Текст книги "Легкая еда (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

  «Садитесь, пожалуйста.»

  Почему, подумала Дивайн, ему достаточно было ступить в школу, в любую школу, чтобы почувствовать, как холодный компресс неудачи сжимает его яйца, сжимая его сердце?

  Она ждала его в маленькой комнате на первом этаже, единственный свет исходил из длинного высокого окна, через которое он мог видеть кирпичи и небо. Две стены были увешаны полками, наборами невзрачных книг с потертыми обложками, некоторые из которых, казалось, не перемещались в течение долгого времени. Разве не должно было быть недостатка в книгах? Божественная мысль. Разве он не слышал это где-то? Так что же было не так со всем этим?

  – Мисс Кэмпбелл?

  «Ханна».

  Дивайн показал ей свое удостоверение личности, представился и сел напротив нее, за узкий стол между ними.

  Он сразу понял, что ошибся. Для начала она была моложе, чем он себе представлял. Где-то около тридцати; возможно даже моложе. Потрите и очки. Ее волосы были длиннее, чем он себе представлял, немного торчащими по бокам и сзади. Светло-коричневый. Под коричневым жакетом на ней был сиреневый топ с тремя пуговицами на шее. Сиреневый или пурпурный, он никогда не мог быть уверен, что именно. Черная юбка длиной до икры и удобные туфли на ногах.

  «Я уже говорила с двумя офицерами, – сказала Ханна. – Насколько я знаю, объяснил им, что произошло.

  «Униформа, да. Рутина."

  – А вы детектив, не так ли? CID, вот что это значит?

  Дивайн кивнула, сопротивляясь мысли о том, что она может хоть чуть-чуть подослать его.

  – И ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что случилось?

  – Ага, верно.

  Она посмотрела на него, естественная дерзость его лица компенсировалась усталостью вокруг глаз.

  – Ты не собираешься делать заметки? – спросила Ханна.

  Только когда Дивайн достала его блокнот и карандаш, она начала.

  – Так ты думаешь, что поймаешь его?

  – Ники Снейп?

  – Это тот, о ком мы говорили, не так ли? Они шли по нижнему коридору, Ханна вывела его из школы.

  – Вы, кажется, совершенно уверены, что это был он, – сказала Дивайн.

  Ханна пожала плечами. «Моя сумочка исчезла, Ники исчезла, и то, и другое одновременно. Вдобавок, похоже, у него есть склонность к такого рода вещам.

  «Что?» Дивайн снова задалась вопросом, не послала ли она его наверх.

  «Воровство. У него уже были проблемы».

  Морщинки от смеха изогнулись вокруг рта Дивайн. «Только раз или два».

  – И вы его не поймали тогда?

  «Мы поймали его достаточно правильно, суды снова выгнали его. Не могу их удержать, понимаете. Не такой молодой. Двенадцать, когда он начал, тринадцать. Божественная оглядела их, окна и двери. – Ты должен знать, каково это – общаться с ними каждый день.

  Ханна ничего не сказала, продолжая идти, пока они не миновали офис и не остановились на пологих ступеньках снаружи. Здание отбрасывало длинные тени на асфальт, и в весеннем воздухе все еще чувствовался запах. Ханна осознавала, что Дивайн смотрит на нее, на ее шею и грудь.

  «По-твоему, все это кажется пустой тратой времени», – сказала она.

  «Поймай его с любым вашим имуществом, скажем, с кредитными картами, у кого-то действительно может хватить ума его засунуть».

  «И это вероятно? Я имею в виду, поймать его вот так?

  Дивайн немного выпятил грудь, стал на дюйм выше. «Лучшие показатели обнаружения в стране в прошлом году, знаете ли, Ноттс».

  «Действительно?»

  «Коэффициент раскрываемости на одного офицера – четырнадцать дел в год».

  – Это не кажется, – сказала Ханна, – очень много.

  – Но лучше, чем кто-либо другой, не так ли?

  «Статистика.» Ханна улыбнулась. «Чтобы получить реальное представление об этом, вам нужно сопоставить эту цифру с суммой совершенного преступления. Вы знаете, чтобы увидеть это в правильном ракурсе».

  – Да, ну, – сказала Дивайн, отводя взгляд, – я не могу вспомнить, что это было, не совсем так. Это было 148 преступлений на 1000 населения, второе место после Хамберсайда, он знал это наизусть. Он сказал: «Тогда мне лучше уйти».

  «Хорошо.» Она еще немного поколебалась, прежде чем вернуться в школу.

  – Слушай, я не думаю… – начал Дивайн, его щеки покрылись легким румянцем.

  – Нет, – сказала Ханна. – Извини, нет шансов.

  Четыре

  «Можно подумать, – сказал Скелтон, – когда вы делаете что-то правильно, последнее, что кто-либо захочет делать, – это возиться с этим и рисковать потерять все, что вы приобрели».

  Сидя в кресле напротив стола суперинтенданта, Резник проворчал что-то, что можно было принять за согласие.

  «Ты знаешь, и я знаю, Чарли, – продолжал Скелтон, – большинство военных в стране отдали бы зубы за такие фигуры».

  Кивнув, Резник перенес свой вес с левой ягодицы на правую. Идея создания отдела по расследованию тяжких преступлений в округе обсуждалась и раньше, но теперь, с изменениями в полицейском управлении, казалось, что это действительно может произойти.

  Скелтон играл с карандашом, осмеливаясь нарушить симметрию своего стола. – Ты знаешь, что это будет означать, не так ли? Двухуровневая полиция, вот что это будет означать. Все дальнобойщики и способные мальчишки собрались вместе, чтобы полировать докторские диссертации друг друга, а остальные из нас остались копошиться с украденными горными велосипедами и нарушениями правил дорожного движения.

  Резник задался вопросом, не происходит ли это уже каким-то образом. Хелен Сиддонс, например, умный молодой инспектор, которая задержалась на станции достаточно долго, чтобы установить сейсмограф под разваливающейся конструкцией брака Скелтона. Она была назначена инспектором в возрасте, когда Резник еще стеснялся быть сержантом; вот он, лет сорока пяти, все еще инспектор, а где она? Занимал пост главного инспектора в Сомерсете. Как сказал Рег Коссолл несколько вечеров назад в пабе: «Если бы этой своекорыстной корове посчастливилось быть не только самкой, но и черной, она бы уже была суперинтендантом, не говоря уже о гребаном старшем инспекторе! ”

  «Нет, Редж, – рассмеялся Грэм Миллингтон. – Лучше бы она трахалась с инспектором, это был наш Веселый Джек.

  Глядя теперь на Джека Скелтона, Резник задавался вопросом, было ли это правдой. О, Скелтон явно нравился ей, Сиддонс, и она обратила это в свою пользу. Но выходило ли это дальше долгих взглядов и почти скрытых взглядов, Резник не знал. И кроме того, это почти не имело значения: имело значение то, что, по мнению Элис Скелтон, произошло. Прелюбодеяние в уме так же трудно стряхнуть, как пятна любви на простынях. В последний раз, когда Резник был в доме Скелтонов, это было все равно, что наблюдать за медвежьей травлей между взрослыми, едва давшими согласие.

  – Тем не менее, если повезет, Чарли, – сказал Скелтон, – мы оба встанем и уйдем, вдвоем, до того, как это произойдет. Вышвырнуть на траву с пенсией и всем, что нынче дают вместо золотых часов.

  Резник так не думал. Скелтон, может быть, но для него самого выход на пенсию был чем-то, что скрывалось в последние серые часы перед утром; один из тех зверей, подобных раку простаты, которые преследуют вас во сне.

  – Линн Келлог, Чарли. Он подождал, пока Резник был почти у двери. – Хорошо, она?

  Резник медлил с ответом, задаваясь вопросом, было ли что-то, что он должен был заметить, что-то, что он упустил. "Отлично. Почему ты спрашиваешь?

  – О, нет причин. Скелтон посмотрел на Резника сквозь сжатые пальцы. – Она снова начала ходить к этому терапевту, вот и все.

  Тогда никакая причина, подумал Резник, возвращаясь по коридору к собственному кабинету, была не совсем верной. Как он хорошо знал, причин было достаточно.

  Пятнадцать или около того месяцев назад Линн была похищена человеком, которого выслеживал Резник и его команда. Мужчина уже дважды убивал женщин, которых он мучил надеждой на свободу, прежде чем жестоко покончить с ними; это была игра, в которую он играл, и он играл в нее с Линн, попеременно то проявляя к ней доброту, то угрожая ей, удерживая ее в холоде и в цепях. Днем он мог говорить с ней негромкими романтическими тонами, а ночью, в тесноте фургона, он мастурбировал над ней, пока она притворялась спящей.

  После длительного судебного разбирательства, на котором все это мучительно тянулось для того, чтобы все читали в своих газетах и ​​каждый вечер видели повторы по телевизору, доводы этого человека о снижении ответственности были проигнорированы, и он был приговорен к пожизненному заключению. Минимум двадцать пять лет.

  К тому времени, когда ей было чуть больше пятидесяти моложе, чем ее матери сейчас, Линн знала, что он может ходить по тем же улицам, дышать тем же воздухом. На повороте за любым углом она могла встретить его, снова услышать, как он сквозь шум переполненного бара спрашивает, не угостит ли он ее выпивкой; его пальцы постукивали по окну в следующий раз, когда ее машина сломалась, заглядывающее внутрь лицо, размытое дождем, мелодия его голоса, эта улыбка…

  Были и другие вещи, которые этот опыт пробудил в сознании, вещи, которые Линн изо всех сил старалась забыть.

  Она сидела за своим столом, когда Резник вошел в офис уголовного розыска, спиной к нему, слегка сгорбившись, когда она делала записи в своем блокноте, разговаривая по телефону. Кевин Нейлор, как и Линн, детектив-констебль лет двадцати, подключался к компьютеру, проверяя случаи поджогов в связи с недавним пожаром, в котором погиб четырехлетний азиатский мальчик. Грэм Миллингтон, сержант Резника, сидел с пожилой чернокожей женщиной, уговаривая ее рассказать об обстоятельствах ограбления, свидетелем которого она стала в местной букмекерской конторе, кражи трех тысяч фунтов и менеджера, выздоравливающего после серьезных травм головы в Королевском медицинском центре. Другие столы были пусты, офицеры бродили по городу, задавали вопросы, стучали в двери.

  В кабинете Резника, отделенном перегородкой от узкой комнаты, зазвонил телефон. К тому времени, когда он вошел и закрыл за собой дверь, она остановилась. Один взгляд на кучу бумаг на его столе, и он полез в один из ящиков за полупустой пачкой кофе Lavazza. эспрессо и наполнил кофемашину, подаренную ему его другом Марианом Витчаком. – Чтобы ты, Чарльз, хорошо относился к себе. Я знаю, как ты любишь хороший кофе.

  Не успели просочиться последние капли, черные и крепкие, как Резник, не в силах больше отвлекаться, толкнул дверь кабинета и позвал Линн Келлог.

  «Кофе?»

  «Нет, спасибо.»

  Волосы она вызывающе остригла коротко, зачесала вперед спереди, как у мальчика; единственный легкий локон, словно назло ей, загибался перед ее ушами и простыми золотыми заклепками, которые она носила. Она так и не вернула ни полноты, ни цвета своего лица. На ней были черные хлопчатобумажные брюки и черный топ с круглым вырезом. Нет колец.

  – Джек Скелтон спрашивал меня, как ты.

  Она не разучилась улыбаться, по крайней мере, глазами. – И ты сказал ему?

  – Насколько я знаю, с тобой все в порядке.

  – Тогда все в порядке.

  Резник поднес чашку ко рту, но пить не стал. – За исключением того, что, по-видимому, это не так.

  Линн посмотрела на него и увидела грустного человека с грустными глазами. Когда он первым подошел к каравану, где ее держали в плену, она прижалась к нему и думала, что никогда не отпустит его. Теперь это оказалось слишком правдой: из-за терапии и прерывистых снов память о нем сохранилась, его тело прижалось к ней, слезы в его глазах.

  – Больница, – сказал Резник.

  «Доктор. Кэри.

  – Ты снова начал с ней встречаться.

  Линн села вперед, зажав руки между бедрами. – Вот вам и конфиденциальность.

  Резник поставил чашку обратно. «Что касается того, что сказано, что бы ни происходило между вами, конечно, это правда».

  «Но если я снова вернусь к терапии…»

  «Мы должны быть обеспокоены».

  – Что я, может быть, схожу с ума?

  – Беспокоюсь за тебя.

  Она смеялась. – Потому что я могу не справиться с работой?

  «Да.» Он отвел взгляд, и Линн снова рассмеялась.

  «Что?» – сказал Резник. «Что?»

  – Ничего, просто… Нет, все в порядке, я знаю, что ты тоже только делаешь свою работу.

  Резник снова поерзал, чувствуя себя неловко в своем кресле. – Значит, это кошмары? Они возобновились. В этом проблема?»

  – Да, – сказала Линн. "Да это правильно. То же самое.

  Ложь повисла между ними, осязаемая, как дым.

  – Однако ты чувствуешь себя хорошо, – спросил Резник. «О работе? Продолжать?

  «Да. Действительно я в порядке.»

  – Вы дадите мне знать, если я могу что-нибудь сделать?

  «Конечно.» Она стояла на ногах у двери, избегая его взгляда.

  «Ваше количество дел», – спросил Резник. По какой-то причине он не хотел, чтобы она уходила. «Что самое неотложное?»

  – Этот парень, я полагаю. Тот, кто сбежал из блока охраны…

  – Ходжсон?

  «Мартин, да. Конечно, он может быть где угодно. Манчестер, Лондон. Но раньше мне звонили из Vice, я думал, они могли его заметить, когда он рекламировал бизнес на Форест-роуд.

  Резник вздохнул, слишком знакомо. – С кем вы поддерживаете связь?

  «Шэрон. Шэрон Гарнетт».

  «Передай ей все, что я могу».

  – Хорошо, да, я буду.

  Линн еще немного помедлила, прежде чем вернуться в дверь. Ее телефон уже снова звонил, и Грэм Миллингтон, покончив со своим свидетелем, ждал, чтобы спросить ее о сверхурочной работе. Дивайн вернулся к своему столу с экземпляром « Пост» и парой ямайских пирожков из булочной на Хартли-роуд.

  В своем кабинете Резник просмотрел ответ председателя полицейского управления на утверждения о том, что недавний обзор Ревизионной комиссии, сравнивающий эффективность полицейских сил, едва ли стоит той бумаги, на которой он был напечатан. Аккуратным почерком Мариан Витчак он вскрыл адресованный ему конверт. Правда ли, что тебя больше никогда не бывает дома, Чарльз, и если да, то кто кормит всех твоих прекрасных кошек? Она приложила приглашение на танцы в Польском клубе на ближайшие выходные. Под строкой « Оденьтесь неформально », добавила она, « Но, пожалуйста, возьмите с собой танцевальные туфли! »

  Резник спрятал его с глаз долой под грудой отчетов о преступлениях, танцуя последнюю из нескольких вещей, занимавших его разум. По непонятной причине, которую он не мог различить, если только это не был кофе в чашке, которую он держал, на поверхность просочились слова старого блюза Бесси Смит, что-то о пробуждении с холодными руками.

  Пять

  Ники Снейп был занятым мальчиком. В конце паба, примыкающем к оптовому рынку фруктов и овощей, он продал одну из двух кредитных карт Ханны Кэмпбелл за двадцать фунтов; менее чем через тридцать минут в приятном окружении сада отдыха Святой Марии ее чековая книжка и чековая гарантийная карточка перешли из рук в руки за двойную сумму. Проезжая через Виктория-центр по направлению к Мэнсфилд-роуд, он случайно столкнулся с Салли Парди, которая как раз выходила из магистратского суда и за несколько минут до этого была освобождена под подписку о невыезде по обвинению в мошенничестве. Парди отослал Ники обратно в Tesco, чтобы купить шесть упаковок Tennents, две из которых она поделила с ним на одной из скамеек напротив Пичи-стрит; Затем она купила у него оставшуюся кредитную карту за три пятифунтовые банкноты и неоткрытую банку. «Ты отдаешь мою любовь Шейну сейчас, ты сделаешь это для меня? Скажите ему, что я спрашивал о нем, убедитесь, что вы это сделаете. Ники видел, как это понравится его брату, и, отрыгнув и взмахнув рукой, предал эту идею забвению.

  Он угощался воппером и картошкой фри из «Бургер Кинг» и доедал их, делая покупки в витрине Чипсайда, когда его взгляд упал на пару пурпурно-красных прогулочных ботинок Sanmarco с подкладкой Gore-Tex. Он никак не мог вытащить их оттуда, ботинки стоили Ники почти всего, что он заработал за последний час, но на что еще были деньги?

  Он оставил свои старые кроссовки Reebok в магазине и был в новых ботинках, когда встретил своего приятеля Мартина Ходжсона в боулинге у Ледового стадиона. Мартин был не на много месяцев моложе Ники, но более худощавого телосложения; его крупная клетчатая рубашка свободно свисала поверх бежевого джемпера Sweater Shop, черные джинсы, подвернутые поверх высоких кроссовок. На первый взгляд было заманчиво счесть его мягким, но это было бы ошибкой.

  «Блядь!» – воскликнул Ники. – Думал, тебя, блядь, заперли.

  "Неа. Только то место для детей, не так ли? Совсем не настоящая гребаная тюрьма. Мартин откинул падающие темные волосы, закрывавшие его темные глаза, и усмехнулся.

  Мартин был чуть ли не единственным человеком, с которым Ники когда-либо работал, взламывая и проникая в Медоуз, где жил Мартин. В большинстве случаев Ники предпочитал оставаться наедине с малоприбыльным и малорисковым бизнесом. А вот с Мартином было посмешище, вот почему Ники пошел с ним; единственное, что Мартин, похоже, не знал, что такое риск.

  – Так что ты здесь делаешь? – спросил Ники.

  Мартин кивнул в сторону ближайшего переулка. «Посмотрим, сколько запчастей я могу получить за одну игру».

  Они играли в боулинг большую часть часа, а затем, когда Мартин пошел купить еще сигарет, Ники заметил, что у него в руке должно быть около сотни фунтов.

  – Прошлой ночью в лесу, – объяснил Мартин, предлагая Ники большую порцию. – Набрал бы больше, но копы принюхивались. Ублюдки! Пришлось убраться».

  Ники зачарованно смотрел на него. – Что тебе делать? он спросил.

  «Легкий.» Мартин рассмеялся. «Побудьте рядом, чуть ближе к деревьям, пока не появится какой-нибудь игрок…»

  – Но откуда ты знаешь?

  «Ты всегда знаешь. Иногда они хотят, чтобы ты поехал на их машине, я всегда беру за это дополнительную плату, в основном ты просто делаешь это там. Кладбище хорошее место.

  – Да, – сказал Ники, – но что ты должен делать?

  "Иисус! Что ты думаешь? Дрочить их, это проще всего. Это десятка. Иногда они хотят отсосать тебе, это двадцать. Ничего подобного.

  – Но ты не позволяешь им…

  «Засунуть мне это в задницу? Как ты думаешь, я? Чертовски умственно? Думаешь, я хочу заразиться СПИДом или что-то в этом роде?»

  "Нет. Нет, конечно.

  «Этот тип когда-то был чертовски богат, Мерседес, почти новый. Предложил мне сотню, если я поеду с ним обратно в его отель. На лице Ники смешались отвращение и тревога. «У него был презерватив, – сказал Мартин, – так что все в порядке. Дайте мне эти попперсы, знаете ли, амилнитрат, через некоторое время это уже совсем не больно.

  Ники думал, что его сейчас вырвет. Он потушил сигарету и быстро пошел прочь.

  «Задерживать!» Звонил Мартин. – Куда ты сейчас?

  – Домой, – сказал Ники. – Предполагалось, что я был в школе, не так ли?

  – Нет, – сказал Мартин, догоняя его. «Вы не хотите этого делать. Я встречусь с Аасимом позже. Хочешь остаться, расслабься, мы повеселимся».

  На Шэрон Гарнетт была короткая красная юбка поверх ребристых колготок, темный хлопковый жакет, застегнутый поверх кремовой рубашки; как будто она уже не была достаточно высокой, она была в сапогах.

  «Сливается с пейзажем?» – спросила Линн с намеком на улыбку в глазах.

  «Что-то такое.»

  – Я принес тебе половину биттера, хорошо?

  «Всё в порядке».

  Они договорились встретиться в «Линкольнширском браконьере», пабе, обещавшем хорошее пиво, хорошую еду и задний дворик, где они сейчас и сидели. Был ранний вечер, и в воздухе было заметно прохладно, температура опустилась ниже пятидесяти.

  «Ты работаешь?» – спросила Линн.

  «Да, позже. Ты?»

  Линн пожала плечами. «Зависит от.»

  – Мартин Ходжсон?

  «Да.»

  Линн впервые арестовала юношу, когда ему было тринадцать, когда он бежал из детского дома и был пойман бдительным детективом магазина в Вулворте с компьютерными играми на несколько сотен фунтов, спрятанными в спортивной сумке Head, которую он украл всего час назад. . С тех пор его арестовывали и предъявляли обвинения более тридцати раз, он руководил чередой социальных работников, временных приемных родителей и полицейских. Не сумев найти достаточно безопасное жилье у местных властей в графстве, Мартина в конце концов отправили на временную основу в специально построенный объект в Нортумберленде. Когда освободилось место в отделении безопасности Амбергейта, достаточно близко к городу, его вернули и поместили туда. Восемь дней спустя он сбежал и с тех пор жил сурово.

  – Пятнадцать, не так ли? – спросила Шэрон.

  Линн покачала головой. «Четырнадцать.»

  – Какое-то будущее впереди.

  Линн кивнула и выпила свое пиво.

  К тому времени Ники Снейп и Мартин Ходжсон встретились с другом Мартина, Аасимом, и решили уехать в Дерби, где один из двоюродных братьев Аасима работал обслуживающим персоналом в многозальном кинотеатре и мог достать их бесплатно. Первую машину, в которую вломился Мартин, они не могли завести, но вторая, двухлетняя «Хонда Цивик», припаркованная на Лентон-роуд в тени замка, была в порядке. Аасим украл права своего старшего брата, поэтому Аасим сел за руль.

  «Вы все еще подаете заявление на CID?» – спросила Линн Шэрон. Они шли по Мэнсфилд-роуд, обогнув квартал, где Линн припарковала свою машину.

  – Не совсем, – сказала Шэрон. – Не с прошлого раза.

  «Что они сказали?»

  Шэрон рассмеялась. «Спросил меня, не хочу ли я получить место в отделении по борьбе с домашним насилием».

  Шэрон начала свою работу в полиции в Лондоне, что стало для нее второй карьерой после периода работы в общественном театре, и насилие в семье было тем, где она быстро отошла на второй план. Не то, чтобы это было неважно, даже интересно, но Шэрон возмутила очевидность думающей женщины, чернокожей женщины, района с высоким соотношением афро-карибских и азиатских семей, пусть разбирается с ними, она говорит на этом языке. Но она не хотела изображать дружелюбное лицо и не хотела быть социальным работником – она вносила свою лепту за своих сестер, колеся по автомагистралям страны, ставя агитационные пьесы об инцесте. и избиение жены. Чего она хотела, так это быть на улице, раскрывая преступление, серьезное преступление, что-то, что еще больше оживит ее ум, обострит ее и без того острые рефлексы; что-то, что вызовет выброс адреналина.

  И сейчас? Ну, большую часть ночей, так или иначе, она, по крайней мере, была на улице.

  – Как ты относишься к Вайсу? – спросила Линн.

  – Вы имеете в виду, я за или против?

  Настала очередь Линн смеяться. – Я имел в виду работу.

  Они остановились на углу. Впереди начали выделяться викторианские надгробия кладбища на Восточной Форест-роуд, белые на фоне сгущающейся темноты. Ниже по склону прожекторы футбольного поля для мини-футбола становились все более четкими. Широкая площадь Рекреационной площадки уходила влево, деревья заслоняли открытую заасфальтированную автостоянку для ежедневных парковок и аттракционов, а за ней – гусиную ярмарку. Было еще рано для многих проституток, которые работали в этом районе, чтобы быть на улице, и большинство машин, которые проезжали мимо Линн и Шэрон, казалось, направлялись в другие места, а не искали работу. Дайте ему еще час, и ползание по бордюру начнется всерьез.

  – Девочки, – сказала Шэрон. «Мне они даже нравятся, вроде. Во всяком случае, завсегдатаи. Не маленькие скребки, которые тренируются в день отъезда, а затем мчатся домой на высоких каблуках, как Золушка. Это они и без накладки обойдутся, некоторые из них рискуют, тупые шлюхи.

  – А мальчики? – спросила Линн. Они поворачивали за угол на Норт-Шервуд-стрит, и Линн была приятно удивлена, увидев, что ее машина все еще там, где она ее оставила.

  Шэрон остановилась. – Нет, это… не знаю, но как-то не то. Я не могу, я полагаю, я не могу понять – я имею в виду, я могу понять – но я просто не могу понять, что происходит. А некоторые из них – Боже, это завораживает – они кажутся чертовски молодыми.

  «Четырнадцать.»

  «Моложе.»

  Они снова шли, Линн рылась в сумке в поисках ключей. – Парень, по поводу которого вы связались со мной, вы думаете, это был он, Ходжсон?

  «То, что я увидел на картинке, может быть, да».

  – Тогда я встречу тебя. Позже. Если это нормально? Десять часов?"

  «Лучше в половине второго».

  Они сделали последние приготовления, и Шэрон отступила назад, чтобы посмотреть, как Линн делает разворот и уезжает. Хорошая женщина, подумала она, прямолинейная – может быть, даже слишком прямолинейная, даже натянутая, – но без стороны. Шэрон нравилось в ней это. Если бы только она взяла немного больше хлопот с собой, она тоже могла бы быть красивой.

  Шесть

  Нагруженный пепсисом и пакетами попкорна – сладкого для Ники, соленого для Аасима, Мартин смешал – они посмотрели « Тупой и еще тупее », а затем подошли к одному из других экранов, чтобы посмотреть « Поэтическую справедливость », которую Аасим настоял на просмотре, потому что один из его товарищей сказал ему, что были кадры Джанет Джексон обнаженной выше пояса. – Что в этом нового? Ники хотел знать, но они все равно пошли. Через пятнадцать минут после начала фильма, когда они поняли, что то, что они слышат в саундтреке, должно было быть поэзией, они откинули свои сиденья и ушли. «Мне все равно, какие у нее сиськи, – сказал Мартин, когда они шли через фойе, – я не слушаю ни одной гребаной поэзии».

  «Удивительно, что мисс Кэмпбелл не было там», – подумал Ники, сидя сзади и делая записи.

  Они оставили «Хонду» на автостоянке «Витрина», а вместо нее взяли «Эскорт».

  – Подожди, – крикнул Мартин, когда они проезжали мимо Залов собраний и увидели автобусную остановку. «Это такое же хорошее место, как и любое другое».

  «Зачем?» Ники хотел знать.

  – Оставайся на месте, – сказал ему Мартин. «Убедись, что ни один ублюдок не украдет эту чертову машину».

  Итак, Ники сунул в рот поло и закурил сигарету, а Мартин и Аасим пробрались между автобусными остановками к туалетам. Аасим, на два года старше Мартина, был почти на фут выше, усы уже росли на губе. Мартин впервые встретил его в детском доме, когда Аасим сидел на верхней койке, просматривал фотографии в « Пентхаусе » и « Горячих азиатских красотках» и снова и снова слушал свои кассеты «Бангра».

  Через двадцать минут и три сигареты они вернулись: у Мартина было шестьдесят фунтов в двадцатках, пятьдесят в десятках и три невзрачных пятерки; У Аасима высыхала кровь из пореза рядом со ртом и ссадины на кулаке.

  – Лучше, чем банк, – с ухмылкой сказал Мартин. – А теперь давай убираться отсюда. Это место заставляет меня бегать.

  «Куда мы идем?» – спросил Ники.

  «Какая тебе разница?» – сказал Мартин. «Просто подожди и увидишь.»

  Но Ники уже думал, что где бы он ни был, это, вероятно, не то место, где он больше всего хотел бы быть. Сидеть и пинать себя каблуками, пока другие заняты чем-то, не было его представлением о хорошем времяпрепровождении.

  – Вот что я тебе скажу, – сказал Аасим, – когда мы закончим с этим, пойдем в клуб.

  Это была китайская еда на вынос, кисло-сладкая, курица и кешью, куриное чау-мейн; Ники также заказал две порции банановых ирисок, и теперь Мартин только рассчитывал, что они на всех, и потянулся пластиковой вилкой к багажнику «Воксхолла».

  Ах да, еще одна машина. Как только они выехали на кольцевую дорогу, Мартин настоял на том, чтобы сесть за руль, и менее чем за милю обогнул ближний борт «Эскорта» вокруг столба, после чего Аасим свернул по траве к машине социальных наук. -парк университета и освободил Fiesta XR2.

  «Чертовы студенты, чувак, у них слишком много денег. Что какой ублюдок на гранте делает с такой машиной?

  «Может быть, он принадлежит какому-нибудь учителю», – предположил Ники. – Преподаватель, как бы они ни назывались.

  – Не заставляй меня мочиться, чувак. Что за учитель ездит на гребаном XR2?

  В конце концов Ники надоело отбиваться от вилки Мартина, и он позволил ему получить все, опрокинув содержимое контейнера вперед через сиденье и на колени Мартина.

  «Черт возьми, Ники! Просто, черт возьми, посмотри, да?»

  Но Ники быстро дошел до того, что ему стало все равно.

  «Полила сиропом мои рваные джинсы!»

  «Будь спокоен, – сказал Аасим, – чтобы тебе было сладко».

  Мартин рассмеялся, а Ники с отвращением опустил окно и выбросил все, что осталось от еды, на улицу.

  – Верно, – сказал Аасим, включив передачу. – Мы уже потеряли достаточно времени, верно?

  «Куда мы идем?» – спросил Мартин, все еще отряхивая одежду.

  – Клуб, я же говорил тебе.

  – Не я, – сказал Ники.

  – Давай, ты должен. Я знаю этого парня, да, он работает в Черной Орхидее, да? Нам это ничего не будет стоить.

  Ники начинало раздражать то, что Аасим знал кого-то, кто работал везде , какого-нибудь кузена, дядю, тетю или брата. Он бы поспорил на что угодно, упомянул бы кого-нибудь, выполняющего самую сложную работу, о которой вы только могли подумать, личного телохранителя Мадонны, что-нибудь в этом роде, и Аасим поклялся бы на том, на чем они клялись, что он знает сиамскую кошку этого парня. близнец.

  Когда XR2 подъехал к клубу, Ники и Мартин вышли из машины, но ни один из них не двинулся к двери. – Как вам удобно, – сказал Аасим. После того, как он припарковал машину и разговорился внутри, они вдвоем прыгнули в такси, которое только что высадило четырех девушек с юбками вокруг груди, и направились в город.

  Сидя сзади, Мартин изо всех сил уговаривал Ники работать с ним в Лесу. Мартин, он загонит какого-нибудь игрока обратно в деревья, и тогда Ники сможет прыгнуть на него, они вдвоем выбьют из него все дерьмо и возьмут его за все, что у него есть. – Они никогда ничего с этим не сделают, – заверил его Мартин. – Ни копейки, ничего. Женат, большинство из них, вот почему.

  Но Ники не сдвинулся с места. Он оставил Мартина выпрашивать прикуриватель у шлюхи на углу Ватерлоо-роуд и помчался по Саути-стрит, направляясь домой.

  – Курить? – спросила Шэрон.

  Линн покачала головой.

  – Я знаю, я продолжаю пытаться бросить это. Шэрон опустила стекло со своей стороны машины на щель, прежде чем закурить.

  Улицы были теперь более оживленными, маленькие группы девушек разных форм и размеров сплетничали на углах, дуя им в руки. Другие, чаще всего парами, медленно шли по краю тротуара, быстро наклоняя голову в сторону приближавшейся машины.

  – Нет, ребята, – сказала Линн.

  «Еще нет.»

  Упражнение было таким: припаркуйтесь на некоторое время там, где у вас есть, насколько это возможно, беспрепятственный обзор одного участка территории; затем, двигайтесь по трассе в стабильном темпе, с закрытыми глазами, позволяя тем, кто знал, что вы знаете, что вы были рядом, внимательно присматриваясь ко всем новичкам на патче. Следите за неприятностями, предупреждайте настойчивых игроков. Время от времени происходило много заметных действий, арестовывали девушек и забирали их. Штрафы в казну, небольшой рывок колена в сторону морального большинства. Сохранение сделки в тайне.