Текст книги "Марид Одран"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 56 страниц)

– Снова поиск? – спросила машина.

Я заколебался. Мне следовало проверить еще одно имя, но вникать в подробности я уже не хотел. Шакнахай просил меня выяснить, куда его органы отправят после смерти. Кажется, я уже догадывался куда. Частица тела Иржи Шакнахая жила в каком-нибудь служащем, друге или родственнике Абу Адиля или Фридлендер Бея. Мне была неприятна сама мысль об этом, и поэтому я ответил компьютеру:

– Работа закончена. – Уставясь в погасший экран монитора, я задумался, что делать дальше. Я уже боролся с искушением купить у кого-нибудь в участке пару сонниенок, когда у меня на полке зазвонил телефон. Сняв трубку, я откинулся на спинку стула. – Алло.

– Мархаба, – услышал я хриплый голос Моргана.

Это было единственное знакомое ему арабское слово. Я выхватил из коробки англоязычный дэдди и быстренько вставил его.

– Как жизнь, парень? – спросил Морган.

– Нормально, хвала Аллаху. Какие новости?

– Помнишь, я обещал тебе, что в среду узнаю, где прячется Яварски?

– Да, а я еще тогда подивился твоей расторопности.

– Похоже, я действительно переоценил свои силы. – Голос его упал.

– Я был уверен, что Яварски хорошо заметет свои следы.

– Думаю, ему помогли. Я подскочил на стуле.

– Что ты имеешь в виду?

Последовала пауза, прежде чем Морган заговорил снова:

– На улицах идут разговоры о смерти Шакнахая. Многим было бы наплевать, что убили какого-то копа, но нет ни одного человека, который имел бы зуб на Шакнахая. А Яварски кровожаден, как клоп, и никто из тех, кого я знаю, не шевельнул бы пальцем, чтобы помочь ему.

Я зажмурился и потер лоб.

– Тогда почему же мы его до сих пор не поймали?

– Я уже близок к тому. Сдается мне, что полицейские сами прячут эту сволочь.

– Где? И зачем? – Чири ручалась за Моргана, но тут я просто не мог ему поверить.

– Спроси лейтенанта Хайяра. Он пил с Яварски в «Серебряной пальме» пару недель назад.

Говоря словами великого юмориста христианского времени Марка Твена, это было выше моих умственных способностей.

– Как же мог Хайяр, высокий полицейский чин, променять своего коллегу на маньяка и беглого каторжника?

Я почувствовал, как Морган пожал плечами.

– А ты не допускаешь, что Хайяр тоже замешан в этом деле?

Я грустно усмехнулся и услышал в ответ невеселый смех Моргана.

– Не смешно, – заметил я. – Я все время подозревал, что Хайяр темнит, но никогда не видел его вместе с Яварски. Эта новость проливает свет на кое-какие вопросы.

– На какие же?

– На «Дело Феникса». Я сам еще не все выяснил. Постарайся достать Яварски, ладно? Ты узнал о нем хоть что-нибудь?

– Есть кое-что, – откликнулся Морган. – Он ждал приведения смертного приговора к исполнению в камере хартумской тюрьмы. Кто-то тайком принес ему револьвер. И вот однажды Яварски запросто вышел в коридор и наткнулся на двух невооруженных охранников. Застрелив их, он ворвался в тюремную канцелярию и стал палить во все стороны как ненормальный, пока кто-то не передал ему ключи. Так он преспокойно вышел на улицу через парадные двери, где уже собралась толпа людей, слышавших выстрелы. Он протолкался сквозь толпу и прошел полквартала до ждавшей его машины. Так Яварски слинял, и о нем не было слышно, пока он снова не появился в городе.

– И когда это случилось?

– Он гулял по городу месяц с небольшим. Ну, может, полтора. За это время он совершил два налета и два убийства. Его кто-то узнал в кабаке Мелула и вызвал полицию. Хайяр послал тебя с Шакнахаем. Остальное тебе известно.

– Интересно, – сказал я, – в самом деле его кто-то узнал или Хайяр просто подставил нас?

– Все может быть, парень. Когда мы поймаем Яварски, мы спросим его об этом.

– Верно, – мрачно согласился я. – Спасибо, Морган. Продолжай в том же духе.

– Я достану его, парень. Мне охота заработать остальные деньжата. Позаботься о своей безопасности.

– Заметано. – И я снова повесил телефон на пояс.

Мне помогало то, что я знал больше моих противников. Мои глаза были открыты, и хотя я еще не видел, в каком направлении продвигаюсь, но уже понимал, к каким секретным делам получил доступ. Не надо только быть идиотом, доверяющим всякому встречному-поперечному. Остается надеяться только на самого себя.

Смена закончилась. Я пригнал машину к «комнате отдыха полиции» и забрал сержанта Каталину, который к тому времени был пьян в стельку. Я высадил его у дверей участка, передал автомобиль ночной смене и стал ждать Кмузу. Рабочий день был окончен, но у меня на сегодня оставалось еще немало дел.

Глава 11

Фуад Иль-Манхус был не самым умным среди известных мне людей. Более того, достаточно было взглянуть на Фуада, чтобы утвердиться в мысли: этот парень – идиот. Он был похож на сказочного героя, которому джинн обещал исполнить три желания; и вот сперва он пожелал тарелку бобов, затем ложку, а третьим желанием было помыть тарелку с ложкой.

Он был высоким, но таким худым и изможденным, что смахивал на беженца из концентрационных лагерей Бенгази. Один мой приятель мог обхватить предплечье Фуада большим и указательным пальцами. Суставы Фуада были огромными, распухшими, словно от какой-то ужасной болезни костей или авитаминоза. Он был шатен с длинными пыльными волосами, собранними в высокую прическу типа «помпадур», и носил очки с толстыми стеклами в массивной пластмассовой оправе. Наверно, Фуаду никогда не удавалось скопить денег на покупку себе новых глаз, даже дешевых гватемальских, с поддельными линзами фирмы «Никон». Выражение его лица было вечно растерянным и смущенным, точно у музыканта, отстававшего от оркестра на полтора такта.

Иль-Манхус означает что-то вроде «вечно невезучий», но Фуад никогда не возражал даже против такого прозвища. Он был счастлив, когда на него обращали хоть какое-то внимание, и с радостью играл роль дурака. Это у него получалось замечательно. Исключительно талантливо.

Мы с Кмузу сидели за столиком в клубе Чириги, в глубине зала, и вели разговор о моей матери. Фуад Иль-Манхус подошел к нам с картонной коробкой в руках и остановился рядом.

– Индихар разрешает мне приходить сюда днем, Марид, – произнес он своим гнусавым дребезжащим голосом.

– С этим проблем у меня нет, – сказал я, тут же теряя нить разговора. Уловив мой взгляд, он осклабился и потряс картонку. В ней что-то загремело.

– Что у тебя там? – спросил я.

Фуад принял мои слова за приглашение и сел за наш столик. Он потянул свободный стул от соседнего стола, и ножки стула пронзительно заскрипели по полу.

– Индихар сказала, что, если никто не будет жаловаться, я могу здесь посидеть, если все правильно.

– Что это значит – «все правильно»? – нетерпеливо спросил я. Терпеть не могу вытягивать из людей секреты. – Так что у тебя в коробке?

Фуад провел костлявой рукой по волосам и подозрительно покосился на Кмузу. Потом он поставил коробку на стол и открыл крышку. Внутри было около дюжины дешевых позолоченных цепочек. Фуад сунул в коробку длинный указательный палец и поворошил им внутри.

– Видишь? – спросил он.

– Угу, – пробормотал я.

Подняв глаза от коробки, я встретился взглядом с Кмузу. Он допивал свой чай со льдом (мне было стыдно, что я заставил его пить такое количество жидкости в это время дня – я уважал его чувства). Кмузу осторожно опустил стакан на салфетку. Его лицо ничего не выражало, но я чувствовал, что он не одобряет поведение Фуада. Кмузу вообще ничего не одобрял в клубе Чири.

– Где ты взял это, Фуад? – спросил я.

– Смотри, – оскалился он. С зубами ему тоже не повезло.

Я выудил из коробки одну цепочку и попытался рассмотреть ее повнимательнее, но в клубе было слишком темно. Я перевернул ценник, на нем были проставлены цифры – двести пятьдесят киамов.

– Послушай, Фуад, – сказал я с сомнением, – туристы и местные жители жалуются, что приходится платить восемь киамов за стакан. Ты, наверно, сделаешь скидку на свой товар?

– Конечно.

– И сколько же ты за них просишь? Иль-Манхус прикрыл глаза, притворившись, что задумался. Затем он взглянул на меня так, словно просил милостыню.

– Пятьдесят киамов.

Я снова посмотрел в коробку и поворошил пальцем ее содержимое.

– Нет, – покачал я головой.

– Ладно, – сказал Фуад. – Девять киамов, но яа латиф! Я же так ничего не заработаю!

– Может, за десять ты их и продашь, – сказал я. – Ведь ценники из лучших магазинов города.

Фуад выхватил у меня коробку.

– Значит, они стоят больше десяти? Я засмеялся.

– Взгляни, – сказал я Кмузу. – Металл с позолотой. Наверно, не стоит и пятидесяти. Видимо, Фуад украл в шикарном магазине несколько ценников с трехзначной цифрой, привязал ценники к дешевой бижутерии и загоняет их пьяным туристам, рассчитывая, что они не заметят подделки, особенно в темном помещении бара.

– Потому-то я и спросил, можно ли прийти вечером, – сказал Фуад. – Вечером здесь еще темнее. Будет еще лучше.

– Нет, – отказал я. – Если Индихар разрешает тебе обманывать туристов, это ее дело. Но я не позволю тебе этим заниматься, а вечерами я здесь бываю часто.

– Яа Сиди, зловещим тоном произнес Кмузу, – если его поймают за пределами Будайена, ему отрежут руки.

Фуад переполошился не на шутку:

– Ты же не позволишь им сделать со мной такое, Марид?

Я пожал плечами:

– Что касается вора, то руки ему отрезают независимо от того, мужчина это или женщина. Это итог его деяний – наказание, исходящее от самого Аллаха. Всемогущего и Мудрого. Так написано в Священном Коране. Можешь прочитать сам.

Фуад прижал коробку к своей впалой груди.

– Когда-нибудь ты тоже приедешь ко мне с просьбой, Марид! – проблеял он и заковылял к двери, перевернув стул и по пути врезавшись в Пуалани.

– Ничего, переживет, – сказал я Кмузу. – Завтра он будет здесь снова, забыв обо всем.

– Плохо, – помрачнел Кмузу. – Когда-нибудь он нарвется не на того человека, о чем будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

– Это верно. Но Фуад останется Фуадом. В любом случае до конца смены мне надо поговорить с Индихар. Не возражаешь, если я оставлю тебя на пару минут?

– Конечно, яа Сиди. – Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом; меня это всегда раздражало.

– Я скажу, чтобы тебе принесли еще чаю со льдом, – сказал я, направляясь к стойке.

Индихар мыла стаканы. Я намекнул ей, что она может не выходить на работу, пока не почувствует себя лучше, но она сказала, что лучше работать, чем сидеть дома с детьми и киснуть. Ей были нужны деньги, чтобы платить беби-ситтеру, и у нее остались долги от похорон. Девочки ходили вокруг нее на цыпочках, не зная, что ей сказать. Атмосфера в клубе создалась невеселая.

– Что-нибудь нужно, Марид? – спросила она. Ее глаза были заплаканы, под ними чернели круги. Склонившись над раковиной, она не смотрела на меня, не желая встречаться со мной взглядом.

– Еще стаканчик чаю со льдом для Кмузу, больше ничего, – обронил я.

– Хорошо.

Она наклонилась и вытащила из холодильника под стойкой кувшин холодного чая. Наливая в бокал, она так и не взглянула в мою сторону.

Я поискал глазами кого-нибудь из девушек. Сегодня днем работали три новенькие. Я вспомнил имя одной из них.

– Брэнди, – позвал я, – отнеси стакан долговязому парню вот за тем столиком.

– Тому каффру? – переспросила она, коренастая блондинка с толстыми руками, массивными бедрами, большой искусственной грудью и взлохмаченной крашеной шевелюрой. У нее были татуировки на обеих руках, правой груди, левой лопатке, видневшейся в вырезе платья, на щиколотках и даже на попке. Видимо, она стеснялась своих татуировок, потому что в присутствии клиентов накидывала черную шаль, а танцевала в белых гольфах и ярко-красных туфлях на платформе.

– Хочешь, я выбью из него чаевые? Я помотал головой:

– Это мой шофер. Для него бесплатно. Брэнди кивнула и понесла бокал в зал. Я сидел у стойки и от нечего делать вертел на ней круглый пробковый поднос.

– Индихар, – наконец позвал я. Она устало взглянула на меня:

– Я же говорила: не жалей меня. Я поднял руку.

– Я помню. Сейчас я хочу предложить тебе помощь. Прими ее хотя бы ради детей, если не ради себя. Я буду рад оплатить могилу на кладбище, где похоронены твои сват и свекровь. Чири охотно одолжит тебе денег…

Индихар с раздраженным вздохом вытерла руки о полотенце.

– Об этом я тоже не хочу слышать. Мы с Иржи никогда не одалживали денег.

– Разумеется, но сейчас у тебя другая ситуация. Какую пенсию тебе платит полицейское управление?

Она с отвращением отбросила полотенце.

– Треть жалованья Иржи, всего-навсего. И еще с поклонами толкуют мне что-то об отсрочке. Скорее всего, я смогу получать пенсию не раньше чем через полгода. Последнее время мы еле держались на плаву. А теперь я вообще не представляю, как свести концы с концами. Придется подыскивать жилье подешевле.

Я знал, что более дешевого места растить детей, чем Хаф-аль-Хала, быть не может.

– Хм… – пробормотал я. – Послушай, Индихар, ты ведь уже заслужила оплачиваемый отпуск. Давай я заплачу тебе за две-три недели вперед, и ты сможешь посидеть дома с Захрой, Хакимом и малышом Иржи. Или используешь это время, чтобы подработать где-то на стороне…

Брэнди вернулась к стойке и негодующе плюхнулась рядом со мной.

– Сукин сын, не дал мне чаевых.

Я посмотрел на нее. Видимо, по уму она могла бы составить прекрасную пару Фуаду.

– Я тебе говорил, для Кмузу – бесплатно. Я не хочу его надувать.

– Он что, твой любимчик? – язвительно поинтересовалась Брэнди.

Я посмотрел на Индихар.

– Тебе очень нужна здесь эта сучка? – спросил я.

Брэнди соскочила со стула и направилась в гримерную со словами:

– Ладно, замяли.

– Марид, – с восхитительным самообладанием отвечала Индихар, – оставь меня в покое. Не надо денег, отпусков, подарков. Хорошо? Дай мне только делать то, что я считаю нужным.

Спорить с ней я больше не мог.

– Как хочешь, – сказал я и вернулся к столику, за которым сидел Кмузу.

Я искренне хотел помочь Индихар, все более проникаясь к ней уважением. Пропустив пару стаканчиков, чтобы убить время, я просидел в клубе до восьми вечера. Пришла Чири с ночной сменой, и Индихар сняла кассу, заплатила девочкам и ушла, никому не сказав ни слова. Я подошел к стойке поприветствовать Чири.

– Индихар держится молодцом, – заметил я ей.

Она сидела за стойкой и наблюдала за посетителями, которых было общим числом семь-восемь.

– Вчера Индихар исполнилось двадцать, – проговорила Чири каким-то чужим голосом. – Индихар знала Иржи всю свою жизнь. Они вместе выросли в одной небольшой деревеньке. Иржи ей всегда нравился, и, когда родители сказали, что выдадут ее за Шакнахая, она очень обрадовалась.

Чири нагнулась и вытащила свою бутылочку тенде, плеснула с полстакана и отхлебнула.

– Детство Индихар было ничем не примечательным, – продолжала юна. – Ее родители были людьми старомодными, со свойственными возрасту предрассудками. Она выросла в Египте, где согласно словам старцев девушки, пьющие воду из Нила, вырастают чересчур страстными. Они утомляют своих бедных мужей. Поэтому там девушки перед свадьбой подвергаются ритуальному обрезанию.

– Так же, как и во многих мусульманских провинциях?

Чири кивнула.

– Деревенская повитуха совершила обрезание Индихар и приложила к ране луковицу и соль. После этого Индихар неделю лежала в постели, и мать кормила ее цыплятами и плодами граната. Когда она встала, мать дала ей новое, только что сшитое платье. В подкладку его был зашит клитор Индихар. Они пошли на берег Нила и бросили платье в реку. Меня передернуло:

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Чири отхлебнула еще глоточек тенде.

– Чтобы ты понял, как много значил Иржи для Индихар. Она говорила, как болезненно обрезание, но она радовалась, что прошла через него. Это значило, что она наконец стала взрослой женщиной и могла выйти замуж за Иржи с благоволения родителей и друзей.

– Кажется, меня это не касается, – сказал я.

– Тебя действительно не касается ее финансовое положение. Оставь ее в покое, Марид. У тебя добрые намерения, и после смерти Иржи благородный поступок – предложить помощь вдове, но Индихар не нужны наши деньги, и не стоит донимать ее предложениями о помощи.

Я поник.

– Кажется, теперь я понял, – пробормотал я. – Спасибо, что вразумила.

– С ней все будет в порядке. Если ей случится попасть в беду, обратится к нам. А сейчас познакомь меня с Кмузу. Мне нравится этот парень.

Я удивился:

– Ты хочешь разбудить мою ревность? Кмузу – не компанейский парень, ты проглотишь его с потрохами.

– Я только попробую, – сказала она, сверкнув своей великолепной каннибальской улыбкой. Еще один выстрел в темноте.

– Чири, – сказал я, – как ты думаешь, что значат буквы «А.Л. М.»?

Она на минуту задумалась.

– Ассоциация лесбиянок-матерей. Эта девочка Ханина, что танцевала у Френчи, выписывала их газету. А почему ты спрашиваешь?

Я прикусил губу.

– Нет, не то. Если придет на память что-нибудь другое, дай мне знать.

– О'кей, дорогуша. Это загадка?

– Загадка.

– Подумаю. – Она отхлебнула тенде и оценила свое отражение в зеркальной стенке над моей головой. – А я слышала, ты выбросил все свои лекарства? Вот уж не ожидала, что ты решишься. Хочешь найти средство поэффективнее?

– Да. Я выкинул таблетки после гибели Иржи. Лицо Чири стало серьезным.

– А-а-а…

Несколько минут прошло в неловком молчании. Наконец я заговорил:

– Временами сильно тянет, но пока я смог удержаться.

– Снизить дозу – одно, но бросить совсем – это уж слишком. Может, это и к лучшему, но я всегда придерживалась умеренности во всем. Кроме того, существует такая гадость, как «абстинентный синдром». Я улыбнулся:

– Ценю твое участие. Но я знаю, что делаю. Чири печально покачала головой:

– Надеюсь, ты не шутишь. Ты даже не представляешь, что это такое – жизнь в трезвом состоянии. Будет очень непривычно.

– Мне будет чудесно, Чири.

– Может, завтра ты будешь проходить мимо Лайлы. У нее есть модди, которые дают ощущение, словно ты принял пригоршню таблеток. У нее полный комплект: соннеинки, «красотки», трифетки, РПМ, – все, что пожелаешь. Включаешь модди и, если потом хочешь иметь ясную голову, выключаешь его и – пожалуйста.

– Хм, что-то не хочется. Чири пожала плечами:

– Как знаешь.

– Сделаешь мне джин с бингарой?

Не хотелось продолжать этот разговор о наркотиках, чтобы не тревожить старых ран.

Чири наполняла мне очередной стаканчик, а я тем временем смотрел на танцующую Ясмин. Ясмин была самой лучшей из коллекции в пятнадцать хромосом, какую я когда-нибудь встречал. Когда мы с ней помирились, она сказала, что жалеет о своих длинных черных волосах, и решила отпустить их снова. Исполняя чувственный танец, она время от времени стреляла в меня глазами и всякий раз при этом улыбалась. Я тоже улыбался в ответ.

– Пожалуйста, босс. – Чири поставила бокал передо мной на поднос.

– Спасибо. – Метнув напоследок в Ясмин пламенный взгляд, я направился с бокалом за столик Кмузу.

– Знаешь, – сказал я своему рабу, – у тебя, оказывается, появилась тайная поклонница. Сказать, кто она?

Кмузу растерялся:

– Что вы имеете в виду, яа Сиди?

Я усмехнулся:

– Кажется, Чирига надеется воспламенить твое сердце.

– Но это невозможно, – ответил он. Вид у него был встревоженный.

– Она тебе не по вкусу? Чири чудесная женщина. Пусть тебя не пугают ее манеры.

– Они меня не пугают, яа Сиди. Просто я не хочу жениться, пока не получу свободы.

Я засмеялся:

– Это совпадает с планами Чири. Не думаю, чтобы она собиралась выходить замуж.

– Я же говорил вам, что я христианин. Чири подошла к столику, прежде чем я успел ответить.

– Как дела, Кмузу? – обратилась она к моему рабу.

– Прекрасно, мисс Чирига, – отвечал Кмузу ледяным тоном.

– Послушай, ты занимался любовью с девушкой, которая носит последний модди Хани Пилар – Медленный, Медленный Ожог? Самый отлетный модди. Так меня изматывает, что еле выползаю из постели.

– Я бы хотел, мисс Чирига…

– Можешь называть меня Чири, дорогуша.

– Я бы хотел, чтобы впредь вы не делали мне подобных предложений.

Чири удивленно посмотрела на меня:

– Разве я делаю ему какое-то предложение? Я просто спросила, занимался ли он любовью…

– Я слышала – Хани Пилар снова разводится? – приблизившись к нашему столику, спросила Рани, одна из ночных дебютанток.

Сегодня никто из посетителей не давал чаевых и не угощал девочек коктейлями. Это был скучный вечер, так что мы с Кмузу оказались самыми интересными посетителями клуба.

Чири загрустила.

– Эй, кто-нибудь, черт возьми, быстро на сцену! – крикнула она, направляясь к стойке.

Лилм, хорошенькая транссексуалка бельгийского происхождения, сняла блузку и отправилась танцевать.

– Кажется, с меня развлечений хватит, – зевая, обронил я Кмузу. – Пойдем домой.

Подошла Ясмин и взяла меня за руку.

– Ты придешь завтра? – спросила она. – Мне надо поговорить с тобой на очень личную тему.

– Может, поговорим сейчас? Она, смутившись, отвела взгляд.

– Нет, – сказала Ясмин. – Не сейчас… Хочу сделать тебе подарок. – Она вынула свой карманный компьютер Ай Чинг. Ясмин свято верила в него и считала, что он точно предсказал все ужасные события последних месяцев. – Может, он тебе снова понадобится.

– Не думаю, – отозвался я. – Не лучше ли тебе оставить его у себя?

Вложив компьютер в мою ладонь, она поцеловала меня в губы долгим и нежным поцелуем. Странно – этот поцелуй взволновал меня.

Пожелав спокойной ночи Чири и девочкам, мы с Кмузу вышли на улицу в теплую, полную шорохов ночь и направились к воротам, где стоял наш автомобиль. Всю дорогу домой Кмузу доказывал мне, что Чири чрезвычайно наглая и бесстыжая особа.

– Но ты же не станешь отрицать, что она сексапильная?

– Уж этого у нее хватает, яа Сиди, – ответил он и сосредоточился на управлении автомобилем.

Как только мы добрались до поместья Фридлендер Бея, я немедленно поднялся в свою комнату, где попытался расслабиться. Взяв тетрадь Шакнахая, я вытянулся на постели, стараясь привести в порядок свои мысли. Я посмотрел на электронный оракул Ай Чинг – подарок Ясмин и тихо рассмеялся. Непонятно зачем я нажал белую кнопку с буквой «Эйч». Миниатюрное устройство зазвенело, точно колокольчик, и механический женский голос проговорил:

«Гексаграмма Шестая. Ожог. Конфликт. Изменения в первой, второй и шестой строках».

Я выслушал приговор вместе с комментарием, а затем нажал клавишу «Эль», обозначавшую строки. Предостережение сводилось к тому, что у меня сейчас трудный жизненный период, и, если я буду прелагать свой путь к цели силой, то рано или поздно вступлю в конфликт. Все это я знал и без карманного компьютера.

Мне посоветовали не удаляться от дома. Но совет несколько запоздал.

«Если вы решите преодолевать трудности, – предостерегала механическая женщина, – вы добьетесь немногого, но вскоре потеряете и это, оказавшись в положении еще более худшем. Лишь возделывая свой сад и игнорируя могущественных противников, можно избежать беды».

Черт подери, как же мне хотелось возделывать свой сад! Я бы напрочь позабыл про Абу Адиля, Яварски, счел бы смерть Шакнахая нелепой случайностью и позволил бы Папочке свернуть повинную голову Умм Саад руками Говорящих Камней! Я бы оставил своей матери толстый конверт с наличностью, распрощался бы с клубом Чириги и умчался бы из города на автобусе со скоростью ветра.

Но, к несчастью, все это было несбыточно. Я печально посмотрел на игрушку Ай Чинг и вспомнил о других строках, дающих Вторую гексаграмму: она указывала на благоприятные события. Я нажал клавишу «Си-Эйч»:

«Гексаграмма Семнадцатая. Погоня. Гроза на озере».

Что бы это значило? Меня предупреждали о позитивных переменах в жизни. Все, что нужно было делать, – это Создавать гармоничные отношения с окружающими. Итак, придется приспосабливаться к веяниям времени.

– Предсказание будущего – богохульство, – заявил Кмузу, напомнив о своем существовании. – Любая ортодоксальная религия запрещает гадание.

Я не слышал, как он вошел в комнату.

– Идея синхронизации имеет свою логику, – пожал я плечами. На самом деле мое отношение К Ай Чингу почти не отличалось от отношения к нему Кмузу, но я чувствовал, что моя задача – хоть немного остудить его религиозный пыл.

– Вы имеете дело с опасными людьми, яа Сиди, – сказал он. – Вашими действиями должен руководить здравый смысл, а не эта игрушка.

Я бросил ему маленький электронный оракул Ясмин.

– Ты прав, Кмузу. В руках доверчивого простака она может стать опасной.

– Завтра я верну ее мисс Ясмин.

– Чудесно, Кмузу, – сказал я.

– Вам сегодня еще что-нибудь понадобится?

– Нет, Кмузу, сейчас я запишу для себя кое-что и лягу.

– Тогда спокойной ночи, яа Сиди.

– Спокойной ночи, Кмузу.

Раб вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

Я разделся, разобрал постель, снова лег и стал перечитывать имена в тетради: Фридлендер Бей, Реда Абу Адиль, Умар Абдул-Кави, Пол Яварски, Умм Саад, лейтенант Хайяр. Плохие ребята. Затем я составил список хороших ребят: я.

И вспомнил пословицу времен своего алжирского детства: лучше дать деру зазря, чем зазря не дать деру. Спешное отбытие в Шанхай или Венецию было бы в данной ситуации самым разумным выходом.

Кажется, я уснул, размышляя, не стоит ли заблаговременно набить чемоданы деньгами и одеждой и не бежать ли в те края, где ноги благоухают жимолостью. А потом я увидел странный сон про клуб Чириги. Мне снилось, что теперь клубом заправляет лейтенант Хайяр, а я пришел к нему в поисках Ясмин или Файзы, – словом, какой-то своей юношеской любви. Затем я спорил со своей матерью по поводу того, приносил ли я домой бутылку шербета или нет. А потом я оказался в школе совершенно голым и к тому же совершенно не подготовленным к очень важному экзамену.

А проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечи с криком:

– Проснитесь, яа Сиди!

– В чем дело, Кмузу? – не понял я спросонок. – Что случилось?

– В доме пожар, – сказал он и стал тянуть меня за руку, пока не вытащил из постели.

– Но я не вижу огня. – Зато я почувствовал запах дыма.

– Подвал в огне. У нас мало времени. Надо выбираться из дома.

Я уже совершенно проснулся. Сквозь зарешеченные окна в ярком лунном свете был виден густой столб дыма.

– Со мной все в порядке, Кмузу, – сказал я. – Я разбужу Фридлендер Бея. Весь дом горит или только наше крыло?

– Не знаю, яа Сиди.

– Тогда беги в восточное крыло и разбуди мою мать. Проверь, благополучно ли она выбралась.

– Надо бы еще предупредить Умм Саад.

– Да, верно.

И он выбежал из комнаты. Перед тем как выйти в коридор, я ощупью добрался до телефона на столе и набрал номер городской аварийной службы. Линия оказалась занята, я чертыхнулся и набрал номер еще раз. Снова занято. Я звонил и звонил. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне ответил женский голос.

– Пожар! – закричал я в трубку. К этому времени я уже пребывал в полном отчаянии. – Горит поместье Фридлендер Бея, то что неподалеку от христианского квартала.

– Спасибо, сэр, – отозвалась женщина. – Пожарная бригада выезжает.

Стало не хватать воздуха. Кислый смрад обжигал ноздри и горло, и я пригнулся, чтобы перевести дыхание. Языков пламени я пока не видел, так что реальной опасности не ощущал. И оказался не прав: когда я надевал джинсы, меня уже обжигала горячая зола, носившаяся в воздухе. В тот момент я еще не почувствовал, что получил ожоги второй степени в области головы, шеи и плеч, которые не были защищены. Волосы на голове сгорели, но борода уберегла лицо от ожогов. С тех пор я поклялся никогда не бриться.

В коридоре я увидел языки пламени. Жар был нестерпимый. Я ринулся, обхватив руками голову, пряча лицо и глаза. Я поджарил себе пятки, не пробежав и десяти футов. Я забарабанил в Папочкину дверь, рискуя погибнуть на пороге его комнаты, что было поступком смелым, но глупым: спасать старика, наверняка уже мертвого.

В голову пришла шальная мысль: вспомнилось, как Фридлендер Бей спрашивал меня, готов ли я вновь наполнить легкие огнем.

Ответа не было, и я заколотил еще сильнее. Огонь лизал мне руки и спину, и я начал задыхаться. Я отступил назад и правой ногой что есть силы ударил в дверь. Ничего не произошло. Она была заперта изнутри, и щеколда, вероятно, расплавилась. Я повторил удар, и дерево затрещало. Стукнул еще раз – дверь упала, ударившись о противоположную стену Папочкиной прихожей.

– О шейх! – закричал я.

Здесь дым был еще плотнее. В воздухе стоял острый запах горелого пластика, и я понял, что Папочку надо выводить как можно быстрее, пока мы не задохнулись в ядовитом дыму. Однако было у меня опасение, что я не застану Фридлендер Бея в живых. Его спальня находилась левее в глубине, и дверь ее тоже была на замке. Я и ее лягнул, ощутив резь в лодыжке и голени. Придется залечивать свои раны потом, если останусь жив.

Папочка не спал, раскинувшись навзничь в своей постели и вцепившись в покрывало. Он следил глазами за каждым моим движением, рот его был открыт, но он не смог издать ни звука. У меня не было времени слушать, что он хочет сказать мне. Я откинул одеяло и взял Фридлендер Бея на руки, как ребенка. Роста он был небольшого, однако значительно потолстел со времен былой спортивной молодости. Несмотря на это, я вынес его из спальни, ощущая невероятную силу, которая, как я понимал, скоро покинет меня.

– Пожар! – кричал я, пересекая прихожую. – Пожар! Пожар!

Говорящие Камни должны были спать в соседних комнатах. Однако разбудить их действием я не мог: для этого мне пришлось бы выпустить Папочку из рук. Оставалось одно: пробиваться сквозь пламя к спасению.

Когда я уже дошел до конца коридора, оба великана подоспели мне на помощь. Оба были в чем мать родила, что ничуть не смущало их. Один из Камней молча принял из моих рук Фридлендер Бея, так же молча взял на руки меня и понес вниз по лестнице на свежий воздух.

Вероятно, один из Говорящих Камней понял, до чего я измучен огнем и усталостью. Находясь в состоянии, близком к обмороку, я был необычайно признателен ему, но в тот момент у меня не нашлось сил даже поблагодарить его. Я пообещал себе, что как только у меня появится возможность, я обязательно отблагодарю Говорящих Камней – может, подарю им парочку неверных на съедение. А как еще можно отблагодарить Гога и Магога, у которых есть все?

Пожарные уже устанавливали свои приспособления, когда ко мне подскочил Кмузу.

– Ваша мать в безопасности, – залопотал он. – В восточном крыле не было пожара.

– Спасибо тебе, Кмузу, – искренне произнес я, еле ворочая языком. Горло по-прежнему жгло едким дымом.

Один из пожарных окатил меня струей чистой воды, завернул в какую-то простыню и снова облил. Затем протянул мне стакан воды:

– Возьми, будет легче дышать. Сейчас поедешь в больницу.

– Зачем? – спросил я, еще не сознавая ущерба, который нанес мне огонь.

– Я поеду с вами, яа Сиди, – подал голос Кмузу.

– А Папочка? – простонал я.

– Ему тоже понадобится медицинская помощь.

– Тогда мы поедем вместе.