Текст книги "Бродяга Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

12. ЖЕНЩИНА, НАХОДЯЩАЯСЯ НА МОЕМ СОДЕРЖАНИИ, НАЧИНАЕТ РАЗДРАЖАТЬ МЕНЯ, И Я САЖАЮ ЕЕ В КОНУРУ

– Не забывай, ты у меня на содержании, – сказал я Беверли.

– Я содержанка? – возмутилась она.

– Вот именно.

– Да мне об этом даже думать противно!

– И тем не менее это чистая правда.

– Где ты шляешься вечерами? – требовательно спросила Беверли, сменив тему.

– Я не обязан перед тобой отчитываться. Мой ужин готов?

– Я уже поела.

– Я спрашиваю про мой ужин!

– Ты можешь приготовить его сам.

– В доме не прибрано, – указал я.

– Такая работа не для меня, – отрезала Беверли. – Хочешь, чтобы кто-то присматривал за твоей лачугой, купи себе рабыню. Лачугой она называла арендованный мною в нескольких кварталах от верфи небольшой, но крепкий и ладный двухэтажный домик. Честно говоря, по тем деньгам, что я зарабатывал, он был для меня малость дороговат, но зато удобен. Наверху имелись две спальни, внизу кухня, гостиная и прихожая. К спальне мисс Хендерсон примыкал маленький балкон, выходивший в садик, обнесенный высокой стеной.

– Не нравится тебе лачуга, можешь вернуться в гостиницу, – сказал я.

– Ну, вообще-то дом не так уж плох, – смягчилась Беверли, – хотя кое-что в нем просто бесит.

– Что именно? – поинтересовался я. Мне лично дом казался весьма уютным.

– Взять хотя бы кушетку в моей спальне. В ее основание вделано железное кольцо.

– Это рабское кольцо, – пожал я плечами. – Ты, надо полагать, знаешь, каково его назначение.

– Надо полагать, знаю, – язвительно фыркнула она.

К таким кольцам приковывают рабынь у господской постели.

– К тому же, – продолжила Беверли, – мне не нравятся конуры для рабов, те, что в холле.

– Это горианский дом, – отозвался я равнодушно.

– Ты принес с рынка сул? – осведомилась она.

– Нет, не принес.

– А сколько сегодня заработал?

Заработанные мною суммы сильно рознились в зависимости от количества прибывавших в порт судов и, соответственно, спроса на наемную рабочую силу.

– Сколько ни заработал, все мои. Это не твое дело!

Даже под бесформенным платьем свободной женщины было видно, как напряглись ее плечи. Глаза Беверли сердито сверкнули поверх шелковой домашней вуали, сквозь которую угадывались очертания губ.

– Так ты, выходит, пришел ко мне с пустыми руками? Ну что ж, тогда не удивляйся, что в доме для тебя не найдется еды.

– Разве ты не ходила в лавку? Я ведь оставлял тебе деньги.

– У меня не было желания.

– В таком случае, подкреплюсь где-нибудь в таверне.

– Это дорого. Так и быть, дам тебе немного хлеба и сушеного мяса.

– Нет уж, лучше я пойду в трактир. Там есть горячее.

– И симпатичные рабыни, не так ли? Тоже в своем роде горячие?

– А как же иначе? В противном случае они не приносили бы дохода своим хозяевам.

– И что, они правда такие горячие?

– Это одно из их многочисленных достоинств.

– Понятно, – прошипела Беверли в холодной ярости. – А что, если они окажутся не в настроении?

– Рабыни обучены всегда быть в настроении.

– Но если клиент все-таки останется недоволен?

– Тогда девушку хорошенько выпорют, – ответил я.

– А если бы ты остался недоволен услугами такой девушки, ты тоже велел бы ее выпороть?

– Непременно.

– Даже окажись на ее месте я? Ты и меня бы велел выпороть?

– Непременно.

– Понятно, – процедила Беверли вне себя от злости и встала, поплотнее запахнув свое одеяние. – Ладно, нечего мне с тобой тут болтать. Я устала. Пойду к себе.

– Не запирай свою дверь на засов, – предупредил я. Она поступала так постоянно, и с каждым разом это раздражало меня все больше.

– Это моя спальня, – возмутилась Беверли.

– Ничего твоего тут нет, – заявил я. – Дом нанят мною, на мои деньги и на мое имя, а если ты и пользуешься в нем отдельной спальней, то только с моего позволения.

– Ну конечно, – сказала Беверли холодно, – я ведь у тебя на содержании.

– Не нравится, можешь уйти куда угодно.

– Конечно! Интересно только знать, далеко ли я успею уйти, прежде чем меня схватят и посадят на цепь?

– Ты можешь сама продать себя какому-нибудь важному господину.

– Еще чего не хватало!

Ее глаза сверкнули гневом над белым шелком домашней вуали.

– Я предлагаю тебе уйти.

– Я не хочу уходить, – сказала Беверли.

– Значит, предпочитаешь остаться на содержании?

– Да, – ледяным тоном произнесла она, – предпочитаю.

Потом мисс Хендерсон повернулась, покинула кухню, пересекла гостиную и стала подниматься по лестнице.

– Не запирай дверь на засов! – крикнул я ей вслед.

– Это еще почему? – сердито отозвалась она.

– Содержанку и того, кто ее содержит, не должно разделять железо, за исключением используемого по усмотрению хозяина. Такого, как прутья клетки, оковы или ошейник.

– Я буду вести себя так, как мне угодно.

– Тот, кто содержит женщину, должен всегда иметь к ней доступ.

– Можешь говорить, что хочешь, а я буду делать то, что считаю нужным.

Я услышал, как захлопнулась дверь спальни. До моего слуха донесся стук задвигавшегося засова.

Поднявшись из-за маленького столика на кухне, я подошел к кухонному шкафчику, достал оттуда хлеб и сушеное мясо, расправился с этим скудным пайком, утер губы, направился к лестнице и поднялся наверх.

Беверли пронзительно завизжала, прижимая к себе снятую одежду. Я стоял на пороге. Выбитая дверь болталась на одной петле. Засов был сорван вместе с железными скобами.

Пытаясь прикрыть наготу схваченной в охапку одеждой, Беверли попятилась.

– Не трогай меня! – воскликнула она. – И нечего двери ломать. Мог бы постучать, я бы открыла.

Шагнув вперед, я остановился перед ней.

– Я бы открыла дверь, – повторила Беверли.

– Рабыню за такую ложь можно и убить.

– Приличные люди, – пробормотала она, стараясь не встречаться со мной взглядом, – стучатся перед тем, как войти в спальню дамы. И спрашивают разрешения.

Я вырвал из ее рук охапку одежды и отшвырнул в сторону. Девушка осталась лишь в легком, горианского фасона нижнем белье, практически не скрывавшем ее прелестей.

– Я не одета! – возмущенно воскликнула Беверли.

Я сграбастал ее и швырнул животом на кушетку.

– Что ты собираешься со мной делать? – спросила она.

– Раздеть тебя, – ответил я и в подтверждение своих слов разорвал чуть прикрывавшую ее белую ткань.

– Убирайся из моей спальни! – прорыдала она.

– Этой ночью твоя спальня будет не здесь.

Схватив девушку за волосы, я стащил ее вниз по ступенькам, остановился в холле, перед ближайшим чуланом для рабов, рывком левой руки отворил крепкую решетчатую дверь, поставил мисс Хендерсон на четвереньки перед проходом и наконец, держа одной рукой за волосы а другой подталкивая под ягодицы, запихнул в конуру.

– Сегодня ты спишь здесь, – сообщил я.

С трудом развернувшись в тесном чулане, Беверли вцепилась в решетку, но я уже повернул ключ в замке.

– Сказано же тебе было, что мужчину и его содержанку не может разделять никакое железо, кроме прутьев клетки, оков или ошейника!

Отступив к стене, я поднял ключ так, чтобы она его видела, и добавил:

– Если мужчина содержит женщину, он всегда должен иметь к ней доступ. У меня, как видишь, теперь такая возможность имеется.

С этими словами я повесил ключ на стену так, чтобы Беверли могла его видеть, но не могла дотянуться.

– Джейсон, – позвала она.

– Я ухожу.

– Выпусти меня. Мне здесь плохо. Цементный пол, стальные прутья… Мне неудобно. Мне холодно!

– Ручаюсь, поутру тебе будет гораздо хуже, – заметил я.

– Джейсон! Джейсон, опомнись! Выпусти меня!

Я повернулся и вышел вон.

– Ты животное! – раздался вдогонку ее крик. – Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя!

Заперев дверь снаружи, я ушел.

13. ТОПАЗ

Домой я вернулся рано поутру, поскольку немного поспал в таверне Клеантеса. Вообще-то мне нравилось посещать злачные места Виктории; их в городке было несколько, и в каждом имелись свои изюминки. Правда, больше всего мне по душе была таверна Тасдрона, где в алькове для утех содержалась некогда земная девушка, а ныне клейменая рабыня для наслаждений по имени Пегги Бакстер.

Войдя в прихожую, я засветил плошку с жиром тарлариона, сходил в спальню и, взяв одежду, спустился вниз, где за решеткой, держась за прутья, стояла на коленях прелестная обнаженная девушка.

– Отпусти решетку, – велел я.

Беверли подалась назад, я повернул ключ, отпер замок и распахнул дверь.

Беверли выползла на четвереньках наружу, и я бросил ей одежду. Подхватив ее, она торопливо прикрыла наготу и тут же недовольно проворчала:

– Это короткая рубашонка, а не платье.

– Точно, – сказал я, ибо этот наряд не столько скрывал, сколько подчеркивал ее наготу.

– Для содержанки такая одежонка в самый раз.

– Вот именно, – подтвердил я.

– Я замерзла и проголодалась, – пожаловалась Беверли.

– Ступай на кухню, я оставил тебе немного хлеба и сушеного мяса. Есть и немного денег, так что можешь сходить на рынок. Ты поспала?

– Разве тут уснешь?

– Так или иначе, мне пора в порт.

– От тебя воняет питейными заведениями, – брезгливо сказала она.

Промолчав, я отложил на полку свой кошель, который обычно не брал в доки.

– Там, наверное, симпатичные рабыни? – промолвила Беверли.

– Очень симпатичные, – подтвердил я.

– Такие же хорошенькие, как я?

– Пожалуй, да. Во всяком случае, некоторые.

– Ты, надо думать, хорошо провел время?

– Замечательно!

Я направился к ведру с водой, стоявшему в углу комнаты.

– Что нового слышно в тавернах? – поинтересовалась Беверли, пока я умывал лицо.

– Представляешь, я видел нескольких стражников из Арской фактории, – отозвался я.

– А их-то как сюда занесло?

– Ты слышала о топазе?

– Да, – ответила Беверли. – Я слышала, как о нем говорили люди на рынке.

– Это символ, который речные пираты используют как знак общего сбора своих сил.

– И что, люди Ара ищут этот топаз? – поинтересовалась она.

– Еще как ищут, – сообщил я.

– Наверное, они боятся, что их фактория подвергнется нападению?

– Верно, – ответил я, утирая лицо полотенцем. – Если фактория будет разрушена, весь участок реки между Тафой и Ларой окажется во власти речных разбойников.

– Тогда наступит черед Коса? – спросила она.

– Это лишь предположение, – уточнил я, отложив полотенце в сторону.

– А стражи из Ара нашли этот топаз? – осведомилась Беверли.

– Насколько мне известно, нет. Они обыскивали подозрительных возле таверны Клеантеса, а потом обшарили саму таверну. И всех посетителей, кроме тех, кого уже проверили снаружи. Похоже, их методы не принесли успеха.

– Если топаз доберется до опорного пункта Поликрата, – заметила она, – это откроет путь для объединения разбойничьих шаек востока и запада.

– Думаю, топаз уже попал к Поликрату.

– Но ведь пути к такой важной цитадели должны были блокировать.

– Этот путь невозможно перекрыть полностью, не располагая значительными силами, – пояснил я. – Полагаю, толковому гонцу не составило особого труда добраться до логова Поликрата.

– А на что рассчитывают власти?

– На то, что им удастся перехватить гонца в пути. Надежда слабая, но она существует.

– Однако шансы невелики, – заметила Беверли.

– Согласен.

– Не хотелось бы мне оказаться на месте того, кому доверен этот топаз.

– Мне тоже, – промолвил я.

– Ты, – Беверли резко сменила тему, – запер меня на всю ночь в этой конуре!

– Понравилось? Для меня это самое обычное дело.

– Я больше не буду запирать дверь между нами, – пообещала она.

– Настоятельно рекомендую. Это в твоих же интересах.

Беверли подошла ко мне и остановилась так близко, что мне стоило огромного труда справиться с желанием сжать ее в объятиях и швырнуть на пол прямо в прихожей.

– Джейсон… – произнесла она.

– Ну?

Мисс Хендерсон слегка спустила рубашонку с плеча.

– Ну?

– Я готова заработать на свое содержание!

– Ты говоришь как рабыня, – пристыдил ее я.

– Рабыни не зарабатывают на свое содержание, а делают, что им велят, – возразила она.

– Будь ты рабыней, ты тоже подчинялась бы?

– А куда бы я делась? Мне бы пришлось.

– Это верно.

Беверли заглянула мне в глаза и поняла: это и вправду верно.

– Интересно, вышла бы из тебя хорошая рабыня? – промолвил я.

– Обрати меня в рабство, вот и увидишь.

– Я бы рад, но ты женщина с Земли.

– В этом мире полным-полно женщин с Земли, которые теперь ублажают своих хозяев.

Я смерил ее взглядом, и Беверли неожиданно опустилась передо мной на колени.

– Обрати меня в рабство, – умоляюще произнесла она. – Я буду для тебя хорошей рабыней.

– Встань, – смущенно попросил я. – Неужели такой плохой феминист, как я, должен напоминать тебе о том, что такое достоинство женщины?

– Здесь Гор, а не Земля, и все, чему я верила на Земле, там и осталось. Я многому научилась…

– Встань, – повторил я.

– На Горе, – продолжала Беверли, – мне не нужно притворяться. Здесь мне нет нужды прикидываться сторонницей ложных взглядов. Я наконец обрела право быть женщиной.

– Встань! – крикнул я.

– Выполни мою просьбу, пожалуйста! – взмолилась Беверли.

– А ну встань сейчас же! Мне стыдно за тебя!

– Нет, Джейсон, ты не прав. Я была честна перед тобой, а ты пристыдил меня за необдуманную честность. В каком-то смысле это моя вина, ведь ты все еще человек с Земли. Мне следовало иметь это в виду.

– Тебе попросту нужно вести себя по-другому.

– Но мои желания именно таковы!

– Измени их.

– Я не могу, – сказала Беверли.

– Но наверняка хочешь.

– Нет, – сказала она, – уже не хочу. Я полюбила эти желания. Они отражают мою глубинную суть.

– Раз уж тебе не под силу отказаться от столь постыдных желаний, ты должна скрыть их. Сделать вид, будто у тебя их нет.

– Зачем?

– Может быть, затем, чтобы твое поведение согласовалось с базовыми социальными ценностями.

– Здесь не Земля! Так с какой же стати я должна подстраиваться под моральные нормы другой планеты?

– Понятия не имею, – честно признался я. – Это какой-то дурной сон!

– Мужчины и женщины имеют свои достоинства и свои недостатки, но каждый хорош именно на своем месте. Достойное в мужчине является недостатком в женщине, и наоборот. Мнение же о том, будто мы одинаковы, совершенно несостоятельно.

– Может быть, и так, – сказал я.

– Почему ты позволяешь робким, лживым и мелким людям навязывать тебе свои взгляды?

– Не знаю, – отозвался я.

– Где доказательства того, что провозглашаемые ими принципы верны?

– Я не встречал таких доказательств.

– Следуя подобным принципам, человек оказывается в разладе с самим собой, а это приводит его к мучениям, физическим и духовным. Расстройство здоровья способно укоротить жизнь. Можно ли считать верными принципы, руководствуясь которыми человек приводит себя к краху? Не являются ли они порождениями больного воображения? Неужели самообман и нелепое самоограничение должны считаться нормой?

– Не знаю!

– Прошу прощения, если я тебя смутила.

– Ступай в свою комнату.

– Ты отказываешь мне как женщине?

– Отправляйтесь к себе, мисс Хендерсон.

– Слушаюсь, – ответила Беверли, – ты ведь меня содержишь.

С этими словами она повернулась и направилась к лестнице, но у подножия ее вновь обернулась ко мне.

– Я все еще готова отработать свое содержание.

– Ты земная женщина, так что тебе необязательно отрабатывать содержание.

– Отведи меня на рынок.

– Зачем?

– Может быть, какой-нибудь мужчина пожелает меня купить.

– Но ведь я не отказываю тебе в свободе.

– Ты поступаешь гораздо хуже: отказываешь мне в рабстве.

– Ты начинаешь меня сердить.

– Тогда избей меня, изнасилуй и посади на цепь.

– Иди в свою комнату и не гневи меня, – предостерег я.

– Следует ли мне раздеться и ждать, когда ты захочешь воспользоваться мною?

– Этого не будет.

– Ясно. Ты благородный землянин, и наедине с тобой порядочной девушке ничто не угрожает.

Я промолчал.

– А на девушек из таверны твое благородство не распространяется?

– Они всего-навсего рабыни.

– Понятно, – сказала Беверли. – Знал бы ты, как я завидую этим жалким созданиям.

– Не завидуй, не стоит. Ты не знаешь, каково быть рабыней.

– Я была рабыней, – напомнила она.

– Тебя всего лишь выставили на продажу. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, каково быть настоящей рабыней.

– Надень на меня ошейник и научи этому.

– Ты женщина с Земли, – повторил я. – У меня нет намерения тебя обижать.

– Большое спасибо, – язвительно произнесла Беверли. – Как тебе будет угодно, ты ведь меня содержишь.

Я потянулся к кошельку, чтобы дать ей денег, открыл его и удивленно поднял брови.

– Что такое? – спросила она, заметив мое изумление.

– Да вот… Ничего подобного у меня еще не было! – С этими словами я достал из кошелька какой-то незнакомый предмет.

– Что это?

Я медленно повертел пальцами осколок полированного камня. Похоже, будучи целым, он имел форму конуса. Фрагмент размером примерно с кулак имел желтоватый цвет, с прожилками и осветлением, особенно заметным на месте скола.

– Что это? – повторила Беверли.

– Уверенности у меня нет, – ответил я, – но сдается мне, это топаз.

14. ЛОЛА

Купив все, что нужно, я вернулся домой, закрыл за собой дверь и запер ее на засов.

– Кто там? – крикнула с верхнего этажа мисс Хендерсон.

– Это я, Джейсон. Рабыня не в счет.

– Кто?

– Разве не ясно? Рабыня. Я зову ее Лола. Мне это имя показалось подходящим, поскольку именно так ее называли в Доме Андроникаса.

– Кто это? – спросила Лола, и я улыбнулся про себя. В присутствии постороннего мужчины она никогда не позволила бы себе столь вольного вопроса.

Мисс Хендерсон стояла на вершине лестницы, пребывая в полном ошеломлении. Купив рабыню, я, похоже, выбил ее из колеи.

– Хорошенькую женщину держишь ты в своем доме, господин, – заметила Лола. – Причем, как я вижу, без ошейника. Похоже, Джейсон, с того времени, как мы виделись в Доме Андроникаса, ты не слишком изменился.

– Нахальная рабыня! – воскликнула мисс Хендерсон, покраснев от гнева. Это было особенно заметно, поскольку с той самой ночи, когда я запер ее в чулане, она не носила больше домашней вуали.

Заметив, что Лола обратилась ко мне по имени, я решил, что это обойдется ей в пять дополнительных ударов плетью.

– Нужно сделать покупки, – сказал я мисс Хендерсон, – Займись этим.

– Не хочу, – заявила Беверли.

– Займись этим! – повторил я, повышая голос.

– Да, Джейсон, – сердито отозвалась она, после чего спустилась по лестнице, взяла из ящика кухонного шкафа несколько монет, подняла засов и ушла.

Я снова запер дверь.

– По крайней мере, – промолвила, поглядев на меня, Лола, – моя рабская доля не будет тяжелой.

Я нашел ее ближе к полудню, во время обеденного перерыва, когда прогуливался забавы ради по портовому рынку. Там по дешевке продавали девушек, среди которых попадались и настоящие красотки, а смотреть, как продают красивых женщин, приятно каждому мужчине.

Она, нагая, стояла на коленях на грубых смолистых досках помоста для торговли. Было жарко, и на шершавом дереве выступали капельки смолы. На запястьях женщины красовались кандалы, короткой цепью прикрепленные к ввинченному в доски массивному железному кольцу.

– Никак Лола! – невнятно пробормотал я, поскольку рот мой был набит еще непрожеванным мясом.

Узнав меня, девушка вздрогнула. Торги еще не начались.

– Сколько хочешь за эту? – спросил я торговца, державшего ключи и плеть.

– Десять медных тарсков.

– По рукам, – сказал я.

– Нет! – крикнула она.

– Заткнись, шлюха! – рявкнул на нее работорговец.

Я достал из складок туники монету соответствующего достоинства. Кошелька у меня с собой не было, ибо я, как правило, не брал его с собой на работу.

– Не продавай меня ему, – взмолилась девушка, – пожалуйста!

В ответ торговец наградил ее увесистым пинком, и она умолкла.

Получив деньги, купец снял с нее оковы и ошейник.

– Идем, – сказал я ей и двинулся своей дорогой. Лола, как была обнаженная, спустилась с помоста и последовала за мной, держась позади. Убежать она не пыталась, ибо хорошо знала, что на Горе побег невозможен.

Остановившись у портового склада, я получил жалованье за полдня, и мой работодатель отнесся к этому с пониманием, ибо видел, что я приобрел нечто, представляющее интерес. Ясно было, что мне не терпится доставить свою покупку домой.

– Эй, Джейсон, – крикнул мне один из парней. – Иди лучше поработай, а девку оставь здесь, на складе. Мы с ребятами о ней позаботимся. Не бойся, от нее не убудет.

Грузчики разразились хохотом.

Усмехнувшись, я помахал им и направился прочь.

– Поимей ее разок за меня! – крикнул вдогонку один из моих товарищей.

– Плохо же они тебя знают, – с горечью сказала Лола.

Я оставил это без внимания.

По дороге мне пришлось задержаться на рынке, чтобы сделать кое-какие приобретения. По моему разумению, этим вещи могли пригодиться.

– Зачем ты покупаешь плеть? – спросила рабыня.

– Потерпи, – ответил я. – Может быть, скоро узнаешь.

Помимо плети я прикупил оковы, веревки и еще кое-какие мелочи. Причем кое-какие из этих специфических предметов приобрел в двойном комплекте.

Кроме того, уже ближе к дому я присмотрел для Лолы рабскую тунику и завернул в кузницу, где с рабыни сняли мерку и быстренько подобрали подходящий ошейник. Следуя моим указаниям, на нем сделали надпись. Ошейник и два привязанных к нему ключа отправились в мешок.

Я щелкнул пальцами, и девушка, поднявшись с колен, подошла к столу.

– Убери со стола, Лола, – приказал я.

– Повинуюсь, господин, – ответила она и принялась собирать тарелки.

– Почтительная шлюха, – заметила мисс Хендерсон, стоявшая на коленях напротив, через стол от меня. Лола не подняла головы.

– Утром она держалась совсем по-другому. Что ты с ней сделал?

– Напомнил ей, что она рабыня.

– Понятно, – сказала мисс Хендерсон.

Лола поднялась и, легко переступая босыми ногами, понесла посуду на кухню.

– Туника у нее без рукавов и слишком короткая, – заметила мисс Хендерсон.

– Мне нравится.

– Ну конечно, – поморщилась Беверли, – она же твоя.

– Почему ты опутал меня таким образом? – спросила Лола.

Я связал ее запястья вместе, оставив болтаться кусок веревки примерно в фут длиной.

Не отвечая, я сгреб рабыню, перенес через порог в дом и поставил на ноги возле стены.

– Зачем ты внес меня в дом, словно захваченную добычу? – снова удивилась она.

Отодвинув засов, я открыл дверь сразу после того, как отослал мисс Хендерсон за покупками. Теперь мы Лолой оставались в доме одни.

Рабыня взглянула на меня и повторила:

– Моя рабская доля будет легкой.

– Встань здесь, – приказал я и поместил ее под крепкой потолочной балкой.

– Из меня выйдет плохая рабыня, – сказала Лола.

Я высвободил цепь, пропущенную через балку, опустил на ней широкое, примерно шести дюймов в диаметре, стальное кольцо.

– Знаешь, что это такое? – спросил я.

– Я рабыня, – промолвила она.

– Отвечай, если тебя спрашивают.

– Конечно знаю. Это кольцо для порки.

– Правильно!

Свободным концом веревки я привязал ее связанные запястья к кольцу.

– Что ты делаешь? – спросила Лола, недоумевая.

– А ты как думаешь?

– Собираешься взять меня на испуг, – недоверчиво произнесла она. – Не можешь же ты в самом деле…

Не произнося ни слова, я подтянул цепь, так что ее руки оказались поднятыми высоко над головой.

– Еще как могу.

– Из меня выйдет плохая рабыня, – снова промолвила она и неожиданно вскрикнула, почувствовав боль.

– Это мы еще посмотрим, – сказал я.

– Развяжи меня, – попросила Лола, морщась от боли.

Я подтянул цепь еще на четверть дюйма и, зацепив звеном за крюк, закрепил в этой позиции.

– Отпусти меня!

Я обошел вокруг рабыни и остановился лицом к ее лицу.

– Ты чувственна, – сказал я, – думаю, из тебя выйдет превосходная рабыня.

– Отпусти меня! – повторила она, извиваясь в путах.

– Да, превосходная, – повторил я, после чего зашел сзади.

– Тебе меня не испугать, – заявила Лола. – Я прекрасно знаю, что ты слишком слаб. Землянин не годится для того, чтобы принудить рабыню к повиновению.

– Помнится, давным-давно, в Доме Андроникаса, ты приказала меня высечь. Будучи свободной женщиной, занятой обучением рабов, ты намеренно разлила вино, а потом обвинила меня, чтобы я понес наказание.

Она не ответила.

– За это ты со мной так и не расплатилась. Ты моя должница.

– Должница?

– Именно.

– Но не забывай, ты ведь с Земли.

– Ах, да, – сказал я, – мужчины с Земли никогда не заставляют женщин расплачиваться. Женщина может унижать мужчину, насмехаться над ним – и все это совершенно безнаказанно. Так?

– Так! Именно так!

– Но не всегда, – сказал я.

– Господин, – встревоженно заговорила Лола, – но ведь…

– И тут не Земля, – добавил я.

– Господин!

Это слово оборвалось пронзительным криком: я нанес Лоле хлесткий удар горианской плеткой-пятихвосткой, предназначенной специально для наказания рабов.

Таких ударов ей достался десяток.

По окончании экзекуции рабыня, рыдая, обвисла на цепи под балкой.

– Как ты можешь бить женщину? – спросила Лола с дрожью в голосе. – Ты, уроженец Земли?

Подойдя к ней, я рывком за волосы откинул ее голову назад, заставив рабыню закричать от боли.

– Это прикосновение слабака землянина? – спросил я.

– Нет! – испуганно простонала Лола.

– К тому же ты моя новая рабыня, которую я только что привел с рынка в дом, – прошептал я ей на ухо.

– Нет, – воскликнула она. – Нет!

Иногда девушку порют, когда впервые приводят в новый дом. В некоторых городах, включая Викторию, это считается способом дать ей понять, что в этот дом она приведена именно как рабыня.

Я выдал красотке Лоле еще десять ударов.

– Это за то, что ты чуть раньше осмелилась назвать меня по имени.

– Прости мне, господин, – прорыдала Лола.

– За это тебе полагается еще пять ударов, – сообщил я ей.

Рабыня застонала, и еще пять ударов обожгли ее тело.

Когда я опустил плеть, Лола обвисла на кольце, лишившись чувств. Пришлось привести ее в себя несколькими звонкими пощечинами. Очнувшись, она воззрилась на меня в ужасе.

– Еще один удар, – сообщил я, – полагается тебе исключительно для того, чтобы напомнить, кто ты такая.

– Да, господин, – прошептала Лола.

Этот удар был самым сильным за всю порку, но, произведя его, я сразу же отложил плеть и опустил цепь. Лола упала на пол, после чего я отвязал ее от кольца.

Лежа на плитках прихожей, она медленно подняла голову, помотала ею, чтобы восстановить зрение, и воззрилась на меня, не веря своим глазам.

Сняв сандалии, я бросил их на пол, и Лола, одну за другой, принесла их мне в зубах, двигаясь на четвереньках. Потом она подняла глаза.

– Целуй плеть! – приказал я.

– Повинуюсь, господин.

Стоя на коленях, рабыня обеими руками подняла плетку и с жаром прижалась к ней губами. Потом Лола снова взглянула на меня, в ее влажных испуганных глазах я прочел, что действительно стал ее господином.

Тогда я надел на нее ошейник.

– Твои обязанности в этом доме, Лола, – сказал я, – окажутся многочисленными и сложными. В частности, ты будешь прибираться в доме, да так, чтобы он сверкал, стирать, шить, чистить обувь, гладить, ходить на рынок и в лавки, стряпать, прислуживать за столом и заниматься всем прочим, что не подобает свободной женщине.

– Да, господин.

– Кроме меня ты будешь слушаться мисс Беверли Хендерсон, живущую в этом доме на правах свободной женщины. Ее приказания должны выполняться так же, как и мои, но при этом ты должна помнить, что принадлежишь мне. Твой хозяин я, а не она. Понятно?

– Да, господин, – промолвила Лола. – Но неужели мой господин будет использовать меня только как домашнюю прислугу?

– Ничуть, – сказал я. – Ты слишком красива.

– О господин, – сказала она. – Пожалуйста, прости за то, что не угодила тебе раньше.

– Ты хочешь, чтобы тебя снова выпороли? – спросил я.

– Нет, господин!

Порка убедила Лолу в том, что у нее есть хозяин. Дело, конечно, заключалось не только в испытанной боли. Важна не боль сама по себе, она лишь помогает девушке осознать, что такое власть мужчины. Прочувствовав это своей кожей, рабыня усваивает такого рода урок очень прочно. Ну и конечно же, девушке, осознавшей свое подчиненное положение, полезно знать не понаслышке, что такое плеть.

– Тогда, может быть, тебе следует начать угождать мне прямо сейчас, – сказал я.

– Да, господин! – сказала Лола и принялась целовать мои ноги.

– Но с другой стороны, – хмыкнул я, – тебе стоило бы просто завязать мои сандалии.

– Позволь мне завязать их попозже, – попросила она, – Разреши мне ублажить тебя прямо сейчас.

– Ты просишь об этом?

– Умоляю, господин.

– Так и быть, – промолвил я, – Позволяю.

– Ты стал не таким, как раньше, – промолвила Лола, глядя на меня сквозь прутья рабской конуры.

Я пожал плечами.

Она робко протянула руку сквозь решетку, чтобы прикоснуться ко мне.

– Ты когда-нибудь еще снизойдешь до того, чтобы воспользоваться моим телом, господин?

– Может быть.

– Я счастлива, что ты купил меня, господин, – прошептала Лола. – Ты будешь мною доволен.

– В этом доме тебе придется нелегко. Не забывай, здесь живет свободная женщина.

– Я буду беспрекословно повиноваться ей, – заверила Лола.

– Однако помни, что твой хозяин – только я.

– Не забуду, господин, – с улыбкой пообещала Лола и, поцеловав кончики пальцев, просунула руку сквозь решетку, чтобы прикоснуться ко мне. – Я уже хорошо усвоила, кто мой господин.

– Теперь отдыхай, – сказал я. – Скоро мисс Хендерсон вернется домой и, надо думать, загрузит тебя домашней работой.

– Да, господин, – сказала Лола.

Вернувшись к маленькому столику и опустившись на колени, Лола подала нам десерт – ломтики тоспита, сбрызнутые четырьмя видами горианского сахара.

– Я вижу, наличие в доме рабыни имеет свои плюсы, – заметила мисс Хендерсон.

– Я и не сомневался в этом.

– Ты можешь подать черное вино в маленьких чашечках, Лола, – распорядилась мисс Хендерсон.

– Да, госпожа, – прошептала Лола.

Черное вино – деликатес. Я купил его несколько дней тому назад, но мы его еще не пробовали. Через несколько минут Лола вернулась с подносом, на котором стоял сосуд с дымящейся жидкостью, а также сливочницы, сахарницы, крошечные чашечки, ложечки и все прочее, необходимое для смешивания и дозировки.

– Восхитительно, – промолвила мисс Хендерсон.

– Спасибо, госпожа, – отозвалась Лола и, оставаясь на коленях, слегка отступила, чтобы не мозолить глаза.

– Ты весьма привлекательная девушка, Лола, – сказала мисс Хендерсон, оглядывая ее.

– Спасибо, госпожа, – промолвила Лола, не поднимая головы.

– Мужчины, должно быть, находят тебя красивой.

– Может быть, госпожа, некоторые из них, – отозвалась Лола.

Я мысленно усмехнулся: не счесть Лолу привлекательной мог бы разве что бесчувственный круглый болван.

– Давно ты в рабстве? – спросила мисс Хендерсон.

– Четыре года, госпожа, – ответила Лола.

– Меняла хозяев?

– Да, госпожа.

– И они использовали тебя как рабыню?

– Да, госпожа.

– Во всех смыслах?

– Во всех, госпожа, – подтвердила Лола, опустив голову еще ниже.

– Тебе доставляло удовольствие ощущать их руки на твоем теле?

– Да, госпожа, – прошептала Лола.

– Я вижу, что ты истинная рабыня.

– Это правда, госпожа, – прошептала Лола.

– Кстати, – обратился я к мисс Хендерсон, – убери свои вещи из главной спальни.