Текст книги "Плоть и кости"

Автор книги: Джонатан Мэйберри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

67

Сидя с Евой, Чонг понемногу успокоился. Он понимал, в чем дело. Когда кому-то нужна твоя поддержка, забываешь о своих проблемах. Он много раз видел, как Бенни и Никс поддерживали друг друга таким образом, хотя сомневался, что они осознавали, как сильно помогали друг другу.

Конечно, страх Чонга никуда не исчез, но ужас и трагедия маленькой девочки заслонили все вокруг. У нее на глазах убили родителей. Когда Чонг умрет, его страхам придет конец, Еве же придется жить с этими воспоминаниями.

Все в жизни относительно.

Ева придвинулась ближе к нему, посасывая большой палец, время от времени бормоча под нос обрывки детских песенок.

Бунтарка вышла наружу проверить, все ли в порядке, а затем вернулась и уселась на пол. Чонг разглядывал ее лицо. Она была для него загадкой. И чем-то напоминала приятельницу Тома, охотницу за головами, Салли Два Ножа. Суровая одиночка, сильная духом, но с добрым сердцем.

– Поговори со мной, – попросил Чонг.

– О чем? – спросила она. – Я ломаю голову, пытаясь придумать, как выбраться из этой западни, но ничего не получается.

– Да, так давай не будем об этом говорить, – предложил Чонг. – Почему бы тебе не рассказать о себе? В смысле… ты жница?

Бунтарка на мгновение отвела глаза.

– Не совсем, – ответила она.

– Что ж, очень уклончиво.

Она пожала плечами:

– Когда-то я была жницей. Но теперь нет. Точка.

– Ну уж нет, – заявил Чонг. – Я умираю и потому могу позволить себе любопытство. Ты ходячее противоречие. У тебя такие же татуировки, как и у жнецов, но ты расправилась с братом Эндрю с такой жестокостью, словно он принес тебе немало горя.

Бунтарка задумчиво провела рукой по голове и вздохнула.

– Когда разразилась эпидемия, мне было чуть больше двух лет, – медленно произнесла она. – Меня воспитывал отец. Он был сельским доктором в Северной Каролине. Они с мамой развелись, потому что она любила залить за воротник, бездельничала и жила как хотела.

– Мне жаль, – начал Чонг, но она отмахнулась:

– Это самая милая часть истории. Хочешь слушать дальше?

Чонг кивнул. Его кожа была холодной и липкой, а голова раскалывалась от боли. Прислонившись к стене, он скрестил ноги.

– Мне надо отвлечься, – признался он.

– Что ж, когда мир превратился в одну огромную закусочную, папа посадил меня в машину, и мы отправились на северо-запад. Проехали Джефферсон-Сити, штат Миссури, а затем электромагнитный импульс погубил машину. После этого мы присоединились к группе беженцев, спасавшихся от мертвецов. Больше я ничего об этом не помню. Все как в тумане. Мы все время бежали, все время прятались и все время хотели есть. Люди появлялись и исчезали. Затем мы повстречались с группой побольше, и когда те узнали, что папа врач, стали охранять его. И меня тоже. Отец все время пытался добраться до Топики, где, как он знал, в последнее время жила моя мать. И она действительно оказалась там и была жива. Отец сказал, что это чудо. Но только мамочка путалась с шайкой, называвшей себя Церковью Тьмы, и водила дружбу с их главарем, типом по имени святой Джон.

Ева прильнула к Чонгу, продолжая сосать большой палец. Чонга беспокоило, что девочка совсем не разговаривала. После пробуждения, она произнесла всего пару фраз и теперь молчала. Это было очень печально.

– Святой Джон заявил, что это настоящее чудо, что мама нашла меня, – продолжала Бунтарка, – и утверждал, что я особенная. Типа святая. – Она горько усмехнулась: – Это я-то. Да уж.

– Церковь Тьмы, – спросил Чонг, – это жнецы?

Она кивнула:

– Но так они стали называть себя намного позже. А пока из меня готовили бойца. Святой Джон отлично знает, как можно причинить вред. Грязные приемы. С использованием рук, ног, кинжалов, веревок для удушения. Он обучал меня этим премудростям, и я была лучшей ученицей. Какая молодец. – Она коснулась гладко выбритого черепа. – Сначала мы побрились в медицинских целях, столкнувшись с нашествием вшей. Насекомые не давали спокойно жить. Их невозможно было смыть, невозможно было избавиться от них. И тогда папа предложил побриться наголо. Это сработало. Но в это время кому-то взбрело в голову сделать татуировку на черепе. Не помню, кто это начал, но вскоре все в Церкви Тьмы последовали его примеру. И святой Джон тоже. Он сказал, что это знак нашей преданности богу. Что-то в этом роде.

– А почему ты снова не отрастила волосы?

Она провела кончиками пальцев по голове.

– Я пыталась, но они перестали нормально расти. Торчат в разные стороны ужасными клочками. Кроме того, жнецы в ярости от того, что я ношу их метку, хотя предала их. И мамочка тоже ужасно бесится.

– Твоя мама по-прежнему с ними?

– Моя дорогая мамуля, – желчно произнесла Бунтарка, – важная святая шишка в этой Церкви Тьмы. Величает себя матушкой Розой. И она единственная, кто не сделал татуировку на голове. Она снова отрастила волосы, а святой Джон обернул все так, будто это особая привилегия, доступная лишь ей. Не стоит вдаваться в подробности, это не особенно приятно. И не имеет смысла.

– Почему ты ушла?

– Я поумнела, – ответила она. – На меня снизошло нечто вроде «озарения». На тот момент мне было четырнадцать, и я возглавляла свой собственный отряд жнецов. Он состоял из девчонок, дочерей избранного круга жнецов. Мы собирались напасть на небольшой, окруженный стеной городок в Айдахо. И знаешь, я даже названия его не вспомню. В ночь перед налетом я отправилась в разведку с двумя другими девчонками и неожиданно услышала какие-то звуки, доносившиеся из-за стены.

– И что это было? – спросил Чонг.

– Ничего особенного, просто женщина пела колыбельную ребенку. – Она умолкла, словно на миг вернулась в прошлое. – Я забралась на дерево, чтобы заглянуть за стену. Сторожа не обращают внимания на деревья, потому что серые люди не способны по ним лазать.

Чонг кивнул.

– Я заглянула в освещенное окно и увидела девушку лет двадцати, которая держала на руках младенца, покачиваясь в кресле. На столе горела свеча. Это была самая странная картина, какую я когда-либо видела. Эта женщина выглядела такой… счастливой. У нее был ребенок, и она жила в безопасном городе, где на улицах звучала музыка, и слышался смех. За городскими стенами бродили монстры, а весь мир провалился в тартарары, но она укачивала своего малыша, напевая песенку.

– И что произошло дальше?

Бунтарка шмыгнула носом и покачала головой:

– Когда я пришла сообщить о том, что видела… я не смогла сказать правду. Просто не смогла. И солгала. Наплела, что в городе полно вооруженных людей, у которых навалом оружия, и все такое. Сказала, что если мы туда сунемся, то нам точно крышка.

– И они поверили?

Она взглянула на Еву и печально улыбнулась:

– Нет. У святого Джона были и другие разведчики, которые донесли, что город охраняют только от серых людей.

– И что потом?

– Они ворвались в город и всех убили. Всех до единого – мужчин, женщин и детей. Святой Джон послал своего прихвостня, брата Питера, притащить меня на допрос, но я поняла, что дело добром не кончится, и сделала ноги. Ушла до рассвета. Ускользнула от них.

– И они позволили тебе уйти?

– Позволили? Нет. Мне пришлось подпортить несколько физиономий, прежде чем скрыться. – Она снова шмыгнула носом. – Чуть позже я примкнула к шайке мусорщиков. Они и дали мне это прозвище. Бунтарка. Я делала много плохих вещей и частенько устраивала большой переполох. А потом я серьезно заболела, и один странствующий монах отвел меня в место под названием Убежище. И там меня вылечили. Они хотели, чтобы я осталась, но я ускользнула оттуда так же, как из лагеря мамочки. Но на этот раз никому не причинила вреда. После этого я продолжила болтаться по округе, ввязываясь в неприятности. Но… год назад я случайно встретилась с группой беженцев, спасавшихся от жнецов. Я помогла им ускользнуть, но среди них было много больных и раненых, в том числе детей, и я отвела их в Убежище. Оставила у входа и смылась. И потом делала так еще несколько раз. Ребята из Убежища не возражают, когда к ним обращаются за помощью, но не любят, когда люди уходят. Думаю, если бы им представилась возможность, они накинули бы на меня поводок. Но я не даю им такого шанса. Привожу людей и сразу исчезаю. Именно так я пыталась поступить с группой Картера. Знаешь, я в какой-то мере стала считать это своим призванием.

– Почему?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Возможно, это что-то вроде искупления.

– Но… те плохие вещи, которые ты совершала, когда жила со жнецами, это не твоя вина. Ты не понимала, что творишь, а когда поняла, сбежала от них.

– Возможно. Но от этого мне не легче.

Она ласково погладила Еву по голове.

– До меня дошли слухи, что жнецы собираются напасть на ее город. Он назывался Тритопс. Я несколько раз бывала там с мусорщиками. И жили там хорошие люди, поэтому я попыталась опередить жнецов, чтобы предупредить жителей, но опоздала на несколько часов. И мне оставалось только предложить выжившим отправиться со мной в Убежище.

– Ты кое-что забыла, – сказал Чонг. – Что произошло с твоим отцом?

Она покачала головой:

– Не знаю. Святой Джон и мама сказали, что он ушел как-то ночью. Просто собрался и ушел неизвестно куда… Но я им не верю. Думаю, они его убили.

– Зачем?

Бунтарка мрачно взглянула на него:

– Когда ты возглавляешь церковь, которая зиждется на уничтожении всего живого, зачем тебе врач? Обучаясь в медицинском институте, папа давал клятву, его призванием было спасение людей. Поэтому они избавились от него.

– Мне жаль, – сказал Чонг, и это была правда. – Тебе должно быть… одиноко.

– Что ж, это же конец света, не так ли? Всем нелегко.

Чонг горько улыбнулся:

– Да, я это понимаю.

Несколько мгновений Бунтарка задумчиво смотрела на него.

– Я мало смыслю в медицине, – призналась она, – умею лишь перебинтовать поврежденную ногу, или зашить рану, или извлечь обычную стрелу. Но дело в том, что я знаю, где нам могут помочь.

– Помочь? Да ладно, Бунтарка, мы оба знаем, чем это закончится. Мне будет все хуже и хуже, а потом я умру. Других вариантов нет. Все заразившиеся умирают.

Услышав последнее слово, Ева тихо и жалобно захныкала и уткнулась головой в его грудь. Чонг погладил ее по волосам. Ему хотелось поступить точно так же – свернуться калачиком, надеясь, что беды обойдут его стороной.

– Чонг, послушай меня, – настаивала Бунтарка. – Думаю, мне следует отвезти тебя в Убежище.

– А что такое это Убежище? Пристанище для бродячих монахов или?..

Бунтарка отвела взгляд, на мгновение задумавшись. Когда она снова взглянула на него, ее лицо сделалось еще более напряженным.

– Каждый человек воспринимает Убежище по-своему, – сказала она. – Для людей вроде… – вместо того, чтобы произнести имя Картера, она кивнула на Еву, и Чонг все понял. – Для тех, кто спасается от жнецов, Убежище – это безопасное место. Оно отлично замаскировано и надежно защищено скалами. Обнаружить его почти невозможно.

– Это поселение?

– Отчасти, – ответила она. – А вообще – это что-то вроде больницы, и я хочу отвезти туда малышку Еву. Я не смогу как следует о ней позаботиться, а ей еще долго будет очень плохо. Там есть монахи, которые помогают людям.

– Странствующие монахи? Я встречал таких. Они называют себя Детьми бога, а серых людей – Детьми Лазаря.

– Да, да. И они создали Убежище, и принимают туда всех больных и раненых, и лечат их.

– Они врачи?

– Они – нет, – ответила Бунтарка, но Чонгу послышалось, что она сделала ударение на слове «они».

– А… там есть врачи?

– Вроде того.

– И ты думаешь, что они могли бы мне помочь?

– Не знаю, – призналась она. – Но если у кого и получится, то только у них.

– Ладно, тогда поехали.

– Только здесь есть загвоздка, – медленно произнесла она, и в ее глазах он увидел тоску.

– Какая загвоздка?

– Если они впустят тебя туда… не к монахам, а именно в то место, где тебя станут лечить…

– И?

– Обратно тебя уже не выпустят.

– Вообще?

– Никогда, – ответила она. – Им не нравится, что об Убежище знают посторонние. Они не убьют тебя и не причинят вреда, но уйти не позволят.

Чонг закрыл глаза, пытаясь заглянуть в свое будущее. Но увидел лишь пустоту.

– А разве у меня есть выбор?

Из дневника Никс:

Прошлой ночью мне приснилось, что эпидемии никогда не было. Но сон был очень странным, совсем без деталей. Возможно, потому что я не знала, каким был мир до Первой ночи.

Я видела лишь городок и «Руины».

68

– Мне… мне жаль, Никс, – пробормотал Бенни.

Она яростно уставилась на него сквозь слезы.

– Да, но твои сожаления ничего не изменят. Я потеряла маму. Потеряла все, и в этом виноват наш проклятый городишко.

– Что?

– Боже, я больше ни минуты не могла там оставаться. Это было все равно что жить на кладбище. Никто не говорил о том, что произошло в мире. Никто не говорил о будущем. И знаешь почему? Потому что никто не верил, что у нас есть будущее. Все в Маунтинсайде просто сидели и ждали смерти. Вели себя так, словно уже умерли.

– Я…

Она сердито вытерла кулаками слезы.

– Маму убил Чарли Кровавый Глаз, а меня похитили. Люди могли хоть как-то отреагировать, но они этого не сделали. Вообще. После того как мы уничтожили логово Чарли и вернулись в город, все вокруг вели себя так, словно я никуда и не уходила. Никто, кроме капитана Странка, мэра Кирша и Лироя Вильямса, не спросил, где я была и каково это оказаться на просторах «руин». Люди не желали ничего знать. А что мне говорили на похоронах мамы? Они говорили что-то вроде: «она ушла в лучший мир» или «по крайней мере, она избавилась от страданий». От страданий? Она не болела, ее забили до смерти!

– Никс, я…

– Никто никогда не говорил о моем похищении и о том, как я попала в Геймленд. Никто. Мне кажется, многие вообще в это не верили. Нашлись люди, которые заявили, что сожалеют о том, что у мамы были какие-то разногласия с Чарли. Какие-то разногласия. Разногласия? Словно она умерла, потому что они о чем-то поспорили. Ее просто списали со счетов, потому что в противном случае им пришлось бы признать, что Геймленд действительно существует, задуматься о том, что там происходит. И тогда им пришлось бы говорить о зомби. Но люди предпочитали этого не делать. Боже! Помнишь, что сказал проповедник Джек о нашем городе? Он назвал его чистилищем… сказал, что люди там безропотно ждут смерти. И я все время думала, почему же схожу с ума? А это город сводил меня с ума, и если бы мы пробыли там еще немного, он убил бы меня. И это не шутка, Бенни. Я бы умерла.

При этих словах в ее глазах загорелся опасный огонек.

– Эй, перестань! – воскликнул Бенни. – Давай не…

Никс резко схватила Бенни за рубашку.

– Я не преувеличиваю, Бенни, и не шучу. Этот город – чистилище. Он перестал быть настоящим. Он нереален. Люди, живущие там, ничем не отличаются от зомби. Они считают, что живы, потому что способны разговаривать, но ни о чем не говорят. Они просто болтают. Они болтают обо всякой ерунде, делая вид, что общаются друг с другом. Но выполнение обычных рутинных действий – это не жизнь.

– Никс, я все это знаю. Поэтому тоже ушел оттуда.

– Нет! – гневно воскликнула она, тряся его. – Боже, пожалуйста, не лги мне, Бенни. Только не сейчас. И не здесь. Ты ушел из-за меня. Я это знаю. И Том знал. И Том ушел из-за меня.

– Вовсе нет.

– Да. Он собирался жениться на маме, но мама умерла. Он бы остался в городе, заботился бы о тебе и, возможно, помогал бы мне, но я пожелала уйти. И он знал, что, даже если попытается остановить меня, я все равно сбегу из города. И тогда он организовал наше большое путешествие, чтобы держать меня под присмотром. Возможно, ради мамы. И еще потому, что ты был влюблен в меня. Бенни, ты ушел из города из-за меня, а Том ушел из-за нас с тобой… и теперь Том мертв. Если мы не найдем другой самолет или какое-нибудь место, где все еще теплится жизнь, то смерть Тома бессмысленна. И я буду в этом виновата.

Глядя ей в глаза, Бенни вдруг все понял.

Ее огромную, невыносимую и разрушительную тоску.

И это понимание прожгло дыру в его душе.

– Никс, – ласково произнес Бенни, – нельзя так себя казнить.

– Но это правда!

– Нет, – ответил он, – это не так. Послушай. Том не из-за тебя ушел из Маунтинсайда. И не из-за меня. Он ушел, потому что там больше не было твоей мамы, а он не мог этого вынести. Он ушел потому, что хотел отыскать такое же место для жизни, что и ты. Где люди действительно живут полной жизнью. Он желал этого тебе, мне и себе. Том ни за что не остался бы в Маунтинсайде. Помнишь, что он сказал после похорон Дэнни Хаузера? «Не могу больше выносить этот чертов город». Он произнес эти слова, и вскоре мы покинули город. Том сам хотел сбежать оттуда.

– Но он погиб!

Бенни наклонился вперед и прижался лбом ко лбу Никс.

– Он погиб, Никс, но ты его не убивала и я тоже. Хотя почти каждую ночь я думал об этом. Вспоминал обо всем, что сделал неправильно, и что если бы я поступил иначе, мы бы с тобой не оказались в Геймленде. И тоже казнил и изводил себя. Но мы не убивали Тома. Это сделали плохие люди. Проповедник Джек убил Тома выстрелом в спину, и это правда.

Никс шмыгнула носом, но промолчала.

– Никс… что бы сказал Том, если бы услышал этот разговор?

Она покачала головой.

– Нет… скажи мне, – настаивал Бенни.

Она выпрямилась и вытерла слезы.

– Он… он бы сказал то же, что и ты. Что проповедник Джек…

– Верно. Проповедник Джек. Плохой человек, который творил ужасные вещи.

Никс бросила взгляд на разбитые окна.

– А теперь на нашем пути повстречались святой Джон и матушка Роза. Неужели только это и осталось в мире, Бенни? Только порок и зло?

Бенни уже собирался произнести какую-нибудь утешительную ложь. Но сейчас было не время успокаивать Никс.

– Не знаю, – честно ответил он.

В ее глазах застыла паника, но она улыбалась.

– Я не знаю, что еще здесь есть, – сказал Бенни, – но не верю, что не осталось ничего хорошего. И не поверю. Мы встретили Еву, Никс. И у нее есть семья.

– Которая пыталась нас убить.

– Нет. Мне больше так не кажется. Подумай об этом. Они были вне себя от беспокойства за Еву, а потом вдруг нашли ее у нас. Мы для них – незнакомцы, чужие люди. И я не сомневаюсь, что в этот момент как раз спасались бегством. Увидели нас и в ужасе решили, что мы жнецы. На их месте мы тоже могли ошибиться. Но взгляни на это по-другому – они спасались от злодеев. Они не жнецы. Они были готовы убить любого, лишь бы защитить свою маленькую дочку. О чем это тебе говорит? И еще все эти разговоры об Убежище. Несмотря на то что говорила матушка Роза и остальные психи, мне совсем не кажется, что это место тянет на оплот зла, тебе так не кажется?

– Да, – с сомнением в голосе призналась Никс.

– Да, – согласился он. – А еще те люди, что летели в самолете. Это были ученые, которые изучали вирус и, возможно, могли изобрести вакцину от болезни. И это тоже никак не вяжется со злом.

– Да.

– Американское Государство, – произнес Бенни, желая услышать, как звучат эти слова, а затем одобрительно кивнул. – Мы сейчас соберем эти бумаги, осмотрим другую часть самолета, а затем отправимся на поиски Лайлы и Чонга.

– И что потом?

– Я пока еще думаю над этим, – признался он.

Они некоторое время смотрели друг на друга.

– Я люблю тебя, Бенни, – сказала она.

– И я тоже люблю тебя.

– Хотя я и ненормальная?

– Будто я нормальный? Я ведь слышу голоса, ты не забыла? – И он улыбнулся ей.

Никс негодующе покачала головой, но улыбнулась в ответ.

69

Бунтарка помогла Чонгу встать, поддерживая его, когда тот сделал пару нетвердых шагов. Ева безмолвно, словно призрак, двинулась следом. Она старалась не отставать, словно не желала расставаться с Чонгом.

Чонг настоял на том, чтобы забрать с собой колчан со стрелами и лук.

– Зачем?

– Ну, – ответил он слабым голосом. – Я могу стрелять. Я неплохо стреляю. И… если в Убежище есть врачи, то, возможно, они захотят изучить вещество, которым смазаны наконечники.

– Хорошо, – согласилась Бунтарка, помогая ему перекинуть лук и колчан через плечо. – Как себя чувствуешь?

– Бывало и лучше, – признался он. – Ноги ведут себя странно, словно они затекли, но я не чувствую покалывания. И еще рана от стрелы почти не болит.

– О.

– Да, – сухо откликнулся он, – но я уверен, что это плохой признак.

Они медленно дошли до двери. С каждым шагом Чонг ощущал, что равновесие постепенно восстанавливается, но это мало его радовало. Скорее всего, улучшения не произошло, а он просто приспособился к своему новому состоянию.

– Не знаю, захочется ли тебе услышать эту историю, – сказала Бунтарка, – но я знаю одного парня, который заразился серой чумой и не умер.

Чонг повернул голову и уставился на нее:

– Думаю, я очень хочу послушать эту историю.

На ее лице промелькнула грусть.

– Что ж… для него все сложилось не слишком хорошо.

– И все же расскажи.

Они вышли из лачуги и направились к квадроциклу.

Бунтарка втянула воздух сквозь зубы.

– Ну, – неохотно начала она, – был один парень по имени Гирам, который когда-то выращивал кукурузу, а потом стал охотником, предлагая свою добычу в небольших поселениях. Он выезжал на охоту в фургоне, облицованном листовым железом, а его лошади были защищены попонами, сделанными из грубой кожи, утыканной автомобильными номерными знаками. Он убивал оленя или другого зверя, а затем возвращался в поселение и продавал мясо прямо из фургона. И вот однажды он вернулся в очень скверном состоянии.

– Как я?

Она взглянула на него и слабо улыбнулась:

– Приблизительно.

– И что произошло?

– Ну, оказалось, что он попробовал ногу дикого барашка, которого застрелил на охоте. После этого он заболел. Гирам попросил папу осмотреть его, и папа потребовал, чтобы он показал ему остатки туши того самого барашка. – Она умолкла, помогая Чонгу забраться на квадроцикл. Здесь не было ремня безопасности, но она привязала его веревкой, которая нашлась в сумке для снаряжения.

Усевшись, он сказал:

– Кажется, я догадываюсь, что обнаружил твой отец, осмотрев остатки туши.

Бунтарка кивнула:

– На плече барашка виднелся крохотный укус. Рана не серьезная, но все же это был укус. Судя по всему, после укуса мертвеца барашку удалось сбежать. Тогда-то его и подстрелил Гирам.

– И что же произошло с Гирамом?

– Это самая забавная часть истории. Я имею в виду…

– Забавная – значит странная, а не смешная. Я уже понял.

Она кивнула:

– Гираму было очень плохо. Он пролежал в постели дней десять-двенадцать, и к нему на всякий случай приставили охрану.

– Но?..

Бунтарка подняла Еву на руки, обняла и поцеловала, а затем посадила на сиденье.

– Держи ее крепче.

– Не беспокойся, – ответил Чонг. – Я не отпущу ее. Но что случилось с Гирамом? Ему стало лучше?

На лице Бунтарки промелькнуло странное выражение.

– Это не то «лучше», о котором тебе хотелось бы услышать. Хотя он выжил. Старик Гирам смог встать с постели, смог общаться с людьми и все такое, и спустя некоторое время он даже вернулся к охоте.

– Но?.. – настойчиво спросил Чонг. Ему хотелось пнуть ее.

– Он уже никогда не стал прежним. И время от времени делался кусачим.

– Кусачим?

– Да. Он начинал звереть, вел себя странно и пытался кого-нибудь укусить. И ему это несколько раз даже удалось.

– Он покусал людей?

Бунтарка отвела взгляд.

– Возможно, он даже ел людей, но это всего лишь слухи. Некоторое время спустя он сбежал, успев ускользнуть от расправы.

– Что… я имею в виду… во что он превратился?

– Я не знаю, как по-научному называется этот случай. Но мы с друзьями дали ему свое прозвище.

– Сгораю от нетерпения узнать его! – воскликнул Чонг.

– Мы называли его полузомб, – ответила она. – Гирам Полузомб.

– Круто, – сказал Чонг, а про себя подумал: «Лайла бы пришла в восторг. А потом упокоила бы меня навсегда».

– Держись, приятель, – сказала Бунтарка. Она взобралась в седло, завела мотор, и мгновение спустя они уже мчались по лесу, и четыре толстых колеса поднимали вокруг тучи песка и пыли.