355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Норман » Бродяга Гора » Текст книги (страница 7)
Бродяга Гора
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:30

Текст книги "Бродяга Гора"


Автор книги: Джон Норман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

11. ПЕГГИ

– Возьму ту, что в алькове, – сказал я Тасдрону и кинул монету на заляпанный прилавок.

– Она твоя, – ответил Тасдрон, протирая кубок для паги мягким полотенцем. Я пересек таверну и вошел в альков. Там, у стены, выложенной красной плиткой, дожидалась на коленях обнаженная блондинка. Отвернувшись, я задернул и застегнул тяжелые кожаные занавеси, после чего снова обратился к ней.

Запястья рабыни были привязаны к железным кольцам по обе стороны ее тела, чуть ниже уровня плеч. Предыдущий клиент, воспользовавшись девушкой, оставил ее в этом положении, и не подумав освободить. Меня это вполне устраивало, ибо я собирался допросить эту рабыню.

Девушка стояла коленями на рыже-красных мехах в тусклом свете крохотной коптилки с жиром тарлариона.

– Что угодно господину? – спросила она, вжимаясь спиной в красную плитку.

– Помнишь меня? Я тот самый малый, который на пари бился в этой таверне врукопашную и к которому потом стал задираться пират по имени Клиомен. Тогда меня выручил некто Каллимах.

– Да, господин, – отвечала она. – Я находилась здесь и все помню. Это Каллимах из Порт-Коса.

– Он когда-то был воином, да?

– Среди девушек хотят такие слухи.

– А раньше ты меня не видела?

– Навряд ли, господин. Я всего лишь рабыня.

– А вот мне показалось, будто в тот раз ты смотрела на меня по-особенному, словно я тебе знаком.

– Это правда, господин. Мне действительно показалось, будто я видела тебя раньше. Но почему – я и сама не знаю.

– Ты всегда была рабыней?

– Нет, господин, я родилась свободной женщиной.

– На Горе? – уточнил я.

– Нет, господин, – девушка улыбнулась. – Боюсь, что на Горе таких женщин, как я, считают созданными для рабства.

– Так где же ты была свободной? – спросил я.

– В далеком, нездешнем мире.

– Где не существует рабства?

– Да, господин.

– Как тебя зовут?

– Пегги, если гак будет угодно господину.

– Это земное имя, – сказал я, – Ты с планеты Земля?

– Да, господин, но, пожалуйста, не бей меня. Я ведь не виновата, что родилась на Земле, и сделаю все, чтобы угодить тебе. Из земных девушек выходят превосходные рабыни.

– Ты говоришь по-английски? – спросил я.

– Да, господин, – ответила девушка по-английски.

– Какое имя было у тебя на Земле?

– Пегги, – проговорила она, – Пегги Бакстер.

– Где ты работала?

– В городе под названием Нью-Йорк, в тамошней таверне, которую называли рестораном.

– Да! – воскликнул я. – Именно!

– Что, господин? – растерянно произнесла она.

– Я вспомнил. Это было там.

– Где?

– На тебе были черные туфли на высоких каблуках, без ремешков.

– Лодочки, – поправила Пегги.

– А еще чулки в черную сеточку, черная мини-юбка и белая блузка с длинным рукавом и глубоким декольте. И черная лента в волосах.

– Не чулки, а колготки, – покачала головой Пегги, – У меня их забрали.

Я понимающе кивнул. Мужчины Гора редко позволяют рабыням прикрывать свои прелести.

– Очевидно, я был не единственным, кто видел тебя. Некто рассудил, что на Горе ты сможешь стать прекрасной рабыней.

– Именно так, господин.

– Не могу не воздать должное вкусу этих людей.

– Спасибо, господин.

– Как же случилось, что ты попала сюда?

– После работы, в поздний час я вышла из ресторана и очень обрадовалась, увидев поблизости свободное такси, – рассказала Пегги. – Это оказалось ловушкой для таких беспечных девушек, как я. Пассажирский салон превратился в камеру, куда накачали усыпляющий газ.

Я потеряла сознание, а пришла в себя уже на Горе, закованная в цепи. Ну а уж потом жестокий хозяин с помощью плети быстро заставил меня усвоить, кто я такая. Ничтожная, жалкая рабыня!

– Я и сам попал на Гор таким же образом. Ты ушла с работы в два часа ночи? – спросил я.

– Да, – ответила девушка, – откуда ты это знаешь?

– Этот чертов таксист говорил, что собирается захватить еще кого-то, кто заканчивает работу около двух ночи.

– Несомненно, речь шла обо мне, – промолвила Пегги с дрожью в голосе.

– Мне тоже так кажется. А куда тебя доставили? В Вонд, в Дом Андроникаса?

– Да. Там меня научили подобающему поведению, а заодно и основам горианского языка, после чего продали владельцу таверны в Танкредовой Пристани. Там меня и увидел мой нынешний хозяин. Я понравилась ему и теперь ношу его ошейник. А ты, господин, – она робко взглянула на меня, – тоже работорговец?

– Нет, – сказал я.

– Откуда же господин знает английский язык? – спросила она.

– Это мой родной язык, – ответил я. – Меня привезли на Гор в общем-то случайно, тоже в качестве раба. Но я стал свободным.

– Господин говорит это нарочно, чтобы поиздеваться над несчастной рабыней?

– В чем тут издевательство? – не понял я.

Пегги рассмеялась:

– Не жди, чтобы я поверила, будто господин тоже с Земли. Я не такая уж дурочка.

– Но я действительно с Земли.

– Если господину угодно потешаться над жалкой рабыней…

– Почему ты мне не веришь? – Мужчины с Земли не такие, как господин. Они сострадательны и слабы, а ты властен и суров. Кроме того, ты смотришь на меня как на рабыню. Именно так смотрят настоящие горианцы.

Я улыбнулся.

– Мужчины Гора, – продолжила Пегги, – натуры сильные и цельные, последовательные и гордые. Они не терзаются сомнениями, ибо убеждены в том, что мужчинам самой природой предначертано повелевать и покорять, а женщинам – смиренно служить своим господам. Настоящие женщины есть только там, где есть настоящие мужчины.

– Как смеешь ты рассуждать об этом, рабыня, прикованная к стене в алькове питейного заведения? – усмехнулся я.

– Я женщина, – с улыбкой ответила Пегги. – Мы маленькие, слабые, нежные, и нам предначертано покоряться, любить и служить. Служить бескорыстно, не рассчитывая на награду. Нам необходимы господа, которые властвовали бы над нами. Первое, что мы видим, попав на Гор, – это плеть в руке безжалостного повелителя, который не потерпит вздорных капризов, которыми мы изводили мужчин на Земле. Что же удивительного в том, что мы преданно любим тех, кому принадлежим полностью?

– Но я действительно землянин!

– В это невозможно поверить.

Я пожал плечами.

– Взгляни на меня, господин, – продолжала она, покраснев. – Кого ты видишь перед собою? Поруганную женщину, которую нужно немедленно освободить, или рабыню, привязанную по прихоти мужчины и для его удовольствия?

– Конечно рабыню.

– Вот именно, – улыбнулась Пегги, – ты смотришь на жизнь как мужчина с планеты Гор.

– Ну а ты кем видишь себя? – спросил я. – Поруганной женщиной, жаждущей освобождения, или рабыней, трепетно ждущей, когда господину будет угодно сделать с ней то, что ему заблагорассудится?

– Конечно рабыней, беспомощной, ничтожной рабыней, мечтающей лишь понравиться господину и доставить ему удовольствие.

– А не хочешь ли ты обрести свободу?

Пегги рассмеялась.

– Для такой женщины, как я, свободы на Горе не существует.

Сомневаться в этом не приходилось.

– Но разве ты не желаешь свободы?

– Нет, господин.

– Но ведь ты с Земли!

– И что из этого?

– Земные женщины стремятся к свободе!

– Ты думаешь, земные женщины не таят в себе непробужденных страстей?

– Не знаю, – признался я.

– Но ведь женщины Земли – всего только женщины.

– Странно это слышать.

– Понимаю, – сказала она. – На Земле я не проявляла своих подлинных чувств – не осмеливалась да и не хотела. Там меня не поняли бы ни мужчины, ни женщины, стыдящиеся свой истинной природы.

Я кивнул. Лживая земная культура сурово отторгала тех, кто пытался следовать зову своей природы.

– Там я думала, будто ищу себя. А на самом деле я искала для себя господина.

– Но разве свобода не драгоценна?

– Я была свободной, – сказала Пегги. – Я знаю, что это такое. Да, она драгоценна. Более чем драгоценна. И порой мне ее очень недостает. Иногда мне снова хочется быть свободной. Такое бывает, когда меня сажают на цепь, или подвергают порке, или приказывают делать то, чего мне вовсе не хочется. Тогда я сожалею о том, что не свободна. Случается, мысль о безмерной власти, которой обладает надо мной мой хозяин, устрашает меня.

Но потом я ловлю себя на том, что именно безмерность этой власти вызывает во мне ни с чем не сравнимые возбуждение и восторг. Это затрагивает самые глубинные струны моей души.

Подчас по ночам, оставшись в одиночестве, я лижу прутья моей клетки или целую оковы.

– Ты боишься своих хозяев? – спросил я.

– Конечно, ведь они имеют власть над моей жизнью и смертью.

– Но это не только пугает, но и возбуждает?

– Невероятно, немыслимо возбуждает. Отдаваясь и повинуясь, испытывая трепет и ужас, я чувствую самое острое наслаждение.

– Они владеют тобой, – продолжал я, – тебя возбуждают их похотливые взгляды…

– О да!

– А что бывает, когда господин, щелкнув плетью, приказывает тебе лечь на пол?

– Я немедленно повинуюсь, как и подобает рабыне. Но тебя, – улыбнулась Пегги, – удивляет не то, что рабыня способна испытывать подобные чувства, а то, что их испытывает женщина с Земли.

– Наверное. Хотя в тебе мало что осталось от женщины с Земли.

– Верно. Потому что теперь я всего-навсего рабыня.

Я промолчал.

– В том, чтобы быть женщиной, нет ничего постыдного, ибо существование женского пола столь же естественно, как и существование мужского, – продолжала девушка. – Разумеется, когда случай вырывает нас из нашего искаженного мира и помещает в лоно культуры, развивающейся в соответствии с биологически обоснованными принципами, мы откликаемся на зов природы. Вне земной цивилизации мы ведем себя именно так, как должно, хотя на Земле не каждая из нас понимает суть своих желаний.

Земной мужчина пугается или негодует по этому поводу. Не является ли его реакция проявлением зависти к жестокому самцу, живущему в соответствии со своим мужским началом? Подумай, разве это не правда? Разве мало на Земле мужчин, которые в своих мечтах видят какую-нибудь земную красотку в рабском ошейнике? Но если так, чем они отличаются от варваров и дикарей с Гора? Может быть, всего лишь слабостью и трусостью? И наша ли вина в том, что мужчины Земли неведомо по какой причине преисполнились решимости уподобить нас себе?

Пегги вновь потянула ремни и улыбнулась.

– Неужели ты счастлива? – спросил я.

– Да, я восхитительно счастлива. Здесь, на Горе, я впервые в жизни почувствовала себя настоящей женщиной, а потому могу с чистым сердцем сказать: я не просто довольна своим положением, но и безмерно счастлива!

– Хотела бы ты вернуться на Землю?

– Нет, господин.

Я внимательно посмотрел на нее.

– Взгляни на мое клеймо, господин.

Это был обычный знак «кейджера», точно такой же, как и у мисс Хендерсон на левом бедре.

– А теперь на ошейник.

Я осмотрел и его.

– И на ремни на моих запястьях. Разве вид моего обнаженного, связанного тела не приятен господину?

– Приятен.

– Разве я не настоящая рабыня?

– Самая настоящая.

– И вместе с тем, – продолжала Пегги, – я земная женщина. Развяжи меня, – попросила она.

– Зачем? – заинтересовался я.

– Я докажу тебе, что я рабыня.

Я молча поднял брови.

– Ты обладал рабынями?

– А как же! Много раз.

– Тогда возьми меня и проверь, отличаюсь ли я от них.

Я молчал.

– Возьми меня, – повторила Пегги.

Я усмехнулся.

Она откинулась назад и воскликнула:

– Ты истинный мужчина Гора, господин и повелитель. Я склоняюсь перед твоей волей.

Я молча сидел, скрестив ноги, и наблюдал за ней. Рабыня смотрела на меня со страстью и мольбой во взоре.

– Ты просишь, чтобы я использовал тебя как рабыню?

– Да, господин, – прошептала она, – я умоляю тебя овладеть мною.

Тогда я медленно развязал ремни.

– Ну как, – спросила она потом, лежа на животе рядом со мной, – есть ли какие-нибудь различия?

– Я не заметил, – сказал я.

– Ты устроил мне настоящее испытание, – рассмеялась Пегги.

Я слегка коснулся ошейника у ее горла.

– Больше не сомневаешься в том, что я рабыня?

– Нет, – сказал я.

– И хорошая рабыня, ведь правда?

– Чистая правда.

– Разве я не ублажала тебя со всей страстью и покорностью?

– Так оно и было.

– Значит, я по праву ношу свой рабский ошейник.

– В этом не может быть никаких сомнений.

– Тасдрон купил меня за серебряный тарск, – похвасталась она.

– Дешево, – сказал я, – ты стоишь гораздо больше.

– Я стала лучше и многому научилась.

– Я бы сказал, что теперь ты стоишь как минимум два серебряных тарска.

– Спасибо, господин. – Пегги поцеловала меня с радостью. – Признайся, когда ты увидел меня на Земле, тебе захотелось овладеть мною, но ты не мог себе этого позволить?

– Не мог.

– А теперь ты в праве делать со мной что угодно и сколько угодно. Я в полной твоей власти.

– Это точно.

– Когда я увидела тебя там, в ресторане, – проговорила Пегги, – мне тоже пришло в голову, что было бы неплохо оказаться в твоих объятиях.

– Смелое признание, – сказал я.

– Для земной девушки, которая считает себя свободной, – возможно, – рассмеялась она, – но не для рабыни. Рабыне нет нужды стыдиться правды. Но я и представить себе не могла, что когда-нибудь в чужом, незнакомом мире буду лежать рядом с тобой нагая, в ошейнике…

Я взял ее за руку и подмял под себя.

– Господину угодно овладеть мною снова? – спросила Пегги, подняв на меня счастливый взгляд.

– Угодно, – сказал я.

– Пегги рада, что оказалась достойной внимания господина, – прошептала она, после чего застонала. – О! Как ты силен! Ты истинный господин, настоящий мужчина Гора! Пегги счастлива отдаться своему повелителю!

Любому мужчине приятно владеть покорной рабыней. В такие моменты проявляется подлинная, глубинная суть отношений между полами.

Цивилизация может стараться сколь угодно удалиться от реалий природы, но исключительно на свой страх и риск. Существуя и действуя вопреки своей натуре, человеческие существа не могут полностью раскрыться и по-настоящему познать себя. Однако биология всегда возьмет верх над идеологией. Она не следует лозунгам и девизам, и даже когда всевозможные табу мешают проявлению глубинных, генетически обусловленных человеческих стремлений, они все равно рано или поздно прорываются на поверхность.

– Позволь мне поцеловать тебя, – попросила Пегги.

– Разрешаю, – промолвил я, размышляя о том, что в каждом из нас кроется зверь. Даже если мы держим его взаперти, пытаясь сломить запретами, нелепо пытаться отрицать факт существования этого зверя. Каждая клетка нашего организма – живая клетка, и ненавидеть в себе животное начало – значит ненавидеть собственную кровь и плоть. В действительности мы, будучи сами собой, не столь уж ужасны. Дело лишь в том, что все мы родимся на свет мужчинами и женщинами, а не некими бесполыми существами. Возможно, с точки зрения некоторых умников нам лучше бы не иметь пола. Однако если даже мы признаем правоту сторонников этой точки зрения и, следуя их указкам, начнем ломать себя, это все равно ничего по существу не изменит. Мужчины в большинстве своем останутся мужчинами, а женщины – женщинами. Только вот не полноценными и счастливыми, а убогими, искалеченными и несчастными существами.

Мы то, что мы есть, и останемся таковыми независимо от того, во что нас научили верить. Страх перед собой не делает нас иными. Да и может ли человеческая суть во всей ее полноте действительно быть столь уж ужасающей и отвращающей? По моему глубокому убеждению, отнюдь нет! Куда более пугающим мне представляется стремление навязать людям модель поведения, заставляющую их не верить своей истинной природе и бояться себя. Сколько же мук должен претерпеть человек, сколько кошмаров преодолеть для того, чтобы наконец отбросить всю эту шелуху и громко сказать: «Нет!»

Прискорбно, конечно, что между нуждами людей и установками общества существуют противоречия, но велика ли в этом доля вины самих человеческих существ? Возможно, причина коренится как раз в том, что упомянутые выше социальные императивы за столетия развития земной цивилизации удалились от первоначальных, естественных целей, обрели, можно сказать, самостоятельное существование, обслуживая не людей, а некое абстрактное общество.

Говорят, в древней Аттике жил великан по имени Прокруст, который заманивал к себе путников, а потом привязывал их к железной кровати. Тех, чей рост оказывался слишком мал, он растягивал вровень с кроватью, ломая им суставы и кости; слишком же высоким, напротив, отрубал ноги. Возможно, общественно значимые истины представляют собой нечто вроде прокрустова ложа.

Существует альтернатива подобному подходу, хотя сам Прокруст об этом не догадывался. Имеет смысл добиваться не соответствия гостя ложу, а, напротив, соответствия ложа гостю. Лично я предпочел бы воспользоваться ложем подходящим и удобным. Иными словами, я судил бы не о человеке по ложу, а о ложе по человеку. В конце концов, именно человек должен стать мерою всех вещей. И было бы куда разумнее и гуманнее не искажать его природу. Тем паче что все муки, претерпеваемые во имя соответствия неким высшим требованиям, отнюдь не приводят к появлению каких-то новых, особенных, более совершенных, возвышенных или чистых духом людей. Люди остаются теми же, что и прежде.

– Возьми меня еще раз, господин, – взмолилась Пегги.

– Хорошо, – согласился я.

Но даже когда она стонала и вскрикивала в моих объятиях, я, наслаждаясь ее телом, продолжал размышлять о человеческой природе, пока наконец не забыл обо всем.

– Ты доставила мне удовольствие, рабыня, – сказал я ей, когда все кончилось.

– Я счастлива, господин, – отозвалась Пегги, всхлипывая от восторга.

Некоторое время мы неподвижно лежали бок о бок, и ко мне снова вернулись мои мысли.

Может быть, то, что мы не являемся бесплотными и бесполыми существами неправильно, но так распорядилась природа. Что дурного в исполнении предначертанного? Может ли землянин, живущий в оковах, налагаемых обществом, не завидовать жителям Гора? Горианцам по наивности и простоте не приходит в голову задуматься об этическом содержании естественных желаний. Пожалуй, вздумай кто-то заговорить об этом, его бы не поняли или сочли умалишенным. Считая, что жажду следует утолять, а не пестовать и лелеять, горианцы избавляют себя от некоторых эксцентрических неврозов.

Как я жалел тех, кому приходилось публично декларировать свою приверженность подобным вздорным доктринам! Увы, в извращенном мире подлинная отвага есть великая редкость.

– А еще я узнала, – продолжила Пегги, – что мужчины, то есть настоящие мужчины, горианцы, – прирожденные господа.

– Оближи и поцелуй меня, – приказал я.

– Облизать и поцеловать?

– Живо!

– Слушаюсь, господин, – сказала Пегги.

– У тебя это хорошо получается.

– Тасдрон научил меня этому, – призналась она с дрожью в голосе.

Я улыбнулся, представляя себе процесс обучения. Если у Пегги что-то не получалось, она трепетала, ибо знала: господин волен не только выпороть ее, но и скормить голодному слину. В таких условиях девушки учатся быстро и старательно.

Я хмыкнул.

– Доволен ли господин? – спросила рабыня.

– Вполне, – сказал я.

– Пегги счастлива это слышать.

– Заканчивай свое дело, – велел я.

– Слушаюсь, господин.

Ее голова покоилась на моем бедре, а моя рука сначала блуждала в ее волосах, а потом, спустившись на шею, нащупала тонкий стальной ошейник.

Пегги коснулась губами моего бедра, и я ощутил тепло ее дыхания, горячее прикосновение губ и языка. Она страстно поцеловала мою плоть и снова вытянулась рядом со мной, сказав при этом:

– Я сумела убедить тебя в своей рабской сущности.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Ты владел и повелевал мною так естественно, небрежно и бездумно, как если бы на моем месте оказалась любая местная уроженка в ошейнике. Это позволило мне понять, что ты позабыл о моем земном происхождении и стал относиться ко мне только как к рабыне.

– Понятно.

– Теперь ты видишь, что я точно такая же, как и все прочие рабыни, обязанные повиноваться, ублажать и доставлять удовольствие.

– А сама ты довольна?

– Да, господин, довольна и счастлива, как была бы довольна и счастлива любая женщина, оказавшись во власти такого мужчины, как ты.

– Мне пора уходить, – сказал я.

Пегги испуганно подняла голову.

– Помедли, господин. Позволь мне еще раз ублажить тебя!

– Да ты, я смотрю, рабыня с желаниями, – усмехнулся я.

– Здесь, на Горе, я усвоила, что мое подлинное желание – служить мужчинам. И это, в свою очередь, разжигает желание в них.

– В твоем лоне пылает жар рабыни, не так ли?

– Да, господин, истинное пламя настоящей рабыни. Не стану притворяться, будто это не так.

– Бесстыдница…

– Да, господин.

– Для кого полыхает твой жар в данный момент?

– Для тебя, господин, – прошептала Пегги.

Я заколебался.

– Будь милостив, господин, – умоляюще произнесла рабыня. – Снизойди до меня.

Я подмял ее под себя и овладел ею так, как будто бы насиловал.

При этом Пегги кричала от наслаждения, хотя я был нарочито груб и бесцеремонен. Насытившись, я отшвырнул ее в сторону и надел тунику. Наслаждаться рабынями, конечно, приятно, но меня ждали и другие занятия, не столь восхитительные. Мне предстояло отправиться на верфи в поисках работы.

– Господин. – окликнула меня Пегги.

Я обернулся.

– Для тебя важно, что я, девушка с Земли, стала настоящей рабыней, так ведь?

– Да, важно, – согласился я.

– Мне кажется, это связано с интересом к другой девушке. Тоже с Земли. Я права?

– Может быть, – сказал я.

– Она рабыня?

– Уже нет. Я освободил ее.

– Жаль.

Я пожал плечами.

– Есть у нее Домашний камень? – поинтересовалась Пегги.

– Нет.

– Так возьми и обрати ее в рабство!

– Она не такая, как ты, – сказал я.

– Хорошенькая?

– Даже очень.

– Тогда она не так уж отличается от меня, – сказала рабыня. – Я ее видела?

– Давно. Она была со мной в том ресторане.

– Ах, эта! – рассмеялась девушка.

– Да, она, – подтвердил я.

– И вправду хорошенькая. Она теперь здесь, на Горе?

– Да.

– Свободна?

– Да, свободна.

– Мне это не нравится. Почему я рабыня, а она свободна?

– Будь она здесь, тебе пришлось бы пасть перед ней на колени и повиноваться ей.

Девушка в ошейнике содрогнулась.

– Мы, рабыни, боимся свободных женщин, – призналась она. – И в этом нет ничего удивительного. Свободные женщины завидуют нашим ошейникам, а потому зачастую бывают к нам очень жестоки.

– Как ты думаешь, из нее вышла бы хорошая рабыня? – спросил я.

Девушка улыбнулась.

– Я думаю, господин, из нее получилась бы превосходная рабыня.

– Я буду иметь это в виду.

Пегги быстро опустилась передо мной на колени.

– Заверяю тебя, что она истинная рабыня. Я помню ее. Она из тех, кому необходим ошейник.

– Но ты же ее не знаешь!

– Возможно, господин, это ты по-настоящему ее не знаешь.

Слова невольницы вызвали у меня улыбку.

– Как ты думаешь, поймет одна рабыня другую? – спросила Пегги.

Я рассмеялся.

– Не церемонься с ней, надень на нее ошейник, брось ее к своим ногам. Вот увидишь, это пойдет ей на пользу.

Я расхохотался еще пуще. Настойчивые советы стоявшей на коленях прелестной рабыни казались мне несуразными. Ясно ведь, что мисс Беверли Хендерсон и рабство – понятия абсолютно взаимоисключающие.

– Заверяю тебя, – продолжила Пегги, откинувшись на пятки, – она истинная, прирожденная рабыня, причем рабское начало в ней даже сильнее, чем во мне.

– Следи за своим языком, девка! Как бы его тебе не урезали! – рявкнул я.

Пегги задрожала и, опустив голову, пролепетала:

– Прости меня, господин.

– Она не имеет с тобой ничего общего, – рычал я. – Ты всего лишь жалкая, низкая, ничтожная рабыня!

– Речь не обо мне, а о ней. Ты желаешь, чтобы она следовала своей природе или подстраивалась под искусственный образ женщины, выработанный на другой планете?

Я промолчал.

– Она женщина, а не мужчина! – пылко воскликнула Пегги.

– Мужчины и женщины равны, – заявил я.

– Это нелепость!

– Сам знаю, – сердито буркнул я. – Можно подумать, я не вижу, что она не мужчина.

– Но если она женщина, то почему ты не относишься к ней соответственно?

– Сам не знаю, – вырвалось у меня.

– Похоже, господин и вправду с Земли, – сказала Пегги.

– Я землянин и должен относиться к земной женщине с уважением.

– Это ошибка. В чем она не нуждается, так это в уважении. Поступи с ней, как должно.

– Это как?

– Подчини ее себе. Сделай ее рабыней.

– Не могу, – признался я.

– Но ведь господин знает, что он принадлежит к властвующему полу!

– Долг предписывает мне думать по-другому.

– Твой долг состоит во лжи?

– Вполне возможно. Важно придерживаться мнения, признанного правильным, независимо от того, насколько оно соотносится с реальностью.

– Едва ли это мнение способствует достижению гармонии.

– Важно соблюдать принятые правила, а остальное не имеет значения.

– Это безумие, – сказала Пегги.

– Так устроен наш мир.

– Но это уже не наш мир, господин, – заметила она. – И ты сам теперь имеешь к нему весьма отдаленное отношение.

– Откуда тебе знать?

– Мне ли этого не знать? Ведь совсем недавно ты владел мною.

Я пожал плечами.

– Отбрось нелепые предрассудки, господин, и прислушайся к голосу своей природы. Забудь болезнь и безумие, – сказала она. – Вернись к порядку, установленному самой природой.

– Правда может оказаться пугающей, – сказал я.

– Да, господин, – прошептала Пегги, склонив голову так, что стал виден ее ошейник.

Я схватил ее за волосы и заставил встать на четвереньки. Рабыня застонала.

– Впрочем, – процедил я, – это может быть и довольно приятно.

Она отдалась мне, извиваясь и крича, как подобает рабыне.

Когда все кончилось, я рассмеялся, чувствуя удовлетворение.

– Та, другая девушка, – шепотом спросила Пегги, – тебе трудно с ней ладить?

– Бывает.

– Порой она раздражает тебя или повергает в досаду?

– Не без того, – признался я.

– Можно, я дам тебе совет?

– Слушаю тебя.

– Купи для нее плеть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю