Текст книги "Альбион"

Автор книги: Джон Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– От тебя мне тоже кое-что надо, – повернулся к нему Надар. – Возьми сотню всадников с хорошим командиром и сделай вид, что бежишь с поля боя. Я хочу, чтобы они вернулись назад по нашим следам. Скажи им, чтобы кричали обо мне всякую гадость, какую угодно – они должны выглядеть, как дезертиры, потерявшие уверенность в своём лидере.

– Вы это серьёзно?

Он внимательно посмотрел на Надара. В глазах читалось неподдельное беспокойство.

– Да, я серьёзно. Они должны поверить этому.

«Её зелёные глаза могли видеть дальше, чем глаза других людей. Это нечестно».

– Зачем всё это?

– Я хочу, чтобы вы объехали вокруг и атаковали их лучников с тыла. Я хочу, чтобы они все были убиты.

Удивляло то, что в действительности он этого не хотел, ему было необходимо прекратить битву. Он молил Солнце вернуть его в Гиорран, он провёл бы остаток жизни в окружении своих жён, не думая ни о чём, кроме очередного кубка доброго вина. Но он знал, что Солнце не услышит его.

– Выполняй.

– Да, сэр.

– Давай, давай, парень! Быстрее!

– Да, сэр.

Надар снова оказался в одиночестве. Шум позади него – крики и ругань – не создавали ощущения, что за ним идут друзья. Эти люди были всего лишь орудием, призванным устранить угрозу для Дома Эллона: их союз с ним был простой служебной обязанностью.

Он потрепал гриву коня, чтобы тот продолжал своё размеренное движение вперёд, я подумал о своих врагах. Где-то там, на краю этой проклятой гигантской чаши, находился сильный светловолосый человек, который командовал армией из людей, желавших ему подчиняться. Надара это приводило в негодование. Его армия подчинялась приказам только из-за того, что людям вдолбили это. Различие было очень тонким: если бы любой из его солдат мог выбирать, спасти ли ему жизнь Надара, или свою собственную, ясно, что он предпочёл бы свою; в то же время будь такой выбор у крестьянина…

Ему вдруг захотелось быть кем-нибудь другим – кто не служит в армии и не метит на престол Деспота.

Интересно, любят ли его жёны?.. «У неё были зелёные глаза, и я мог бы полюбить её, но она видела, каким дураком я был и сейчас остаюсь, она была права. Я хотел, чтобы она была рядом со мной, чтобы она шутила и смеялась со мной вместе, и не придумал ничего лучшего, чем изнасиловать её. Почему этот дурацкий кусок плоти между ног решает за меня, что делать? Зелёные глаза».

Новый дождь из стрел. И на этот раз эллоны легко справились с ними.

Пожилой офицер скрылся из глаз.

Эллоны запели. Кавалерия, выстроившись в колонны, гарцевала, как на параде. Люди на лошадях вели за собой пеших к краю равнины, выкрикивая какие-то лозунги. Как будто пятно разрасталось на поле, пятно, состоящее из множества муравьёв, не обращавших внимания друг на друга, но действовали они, подчиняясь единому плану.

Сверху молчаливо смотрело Солнце. Оно смотрело оттуда всегда, с того времени, как мальчика Надара научили молиться ему.

«Мои солдаты думают, что они непобедимы, и я хочу, чтобы они продолжали верить в это. Мы победим, но…

Зелёные глаза».

Люди Лайана появлялись теперь со всех сторон. Они были плохо вооружены, одеты в лохмотья, но от их количества у Надара похолодело внутри. «Моих людей перережут только благодаря численному перевесу». Уже отсюда он видел, что многие из воинов-крестьян были женщинами. Это очень ему не понравилось.

Мужчина с копной золотых волос на голове – тот самый, что сильно и оскорбительно избил его накануне, был во главе кавалерии, которая неожиданно вклинилась в расширяющееся кольцо эллонов, над его головой то и дело взлетал боевой топор, причём не без последствий для окружающих.

Эллоны, те из них, которые не кричали, всё ещё продолжали петь свою песню, но в ней теперь звучали истерические нотки.

Крестьяне, напротив, были спокойны.

Надар почувствовал, что над всеми его чувствами тоже стал доминировать панический страх.

Его учили вести людей на битву, но он никогда не участвовал в настоящей битве. В чём была его роль? Пока – убивать крестьян, показывать пример.

Он поднял меч и направил своего коня туда, где светловолосый бунтарь рубил своим окровавленным топором эллонскую плоть.

* * *

Далеко-далеко, на самой северной оконечности Альбиона, спал дрёма.

Обычно дрёмам не позволяли спать, но этот выскользнул из маленькой крестьянской деревушки, где провёл несколько последних периодов сна, под предлогом несварения желудка и необходимости уединения. Отчасти это было правдой: жирная пища, которая для крестьян была обычной, его выворачивала наизнанку, поэтому и пришлось провести несколько неприятных минут, скрючившись над неглубокой канавой и с отвращением отправляя естественную нужду. Однако главной его целью был сон. Он так давно не спал – ему не позволяли спать, – что всё тело ныло от усталости, а глаза чесались до боли. Он надеялся, что ушёл достаточно далеко от деревни. Но понимал, что не сможет отойти дальше.

Он упал лицом в сладко пахнущую землю, и не успел коснуться её, как глаза его закрылись, а через секунду послышался храп.

Все знали, что дрёмы опасны. И держали их в обществе лишь потому, что иногда они бывали полезны.

Он был одет в обычную для дрёмы одежду: серо-красный плащ с приколотой к нему возле плеча зелёной сияющей металлом звездой. Конечно же, он не был вооружён. Это был маленький человек, и хоть он не старел, но выглядел старше, чем любой человечек. Звали его Джоли.

То, что у него было имя, уже выделяло его среди всех крестьян – и отсюда проистекала его полезность. Он ходил от деревни к деревне, его с радостью принимали, кормили, поили, давали кров, но не более, чем на несколько периодов бодрствования. Затем он собирал свои скромные пожитки, закидывал мешок за плечи и снова шёл по стране, пробираясь через леса или шагая вдоль накатанных эллонских дорог к следующей деревне.

Он мог давать имена людям н вещам. Он мог рассказывать слушателям о том, что происходило в их регионе Альбиона. Он мог на короткое время, дать крестьянам почувствовать себя стоящими людьми, а не беспамятной домашней скотиной, обречённой на тяжёлый рабский труд. Конечно, после его ухода крестьяне забывали обо всём этом – обо всём, кроме смутного ощущения чего-то невыразимо яркого, превосходящего всё, что они когда-либо испытывали в своей обычной жизни.

Беда была в том, что он представлял опасность для них. Его присутствие было, как наркотик, который давал несколько часов наслаждения, а потом шёл длительный период абстиненции и кошмаров. Он повернулся, поудобнее располагаясь на траве. Всё дело было в кошмарах.

Когда дрёмы спали, их сны доминировали над флуктуирующей реальностью Альбиона, накрепко впечатываясь в материю, пространственно-временной континуум и изменяя естественный ход событий. Этот эффект локализовался около них, и за несколько километров он пропадал начисто – но вблизи он мог быть необычайно сильным.

Дрёма беспокойно завозился во сне и, как ребёнок, загнул себе в рот большой палец правой руки.

Большинство снов были хорошими. Но кошмары…

Все чудовища, жившие в подсознании дрём, могли выползти из поверхность земли, могли разверзнуться небеса и выпустить огонь на несчастных, оказавшихся внизу. Земля могла открыться и поглотить мужчин, женщин и детей в холодную пустоту, из которой никто не возвращался. Неродившиеся дети могли превратиться в мерзких, колючих и острозубых тварей, прогрызающих себе путь к солнечному свету сквозь тела матерей; тихие и упорные преследователи могли красться за человеком, как неотвратимая угроза… Хуже всего было то, что дрёмы знали о своей опасности для ни в чём не повинных людей, но были не в силах проснуться и остановить всё это.

Дрёмам никогда не позволяли спать, если они были рядом с людьми, крестьянами или эллонами.

Морщины на лбу дрёмы стали глубже, он беспокойно ворочался во сне и время от времени постанывал. Один два раза он даже громко закричал.

Он чувствовал, что это необычный кошмар. То, что он видел, сильно отличалось от всех предыдущих ощущений. Всё казалось абсолютно реальным, но реализм был особый – не такой явный, не такой всепоглощающий, и это заставляло его чувствовать, что кошмар исходит не от него, а откуда-то издалека. Загадочное, неизвестное место притягивало и питало его мозг образами. Худощавое лицо с коротко подстриженными рыжими волосами так быстро мелькнуло перед глазами, что он даже не успел как следует разглядеть его.

«Певец», – отметил он про себя. Говорили, что певцы не были никому ни друзьями, ни врагами – они находились вне этих понятий. Он слышал и о том, что они могут делать, и не хотел бы встретиться с кем-либо из них. «Неужели они выглядят вот так?» – мелькнула мысль.

На этот раз ему приснилась битва. Он всё видел и слышал, но сам не принимал участия в происходящем, как будто смотрел сквозь стену прозрачного хрусталя. Быстрая смена различных сцен происходила словно по чьей-то команде. И наконец он понял почему.

Всю жизнь он помнил, что с ним случилось или о чём ему рассказывали; он не мог об этом забыть. То же происходило и со снами.

И певец использовал его разум, как записную книжку. Только цель его он не мог понять.

Отрубленная рука полетела прямо ему в лицо. Он попытался увернуться, не смог, но неожиданно оказался совсем на другом месте поля битвы и наблюдал за другой агонией и новыми зверствами.

* * *

Сон был такой:

Рин и Марья вели небольшой отряд того, что они называли кавалерией, в тыл эллонской армии. Вокруг был различный мусор, оставленный вчерашним лагерем. Они скрылись за деревьями.

Вскоре они увидели небольшой эллонский отряд, направлявшийся к ним. Значит, за ними наблюдали.

Но тут было что-то не так. Эллоны казались испуганными и выкрикивали ругательства в адрес своих командиров, но по выражениям их лиц Рин и Марья поняли, что всё это – представление, расчётливая военная хитрость. Солдаты переигрывали, и всё это не могло быть правдой.

Марья посмотрела на Рин, Рин на Марью. Обе улыбнулись.

– Они не знают, что мы здесь, – сказала Марья, поглаживая плечо своего коня. Животного, казалось, совершенно не беспокоило то, что происходило на поле впереди, и оно воспользовалось передышкой, чтобы пощипать молодые побеги кустарника.

– Скоро узнают, – заметила Рин, усмехнувшись.

– Как ты думаешь, чего они добиваются? – спросила неожиданно возникшая позади них Синед. Её голос был едва слышен.

– По-моему, они используют старый трюк, – сказала Марья. – Эти сволочи послали сюда отряд кавалерии, ожидая возможную засаду, делают вид, что дезертировали из своей армии. На самом же деле они хотят зайти нам за спину, чтобы мы оказались в окружении.

– У них это не получится, – сказала Рин, и её улыбка выражала решимость. – Они умрут раньше, чем это произойдёт.

– Но нас всего лишь двадцать человек, – возразила Синед. Впервые с начала битвы она была обеспокоена. Она всегда с трудом прогнозировала будущее, но сейчас оно явственно представилось ей.

– Да, – сказала Рин, почесав подбородок. На её верхней губе виднелись еле заметные пушистые усики, которые только подчёркивали красоту её лица. – Но у нас есть небольшое преимущество: они не знают, что мы здесь. Синед, собери лошадей и десяток воинов. Я хочу, чтобы они были подальше на случай, если что-то пойдёт не так.

Она легко спрыгнула на землю, и Марья за ней следом, моментально догадавшись, что она собиралась делать. Синед последовала их примеру, но значительно медленнее.

– Почему? – опросила она.

– Поймёшь позже, – огрызнулась Марья. – Двигайся побыстрее. У нас нет времени.

– Нам понадобится Редин, – сказала Рин. – Пусть возьмёт с собой ещё нескольких воинов. Желательно лучников.

Синед была обеспокоена. Она отвела лошадей назад, и через минуту к двум женщинам подошли новые воины, включая Редина и Синед.

Рин ничего не сказала, она лишь коснулась своего лука и показала пальцем вверх. Крестьянские воины моментально уловили её замысел. Они полезли на деревья, стараясь, чтобы стволы скрывали их от банды приближающихся «дезертиров».

Пожилой офицер первым достиг леса. Их хитрость, похоже, сработала: крестьяне их не преследовали. Он заехал в лес и всё ещё улыбался, когда стрела откуда-то сверху пробила ему череп и застряла в позвоночнике. Он упал на шею своего коня, который продолжал идти вперёд, обходя препятствия и не замечая смерти хозяина.

Дальше события разворачивались так быстро, что дрёма не вполне понимал, что происходит. Умирающие лошади, скребущие копытами по земле; лежащие под кустами люди с кровавой пеной у рта; прыгнувший на эллона крестьянин и последовавший за этим хруст сломанной шеи.

Только четверо солдат смогли вырваться из леса. Трое из них были настигнуты стрелами. Четвёртый, более хитрый, повернул коня и помчался на крестьян, размахивая мечом во все стороны.

Синед, которая не успела увернуться, получила удар мечом в переносицу и, упав на землю, моментально застыла.

Пытавшегося спастись эллона настигла стрела Марьи.

Крестьяне перегруппировались. Все они тяжело дышали, причём не от усталости, а от осознания только что содеянного.

– Пожалуй, стоит подождать ещё немного, – наконец сказала Рин, не глядя на Марью.

– Согласна. – В голосе Марьи звучала горечь. – Подождём. Жаль, что этот гад умер так быстро. Правда, есть и другие, которые пока ещё живы.

Рин посмотрела на неё.

Взгляд Марьи напугал даже Рин.

* * *

Дрёма хотел проснуться, но не смог. Каким дураком он был, что ушёл из деревни и позволил вот так манипулировать собой! Он мог остаться среди крестьян, не дававших ему спать. Он надеялся не увидеть, что сделает черноволосая женщина по имени Марья с каким-нибудь несчастным солдатом, который подвернётся под её безжалостную руку.

Потом сон перенёс его в другое место, к другим сценам и событиям. Если бы он не спал, он смог бы зажмурить глаза, свернуться в клубок и надеяться, что все эти видения исчезнут…

* * *

Вот второй сон:

Меч Надара ударил крестьянку в шею, но несколько мгновений женщина ещё стояла, не веря, что умирает. Он толкнул её, высвобождая меч, и тело упало на землю. Его конь не понял намерений хозяина и стал отходить в сторону. Надар сердито закричал, пришпоривая коня так, что кровь ручьями потекла с его боков.

Здесь, в сердце битвы, шум был оглушительным. Несколько крестьян решили его атаковать, предстояло с ними разобраться. С обагрённым кровью мечом он медленно пробирался к тому месту, где находился золотоволосый человек, посягнувший на гордость Эллонии. Между Надаром и тем человеком был плотный барьер из человеческих тел. И когда под его мечом упала очередная жертва, он попытался вообразить, что прокладывает себе дорогу через лес.

«Эти нелюди так громко кричат, – думал он, а затем неиз6ежно: – У неё были зелёные глаза».

Крестьянские лучники, заметив слабину эллонской обороны, возобновили свой смертельный дождь. Надар почти инстинктивно загородился щитом от стрелы и погрузил меч в живот очередному воину.

Вокруг было столько народу, что ему стало трудно продираться сквозь эту толчею. Конь тоже был испуган шумом и давкой.

Надар отрубил чью-то руку. Человек выглядел таким дружелюбным перед тем, как попытался отрезать ему стремена своим грубым крестьянским мечом.

«Плуги, переделанные в мечи, – думал Надар. – Лучше бы наоборот. Может, если бы мы… Нет, они перебили бы нас всех». Он с лёгкостью отразил удар боевого топора, тот отлетел в гущу сражающихся людей. Может, даже убил кого-то; кто знает? Конь Надара ударил копытами по почкам одному из противников.

«Ведь они люди», – думал Надар, убивая ещё кого-то. Земля под копытами его коня имела ужасный красно-коричневый оттенок. Зелёный цвет травы почти полностью исчез. Под ногами были лишь кровь и грязь.

Его конь наступил на труп, и Надар посмотрел на него, мечтая убраться поскорее из этого места.

Стрела вонзилась в круп его коня. Ранение не было серьёзным, но оно напомнило Надару, что выбор у него только один: он должен выиграть эту битву или умереть.

Он чуть не плакал, с трудом различая людей, которых убивал своим мечом, превратившимся, казалось, в независимое существо, управляющее его рукой так, чтобы наносить максимальный урон шевелящейся перед ним плоти.

Его правая рука гудела от усталости. Меч от частого использования стал непомерно тяжёлым.

Ещё одна крестьянская женщина с криком умерла.

Дальше, дальше сквозь барьер.

Кто-то прокрался снизу и перерезал горло коню Надара. Тот, обливая кровью нападавших, повалился вперёд.

Надар с огнём в глазах поднялся на ноги, и его меч заработал так быстро, что взгляд не успевал за ним. Вот он вонзился в пах пожилому плохо одетому крестьянину, вот разрубил ключицу рыжеволосой женщине, которую он предпочёл бы видеть среди своих жён.

«Она падает, провозглашая криком свою смерть, а я могу лишь двигаться вперёд, к тому человеку со светлыми волосами. И при этом Дом Эллона считается цивилизацией. Да, но его благословило Солнце, а эти вот – просто животные, которых мы разводим. Хотя, может, Солнце и ошибается, и тогда истекающая кровью женщина – вовсе не убитое животное…»

Ланьор умирает, и на её лицо наступает эллонский ботинок.

Снова дождь стрел. Отовсюду доносятся крики.

«Неужели нельзя из этого выбраться?»

Убить лидера – не главное, это можно сделать и позже. Вот подавить бунт…

Эту битву необходимо выиграть.

Продолжая рефлекторно рубить крестьян, Надар оглянулся, чтобы узнать, сколько из его офицеров осталось в живых.

«Гарндон никогда бы не одобрил этого, но есть шанс, что…»

* * *

Сны становились всё более и более кошмарными…

Глазами Лайана Джоли видит океан страданий.

Нет, не боль умирающих от ударов его топора, рассекающего вены и артерии так, что белая шея Анана становится кроваво-красной, а боль самого Лайана. Сын Термана хотел уничтожить Дом Эллона, чтобы прекратить его тиранию над крестьянами. Теперь, видя эту бойню, он начал ценить жизни солдат. Раньше ему всё казалось очень простым: после уничтожения Эллонии крестьяне сами смогут управлять своим будущим, руководимые, если они вообще нуждались в руководстве, каким-нибудь сильным человеком. Может быть, хотя и не обязательно, самим Лайаном. Эти грандиозные мечты были необычайно далеки от грязного дела, которым он сейчас занимался: его топор перерубил шею какому-то несчастному дураку, полагавшему, очевидно, если он пойдёт в армию, то будет иметь столько женщин, сколько захочет.

Бедный дурак умер.

Слишком много дураков умерло.

С обеих сторон.

* * *

Дрёма издал во сне тонкий протяжный стон. Изо рта у него текла слюна, когда он катался по земле, хотел избавиться от кошмаров, но знал, что это невозможно…

* * *

Анан получил сильную резаную рану в грудь, и это рассердило Лайана больше, чем что-либо другое, прервав его размышления.

Эллон, чей меч поранил коня, с удивлением поглядел на место, где только что была его правая рука. Тот Кто Ведёт едва заметил, как его топор, продолжая двигаться, вскрыл грудь молодого эллонского лейтенанта, почти не встретив сопротивления от доспехов.

Солнце продолжало добродушно наблюдать за всем этим.

Лайан освободил топор и, стараясь не смотреть на лезвие, замахнулся наугад в другую сторону. С плеч скатилась чья-то голова, и он почувствовал приступ тошноты.

«Да, – подумал Лайан, – меня называют «Тот Кто Ведёт», но я не хотел приводить своих людей к этому».

Новая жертва. Затем ещё одна.

«Обратно в деревню…»

Откуда-то взявшаяся стрела воткнулась ему в ягодицу, но не вызвала ничего, кроме минутного раздражения. Он отломил древко, выступающее из его плоти, и, не обращая внимания на боль, всадил топор в смотровую щель шлема эллонского всадника, да так, что человек, не успев крикнуть, сразу упал на землю. Лайан с трудом вытащил топор из его головы, чтобы замахнуться снова.

* * *

Дрёму тошнило.

Он знал, что всё это происходило наяву.

* * *

Тот Кто Ведёт не имел понятия о том, что случилось с Сайор. Она не была хорошим воином, поэтому скорее всего уже погибла, разрезанная на части эллонским мечом, и тело её вбито в землю конскими копытами обеих армий, а лицо изувечено до неузнаваемости.

Нет. Он не хотел об этом думать.

Его плащ был липким и красным. И это раздражало его даже больше, чем необходимость убивать. Он разбил череп какого-то солдата, изогнулся, чтобы избежать удара просвистевшего мимо эллонского меча, и подумал: удалось ли Рин атаковать с тыла?

Человек в шлеме пробирался пешком к Тому Кто Ведёт со вполне очевидными намерениями.

Человек, которого они отпустили в прошлый период сна?

Лайан на секунду задумался и чуть не потерял жизнь, когда эллонский всадник с криком бросился на него из седла в попытке сломать шею. Они оба упали на землю и боролись до тех пор, пока Тому Кто Ведёт не удалось сильно ударить противника коленом в пах. Один из крестьян нагнулся и почти нежно вонзил свой кинжал эллону в горло.

Тот Кто Ведёт вновь оседлал Анана. Он не вполне понимал, как это ему удалось. Левую щеку жёг порез, но не было времени беспокоиться по этому поводу.

Он замахнулся топором.

Чья-то рука.

Она покатилась прямо к дрёме, хоть Тот Кто Ведёт и не подозревал об этом.

* * *

Дрёма проснулся, что-то крича недружелюбным небесам. Голубизна поглотила его крик, не оставив ничего. Он так устал, так устал…

* * *

И последний сон:

Марк с беспокойством оглядел поле битвы. Шум её выворачивал ему желудок наизнанку. Его конь шёл неизвестно куда. Казалось, крестьяне побеждают, но в душе он знал, что к концу периода бодрствования битва будет проиграна.

Об этом говорила Элисс.

Улыбаясь, он вынул из ножен кинжал и перерезал себе горло.

* * *

Снов больше не было.

Надар наконец-то вышел из оцепенения.

– Эллоны! – закричал он что есть мочи. – Эллоны, оттесняйте крестьян от светловолосого человека!

Несколько эллонских солдат повернулись на его крик и через минуту были мертвы.

– Рассеивайте их! – кричал Надар. – Можете даже не убивать, только оттесняйте от их лидера!

Трудно было перекричать шум битвы. Он огляделся вокруг и заметил трубу, лежащую на залитой кровью траве.

Закатившиеся глаза мёртвого трубача сверкали белками между открытых век.

Надар нагнулся за инструментом и упал на землю.

Убедив себя, что боль в плече скоро пройдёт, он выхватил трубу из руки мертвеца и с трудом поднялся на ноги.

В глазах у него потемнело, но он поднял трубу и издал хриплый, но громкий звук.

На секунду всё стихло: крестьяне и эллоны пытались понять, что происходит.

– Рассеивайте крестьян! – снова закричал Надар. – Изолируйте их друг от друга!

Больше половины эллонов погибло, но в конце периода бодрствования победа была на их стороне. Чем дальше уходили крестьяне от Того Кто Ведёт, тем меньше они помнили о том, что привело их сюда и какова была их задача. Надар наблюдал за всем этим с чувством, напоминающим грусть. В ходе битвы он понял, что у крестьян есть честь, достоинство и ещё – то, чего не хватало его солдатам: вера в своё дело.

«Как я и думал, это превратилось просто в карательную операцию». – Он глядел на то, как крестьяне бесцельно снуют взад и вперёд, удивляясь, почему его солдаты продолжают преследовать их, убивая целыми толпами. Лишь немногие поблизости от Того Кто Ведёт продолжали сражаться до конца. Их смерть была страшной.

Надар оглядел покрытое трупами поле и улыбнулся жестокой улыбкой, какой и ожидали от него солдаты.

«Зелёные глаза».

Его улыбка дрогнула,

К Надару привели Лайана, и он жестом приказал, чтобы бунтаря связали по рукам и ногам и доставили в Гиорран.

Надар подозвал молодого офицера и приказал ему собрать отряд для добивания раненых воинов – крестьян или эллонов, без разницы. Офицер отсалютовал, взял с собой нескольких крепких бойцов и отправился выполнять свою грязную работу.

«Зелёные глаза».

Эллоны не нашли женщину с зелёными глазами. Её голова оказалась под трупом, и они не заметили её среди мёртвых.

А гораздо позже, когда они уходили с поля, никто не увидел, как она последовала за ними – за золотоволосым человеком, привязанным к коню. Спина этого человека прекратилась в кровавое месиво от эллонских побоев.

На поле дул ветер…

На поле дул Ветер.

Ветер дул на поле, и некоторые из погибших крестьян почувствовали, что жизнь возвращается в их умы и тела. Сайор обнаружила, что возглавляет небольшой молчаливый отряд, преследующий эллонов. Она знала, что это воины, хотя могла различать лишь их тени, а приглядываясь, видела как бы столбы полупрозрачного тумана.

Её воинами были воспоминания.

Этой армии было недостаточно, чтобы спасти Того Кто Ведёт.

Нет, недостаточно.

Тем не менее Сайор продолжала преследовать эллонов.