Текст книги "Марид Одран"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 56 страниц)

С ним в комнате была женщина, и была это Хони Пилар. Одран любил ее со всепожирающей страстью с той минуты, как увидел. Это случилось два часа назад. Он думал, что удостоился высочайшей чести – смотреть на нее и слагать в ее честь корявые стихи. То, что они могут быть вместе, было сверх его ожиданий.

Она медленно разделась, затем скользнула к Одрану в постель. Она была светлой блондинкой, глаза ее были зелены, как чистые, холодные океанские волны.

– Ну? – спросила она томным музыкальным голосом. – Тебе очень больно?

«Ад в ночи» был одним из ранних секс-модиков Хони, и в нем был рудиментарный сюжет. Одран осознал, что он раненый герой, боец за независимость Каталонии, а Хони играет отважную дочь злобного валенсианского герцога.

– Я в порядке, – ответил Одран.

– Тебе нужен массаж, – прошептала она, пробежав пальчиками по его груди и остановив шись как раз там, где начинались лобковые волосы. Она смотрела на него, ожидая его позволения.

– Прошу, продолжай, – сказал Одран.

– Во имя революции, – сказала она.

– Конечно.

Она ласкала его до тех пор, пока он больше не смог выдержать. Он запустил пальцы в ее благоухающие волосы, затем схватил ее и опрокинул на спину.

– Но твои раны! – воскликнула она.

– Ты чудно исцелила меня.

– О, как хорошо, – простонала она, когда Одран вошел в нее. Сначала они двигались медленно, затем все быстрее и быстрее, пока Одран не ощутил взрыв изысканного наслаждения.

Через некоторое время Хони Пилар села.

– Я должна идти, – печально сказала она. – Есть и другие раненые.

– Понимаю, – ответил Одран. Он протянул руку и вынул модик.

– Господи! – прошептал я. Я давно уже не проводил время с Хони Пилар. Я уж начал было думать, что слишком стар для этого. В смысле, уже не дитя. Лежа в кровати и задыхаясь, я понял, что едва не перегнул палку. Может, у них есть модики, которые записаны с пар, что уже лет двадцать женаты? Это было бы как раз по мне.

В дверь постучали.

– Племянник, – позвал Фридландер-Бей, – ты в порядке?

– Да, о шейх, – ответил я.

– Я спрашиваю только потому, что слышал, как ты кричал.

Блин!

– Да кошмар приснился, вот и все. Я сейчас приму душ и выйду к вам.

– Очень хорошо, о превосходный.

Я выбрался из кровати, быстренько принял душ и вышел в гостиную.

– Переодеться бы в чистое, – сказал я. – Я не менял одежды с тех пор, как нас похитили, и, по-моему, она окончательно того.

Папа кивнул.

– Я уже позаботился об этом. Послал записку Тарику и Юссефу, и они тотчас будут здесь с чистой одеждой и деньгами.

Я сидел в кресле с резной спинкой, Папа – на кушетке.

– Полагаю, твой бизнес шел весьма хорошо, пока они стояли у руля.

– Я доверил Тарику и Юссефу свою жизнь и даже больше – я доверил им свою собственность.

– Приятно будет увидеть их снова.

– У тебя утром были посетители. Кто?

Я сглотнул. Внезапно я осознал, что он может рассматривать визит Индихар и Чири как серьезное нарушение секретности. Еще хуже – он может счесть это глупостью, достойной наказания.

– Моя жена и моя партнерша Чирига, – сказал я. У меня вдруг пересохло во рту.

Но Папа только кивнул:

– Обе они, сохрани Аллах, в порядке?

– Да, хвала Аллаху.

– Рад это слышать. Теперь… – Его прервал стук в дверь. – Племянник, – спокойно сказал он, – посмотри, кто там. Если это не Тарик с Юссефом, не впускай. Даже если это кто-нибудь из твоих друзей.

– Я понял, о шейх.

Я подошел к двери и посмотрел в глазок. Это были Тарйк и Юссеф, Папины слуга и дворецкий, а также управляющие его собственностью.

Я открыл дверь, и они бурно приветствовали нас.

– Добро пожаловать домой! – воскликнул Юссеф. – Благодарение Аллаху за ваше благополучное возвращение! Мы ни на минуту не поверили истории о том, что вы погибли в какой-то далекой пустыне!

Тарик внес в гостиную пару жестких чемоданов и поставил их на пол.

– Ас-салам алейкум, йаа шейх, – сказал он мне. Повернулся к Папе и произнес то же самое.

– Алейкум ас-салам, – ответил Фридландер-Бей. – Расскажите о том, что мне стоит знать.

Они действительно держали бизнес на ходу. Того, о чем они говорили с Папой, я по большей части не понимал, однако были два предприятия, в которых я участвовал. Первое – попытка каппадокийцев получить независимость от Анатолии. Я встречался с представителями Каппадокии – как давно это было? Казалось, что прошло много месяцев, а на самом деле не могло пройти больше нескольких недель.

Слово взял Юссеф:

– Мы решили, что у каппадокийцев есть хороший шанс свергнуть анатолийское правительство в их провинции. С нашей помощью это может стать реальным. И стоить это нам будет относительно дешево, причем у власти они смогут находиться достаточно долго.

Достаточно долго? Достаточно – для чего? Я не понимал. Мне еще столько надо было узнать…

Когда все геополитические темы были обсуждены и прокомментированы, я спросил:

– А что насчет проекта цифровой связи?

– Похоже, он завис, шейх Марид, – сказал Тарик.

– Так подтолкните его, – сказал Папа.

– Нам нужен кто-нибудь со стороны на исполнительную должность, – сказал Тарик. – Конечно, исполнительная должность без настоящей власти или влияния – это останется в семье, – но нам нужен, скажем…

– Козел отпущения, – сказал я. Тарик только моргнул.

– Да, – сказал он. – Это точно.

– Ты думал об этом, не так ли, племянник? – спросил Папа.

Я кивнул:

– Да, я кое-кого присмотрел на эту должность.

– Очень хорошо, – сказал Фридландер-Бей и встал. – Вроде бы все в порядке. Я так и ожидал. И все же вы будете вознаграждены.

Юссеф и Тарик поклонились и забормотали слова благодарности. Папа положил левую руку на голову Тарика, правую – на голову Юссефа. Точно святой, благословляющий своих последователей.

– О шейх, – сказал я, – осталось решить еще одну проблему…

– М-м? – Он посмотрел на меня.

– Шейх Махали, – сказал я.

– О да, превосходный. Спасибо, что напомнил. Юссеф, я хочу, чтобы ты устроил нам с внуком встречу с эмиром. Скажи ему, что мы понимаем – мы беглецы, но напомни ему также, что нас лишили законного права апеллировать по поводу нашего вымышленного осуждения. Мы думаем, что сможем уверить его в нашей невиновности и просить всего лишь возможности защищаться.

Да, – сказал Юссеф, – я понял. Сделаем так, как вы желаете.

– Скорее так, как желает Аллах, – сказал Папа.

– Как желает Аллах, – пробормотал Юссеф.

– А бен-Турки? – спросил Тарик. – Мы устроили его в свободных комнатах, и, похоже, он до глубины души потрясен всем тем, что увидел. Он завязал дружбу с Умм Джирджи, вашей женой.

– Прекрасно. – Мой рот дрогнул в улыбке.

– Еще одно, – сказал Фридландер-Бей, правитель половины города. – Я хочу один билет туда и обратно на суборбитальный корабль до Наджрана в княжестве Азир.

Смею вас заверить, тут у меня кровь в жилах застыла.

Глава 10

Мне казалось, что с того времени как я впервые посетил дворец принца, прошел целый год. На самом деле прошло всего несколько недель.

Однако за это время я успел несколько измениться. Я стал более четко все понимать и утратил неприятие прямого действия. Поможет ли это в моей городской жизни или помешает – поживем, увидим.

Дворец эмира при дневном свете был еще прекраснее, чем в тот вечер, когда он устроил прием в честь моей свадьбы. Воздух был чист, ветерок – свеж и прохладен. Журчание воды в фонтанах успокаивало меня, пока я шел по садам шейха Махали. Мы дошли до дворца, и слуга открыл нам двери.

– У нас назначена встреча с эмиром, – сказал Фридландер-Бей.

Слуга внимательно осмотрел нас, решил, что мы не психи и не убийцы-, и кивнул. Мы пошли вслед за ним по длинной галерее, опоясывающей внутренний двор. Он открыл дверь в маленький покой для приемов, мы вошли и сели, дожидаясь прихода шейха. Я чувствовал себя очень неуютно, словно меня поймали на мошенничестве во время тестирования, и теперь оставалось только дождаться начальника, чтобы меня наказали. Различие было только в том, что меня поймали не на мошенничестве – нас обвиняли в убийстве офицера полиции. И грозил нам не десяток ударов розгой, а смерть.

Я решил, что защиту будет вести Папа. У него на полторы сотни лет больше практики, чем у меня.

Мы около четверти часа просидели в тревожном ожидании. Затем, скорее суетливо, чем торжественно, вошел шейх Махали и с ним еще трое. Шейх очень хорошо смотрелся в своей белой джеллабе и кафии, а два его спутника были одеты в европейские тёмно-серые костюмы. Третий носил темный тюрбан человека, изучающего благородный Коран. Очевидно, это был визирь шейха Махали.

Принц сел в роскошное резное кресло и повернулся к нам.

– В чем дело? – спокойно спросил он.

– О принц, – сказал Фридландер-Бей, выступая вперед, – нас несправедливо обвинили в смерти полицейского офицера Халида Максвелла. Потом, без публичного суда лишив возможности предстать перед обвинителями и защищаться, нас похитили – прямо из поместья вашего высочества, после приема по случаю бракосочетания, который вы давали в честь моего правнука. Нас заставили подняться на борт суборбитального корабля и сообщили, что мы уже осуждены. Когда мы сели в Наджране, нас взяли на борт вертолета и затем вышвырнули в Аравийской пустыне, в ее южной, самой опасной части – Руб-аль-Хали. Нам повезло уцелеть, и благодаря великому мужеству и самоотверженности моего любимого правнука мы дожили до того часа, как нас спасло кочевое племя бедуинов, да благословит их Аллах. Мы смогли вернуться в город только сейчас. Мы молим вас обратить внимание на это дело, поскольку верим в та, что у нас есть право на апелляцию и шанс обелить свое имя.

Эмир тихонько посовещался со своим советником. Затем снова повернулся к нам.

– Я ничего об этом не знал, – просто сказал он.

– Я тоже, – сказал визирь, – а ваше дело должно было бы перед судом попасть ко мне на стол. В любом случае такой суд и приговор не могут быть законными без согласия шейха Махали.

Фридландер-Бей вышел вперед и протянул визирю копии нашего обвинения и приговора, полученные от кади.

– Вот все, что нам показали. Здесь подписи кади и доктора Садика Абд ар-Раззака.

Визирь несколько мгновений рассматривал бумагу, затем передал ее принцу. Принц глянул на нее и сказал:

– Тут нет моей подписи или подписи моего визиря. Этот ордер не имеет силы. Вы имеете право апеллировать в течение месяца начиная с сегодняшнего дня. За это время я допрошу лейтенанта Хаджара, доктора Садика Абд ар-Раззака и этого неизвестного мне кади. Между тем я проведу расследование, почему это дело прошло мимо меня.

– Благодарим вас за ваше великодушие, о принц, – скромно сказал Фридландер-Бей.

Эмир отмахнулся:

– Не стоит благодарности, я просто выполняю свой долг. Теперь скажите мне – кто-нибудь из вас хоть как-нибудь причастен к смерти этого полицейского?

Фридландер-Бей приблизился к эмиру еще на шаг и посмотрел ему прямо в глаза:

– Клянусь головой, клянусь жизнью Пророка – да будет с ним мир и благословение Аллаха, – мы никак не причастны к смерти офицера Максвелла. Мы даже не знали этого человека.

Шейх Махали задумчиво погладил свою тщательно ухоженную бороду.

– Увидим. Теперь возвращайтесь домой, потому что ваша отсрочка уже вступила в силу.

Мы низко поклонились и вышли из приемной. Оказавшись снаружи, я с облегчением выдохнул – я так долго сдерживался!

– Мы можем ехать домой! – сказал я.

Папа был чрезвычайно счастлив.

– Да, племянник, – сказал он. – При наших возможностях и при месячной отсрочке Хаджар с имамом вряд ли смогут одолеть нас.

Я не знал в точности, что у него на уме, но мне хотелось как можно скорее окунуться в привычную жизнь. Я изголодался по спокойствию, по маленьким привычным проблемам, и я не хотел опасностей больших, чем представляет собой мышка в женском туалете моего ночного клуба. Однако, как писал один великий поэт из рода феринджи: «Лучшие планы мышей и людей часто летят к чертям».

Это могло случиться и в мое время, я инстинктивно это понимал.

Так бывало всегда. Именно поэтому я старался сейчас не строить никаких планов. Я мог и подождать, пока Аллах в Своем бесконечном милосердии не устремит Своих намерений в нужном мне направлении.

Однако иногда нужно потерпеть несколько дней, чтобы у Владыки Миров дошли до тебя руки. Все это время я отдыхал у Чири, с удобством устроившись на своем привычном месте в углу бара. Четыре-пять ночей спустя, сильно за полночь, я смотрел, как Чирига, моя партнерша и ночная барменша, получала скромные чаевые от клиента. Она оскалила на него свои заостренные зубы и передвинулась к моему краю стойки.

– Дешевый ублюдок, – сказала она, запихивая деньги в карман своих тугих джинсов.

Некоторое время я не говорил ни слова. Я был в меланхолическом настроении. А все потому, что было уже три часа ночи и я много выпил.

– Знаешь, – наконец сказал я, глядя на стоявшую на сцене Ясмин, – когда я был ребенком, я пытался себе представить, что значит быть взрослым. Я все представлял себе не так. Совершенно не так.

Прекрасное черное лицо Чири расплылось в одной из ее редких улыбок:

– Я тоже. Никогда не думала, что зависну в этом городе. В своих мечтах я не хотела оставаться в Будайине. Я целила более высоко.

– И все же мы здесь.

Улыбка на лице Чириги погасла.

– Я здесь, Марид, невозможно, навсегда. У тебя же есть большие надежды.

Она взяла мой пустой стакан, бросила туда несколько кубиков льда и смешала мне новую порцию «Белой смерти». Так Чирига называла мой любимый напиток, смесь джина с горьким апельсиновым соком – бингарой и глотком розового сока лайма. Мне не нужно было больше пить, но я хотел.

Она поставила передо мной старый потрепанный корковый поднос, затем снова пошла в бар в передней части клуба. Вошел посетитель и сел возле двери. Чири пожала плечами и показала ему на меня. Посетитель встал и медленно пошел по узкому проходу между баром и обеденным залом. Когда он подошел чуть поближе, я узнал Жака. Жак очень гордился тем, что он христианин, живущий в мусульманском городе, и кичился тем, что на три четверти европеец, в то время как все вокруг арабы. Из-за этого он совсем отупел и стал мишенью для насмешек. Он был одним из трех моих старых приятелей: Саид Полу-Хадж был мне другом, Махмуда я так не назвал бы, а Жак был как раз посередке. Я ни шиша бы не дал за то, что он делает или говорит, равно как и все, кого я знал.

– Тебя где носило, Марид? – спросил он, сев рядом со мной. – Ты заставил нас всех поволноваться.

– Все в порядке, Жак, – сказал я. – Выпить хочешь?

Ясмин оттанцевала уже третью песню, подобрала одежду и поспешила со сцены, чтобы выманить чаевые у последних угрюмых зрителей.

Жак нахмурился:

– У меня нынче не так много денег. Я просто хотел поговорить с тобой.

– Ох-ох-онюшки, – сказал я. За тот месяц, что я владею этим клубом, я все это выслушал уже не раз. Я дал Чири знак принести пива моему старому приятелю Жаку.

Мы смотрели, как она наполняет высокий стакан и несет его в бар. Она поставила пиво перед Жаком, но ничего ему не сказала. Чири терпеть его не могла. Жак был из тех парней, которого половина Будайина оповестила бы о ночном пожаре в его доме, бросив карточку в ящик.

К нам подошла Ясмин. Она уже была одета в короткую кожаную юбку и черный кружевной бюстгальтер.

– Ну что, подбросишь мне за мой танец, Жак? – сказала она с ласковой улыбкой. Я подумал, что она – самая сексуальная танцовщица на Улице, но поскольку Жак – жесткий гетеросексуал, а Ясмин не от рождения девушка, вряд ли ей будет с ним хорошо.

– У меня денег мало, – начал было он.

– Дай ей, – холодно сказал я.

Жак коротко глянул на меня, но все же полез в карман и выудил оттуда бумажку в один киам.

– Спасибо, – сказала Ясмин и пошла к другому одинокому посетителю.

– А меня ты не желаешь видеть, Ясмин? – сказал я.

– Как поживает твоя жена! – спросила она, не обернувшись.

– Да, – ухмыльнулся Жак, – никак, медовый месяц уже кончился? Ты проторчишь здесь всю ночь?

– Я тут хозяин, ты же знаешь.

Жак пожал плечами:

– Да, но Чири без тебя прекрасно управлялась.

– Как и прежде, если я правильно помню.

Я выжал в бокал маленькую дольку лайма и заглотил напиток одним махом.

– Значит, ты зашел сюда так поздно выпить пивка на халяву? Или как?

Жак слабо улыбнулся мне.

– Я кое о чем хотел тебя спросить, – сказал он.

– Я понял.

Я покачал пустым стаканом. Чири лишь брови подняла – ей казалось, что я и так уже изрядно выпил, и таким образом она давала мне это понять.

Но я был не склонен реагировать на ее осуждающие взгляды. Чири обычно не вмешивалась в чужие дела, считая, что у каждого психа своя программа. Я снова подал знак, на сей раз жестче, и она, кивнув наконец, смешала еще «Белой смерти». Она прошла в мой конец бара, со стуком поставила стакан передо мной и ушла прочь, не говоря ни слова. Я не понимал, что ее так разволновало.

Жак медленно потягивал свое пиво, затем поставил стакан в самую середину подноса.

– Марид, – сказал он, уставившись на миленькую сексобменку Лили; которая устало дотанцовывала на сцене, – не поможешь ли ты Фуаду?

Что я могу сказать о Фуаде? На Улице он известен как аль-Манхус, что значит «вечный лопух» или что-то вроде этого. Фуад – высокий тощий парень с гривой грязных волос, зачесанных валиком. В детстве он, наверное, перенес кучу дегенеративных заболеваний, поскольку его руки тоненькие и хрупкие, словно сухие жердинки, с огромными распухшими суставами. У него, как я знал, всегда добрые намерения, но вид жалкий, щенячий. Он так отчаянно хочет быть любимым и так старается угодить, что иногда просто достает окружающих. Некоторые из клубных танцовщиц используют его в качестве посыльного – гоняют за едой или по поручениям, за что никогда ему не платят и даже не благодарят. Когда я о нем думал, а такое бывало не часто, мне было его немного жаль.

– Фуад не слишком-то умен, – сказал я. – Он до сих пор так и не может понять, что эти шлюхи, в которых он постоянно втюривается, обчистят его как липку при первой же возможности.

Жак кивнул:

– Я говорю не о его способностях. Я хочу спросить: ты помог бы ему, если бы дело касалось денег?

– Ну, он, конечно, зануда… Однако не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь сделал что-нибудь такое, что повредило бы другим. Не думаю, чтобы у него хватило на это пронырливости. Да, думаю, я бы ему помог. Поживем – увидим. Жак глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Хорошо, слушай, – сказал он. – Он хочет, чтобы я сделал ему большое одолжение. Скажи, что ты об этом думаешь.

– Время, Марид, – сказала с того конца бара Чири.

Я посмотрел на часы. Было уже половина третьего. В баре кроме нас было еще только двое посетителей, и они сидели тут уже почти час. За это время больше никто не пришел, только Жак. Мы не планировали других дел на вечер.

– Ладно, – сказал я танцовщицам, – дамы могут одеться.

– Bay! – воскликнула Пуалани.

Она и еще четверо танцовщиц побежали в раздевалку – надевать уличную одежду. Чири занялась подсчетами. Двое посетителей, которые только мгновение назад были поглощены бессмысленным разговором с Кэнди и Винди, растерянно уставились друг на друга.

Я встал и погасил верхний свет, затем снова сел рядом с Жаком. Мне всегда казалось, что на свете нет более одинокого места, чем будайинский бар в момент закрытия.

– Чего на сей раз хочет от тебя Фуад? – устало сказал я.

– Это долгая история, – ответил Жак.

– Ужасно. Почему ты не пришел восемь часов назад, когда я был более склонен выслушивать долгие истории?

– Только послушай. Сегодня днем Фуад пришел ко мне, и вид у него был плачевный. Ты понимаешь, что я имею в виду. Можно было подумать, что намечается конец света, а он только что обнаружил, что его на это событие не пригласили. Короче, я перекусывал в «Утешении» с Полу-Хаджем и Махмудом. Явился Фуад, приволок с собой стул и сел. И к тому же стал жрать из моей тарелки.

– Ну да, это на него похоже, – сказал я. Я взмолился к Аллаху, чтобы Жак добрался до сути дела быстрее, чем Фуад.

– Я дал ему по рукам и сказал, чтобы он валил отсюда, поскольку у нас важный разговор. На самом деле ничего серьезного не было, просто я не хотел с ним возиться. Тогда он сказал, что ему нужна помощь, чтобы вернуть свои деньги. Саид спросил его: «Что, Фуад, опять одна из этих тружениц тебя обчистила?» Но Фуад сказал – нет, совсем не то. Тут он достает официальную с виду бумажку и отдает ее Саиду, который глядит на нее и передает мне, а я смотрю и отдаю Махмуду. «Что это такое?» – говорит Махмуд. «Это чек на двадцать четыре сотни киамов», – отвечает Фуад – «Как ты его добыл?» – спрашиваю я. «Долгая история», – отвечает он.

Я закрыл глаза и приложил ледяной стакан к своей гудящей голове. Я мог бы вставить блокировщик боли, но он остался в коробочке на столе в моих апартаментах.

– Жак, – тихо и угрожающе спросил я, – ты сказал, что это долгая история, а теперь Фуад говорит, что это долгая история. Я не хочу выслушивать долгие истории. Ладно? Не мог бы ты просто пробежаться по главным моментам?

– Конечно, Марид, не беспокойся. Он сказал, что копил эти деньги несколько месяцев, чтобы купить подержанный электрофургон у какого-то типа в Расмийе. Он сказал, что жить в фургоне ему будет дешевле, чем снимать квартиру, и что у него были планы отправиться в Триполи повидаться со своими.

– Фуад оттуда родом? Я этого не знал.

Жак пожал плечами.

– Короче, он сказал, что этот тип из Расмийи назначил ему цену за фургон в двадцать четыре тысячи киамов. Фуад клялся, что он в прекрасном состоянии, и его только нужно кое-где подвинтить, и что он взял все свои деньги и выписал банковский чек на имя этого типа. А днем, когда он прошел пешком весь путь от Будайина до Расмийи, оказалось, что тот уже продал фургон кому-то другому, после того как пообещал придержать его для Фуада. Я покачал головой:

– Фуад есть Фуад. Что за безнадежный сукин сын!

– Итак, он протопал всю дорогу назад, вошел в восточные ворота, нашел нас в кафе «Солас» и рассказал нам о своем горе. Махмуд просто рассмеялся ему в лицо, а у Саида торчал Рекс, его трахательный модик для голубых, так что ему было не до Фуада. Но мне его даже жалко стало.

– Ох, – сказал я. Я забеспокоился, услышав о том, что Жак кого-то пожалел. Если бы это было правдой, то небеса разверзлись бы или еще что-нибудь такое случилось. Однако небеса вроде бы были в порядке.

Жак беспокойно завертелся на табурете.

– Ну, похоже, Фуад никогда не имел своего банковского счета. Он держал деньги в старой коробке из-под сигар или где-то еще. Потому ему и пришлось выписывать банковский чек. Вот он и остался теперь с банковским чеком на чужое имя и никак не может вернуть свои двадцать четыре сотни киамов.

– Ага, – сказал я. Я начал понимать, в чем сложность дела.

– Он хочет, чтобы я оплатил ему чек, – сказал Жак.

– Так оплати.

– Не знаю, – сказал Жак. – Слишком большая сумма.

– Тогда не плати.

– Да, но…

Я раздраженно посмотрел на него:

– Ладно, Жак, какого черта ты от меня хочешь?

Несколько мгновений он смотрел в свой пустой стакан. Я никогда не видел его в таком замешательстве. За многие годы он не раз со злобной радостью напоминал мне, что я наполовину француз, наполовину бербер, в то время как он превосходит меня на целого европейского деда. Наверное, ему пришлось изрядно побороться с собой, прежде чем прийти просить у меня совета.

– Магрибинец, – сказал он, – за последнее время ты приобрел репутацию человека, который умеет улаживать дела. То есть решать проблемы и все такое.

Да уж конечно. С тех пор как я стал невольным мстителем у Фридландер-Бея, мне приходилось разбираться прямо и жестоко со всякого рода плохими парнями. Я представлял себе, как они перешептываются: «Берегись Марида – теперь он может всем нам кости переломать».

Я начал становиться в Будайине силой, с которой нельзя не считаться. И не только в Будайине – в остальной части города тоже. Временами у меня бывали дурные предчувствия на этот счет. Как бы ни интересовали меня задачи, которые ставил передо мной Папа, частенько бывало, что мне хотелось спокойно управлять своим маленьким клубом, несмотря на всю привлекательность той силы, которой я теперь обладал.

– Чего ты от меня хочешь, Жак? Прижать того парня, который облапошил Фуада? Взять его за глотку и трясти, пока он не продаст ему фургон?

– Нет, Марид, это глупо. У парня уже нет фургона.

Я потерял терпение:

– Так чего же, черт возьми, тебе надо?

Жак посмотрел на меня и тут же отвел глаза.

– Я взял у Фуада чек и не знаю, что с ним делать. Просто скажи что.

– Господи, Жак, я просто отложил бы дело. Я положил бы его на свой счет и подождал бы, пока по нему не выплатят деньги. Когда двадцать четыре сотни киамов появятся на моем счету, я снял бы их и отдал Фуаду. Но не прежде. Подожди, пока оплатят чек.

Лицо Жака расплылось в неверной улыбке:

– Спасибо, Марид. Знаешь, что на Улице тебя теперь зовут аль-Амин? Верный? Теперь ты в Будайине большая фигура.

Некоторые из моих менее богатых соседей обращались ко мне как к шейху Мариду Верному лишь потому, что я ссужал им немного денег и открыл несколько бесплатных столовых. Не слишком много. В конце концов, святой Коран требует, чтобы мы заботились о ближних.

– Да уж, – кисло сказал я, – шейх Марид. Это я.

Жак пожевал губу и принял решение.

– Тогда почему ты этого не сделаешь? – спросил он. Он вынул из кармана рубашки зеленый чек и положил его передо мной. – Почему бы тебе не пойти и не положить его для Фуада? У меня просто времени нет.

– У тебя времени нет? – рассмеялся я.

– У меня других забот хватает. Кроме того, есть причины, по которым я не хочу, чтобы у меня на счету появились бы двадцать четыре сотни киамов.

Я воззрился на него. Это было так похоже на Жака.

– Это твоя проблема, Жак. Сегодня вечером ты чуть не сделал настоящее дело, но в самый ответственный момент начал тормозить. Нет, я не вижу причины, почему это должен делать я.

– Я тебя как друга прошу, Марид.

– Да сделаю я, сделаю, – сказал я. – Я заступлюсь за Фуада. Если ты так боишься попасть впросак, то я гарантирую чек. У тебя есть что-нибудь под рукой?

Жак протянул мне ручку, я перевернул чек и подписал его – сначала написал имя парня, который разбил Фуаду сердце, затем поставил собственную подпись. Потом кончиками пальцев придвинул чек Жаку.

– Я запомню это, Марид, – сказал он.

– Знаешь, Жак, в юности нужно читать побольше сказок. Ты ведешь себя прямо как какой-нибудь дурной принц, который проезжает мимо несчастной старушки. Дурные принцы, сам знаешь, всегда кончают в животе у джинна. Или ты невосприимчив к народной мудрости, европеец?

– Я не нуждаюсь в нравоучениях, – нахмурившись, сказал Жак.

– Слушай, в благодарность я кое-чего хочу от тебя.

Он вяло улыбнулся:

– Конечно, Марид. Бизнес есть бизнес.

– А дела есть дела. И делаются они именно так. Я хочу, чтобы ты оказал мне маленькую услугу, mon ami. Последние несколько месяцев Фридландер-Бей говорил о том, что хочет заняться индустрией цифровой связи. Он просил меня присмотреть человека живого и трудолюбивого, для того чтобы тот представлял его новое предприятие. Как ты думаешь насчет того, чтобы занять перспективную должность?

Хорошее настроение Жака враз улетучилось.

– Не думаю, чтобы у меня было на это время, – сказал он. Голос у него был весьма встревоженный.

– Тебе понравится. Ты накуешь столько денег, иншалла, что забудешь о всех своих прочих проблемах.

Это был как раз тот случай, когда воля Аллаха совпадала с волей Фридландер-Бея. У Жака глаза забегали, как у животного, угодившего в ловушку.

– Я правда не хочу…

– Я думаю, ты хочешь, Жак. Но сейчас об этом не беспокойся. Мы обсудим это за ленчем через день-два. А теперь – спасибо, что пришел ко мне со своей проблемой, Я думаю, для нас обоих это будет очень хорошо.

– Сунь его в банкомат, – сказал он.

Он встал с табурета, пробормотал что-то себе под нос и ушел. Я мог поспорить, что он глубоко сожалеет о том, что пришел нынешней ночью к Чири. Я чуть не рассмеялся, глядя на его физиономию, когда он уходил.

Немного позже в клуб вошел высокий сильный негр с обритой головой и угрюмым лицом. Это был мой раб, Кмузу. Он встал прямо у двери, дожидаясь, когда я расплачусь с Чири и танцовщицами и закрою бар. Кмузу должен был отвезти меня домой. И еще он следил за мной для Фридландер-Бея.

Чири всегда была рада его видеть.

– Кмузу, милашка, присядь и выпей! – сказала она. За последние шесть часов она впервые так обрадовалась. Хотя ей не слишком с ним везло. Чири очень нравилось тело Кмузу, но он, казалось, не отвечал ей взаимностью. Думаю, что Чири начала сожалеть о татуировке и ритуальных шрамах на своем лице, потому что они, похоже, его смущали. И все же каждый вечер она предлагала ему выпить, а он отвечал, что он верующий христианин и спиртного не пьет, и вместо этого позволял ей налить себе стакан апельсинового сока. И еще он говорил ей, что не может думать о нормальных отношениях с женщиной, пока не получит свободу.

Он понимал, что я хочу дать ему свободу, но не сейчас. С одной стороны, Папа – Фридландер-Бей – подарил его мне, но не позволил бы объявить никого из невольников свободным. С другой стороны, как бы мне ни было противно это сознавать, мне нравилось иметь Кмузу под рукой.

– Иди сюда, мисхер Босс, – сказала Чири. Она забрала дневные счета, сунула в карман причитавшуюся ей половину выручки и теперь похлопывала по внушительной пачке киамов, что лежала передо мной на стойке. Мне не сразу удалось преодолеть чувство вины от того, что я каждый вечер отвожу в банк столько денег, ничего не делая, но под конец я победил. Больше меня это не обременяло. Я спонсировал хорошую работу бара, и стоило мне это пять процентов недельного дохода.

– Забирайте деньги, – сказал я. Дважды приглашать не пришлось. Настоящие девушки, сексобменки и дооперационные первы, что работали у Чири в ночную смену, выстроились за своей зарплатой и комиссионными за спиртное, которое они добыли. Винди, Кэнди и Пуалани забрали свои деньги и, не сказав ни слова, поспешили в ночь. Лили, которая вот уже несколько месяцев была влюблена в меня по уши, чмокнула меня в щечку и прошептала приглашение прийти выпить с ней. Я просто легонько похлопал ее по попке и повернулся к Ясмин.

– Она откинула за спину свои прекрасные черные волосы.

– Индихар ждет тебя? – спросила она. – Или ты по-прежнему спишь один?

Она взяла деньги из моей руки и вслед за Лили пошла прочь из клуба. Она никогда не простит мне женитьбы.

– Приструнить ее, Марид? – спросила Чири.

– Нет, но все равно спасибо.

Я был благодарен ей за заботу. За исключением нескольких коротких периодов недопонимания, Чири много лет была моим самым лучшим другом в городе.

– С Индихар все в порядке? – спросила она.

– В порядке. Я почти не вижу ее. У нее и детей собственные апартаменты в другом крыле дворца Папы. Ясмин была права насчет того, что я сплю один.