Текст книги "Альбион"

Автор книги: Джон Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Часть первая. ТОТ КТО ВЕДЁТ

Глава первая. Имена

Вот одна из песен, которую Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган пел в те времена, когда бродил по земле.

Волна захлестнула Термана, бросив его на скользкие доски палубы. Он выплюнул горькую воду и попытался просунуть пальцы в щели между досками. Спина болела так, будто по ней стучали деревянным молотом, а ноги, казалось, вот-вот оторвутся. Вокруг была лишь темнота ночи и вода, пытавшаяся отобрать у него жизнь, неумолимо толкая его к краю палубы, за которым бесилось разъярённое море.

Вода была и в носу, и во рту, и в ушах. Он попытался позвать на помощь, но вместо этого издал некий булькающий звук, который потонул в вое ветра и грохоте волн. Ещё одна волна разбилась о палубу. Он закричал снова, хоть и понимал, что помощь маловероятна. Наглотавшись морской воды, Терман почувствовал тошноту. Его стошнило, и рвоту тут же смыла новая волна, заодно протащив его ещё дальше по палубе. Он отчаянно пытался уцепиться за что-нибудь, но лишь сломал несколько ногтей.

С противоположной стороны судна к нему снова неумолимо неслась волна. Вода опять попала в рот, но на этот раз он сумел выплюнуть её. Перевернувшись на спину, он попытался уцепиться ногами за ограждение палубы, но промахнулся на несколько метров, и подоспевшая волна смыла его за борт.

Как это ни странно, в море было теплее, чем на палубе. Возможно, это иллюзия и его тело просто в шоке от холода? Он философски обдумывал этот вопрос, ощущая в своей душе какое-то удивительное спокойствие.

Корабль тонул. Одной мачты у него уже не было, а вторая, сломавшись, отчаянно колотила по палубе. Терман держался на поверхности беснующегося моря, качаясь вверх-вниз, вправо-влево и наблюдал за гибелью корабля. Он видел, как мачта пробила палубу, открыв тем самым воде доступ в трюм, и корабль начал крениться на бок. Он считал, что в этот момент должен почувствовать жалость по отношению к споим товарищам, но был не способен на это. Он чувствовал лишь некое умиротворение.

В небе светила полная луна и, казалось, подмигивала, когда рваные облака, проносясь мимо, закрывали на мгновение её диск. Сквозь шум ветра и волн Терман услышал крики – осев на корму, корабль стал быстро погружаться в пучину. Он повернул голову и равнодушно наблюдал за тем, как один за другим стали гаснуть огни иллюминаторов. На палубу выскочила женщина. Вцепившись в носовой шпиль, она принялась истерично кричать в темноту ночного моря. С этого расстояния он не мог узнать её.

Вдруг, совершенно неожиданно, корабль скрылся под водой. Женщина успела прыгнуть и проплыть достаточное расстояние, чтоб не утонуть вместе с ним. Он смотрел на всё происходящее равнодушно, как будто это были иллюстрации к какой-то книге.

Отчаянно колотя по воде руками и ногами, женщина плыла в его сторону.

«Она может утонуть» – родилась в его голове банальная мысль. Конечно, они оба должны были утонуть. Но мысль эта охватила уже всё его сознание. Идея о собственной неизбежной смерти едва ли волновала его, но вот то, что женщина, кто бы она ни была, может быть проглочена пучиной, вывела его из оцепенения. Вода тотчас стала обжигающе холодной. Повернувшись на живот, Терман быстро поплыл в сторону женщины, часто теряя её из виду, попадая в огромные чёрные провалы между волнами, которые, казалось, нарочно пытались помешать ему. Пока он плыл, он мысленно называл про себя имена всех богов, которые знал: список был безнадёжно коротким, потому что он, как и его родители, был атеистом. Вспомнив всех, он начал по новой. Он понимал бессмысленность этого занятия, но не прорывал свою импровизированную молитву, так как готов был довериться любой, даже самой призрачной надежде. Его «я» присягало на верность каждому из перечисленных богов, осознавая лживость своих обещаний. В юности он видел человеческое жертвоприношение, и его тогда стошнило. С тех пор ничего подобного он больше не видел, а его неверие лишь усилилось – ни одно доброе божество не позволило бы людям совершать такое варварство.

– Помогите!

Её голос был лишь тонкой стрункой в оркестре разбушевавшейся стихии.

Доплыв, Терман протянул руку, и их пальцы соприкоснулись. Волосы прилипли к её голове, и казалось, что она одета в плащ из морских водорослей. Он с большим трудом узнал её: рыжеволосая Белла, работавшая на судне кочегаром. Она всегда нравилась ему, но они не были толком знакомы. Всхлипывая, она ухватилась за него и прижалась всем телом – он почувствовал, что её вес тянет его на дно.

– Мы никогда не выберемся отсюда! – закричал он, стараясь, чтобы она услышала. – Земля далеко! Мы не доплывём до неё!

Она перестала рыдать, отпустила его и вновь поплыла куда-то.

– Не так… уж… далеко! – услышал он её крик.

Посмотрев в ту сторону, куда она направлялась, он увидел на горизонте какую-то дымку: это было очень далеко. Волна на время скрыла от него женщину.

Снова увидев её, Терман закричал:

– Там ничего нет! Это лишь галлюцинация, туман!

А сам подумал: «Не лучше ли для неё утонуть с надеждой в сердце, в попытке доплыть до этого миража, а не просто отдать себя на волю волн?»

Не обращая внимания на его крики, она продолжала плыть к своей цели. Её движения стали более энергичными. Волна снова разделила их, но он плыл в ту же сторону, что и Белла. Ледяная вода почти омертвила его кожу, а одежда казалась тяжёлой, как свинец.

Волна, подняв его на свой гребень, опустила совсем рядом с Беллой.

– Это химера! Игра природы!

Он случайно глотнул воды и некоторое время молчал. Они взялись за руки и поплыли вдвоём, как будто были единым существом.

– Раздевайся! – закричала Белла. – Одежда… утопит… нас!

Он отпустил её руку и скинул с себя обувь. Ему пришлось согнуться, чтобы снять штаны, и лечь на спину, чтобы стянуть куртку. Теперь он был абсолютно голый, и холод пробирал его до костей. Он закричал, но ему никто не ответил – Белла потерялась в темноте. Он прислушался: может, она кричит ему? Но кроме воя ветра и грохота бури, ничего не было слышно.

– Белла! – снова крикнул он.

– Я позади тебя, – сказала она спокойно.

Он обернулся.

– Мы плывём к берегу, – продолжала Белла. Он заметил, что она тоже разделась.

– К какому берегу? Мы в самом центре океана!

Ветер немного утих, но волны были такими же огромными, как и раньше. Из-за их грохота они едва слышали друг друга.

– Здесь нет никакого берега!

– Да есть же, идиот!

Над поверхностью воды на мгновение показалась её правая грудь. В лунном свете она казалась отлитой из металла искусным металлургом. Вытянув руку, она показала вперёд.

И снова он увидел лишь туман, правда, на этот раз немного ближе.

– Альбион! – закричала она.

Он хотел возразить, но очередная волна ударила его в лицо. Он выплюнул воду и откашлялся, чувствуя у себя на груди её руку – она поддерживала его. Голова Термана погрузилась в пучину, и он решил встретить смерть достойно, как, возможно, встретил её отец, если он у него был. Но Белла схватила его за подбородок и подняла его лицо над поверхностью воды. Вскоре он опять поплыл сам, и она уже могла не поддерживать его.

– Альбион, чёрт возьми! Альбион!

– Не будь такой… ф-рр!… такой дурой! Это матросская сказка! Его не существует! – но сам плыл уже увереннее. Недоверие уступало место желанию хоть как-нибудь выбраться из этих ледяных волн.

Бревно ударило Беллу между глаз. Терман увидел кровь у неё на лбу и, подхватив её, яростно поплыл в сторону светлого туманного пятна. Теперь волны, казалось, помогали ему. Он ощущал, как бьётся сердце под её маленькой грудью. Спасти её, спасти – была единственная мысль, сверлившая его мозг. Именно она давала силы его правой руке, которая несла их обоих к далёкой призрачной цели.

Клочья тумана повисли над ним, загородив собой половину мира. Его ноги вдруг коснулись каменистого дна, которое вскоре стало песчаным. Он так замёрз, что ноги почти ничего не ощущали. Он поднимался всё выше, и вот уже вода едва доставала ему до плеч, а Белла стала тяжелее. Его дыхание было хриплым и громким, как крик.

Пляж, на который он вышел, разительно отличался от штормового моря: он был сух, спокоен и освещён ярким солнечным светом. Пройдя шагов двадцать или тридцать, Терман положил Беллу на светло-жёлтый песок. Некоторое время он стоял возле неё, наслаждаясь тёплым воздухом, обдувавшим его голую спину. Достаточно ли далеко от воды он оттащил её? Усталость переполняла тело, наливая свинцом все его члены. Он лёг рядом, положив руку ей на грудь, и крепко уснул.

* * *

Солнце светило прямо в глаза, и он повернулся на мягкой шершавой поверхности. Возле ног было что-то холодное. Он полухрапел, полустонал. Его кровать никогда не казалась ему такой неудобной, да и покачивание корабля почему-то не ощущалось.

– В чём дело?

Голос был приятный, но его звук почему-то отдавался в нём почти физической болью. Он закрыл уши руками.

– Что случилось?

– Ничего, – пробурчал он. – Уходи. Я сплю.

– Скоро будет прилив.

Голос был женский. Белла проснулась раньше, чем он? Но почему он спит рядом с Беллой? Она ведь была лишь членом экипажа, и они никогда…

И тут вернулись воспоминания. Он вспомнил сначала не события, а свои ощущения: растерянность, ужас, ледяной холод и отчаяние. Перевернувшись на живот, он открыл глаза. Ровная, местами поблёскивающая, ярко-жёлтая поверхность.

Песок.

Да, он и Белла доплыли до берега. Последние сотни метров они плыли молча под вой ветра. Он поднял её сюда, далеко от кромки воды. Корабль… Корабля больше нет. В живых, по всей видимости, остались только они. Ночь. Холод. Грохот волн.

– Белла, – сказал он, и его стошнило на ровную жёлтую поверхность пляжа.

Когда конвульсии прекратились, он вытер рот рукой и встал на четвереньки. Яркий солнечный свет слепил глаза, но он заставил себя их открыть. Он увидел голые колени, а над ними ободранный край вязаной юбки.

– Белла? – спросил он.

– Белла? – переспросил голос с явным изумлением.

– Ты Белла?

– Нет, я не Белла.

Его локти подогнулись, и он чуть не упал в собственную рвоту. С трудом передвигаясь по качающейся, как ему казалось, поверхности песка, он отполз метра на три и посмотрел вверх.

Молодая женщина спокойно смотрела на него серыми глазами.

– Ты не Белла, – заметил он. – Я никогда тебя не видел раньше. А где она?

– Не знаю, – сказала женщина.

Её волосы были точно такого же цвета, что и глаза. Одета она была в шерстяное вязаное платье цвета ржавчины, и, судя по обилию заплат, ему было очень много лет. В её лице угадывался какой-то особый тип невинности – полное незнание того, что на свете существует притворство.

– Белла, – сказал он хрипло, – она была со мной… вчера ночью.

– Не знаю, – сказала женщина. – Я просто пришла посмотреть на тебя и на это.

Она показала в сторону, и он повернулся, чтобы посмотреть…

Это…

Вокруг головы Беллы песок был залит кровью; волосы превратились в сплошной кровяной сгусток. Ему всегда казалось, что мертвецы должны выглядеть умиротворёнными, но её лицо было искажено страшной гримасой. Умирая, она кричала – кричала, а он лежал рядом и не слышал? Может, она толкала его, пытаясь разбудить, пока не умерла; а он продолжал спать, закопавшись в песок, чтобы было удобнее? Нет, этого не могло быть: песок рядом с её телом был почти нетронутым – лишь следы его ног, идущие от кромки воды. Наверное, когда он вынес её на берег, она уже была мертва.

Белла. Когда они плыли через беснующийся океан к Альбиону, он любил её, хотел быть с нею рядом вечно… И вот теперь это.

Он опять произнёс её имя и заплакал, стоя на коленях и закрывая лицо руками. Он на время забыл о том, что странная женщина стоит рядом и наблюдает за ним. В слезах его была не только горечь потери, в них был ужас, который он пережил в холодных волнах, считая себя обречённым на смерть.

Рука женщины легла на его плечи.

– Почему ты плачешь, морской зверь?

– Белла, – сказал он, опустив подбородок на колени.

– Но ведь я не Белла, я же сказала тебе, – удивилась женщина. – А-а! Ты, наверное, говоришь про это. Тебе оно нравится?

– Разве ты не видишь?

– Что?

Спокойствие в её голосе было острее ножа.

– Она была моим товарищем. Мы помогали друг другу, – стало немного легче – боль сменилась злостью.

– Какой товарищ? Где же твой товарищ? Здесь только ты… и я. Мы одни.

– Она здесь. Белла здесь! – он указал пальцем на бледное тело.

Женщина ничего не ответила. Терман постепенно обретал контроль над собой. Он вытер от слёз глаза, насыпав в них песок, но не обратил на это внимания.

– Разве ты не видишь?! – закричал он.

Босая нога женщины легонько пнула труп Беллы. Голова мёртвой женщины наклонилась в сторону.

– Нет, – ответила странная женщина.

Терман поднял голову и увидел, как она озадаченно чешет у себя под мышкой.

– Никого нет, кроме тебя. Мы – одни.

– О-о-о! – закричал он и встал на ноги. Женщина в испуге и изумлении отскочила. Он упал на труп Беллы и стал целовать её мёртвые губы в надежде, что каким-то образом ему удастся вернуть её к жизни.

– Почему ты целуешь это? – вежливо поинтересовалась женщина.

– Она не это.

– Нет, я не вижу.

Он с большим трудом снова встал на ноги. Небо было синее, чем обычно. Высоко-высоко летела чайка, свободно паря в воздушных потоках.

– Ты голоден?

Он неожиданно почувствовал голод: он умирал с голоду. Ему захотелось уйти отсюда, оставив Беллу лежать на песке, и пойти туда, где он сможет найти большой, жирный и страшно горячий кусок мяса. С трудом волоча ноги, он побрёл прочь от моря.

– Да, – сказал он на ходу. – Я голоден.

– Тогда пойдём в дом к человеку, который называет себя моим отцом. Он очень хороший отец – лучше, чем многие. Я люблю и отца и мать потому, что они говорят, что я должна их любить. Не стесняйся. Пойдём.

– Её голос был необычно звонким.

У него были причины стесняться, больше того, ему было стыдно. Последний рая взглянув на труп Беллы, он закрыл руками срамное место и последовал за женщиной. Чувствуя, как ветер обдувает его сжавшуюся от поды мошонку, он смущённо закашлял.

Женщина даже не глядела в его сторону.

– Я помню, – вдруг сказала она, обращаясь в пространство перед собой, – как вы вышли на берег. Ты и это. Я тогда собиралась ложиться спать.

Он что-то побормотал себе под нос.

– Интересное зрелище, – продолжала она. – Как будто два морских чудища решили погулять по земле. Я чувствовала вас обоих. Но затем вдруг поняла, что передо мной лишь человек, который тащит на себе это.

Ему стало не по себе от таких слов.

– Если ты говоришь, что это когда-то было человеком, я должна поверить тебе, иначе было бы невежливо. Человек, вероятно, исчез перед тем, как ты вышел на берег. Я не могу вспомнить. Ты уверен, что не ошибаешься? Исчезновение не оставляет следов. Ты точно знаешь, что это…

– Она не это, – с угрозой в голосе повторил Терман.

– Ну, ладно, что бы это… она… ни было, я видела, как ты её тащил. Посмотри, какой одуванчик. Красивый? Смотри, сколько много оттенков жёлтого цвета. Ты должен посмотреть на этот одуванчик…

Он бросился к ней, повалил на землю и изо всех сил стал бить кулаками по её пухлым губам, разбив их в кровь. Он хотел уничтожить её, выбить из неё жизнь и наблюдать за тем, как душа покинет её тело. Он что-то кричал, пытаясь рассказать о любви к Бёлле, которая оказалась такой короткой. Он надеялся, что таким образом сможет пробиться в её душу и показать, что Белла – не просто красивое имя. Он бил снова и снова.

Он бил, а её серые глаза спокойно наблюдали за ним.

– Из-за тебя я выронила одуванчик.

– Белла мертва! – кричал он. – Белла мертва!

– Что значит мертва? – спросила она разбитыми губами, когда его кулак в который уже раз поднялся для удара.

«Похоже, она действительно не понимает», – подумал он и опустил руку. – Ведь я и сам не верил в существование Альбиона. Сколько мы ни искали его – кругом было одно море. Может, он существует лишь иногда? Если это так, то почему меня раздражает то, что его обитатели видят мир иначе, чем мы? Кошки и собаки, к примеру, могут сосредоточить своё внимание на чем-либо лишь на пару минут – после этого они не помнят, что именно их заинтересовало. Но при этом они могут научиться находить по ночам дорогу к дому или запомнить, где стоит их миска.

И всё это несмотря на то, что память у них очень коротка.

Нет, нет. Я зашёл слишком далеко. Она же человек, а не кошка. Может она просто умственно отсталая? Но её глаза…»

Он встал и отряхнул песок с густых волос у себя на бёдрах. Его больше не беспокоил тот факт, что она видит его наготу. Она уже видела его голым задолго до того, как он узнал об этом. Мысли его становились всё более и более рациональными.

– Извини, – сказал он, поднимая её на ноги. – Ведь ты, по-видимому, спасла мне жизнь. Я должен был на коленях благодарить тебя, а не кричать и, тем более, не бить. Если бы ты не разбудила меня, я проспал бы прилив и утонул, не успев проснуться. Я мог погибнуть. Я не имел права…

Ему было стыдно.

Она посмотрела на него и нахмурилась. Его вновь поразила чистота её глаз.

– Разве для тебя так важно это… не быть мёртвым? – спросила она.

Какое-то время он не мог ничего ответить. Была ли она идиоткой или нет, её вопрос содержал в себе небывалую наивность. Ему снова захотелось закричать на неё, но он тут же вспомнил свои недавние слова. Успокоившись, он ответил:

– Да, это важно для меня. И смерть моего товарища – Беллы – тоже важна для меня.

Он повернулся и пошёл обратно, в сторону прибоя.

Идти по песку было тяжело. Вода уже почти целиком скрыла труп Беллы. Он ещё не подошёл к ней, а под ногами уже плескалась вода. Он поднял тело на руки и вытащил на сухой песок, затем нагнулся и положил себе на плечи. Когда он поднимался вверх по склону, туда, где ждала сероглазая женщина, голова Беллы мерно ударялась о его спину.

– Тебе нужно это? – удивилась женщина, когда Терман подошёл ближе.

– Это была моя подруга, мой товарищ, – сказал он, стараясь не раздражаться. – Она умерла. Я точно не знаю, когда это произошло. Она умерла в море, где-то там, – он кивком головы указал в сторону океана. – Я хочу похоронить её – закопать в землю. В моём народе это знак уважения.

Солнце скрылось за облаком, изменив цвет моря и пляжа, и через минуту показалось снова.

Он заметил, что женщина изо всех сил старается подавить улыбку.

– Ты очень странный морской зверь, – сказала она. – Пожалуй, тебе стоит закопать это на одном из полей, может, злаки там будут расти лучше.

В нём снова проснулась злость, но он уже контролировал себя. Глупо было винить идиотку за её слова. Кроме того, что плохого, если Белла возродится в виде колоска пшеницы или ячменя? Может, это даже лучше, чем обыкновенная могила. Да… Пожалуй.

– Ладно, – сказал он наконец.

– Мой отец будет очень рад и благодарен.

Они шли молча. Терману становилось всё труднее и труднее дышать, и он стал спотыкаться под грузом мёртвого тела. День был жарким. Когда они поднимались на вершину небольшого холма, покрытого колкой выгоревшей травой, пот стекал с него ручьями. С вершины открывался вид на пёстрый ковёр полей, раскинувшихся на слегка покатой равнине. Поля были разграничены аккуратными изгородями. Неподалёку он увидел кирпичный дом, за которым виднелись и другие дома, сбившиеся в кучу среди полей.

– Вот здесь мы и живём, – улыбнулась женщина.

Он попытался улыбнуться в ответ.

– Где мне вырыть могилу?

– Могилу?

– Яму в земле, в которую я положу её. На каком поле? Каким злакам ей лучше помочь?

Женщина, не останавливаясь, шла вперёд.

– Не знаю, – сказала она. – Клади это куда хочешь. Завтра все поля изменятся.

Это замечание так удивило его, что он споткнулся и чуть не упал под весом Беллы. Как можно поменять поля, причём за один день? И вообще, возможно ли это. И зачем?

– Да, поля поменяются, – повторила она. – Откуда ты, морской зверь?

Он глубоко вздохнул и ответил:

– Из очень далёкой страны.

Этот ответ оказался для неё достаточным, и она, кивнув головой, направилась дальше, легко ступая по упругому мху между стеблями вереска. Он последовал за ней, прислушиваясь к её лёгким шагам и к стрекотанию насекомых под ногами. Перед его глазами пролетела блестящая красная муха – он никогда таких не видел. Терман напомнил себе, что находится в чужой стране, в которой всё может быть иначе, чем дома. Труп Беллы становился тяжелее с каждой минутой. Он посмотрел по сторонам. Некоторые из растений он узнал: здесь росли наперстянки, анютины глазки и подснежники. Но ведь они не должны цвести одновременно! Были и такие, которые он видел впервые: на ветру шевелили листьями высокие кусты с голубыми цветами, которые, казалось, смотрели им вслед; соцветья розовых цветов, похожих на лицо проснувшегося младенца, тихо покачивались, тут же стояло несколько деревьев, шум фиолетовых листьев которых сильно напоминал человеческую речь, хотя язык, на котором они говорили, был совершенно незнакомым.

Они дошли до низкого забора, огораживающего поле, и Терман, повернувшись, облокотился на него спиной.

– Здесь я могу её похоронить? – спросил он тяжело дыша.

– Закопать? – переспросила женщина. Она начала перелезать через забор.

Он быстро справился с новым приступом злости.

– Да, да. Закопать её. Я не могу нести её дальше.

– Ты можешь закопать её, где тебе угодно.

– У тебя дома есть лопата?

– У нас вчера была лопата. Может, она и сегодня там? Пойду, пожалуй, посмотрю.

Он обернулся и оглядел поле. На вид земля была мягкой. Может, он сможет вырыть яму руками, чтобы…

– Хорошо, – сказал он. – Постарайся принести лопату и попроси отца пойти вместе с тобой, чтобы он помог мне копать. Я, конечно, многого прошу, я знаю, но боюсь, что не справлюсь один. К тому же если у тебя дома найдётся какая-нибудь одежда…

Оставив его, она направилась к своему дому.

Глядя ей вслед, он понял, что всю дорогу она нарочно шла медленно, чтобы понапрасну не утомлять его. А он и впрямь смертельно устал. Устал до такой степени, что, казалось, его тело ему не принадлежит. Он перекинул мёртвую Беллу через забор, стараясь не повредить тело об острые камни с противоположной стороны. Несмотря на все предосторожности, на её животе появились два глубоких свежих пореза. Преодолевая усталость, он полез через забор вслед за ней. В глазах у него поплыли цветные круги, и он едва отдышался.

Женщина не заставила себя долго ждать – хотя, может, это ему только показалось. Она возвращалась, держа в руках лопату, а за ней шёл седой пожилой мужчина. Он тоже нёс лопату. Она улыбалась, как ребёнок, который только что удивил чем-то своих родителей.

– Ну вот и мы, – сказала она.

В конце концов, копать пришлось аборигенам. Терман копнул лишь несколько раз и, чувствуя, как его сердце угрожающе заколотилось в груди, передал им лопату. Отдышавшись, он сел и стал наблюдать за их работой. Вскоре, под ритм вонзающихся в землю лопат, аборигены запели какую-то песню. Слов у песни не было, а музыка не отвечала ни одному из известных Терману канонов. Тем не менее, это была песня. Больше того, это была не простая рабочая песня: женщина и её отец превосходно знали, кому, когда и как следует петь, превращая мотив в чрезвычайно сложное многоголосье. Глядя на них и слушая песню, он подумал, что она была создана не сознательно, но они и не сочиняли её на ходу. Скорее всего, эта была какая-то инстинктивная реакция на ситуацию, в которой они находились: они реагировали на ситуацию, совершенно не задумываясь о том, что она может когда-нибудь повториться снова. Как котёнок, прыгающий за клубком, исполняет некий сложный инстинктивный танец, так и они пели песню, пришедшую к ним из таких далёких эпох, о которых они и не подозревали.

Бели бы он был профессиональным музыкантом, то постарался бы запомнить её, зная, что по возвращении в Мир его известность возрастёт. Но так как он не был музыкантом, то просто привалился к забору. Острые камни, впившиеся в кожу, несли ему скорее облегчение, чем боль.

Вскоре женщина и её отец вырыли яму глубиной около метра. «Достаточно», – решил Терман. Они повернулись к трупу Беллы, но он жестом отстранил их.

Он любил эту женщину недолго – лишь тогда, когда они вместе боролись с бушующим океаном. Но тогда это казалось вечностью. Может быть, они с Беллой возненавидели бы друг друга, если бы оба выжили после шторма.

Терман с трудом оторвал спину от острых камней – опустить Беллу в могилу он считал своим долгом.

Её кожа была серой и холодной. Он встал и поднял тело, качаясь, как пьяный. Пройдя несколько шагов до могилы, он попытался осторожно опустить туда Беллу. Это ему не удалось. Труп соскользнул и тяжело рухнул вниз, при этом правая рука зацепилась за край могилы и осталась в вертикальном положении. Если бы не страшная рана на лбу, могло показаться, что Белла пытается выбраться обратно. Отец женщины небрежно пнул руку ногой, и она упала ей на живот.

«Как будто спит, – подумал Терман. – Если не обращать внимания на запёкшуюся кровь, кажется, что ей там даже удобно».

Первый ком земли упал на её грудь.

Он почувствовал, что должен сказать что-то – например, несколько строк какой-нибудь молитвы. Он чувствовал, что это необходимо – просто как знак уважения. Затем ему показалось, что неискренность обидела бы её. Он опустил голову, закрыл глаза и сконцентрировался на пожелании ей счастья в загробной жизни, если таковая существовала, надеясь, что боги, существуют они или нет, услышат его мысли.

Он мало знал её при жизни, и всё же…

В его глазах снопа появились слёзы.

Женщина и её отец дали ему время успокоиться, взяв на себя работу по засыпке могилы землёй. Это не отняло у них много времени, к тому же они исполнили ещё одну песню.

Закопав могилу, они бросили лопаты рядом, чтобы подобрать их в другой раз, если это поле окажется на прежнем месте, положили руки Термана себе на плечи и осторожно пошли вместе с ним домой.

* * *

– Ты знаешь, а ты совсем другой.

Последние несколько дней он был в забытьи и сначала не узнал её, когда она зашла в освещённую солнцем комнату. Он наблюдал за тем, как она закрывала единственное окно грубой старой занавеской.

– Как давно я здесь? – спросил он.

– Давно.

– А точнее?

– Несколько периодов сна.

Она подошла, поправила одеяла, затем подняла его голову, чтобы взбить подушки. Они были обтянуты какой-то грубой тканью, от которой чесались уши. Ворочаясь в полусне, он постоянно чувствовал, что его новое положение хуже, чем предыдущее. Он попытался объяснить ей, что не нуждается в подушках вообще, но она проигнорировала его замечание.

– Что значит «другой»? – спросил он.

– Тут всё изменилось. Теперь поля всегда остаются такими же, как раньше. А я вижу, как мы принесли тебя сюда, как копали яму, чтобы положить туда это… Всё это вижу не только я, но и мой отец.

Она поднесла к его губам чашку с водой, и он взглядом поблагодарил её. Сквозняк колыхнул занавеску, и по покрытым побелкой стенам побежали тени. Ветерок высушил испарину у него на лбу. Её лицо казалось ему бесконечно красивым, как лицо ангела из загробной жизни, в которую верили жрецы.

Он с трудом вспомнил события, о которых она говорила, сказал ей об этом, чувствуя, что язык и губы не слушаются его.

– Я помню, – сказала она, выбрав слово, которое он использовал, – не помня.

Он захлебнулся водой и закашлялся в её ладонь. Откашлявшись, он сказал:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, ты говоришь загадками.

Голос его был хриплым, и распухший язык с трудом поворачивался во рту.

Она отошла и поставила чашку на подоконник. Солнечный луч осветил её волосы, превратившись в яркий нимб вокруг головы. На ней было всё то же шерстяное платье, что и в первый раз, когда он увидел её. Она неожиданно повернулась и посмотрела на него. Её серые глаза были живыми и сердитыми, зрачки стали маленькими точками.

– Морской зверь, – сказала она. – Ты говоришь, что пришёл откуда-то из-за стены тумана, из места, которое ты называешь Мир. Ты много говорил в бреду. Всю свою жизнь я знала, что там, за туманом, ничего нет, но я поверила тебе потому, что, честно говоря, мне наплевать, откуда ты пришёл. Ты здесь, и это всё, что меня интересует. Ты находишься в нашей стране и мог бы, по крайней мере, попытаться понять её. Мой отец, моя мать и я – мы все ухаживали за тобой, когда ты кричал нам всякие мерзости, гадил в постель и рассказывал о своём Мире. Мы с трудом кормили тебя. Тебя несколько раз вырвало на платье матери – к счастью, у неё их два. Ты ударил моего отца по голове. Ты… На моей груди остались синяки после того, как ты схватил её, и мой отец чуть не убил тебя за то, что ты при этом сказал. Он точно убил бы, если бы ты не принёс с собой этот дар.

У Термана сохранились какие-то смутные воспоминания об этих постыдных поступках. Они неким причудливым образом перемешались с тем, что он видел во сне. Он не мог тогда отличить явь от необычно ярких снов, проносившихся перед его глазами. Может, она лгала, пытаясь таким образом сделать его должником своей семьи.

Нет. Похоже, она говорила правду.

– Извини, – пробормотал он.

– Принимаю твоё извинение, – сказала она, явно не придавая значения своим словам. – Я понимаю, что ты не можешь быть в ответе за все эти выходки потому, что был болен. Кроме того, я благодарю тебя от нашей семьи и от всех соседей за тот дар, который ты принёс нам.

– Дар? – казалось, он снова начал проваливаться в свой кошмарный сон. – Какой дар? Я пришёл сюда голым и не приносил никакого дара.

– Я как раз об этом и говорю тебе, – спокойно объяснила она, усевшись на кровать и проведя пальцем по его лбу и мокрым от пота волосам. – Ты принёс нам то, чего у нас раньше не было. Ты принёс нам способность помнить. Ты так жутко выглядел, когда кричал, что все мои знания находятся прямо вот здесь, во мне, – она сначала неуверенно показала себе на грудь, а потом на лицо. – До того, как ты появился, я бы этого не запомнила.

Она смущённо засмеялась.

– До того, как ты здесь появился, я не могла думать о времени, которое было до тебя. Ты дал нам всем какую-то способность, очень приятную… до боли приятную, в некотором смысле.

Её голос унесло куда-то в сторону, как пёрышко на ветру.

Он вспоминал встречу на пляже. Кошки… Собаки… Жители Альбиона. Её отрешённые и удивлённые глаза… Она сказала тогда, что не знает, чем было раньше тело Беллы, говорила, что поля ежедневно меняются… Он посмотрел на её лицо и с облегчением заметил, что её губы зажили. Это снимало с него маленькую часть вины.

– Если можно, пожалуйста, ещё воды, – попросил он. Она направилась к неуклюжей деревянной двери, он добавил:

– Когда вернёшься, расскажи мне ещё немного об этой стране. Я не хотел причинить тебе боль – так получилось. Я рад, что смог тебе дать хоть что-то взамен.