Текст книги "Альбион"

Автор книги: Джон Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

«Я одна. Я всегда была одна. Когда со мной был Лайан, мне казалось…»

Она словно оказалась в комнате со множеством дверей, не запертой из которых была только одна. Сайор подалась вперёд, почувствовала, что падает, и расставила руки в стороны, чтобы лететь свободно, как птица.

Глава третья. Пришельцы

Сначала тетива врезалась ей в пальцы, но теперь, после долгой практики, кожа на пальцах стала такой твёрдой, что она уже не чувствовала боли. Аня посмотрела на кончик стрелы, чувствуя её как бы продолжением своего тела, и совместила её со стилизованным изображением оленя, которое сделала Рин на стволе дерева. Вся шея оленя была в отметинах от Аниных стрел.

Она отпустила тетиву и поглядела вслед стреле, пролетевшей быстро, как свет, и гордо застывшей между глаз оленя. Почти тотчас она достала новую стрелу, и опять была готова к стрельбе. Она была недовольна собой, потому что еле дышала от напряжения, а Рин говорила, что самое главное в искусстве стрельбы из лука заключается в спокойствии и полном контроле над телом. Чтобы она могла провести весь период бодрствования, стреляя из лука, и после этого не чувствовать усталости. Вторая стрела чуть не расщепила первую. Третья вонзилась в дерево между первых двух. Если бы олень был настоящим, а не нарисованным, он был бы уже убит три раза.

– Достаточно, – повелительно сказала Рин. Её волосы поседели, но она была всё такой же энергичной, как раньше. – Теперь поупражняемся с мечом.

Аня ещё не успела приготовиться, а деревянный меч Рин уже просвистел у неё над головой. Аня упала на колени, отбрасывая в сторону лук, и достала из ножен свой учебный меч. Одновременно она схватила Рин левой рукой за ногу. Женщина-воин отскочила, но всё же потеряла равновесие, попятилась назад, пытаясь не упасть, но вскоре обнаружила острый конец Аниного меча в неприятной близости от своего горла.

– Сдавайся.

– Сдаюсь, – сказала Рин

Они сели на мягкий дёрн и улыбнулись друг другу. Рин достала немного хлеба и мяса, и некоторое время они просто ели. Жир потёк у Ани по подбородку и она вытерла его рукавом, на котором после этого осталось блестящее пятно.

– У тебя здорово получается, – сказала Рин. – Тебе, конечно, далеко до твоего отца, но всё же неплохо.

– А Сайор была хорошим воином?

– Нет. Она была храброй, когда её вынуждали к тому обстоятельства, но ей не хватало умения.

– Почему ты хочешь, чтобы я была умелой?

– Потому, что ты поведёшь нас.

Аня бросила свой меч в воздух, наблюдая, как он вращается, падая вниз, и поймала его за ручку.

– Я не хочу, – сказала она, бросая меч как копьё, остриём в землю.

– У тебя нет выбора.

– Почему?

– Люди в деревне – вот причина. Теперь, когда ты здесь, некоторые из них вспомнили Лайана и то, как он вёл крестьян на войну с Домом Эллона. От тебя ожидают того же самого, хочешь ты того или нет.

Рин сорвала маргаритку и понюхала её. Обе женщины закончили еду.

– Я не хочу убивать людей, – сказала Аня.

– У тебя почти нет выбора.

– Почему?

– Из-за эллонов. Мы были в их власти слишком долго.

Аня посмотрела на траву перед собой.

– Ты считаешь себя моей матерью? – застенчиво спросила она.

– В некотором смысле, да.

Что ты имеешь в виду?

– Твоя мать погибла. Ты знаешь это. Я твоя вторая мать.

– В таком случае, я твоя вторая дочь.

– Можно и так сказать, – после паузы согласилась Рин. – Пусть всё так и остаётся.

Она подобрала острый камень и бросила его в изображение оленя. Камень попал в Анины стрелы, и они упали на землю.

Рин поднялась, расправила плечи и сделала несколько наклонов, касаясь пальцами мысков. Аня засмеялась.

– Домой, – сказала Рин. – Нам пора возвращаться.

Женщины собрали оружие в корзины и убрали деревянные мечи в ножны.

– В следующий раз, когда эллоны придут в Лайанхоум, – сказала Аня, – мы перебьём их.

– Да. В следующий раз. Но не слишком ли много было этих следующих разов?

Они шли через лес, мягко ступая по опавшим сосновым иголкам.

– Я не понимаю, – задумчиво произнесла Аня. – Ты постоянно говоришь, что я должна быть лидером, но каждый раз, когда я собираюсь сделать что-то, останавливаешь меня и напоминаешь об осторожности и осмотрительности.

– Да.

– Но почему?

Рин посмотрела на голубое небо и на зелёную листву деревьев. Воспитание ребёнка после смерти Сайор было нелёгким делом. Подростковый возраст вообще не самый лучший, а с Аней после такой страшной смерти матери было и того хуже. Рин пыталась быть для Ани одновременно матерью и отцом, но чувствовала, что ей не удаётся ни то, ни другое.

– Почему? Странный вопрос. Мне кажется очевидным, что если ты собираешься вести нас, ты должна быть живой, – она обошла коровий блин, чувствуя раздражение. – Пока ты была не готова к войне с эллонами, было бы сумасшествием открываться им. Но теперь, я думаю, ты готова. И они не заставят себя долго ждать.

Аня некоторое время молчала. Она была среди жителей деревни, нашедших тело её матери у подножья холма, и наблюдала за тем, как они похоронили чудовищно покалеченные останки под неприметным кустом. Рин объяснила Ане, что если бы её не было там и если бы она не была дочерью Лайана, крестьяне моментально забыли бы о существовании её матери. Вместо этого они удостоили её почестей, которых заслуживал разве только монарх. Аня-подросток смотрела на церемонию со слезами на глазах, но не чувствовала в душе особого сожаления. Сайор всегда была дальше от неё, чём Рин; было заметно, что она не любит мать, даже когда сидела у неё на коленях. А Рин играла с ней в мяч и учила приёмам рукопашной борьбы.

– Значит, мы начинаем? – спросила Аня.

– Да. Скоро мы нанесём удар.

Они входили в деревню по немощёной, но хорошо утрамбованной дороге.

– Мы должны убить их?

– Я не вижу ничего другого. Альтернатива одна – они перебьют всех жителей Лайанхоума. Уж они-то не будут задумываться – они обучены убивать.

Аня заметила гриб в траве у обочины и, нагнувшись, сорвала его. Рин даже не сбавила шага, наблюдая, как Аня бегом догоняет её.

– Я не люблю убивать, – сказала Рин, – так же, как и ты. Но эллонские солдаты убьют нас безо всяких угрызений совести: мы для них – животные, готовые для убоя. Они не считают нас людьми, подобными себе.

Она мотнула головой, и её седые волосы взметнулись словно от порыва ветра.

– А ты считаешь нас людьми?

Рин остановилась и с яростью взглянула на Аню.

– Конечно, – сказала она. – Почему ты спросила?

– Ты иногда кажешься такой холодной…

Рин помолчала немного.

– Я любила твою мать, ты знаешь, – сказала она наконец. – Когда она умерла, я задумалась. Мне хотелось, чтобы она была жива, но это, конечно, было невозможно. Тогда я решила, что её смерть была не напрасной.

– И при чём здесь убийство эллонов?

– Ещё как при чём, дитя моё. Ещё как. Твоя мать видела, что сделали эллоны с твоим отцом, и она никогда бы не простила им этого. Если бы она была посильнее и осталась в живых, чтобы самой убить их. Она не умела прощать: видно, поэтому и покончила с собой.

Теперь они были в центре Лайанхоума и повернули налево, чтобы подняться на холм, к дому. Аня перекладывала гриб из одной руки в другую, наслаждаясь ощущением его прохладной плотной поверхности.

– Она так и не простила мне того, что стала моей любовницей, – сказала Рин, поддав ногой лежащий на дороге камень, – хотя и желала этого больше, чем я.

– Но ты никогда не пыталась стать моей любовницей, – заметила Аня.

– Ты мне не нравишься как женщина, – ответила Рин, не глядя на девушку.

– Спасибо.

– Я люблю тебя, но по-другому. Я думаю, Сайор любила бы тебя так же, как я, если б осталась в живых. Что же касается меня, то ты – моя дочь, вот и всё.

Аня открыла скрипучую дверь, войдя в дом, налила в котелок воды и зажгла под ним огонь. Рин села на табурет, скинула ботинки и вытянула уставшие ноги.

В доме кто-то был.

Они вдруг поняли это одновременно.

В руках у Рин появился клинок. Аня убрала котелок с огня.

– Эй! – раздался голос откуда-то из спален наверху.

– Вроде, не враг, – заметила Рин, не торопясь, однако, убирать клинок.

– Это я, – сказал голос.

Аня смертельно побледнела. С детства ей говорили, что эллонские солдаты могут прийти в дом только потому, что она – дочь Лайана. Теперь её самые страшные кошмары становились явью.

– Забудь об этом, – сказала Рин. – Это не эллон. Совсем другой акцент.

– Тогда кто же это?

– По-моему, этот странный певец. Который был здесь, когда погибла твоя мать.

– Ты где? – крикнула Рин.

Она всё ещё держала в руках клинок.

Послышались шаги по деревянной лестнице, и перед ними появился высокий мужчина. В левой руке он держал деревянную флейту, очевидно, считая её самым важным предметом в своей жизни. В правой руке – бубен. Он взглянул на свои инструменты и улыбнулся Рин.

– Ты Аня? – вежливо осведомился он.

– Немного ошибся.

Рин кивнула в сторону.

– Значит, ты – Аня?

– Да.

Она не могла припомнить, когда достала лук, но ой каким-то образом оказался в её руках. Наконечник стрелы был направлен в лоб человека, как раньше в горло оленя.

– Убери лук, Аня, – спокойно сказала Рин. Аня подчинилась.

– Кто ты? – спросила она.

– Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган, – сказал человек, – но я предпочитаю, чтобы меня называли просто Реган. Вы не помните, но я был здесь раньше. Меня просили прийти к вам на помощь, но в первый раз я пришёл слишком рано. Ну, а теперь… я вернулся. – Широкая улыбка осветила его лицо.

– Кто просил тебя прийти сюда?

Рин напряглась.

– Певица. Такая же, как я. Она сказала, что её зовут Элисс, но я не знаю, правда ли это.

– Я знаю Элисс, – сказала Аня. Котелок, который снова стоял на огне, стал закипать. – Она как-то встречалась с друзьями моего отца. А потом приходила ко мне.

Рин отодвинула стул и указала на него Регану.

– Зачем ты здесь?

– Я же сказал, Элисс попросила меня об этом.

– Чай будешь пить?

– Конечно.

Он уселся на неудобный стул, опёрся локтями на стол перед собой и улыбнулся женщинам. Струившийся через окно солнечный свет окрашивал всё в жёлтый цвет. Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган посмотрел на яркие лучи и затем отвернулся.

– Мои друзья зовут меня Реган, – повторил он.

– Неудивительно, – сказала Аня.

Чай был кислым, и Регану не понравился, но он пил его тем не менее, надеясь, что привыкнет к этому вкусу. Однако был разочарован: последний глоток оказался столь же неприятен, как и первый.

Аня улыбнулась.

– Ты знаком с Рин? – спросила она.

– Пока нет, – ответил Реган.

– А ты раньше встречал Аню? – насмешливо спросила Рин.

– Н-нет…

Аня хмыкнула.

* * *

Проснувшись в самом начале периода бодрствования, Аня почувствовала какой-то странный сладостный зуд между ног. Рядом с ней громко храпя спал Реган, и она прильнула к его телу, чувствуя его тепло своей грудью и животом. Провела пальцами по коротким волосам у него на затылке, наслаждаясь его беззащитностью во время сна, запустила руку ему в пах и стала ласкать его там, в надежде на ответную реакцию.

Реган без особого успеха и совсем недолго притворялся спящим…

Позже, покинув спящую Аню, он поднялся с кровати и оделся. Сходил по нужде, съел несколько сырых грибов и горбушку хлеба. Напоследок выпил пару сырых яиц и не сколько стаканов холодного чая.

К нему подошла Рин.

– Элисс просила тебя об этом? – спросила она.

– О чём?

– О том, чтобы ты был с нами.

– Да, она просила меня об этом.

Он наблюдал за тем, как она готовила себе грибы.

– Ты спал с Аней? – с беспокойством спросила она.

– Да, – ответил он насторожённо.

– Тебе везёт. Похоже, ты ей очень понравился. – Пальцы Рин двигались с поразительной сноровкой. – Она ни когда раньше не спала с мужчиной.

– Я заметил. – Реган хотел, чтобы этот разговор побыстрее закончился, а ещё больше – чтобы он вообще не начинался.

– Мне будет недоставать её, – сказала Рин с нарочитой небрежностью.

– Разве она хочет уйти отсюда? – спросил Реган, а затем, когда до него дошёл смысл её слов, запнулся.

– Я знала, что это время придёт, – говорила Рин, спокойно пережёвывая грибы. Он никогда раньше не встречал людей, которые говорили так красиво с набитым ртом.

– Ты была её любовницей?

– Нет, у нас не было с ней физической близости. Это выглядело бы как-то неприлично. Аня видела, что мы были любовницами с её матерью, и всегда считала меня одной из своих родителей. – Говоря это, Рин не чувствовала совершенно никакого смущения. Реган не мог сказать того же о себе. – Но мы были ближе друг другу, чем люди, находящиеся в физическом контакте. Если бы не обстоятельства…

Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган не знал, что ему на это ответить. Он сидел за столом, положив подбородок на руки, и с сочувствием смотрел на собеседницу. Его собственная половая жизнь была гораздо менее интересной, чем ему хотелось бы, и он хорошо помнил чувство покинутости, которое возникало всякий раз, когда объект его вожделений становился для него недоступным. Он протянул руку и провёл пальцами по руке Рин.

– Извини, – просто сказал он.

– Не бери в голову. Какая-то часть меня готова петь и плясать от радости за неё. Однако вот, что я тебе скажу. Наша Аня – очень важная птица. И не в смысле, что она – Та Кто Ведёт, а просто – сама по себе. Я вовсе не считаю, что ты должен отдать ей всю свою оставшуюся жизнь, но если будешь жесток с ней… Я не сомневаюсь, что владею мечом лучше, чем ты.

Меньше всего на свете Регану хотелось сейчас причинить вред хотя бы одному волоску на теле Ани. Рин прочла это у него на лице и с удовлетворением кивнула.

* * *

Несколькими периодами бодрствования позже в Лайанхоуме появился новый пришелец, также посланный туда Элисс. Пришельцы в деревне были столь редки, что по крикам, доносившимся с улицы, Рин поняла: ей следовало надеть свой ремень с ножнами, вложить в них стальной, а не деревянный меч, и пойти на разведку. Она устало взялась за рукоятку, как бы желая убедиться, что оружие в действительности там, где ему положено быть. «В какой-нибудь другой стране, возможно, – подумала она, – всё совсем по-другому. Там не надо постоянно предполагать, что пришелец – это враг, пока не убедишься в обратном. Как бы мне хотелось расслабиться и просто привечать пришельцев чашкой кваса или чая».

Она пожала плечами. Дурацкие мечты.

Выйдя на улицу, Рин зажмурилась от яркого света. Она вначале не поняла, что происходит, но потом заметила грязного, оборванного старика, который приближался к их дому, не обращая внимания на звонкие голоса окруживших его мальчишек. Когда он поднял голову и увидел Рин, стоящую в полной боевой готовности метрах в пятнадцати от него, на лице пришельца появилось облегчение.

Он кивком указал на свой эскорт, и Рин поняла намёк.

– А ну, бегите отсюда! – прикрикнула она на детей. – Разве вы не видите, что человек устал с дороги?

Мальчишки, понурив головы, отошли в ближайшую тень и стали наблюдать оттуда, что происходит.

– Это Лайанхоум? – прохрипел старик. Его длинные седые засаленные волосы прилипали к плечам, а такая же длинная и грязная борода переплелась с грубой шерстью кроваво-красного плаща.

Рин кивнула.

– Слава всему, что есть хорошего в мире – хотя этого и не очень много, – сказал он. – Сейчас я даже пропел бы маленькую хвалебную песню самому Деспоту за то, что наконец добрёл до этого места.

Он замолчал на минуту.

– Я действительно дошёл? – подозрительно переспросил он, когда Рин уже собралась ему ответить. – В смысле, ты не шутишь, нет? Ты, случайно, не мираж, который мучает больного старика, изображая перед ним деревню?

Рин засмеялась и уверила его, что она самая настоящая женщина и что находится он в самой настоящей деревне под названием Лайанхоум.

Он посмотрел на неё своими подозрительными красными глазами.

– Всё, что ты мне сейчас сказала, – правда?

Рин опять улыбнулась и, вытянув вперёд загорелую руку, медленно, чтобы не напугать его, пошла навстречу.

– Ущипни меня, – сказала она, – тогда поймёшь, что я настоящая.

Он тут же ущипнул, да с такой силой, что она отскочила, потирая больное место.

– Гм-м-м, – пробормотал он, задумчиво почёсывая за ухом. – Полагаю, что ты и в самом деле существуешь, хотя трудно быть уверенным. Эти миражи – хитрые бестии. Они обманывают людей, используя самые хитрые уловки. Правда, всё это мне рассказывали, сам же я пока не встречал ни одного. Однако могу заметить, что ещё никто не рассказывал о твёрдом мираже, поэтому пока я принимаю тебя во внимание, женщина. Но помни, ты находишься под подозрением. И если вдруг обернёшься облаком тумана, старый Джоли тут же заметит это и набросится на тебя, как ястреб на полевую мышь!

Рин засмеялась над этой перспективой, но потом что-то в глазах старика остановило её смех. Пришелец не был таки тщедушным и глупым, как казался. Она поняла, что недооценивает его.

Заметив, как поднимаются её брови, он улыбнулся.

– Я не желаю тебе худого, девушка, – сказал он.

– Прошло немало лет с тех пор, как я была девушкой, – поправила его она, кивая головой в благодарность за комплимент. – Кто ты?

– Я уже говорил, я Джоли. У меня есть множество достоинств, но главное из них то, что я – дрёма.

Он с усмешкой поклонился.

Рин тяжело вздохнула. Меньше всего она хотела видеть рядом с собой дрёму. Неудивительно, что старик выглядит таким измождённым: возможно, прошло много периодов сна и бодрствования после того, как он последний раз позволил себе спать.

Дрёмы платили ужасную дань за свой дар.

– Ты не будешь спать в этой деревне, – сурово сказала она.

– Не бойся, – сказал он, махнув на неё рукой. – Я не такой дурак, каким выгляжу. Я послан помочь вам, а не подвергать опасности ваши ничтожные жизни. Если мне понадобится выспаться, я уйду куда-нибудь в холмы, где смогу найти одиночество.

Рин поняла, что Джоли был прислан Элисс, но она не могла понять, зачем. Общим правилом было – опасаться дрём, потому что они были крайне опасны. Их сновидения оживали. Как любой сон, они не подчинялись никакой логике и при этом влияли на всё, что находилось в непосредственной близости от дрёмы. Часто их сны были довольно безобидны – например, когда дело касалось сексуальных фантазий.

Но иногда у дрём бывали кошмары. Вот когда становилось страшно.

Рин ни разу не испытывала на себе влияние дрёмы, но слышала очень много рассказов об этом. В них были и огромные расплавленные камни, падающие с небес, и кровожадные злодеи, и отвратительного вида монстры, выбравшиеся из глубин подсознания, и страшные трещины, появляющиеся в земле у самых ног…

Она поёжилась.

– Ты будешь спать далеко от Лайанхоума, – твёрдо сказала она.

– Я же сказал, да. Я обещаю.

Он пожал плечами и почему-то показал ей свои ладони, как бы говоря, что безоружен. Рин недоверчиво кивнула.

– Я тебе верю, – сказала она.

– Клянусь всеми вместе взятыми половыми органами эллонов, что это так! – неожиданно сердито сказал Джоли. – Я – человек слова и хочу, чтобы ты помнила это!

Некоторые, наиболее храбрые из мальчишек стали, держась за руки, потихоньку подбираться ближе.

– Если тебя послала Элисс, то я доверяю тебе.

– Конечно же эта сука отправила меня в вашу проклятую деревню! Ты думаешь, я пришёл бы сюда по какой-то другой причине? Она сказала, что превратит меня в одну из самых необычных разновидностей болотных личинок. Эта Элисс умеет убеждать. Ты знаешь?

Рин снова улыбнулась.

– Тебе надо познакомиться с будущими друзьями, Джоли, – сказала она. – С Аней и Реганом. Пойдём со мной, посмотрим, проснулись ли они.

От его агрессивности вдруг не осталось и следа. Он взял её под руку, будто был знаком с ней очень давно.

– Элисс рассказала мне о девушке-воине по имени Аня, – сообщил Джоли, – и велела быть рядом с ней. Значит, если ты, конечно, не мираж, то ты – Рин. Правда, Элисс говорила ещё об одной женщине по имени Сайор.

– Сайор умерла, – тихо сказала Рин.

– А эта сука Элисс ничего мне не сказала.

Они пошли к дому, где когда-то жили Майна и Терман и где родился Лайан.

– Её смерть была для тебя большим горем.

Это был не вопрос.

– Да, – согласилась она.

Он больше не говорил об этом.

– Ты любишь её дочь как свою собственную.

– Да.

– А кто такой Реган?

– Его полное имя Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган; он певец и предпочитает, чтобы мы называли его просто Реган.

Она открыла дверь дома и пропустила старика вперёд.

– Певец, говоришь? Я никогда не встречал певца, которому можно было бы доверять.

– Я сомневаюсь, что он когда-нибудь встречал дрёму, которому можно доверять.

Джоли немного обиделся.

– Тот, кто воспитывал тебя, женщина, – сказал он, – дал тебе острый язык.

– Ты ел в этот период бодрствования?

– Не так давно я стащил у эллонов репу и съел её сырой. Не советую тебе повторять этот подвиг: я потерял гораздо больше, чем съел, и до сих пор чувствую себя не очень хорошо. Из моего зада выпало всё, что во мне было.

– Ты крадёшь пищу у эллонов?

– Конечно! У кого же ещё красть честному человеку?

– Тогда ты, без сомнений, друг, – сказала Рин. – Садись. Я позову остальных.

Через некоторое время они все четверо – Аня, Реган, Джоли и Рин – ели густой овощной суп с грубым деревенским хлебом. С некоторым раздражением Рин отметила, что Аня увлеклась стариком, и искоса посматривала на Регана, который не придавал этому значения. Джоли тоже начал заигрывать с Аней, и Рин пришлось наступить ему на ногу под столом.

– Почему Элисс просила тебя прийти сюда? – спросила Рин, завершая паузу в разговоре, во время которой они стучали ложками по тарелкам, доедая суп.

– Она не просила меня, – сказал Джоли, – а заставила. У меня не было выбора.

– Да. Я тоже помню это ощущение, – пробормотал Реган.

Он коснулся руки Ани.

– Она хочет, чтобы я была вождём, – сказала Аня, положив на стол ложку.

– Мы все хотим, чтобы ты была вождём, – заметила Рин, оглядев остальных, и они улыбнулись ей в ответ. – Кроме тебя, некому быть вождём, но это не значит, что ты должна быть в точности такой, как Лайан. Элисс тоже доверяет тебе, иначе она не прислала бы сюда своих друзей.

– А что, если я умру так же, как Лайан? – спросила Аня, глядя в свою тарелку, как будто искала там ответ на вопрос.

– Нет, – сказал Реган.

– Почему ты так уверен?

– Потому что в этом уверена Элисс. Если бы сомневалась, не затевала бы всего этого. А ведь Элисс думает о нас.

Джоли поднёс тарелку ко рту и допил остатки супа, а затем доел хлеб.

– Да, но Элисс так же добра к нам, как могла бы быть добра гадюка с зубной болью, – пробормотал он.

Рин согласилась, но ничего не сказала.

– Ей всё равно, останемся мы в живых, или умрём, – продолжал Джоли, – главное – чтобы мы помогли ей уничтожить Эллонию. Сейчас она играет в эту игру. Её не касается ни наша мораль, ни наша этика. Не поймите меня превратно. Если она может нам помочь – пускай помогает. Но если решит, что для какой-то цели мы, все четверо, должны умереть – со спокойной душой позволит этому случиться.

– А ты мрачный тип, Джоли, – сказал Реган.

– К тому же ты ошибаешься, – добавила Аня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ошибаешься, – повторила она. – Я не могу сказать точнее.

Она взяла тёмно-бордовую сливу из чашки, которую Рин поставила в центре стола. Слива была жёсткой, но сладкой.

– Элисс не послала бы сюда людей просто так, – продолжала Аня. – Значит, у неё была причина разыскивать вас обоих, где бы вы ни находились. Видимо, она считает, что вы сыграете какую-то важную роль, сделаете нечто полезное для той армии, которую я поведу на Гиорран и Эрнестрад.

– Ты вселяешь в меня надежду, девица, – сказал Джоли, наливая себе ещё немного супа.

– Во-первых, я не девица, а во-вторых, ты мог бы и попросить добавки.

Джоли злобно взглянул на неё.

– Да? – спросил он.

– Да.

– Тебя нельзя назвать гостеприимной.

– Заткнись, – сказал Реган, удивляясь сам себе.

Лицо Джоли посинело от ярости.

– Эти люди принимают нас, хотя у них для себя-то не хватает еды, – сказал Реган. – Если бы не Рин и Аня, тебя просто вышвырнули бы вон, а я считаю, что им и сейчас не поздно это сделать. Поэтому постарайся вести себя поприличнее, приятель, если уж ты здесь.

– Я прощаю тебя, – сказал Джоли с угрозой в голосе, – принимая во внимание твою молодость. Если бы ты был постарше, мы бы ещё посмотрели, кто из нас сильнее.

– Уходи, – сказала Аня, обращаясь к Джоли. – Что бы там ни говорила Элисс, ты нам не нужен.

Её лицо было серьёзным.

– Что ты имеешь в виду? – спросил старик.

– Ты – прыщ на заднице, вот что я имею в виду, – громко ответила Аня. Реган смотрел на неё с восхищением. – Либо ты подружишься с моими друзьями, либо оставишь нас. Честно говоря, мне сейчас безразлично, что ты выберешь: ты ведёшь себя, как старый маразматик, и мы вполне можем обойтись без тебя. Уходи и ступай к эллонам: они тебе больше понравятся, – такие же самовлюблённые и глупые.

Рин взглянула на Аню. В её взгляде был и упрёк и скепсис одновременно.

А Джоли, казалось, было всё равно.

– Я ваш друг, – заявил он. – Элисс приказала мне быть вашим другом.

– Тогда веди себя соответствующим образом!

Реган вдруг зауважал старика. Другой бы на его месте, смертельно обиделся на выпад Ани и тут же ушёл бы из деревни, но Джоли подумал, кивнул и извинился перед всеми сидящими за столом. Важно пожал руки Рин и Регану, а затем с виноватым видом поцеловал руку Ани.

– Прости меня, – сказал он тихо, так, что остальные едва могли слышать.

– Ладно, – добавил он чуть позже, – к чему все эти дурацкие споры, а? Могу я съесть ещё немного супа, мадам?

– Конечно, можешь,

– Отлично. А то я голоден, как акула, застрявшая в рифах.

Он налил себе полную миску и широко улыбнулся каждому из присутствующих. А когда поел, встал из-за стола и по очереди низко поклонился каждому из них.

– Теперь мне надо выспаться, – с грустью произнёс он. – Никому не советую ходить за мной. Я приблизительно представляю, что произойдёт вокруг меня, когда я засну. Вернусь, как только смогу – может, через пару периодов бодрствования, может, чуть позже. Не знаю.

– Мы хотим быть твоими друзьями, – как бы оправдываясь, сказала Аня, – но ты сам всё усложняешь.

– Я же извинился, чёрт возьми, – сказал Джоли. – Всё. Пора идти.

И он ушёл.

Мытьё посуды отняло не слишком много времени.

* * *

У Деспота был новый Главный Маршал, и он ему не нравился. Деспот даже подумывал казнить его по какому-нибудь пустяковому обвинению и назначить на его место более исполнительного человека. Этот Нгур, как и его предшественник, имел дурную привычку портить Деспоту настроение упоминаниями о том, что крестьяне могли формировать армии и даже нападать на эллонов; более того, он однажды посмел упомянуть, что у них есть для этого какие-то там основания, а Деспот принёс бы больше счастья Альбиону, если бы понял это и вступил с ними в переговоры.

Деспот относился к этим новым радикальным идеям так же хорошо, как к ведру с помоями.

И не из-за своей непрогрессивности, убеждал он себя, Деспот не мог быть не прогрессивным – просто он не хотел прогрессировать слишком быстро. Его подданные смогут найти долгую свободу, только пройдя через короткий период рабства, и, хоть он считал себя деспотом-освободителем (как бы это не было противно), он всё-таки не планировал радикальных перемен до момента собственной смерти.

Он был рад, что его Главный Маршал Нгур отличается широтой мышления, но не до такой же степени!

Он с отвращением взглянул на военачальника. Тот уже воплотил некоторые из своих новых бредовых идей. Хуже всего было то, что он облегчил процедуру казни крестьян. Неужели не ясно, что они радуются своей смерти независимо от того, насколько она для них неприятна? Нгур отверг все советы Деспота и явно выказывал милосердие в отношении этих животных. За последние несколько периодов бодрствования Деспоту пришлось наблюдать лишь скучные процедуры обезглавливания, которые проводились даже без предварительного вспарывания живота. Деспот сознавал, что такой метод экзекуции более приемлем для крестьян, хотя, будучи знатоком крестьянского ума, он сомневался в этом; но Главный Маршал обязан был служить ему, а не крестьянам, и эта мысль всё более и более раздражала Деспота.

Он забарабанил пальцами по фальшивой позолоте на подлокотниках трона и пристально посмотрел на своего собеседника.

Нгур поклонился.

– Ваша армия служит Вам хорошо, сэр, – громко произнёс он. Придворные, собравшиеся в тронном зале, заёрзали и закивали головами.

Деспот сообразил, что момент не вполне подходящий для наказания Главного Маршала.

– Я тебя хорошо слышу, – сказал он.

– Ходят слухи…

Деспот издал глубокий вздох, напоминающий отрыжку. Слухи ходили всегда, но большинство из них на поверку оказывались пустой болтовнёй. Только один раз за всё его правление слухи возвестили о бунте, и его действительно возглавил тот идиот, приговорённый к медленной смерти, имя которого он забыл. Деспот был настолько честен перед самим собой, что припомнил даже, как этот крестьянин учинил в Эллонии настоящую панику, а когда он умирал, его всадники завязали последнюю отчаянную схватку. Хорошо, что палачи перед смертью успели его как следует изувечить.

Любой новый крестьянский бунт неизбежно приведёт к подобному концу, кто бы его не затеял. Дело заключалась в том, что у крестьян нет мозгов, поэтому они и были обречены проигрывать любую схватку с эллонами.

– Мы желаем проконсультироваться, – сказал Деспот своему Главному Маршалу. – Мы желаем спланировать нашу тактику на будущее.

Нгур, слегка дурачась, поклонился ему, и Деспот отметил про себя его дерзость. Придворные тоже заметили это и неодобрительно зашумели, порицая поведение солдата.

Деспот с трудом поднялся со своего трона, чувствуя, как его жир перетекает с одной стороны тела на другую, когда он пытается удержать равновесие, и жестом пригласил Главного Маршала пройти в зал для официальных приёмов. Изобразил на лице благостную улыбку и был рад, что Главный Маршал принял её за искреннюю. Другой рукой он сделал жест одному из стражников, приказывая следовать за ними.

В зале для официальных приёмов, как его тактично называли придворные, было прохладно. Шторы на окнах – зелёные, а сами окна – узкие, поэтому зал был похож на дно бассейна. Деспот сразу же направился на алебастровый трон, показав жестом Главному Маршалу Нгуру один из стульев с высокой спинкой, расставленных вдоль стен. Они сели, и подождали, пока рабы принесут сладости и пятясь уберутся восвояси.

– Мы слишком добры к крестьянам, – сказал Деспот и выплюнул на пол косточку от персика.

– Я не согласен. Крестьяне вскоре опять пойдут против нас, и тогда всем нам придёт конец.

– Они уже пытались и раньше, – возразил Деспот.

– И они попытаются снова. На этот раз они могут победить. Наши шпионы сообщают, что среди них появился новый лидер, даже более могущественный, чем предыдущий. Вы помните что сделал тот: будь он поудачливей, он сверг бы Вас тогда с трона. Вам повезёт, если удастся так легко отделаться на этот раз.