Текст книги "Марид Одран"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 56 страниц)

Наконец Яварски добрался до последнего дома в этом квартале и взбежал на крыльцо. Шакнахай старательно прицелился и выстрелил. Яварски пошатнулся.

– Пошли, – сказал Шакнахай, хватая ртом воздух, – кажется, я попал.

Он распахнул дверцу автомобиля и упал на мостовую. Я выпрыгнул и помог ему встать.

– Где же они? – пробормотал Шакнахай.

Я оглянулся. Группа полицейских уже бежала по лестнице дома, в котором скрылся Яварски, а на улице я увидел три патрульные машины.

– Они тут, Иржи, – сказал я. Его лицо стало серым.

Шакнахай прислонился к простреленному автомобилю и судорожно вздохнул.

– Черт, больно, – выдавил он еле слышно.

– Ничего, Иржи. Сейчас отвезем тебя в больницу.

– Тут не просто совпадение – звонок по поводу Он Чонга, а затем этот Яварски.

– О чем ты говоришь? – спросил я.

Ему было очень плохо, но в машину он не садился.

– «Дело Феникса», – сказал он, глядя мне в глаза, словно хотел, чтобы я запомнил все, что он сообщит мне сейчас. – Хайяр спустил его на тормозах, но я сделал для себя все необходимые записи. Им это не понравилось. Возьми на заметку, кому передадут мои дела. Но ничего не говори об этом, иначе до тебя тоже доберутся.

К дьяволу «Дело Феникса», Иржи. – Я правда здорово волновался за него.

– Возьми это. – Он вытащил из кармана тетрадь в коричневой виниловой обложке. Потом глаза его закрылись, и он сполз на землю около машины. Я посмотрел на водителя. – Вы заберете его в больницу.

Маленький лысый человечек сначала уставился на меня, затем перевел взгляд на Иржи. – Он перепачкает мне все чехлы, – сказал этот мышонок.

Я схватил ублюдка за шиворот и выбросил из машины.

Потом я со всей осторожностью устроил Шакнахая на заднем сиденье и помчался в госпиталь. В жизни я никогда не ездил с такой скоростью.

Но это уже не имело никакого значения. Я опоздал.

Глава 9

Я вспоминаю рубаи Хайяма, нечто на тему раскаяния:

 
Смертный, думать не надо о завтрашнем дне,
Станем думать о счастье, о светлом вине,
Мне раскаянья Бог никогда не дарует,
Ну, а если дарует – зачем оно мне?
 

Будь добра, Чири, сказал я, протягивая опустевший стакан.

В клубе почти никого не осталось. Было уже поздно, я устало закрыл глаза и прислушался к музыке, пронзительной и гремящей: Кэнди обычно эту какофонию включала, когда подходила ее очередь танцевать. Мне становилось не по себе от одних и тех же песен.

– Почему бы тебе не пойти домой? – спросила меня Чири. – Я прекрасно справлюсь одна. В чем дело? Или ты не доверяешь мне?

Я открыл глаза. Она поставила передо мной cтакан водки. Никакая выпивка не могла излечить мою глубокую апатию. Я мог пить ночи напролет, не пьянея. Оставалась только резь в желудке и головная боль, но желанное облегчение не приходило.

– Да нет, Чири, – ответил я. Я могу остаться. Занимайся своими делами, закрывай клуб. Скоро уже час, как никто не заходит.

– Что с тобой? – забеспокоилась Чири.

Я ничего не сказал ей о Шакнахае. Я никому не говорил о нем.

– Чири, у тебя нет никого, кому можно пору-чип» кое-какую грязную работу?

Она даже глазом не моргнула: Вот за что она мне нравилась, невозмутимая моя Чири.

– Разве ты не можешь найти профессионала? С твоими-то связями? Или у Палочки мало головорезов?

Я мотнул головой:

– Мне нужен человек, которому я доверял бы И на чью скромность мог бы рассчитывать впоследствии.

Чири усмехнулась:

– В общем, такой человек, каким был ты, пока тебе не выпал счастливый номер. А что ты скажешь о Моргане? Он умеет подчиняться и, думаю, не продаст тебя.

– Не знаю, – сказал я.

Морган был широкоплечим блондином, американцем из Федеративной Новой Англии. Мы вращались в разных кругах, но если его рекомендовала Чири, с ним было все о'кей.

– Зачем он тебе нужен? – спросила она.

Я почесал щеку. В глубине зала я видел свое отражение в зеркале: моя рыжая борода заметно поседела.

– Я хочу, чтобы он выследил для меня одного человека. Другого американца.

– Кстати, Морган – настоящий американец. Из Америки.

– Угу, – кисло ответил я. – Если они разорвут друг друга на части, никто о них не заплачет. Можешь ли ты связаться с ним прямо сейчас?

Она с сомнением покачала головой:

– Сейчас два ночи.

– Скажи ему, что здесь его ждет сотня киамов. Пусть придет поговорить со мной.

– Он придет, – сказала Чири. Она выудила из сумочки телефонную книжку и сняла трубку.

Я залпом опрокинул полстакана водки и уставился на входную дверь. Я ждал двоих.

– Ты выдашь нам жалованье? – спросила Чири минуту спустя.

Я смотрел на дверь и не слышал, что замолкла музыка, не видел, что все пять танцовщиц уже были одеты. Я встряхнул головой, прогоняя туман, но это не помогло.

– Ну, как у нас дела? – спросил я.

– Как всегда, – ответила Чири. – Паршиво.

Я разделил с ней пачку купюр и начал отсчитывать деньги девочкам. У Чири был список напитков, заказанных для них клиентами. Я подсчитал комиссионные и приплюсовал их к жалованью.

– Пусть завтра вечером никто не приходит, – сказал я.

– Правильно, – согласилась Кэнди, схватив свои деньги и устремляясь к выходу. Лили, Рани и Жамиль ждали своей очереди.

– С тобой все в порядке, Марид? – спросила Ясмин. Я взглянул на нее с благодарностью.

– Нормально, – сказал я. – Потом расскажу.

– Не хочешь ли позавтракать со мной?

Это было бы здорово. Я не выходил никуда с Ясмин целую вечность. Да и с любой другой девчонкой тоже. Но сегодня у меня было неотложное дело.

– Давай перенесем встречу на завтра, Ясмин, – предложил я.

– Хорошо, Марид, – сказала она, уходя.

– Тебе кто-то перешел дорогу? – спросила Чири.

Я помотал головой.

– Иди домой, Чири.

– А ты останешься сидеть один в темноте? Я помахал ей рукой. Чири пожала плечами и ушла. Я допил водку и плеснул еще. Через двадцать минут в клуб вошел тот самый блондин, американец. Он кивнул мне и что-то сказал по-английски.

Я ответил жестом непонимания, открыл свой дипломат, вынул англоязычный дэдди и включил его. Всего одну секунду мой мозг расшифровывал только что услышанную фразу, а затем дэдди заработал так, будто я всю жизнь говорил по-английски.

– Прости, что побеспокоил тебя в столь поздний час, Морган, – сказал я.

Он провел своей могучей рукой по волосам. – Так что же у тебя случилось?

– Хочешь выпить?

– Если за счет заведения, не откажусь от стаканчика пива.

– Наливай сам.

Он перегнулся через стойку и поставил чистый стакан под один из кранов.

– Чири говорила мне что-то насчет сотни киамов.

Я вытащил деньги. Толщина пачки приводила меня в ужас. Либо мне следовало почаще посещать банк, либо меня должен был охранять с утре до ночи Кмузу. Я отсчитал пять двадцатикиамовых банкнотов и подтолкнул их Моргану.

Он вытер губы тыльной стороной руки и придвинул деньги к себе. Морган взглянул на банкноты, потом опять на меня.

– А теперь – можно идти? – спросил он.

– Конечно, – кивнул я, – если не хочешь заработать еще тысячу.

Он пристроил на нос очки в железной оправе и улыбнулся. Интересно, эти очки он носил во необходимости или же как дань моде? Если бы у Моргана было плохое зрение, он мог бы довольно дешево восстановить его.

– Это будет поинтереснее моей нынешней работы, – сказал он.

– Вот и хорошо. Мне нужно разыскать одного человека, – И я рассказал ему про Пола Яварски.

Когда я упомянул Флэтхедскую банду, Морган понимающе кивнул.

– Это тот самый парень, который сегодня убил полицейского? – поинтересовался он.

– Да. Он сбежал.

– Но в таком случае полиция до него рано или поздно доберется – спорю на что угодно.

На моем лице не дрогнул ни один мускул.

– Я не хочу слышать насчет «рано» или «поздно». Я сейчас хочу знать, где он, и задать ему пару вопросов перед тем, как он попадет в руки правосудия. Вероятно, он где-то затаился, раненный из игломета.

– И ты платишь тысячу киамов за этого парня? Я плеснул себе в стакан лимонного сока и отпил немного.

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я его поучил?

– Просто разыщи его – надо опередить Хайяра.

– А-а, – догадался Морган, – начинаю тебя понимать. После того как в него запустит когти лейтенант, Яварски уже ничего никому не расскажет.

– Точно. А мы этого не хотим.

– Не хотим, верно. А ты дашь мне аванс?

– Пятьсот сейчас и столько же – после. – Я отсчитал ему пятьсот киамов. – О результатах я узнаю завтра?

Морган сграбастал деньги и хищно усмехнулся:

– Спокойной ночи. Завтра на рассвете адрес и телефон Яварски будет у тебя в руках.

Я встал.

– Допивай свое пиво и пошли. Здесь мне становится тоскливо.

Морган оглядел темное кафе.

– Без девочек и зеркальных шаров действительно скучновато. – Он залпом допил стакан и поставил его на стойку.

Я проводил его до двери.

– Разыщи мне Яварски, – еще раз сказал я.

– Считай, он у тебя в кармане. – Морган махнул рукой и вышел.

Я снова сел за свой столик. Для меня ночь еще не закончилась.

Перед приходом Индихар я успел опорожнить еще пару стаканчиков. Я ждал ее.

На ней было свободное голубое пальто, а волосы повязаны каштаново-золотистым шарфом. Лицо напряженное и бледное, губы плотно сжаты. Она подошла к столику и поглядела на меня сухими глазами. Я не мог представить себе плачущую Индихар.

– Мне надо поговорить с тобой, – сказала она холодно и спокойно.

– Именно для этого я здесь, – сказал я. Индихар отвернулась и посмотрела на свое отражение в зеркале за сценой.

– Сержант Катавина говорил, что ты был не в форме сегодня утром. Это правда? – Она снова перевела взгляд на меня, ее лицо оставалось абсолютно спокойным.

– Правда ли это? – повторил я. – Что я плохо себя чувствовал?

– Что ты был под балдой или с похмелья, когда вышел на работу вместе с моим мужем?

Я вздохнул.

– Мы накануне погуляли… Правда, не очень сильно.

Она сжимала и разжимала руки. Ее рот скривился.

– Ты не думаешь, что у тебя была замедленная реакция?

– Нет, Индихар, – ответил я. – Не думаю, что это как-то на меня повлияло. Ты хочешь обвинить меня в том, что случилось? Ты пришла сюда для этого?

Она медленно повернулась ко мне лицом и посмотрела мне прямо в глаза.

– Да, я хочу обвинить тебя. Ты не спешил к нему на помощь и вовремя не прикрыл его. Если бы ты сделал это, он остался бы жив.

– Ты не можешь обвинить меня. – Я ощущал дурноту, а отвратительная пустота где-то внутри усиливала это ощущение в несколько раз. Чувство вины крепло во мне с той минуты, когда я оставил Шакнахая на больничной койке под пропитанной кровью простыней на лице.

– Мой муж был бы жив, и у моих детей был бы отец. А сейчас у них нет отца. Я еще не сказала им. Я не могу признаться в этом даже себе. Может быть, только завтра я пойму, что Иржи больше нет, и буду решать, как мне прожить без него день, неделю, всю оставшуюся жизнь.

Подкатила внезапная тошнота, и я закрыл глаза. Может, мне все это кажется? Должно быть, это ночной кошмар. Когда я открыл глаза, Индихар все еще глядела на меня. Что ж, как бы там ни было, нам предстоит доиграть эту жуткую сцену.

– Я…

– Не говори мне, что сожалеешь об этом, сукин ты сын, – сказала она, не повышая голоса. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил мне об этом.

Я сидел и слушал все, что она хотела мне высказать. Все эти обвинения я уже давно предъявил себе. Если б я не напился накануне, если бы утром не глотал соннеин…

Наконец она замолчала, глядя на меня с выражением отчаяния. Всем своим видом, самим фактом своего присутствия она обвиняла меня. Мы оба думали об одном, и этого было достаточно. Потом она повернулась и твердой, уверенной походкой вышла из клуба.

Я чувствовал себя полностью уничтоженным. Я нашел телефон, по которому звонила Чири, и назвал свой домашний код. Раздалось три гудка, прежде чем Кмузу ответил.

– Ты приедешь за мной? – спросил я, еле ворочая языком.

– Ты у Чириги? – спросил он.

– Да. Приезжай быстрее, пока я не покончил с собой. – Я брякнул аппарат на стойку и налил себе еще стакан, чтобы убить время до появления Кмузу.

Когда он приехал, у меня уже был готов для него подарочек. – Протяни руку, – приказал я. – Что это, яа Сиди?

Я высыпал в его ладонь все таблетки из коробочки, захлопнул ее и убрал в карман..

– С этим покончено, – сказал я. Выражение его лица не изменилось. Он сжал таблетки в кулаке.

– Вы поступили мудро, – произнес Кмузу.

– Я немного запоздал.

Я поднялся и вышел за ним в ночную прохладу; запер кафе, и мы поехали домой. Я долго стоял под душем, подставив тело под обжигающие струи, пока горячая вода не сняла с меня часть напряжения. Затем вытерся и направился в спальню. Кмузу принес мне чашечку горячего шоколада. Я пригубил ее с благодарностью. – Вам понадобится что-нибудь еще, яа Сиди? – спросил он.

– Послушай, Кмузу. Завтра я не пойду на работу. Дай мне поспать, ладно? Я не хочу, чтобы мне мешали, не хочу подходить к телефону и разбираться с чужими проблемами.

– Если только хозяин дома не потребует вас к себе, – напомнил Кмузу.

Я вздохнул:

– Разумеется. Но в любом другом случае…

– Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили.

Я не включил дэдди-будильник и спад всю ночь беспокойно. Несколько раз я просыпался от ночных кошмаров, пока наконец на рассвете не уснул глубоким сном измученного человека. Я выбрался из постели лишь к полудню. Надел старенькие джинсы и клетчатую рубашку, которые я не часто носил в доме Фридлендер Бея.

– Вы не хотите позавтракать, яа Сиди? – спросил Кмузу.

– Нет, я хочу сегодня отдохнуть от еды. Он нахмурился:

– Вас сегодня ожидает одно важное дело.

– Попозже, – согласился я.

Я подошел к столу, на который бросил вечером дипломат, и выбрал из коробки модди Мудрого Советника. Решив, что мой утомленный мозг нуждается в срочной терапии, я сел в удобное кресло, обтянутое черной кожей, и включил модди.

Когда-то в Мавритании жил-был (а может, никогда и не жил) знаменитый дурак, обманщик и мошенник по имени Марид Одран. Однажды, когда Одран вел свой кремовый вестфальский седан, направляясь по важному делу, с ним столкнулась другая машина – старая, требующая ремонта. И хотя водитель этой развалины сам был виноват во всем случившемся, он выскочил из груды обломков и заорал на Одрана:

– Посмотри, что ты сделал с моей прекрасной машиной!

Этот водитель был лейтенант полиции Хайяр. За ним из машины вылезли Реда Абу Адиль, шиит Хасам и Пол Яварски. Все четверо стали угрожать Одрану и оскорблять его, хотя он повторял, что не совершил никакого нарушения.

Яварски пнул ногой искореженное крыло автомобиля.

– Ему концы, – сказал он. – По совести, ты должен отдать нам свою машину.

Одран был один против четверых, враждебно настроенных людей. Он вынужден был согласиться.

– А ты не собираешься вознаградить нас за то, что мы наставили тебя на истинный путь? – спросил Хайяр.

– Если бы мы не настояли на своем, – сказал Хасан, – твои действия привели бы тебя к вражде с Аллахом.

– Вероятно, – ответил Одран. – И сколько же я вам должен за эту услугу?

Реда Абу Адиль развел руками, словно говорил об очевидном.

– Плата чисто символическая, как должно быть между братьями по вере, – сказал он. – Ты можешь дать каждому из нас по сотне киамов.

Одран передал ключи от кремового седана лейтенанту Хайяру и заплатил каждому по сотне.

Весь жаркий солнечный день Одран толкал разбитый автомобиль Хайяра в направлении города. Он припарковал его в. середине рыночной площади и пошел искать Саида Халф-Хаджа.

– Ты должен помочь мне рассчитаться с Хайяром, Абу Адилем, Хасаном и Яварски, – сказал он ему, и тот согласился.

Одран прорезал дыру в полу автомобиля, а Саид лег на пол с небольшим мешочком золотых монет, закрыв дыру одеялом так, что его не стало видно. Одран завел мотор и стал ждать.

Некоторое время спустя появились четверо негодяев. Они застали Одрана сидящим в тени разбитого автомобиля и засмеялись.

– Он не проедет и двух дюймов! – засмеялся Яварски. – Для чего ты разогреваешь мотор?

Одран взглянул на него.

– У меня свои причины, – сказал он. и улыбнулся, словно скрывал чудесную тайну.

– Какие причины? – потребовал Абу Адиль. – Наверно, у тебя спеклись мозги на солнышке?

Одран встал и потянулся.

– Думаю, мне нужно вам рассказать, – с легкомысленным видом произнес он. – Ведь именно вам я обязан своей удачей.

– Удачей? – подозрительно переспросил Хайяр.

– Вот, – указал Одран, – смотрите. – И подвел четверых мерзавцев к открытому капоту автомобиля.

– Писайте туда! – велел он.

– Нет, ты точно спятил, – сказал Яварски.

– Тогда я сделаю это сам, – сказал Одран и подкрепил свои слова делом. – Момент!.. Вот! Слышите?

– Ничего не слышу! – ответил Хасан.

– Слушайте! – приказал Одран.

Из-под машины послышался нежный звон: «дзинь!», «дзинь!».

– Взгляните!

Реда Абу Адиль опустился на четвереньки и, несмотря на пыль и унизительную позу, заглянул под автомобиль.

– Будь я проклят! – закричал он. – Золото! – Он распластался на земле и протянул руку. Когда он выпрямился, в руке его были золотые монеты. Он показал их изумленным дружкам.

– Слушайте, – вновь призвал Одран.

И все снова услышали («дзинь!», «дзинь!») звон падающих золотых монет.

– Он мочится в автомобиль, – пробормотал Хасан, – а из автомобиля падает золото.

– Пусть Аллах дарует тебе процветание, если ты отдашь мне обратно мою машину! – закричал лейтенант Хайяр.

– Нет, я не могу этого сделать, – ответил Одран.

– Забирай свой кремовый вестфальский седан, и по рукам, – предложил Яварски.

– Нет, – повторил Одран.

– Каждый из нас даст тебе в придачу по сотне киамов, – г сказал Абу Адиль.

– Нет, – сказал Одран.

Они все просили и просили без устали, а Одран отказывался и отказывался. В итоге они предложили возвращение седана и по пятьсот киамов с носа. Только тогда он согласился.

– Приходите через час, – сказал Одран. – Ведь я владелец имущества, оставшегося в машине.

Когда они ушли, Одрам, и Саид разделили между собой полученные деньги.

Я зевнул и отключил Мудрого Советника. Мне пришлось по душе увиденное, за исключением шиита Хасана, давно умершего, который при всем своем желании никак не мог ездить на автомобиле. Я прикинул, что могла бы для меня значить эта забавная история. И понял, что подсознание мое все это время работало над задачей, поставленной передо мной врагами. Догадка меня порадовала. Я уже понял, что силой ничего не добьешься. Тем более у меня ее и не было.

И тут я почувствовал себя несколько иным человеком: более решительным, что ли. Я был свободен, голова моя была ясной. Свирепо стиснув челюсти, я ощутил, что никто никогда больше не сможет мной командовать. Смерть Шакнахая сде-

лала меня другим, вдохнула в меня новые силы. Я словно находился в беспримесном кислороде: светлом, чистом и взрывоопасном.

– Яа Сиди, – тихо сказал Кмузу. – Что такое?

– Хозяин дома сегодня болен и просит вас заменить его в одном небольшом деле.

Я снова зевнул: – А-а, хорошо. В каком же?

– Я не знаю.

Новое чувство свободы заставило меня забыть о том, что подумает Фридлендер Бей о моей одежде. Теперь это больше не имело значения. Папочка держал меня на привязи, но довольно, теперь я не намерен мириться с этим. Я даже хотел прямо намекнуть ему об этом, но его болезненный вид заставил меня отложить свое решение.

Он сидел в постели, обложившись высокими подушками. В ногах у Фридлендер Бея был столик на колесиках с большой стопкой деловых папок, отчетов, разноцветных дискет и крошечный микрокомпьютер. В одной руке он держал чашку горячего ароматного чая, а в другой – один из подаренных Умм Саад фиников. Вероятно, Умм Саад думала своим подарком задобрить Папочку, надеясь, что он забудет свое последнее приказание. Если честно, проблемы Фридлендер Бея с Умм Саад казались мне сейчас мелкими и банальными; в разговоре с Папочкой я даже не упомянул о ней.

– Я молюсь о твоём здоровье, – подал я голос. Папочка поднял на меня глаза и поморщился:

– Ничего серьезного, о мой племянник. Просто тошнота и головокружение.

Я наклонился и поцеловал его в щеку. Он что-то невнятно пробормотал.

Я ждал, что Папочка объяснит, по какому делу позвал меня.

– Юсеф доложил мне, что внизу в приемной сидит толстая сердитая женщина, – сказал он, нахмурившись. – Ее имя Тема Оквит. Она пришла издалека с просьбой ко мне и ждет, призвав на помощь Аллаха и меру терпения. – С какой просьбой? – спросил я.

Папочка пожал плечами:

– Она представляет новое правительство Республики Сонгей.

– Никогда не слыхал о ней.

– Месяц назад эта страна называлась Славное Королевство Сегу. Перед этим была Магистратом Тимбукту, еще раньше – Мали, а еще прежде частью французских владений в Западной Африке.

–. Значит, женщина по фамилии Оквит – эмиссар нового режима?

Фридлендер Бей кивнул. Он хотел. сказать что-то еще, но его глаза закрылись, а голова упала на подушки. Фридлендер Бей провел рукой по лбу.

– Прости меня, племянник, – простонал он. – Я не очень хорошо себя чувствую.

– Тогда не думай сейчас ни об этой женщине, ни о ее просьбе.

– Проблема такова: король Сегу, потеряв свое королевство, бежал. С собой он прихватил королевскую сокровищницу. Это уж само собой разумеется, короли всегда так поступают. Его приближенные уничтожили в столичных компьютерах все документы. Республика Сонгей начала свое существование без каких бы то ни было сведений о численности своего населения и даже о государственных границах. Не было баз налогообложения, не было списка государственных служащих и их обязанностей, а также точной информации о вооруженных силах. Сонгей в преддверии катастрофы.

Я понял все.

– Итак, они посылают к нам человека. Хотят, чтобы в их стране навели порядок.

– Без системы налогообложения новое государство не сможет платить своим служащим и, стало быть, не сможет нормально функционировать. Сонгей скоро ожидает всеобщая забастовка. Военнослужащие дезертируют, и страна окажется беззащитной перед любым соседним государством.

– Но что нужно этой женщине от тебя? Папочка развел руками.

– Проблемы Сонгей не в моей компетенции, – сказал он. – Я говорил тебе, что мы с Реда Абу Адилем поделили мусульманский мир на сферы влияния. Эта страна находится в его юрисдикции. Я не имею дела с государствами, прилегающими к Сахаре.

– Оквит должна была сначала обратиться к Абу Адилю.

– Совершенно верно. Юсеф передал ей записку, но она накричала на него и ударила беднягу. Она думает, что мы хотим вынудить ее государство заплатить нам огромную сумму.

Папочка поставил чашку, порылся в бумагах, разбросанных в беспорядке по его одеялу, и дрожащей рукой протянул мне толстый конверт:

– Вот материалы и контракт, которые она мне предложила. Скажи, чтобы она передала все это Абу Адилю.

Я испустил тяжелый вздох. Встреча с Оквит быть приятной не обещала.

– Я поговорю с ней, – сказал я.

Папочка задумчиво кивнул. Он сбросил с плеч одно неприятное дело и уже начал обдумывать другое. Пробормотав несколько учтивых фраз, я вышел из комнаты. Он даже не заметил моего исчезновения.

Кмузу ожидал меня в коридоре, ведущем из Папочкиной квартиры.

Я передал ему свой разговор с Фридлендер Беем.

– Я иду на встречу с этой женщиной, – сказал я, – после чего мы вместе поедем к Абу Адилю.

– Хорошо, яа Сиди, но, может быть, мне стоит подождать вас в машине, ведь Реда Абу Адиль, без сомнения, считает меня предателем.

– Хм… Это потому, что ты раньше был телохранителем его жены, а теперь служишь у меня?

– Потому, что он хотел, чтобы я стал шпионом а доме Фридлендер Бея, а я больше себя таковым не считаю.

С самого начала я догадывался о том, что Кмузу – осведомитель, но считал его шпионом Папочки, а не Абу Адиля. – Значит, ты не передаешь ему сведений?

– Кому, яа Сиди?

– Абу Адилю.

Кмузу улыбнулся честно и открыто:

– Я уверяю вас, что нет. Но хозяину дома я, конечно, передаю все.

– Ладно, с этим разобрались.

Мы спустились по лестнице и остановились на пороге приемной. Говорящие Камни стояли по обеим сторонам двери. Они угрожающе поглядели на Кмузу. Кмузу сверкнул глазами в ответ. Я проигнорировал их всех и вошел в дом.

Как только я ступил на порог, чернокожая женщина вскочила с места.

– Я требую объяснений! – закричала она. – Предупреждаю вас, что я законный посол правительства Республики Сонгей.

Я прервал ее речь, остановив женщину строгим взглядом.

– Мадам Оквит, – сказал я, – я подтверждаю информацию, полученную вами ранее. Вы действительно обратились не по адресу. Но я берусь устроить ваше дело, передав документы из этого конверта шейху Реда Абу Адилю – человеку, принимавшему участие в основании Королевства Сету. Он окажет вам необходимую помощь.

– А какую плату вы просите за посреднические, услуги? – выпалила Оквит.

– Платы не надо, – пожал я плечами. – Это жест дружбы по отношению к новой исламской республике.

– Наша страна очень молода. Мы не верим в дружбу на словах.

– Ваше право. – Я снова пожал плечами. – Неудивительно, что король Сегу не доверял вам. – Я повернулся и вышел из комнаты.

Мы с Кмузу быстро зашагали по коридору к большой деревянной входной двери. За нами по выложенному плиткой полу раздавались торопливые шаги Оквит.

– Подождите! – закричала она. В ее голосе я расслышал примирительные интонации.

Я остановился и повернулся к ней.

– Да» мадам? – отозвадся я.

– Этот шейх… он действительно мне поможет? Или он просто какой-нибудь особенно изворотливый мошенник?

Я холодно улыбнулся ей: – Не понимаю причин вашего недоверия. Ситуация ваша безнадежна, и Абу Адиль ухудшить ее не может. Терять вам нечего. Вы можете только приобрести.

– Мы не богаты, – сказала Оквит. – После того как король Олуйими довел народ до нищеты и промотал наше небольшое национальное достояние, у нас еще осталось немного золота…

Кмузу поднял руку. Должен заметить, что он редко вмешивается в чужие разговоры.

– Шейх Реда заинтересован не столько в вашем богатстве, сколько в могуществе, – заявил он.

– Могуществе? – переспросила Оквит. – Какое могущество ему нужно?

– Он упрочит ваше положение, – объяснил Кмузу, – и попутно воспользуется кое-какой информацией.

Я почувствовал, что она заколебалась.

– Тогда я настаиваю на том, чтобы именно вы отвезли меня к этому человеку. Это мое право.

Мы с Кмузу переглянулись. Каждый из нас знал, что в ее положении наивно думать о каких бы то ни было правах.

– Хорошо, – сказал я. – Но я первым переговорю с Абу Адилем.

Она поглядела на меня с подозрением:

– Это зачем?

– Затем, что так надо.

Мы с Кмузу вышли. Он направился к машине, а я тем временем грелся на солнышке. Через минуту ко мне присоединилась мадам Оквит. Вид у нее был разгневанный, но она молчала.

На заднем сиденье седана я открыл дипломат и, выбрав из коробки модди Крутого Парня, подаренный Саидом, подключил его. Модди внушил мне правдоподобную иллюзию – теперь никто не мог помешать мне: ни Абу Адиль, ни Хайяр, ни Кмузу, ни Фридлендер Бей.

Оквит села рядом со мной, отодвинувшись как можно дальше, сцепив руки на коленях и глядя в окно. Ее мнение на мой счет было мне глубоко безразлично. Я снова открыл тетрадь Шакнахая в коричневой виниловой обложке. На первой странице было крупно выведено: «Дело Феникса». Ниже следовало несколько записей:

«Исхак Абдул-Хади Бухатта – Элво Чами (сердце, легкие)

Андреа Свобик – Фатима Хамдан (желудок, кишечник, печень)

Аббас Карами – Набил Абу Халиф (почки, печень)

Бланко Матаро».

Шакнахай бью уверен, что между четверкой имен в левой половине листа была какая-то связь, но, по словам Хайяра, это были всего лишь «незавершенные дела». Под именами Шакнахай написал три арабские буквы: «Алиф», «Лами», «Мим», соответствующие латинским «А», «Эль», «Эм».

Что бы это значило? Может, акроним? Я мог бы найти сотню организаций, сокращенное название которых было бы «A.Л.M.». Или же «А» и «Л» означали определенный артикль, а «М» – первую букву фамилии какого-нибудь аль-Манура или аль-Магреби. А может быть, Шакнахай использовал сокращение: Альмани (немецкий), или алмаз (бриллиант), или еще что-нибудь в этом роде. Я призадумался, смогу ли я вообще без знания шифра Шакнахая понять обозначение этих трех букв.

Я вставил кассету в аудиосистему автомобиля, положил тетрадь и конверт Темы Оквит в дипломат и закрыл его. И пока Умм Халтум, леди двадцатого века, пела свои погребальные песни, я представил себе, что она оплакивает Иржи Шакнахая, разделяя печаль Индихар и ее детей. Оквит все еще смотрела в окно, игнорируя меня. Тем временем Кмузу вел автомобиль по узким извилистым улочкам Хамидийи, кварталу трущоб, охраняющих подступы к особняку Реда Абу Адиля.

После получаса езды мы въехали в поместье. Кмузу остался в машине, прикидываясь задремавшим шофером. Мы с Оквит выбрались из автомобиля и направились по выложенной плиткой дорожке к дому. В прошлый раз, когда мы были здесь с Шакнахаем, меня потрясли роскошный сад и красота дома. Сегодня я не замечал ничего. Я постучал в резнуто деревянную дверь, и слуга немедленно открыл мне, высокомерно оглядев, но не проронив ни слова.

– У нас дело к шейху Реда, – произнес я, протискиваясь мимо него. – От Фридлендер Бея.

Благодаря модди Саида, я вел себя напористо и бесцеремонно, но, казалось, слугу это ничуть не задевало. Он закрыл дверь за Темой Оквит и, обогнав меня, пошел дальше, по коридору с высокими потолками, возглавляя шествие. Мы шли за ним. Он остановился перед закрытой дверью в конце длинного прохладного коридора. Как и в прошлый раз, в доме Абу Адиля пахло розами. Слуга, так ничего и не сказав, ушел, наградив меня напоследок еще одним высокомерным взглядом.

– Подождите здесь, – сказал я, повернувшись к Оквит.

Она заспорила:

– Не нравится мне все это.

– Плохо, что не нравится. – Я не знал, что меня ожидает за дверью, но, чтобы не стоять в томительном ожидании с ней в коридоре, взялся за дверную ручку и вошел в комнату.

Ни Реда Абу Адиль, ни его секретарь Умар Аб-дул-Кави не слышали, как я вошел. Абу Адиль, как и в прошлый раз, возлежал на своем ложе. Над больным склонился Умар. Я не мог разобрать, чем он там занят.

– Пусть Аллах дарует вам здоровье, – громко произнес я, привлекая к себе внимание.

Умар быстро выпрямился и обернулся ко мне: – Как вы сюда попали?

– Ваш слуга проводил меня сюда. Умар кивнул:

– Это Камаль. Я поговорю с ним. – Он подошел ко мне поближе. – Извините, не припомню вашего имени.

– Марид Одран. Я работаю на Фридлендер Бея. – Ах да! – сказал Умар. Выражение его лица немного смягчилось. – В прошлый раз вы приходили как полицейский.

– Я не полицейский в полном смысле этого слова. Я только представляю интересы Фридлендер Бея в полиции.

Чуть заметная усмешка мелькнула на губах Умара:

– Как вам будет угодно. Вы и в данный момент представляете его интересы?

– Его и ваши интересы.

Слабой рукой Абу Адиль тронул рукав Умара. Умар наклонился, чтобы выслушать еле слышный шепот старика, затем снова выпрямился.

– Шейх Реда просит вас чувствовать себя как дома, – сказал Умар. – Если бы вы предупредили нас о своем визите, мы сделали бы все необходимые приготовления.