Текст книги "Бродяга Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Мне нередко доводилось видеть, как выставленная на продажу девушка изо всех сил старается привлечь к себе внимание какого-то определенного мужчины, выделенного ею из толпы. Надо заметить, что подобные попытки нередко увенчиваются успехом, ибо потенциальный покупатель, оценив старания девушки, приходит к выводу, что, став его собственностью, она продемонстрирует ему чудеса рабского служения. Но ее уделом, в любом случае, остаются лишь надежда и робкое, покорное ожидание. Покупать рабыню или пренебречь ею – решает мужчина, и только мужчина.

– Я люблю моего горианского господина, – выдохнула женщина. – Купи Беверли, пожалуйста!

На торгах порывы такого рода порой сурово пресекаются плеткой распорядителя. Рабыню выводят напоказ для того, чтобы продать не тому, кому ей хочется принадлежать, а тому, кто даст за нее больше денег. Кроме того, процедура проведения большинства публичных торгов такова, что девушке непросто добиться осуществления своей мечты. Днем мужчины в большинстве своем заняты на работе, а потому аукционы проводятся вечерами, при свете факелов или масляных фонарей. Освещается при этом в основном помост, тогда как само помещение аукциона остается почти в темноте. Выставленный товар виден потенциальным покупателям очень хорошо, но сами девушки почти не могут рассмотреть своих покупателей.

Другое дело, что они прекрасно осознают присутствие множества мужчин, слышат их выкрики, воспринимают их движения, вдыхают их запахи, чувствуют на себе их плотоядные взгляды. Таким образом, невольнице остается одно: продемонстрировать себя в самом выгодном свете в надежде на то, что цена поднимется и она достанется состоятельному владельцу. Однако большинство рабынь уходят по средней цене. Лишь немногие на Горе не имеют возможности обзавестись собственностью для удовлетворения своей похоти.

Нередко бывает, что, когда торги закрываются, проданная рабыня не знает, кто стал ее хозяином: она не видела покупателя или вовсе была приобретена через посредника. Случается, девушка узнает хозяина лишь через день или два после аукциона и остается в неведении – придется ей радостно и самозабвенно служить мужчине своей мечты или ублажать жестокого тирана, который превратит ее жизнь в каждодневный ужас. Правда, рано или поздно она это узнает.

– Купи меня, господин, – умоляла Беверли.

Тогда я заставил ее реагировать на мое возбуждение, и она принялась издавать стоны, то и дело перемежавшиеся с выкриками:

– Купи меня! Беверли мечтает служить тебе!

По горианским представлением искренняя, идущая из глубины естества просьба есть подлинно рабское действо, присущее истинным рабыням. С моей точки зрения, это правда. Таким образом, умоляя купить себя, мисс Беверли Хендерсон лишний раз доказала, что носит рабский ошейник в соответствии со своим предназначением.

– Если я сумею хорошо угодить тебе, – подольщалась мисс Хендерсон, – ты купишь меня?

Вместо ответа я наградил ее несколькими звонкими, хлесткими пощечинами.

– Прости меня, господин, – воскликнула она, – я не хотела торговаться! Я сделаю все, чтобы угодить тебе, лишь подай знак! Пощади, не убивай меня! Я виновата, но мне лишь хотелось стать твоей!

На моей руке и на ее губах оказалась кровь.

Я поцеловал ее в распухшую губу, попробовав кровь на вкус. Беверли заскулила.

– Пощади! – молила она. – Накажи меня, но не убивай!

Эта жалкая мольба пробудила во мне новый прилив желания, и я овладел ею.

Закончив, я встал, а женщина осталась лежать, все еще в страхе.

– Я не хотела рассердить моего горианского господина, – сказала она. – Дерзость была допущена мною лишь по недомыслию. Сжалься! Я всего лишь рабыня.

Я сдернул Беверли с кровати и бросил на колени у кольца.

– Позволь мне доставить тебе удовольствие, господин, – жалобно умоляла Беверли, и я снизошел до ее мольбы, позволив оказать мне еще одну интимную услугу. Но сразу после этого на ее запястьях застегнулись плотные кожаные наручники.

– Чего желает господин? – пролепетала Беверли, я же в ответ прикрепил наручники к рабскому кольцу.

Она услышала, как встряхнулись ремни плетки.

– Пожалуйста, не бей меня, господин, – попросила рабыня и покорно опустила голову.

Я хлестнул ее наотмашь и отбросил плетку. Беверли, всхлипывая, повернула голову в мою сторону, но повязка по-прежнему крепко держалась на ее глазах. Коленопреклоненная, обнаженная, прикованная к кольцу, с ошейником на шее, мисс Хендерсон продолжала жалобно стенать и взывать ко мне.

– Я люблю тебя, господин, – повторила она. – Именно такому мужчине, как ты, мне бы хотелось принадлежать.

Сложив свои вещи у двери, я вернулся к ней и потянул за кожаные наручники, которыми были пристегнуты к кольцу ее руки.

– Прости меня, если я огорчила тебя, господин, – попросила она.

Я молча смерил ее взглядом.

– Я люблю тебя, мой горианский господин, – повторила Беверли, и эти слова снова пробудили во мне желание. Я схватил ее и опять овладел ею, она же отдалась мне с таким жаром и страстью, что до сего случая мне вообще трудно было поверить, что женщина способна на такую самоотдачу. Она извивалась, рыдала и кричала в судорожном экстазе.

– Я повинуюсь тебе всегда и во всем, – прорыдала женщина. – Ты мой господин. Я твоя рабыня. Не оставляй меня, господин. Возьми меня с собой. Поликрат, мой хозяин, отдаст меня, стоит тебе только попросить.

Я собрал лежавшие у двери вещи, закинул узел на плечо и надел маску. Как раз в этот момент послышался стук в дверь, и я отворил. Пират – тот самый, что вчера привел Беверли, – явился пригласить меня к завтраку. Предполагалось, что вскоре я покину твердыню Поликрата, дабы спуститься вниз по течению к оплоту Рангара Воскраджа и доложить ему о выполнении моей миссии, благодаря чему две пиратские флотилии, объединившись, обрушат свою свирепую мощь на Арскую факторию, а затем и на Порт-Кос. После чего река на сотни парсангов вверх и вниз окажется в полной власти разбойников, которые обложат данью все прибрежные поселения.

Я кивнул пирату, выразив готовность отправиться с ним в трапезную. Он посмотрел мимо меня. Девушка стояла на коленях, по-прежнему пристегнутая к кольцу кожаными наручниками. Пират выглядел несколько удивленным.

– Это Беверли? – спросил он, и при звуке его голоса девушка отпрянула, ударившись о подножие кровати.

Пират, явно заинтересовавшись, прошел мимо меня, приблизился к ней и присел рядом на корточки.

– Точно, это Беверли.

Она задрожала. Разбойник протянул руку и коснулся ее плеча. Она съежилась и опустила голову еще ниже.

– Что ты с ней сделал? – спросил он, ухмыльнувшись. – Еще вчера эта девка никуда не годилась, а сегодня стала подлинной рабыней.

Протянув руку, громила взял ее пальцами за подбородок и горло. Девушка съежилась еще сильнее.

– Я бы сказал, – с усмешкой произнес пират, – что благодаря тебе она стала гораздо лучше. А, Беверли? Похоже, этот господин умеет превращать необученных девушек в настоящих рабынь.

– Да, господин, – подтвердила она.

– Поликрат предупредил меня: если ты не доставишь господину удовольствие, тебя скормят слинам.

Беверли задрожала.

– Но теперь видно, что ты не доставила господину никаких хлопот. Не так ли?

– Так, господин, – пролепетала она.

Отняв руку от ее подбородка, пират продолжал бесцеремонно разглядывать дрожащую невольницу.

– По сравнению со вчерашним днем ты очень сильно изменилась.

– Да, господин, – прошептала она.

Пират коснулся рукой ее левой икры и легонько пробежался по ней пальцами. Беверли заскулила и отпрянула назад.

– Интересно, – заметил он.

Ее реакция была реакцией беспомощной и безвольной истинной рабыни.

– Что с тобой делали прошлой ночью?

– Господин обладал мною и всецело покорил меня.

– Это очевидно, – встав на ноги, пират с ухмылкой повернулся ко мне. – Поликрат будет доволен, – заявил он, ткнув пальцем в сторону стоявшей на коленях рабыни.

Я пожал плечами.

Разумеется, всецело покоренная женщина представляет для мужчин особый интерес. Мисс Хендерсон, стоявшая на коленях у кольца, повернулась, насколько позволяли узы, в нашу сторону.

Пират рассмеялся.

Девушка отпрянула, ударившись о кушетку. Ремни наручников терлись о кольцо. Пират медленно направился к ней, и Беверли скорчилась от страха, ожидая удара. Он остановился перед рабыней, и она подняла голову, хотя видеть его, конечно же, не могла. Дрожа от ужаса, Беверли изогнулась в наручниках, проявляя подлинно рабский страх перед всевластием господина.

Пират, подбоченясь, любовался ее порабощенной, беспомощной красотой. В нынешнем своем состоянии Беверли стала мечтой любого мужчины.

– Кто владеет тобой? – спросил разбойник.

– Поликрат, – ответила Беверли.

– Он твой хозяин. А кто владеет тобой обычно?

– Мужчины.

Хмыкнув, пират отвернулся от нее и вышел из комнаты. Я направился следом за ним, но с порога все же обернулся и взглянул на женщину.

– Господин! – донеслось до меня ее жалобное восклицание. – Господин!

Усмехнувшись, я закрыл за собой дверь, отрезав последний умоляющий возглас.

Беверли осталась внутри. В конце концов, она была всего лишь рабыней. Ничтожной рабыней, покорно обслужившей одного из гостей своего хозяина.

25. ТАЙНАЯ ВСТРЕЧА В ТАВЕРНЕ ТАСДРОНА

– Удались, рабыня, – повелел Тасдрон, владелец таверны на Ликурговой улице в Виктории.

– Слушаюсь, господин, – сказала Пегги, склонив голову, и с подобающей рабыне почтительной грацией попятилась от столика.

Она была босая, ее одежду составлял клочок прозрачного желтого шелка, длинные светлые волосы перевязывала сзади желтая лента, а плотно прилегающий стальной ошейник подчеркивал красоту стройной шеи. Бубенцы, прикрепленные к браслету на ее левой лодыжке, позванивали негромко и удивительно чувственно. Отойдя к дальней стене, девушка опустилась на колени, присела, выпрямившись и раздвинув колени, как и положено трактирной рабыне.

Каллимах, сидевший напротив меня, оглядел ее, и Пегги опустила голову, боясь встретиться с ним взглядом. Я заметил, что рабыня задрожала под его взором, и улыбнулся, вспомнив, как смотрела она на бывшего воина, когда прислуживала ему у столика. Глаза ее были нежными, страстными и покорными.

Я подметил и то, как Пегги подавила в себе желание мягко опуститься перед ним на живот и протянуть руку, умоляя сделать ее своей. Пегги очень хотелось этого, но ничтожной рабыне с Земли вряд ли простили бы подобную дерзость.

Мне вспомнились слова Пегги о том, что на всем Горе есть лишь один человек, чьей собственностью она мечтала бы стать, но этот человек никогда не обладал ею и даже едва ли догадывается о ее существовании. Тогда я снизошел до ее просьбы и не стал выпытывать имя этого человека, но теперь у меня не осталось сомнений в том, что тайна раскрыта. Обращенная в рабство земная девушка в глубине души питала тайную любовь к Каллимаху, бывшему капитану городской стражи Порт-Коса.

Она не осмеливалась открыть ему свои чувства, боясь, что за подобную дерзость ее может постигнуть самая суровая кара, а потому оставалась для него не более чем одной из множества трактирных рабынь. Воин почти не замечал ее и ни разу не порывался с плетью в руке увести рабыню в альков. Переживший глубокий жизненный кризис, лишившийся прежнего положения в обществе, Каллимах искал утешения не столько в обладании сердцами и телами покорных рабынь, сколько в том иллюзорном забвении, которое дарует пага. Правда, впоследствии он вспомнил о чести, гордости и достоинстве касты Воинов и принял сознательное решение отказаться от многих радостей и удовольствий жизни – до тех пор, пока ему не удастся осуществить некие амбициозные планы. Как раз с воплощением в жизнь такого рода замыслов и была связана наша ночная встреча в таверне Тасдрона.

– Ты должен понимать, что для меня опасно даже слышать о подобных вещах, – сказал трактирщик.

Каллимах рассеянно отвел взгляд от рабыни, стоявшей на коленях у стены, и повернулся к хозяину заведения.

– Если такие люди, как Клиомен или Поликрат, прознают о наших встречах, от моей таверны останется лишь кучка пепла, – продолжал Тасдрон.

– Это понятно, Тасдрон, – отозвался Каллимах. – Мы знаем, как ты рискуешь.

– Ты, однако, рискуешь несравненно больше, – заметил трактирщик.

– Мы готовы рискнуть, – заявил Каллимах.

– Ну что ж, – промолвил Тасдрон, – в конце концов, кто не рискует, тот не выигрывает. Рискну и я.

– Рад это слышать, – сказал Каллимах.

Разговор велся вполголоса за маленьким столиком в задней комнате таверны. Хотя Каллимах воспрял духом и больше не топил свое горе в паге, для жителей Виктории это оставалось тайной. Бывший воин по-прежнему ходил понурясь, нетвердой походкой, с затуманенными глазами и дрожащими руками. Выглядел Каллимах или пьяным, или ищущим возможности опохмелиться. Лишь те, кому он полностью доверял, знали о произошедшей в нем перемене. Мы полагали, что для успеха нашего дела будет лучше, если жители Виктории, среди которых, очевидно, имелось немало пиратских соглядатаев, будут считать его опустившимся пьяницей, навсегда забывшем о кодексе чести воинской касты. Им незачем знать, что этот человек, некогда махнувший на себя рукой, распрямился, разорвал узы своего безволия, как разъяренный ларл рвет сети загонщиков, и, вспомнив о своей принадлежности к благородному воинскому сообществу, вновь встал на стезю чести. Как казалось мне – навсегда: трудно было поверить, что после всего пережитого он вновь собьется с пути.

– Я разговаривал с Глико, купцом из Порт-Коса, – сообщил Каллимах. – Он собирался привлечь к делу Каллистена, капитана воинов, которые занимаются в Виктории поисками топаза. Капитан явится сюда к двенадцатому часу.

– Надеюсь, он догадается скрыть свое лицо, – обеспокоился Тасдрон. – Виктория кишмя кишит лазутчиками.

– Глико, разумеется, предостерег его, – успокоил трактирщика Каллимах.

Прислушиваясь к разговору, я тем не менее приметил, что плечи Пегги сотрясаются от рыданий. Девушка не могла сдержать слез: находясь так близко от мужчины, которого она мечтала видеть своим господином, которого безнадежно и страстно любила, она была обречена на молчание.

– Ты наводил справки среди жителей Виктории? – спросил Каллимах у Тасдрона. – Можем ли мы рассчитывать на поддержку горожан?

– Справки я со всей возможной осторожностью навел, – хмуро ответил Тасдрон, – но, боюсь, ничего утешительного по этому поводу сказать не смогу. Возможно, люди относятся к нашему делу с сочувствием, но мы едва ли можем надеяться на практическую поддержку. Опасность велика, и никто не хочет рисковать жизнью.

– Иными словами, в Виктории мы реальной помощи не получим, – уточнил Каллимах.

– Никакой, – подтвердил Тасдрон.

Я продолжал наблюдать за девушкой. Ей приказали отойти, чтобы она не могла подслушать разговор мужчин, однако велели оставаться в пределах досягаемости на тот случай, если кому-то вздумается потребовать от нее услуг. Плечи рабыни продолжали дрожать, и я отвел взгляд. В конце концов, Пегги была всего лишь рабыней.

– Мы должны устроить так, чтобы на сегодняшнюю встречу явился и Армилиан, командир находящихся в Виктории стражников из Арской фактории, – заявил Каллимах.

– Но ты, надо полагать, в курсе того, что в настоящее время Кос и Ар находятся в состоянии войны, – хмыкнул Тасдрон.

– Конечно в курсе, – отозвался Каллимах, – но мне кажется, что Порт-Кос и Арская фактория, а в конечном счете и их метрополии в равной степени заинтересованы не допустить установления пиратской гегемонии над всем течением реки. Это должно заставить их внимательно отнестись к нашему плану.

– Представители Порт-Коса и Арской фактории скорее вцепятся друг другу в глотки, чем станут совместно распивать в Виктории вино да обсуждать планы совместных действий, – заметил Тасдрон.

– Проблемы Порт-Коса отличаются от проблем Коса, – отозвался Каллимах, – точно так же как проблемы Арской фактории не во всем совпадают с проблемами самого Ара.

Арская фактория по сути представляет собой аванпост Ара. Это отличает ее от Порт-Коса, чьи связи с Косом, городом-основателем, имеют не административный, а скорее культурный и исторический характер. Стражники из этих двух городов околачиваются в Виктории уже не одну неделю, но хотя и заняты они одним и тем же делом, они все же не предприняли ни единой попытки хоть как-то скоординировать свои действия.

– Что там скоординировать, – хмыкнул Тасдрон, – они старательно избегают друг друга.

– Но оба командира знают, где разместились стражники из другого города, – указал Каллимах.

– Конечно, – согласился Тасдрон, – как не знать.

– И все же ни один из них не напал на штаб-квартиру другого.

– А ведь верно, – подтвердил трактирщик.

– Разве это не признак того, что командиры предпочитают не усугублять раздоры, а заниматься другими, боле важными делами?

– Может быть, и так.

– Я полагаю, – сказал Каллимах, – что они разумные люди и безопасность реки имеет для них обоих большее значение, нежели распри далеких метрополий.

– Может быть, это правда, – сказал Тасдрон, – но, конечно, они ничего не признают открыто. Одно дело избегать конфликтов, а другое – осуществлять сотрудничество. Амилиан не только не согласился бы участвовать в наших планах, но и просто не явился бы ни на какую встречу, если бы узнал о присутствии на ней Каллистена. Каллистен также не позволит себе присутствовать при встрече, на которую приглашен представитель Арской фактории.

– Именно поэтому их не предупреждали о присутствии друг друга, – указал Каллимах.

– Да, но что мы им скажем после того, как они увидят друг друга? – обеспокоился Тасдрон.

– Прежде всего попытаемся предотвратить кровопролитие, – ответил Каллимах.

– Хочется верить, что ты в этом преуспеешь, – проворчал Тасдрон. – Если Амилиан схватится с Каллистеном и кто-то из них пострадает, в моей таверне этот инцидент едва ли останется без внимания стражников.

– Что правда, то правда, – улыбнулся Каллимах. – Их месть наверняка будет безжалостной и скорой.

Тасдрон поежился. Горианцы в некоторых вопросах обычно не отличаются сдержанностью.

– Глико, о котором я говорил, может открыто встречаться с Каллистеном, не возбуждая подозрений. Таким образом, его появление на нашей встрече не сулит особых проблем. Но вот с Амилианом дело обстоит сложнее. Трудно предсказать, как поведет он себя в столь щекотливых обстоятельствах, тем паче что он прекрасно знает, до какой степени нашпигованы осведомителями и соглядатаями таверны прибрежных городов.

– Что-то мне есть захотелось, – сказал я.

– Пегги, – позвал Тасдрон, возвысив голос.

Девушка быстро вскочила на ноги и поспешила к столику, рядом с которым встала на колени.

– Что угодно господину?

– Принеси мне хлеба и мяса, – велел я.

– Заодно и мне, – распорядился Каллимах, глядя словно бы сквозь нее.

– Да, господин. А что будут пить господа?

Тасдрон посмотрел на Каллимаха.

– Воды, – сказал тот.

– Черного вина, – велел я, решив, что лучше всего держать голову ясной до завершения нашего вечернего дела.

– Черного вина, – сказал Тасдрон.

– Слушаюсь, господин. – Девушка поспешила уйти.

– Хорошо, что сегодня вечером можно обойтись без паги, – заметил Тасдрон.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Каллимах.

– Ты боишься? – спросил Тасдрон.

– Конечно, – ответил Каллимах. – Я не глупец.

– А мне-то казалось, будто ты ничего не боишься, – сказал Тасдрон.

– Ничего не боятся только дураки, – сказал Каллимах.

– Что тебе известно о Каллистене? – спросил я Каллимаха.

– Он капитан стражников Порт-Коса. Мечом владеет отменно, умен, проницателен. Я считаю его хорошим офицером.

– Это ведь он занял твое место после того, как тебя отстранили от должности?

– Он, – улыбнулся Каллимах, – но поверь мне, я не держу на него зла и вполне готов с ним сотрудничать.

– Если он согласится сотрудничать с тобой, – заметил я.

– Конечно, – пожал плечами Каллимах.

– Думаешь, он тебя вспомнит?

– Думаю, да, – невесело буркнул Каллимах.

– Пять лет назад, – пояснил Тасдрон, – Каллимах поддержал предъявленное Каллистену обвинение в мелкой растрате и тем самым сорвал намечавшееся досрочное повышение Каллистена в чине.

– Конечно, преступление не слишком тяжкое, – промолвил Каллимах, – но я не мог допустить, чтобы поступок, позорящий мой отряд, остался безнаказанным.

– Ясно, – ответил я, ибо и вправду понимал подобное отношение к вопросам кастовой чести.

Честь есть честь, это в равной степени относится как к крупным вопросам, так и к мелочам. Действительно, можно ли сохранить ее незапятнанной в великих делах, если пренебрегаешь ею в малых?

– А потом, – добавил Тасдрон, – именно показания Каллистена и привели к тому, что Каллимах лишился командования.

– Он исполнил свой долг, как я ранее исполнил свой, – сказал Каллимах. – Я не могу ставить это ему в вину и сожалею только о том, что вовремя не сложил с себя командование. Это позволило бы мне избежать публичного осуждения, порицания со стороны офицеров и увольнения со службы по позорящим основаниям.

– Это, конечно, дела прошлые, – заметил Тасдрон, – но, боюсь, они могут не лучшим образом повлиять на осуществление наших нынешних планов.

– Так-то оно так, но прошлого не изменишь, – отозвался Каллимах. – Единственное, что я могу сделать, это отстраниться от участия в переговорах.

– Чепуха, – отрезал Тасдрон. – В Порт-Косе тебя вспоминают только добрым словом, я слышал это от Глико, а уж он-то в курсе. Как полагаешь, стал бы влиятельный купец искать встречи с тобой, будь это не так?

– Я обещаю тебе, что постараюсь найти с Каллистеном общий язык, – заверил его Каллимах.

– Виктория ближе к Порт-Косу, чем к Арской фактории, – продолжил трактирщик. – Ар, по существу, держава сухопутная, и о таких людях, как Амилиан, мы почти ничего не знаем. Но мне говорили, что он способный офицер.

– Об этом человеке я знаю лишь то, что он служит Ару, – промолвил Каллимах, и в голосе его послышались стальные нотки.

– Он и должен служить своему городу, а не чужому. – указал я. – А мы должны хотя бы на время отбросить старые разногласия ради общей цели. Что хорошего, если ты, встретив офицера из Ара, начнешь с ним задираться и вы изрубите друг друга в куски?

– Особенно в моей таверне, – проворчал Тасдрон.

– Прежде чем задираться да рубиться, надо еще встретиться, – заметил Каллимах. – Как нам связаться с этим Амилианом и привести его сюда, не привлекая внимания Поликратовых лазутчиков?

– Боюсь, – ответил Тасдрон, – у нас нет иного выхода, кроме как пойти на риск и связаться с ним напрямую.

– И ты полагаешь, что воин Ара откликнется на такое обращение и, надев маску, поспешит на подозрительную тайную встречу? Ему ведь известно, что многие в Виктории не питают особой любви к Ару. Не заподозрит ли он подвоха?

– Он может потребовать проведения встречи на своей территории, – предположил трактирщик.

– Значит, – с горечью сказал Каллимах, – нам остается лишь одна малость: убедить Каллистена добровольно отдаться в руки представителя вражеского города.

– Он может оказаться смелее, чем мы думаем, – сказал я.

– Не понял, – поднял брови Тасдрон.

– С какой целью он приехал в Викторию?

– Ясно с какой, найти топаз, – сказал Тасдрон.

– У меня есть план, – заявил я.

– Какой? – осведомился трактирщик.

– У тебя есть общие ключи к ошейникам и бубенцам твоих девушек?

– Конечно, – отозвался Тасдрон, – но при чем тут ключи?

Вместо ответа я извлек из кармана кусочек шелка, в который было завернуто нечто твердое и тяжелое, бережно положил его на стол и сказал:

– Надеюсь, проблема будет не такой сложной, как это могло бы показаться.

– Я понял, – сказал Тасдрон, глядя на предмет, положенный мною на стол. Что это такое, он догадался по стуку.

– Господа, – сказала Пегги, приблизившись к столу и опустившись на колени с подносом в руках. Поставив поднос на столешницу, она сдвинула три тарелки с хлебом и мясом, блюдо с различными сырами, миску с финиками, кувшин воды, дымящийся сосуд с черным вином, крошечные сахарницы, сливочницы и три чаши. У каждой чаши девушка положила по серебряной ложечке из Тарна, какими размешивают сахар, и сливки в черном вине, еще – по зубцу для еды, с рукояткой, сработанной из рога обитавшего в далекой Турии какиолика. Затем рабыня утвердила на столе тазик для омовения пальцев и полагающиеся к нему полотенца. Тазик тоже был из тарнийского серебра. Пока девушка расставляла эти предметы, я поднялся и запер комнату изнутри. Пегги задрожала, понимая, что господа могут сделать с ней все, что им заблагорассудится.

– Оставь поднос там, где он находится, – распорядился Тасдрон, – а сама оставайся на коленях. Но сними свой шелк.

– Да, господин, – промолвила Пегги, и тончайшая ткань мигом соскользнула с ее плеч. На щеках девушки выступил румянец, ибо она, нагая, стояла перед человеком, которого тайно любила. Правда, сам он не видел в этом ничего особенного: вид рабыни, обнажившейся по приказу хозяина, был для него делом обыкновенным.

Я развернул шелковую тряпицу, скрывавшую предмет на столе, и в узком, чуть сплющенном по бокам колокольчике звякнул металлический язычок, а цепочка со скрипом потерлась о бок металлической денежной коробки. Я помахал колокольчиком, цепью и коробкой перед глазами девушки.

– Ты знаешь, что это такое?

– Да, господин, – испуганно прошептала она.

– Превосходно, – сказал Тасдрон, – и, поднявшись из-за стола, вышел из комнаты через боковую дверь, что вела наверх, в его личные жилые помещения. Уходя, трактирщик запер за собой дверь, но вскоре вернулся с ключами от колокольчиков и ошейника.

– Встань, рабыня, – приказал я.

Пегги грациозно поднялась.

Тасдрон присел рядом с ее левой лодыжкой и, отомкнув замок своим ключом, снял браслет с рабскими бубенцами. Такие колокольчики никогда не надеваются и не снимаются самой рабыней – почти всегда их надевает или снимает тот, кто имеет над ней власть. Рабыне остается лишь ходить с ними или без них, столько будет угодно хозяину.

Потом я не спеша обернул тяжелую цепь с колокольчиком и коробочкой вокруг шеи девушки, зашел сзади и защелкнул замок. Пегги содрогнулась: цепь была уже на ней, хотя рабыня и не ощущала веса металла, пока я удерживал замок в руках. Тасдрон тем временем снял с нее ошейник. Я отпустил цепь, и тяжелые черные звенья легли на нежную кожу, придавив пряди шелковистых волос. Я выпростал волосы из-под цепи, обошел девушку вокруг и остановился перед ней. Пегги Бакстер, уроженка Земли, стояла передо мной нагая, с атрибутом горианской рабыни, направляемой на сбор монет.

– Превосходная идея, – сказал Тасдрон. – Теперь на нее будут обращать внимание лишь как на шлюху.

– Правда, ее могут узнать, – заметил я.

– Не думаю, – отмахнулся Тасдрон, – многие ли запоминают трактирных девок? А хоть и узнают – подумают, что она отправлена на улицу в наказание.

– Мне тоже так кажется, – согласился я.

Как правило, для горианских добытчиц такого рода работа являлась основной: некоторые мужчины содержали целый хлев девушек, которых посылали на улицы зарабатывать деньги, предлагая себя прохожим. Горе было рабыне, принесшей недостаточно монет: такую жестоко избивали, а могли даже убить. Но бывало, что служанка, альковная прислужница или даже личная хозяйская наложница отсылалась на улицу за какую-нибудь оплошность. Унижения и опасности улицы служили прекрасным средством воспитания. Все побывавшие там девушки по возвращении к господам выказывали чрезвычайное рвение во всех формах угождения.

– Ты поняла, что должна делать? – спросил я девушку.

– Да, господин, – сказала она. – Ты полностью объяснил, в чем моя задача.

– Смотри, «добытчица», не подведи! – пригрозил я.

– Пегги сделает все, что в ее силах, – прошептала рабыня.

– Это может сработать, – сказал Тасдрон, оглядывая ее, и перевел взгляд на Каллимаха. – Как думаешь?

– Вполне. Во всяком случае, будем надеяться.

– Она ведь хорошенькая, а? Что скажешь?

Пегги напряглась, едва осмеливаясь дышать. В этот миг она была потрясающе красива.

– Да, – буркнул Каллимах, – страшной ее не назовешь.

Взяв девушку за руку, трактирщик оттащил ее к задней двери.

– Господа приказывают Пегги отправиться на улицу, не надев даже та-теера? – спросила она, пока трактирщик возился с запором.

– Голая ты будешь выглядеть еще более завлекательно, – сказал я.

– Как будет угодно господину.

Тасдрон тем временем отпер дверь и снова взял ее за руку.

– Но что, если люди, увидевшие меня на улице в таком виде, захотят использовать меня как настоящую добытчицу? – спросила Пегги.

– Как это что? – промолвил я. – Позаботиться о том, чтобы они остались тобой довольны.

– Слушаюсь, господин, – прошептала она.

Тасдрон вытащил ее за руку в коридор и повлек к наружной двери. Колокольчик «добытчицы» призывно звенел на ее шее. Трактирщик отодвинул засов и вышвырнул девушку во тьму переулка. Бросив на нас последний взгляд, она, сопровождаемая мелодичным звоном, поспешила выполнять наше повеление. Тасдрон закрыл дверь и задвинул щеколду.

– Как ты думаешь, у нее получится? – спросил Каллимах Тасдрона, когда тот вернулся в комнату.

– Она рабыня, – сказал Тасдрон. – В ее интересах постараться как следует.

– Давайте поедим, – предложил я. – Давно уже хочется.

– И мне, – сказал Каллимах.

– И мне, – поддержал нас трактирщик.