Текст книги "Легкая еда (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

  «Да.» На востоке уже совсем рассвело. Резник вздохнул и пошел обратно в сторону моста.

  «Чарли?»

  «Да?»

  – Ты говорил с ним, не так ли? Астон. О запросе? Смерть этого парня Снейпа.

  Резник кивнул. – Буквально прошлой ночью.

  – Он не сказал ничего… Ничего из того, что он сказал об этом, могло бы заставить вас поверить, ну, что это как-то связано с этим?

  «Нет. Ничего такого. Но …»

  «Но?»

  Резник вспомнил почти бойкую легкость, с которой Астон, казалось, принял версию смерти Ники Снейпа, представленную социальными службами; если бы происходило что-то темное, Астон, похоже, не знал бы об этом, если бы что-то не всплыло между его разговором с ним в пабе и нападением. – Нет, – сказал Резник. – Насколько я знаю, нет.

  Скелтон облегченно вздохнул. – Значит, ограбление. В одиночестве, поздно ночью, кто-то увидел свой шанс.

  – Да, – сказал Резник. «Наверное, так оно и было. Посмотрим."

  Резник стоял спиной к входной двери, пока сосед вытаскивал свой BMW из подъезда на дорогу. На деревьях шумели птицы. Замок щелкнул, и когда дверь распахнулась внутрь, Резник повернулся.

  «Билл, клянусь, ты бы забыл свою голову, если бы она не была прикручена, не говоря уже о наших ключах…» Увидев Резника, лишь наполовину узнав его, она запнулась и замолчала.

  – Привет, Маргарет. Он сделал движение, не угрожая, к ней.

  – Билл, я думал, он ушел рано. С собаками. К… к…» Но она была женой полицейского достаточно долго, чтобы знать этот момент, достаточно часто репетировать его в долгие часы перед рассветом.

  – Маргарет, почему ты не пускаешь меня внутрь? Приземистая, коротенькая, в розовом халате, завязанном вокруг нее, с бигудями в волосах, она стояла на своем, вызывая его на правду.

  «Маргарет, прости…»

  Она открыла рот, чтобы закричать, заглушая его слова.

  «… он умер.»

  Резник схватил ее и прижал к себе, заглушая ее крики своей грудью. Три минуты, больше. Когда он смог, он затащил ее достаточно далеко в коридор, чтобы закрыть дверь за его спиной. Там пахло лавандой, сильно, как мыло на пальцах, ладонях. Его рубашка была мокрой от слез Маргарет Астон.

  – Расскажи… расскажи мне, что случилось.

  «Почему бы нам не пойти и не сделать…?»

  Голос у нее был резкий и сердитый. «Я не хочу…! Я хочу знать."

  Резник взял ее за руку, твердо держа руку под ее локтем. – Хорошо, но давай хотя бы присядем.

  Гостиная находилась в задней части дома, изобилующая изящными украшениями и семейными фотографиями; шторы, если бы они были полностью задернуты, открыли бы французские окна, а за этими восьмидесяти футами цветочные клумбы и аккуратные кусты раскинулись ухоженной лужайкой. Как бы то ни было, они сидели на стульях друг напротив друга в сумрачном полумраке, лицо Маргарет было обращено к другому креслу, пустому из-за камина, в котором, как догадался Резник, чаще всего сидел ее муж.

  Он сообщил ей все известные подробности, сведя описание травм Астона к минимуму. Она слушала, потянувшись к нему, слегка склонив голову набок, не двигая руками на коленях.

  – Билл, – сказала она, когда Резник закончил. «Бедный Билл. Что он сделал, чтобы заслужить это?

  – Ничего, Маргарет. Ничего такого."

  Она была на ногах. «Я хочу увидеть его.»

  – Позже, Маргарет. Почему бы не подождать?» Он осторожно подвел ее к креслу. На ногах он подошел к окнам и впустил в комнату свет.

  – Когда вы подошли к двери, – спросил Резник, – только что. Вы думали, что это был Билл, вернувшийся с прогулки с собаками?

  "Да?

  «Но когда это произошло, насколько мы можем судить, это было около полуночи. Один или два."

  Он подождал, пока она усвоит это.

  – Да, он… Иногда он не мог уснуть. Не сразу. Так что он снова выходил, гулял, что угодно, лишь бы не лежать там. Он ненавидел это; не было ничего, что ему не нравилось больше. А за последние пару лет стало еще хуже, намного хуже. Вот почему мы двинулись, он двинулся через зал; отдельные комнаты, видите ли. Таким образом, если бы Билла беспокоила бессонница, он не чувствовал бы себя виноватым за то, что разбудил меня». Она дернула край своего халата, край хлопка, который она одна могла видеть. – Не то чтобы я когда-либо возражал. Не…» И она снова залилась слезами, отмахиваясь от Резника, когда он подошел ближе.

  Он пошел искать кухню и оставил ее там, не смущаясь собственного горя. Если бы Билл Астон ушел прошлой ночью после полуночи, взяв с собой собак, она не сочла бы это необычным; и если бы она проспала до утра, может быть, пошла искать его в его комнате и не нашла его там, то могла бы вообразить, что он рано встает, гуляет, ничего зловещего и тревожного в этом нет.

  Чай был готов в чайнике, когда Маргарет с красными глазами вошла в комнату. – Я хочу увидеть его сейчас же. Вы должны отвести меня к нему».

  Вставая на ноги, Резник попробовал улыбнуться. «Давайте выпьем по чашке этого, почему бы и нет? Я позвоню в больницу, а потом отвезу тебя. Хорошо? Маргарет, все в порядке?

  Она стояла, глядя на него, затерявшись между столом и дверью. Как скоро все снова станет хорошо?

  Двадцать два

  Одиннадцать сорок четыре: сигаретный дым висел серо-голубым облаком из центра комнаты без окон. К стене были прикреплены увеличенные фотографии тела Астона. Цвет. Черное и белое. Вверху справа фотография, сделанная восемнадцать месяцев назад: Билл Астон на вечеринке по случаю выхода на пенсию для коллеги, с поднятым вверх бокалом шампанского, в смокинге и галстуке, улыбающийся и живой.

  Под прямым углом к ​​ним на увеличенной карте было указано точное место на Набережной, где было найдено тело; вторая карта, в более крупном масштабе, очертила параметры местности: глубокая южная извилина реки, образующая почти идеальную букву U между Трентским мостом и старым виадуком Уилфорд, Мемориальные сады и плоские открытые площадки для отдыха, которые вели к преимущественно муниципальный жилой район Медоуз на севере; юг, гражданская вялость Каунти-Холла, а затем больше открытых площадок, игровых площадок и школ. Дальше на подробной карте города и его окрестностей был отмечен дом Астона, офис, в котором он работал, помещение местных властей, где проводилось расследование Снейпа. На противоположной стороне фотографий, также прикрепленных к стене, были две белые доски, на которых должны были быть отмечены и отмечены основные направления исследования. Сзади была установлена ​​пара связанных видеомониторов; два компьютера, один из которых подключен к компьютеру национального министерства внутренних дел, были готовы к доступу и распространению информации.

  Присутствующим были розданы копии первоначального заключения патологоанатома: множественные переломы полости черепа, тяжелые повреждения верхней и нижней челюсти, нижней челюсти и стенок глазницы, разрыв кровеносных сосудов головного мозга и последующее внутреннее кровоизлияние. Повреждение рук Астона и синяки на предплечьях свидетельствовали о том, что он выдержал значительную борьбу и предпринял решительную, наконец отчаянную попытку защитить себя.

  Скелтон стоял в передней части комнаты и вел тесную беседу с Резником и старшим инспектором полиции, отвечающим за униформу. Чуть в стороне Рег Коссолл, с зачесанными назад густыми седыми волосами и неизбежным тлеющим сигаретным дымом из-за изгиба руки, говорил вполголоса с инспектором из отдела поддержки, подчеркивая каждую фразу тычком пальца в грудь человека. . Скелтон, более живой, чем Резник наблюдал за ним в течение нескольких месяцев, одетый в двубортный костюм, которого Резник никогда не видел, быстро взглянул на свои аккуратно написанные заметки, прежде чем убрать их из поля зрения; как только это закончится, он перейдет непосредственно к брифингу для СМИ ниже. Последнее слово Резнику, и он отвернулся; два шага вперед, и тяжелый гул и бормотание голосов вокруг него усилились, а затем стихли.

  Вкратце он представил Гарри Пейна, инспектора из отдела поддержки, пятнадцать офицеров которого будут отвечать за первоначальный тщательный обыск, и Джейн Прескотт, сержанта, который будет поддерживать связь между расследованием и разведкой. Он представил Д.С. Хана как помощника Билла Астона по расследованию Снейпа и, наконец, двух гражданских компьютерных операторов. Все остальные почти всех знали.

  Скелтон прочистил горло. – Мне не нужно говорить вам, что один из офицеров убит. Один из нас." Кивки согласия, ропот согласия и гнев со всех сторон. Скелтон подождал, прежде чем продолжить. «Многие из вас знали Билла Астона; некоторые из вас, как и я, работали с ним. Он был хорошим офицером. Старая школа. Приличный. Справедливый. Скрупулезен во всем, что делал. После стольких лет службы Билл должен был уйти на пенсию в конце этого года. А теперь вот это.

  И снова литания голосов, как будто в церкви. Скелтон их организует, вызов и ответ.

  «Мы все знаем, что произошло рано утром. Вы все видели фотографии, читали отчет, некоторые из вас присутствовали на месте, где было найдено тело Билла Астона. Это было бессердечное, жестокое нападение, и я знаю, что вы все шокированы так же, как и я. И я знаю, что вы все хотите, чтобы тот, кто это сделал, человек или люди, был отправлен за решетку как можно скорее. Нам нужен результат, и мы хотим его быстро. Мы хотим это для вдовы Билла Астона… и до того, как тот, кто несет за это ответственность, сможет действовать снова».

  Скелтон подождал, пока стихнет залп яростных и настойчивых звуков. Он хотел, чтобы все лица были обращены к нему, чтобы все внимание было обращено исключительно на то, что он хотел сказать.

  «Прежде чем мы приступим к работе, я хочу, чтобы мы поняли: здесь есть опасности. Последнее, что мы можем себе позволить, – это бросаться с головой в это и позволять чувствам, какими бы сильными они ни были, взять верх над суждениями. Никто. Никто из вас не пойдет по этому поводу наполовину. Это слишком важно». Голос Скелтона теперь ясный, уже не громкий, больше не должен быть: тишина вокруг него в комнате. «Чего мы не можем себе позволить, так это пригласить нужного человека, нужных людей, а потом не удержаться. Так что мы тщательно, точно, мы работаем по каналам, мы проверяем, а затем перепроверяем. А потом, когда мы поймали этого ублюдка, он остается пойманным.

  Приветственный возглас. Скелтон подождал еще немного, прежде чем отступить в сторону. «Чарли?»

  Когда Резник начал говорить, он двинулся вперед, пока не оказался перед картами Трента. «Наиболее вероятным сценарием на данный момент является то, что это была случайная, непреднамеренная атака, осуществленная с целью получения выгоды. Что бы он ни имел при себе в то время. Они могли видеть Билла достаточно состоятельным парнем, не таким молодым, одиноким с парой маленьких собачек. Там нет никакой угрозы. Резник указал на одну из карт. „Билл припарковал свою машину здесь, напротив Мемориального сада, и пошел, насколько мы можем судить, вот в этом направлении, вдоль набережной к мосту. Когда он не мог уснуть, он делал это довольно часто, в этом не было ничего необычного. Мы предполагаем, что тот, кто напал на него, видел, как он бродил в одиночестве, предположительно никого вокруг, и отметил его как легкую мишень. На него напали здесь, рядом с этими деревьями, и его бумажник был найден здесь, недалеко от тела, без наличных и кредитных карт“. Резник остановился и оглядел комнату. – Маргарет Астон говорит, что самое большее, что он мог иметь с собой, – это тридцать или сорок фунтов.

  «Ублюдки!» – сказал кто-то громко и отчетливо.

  – Спасибо, Чарли. Настала очередь Скелтона снова. "Правильно. К конкретике. Редж, все и вся, что произошло на набережной между часом и четырьмя, любой, кто ступил на землю, все, что дышало, – это твоя ответственность. Коссал переступил ногой и полуулыбнулся. «Итак, надзор за домом зависит от вас. Все эти места вдоль набережной Виктории, они не могли быть все заставлены их Ovaltine, любой, кто что-нибудь слышал, кого-нибудь видел, мы должны знать. И мы будем призывать всех, кто проезжал этим путем после полуночи, любых ночных рыбаков, бегунов, кого бы то ни было, откликнуться. Любой, кто пользуется пабом на своей стороне моста, особенно во время последних заказов, или идет обратно в город из гостиницы „Трент Бридж“. Мы будем использовать местное радио, телевизионные новости, почту. Какую бы информацию мы ни получили, как только она будет обработана, Рег, вы и ваша команда, расставьте приоритеты и доведите ее до конца.

  «Чарли, ваша команда, я хочу, чтобы вы подошли поближе. Судебно-медицинская экспертиза, все, что было найдено непосредственно на месте происшествия, даст нам как можно более точную картину того, что произошло на самом деле. И за двадцать четыре часа до нападения мы хотим знать, куда ходил Билл, с кем разговаривал, что делал. Прикроемся, на всякий случай. Если нам нужно заглянуть дальше, мы начнем отсюда».

  Скелтон прочистил горло и пожелал стакан воды; он долго собирался говорить. Войска становились беспокойными для действий, и пришло время для последнего удара. «Хорошо, одна из вещей, которых нам следует опасаться, – это узкое зрение. Самый очевидный подозреваемый не всегда оказывается в кадре. Вот почему, хотя я и не думаю, что здесь есть какая-то связь, я собираюсь поговорить с Кханом о расследовании, которое Билл возглавлял в связи с предполагаемым самоубийством Ники Снейпа. Связи может и не быть, но ее надо проверить и устранить. И будут другие направления. Случаи, когда Билл работал, когда он был на работе, люди, за которых он отвечал, были отправлены вниз, которые недавно были освобождены. Любой другой, кто мог затаить обиду, работу или личную. Что-то не синхронизировано. Я не считаю Билла человеком, легко наживающим врагов, но мы поговорим с Маргарет, посмотрим, что она скажет. Наконец, любой из вас, любые идеи, которые у вас могут быть, разные точки зрения, вещи, которые, кажется, могут остаться незамеченными. Выходите вперед. Поговори со мной. Я хочу знать."

  Скелтон сделал шаг назад и наклонил голову вправо, затем влево. «Чарли, Редж, что вы хотите добавить?»

  Ни один не сделал.

  «Хорошо, давайте двигаться. И удачи."

  Меньше чем через полчаса Резник вернулся в свою комнату уголовного розыска. Кевин Нейлор только что закончил затирать чай. Резник сел на край одного из столов, доедая сэндвич с копченой курицей и клюквой, который прислали из гастронома в Цирке.

  – Ладно, – сказал он, взяв у Кевина кружку и держа ее обеими руками, – давай все обсудим.

  Миллингтон сидел справа от Резника, спинка стула опиралась на задние ножки, Дивайн сидела в конце узкой комнаты, перевернув стул, широко расставив ноги; Линн Келлогг сидела, откинув голову на левую стену; Нейлор, раздав чай, занял место за одним из темно-зеленых картотечных шкафов и наклонился вперед, опираясь на локти.

  «Сначала обо всем по порядку. У нас уже есть кто-то, кто помогает нам с нашими расследованиями, этот бездомный юноша, который нашел тело, позвонил ему. Грэм, я хочу, чтобы вы с Марком снова допросили его, подтолкнули его еще. Давай проверим, что он знает, и убедимся, что он нам все рассказал.

  – Вы думаете, что он мог быть замешан, босс? – спросил Дивайн. «Атака?» Подтолкните его немного, ему понравилось, как это звучит.

  – Разве это не первый раз, не так ли? – сказал Миллингтон. – Отвести подозрения, сообщить о собственном преступлении.

  Резник кивнул и пошел дальше. «Кевин, на месте преступления будут детали следов, следов от ботинок, в том месте, где было найдено тело – фотографии, слепки, что угодно. Разберитесь в них с тем, что вы можете. Помимо прочего, это должно помочь нам определить, сколько людей было на самом деле вовлечено».

  «Мы совершенно уверены, – спросил Нейлор, – мы имеем дело с более чем одним человеком?»

  Резник сделал глоток чая. – Это мое внутреннее ощущение, да. Минимум две, может больше. Билл поддерживал себя в хорошей форме, он не выглядел бы такой легкой добычей для одного человека. И если бы тому, кто нанес первый удар, не удалось застать его врасплох, я сомневаюсь, что один нападавший смог бы нанести такой большой ущерб».

  Он перевел взгляд через комнату. «Линн, мы должны составить подробную картину последних двадцати четырех часов Билла Астона; все, что он делал, куда бы он ни шел, всех и каждого, с кем он разговаривал. Я бы хотел, чтобы ты позаботился об этом. Я пойду с вами, чтобы сначала увидеть Маргарет Астон, представить вас. Тогда ты сам по себе».

  – Верно, – сказала Линн. «Спасибо.»

  «Тем временем я собираюсь обсудить с Ханом материалы расследования дела Ники Снейпа». Резник положил обе руки на стол и поднялся на ноги. «Прежде чем ты уйдешь с дежурства сегодня вечером, перезвони мне, дай мне знать, что у тебя есть».

  Последние капли воды с шумом хлынули в кувшин кофемашины Скелтона, и, стоя рядом с боковым окном и глядя вниз, Резник почувствовал, как сочувственно заурчал его желудок. Прошло полдень, и, если не считать сэндвича с курицей, последняя еда, слетевшая с его губ, была в доме Ханны несколько часов назад, пара шоколадных дижестивов, которые знавали лучшие времена. На мгновение он подумал о ней, Ханне, о коже вокруг ее бедра, вдоль ее бедра, гладкой и тугой под его рукой.

  «Чарли?»

  «Хм?»

  «С молоком или без?»

  «Как придет».

  Скелтон сел, и Резник сделал то же самое. «Трудно не думать, – сказал Скелтон, – как близко он был к пенсии, бедняга».

  «Да.» А Маргарет, подумал Резник, какая ей жизнь? После всего того времени, той жизни, как ты мог надеяться приспособиться? Дети, подумал он, всегда были дети; но потом он задумался, что это был за ответ.

  – Пресс-конференция в час, – говорил Скелтон, – вы согласны, вы полностью проинформированы?

  «Я могу сказать только то, что мы знаем, и до сих пор это не слишком много».

  «Хорошая возможность, однако, запросить информацию, помочь».

  Резник кивнул: они будут завалены звонками, для их входа в систему будет доступен дополнительный персонал. Большая часть информации окажется неубедительной и противоречивой; а потом будут чудаки, экстрасенсы и дворовые психиатры, по крайней мере двое или трое, желающие признаться. Он поставил свою чашку на блюдце, поставил их обоих на пол. Современная кофеварка или нет, кофе Скелтона всегда был на вкус растворимым, причем слабым растворимым. Он поднялся на ноги, думая, что это все, но было еще кое-что.

  – Есть молодой констебль, – сказал Скелтон, – хочет перевестись из Лестершира. Есть шанс, что он придет сюда.

  Резник ждал на спинке стула. – Это точно или только слухи?

  – Определенно, как идут дела.

  «Я думал, что все вербовки заморожены?»

  Скелтон растопырил руки, растопырив пальцы. – Теоретически есть, но ты знаешь финансы, Чарли. Чертовски непостижимо».

  «Этот перевод, у него есть имя? Ты сказал, что он.

  «Винсент. Карл Винсент.

  – А он уголовник?

  Скелтон кивнул. «Пять лет.»

  – Все еще DC?

  Снова кивнул.

  Резник знал, что есть самые разные причины, по которым офицеры обращались с просьбой о переводе. Личностные конфликты, в основном; иногда дело идет наперекосяк, и они ищут новый старт. Семейные причины необходимости переехать, но это всего лишь час езды.

  – Возможно, он будет здесь в ближайшие пару дней, – сказал Скелтон. – Ничего страшного, Чарли. Для этого расследования вам понадобятся все тела, которые вы сможете достать. Попросите его заткнуть несколько отверстий, пощупайте его. Вы можете позволить себе дать ему некоторое время в любом случае, посмотреть, как это пойдет. Если выяснится, что он в два раза слабее молодого Пателя, вы не пожалеете.

  Резник до сих пор помнил, как впервые встретил Дипака Пателя, яркого, как завтра, и стремящегося угодить. Первым из своей семьи поступить в университет, получить диплом. Полиция, сказал отец Пателя, зачем она? Такие отходы. Резник вспомнил кровь, засыхающую на брусчатке, пурпурный оттенок вокруг раны, один-единственный рубящий удар, намеренно или случайно попавший в артерию. Убийца никогда не был пойман. Он вспомнил лицо отца, то, как оно скривилось; его непостижимое горе.

  Маргарет Астон.

  Норма Снейп.

  Это продолжалось без конца.

  Двадцать три

  Норма старалась не замечать запах изо рта Шины, когда вошла ее дочь; не табак, не совсем джин, это была трава, она знала, помнила смутно, но хорошо.

  – И где, по-вашему, вы это взяли? – спросила она, запрокинув голову назад, чтобы лучше видеть черную кожаную куртку с заклепками вокруг обоих карманов и расстегнутыми молниями на обоих рукавах.

  – Не думаю, – сказала Шина, изо всех сил пытаясь пройти мимо. «Я знаю.»

  Норма одной рукой схватила куртку сзади и развернула ее. «Ну, скажите мне.»

  Шина смотрела не совсем спокойно, не так уверенно, как ей хотелось бы, в обвиняющие глаза матери. – Ди-Ди, – сказала она. «Это где. Моя подруга, Ди-Ди, одолжила его мне. Правильно?»

  Но прежде чем Норма успела сказать что-то еще, в дверях появился Питер, держа на ладони одну над другой три банки пустельги. «Давайте присядем, а? Выпить." Подмигивая Норме, когда он сунул одну из банок в ее неохотные руки; поцеловал Шину в щеку, от которого ей лишь частично удалось уклониться. – Хороший вечер, а, милая? Хорошее время?"

  – Не думаю, – сказала Шина, слишком осторожно произнося слова, – что тебе следует называть меня милой.

  – О, и почему же тогда?

  Шина подумала об этом и после некоторого размышления решила, что не знает. Она села на подлокотник дивана и немного покачнулась.

  «Ради Христа, – сказала Норма, сидя в кресле у телевизора, – сними пальто в помещении».

  Шина попыталась, но ее рука застряла в рукаве и по необъяснимым причинам не могла его высвободить. Питер, наконец, встал и помог ей, Шина снова начала смеяться. Не смех, правда, скорее хихиканье. «Ты не должен звонить… ты не должен звонить…» Потеряв равновесие, она начала падать назад, ноги брыкались высоко в воздухе, руки размахивали, пока все, что она могла сделать, это рухнуть назад на своего отца, Питера нет. достаточно сильный, чтобы удержать ее, они растянулись на ковре, растянулись и перекатились, пока не оказались у боковой стены, смеясь и плача в объятиях друг друга.

  «Ради бога, сдавайтесь, вы, пара больших тупоголовых!» – закричала Норма, но вскоре тоже засмеялась, против воли, вытирая рукавом глаза, прежде чем попытаться выпить слишком много лагера за один раз, кашляя, а затем так сильно, что не могла видеть из-за слез, и Шине пришлось держаться. ее руки, в то время как Питер похлопывал ее по спине и шептал ей на ухо, чтобы она взяла себя в руки.

  Когда все закончилось, Шина побрела на кухню на случай, если в морозилке осталось мороженое от Tesco, мятное и шоколадное.

  Питер включил телевизор и снова выключил его, вскочив на диван с широко раскинутыми руками. – Позвольте мне называть вас милая! – пропел он во весь голос. «Ты принадлежишь мне!»

  «Садись, великий гиллифер, – крикнула Норма, – пока ты не упал».

  Что он и сделал, перекинув через спинку дивана голову. И пришел петь. Норма и Шина подняли его на ноги и втолкнули в кресло, Норма плюхнулась к нему на колени, а Шина села через комнату и с преувеличенной осторожностью ложкой ложкой ложилась в ванну с мороженым.

  – Милая, – прошептал Питер на грудь Норме, и она не слишком серьезно щелкнула его по уху и велела вести себя прилично, и в любом случае, если он этого добивался, у него возникла другая мысль.

  Что он и сделал. И когда Шине, наконец, надоело сидеть там, наблюдая, как они притворяются, что не трогают друг друга лапами, она прошла мимо них, ее прощальный жест выключил свет.

  – Питер, не здесь… – прошептала Норма.

  – В таком случае, – сказал Питер, – пошли спать.

  О Боже, подумала Норма, сколько времени прошло?

  Она лежала без сна, Питер рядом с ней спал, как младенец, его рот был приоткрыт у ее груди. Слезы, которые Норма прольет позже, она сдерживала, опасаясь разбудить его, объясняя то, чего сама не могла понять.

  Какова бы ни была искусная магия рук Питера, он не потерял ее за все это время вдали. Он почти ничего не рассказывал ей о прошедших годах, о том, как он стал таким забитым, таким больным, таким худым. Низко на груди виднелся изогнутый шрам, крестообразные отметины, бледные, там, где сняли швы. Синяк, старый и желтый, глубоко вросший в левое бедро.

  Мягко прижавшись к ней, Питер пошевелился, и она погладила его по голове, то немногое, что осталось от его волос, было мягким, как волосы младенца. Не позволяй мне думать о Ники, молилась Норма, не позволяй мне думать о нем. Ни Майкла, ее прекрасного маленького сына.

  Не позволяй мне думать об этом.

  Ничего из этого.

  Она осторожно повернулась на бок и провела другой рукой по боку Питера, его тощей ягодице, выступам позвоночника, венчающим изогнутую спину. Она склонила голову к нему и закрыла глаза, пытаясь уснуть.

  24

  Юноша с подозрением посмотрел на содержимое тарелки. Початок колбасы, немножко помятый при транспортировке, коричневый соус прилипал к скудной бумажной салфетке, в которую он был завернут.

  «Что?» – сказала Дивайн, не более чем намек на агрессию. Подтолкни его, сказал Резник, подтолкни его немного.

  «Что?» – ответил юноша. Ему могло быть сколько угодно лет от семнадцати до двадцати пяти, а он уже признался, что ему и двадцать один, и девятнадцать. Его лицо обрамляла густая дымка бороды, несколько краснеющих пустул ниже правой скулы, над носом и над бровями скопились белые точки. В верхней части его левого уха было маленькое золотое кольцо. На нем была армейская куртка, серые хлопчатобумажные брюки, несколько футболок, одна поверх другой, на самой верхней из которых было написано: «Взорвать китов!»

  Рядом с Дивайном, в расстегнутом пиджаке, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки над узлом шерстяного галстука, Миллингтон держал свой совет и ничего не говорил.

  – Это то, о чем вы просили, не так ли? – спросил Дивайн. «Колбасный початок».

  «Не таким образом.»

  «Тебе не нравится соус или что? Не нравится соус, соскребите его».

  «Это не имеет отношения к соусу, с соусом все в порядке».

  «Что тогда?»

  «Лук».

  – Какой лук?

  «Точно.»

  Наклонившись вперед, осторожно используя средний и большой пальцы, Дивайн откинула назад верхнюю половину рулона. «Без лука».

  «Это то, что я имею в виду.»

  – Как вы думаете, – сказал Миллингтон, возбужденно действуя, постукивая концом «Ламберт энд Батлер» по поверхности стола, – когда все эти кулинарные дискуссии закончатся, мы сможем начать?

  – Ты собираешься это есть? Божественный, указывая на початок. «Или нет?»

  Юноша покачал головой.

  Пододвинув к нему тарелку, Дивайн вновь развернул рулет, взял свернутую сосиску, обмакнул ее в коричневом соусе и с вызывающим блеском в глазах поднес ко рту. «Последний шанс?» Слишком поздно колбаса исчезла у него во рту, два, три укуса и она исчезла, все, кроме узелка хрящей, который он деликатно вытащил из-под зубов и положил обратно в початок, целиком, включая салфетку, он с тарелки в металлическую корзину рядом со стулом, где он приземлился с мягким, но приятным стуком.

  – Это интервью, – сказал Миллингтон, только что включив пленку, – назначено на два двадцать три. Присутствуют детектив-сержант Миллингтон, детектив-констебль Дивайн и мистер Сент-Джон.

  Из вежливости Дивайн подавил отрыжку.

  Миллингтон чуть больше склонялся к юноше. «Назовите свое полное имя».

  «Вы знаете мое имя.»

  О Боже, подумала Божественная, он будет одним из них. Как и лук, насквозь.

  – Полное имя, – повторил Миллингтон.

  «Джон Энтони Лоуренс Сент-Джон».

  Дивайн подавила фырканье.

  «Адрес?»

  «У меня нет.»

  «Адрес?»

  Всего на мгновение в глазах юноши засиял свет. «Куда бы я ни положил мою шляпу, там мой дом».

  Умный ублюдок, Божественная мысль.

  – Расскажите нам, – ободряюще сказал Миллингтон, – о том, где вы положили свою шляпу в субботу вечером.

  Рег Коссолл и его команда усердно стучали в двери. До сих пор их ошибочно принимали за Свидетелей Иеговы, адвентистов седьмого дня, череду далеких дядей и тетушек, а также начальников кабелеукладочной компании, которые позвонили, чтобы сообщить, что один из рабочих снова включил лопату в электрическую сеть и мощность будет отключена в течение большей части часа. Как только проблемы с идентификацией были решены, они, как правило, вызывали удивление, сочувствие, большое внимание, но никаких конкретных зацепок.

  – Был шум, не так ли, Джефф? Ужасный бардак. Помню, мы выключили телевизор, вышли посмотреть». Это крупная женщина лет пятидесяти, сам Коссал звонил вместе с молодым констебль; их дом на набережной выходил задом на тропу, возле которой нашли тело Астона. – Джефф? Она казалась взволнованной, ее руки то в накладных карманах красно-зеленого фартука, то в мыслях, может быть, наполовину заняты тем, что осталось кипеть на плите. – Когда это было, Джефф? Начало в одиннадцать часов, это когда это было? Около одиннадцати?

  В коридоре появился Джефф, телеграф навис над его рукой, часть ее, очки сползли на кончик носа.

  – Йобы, это все, что они собой представляют. Легко и просто. Теперь то же самое каждую субботу вечером; приходят, опрокидывая паб, улюлюкая и крича и продолжая. И язык, который они используют, не верится. Но просто хулиганы, не более того. Таких, как ваша компания, пускают по улицам, так что остальным приходится оставаться внутри и запирать двери.

  Что, вместо того, чтобы рвануть на дискотеку, подумал Коссал, покачивая бёдрами пожилой дамы по полу? Пара вишнёвых бренди и хлестать её домой, чтобы немного послушать старое адажио на ковре в гостиной. Он сомневался, что их ковер видел что-то кроме шампуня с запахом лимона и хорошей чистки пылесосом с тех пор, как его впервые постелили.

  – И время, сэр, – спросил Коссолл. – Можно поточнее?

  – Как сказала жена, в районе одиннадцати часов. 1130. Вы можете проверить свое Радио Таймс или что-то еще, «Матч дня » – это то, что было. Этот шотландец, Хансен, слишком много всезнайки, на мой вкус. И вы не можете понять половину того, что он говорит.

  Все это время шла одна и та же история: между одиннадцатью и одиннадцатью тридцатью на Набережной дурачились какие-то хулиганы, но после этого они ушли, пошли через игровое поле в сторону Медоуз, как предполагалось в нескольких сообщениях. И скатертью дорога. Два домохозяйства упомянули спортивный автомобиль, который громко завел двигатель около полуночи; другой, кажется, вспомнил, как слышал мотоцикл с неисправным глушителем. Это могло быть то же самое.

  То, что этот первый трал не смог доставить, было чем-то, что было связано с нападением на Билла Астона: но это было только начало, Коссолл знал это. Он был уверен, что после того, как пабы будут расклеены, а местные СМИ сделают свою работу, все будет по-другому. Мужчина зверски напал всего в сотне метров от домов, чуть дальше оживленной главной дороги, кто-то что-то видел или слышал, это было понятно.