Текст книги "Улица Ангела"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)

3

Когда на следующий день мистер Смит, борясь со сном, открыл глаза, в окно смотрело темное дождливое утро, одно из тех, которые, подобно гигантским бомбам, наполненным грязной водой, разрываются над несчастным Лондоном. При первом признаке приближения таких напастей следовало бы переводить все часы на три часа назад, чтобы люди могли оставаться в постели до тех пор, пока не истощится ярость стихий. Злоба их безгранична. Они метут, хлещут и обстреливают улицы дождем, как пулеметным огнем. Из-под каждого проезжающего колеса они вздымают фонтаны грязи; они добиваются того, что огонь не хочет гореть, а вода – кипеть, что чай оказывается чуть тепловатым, ветчина – замороженной, а яйца гарантированной свежести уже на столе превращаются в яйца обыкновенные и даже сомнительные. Они натравливают мужа на жену, отца – на ребенка и так способствуют развалу семьи. Усердные наемники смерти, они обильно сеют все болезни, какие известны нам, городским жителям, – насморк, ревматизм, несварение желудка, грипп, бронхиты, воспаление легких.

– Зонтик взял? – спросила миссис Смит. Она уже с час как встала, но казалось, что настоящая миссис Смит еще в постели, а внизу движется только ее таинственно закутанный двойник. – Ну, до свиданья. Придется тебе бегом бежать до трамвая, папа.

Папа бегом не побежал, а протрусил мелкой рысцой по Чосер-роуд и затем по следующей улице, после чего почувствовал боль в груди и вынужден был перейти на тихий ход. Раньше, чем он дошел до Хай-стрит и трамвайной остановки, края его брюк успели неприятно намокнуть, башмаки на картонной подметке (одна из выгодных покупок миссис Смит) хлюпали при ходьбе, а газета, которую он нес в руках, возвратилась в свое первоначальное состояние – бумажную массу. Трамвай, стекла которого струили воду и пар, был, разумеется, переполнен сверх всякой меры и тащил груз мокрого платья, под которым скрывались не люди, а какие-то злобные демоны. После невероятных усилий мистеру Смиту удалось набить трубку смесью Т. Бенендена и разжечь ее, а затем – непобедим дух человеческий! – он умудрился развернуть и просмотреть свою размокшую газету. Из нее он, раньше чем успел доехать до конца Сити-роуд, узнал, что обучение в закрытых школах стоит слишком дорого, что ночные клубы на Бродвее теперь не имеют таких больших доходов, как раньше, что в Бирмингеме какой-то муж перерезал горло своей жене, что в Каире опять бастуют студенты, а в Хаммерсмите какая-то женщина умерла с голоду, что в Суффолке полисмен нашел в левом носке у арестованного шесть фунтов банковыми билетами и что бубонная чума переносится на людей блохами с зараженных крыс.

Наконец он приехал на улицу Ангела, которая казалась такой ощипанной, серенькой, и со всех сторон текло, как из дырявой лохани.

Утро в конторе прошло невесело. Во-первых, все было еще непонятнее, чем вчера. Мистер Дэрсингем опять не появился и в половине одиннадцатого телефонировал, что приедет только к концу дня и просит мистера Смита «присмотреть за всем». Гоус не приходил, и теперь мистер Смит окончательно поверил, что он навсегда исчез из конторы. Мисс Мэтфилд была надменнее обычного и ужасно раздражительна. Юный Тарджис, который сумел по дороге в контору промокнуть больше всех, ходил, повесив голову, с бледным вытянутым лицом, и каждый раз пугал всех оглушительным, как взрыв, чиханием. Стэнли, сердитый на погоду, на весь мир и на свою судьбу, слонялся по конторе и всем мешал, а когда ему приказывали взяться за работу, заявлял довольно непочтительно, что работы у него нет, и мистер Смит не мог придумать, что бы такое ему поручить. На несколько запросов по телефону не удалось дать надлежащий ответ, а это всегда служит признаком неудовлетворительного положения дел. У мистера Смита было достаточно работы, чтобы заполнить утро, но сегодня его мучила какая-то странная неуверенность во всем, не радовали книги, аккуратные столбики цифр, любимый карандаш, резинка, синие и красные чернила, – ведь он не знал, что будет с фирмой! Это было все равно, что пытаться вести записи в гроссбухе, когда висишь над темной пропастью.

Час завтрака застал его за мокрым мраморным столиком в том же кафе, куда он ходил ежедневно, в ожидании обычных яиц всмятку, поджаренного хлеба и чашки кофе. Дождливого утра как не бывало, на улице даже тускло светило солнце, но казалось, что скверная утренняя погода нашла себе убежище в этом маленьком кафе, где стоял сырой туман, как будто оно отстало от улицы на целых четыре часа. Мистер Смит сидел, затиснутый в угол вместе с другим постоянным посетителем, у которого один глаз был стеклянный, ярко-голубой и с таким неподвижным, упорным взглядом, что пугал людей. Мистер Смит сидел рядом и видел этот глаз сбоку, а так как его обладатель, занятый уничтожением двух порций тушеных бобов с гренками, которые он запивал холодным молоком, во время разговора не поворачивал головы, то впечатление получалось неприятное и даже жуткое.

– Фирма, с которой мы вели дела, окончательно прогорела, – сказал человек со стеклянным глазом, подбирая несколько бобов, упавших с тартинки. – Окон-ча-тельно! Это Клэридж и Молтон – слыхали про них? Да, скверная история.

– Вот как? – из вежливости переспросил мистер Смит, подняв глаза от яйца всмятку, но тотчас снова опустив их. – А я что-то не припоминаю такой фирмы.

– Что ж, может быть, вы и не слыхали про нее, – продолжал стеклянный глаз с некоторым недоверием, – но эта фирма очень известна среди оптовых торговцев зонтиками. Она торговала частями для зонтиков – главным образом спицами, ручками и наконечниками. Если бы каких-нибудь десять или даже пять лет тому назад… да что там – если бы еще три года назад вы пришли к нам и сказали: «Я могу вам предложить спицы и наконечники на таких условиях, что Клэриджу и Молтону за мной не угнаться», – если бы вы так сказали, мы бы вас просто подняли на смех!

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал мистер Смит очень серьезно.

– И еще года полтора назад я готов был поручиться, что «Клэридж и Молтон» – одно из самых надежных предприятий в нашей промышленности. А теперь!.. Они завязли в долгах, окончательно вылетели в трубу!

Мистер Смит мужественно выдержал взгляд голубого глаза.

– Чем же вы это объясняете? – спросил он, и не только из вежливости, ему действительно хотелось это знать.

– Молоко сегодня невкусное, – заметил его собеседник обиженным тоном. – Чем-то пахнет. Отошлю его обратно на кухню… О чем мы говорили? Ах да, – тут он уныло завращал глазом, – о Клэридже и Молтоне. Так вот: это молодой Молтон погубил дело, из-за него все пошло прахом. Года два назад фирма перешла в его руки, а он целыми днями где-то пропадал… Он, видите ли, большой любитель виски… Выдавал векселя направо и налево… уволил ни за что ни про что старейшего служащего, Джонни Фаулера. Наверное, он в тот день был пьян, – я имею в виду, конечно, молодого Молтона, а не Джонни Фаулера, Джонни капли в рот не берет. Ну и вот вам результат. Можно ли делать такие вещи, я вас спрашиваю?

– Конечно, нельзя, – печально подтвердил мистер Смит.

– Никак нельзя, – заключил стеклянный глаз. – Особенно в нынешнее время, слишком теперь все падки на наживу, слишком сильна конкуренция. Приходится постоянно держать ухо востро, не так ли? Эй, мисс! Пожалуйте сюда! Сколько с меня? И как насчет молока?

Мистер Смит допил кофе, машинально набил и закурил трубку, затем вышел на улицу. Он был расстроен. Хотя до сих пор он ничего не замечал за мистером Дэрсингемом, но в конце концов, быть может, мистер Дэрсингем идет по стопам этого Молтона? Разве он не стал уже целыми днями пропадать где-то вне конторы? Разве не уволил как раз сейчас старейшего служащего, Гоуса? Пока мистер Смит медленно шел по улице, останавливаясь иногда у витрин, которые его ни капельки не интересовали, он перебрал в уме все причины, по которым их фирма может «завязнуть в долгах», «прогореть», «вылететь в трубу». Их оказалось так много, они представлялись столь неминуемыми, что мистер Смит уже видел себя в рядах жалкой армии безработных, лишенных права на существование. И под влиянием этих мыслей он на углу Чизуэлл-стрит купил у какого-то безработного коробку спичек и дал ему два пенса.

Войдя в контору незамеченным, он еще из передней услыхал громкие голоса и сначала подумал, не случилось ли чего-нибудь, но в следующую минуту разобрал слова.

– Я следил за ним до самого парка Виктории, – с гордостью говорил Стэнли, – а он и не подозревал!

– Да как же он мог тебя заметить? – пренебрежительно возразил Тарджис. – Откуда ему было знать, что ты идешь сзади, осел ты этакий!

– Вот в том-то вся штука! – воскликнул Стэнли. – Так и бывает, когда занимаешься слежкой…

– Бывает и другое, – неожиданно вмешался мистер Смит. – И если ты не примешься немедленно за какую-нибудь работу, мой милый, то будешь выброшен вон, тогда можешь заниматься слежкой сколько душе угодно. А от вас, Тарджис, я этого не ожидал. Стоять сложа руки и болтать о какой-то чепухе!

– Я как раз и говорил ему, что это чепуха, – ответил Тарджис с недовольной миной. – Он просто помешался на сыщиках и сыске. Крадется за кем-нибудь по пятам целыми часами, тот не обращает на него никакого внимания – ведь он же не знает, что за ним кто-то идет, и ему на это решительно наплевать, – а Стэнли воображает себя каким-то Сикстоном Блэйком.

– Никем я себя не воображаю, – сказал Стэнли, сморщив веснушчатую рожицу в гримасу сильнейшего возмущения.

– Ты бы лучше бросил эти глупости, Стэнли, – промолвил мистер Смит, садясь за свой стол. – Они тебя очень скоро доведут до беды. Почему ты в свободное время не найдешь себе какое-нибудь разумное развлечение? Займись резьбой по дереву или собирай иностранные марки, или коллекцию бабочек, или что-нибудь в этом роде.

– Вот еще! Никто больше такими вещами не занимается. Они вышли из моды, – буркнул Стэнли.

– Ну хорошо, но работа не вышла из моды – во всяком случае, у нас в конторе, – объявил мистер Смит назидательным тоном старого школьного учителя. – Так что займись ею, пожалуйста.

Вернулась мисс Мэтфилд, опоздав, как всегда, на четверть часа.

– Не разговаривайте со мною! Я взбешена! – объявила она. – Из всех скверных завтраков, какие я когда-либо едала в этом городе, сегодняшний – самый отвратительный. Меня тошнит при одном воспоминании о нем… А что, мистер Дэрсингем когда-нибудь явится наконец? Это безобразие, – у меня лежит куча бумаг, которые он должен подписать. Вы не можете с ними что-нибудь сделать, мистер Смит?

– Я посмотрю, мисс Мэтфилд, – сказал мистер Смит устало.

День тянулся, как всегда.

4

В пять часов прибыл мистер Дэрсингем, влетел в контору, как большая розовая бомба. Он запыхался, вспотел и сиял на все стороны улыбками.

– Здравствуйте, все, – сказал он, захлебываясь словами. – Не знаете ли такого местечка, где в этот час еще можно выпить чаю? Ну, если нет, так и не надо. Вот что, мисс Мэтфилд, оставьте все, пожалуйста, и приходите с блокнотом ко мне в кабинет. Мне надо продиктовать вам несколько писем и циркуляр. Стэнли, приготовь все для копировки циркуляра. А вы, Тарджис, позвоните Брауну и Горстейну и скажите, что я хочу поговорить с мистером Горстейном. Когда я покончу с письмами, Смит, минут через пятнадцать, мы с вами займемся делами. Захватите с собой ваш список неоплаченных счетов на сегодняшнее число. И вот еще что, дорогой: дайте мне справку относительно всех платежей Горстейна и Никмена за этот год.

Мистер Дэрсингем любил таким образом сигнализировать о своем прибытии, – создавалось впечатление, будто только по его команде начинается для всех рабочий день даже и в тех случаях, когда он являлся в пять часов. Но сегодня он был не такой, как всегда. Несмотря на то что он запыхался и едва переводил дух, в голосе его явно звучали торжествующие нотки, чувствовалась этакая наполеоновская уверенность и властность. Он являл собой зрелище довольно редкое – «старого уоррелца», который вершит большие дела. Температура в конторе одним скачком поднялась на десяток градусов, и мистера Смита, выяснявшего в эту минуту довольно неутешительные взаимоотношения их фирмы с фирмами «Браун и Горстейн» и «Никмен и сыновья», снова посетили безумно оптимистические надежды. Что-то произошло! В этом не было никакого сомнения.

Наконец его призвали в кабинет мистера Дэрсингема, и он узнал, в чем дело. Как он и подозревал, тут был замешан «этот Голспи».

– Положение таково, Смит, – объяснял мистер Дэрсингем. – Он – единственный агент по сбыту всего этого нового материала из Прибалтики. Никто, помимо Голспи, здесь его получать не будет. Дерево отличное, товар вполне подходящий, и Голспи может получать его на тридцать, сорок и пятьдесят процентов дешевле, чем мы платим здесь. Откровенно говоря, когда он в первый раз объяснил, чего ему надо, я совсем за это не ухватился. Мне все это дело показалось сомнительным.

– И в самом деле как-то странно, что он вдруг явился именно к нам, не правда ли, сэр?

– Правда, Смит, это самое и я подумал. Но мы с ним объехали наших заказчиков и показали некоторые его образцы, сообщили цены, по которым сможем продавать товар, – и все сразу ухватились за это. Мы вытесним всех конкурентов, уничтожим их вчистую! С этим новым товаром, Смит, мы в две недели получим больше прибыли, чем наша фирма в самые лучшие времена получала за месяц. А вам известно, как мы работали в последнее время. Ужас! Сплошное безобразие! И в этом, к слову сказать, отчасти виноват Гоус. Да, да. Тридцать лет стажа и все такое, но дело-то в том, что всем надоело видеть его унылую старую рожу. К тому же он перестал стараться. Голспи быстро убедил меня в этом. Впрочем, у меня давно были кое-какие подозрения…

– И у меня тоже, сэр.

– Вот видите. Гоуса давно следовало вышвырнуть вон. Теперь он сам захотел уйти и скоро об этом пожалеет. Да, вот так обстоят дела… Голспи забрел к нам совершенно случайно. У него имеется договор на представительство, но он искал какую-нибудь фирму, чтобы работать с ней вместе. Все это… э… э… знаете ли… должно остаться между нами, Смит.

– Понимаю, сэр, – отозвался мистер Смит, польщенный и обрадованный таким доверием.

– Голспи… мистер Голспи не хочет вступать к нам компаньоном, он не может возиться с этим делом… Он будет у нас чем-то вроде главного руководителя и будет получать солидные комиссионные. Все это вам надо знать, потому что вы ведете книги… Комиссию он, правда, требует изрядную, но ведь, в сущности, все дело создает он, и на его ответственности будет доставка дерева в Англию и все, что с этим связано. Мы с ним будем работать вместе и всем управлять. В ближайшие месяцы я сам объеду район, а там надо будет на место Гоуса найти кого-нибудь помоложе и энергичнее.

– Значит, сокращать штат не придется? – спросил мистер Смит с большим облегчением.

– Сокращать! Мы его порядком увеличим, и очень скоро. Угловую комнату надо будет на этой же неделе освободить от лишней мебели и хорошенько прибрать. Она нам понадобится для образцов. Вы как можно скорее найдите еще одну машинистку в помощь мисс Мэтфилд, – хорошо бы какую-нибудь молодую. В ближайшие недели мы будем гнать вовсю. – Тут мистер Дэрсингем вскочил с места и замахал кулаками, как будто он никогда не учился в приличной закрытой школе. – Мы с Голспи оба будем разъезжать, а что касается конторы – я надеюсь на вас. Все наши служащие должны дружно помочь мне в такой момент. Приезд Голспи открывает для всех нас большие перспективы, и, разумеется, это необычайная удача. Он просто из кожи лезет, чтобы наладить дело, – такой уж человек, живой, энергичный и все такое. Нам надо не отставать от него.

– На меня вы можете рассчитывать, я приложу все усилия, мистер Дэрсингем, – горячо заверил его мистер Смит. – Конечно, мне бы хотелось еще кое-что узнать от вас. Например, как он договорился с этими иностранцами насчет сроков уплаты?

– Он собирается потолковать с вами, Смит. Мы пока еще не касались этого вопроса.

– И еще другое, сэр, – продолжал мистер Смит, на этот раз менее решительно, – вам известно, каково сейчас наше положение в банке. Если мы расширяем дело, нам нужен кредит.

– Я уже сегодня думал об этом, – сказал мистер Дэрсингем. – Пока нам от банка ничего получить не удастся, но я полагаю, можно будет занять где-нибудь. В этом месяце нам, чтобы как следует развернуться, нужны будут деньги, тем более что мистер Голспи уже поговаривает о том, чтобы мы выплатили ему часть его комиссионных сейчас же – авансом, так сказать.

Мистер Смит сделал серьезное лицо и откашлялся.

– Вы полагаете, что это будет благоразумно с нашей стороны, мистер Дэрсингем? Я хочу сказать, что… э… в сущности, у вас нет никаких гарантий…

– Вы думаете, что все это может оказаться аферой? Не стесняйтесь, говорите прямо, – воскликнул мистер Дэрсингем, усмехаясь. – Что ж, конечно, и мне это приходило в голову. Утром я готов был подозревать тут бог знает какое надувательство, потому что, как я уже вам сказал, все дело казалось мне ненадежным, и, между нами говоря, сперва и сам Голспи показался человеком совершенно не нашего круга. Но потом я все обдумал. Он не получит комиссионных до тех пор, пока товар не поступит к нашим заказчикам, но после этого он хочет получить все свои деньги, не ожидая окончательного урегулирования счетов. Впрочем, знаете что, Смит, мы все равно впредь не станем давать нашим клиентам слишком льготные сроки. Имея на руках такой козырь, как этот новый товар, мы можем немного их поприжать, как вы думаете?

– Это верно, мистер Дэрсингем. Я хотел бы два-три таких счета закрыть окончательно. С ними больше возни, чем они того стоят. – Мистер Смит сделал паузу. – Но я не совсем еще уяснил себе, сэр, какое положение займет у нас мистер Голспи. Что же, он будет управлять конторой?

– Вроде этого, – ответил мистер Дэрсингем с миной человека, много думавшего над этим вопросом. – Можете так считать, хотя, разумеется, хозяином остаюсь я…

– Ну еще бы, мистер Дэрсингем!

– Если, допустим, вам очень не понравится какое-нибудь его распоряжение, вы обращайтесь ко мне, – продолжал мистер Дэрсингем с видом заговорщика. – Но посторонние об этом знать не должны.

– Понимаю, сэр, – поддакнул мистер Смит, решив, что со временем все выяснится.

– Конечно, мистеру Голспи еще многому не мешает поучиться, – беззаботно добавил мистер Дэрсингем. – Он не знаком ни с нашим делом, ни с Сити. Но он, видимо, в свое время исколесил вдоль и поперек всю Англию, и, кроме того, знаете, он человек в высшей степени изобретательный и напористый. Прелюбопытный тип, доложу я вам! – Тут мистер Дэрсингем перешел опять на деловой тон: – Вот что, Смит, я хочу как можно скорее провернуть это дело, потому что мне нужны деньги – или хотя бы часть их – к завтрашнему дню. Попросите мисс Мэтфилд поторопиться с письмами, чтобы я успел до отъезда их подписать, и присмотрите за тем, чтобы циркуляры сегодня же были разосланы. Хорошо?

– Слушаю, мистер Дэрсингем. – Мистер Смит шагнул было уже к двери, но остановился. – Разрешите вам сказать, сэр: я очень рад, что дела приняли такой оборот. Они уже начинали меня тревожить, сильно тревожить, сэр.

– Спасибо, Смит, голубчик. – Сейчас всякий узнал бы в мистере «Дэрсингеме старого уоррелца». – Увидите, скоро у нас тут закипит работа. Этот человек для нас находка. Да, кстати, он должен сейчас прийти.

Мистер Голспи действительно пришел в контору, но уже после ухода мистера Дэрсингема и только на полчаса, чтобы кое о чем расспросить мистера Смита. На другое утро он опять пришел, и мистера Смита пригласили в кабинет на небольшое совещание. Потом мистер Голспи ушел и воротился около половины пятого, продиктовал несколько писем, успел сунуть нос во все уголки конторы, осмотрел комнату для образцов, потом вел какие-то разговоры по телефону мистера Дэрсингема, когда тот уехал в контору «Никмен и сыновья». Все служащие уже ушли, а мистер Смит убирал свои книги в шкаф, когда мистер Голспи вышел из кабинета и опять начал его расспрашивать – главным образом о состоянии счетов. Оба оставались в конторе еще минут двадцать пять, и в заключение мистер Голспи предложил зайти по дороге чего-нибудь выпить.

Когда они уже сошли с лестницы, мистер Смит вспомнил, что у него кончается табак (он выкуривал каждую неделю два с половиной унца «особой смеси» Т. Бенендена), и сказал, что забежит в лавку за новой порцией. Мистер Голспи зашел туда вместе с ним, и Т. Бененден был так удивлен вторичным появлением грузного и пышноусого незнакомца, и притом на сей раз в обществе мистера Смита, что за все время, пока отвешивал табак и всыпал его в кисет, не произнес ни единого слова.

– Есть у вас хорошие сигары, хорошие,понимаете? – осведомился мистер Голспи своим звучным басом, глядя на лавочника еще пристальнее, чем тот глядел на него.

– Разумеется, есть, – с достоинством ответил Т. Бененден. И поставил на прилавок два-три ящика.

Мистер Голспи выбрал две сигары, обрезал их, одну сунул себе в рот, другую в рот мистеру Смиту и зажег обе – все это молча. И только затем уже, пустив струю дыма в лицо Бенендену, спросил:

– Сколько?

– Три шиллинга за пару.

Мистер Голспи бросил на прилавок две полукроны. Теперь для Бенендена наступил удобный момент начать разговор.

– Что вы скажете насчет страшного кризиса с цементом, джентльмены? – сказал он. – Куда он нас приведет?

– Меня он никуда не приведет, – ответил мистер Голспи. – А вас?

Т. Бененден был, видимо, озадачен. Он все еще держал в руке сдачу – два шиллинга.

– Я хотел сказать вот что… Это большой концерн, не правда ли? Еще в прошлом году он процветал, как почти все большие концерны. Хорошо. А что мы видим в этом году? Крах. А почему?

– Не знаю и держу пари, что вы тоже не знаете, – сказал мистер Голспи благодушно и вдруг захохотал смехом, похожим на отрывистый лай. – Ах, черт, возьми! – прокричал он. – Я вот уже пять минут ломаю себе голову и не могу догадаться, что такое у вас неладно?

– У меня? – переспросил пораженный Т. Бененден.

– Ну да. Разве вы не заметили, что я все время на вас смотрю? – Он повернулся к мистеру Смиту: – Понимаете, чувствую, что у него что-то не в порядке, но что именно – никак не могу сообразить. А вы заметили? – Он ткнул в Бенендена толстым грязным пальцем. – Боже мой, дружище, да вы забыли надеть галстук! Посмотрите на себя. А я стою и думаю: в чем же дело?.. Это моя сдача? Так, верно, два шиллинга.

Мистер Смит только рот разинул и поспешно вышел вслед за Голспи на улицу. Он заходил в лавку Бенендена в течение многих лет два-три раза в неделю и ни разу не решился произнести слово «галстук». А этот малый приходит и сразу как ни в чем не бывало выпаливает: «Вы забыли надеть галстук». Мистер Смит тихонько засмеялся.

Мистер Голспи повел его через улицу в «Белую лошадь».

– Что будете пить? – спросил он.

– Спасибо, мистер Голспи. Гм… гм… пожалуй, выпью стаканчик пива, – скромно сказал мистер Смит, занятый своей толстой сигарой.

– Не советую. Сегодня слишком холодный вечер, чтобы пить пиво, да еще после тяжелого трудового дня. Выпейте виски. Согласны? Вот и отлично… Две двойные порции виски и содовой!

В «Белой лошади» было тихо и уютно. Мистер Смит давно здесь не бывал и теперь наслаждался этим уютом. За решеткой камина весело мигал огонь. Ряды ликерных бутылок искрились и сверкали на прилавке, слабо блестели стаканы. В зале стояло мирное жужжание голосов. Сигара погружала в праздничную атмосферу роскоши, ароматов, блаженной лени. Виски было превосходное, оно уничтожало привкус тумана, дыма, этот запах железнодорожного туннеля, которым была пропитана улица Ангела. А мистер Голспи, все еще загадочный и властный, казался уже добрее и проще и явно старался наладить дружеские отношения.

– У вас, кажется, есть коммивояжер, который работает в центральном и северном районе? – спросил мистер Голспи после того, как оба отхлебнули из своих стаканов. – Что он за человек?

– Добсон? Он славный молодой человек, и в тех районах у него обширные знакомства. В последнее время он, правда, собирал мало заказов, но это не его вина.

– Мы это скоро проверим, – сказал мистер Голспи. – Если он не сумеет продать новые сорта фанеры, так лучше пускай отправляется на все четыре стороны. Товар ходкий. Заказы так и сыплются, просто дождем сыплются на нас. Но понимаете, Смит, это еще не все, нам надо двинуть дело. Наберем сейчас целую кучу заказов, – куй железо, пока горячо. Надо как можно скорее подыскать еще одного человека для работы в Лондоне и районе. И человека живого, не то что этот угрюмый старый хрен, которого я вышиб отсюда в первый же день. Посылать его добывать заказы – все равно что послать за этим первый попавшийся мусорный ящик. Три человека – я, Дэрсингем и тот, кого мы наймем, – должны в какие-нибудь два-три месяца обработать весь Лондон и его окрестности. Взять их штурмом! Вот как надо действовать! Верно?

Мистер Смит вынул изо рта сигару и, силясь придать своему лицу энергичное и суровое выражение, подтвердил, что верно.

– Хотите знать мой девиз? – продолжал мистер Голспи, ничуть не умеряя голоса, так как он и без того говорил достаточно тихо. – Человек должен работать как дьявол и наслаждаться вовсю. Работать – так работать, а хочешь жить в свое удовольствие, так живи и не зевай.

Тут мистер Смит вздрогнул и отшатнулся, так как между ним и мистером Голспи внезапно вынырнула чья-то голова, большая голова в засаленной кепке, не достигавшая, однако, его плеча.

– Все это прекрасно, джентльмены, – произнесла голова развязно и вместе жалобно, – но если не можешь достать работу, как тут жить в свое удовольствие? Что тогда делать, а?

– Одно вы можете сделать, – отозвался мистер Голспи.

– Что именно?

– Вы можете не вмешиваться в чужой разговор и не совать своего грязного носа куда не следует, – пояснил мистер Голспи, самым неприятным и угрожающим образом вытянув вперед голову. Человек в кепке шарахнулся назад. – Вот возьмите, – добавил мистер Голспи уже мягче, но пренебрежительно, – возьмите три пенса и ступайте, купите себе чего-нибудь.

– Спасибо, мистер. – И голова исчезла.

– Всякий раз, как я сюда приезжаю, я замечаю в городе все больше и больше таких крыс, как эта.

– Безработица, знаете ли, – сказал мистер Смит серьезно. – Я не говорю, что все такие, как этот, хотятработать, но если бы и хотели, работы нет. Скажу вам откровенно, мистер Голспи, иной раз жутко становится, когда подумаешь, сколько людей ищет работы. Если нам придется нанять несколько новых служащих и мы дадим объявление, вы сами увидите: они начнут ходить толпами и все готовы работать за гроши, чуть не даром. Как поговоришь с ними, душа разрывается.

– Так-то оно так, – возразил мистер Голспи тоном человека, душу которого не так-то легко надорвать. – Но я знаю одно: человек, который готов работать за гроши, – ничего не стоит. Мне его и даром не надо. А кстати, Смит, сколько вам платит Дэрсингем?

Мистер Смит минуту колебался, но потом ответил.

– И вы находите, что этого достаточно?

Мистер Смит опять замялся:

– Видите ли, я думал, если все пойдет хорошо, с Рождества попросить прибавки. Но вы же знаете, что дела у нас плохи.

– Ну, теперь они пойдут хорошо, можете не сомневаться, – воскликнул мистер Голспи. – Пойдут так, как никогда и не снилось Твиггу и Дэрсингему! Кстати, кто был Твигг? Впрочем, черт с ним, это не важно… Скажу вам напрямик: я считаю, что вам платят недостаточно. Ст о ящего человека я с первого взгляда узнаю, и, если кто старается для меня, я, знаете, что делаю? Я стараюсь для него. Так-то, Смит! Можете на меня рассчитывать.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Голспи, – в смущении пробормотал Смит.

– Как только те заказы, что поступят к нам сейчас, будут оформлены (между прочим, имейте в виду, что вам и работы прибавится и ответственность будет больше), вы немедленно получите прибавку, солидную прибавку, сотню-другую в год, – это так же верно, как то, что я Джимми Голспи. Вот вам моя рука!

Взволнованный мистер Смит почувствовал, что ему жмут руку.

– А теперь, – заключил мистер Голспи тоном, не допускающим возражения, – мы скрепим наш уговор, выпив еще по маленькой.

– Хорошо. Но… э… э… на этот раз моя очередь платить.

– Ни-ни! Не сегодня. Сегодня вам еще не разрешается. Подождите до большой прибавки. Две маленькие, пожалуйста! Вы женаты, Смит, не так ли?

– Да, мистер Голспи. Жена и двое детей. Сыну только что исполнилось двадцать, а дочке минет восемнадцать.

– А у меня только одна дочь. Жду ее со дня на день. Что, ваша почитает вас?

– Не очень-то. Нынешние дети, как я замечаю, все таковы.

– Это верно. Моя меня ни в грош не ставит. Этакий своевольный, хитрый бесенок! Ее всегда баловали и будут баловать. Очень уж она собой хороша, – в этом вся беда. Она не в отца. – Тут мистер Голспи всполошил весь бар неожиданным залпом густого смеха. – Что ж, тем лучше для нее… А знаете, Смит, если вдуматься, то мы с вами занимаемся чертовски странным делом. Я перепробовал все виды торговли и нахожу, что эта чуточку почтеннее, чем некоторые другие. Но как подумаешь, все же чертовски забавно – продавать тонкие кусочки дерева для наклейки или вклейки их в другие куски дерева. А?

– Мне это не раз приходило в голову, – подхватил мистер Смит. В эту минуту в нем проснулся философ. – Я часто думал… как бы вам это объяснить… В нашем деле все так же, как в жизни человеческой… Наборка… Вы подумайте, мистер Голспи… Она служит для того, чтобы мебель выглядела лучше, чем она есть на самом деле. Это своего рода подделка. Но все об этом знают, здесь нет обмана. И в жизни то же самое. Мне это часто приходит на ум, когда я бываю в обществе. Знаете, каждый старается уверить других, что он весь из настоящего красного дерева или ореха…

– А большинство – просто хлам под фанерой! – весело воскликнул мистер Голспи. – Ну, да нам все равно, постараемся всучить им весь наш запас фанеры для их деревянных кресел, гардеробов и буфетов, будем загребать деньги и жить весело. Вот это настоящая жизнь!

Оба выплыли, покачиваясь, во мрак улицы Ангела, и бас мистера Голспи снова прогремел, что «это настоящая жизнь». Мистер Смит еще ощущал в ноздрях густой запах гаванской сигары, золотистый нектар долин волшебным Гольфстримом разливался по его жилам, обещания мистера Голспи еще звенели в ушах сладкой песней, и он чувствовал в эту минуту, что, пожалуй, действительно начинается «настоящая жизнь».

В ожидании трамвая он купил не одну, а две вечерние газеты и не прочел ни одной.