Текст книги "Буря"
Автор книги: Джулия Кросс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Глава двадцать восьмая
Воскресенье, 14 октября 2007 года,
05 часов 00 минут
Я проснулся неожиданно и с плохим предчувствием, хотя, возможно, просто видел ночью страшный сон и не мог его вспомнить. Кресло-кровать чуть не перевернулось, когда я сел и принялся оглядывать комнату. Холли по-прежнему, свернувшись калачиком, спала на кушетке, – там, где я оставил ее несколько часов назад. Я натянул одеяло ей на плечи и через холл направился в свою комнату.
Адам спал на боку поперек моей кровати. Видимо, его уже настигло похмелье после выпитого на вечеринке шампанского. Я закрыл дверь в спальню и сделал несколько шагов, как вдруг услышал голоса, доносившиеся с кухни.
– Мне кажется, у нас нет никаких причин давить на него, – произнес отец.
Я постарался как можно тише подойти к кухне. Дверь шкафа в холле была открыта, и я проскользнул и спрятался за ней.
– Он лжет нам. Зачем он это делает, если не завербован нашими противниками? – произнес шеф Маршалл. Сложно было не узнать его низкий властный голос. Неужели отец сообщил ему, что вчера вечером я, случайно проговорившись, упомянул, что несколько раз встречался с Кортни во время своих перемещений во времени и видел агента Эдвардса. Но с какой стати ему скрывать это от своего начальника? Ведь обо всем остальном он ему докладывал. – Мы столько лет позволяли тебе играть роль его отца, и ради чего? Ты ведь даже не смог заслужить его доверие! Разве он пришел к тебе, когда впервые обнаружил у себя странные способности?
Я напрягся, опасаясь, что разговор примет крайне неприятный оборот.
– Он с другой ветви времени, – сказал отец. – И ты не можешь делать меня ответственным за то, что происходит на ней или произойдет в будущем.
– Мы все несем ответственность за это, – прогудел Маршалл.
– Возможно, он напуган, – этот голос принадлежал доктору Мелвину. – Внезапно его маленький и понятный мир разросся до гигантских размеров.
Почему они не боятся, что я могу их услышать?
– Мелвин, твоя работа – это найти проблему и урегулировать ее, – рявкнул Маршалл. – Я не допущу, чтобы мы теряли время, анализируя чувства несчастного мальчика. Мы уже могли бы использовать его.
Использовать меня?Внутри у меня все сжалось.
– Шеф, подожди минутку, – перебил его отец. – Мы ведь не договаривались об особых заданиях.
– Потому что мы думали, что имеем дело с результатом неудачного эксперимента, на проведение которого доктор Мелвин потратил половину жизни. Сейчас все изменилось, – сказал Маршалл.
Неудачный эксперимент?С каждой секундой их разговор приобретал все более неприятный оборот.
– Нужно дать ему время. Если бы вы видели, как хорошо его мозг отвечает на стимуляцию, – произнес отец. – Про сегодняшний день не может быть и речи.
Сегодня?
Я пытался осознать услышанное, и от этого мне в буквальном смысле стало плохо. И тут я понял, что больше не могу прятаться. Ноги сами вынесли меня на кухню. Когда я вошел, все трое сидели за столом и пили кофе.
– Какой эксперимент? – первым делом поинтересовался я.
Они уставились на меня, и через некоторое время отец заговорил:
– Мы обсуждали секретный проект. Тебе не о чем волноваться.
В самом деле? Они считают, что мне пять лет или я полный идиот?
– Может быть, вам стоит вести взрослые разговоры в другом месте, если вы не хотите, чтобы я подслушивал?
– Что именно ты слышал? – спросил Маршалл.
Мои руки сами сжались в кулаки.
– Все… и кто-то из вас должен рассказать мне про этот эксперимент. Немедленно.
Доктор Мелвин встал и подошел поближе, пристально разглядывая меня, как будто со мной было что-то не так.
– Ты понимаешь меня?
Я оглянулся на отца и Маршалла:
– Он в своем уме?
– Абсолютно. Просто он немного удивлен, что ты понял, о чем мы беседовали. Ведь мы говорили на фарси, – сказал Маршалл.
– Что? – удивился я, пятясь от Мелвина. – На фарси?
– Сработало за одну ночь. Невероятно! – воскликнул доктор.
Маршалл поднял брови и посмотрел на отца:
– Ну, наконец-то! Возможно, теперь миллионы долларов, потраченные на «Аксель», хоть как-то оправдают себя.
«Аксель»?
На этот раз я уловил разницу в звучании языка, на котором они говорили, – это был не английский. У меня вспотели ладони, и я был вынужден вытереть их о брюки, которые так и не переодел с вечера.
– Что вы сделали со мной, черт возьми? Поджарили мне мозги электромагнитными волнами?
Порывшись в ящике кухонного стола, доктор Мелвин достал пинцет. Он подошел поближе и сказал, нацелив его мне в глаз:
– Постой смирно одну секунду.
Я замер на месте, а он залез мне в ухо и достал оттуда маленькое металлическое устройство. Я уставился на него так, словно это был таракан, и почувствовал себя грязным или, скорее, оскверненным.
– Этот прибор транслирует звук тебе в ухо во время сна. Я запрограммировал его на уроки иностранного языка. Это обычная запись, не более того, – принялся объяснять доктор Мелвин спокойным голосом, который я так хорошо помнил из детства. – Произошло то же, что и со схемами, на которые ты смотрел вчера. Только тогда работала твоя зрительная память, а этой ночью – слуховая.
– Но… как я могу понимать язык, которому меня не учили? Я ведь ни слова не могу сказать на фарси. И пока вы не сказали, даже не слышал разницы в звучании. – Я пригладил волосы, понимая, что должен сосредоточиться на том, чтобы получить информацию. Сейчас нужно узнать как можно больше, обдумывать буду позже. И паниковать тоже потом.
– Ты не можешь говорить на фарси, потому что речь – это моторный навык. Тренироваться в произнесении слов нужно не меньше, чем бросать мяч в бейсболе или ездить на велосипеде, – объяснил Мелвин.
– Это всего лишь означает, что ты можешь впитывать информацию, как губка. Но никогда не будешь знать того, чему тебя не учили. Твой уровень интеллекта выше среднего, но ты отнюдь не гений и даже не близок к этому, – добавил отец. – В этом и состоит разница.
– Какое облегчение, – пробормотал я. – Итак, получается, этот эксперимент… «Аксель», или как вы его назвали, заключался в том, что вы вставили магнитофон мне в ухо?
Мелвин посмотрел на отца, а тот, в свою очередь, уставился на Маршалла. Шеф Маршалл взглянул на часы и произнес:
– У нас нет времени это обсуждать. Давайте посмотрим, как он воспримет то, что произошло.
– Кто? Я? – удивился я. – Что еще произошло?
– Я слышу шаги в холле.
Я бросился бежать еще до того, как они успели пошевелиться, но вскоре услышал за собой топот ног. Из телевизионной комнаты, покачиваясь и протирая глаза, вышла Холли. Увидев всех нас, она остановилась:
– Ой… я только хотела посмотреть, куда ты подевался, – сказала она мне.
Что-то в выражении ее лица насторожило меня. Она водила рукой по воздуху, пока наконец не наткнулась на стену перед собой, и тут же прижалась к ней лбом. Я положил руки ей на плечи.
– Холли, с тобой все в порядке?
– Что? – пробормотала она.
– Это наркотики, – сказал Мелвин.
– Какие наркотики? – возмутился я и уже собирался повернуться, но Холли качнулась в сторону, и мне пришлось придержать ее.
– По правилам мы обязаны были сделать это для ее безопасности, – сказал Маршалл.
– Мне плевать на ваши правила! – я сверлил отца взглядом. – Поверить не могу, что ты позволил им это сделать.
Я поднял Холли на руки. Закрыв глаза, она продолжала ощупывать все вокруг. Наконец ее пальцы нашли мое лицо и замерли у меня на щеке.
Я отвернулся и понес ее в телевизионную комнату.
– Джексон, ее имя следующее в списке Маршалла, – произнес отец настолько тихо, что я едва расслышал его.
У меня возникло такое чувство, что порыв ветра сбил меня с ног. Я медленно повернулся:
– Кто-то хочет причинить ей боль? Но почему именно Холли?
– Мы только что получили эту информацию и как раз обсуждали ее, когда ты вошел, – сказал отец.
Первым заговорил Маршалл:
– Эта девочка – отличный способ подобраться к тебе. Один из многих. Я не сомневаюсь, что найдутся и другие. Думаю, ты сам запустил этот процесс в две тысячи девятом, раскрыв свои способности во время какого-то прыжка. До этого нам удавалось убедить их, что ты не представляешь никакой ценности… потому что абсолютно нормален.
У меня подкосились ноги, и, спотыкаясь, я побрел к кушетке, чтобы усадить Холли, пока я не уронил ее. Пробормотав что-то, она зарылась лицом в подушки.
Я сел на пол у изголовья. Я один виноват в том, что застрял здесь и во всем, что случилось с Холли. Моя карма здесь совершенно ни при чем – все имеет под собой настоящую, конкретную причину. Если бы я не занимался глупейшими экспериментами с Адамом и рассказал кому-нибудь… Я едва мог говорить, и все же выдавил из себя несколько слов:
– Почему они хотели, чтобы я пошел с ними? И спрашивали, не вступали ли правительственные агенты со мной в контакт?
Я замолчал и посмотрел на Маршалла, который по-прежнему оставался спокоен и кивал, словно знал, что я только что ответил на собственный вопрос.
– Они хотят, чтобы я был на их стороне, – хрипло произнес я. – «Враги времени».
Потом заговорил отец:
– Да, Джексон, но мы не допустим, чтобы что-нибудь случилось с тобой… или с Холли. Особенно теперь, когда мы в курсе того, что происходит.
Внезапно у Мелвина округлились глаза, и в тот же миг отец с Маршаллом выхватили пистолеты и нацелили их в сторону кушетки. Я вскочил с пола и оказался лицом к лицу с женщиной. Прежде всего мне бросились в глаза ее волосы.
Огненно-рыжие… почти, как у Кортни. Она была очень похожа на мою сестру, только выглядела гораздо старше. На долю секунды я забыл обо всем, что меня окружало, и о грозившей нам опасности и чуть не произнес вслух имя Кортни. Неужели она тоже может перемещаться во времени?
Мне даже пришлось напомнить себе, что Кортни не дожила до пятнадцати лет.
Я выбросил эту мысль из головы и увидел, что справа от женщины появился невысокий рыжеволосый парень – тот самый, с отпечатком каблука на лице. С другой стороны от женщины уже стоял высокий темноволосый мужчина.
В отличие от отца и Маршалла они были без оружия.
– Мы не собираемся драться с вами, – произнесла женщина, поднимая вверх руки. – У нас сообщение от Томаса.
Доктор Мелвин потянул меня за рубашку – поближе к себе и подальше от пяти человек, враждебно настроенных друг к другу. Маршалл и отец обошли кушетку, оттесняя незваных гостей в дальний угол комнаты.
– У тебя пять секунд, Кэссиди, – произнес Маршалл.
Кэссиди. Я постарался запомнить ее имя и лицо.
– Мы здесь для того, чтобы забрать мальчика в то время, где ему надлежит быть, – сказал рыжеволосый.
– Этому не бывать, – заявил отец.
– Он сбился с пути, и Томас считает, что это может быть губительным для всех нас, – сказала Кэссиди.
Кто такой Томас, черт возьми? Генеральный директор «Врагов времени»?
Впервые за все время я увидел, как лицо шефа Маршалла дрогнуло. Он боится, потому что поверил им. Я вдруг вспомнил теорию, о которой рассказала Дженни Стюарт: множественные переплетения ветвей времени могут вызвать конец света или самоуничтожение мозга у тех, кто по ним перемещается. Странно, вряд ли шефа Маршалла волнует состояние моего мозга. А вот от мысли о другом варианте развития событий мое сердце забилось изо всех сил.
Неужели они действительно могут вернуть меня назад? В две тысячи девятый год? Не задумываясь о том, что творю, я ткнул пальцем в сторону рыжеволосого коротышки:
– Что ты делал тогда… в комнате Холли? И зачем ты… то есть тот другой парень…
Я не смог произнести вслух то, что случилось с Холли. Рыжеволосый кивнул мне из противоположного угла комнаты:
– Нам всем казалось, что ты представляешь собой угрозу. Но сейчас мы понимаем, что ее смерть была ошибкой, а ты даже не подозревал о нашем существовании.
В комнате стало так тихо, что я отчетливо услышал, как палец отца придавил курок.
– Агент Майер, действовать только по моему приказу, – тихо, но твердо произнес Маршалл.
Не сводя с меня глаз, рыжеволосый что-то медленно достал из кармана. Я приблизился к нему и увидел нашу с Холли фотографию: я в плавках и она в купальнике возле бассейна в летнем лагере.
Я и Холли «ноль-ноль девять».
– Где ты это взял? – возмутился я.
– Я сам сделал этот снимок, – ответил он. – Решил, что не помешает напомнить тебе о том времени, к которому ты принадлежишь и куда должен вернуться.
Здесь наши с ним желания совпадали, и это пугало меня. Такое впечатление, что я уже был на их стороне. Но, честно говоря, я сомневался, стоит ли вообще к кому-то присоединяться. Можно ли было однозначно определить, где черное, а где белое? Скорее всего, я оказался на территории с размытыми понятиями добра и зла, где одна группировка противостояла другой.
– Но… – начал было я, но он перебил меня.
– Не верь тому, что о нас рассказывают. Мы не такие уж плохие. Мне казалось, что тебе будет интересно самому во всем разобраться, но, похоже, юный Франкенштейн доктора Мелвина мыслит только по шаблонам, заранее заложенным ему в голову.
Я подошел еще ближе и, сделав резкий выпад, попытался выдернуть у него из руки фотографию. Не знаю, почему, но мне было неприятно, что он ее держит. Но рыжеволосый увернулся так ловко, что я оказался совершенно не готов к этому.
– Они не хотят, чтобы ты умел по-настоящему перемещаться во времени, потому что тогда ты будешь представлять для них угрозу. А я могу научить тебя, как совершить прыжок в любой момент, когда ты этого захочешь. Я знаю, где и когда вы сможете быть вместе, оба целые и невредимые. – Он сунул снимок Холли мне прямо под нос.
Возможно, он умел убивать не хуже, чем отец и шеф Маршалл, так же быстро и легко, или даже делал это лучше них. Но сейчас я не видел ничего дурного в его поведении. Он предлагал мне сделку.
– Учитывая обстоятельства, я считаю, у меня есть право решать, что лучше для мальчика, – сказала Кэссиди, глядя на отца. – Большее, чем когда-либо будет у тебя.
Лицо отца исказилось от гнева, и в этот момент темноволосый мужчина, который все это время молчал, нырнул вперед, выбил пистолет из руки отца и повалил его на пол. В ту же секунду я перепрыгнул через спинку кушетки и закрыл собой Холли. На мгновение подняв голову, я увидел, как Кэссиди и рыжеволосый растворились в воздухе.
У меня перехватило дыхание, пока я пытался осознать, что произошло. Маршалл выстрелил туда, где они только что стояли, но пуля попала в стену. Я еще крепче прижался к Холли, а потом услышал еще один выстрел и вслед за ним громкий крик темноволосого.
– Черт возьми! – выругался Маршалл.
Я сполз с Холли, сомневаясь, смогу ли встать и удержаться на ногах. Я слишком хорошо помнил тот звук выстрела из будущего. Доктор Мелвин медленно поднимался с пола, а отец стоял над загадочным мужчиной, нацелив пистолет ему в грудь. У него была прострелена нога, и брюки уже намокли от крови. Мертвенно-бледный, он стонал от боли.
«Почему же он не прыгает?» – спрашивал я себя, пока не вспомнил, как в девяносто шестом году сам был слишком напуган, чтобы сконцентрироваться на прыжке. Судя по всему, сильная боль снизила его способности.
Я подошел ближе, чувствуя, как внутри у меня все сжимается.
Маршалл поднял на нас глаза и кивнул:
– Агент Майер, можете приступать к допросу свидетеля.
Отец пнул мужчину ногой в бок, чтобы заставить его перевернуться на спину. Я по-прежнему стоял рядом, беспомощно вытянув руки по швам.
Нагнувшись над раненым, отец громко спросил:
– Из какого ты года?
Но ответа не последовало.
– Как твое имя? – прозвучал следующий вопрос.
– Это Харольд, – ответил за него Маршалл. – Один из выводка доктора Людвига.
Что за доктор Людвиг, черт возьми?
– Ладно, Харольд, с какой ты ветви времени? Назови какое-нибудь значительное событие.
На лице раненого появилась безумная, злая усмешка:
– Вы все покойники. Все до единого. Но я не скажу, когда это случится! – Подняв голову, он посмотрел на меня. – За исключением тебя, Джексон. Ты жив. Подумай об этом и не слушай их.
Я застыл на месте. Что он хотел этим сказать?
Маршалл раздраженно вздохнул:
– Он бесполезен. Я закончил допрос. Агент Майер?
Отец поднял пистолет и дважды выстрелил Харольду в грудь. Кровь брызнула во все стороны, и я прикрыл лицо рукой. Но стоило мне увидеть, что он все еще дышит, как я вспомнил, что учился оказывать первую помощь, и опустился на пол рядом с ним.
У этого парня даже не было оружия, и он не сделал ничего особенного – только попытался забрать у отца пистолет. Возможно, чтобы помешать ему выстрелить в кого-нибудь в комнате. И вот теперь он умирает прямо на наших глазах.
Я стащил с себя рубашку и прижал ее к его груди. А мои пальцы уже тянулись к его шее, чтобы нащупать пульс.
– Доктор Мелвин, помогите мне! Он все еще дышит!
Но он не двинулся с места:
– Я не уверен, что нам следует…
– Что с вами такое? Вы ведь врач! А он еще жив! – Я крепче прижал пропитавшуюся кровью рубашку к груди раненого. Все происходящее вызвало у меня болезненные воспоминания о том, что случилось с Холли в две тысячи девятом.
– Джексон, – раздался голос отца. – Назад… немедленно.
Но я был не в состоянии поднять на него глаза. Как он мог так поступить? Словно убить человека для него было самым обычным делом. Отец взял меня за руку, но я тут же вырвал ее.
– Не прикасайся ко мне!
Через несколько секунд Маршалл уже теснил меня к стене. Возвышаясь надо мной, с искаженным от гнева темным лицом, он произнес:
– Я пытался дать тебе шанс, чтобы ты продемонстрировал отцу свои умения – те, о которых мы с тобой прекрасно знаем. Но я не только не смог доказать свою точку зрения, но и упустил возможность убить двух серьезных противников!
Я слышал, как отец сказал что-то Маршаллу, но не смог разобрать слов. Кровь так громко пульсировала у меня в ушах, что заглушила его речь. В голове вдруг всплыли схемы атаки из компьютера – три резких движения, и шеф Маршалл уже лежал на спине рядом с умирающим.
– Расскажи мне, что такое «Аксель»!
Он тут же вскочил с пола и одним быстрым движением обхватил меня руками за шею:
– Может быть, перед лицом смерти ты докажешь нам, что лгал о своих способностях…
Боковым зрением я заметил, что отец движется за спиной у Маршалла. Но мне нельзя было смотреть на него – только на Холли, которая по-прежнему лежала на кушетке без сознания, а потом снова на Маршалла. Его спокойное, расчетливое лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, а пальцы сдавливали горло, не давая воздуху поступать в легкие. Я попытался вырваться, но безрезультатно. Потом я встретился взглядом с доктором Мелвином. Этот человек знает ответы на все вопросы. Он – мозговой центр проекта «Аксель», и, возможно, единственный в этой комнате, кто не сможет противостоять мне в драке. Хорошо бы встретиться с ним наедине…
И у меня тут же созрел план. Если бы мне удалось совершить полный прыжок в две тысячи девятый год, на ту же ветвь времени, с которой я попал сюда, я бы сделал все возможное, чтобы защитить Холли, и получил бы всю необходимую мне информацию об этом эксперименте от ничего не подозревающего доктора Мелвина.
Я не мог допустить, чтобы меня использовали, как какое-то оружие, – в этом я ни капли не сомневался. Я уже собирался прыгнуть, но крики отца и Мелвина отвлекли меня, и я почувствовал, что раздваиваюсь. Снова неполный прыжок! Что, если Маршалл продолжит душить меня, пока я буду пребывать в бессознательном состоянии на основной базе?
Но… уже слишком поздно.
Глава двадцать девятая
Я пошевелил руками и ногами, чувствуя облегчение от того, что мне удалось освободиться из захвата Маршалла, и огляделся по сторонам. Моя квартира. Я дома. Удивительно, что я попал в то же место, откуда прыгнул, хотя многое здесь выглядело иначе. Например, мебель в гостиной изменилась. Мне снова не удался полный прыжок, и с годом я промахнулся. Это был не две тысячи девятый, и реальность случившегося стала для меня тяжелым ударом. В эту самую минуту Холли без сознания лежала в комнате, полной людей, которым я не доверяю, и я сам стоял там в полной отключке, рискуя, что меня вот-вот задушат или пристрелят. Но в прыжке время движется медленнее, так что я мог бы обдумать план действий перед возвращением… Это принесло бы больше пользы, чем еще одна неудачная попытка вернуться в две тысячи девятый год.
Я взглянул на часы блока кабельного телевидения: семь часов пять минут. Но за окном, перед которым стояла кушетка, было темно. Вечер. Вот только какой сегодня день и год?
Из глубины холла донеслось шарканье ног по деревянному полу. Прижавшись спиной к стене, я выглянул из-за угла. Это был я – гораздо младше, чем сейчас. И шел я в комнату Кортни.
Мой взгляд упал на руку юного Джексона, и я тут же понял, что это за день. Меня начало тошнить, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Каждый раз, отправляясь в путешествие во времени, я старательно избегал этого дня. И когда я впервые оказался в две тысячи седьмом, и во время неудавшихся прыжков в две тысячи девятый, я до ужаса боялся того, что могу оказаться здесь. В это самое время.
Джексон вошел в спальню сестры, и я немного приблизился к двери. Мне тогда было четырнадцать.
И в этот день не стало Кортни.
Дверь открылась лишь наполовину, но этого было вполне достаточно, чтобы видеть, как Джексон ставит свою открытку на туалетный столик. Я вполне мог не заглядывать в комнату – несмотря на все прошедшие годы, я прекрасно помнил этот момент и знал, что буду делать дальше.
Конечно, некоторые подробности забылись, но встреча с Холли «ноль-ноль девять» помогла мне их восстановить. В моей памяти всплыл разговор, который у нас с ней однажды состоялся.
«– Ты никогда не рассказываешь о том, что происходит у тебя дома. Я не слышала от тебя ни одной обычной семейной истории. Например, о чудной, вечно пьяной тетушке, которую тебе приходится терпеть, или о том, как вы решали, какой салат принести на очередную семейную встречу, – однажды сказала Холли, подтрунивая надо мной.
Я рассмеялся:
– То, что моя семья, в отличие от твоей, не принадлежит к среднему классу, еще не значит, что в моей жизни…
Холли усмехнулась:
– Отлично, назови мне самую обычную семейную проблему, которую невозможно решить за деньги, и обещаю, что я больше никогда не стану поднимать эту тему.
Я постарался вспомнить какую-нибудь правдивую историю, чтобы доказать, что она неправа.
– Хорошо, вот например… Кортни до ужаса боялась гроз. Стоило ей увидеть молнию, она тут же мчалась ко мне и вытаскивала меня из кровати. А потом требовала, чтобы я спал на полу в ее комнате.
– И ты соглашался? – удивилась она.
Я пожал плечами:
– Это был единственный способ заставить ее замолчать.
– Типичная фраза для брата. Извини, что сомневалась в тебе».
В тот день, когда Кортни умерла, – в этот день – у меня было предчувствие, что это случится. Словно что-то внутри меня угасало. И, поддавшись порыву, я вошел к ней комнату и лег на пол. Я помню, как зарылся лицом в ковер, и, вдыхая его запах, понимал, что она больше никогда не попросит меня остаться с ней в этой комнате. И не разбудит меня в два часа ночи, требуя подняться с удобной кровати и спать на твердом и холодном полу. И, мне кажется, именно тогда, в четырнадцать лет, я решил, что никогда больше не останусь в одиночестве, уткнувшись носом в чей-то ковер.
Я дотронулся до левого нагрудного кармана пиджака – там, в маленьком отделении моего бумажника, лежал мой экземпляр этой открытки. Две одинаковых открытки, и ни одна из них так и не достигла адресата.
У меня чуть сердце не выскочило из груди, когда из телефона юного Джексона вдруг раздались звуки мелодии «Битлз». Он сам тоже подскочил на месте и, увидев номер звонившего, вздохнул. Потом он отключил звонок и, выбросив трубку в холл, пинком захлопнул дверь.
Это звонил отец. Комната сестры была последним местом, где он стал бы меня искать. Тогда мне хотелось спрятаться. Не только от него – вообще от всех.
Я прислонился к стене и, крепко зажмурившись, подавил в себе желание прыгнуть назад. То, что я здесь оказался, вряд ли было совпадением. У меня появилась возможность все исправить, пусть даже это уже ничего не изменит. И в будущем все останется по-прежнему.
К счастью, когда я вышел из дома и сел в такси, швейцар не обратил на меня внимания. По дороге я достал из бумажника крошечную вырезку из газеты, измятую и пожелтевшую за те пять лет, что она хранилась у меня. Мне нужно было уточнить некоторые факты, которые уже стерлись из памяти.
«Памяти Кортни Линн Майер. Кортни Майер, проживающая на Манхэттене, скончалась пятнадцатого апреля две тысячи пятого года в двадцать два часа пять минут в возрасте четырнадцати лет после трех месяцев лечения от рака».
Двадцать два часа пять минут. Осталось меньше трех часов. Этаж и номер палаты я еще помнил, так как много раз приходил навестить сестру, правда, лишь в начале болезни. Так что сейчас я даже не мог предположить, в каком состоянии найду ее. Будет ли она в ясном уме, и как отреагирует, увидев брата, который вдруг стал старше на четыре года?
Я пробрался мимо поста медсестер, когда они смотрели в другую сторону, но вдруг услышал голос отца и, спрятавшись за большой мусорной корзиной, замер. Мне было видно, как отец приближается, прижав к уху телефон.
– Джексон, где ты, черт возьми? – Он остановился прямо напротив меня. Затаив дыхание, я смотрел на его ноги. – Извини… Я не хотел кричать на тебя. Прошу, пожалуйста, звони мне. Я должен точно знать, что с тобой все в порядке.
Я смотрел, как отец направляется к выходу, и впервые подумал о том, что его тоже не было в палате в тот момент, когда Кортни не стало. Она оставалась совсем одна. Я поднялся и незаметно проскользнул к сестре. У нее была самая большая палата в больнице, вся заставленная цветами, открытками и подарками. Я закрыл за собой дверь и тут же захотел убежать отсюда. Я ведь знал, что должно случиться неотвратимое, и это тяжелым грузом лежало у меня на сердце.
Кортни лежала на боку, подтянув колени к груди. Она была очень бледной. Если бы не рыжие волосы, она сливалась бы с чистыми белыми простынями. Монитор над кроватью тикал, как часы, отсчитывая минуты.
Не знаю, как мне удалось заставить себя двигаться, но я подошел к стулу рядом с ее койкой. Я не сомневался, что отец сидел здесь, прежде чем уехал искать меня. Кортни открыла глаза и прищурилась, как будто пыталась сфокусировать взгляд на моем лице.
– Джексон?
Я мог только кивать, пытаясь сдержать слезы.
– Ты так странно выглядишь… Должно быть, это из-за морфия, – сказала она.
Я видел, что жизнь едва теплилась в теле Кортни, поэтому мне было невыносимо слышать звук ее голоса. Я начал подниматься со стула, но тут почувствовал ее холодные пальцы на своей руке.
– Пожалуйста, не уходи. Тебя не было здесь целую вечность.
Я придвинул стул поближе и сжал ее руку.
– Я останусь с тобой.
Кортни улыбнулась, и ее веки задрожали, но она заставила себя открыть глаза.
– Я тоже ненавижу это место. Ничего удивительного, что тебе не хочется приходить сюда.
После этих слов я больше не мог сдерживаться. Наклонившись вперед, я прислонился лбом к холодной белой простыне и увидел, как слезы скатываются по моему носу вниз.
– Кортни, прости меня. Мне так жаль.
Ее холодные пальцы прикоснулись к моим волосам, и она принялась гладить меня по голове.
– Нет, я совсем не это имела в виду, – она похлопала по кровати рядом с собой. – Иди ближе. Я замерзаю.
Вытерев слезы рукавом свитера, я положил голову ей на подушку. Кортни придвинулась ближе, и мое сердце заколотилось, как будто я увидел привидение.
Она взяла меня за руку и прижала ее к своей щеке.
– Ты такой теплый… Тебе страшно здесь, да?
Я смотрел в ее зеленые глаза, еще не утратившие своей яркости.
– Да, но я не уйду, обещаю.
– Закрой глаза, – прошептала она. – Я так делаю, когда мечтаю оказаться где-нибудь в другом месте, и это помогает. Расскажи мне что-нибудь интересное, только не про больницу и не о том, что с ней связано.
Я закрыл глаза и, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, сказал Кортни то же самое, что в две тысячи четвертом году:
– У меня теперь есть подруга.
– Не может быть, – еле слышно прошептала она. – Кто?
– Она из другой школы, – я прикоснулся к спине сестры и осторожно ее погладил.
– Как ты с ней познакомился?
– Это потрясающая история. Ты хочешь ее услышать?
– Да, пожалуйста.
– Помнишь большие двери на входе в Молодежную Христианскую Организацию? – спросил я. – Туда еще нужно подниматься по ступенькам?
Она кивнула.
– Так вот, я как раз шел по той лестнице к входу, когда в меня врезалась какая-то девчонка. Оказывается, она читала на ходу…
– Какую книгу?
Я убрал волосы с ее лица и улыбнулся:
– Я знал, что ты спросишь. Джона Гришема. Так вот, она налетела на меня и вылила прямо мне на туфли большой стакан розового смузи. Первое, что я заметил, пытаясь устоять на ногах в луже с замороженной клубникой, были ее светло-голубые глаза.
Кортни весело рассмеялась:
– Как романтично… Но я ни за что не поверю, что ты сначала посмотрел на ее глаза.
– Серьезно, я не лгу. Потом я потянулся, чтобы поднять испачканную книгу, и на внутренней странице обложки увидел ее имя – Холли Флинн с размашистой завитушкой напротив буквы Ф. Это показалось мне очень милым, но разве я мог признаться ей в этом? Неужели кто-то и в самом деле подписывает книги?
– Я так делаю, – прошептала Кортни. – А что произошло потом?
– Ну… Я протянул ей книгу, и она улыбнулась. Я мог думать только о том, как сильно хочу поцеловать ее. И узнать, каково это. Не знаю, почему, но я был уверен, что с Холли все будет совсем иначе. Не так, как с другими.
– Мой брат влюблен… никогда не думала, что услышу такую новость, – пробормотала Кортни с улыбкой.
Я прижался губами к ее лбу:
– Ты такая холодная.
– Джексон, обещай мне кое-что, ладно?
– Все, что ты хочешь.
– Женись на этой девушке со смузи и заведи много детей. Не меньше шести. Ты мог бы назвать одну девочку Кортни, а другую Лили. Мне всегда нравилось это имя.
– Я знаю. По-моему, у тебя было пять кукол с именем Лили. Но мне всего девятнадцать, я еще слишком молод, чтобы жениться.
Глаза Кортни широко распахнулись, и я видел, как у нее в голове одна за другой возникают догадки. А потом ее охватила паника, и, хватая ртом воздух, она спросила:
– Ты ведь не совсем Джексон, да?
Я притянул ее к себе, обхватив двумя руками, и крепко обнял.
– Тсс, не волнуйся. Это и впрямь я, только старше.
– Но мы никогда здесь не встречаемся. Обычно я отправляюсь посмотреть на тебя.
– Да, я знаю, – сказал я, хотя в ее словах не было смысла. Мне не понравилось, что Кортни так спокойно отреагировала на мое неожиданное признание. Раньше она могла наброситься на меня с кулаками или принималась громко кричать, забыв, что вокруг люди. Это означало, что ей дают большую дозу морфия, и она цепляется за жизнь из последних сил.
