепко накрепко, симбиотически, связана с матерью.

В построении осознания человеком своей независимости и способности создавать легкие, расслабленные отношения со своими собратьями, отец, как естественный руководитель и защитник семьи, играет важную роль. Он обрывает связь. Он может внушить впоследствии образец зависимости и независимости. Его потенциальное психологическое господство может стать благословением или проклятием для детского эмоционального расположения к своему отцу, как прототипу для своего отношения к будущим лидерам и к самому обществу.

Мы ясно увидели это в случае с нашим "шпионом", в жизни которого никогда не было сильного авторитета мужского пола. У множества исследованных мной людей, которые приняли решение идентифицировать себя с агрессивными тоталитарными группами, была такая же проблема. Для таких людей, тоталитарная партия стала и хорошим отцом, который принял их и полномочиями который дали возможность выразить всю их скрытую и нереализованную ненависть. Партия решает, как это было, их внутренние проблемы. Конфликт родителей в раннем детстве, противоречия и угрозы, отношение к ребенку без любви, прокладывают путь к восстанию и подчинению, а также повторению этого образца поведения позднее в жизни. Желание вырваться из семейных образцов поведения может привести к восстанию, но характерные особенности формы восстания будут зависеть от того, какие политические движения могут изменить и направить возмущение человека.