Текст книги "Похититель вечности"

Автор книги: Джон Бойн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

– А вы попробуйте, – прошептала она, потянувшись, чтобы поцеловать меня. Я уклонился.

– Простите, – сказал я, коснувшись ее руки. – В самом деле, я…

Она отпрянула и взяла себя в руки.

– Отлично, – сказала она. – Со мной все в порядке, я ухожу. – И ринулась к двери, обернувшись лишь затем, чтобы сделать последний выстрел: – Не забывайте, что я все еще главный акционер, Матье, и если я захочу вмешаться, я вмешаюсь.

Я вздохнул и вернулся к работе.

Через несколько дней зазвонил телефон. Тара была готова принять мое предложение.

– А «Биб»? – спросил я ее. – Они согласны тебя отпустить?

– Не вполне, – ответила она. – Мой агент обсуждает это с ними. Они недостаточно способствовали моему карьерному росту и тому подобное. Он пригрозил им иском, и по завершении переговоров я стала практически безработной.

– Хорошо, давай тогда уладим ситуацию прямо сейчас, – обрадованно сказал я. – Я в самом деле очень рад, что ты к нам возвращаешься. – Я секунду помедлил, а потом добавил: – Я скучал по тебе.

Теперь она задумалась, но все же сказала:

– Я тоже по тебе скучала. По нашей дружбе, не говоря уже о наших спорах.

– На этот раз все будет иначе. Станция меняется. Но ты, разумеется, будешь независима. Я тебе доверяю.

– Единственное, что меня беспокоит, – сказала она с некоторым напряжением в голосе. – Кто будет руководить станцией?

– Ну, пока что я.

– Ты же сказал, что хочешь уйти.

– От рутины – да. Мне нужен новый Джеймс Хокнелл, который возглавил бы дело, но я останусь акционером и членом совета.

– Хорошо, – сказала Тара. – Но когда ты собираешься это сделать? Ты уже приступил к поискам?

– Нет, – признался я. – Но, как я уже говорил, у меня есть одна идея. Только мне пока не представилось возможности ее осуществить. К тому же я не уверен, что она хороша. Предоставь это мне. Что бы я ни сделал, я сделаю это скоро.

– Я должна признаться тебе, – сказала она. – Я говорила с Аланом и П.У.

– Правда? – Я удивился. Даже я давно уже не говорил с Аланом – и ничего не знал о П.У. с тех пор, как он покинул страну. – Как ты разыскала П.У.?

– У меня свои источники, – рассмеялась она. – Он собирается жениться на Бермудах, ты об этом знал?

– Боже милостивый, нет. Готов спорить, какая–нибудь семнадцатилетняя танцовщица живота, я прав?

– Ну, вообще–то ей шестнадцать, но там возрастные ограничения менее суровые.

Настала моя очередь рассмеяться.

– Мне интересно, что она нашла в миллионере П.У.? – саркастически сказал я.

– Мне тоже. Но тем не менее, я решила, что перед возвращением стоит поговорить с ним и Аланом. Все в порядке, вот только П.У. кое–что мне сказал.

– Так–так?

– Оказывается, он хочет продать свой пакет акций. Ты и этого не знал?

Известие застало меня врасплох. Я впервые об этом слышал.

– Нет, – ответил я. – Когда это произошло?

– Ну, если верить ему, он только что принял решение, но пока ничего не предпринимал. Хочет подождать, когда закончатся свадебные приготовления, а потом продать все свои паи здесь. Они намерены создать радиостанцию на Бермудах.

– Радиостанцию! – заинтригованно сказал я. – Как интересно. Но скажи мне, Тара, у тебя случайно не завалялся его номер телефона?

– Вообще–то он у меня есть, – сказала она. – Найдется ручка и бумага?

– Да. Думаю, лучше тебе дать мне его, пока никто другой не прослышал об этой информации.

Я записал номер и положил бумажку возле аппарата, чтобы сразу же позвонить.

– Ты придешь завтра и мы подпишем контракт? – спросил я.

– Да, только давай не слишком рано. Я планировала в кои–то веки отоспаться.

– Хорошо, тогда где–нибудь в середине дня. А теперь, могу я тебе довериться?

– Конечно. Разве я не сообщила тебе свежие сплетни про П.У.?

– Вот почему я и прошу твоего совета. Речь идет о том, кто займет место Джеймса, когда я уйду. Вот какая у меня идея, но выслушай, прежде чем что–то сказать. Это очень важно для меня…

Первая встреча. Томми приехал в мой офис ровно в 11 утра – я был рад этому, поскольку день обещал быть насыщенным, а мне хотелось разобраться со всеми проблемами до Рождества. Сперва я даже не узнал его. Мы не виделись около двух недель – с того дня, когда я приходил к нему; мы лишь пару раз поговорили по телефону. Он провел недельные каникулы – если это подходящее слово – в санатории и записался на реабилитационную программу; я им гордился.

– Томми, – сказал я, посмотрев на него, когда он вошел в кабинет, настолько очаровав по дороге мою секретаршу, что та забыла даже сообщить мне о его приходе. – Что ты с собой сделал?

Волосы у него были коротко подстрижены и торчали клочками на французский манер, контактные линзы он сменил на элегантные круглые очки в тонкой и бледной роговой оправе. Он был одет в легкий светлый костюм и выглядел здоровее, чем когда бы то ни было прежде.

– Я решил немного замаскироваться на улице, – сказал он. – Все равно меня скоро забудут.

– Да, разница существенная, – сказал я; его новый образ взрослого человека произвел на меня впечатление. – Ты выглядишь гораздо лучше. Это для роли?

– Нет, для себя, – улыбнулся он. – Как будто я могу получить роль прямо сейчас. Ты представляешь, какие взносы за мою страховку придется платить?

– Вот так сразу – вряд ли, – сказал я, указав на кресло напротив. – Но поверю тебе на слово. Присаживайся. Я попрошу принести кофе.

– Мне – чай, – ответил он, когда я нажал кнопку интеркома и попросил принести напитки. – Ну, – продолжил он, мимоходом оглядываясь по сторонам, – местечко выглядит не слишком празднично. Ты кто – Скрудж или что–то в этом роде?

– Я – Дух Прошлого Рождества[114]114
  Персонажи «Рождественской песни» (1873) Чарлза Диккенса (1812—1870).


[Закрыть], – сказал я. – Но у меня не хватило времени на рождественские декорации. Не вижу в этом смысла. Годы проходят так быстро, все они сливаются в один.

– И их так много, верно? – спросил он меня с усмешкой. Я понимал, что он все еще скептически относится к тому, что я ему рассказал, но знал, что он все же отчасти поверил мне: теперь он немного нервничал и старался соблюдать дистанцию, что было на него совсем не похоже.

– Немало, – признал я. – Как там Андреа? – Меняя тему, я понимал, что, однажды поведав ему всю историю, больше не хочу повторяться. За 256 лет он стал единственным человеком, которому я все рассказал, и я осознавал, что пройдет еще немало времени, прежде чем я заговорю об этом снова. Он может верить или нет – это его право.

– Она огромная, – засмеялся он. – Должна родить со дня на день. Она ужасно боится, что это случится завтра.

– Да, она мне об этом говорила, – сказал я. – Ну, время покажет.

– Знаешь, мы думаем пожениться, – сказал он. Я с некоторым удивлением посмотрел на него:

– В самом деле?

– Пока просто прикидываем. Она здорово поддержала меня в последние месяцы. Мы сказали себе, что если надумаем жениться, подождем год, а потом уже все решим и оформим отношения. На всякий случай. Мы не хотим это делать просто ради ребенка.

– Звучит разумно, – сказал я. Я взял со стола пресс–папье и принялся разглядывать его, не решаясь перейти к делу. Одна из немногих вещей, что путешествовали со мной повсюду: я украл его в Дувре в 1759 году и с тех пор оно всегда со мной. – Томми, – сказал я, внезапно меняя тему. – Я хотел с тобой поговорить.

– Я догадался, – сказал он. – Ты был очень настойчив.

– Ну, это в общем–то не так срочно, – сказал я. – Но я хочу кое–что выяснить. Прежде всего – каковы твои планы на будущее? Или ты все еще в раздумьях?

Он громко вздохнул и посмотрел по сторонам, точно я спросил его о смысле жизни.

– Не знаю, – ответил он после долгой паузы. – Честно, не знаю.

– Шоу не собирается принимать тебя обратно? Теперь, когда ты привел себя в порядок?

– Нет, – покачал головой он, – определенно нет. Публику уже не интересует, что я вышел из игры. У меня контракт на две недели работы, так что в итоге они–таки наградили меня раком яичка. Собираются меня прикончить. Это произойдет быстро и болезненно.

– Какая жалость, – сказал я; мне хотелось как–то утешить его.

– В общем, всегда оставалась вероятность, что болезнь вернется, – печально сказал он. – Мы были готовы к этому. Что тут поделаешь? Это случится быстро – я вернусь из Америки после трехмесячных каникул и прямиком в госпиталь, где протяну достаточно, чтобы узнать, что Тина ждет от меня ребенка, и завести романчик с медсестрой, которая пару недель спустя уволится и станет барменшей в местном пабе, как это обычно и бывает. Они надеются сделать из нее новую Сэнди Брэдшоу.

– Вот как? – Я едва слушал его. – Ну так что ж – конец главы, я полагаю.

– Девять долгих лет.

– Тогда романа. Ничего. У каждого хорошего романа есть эпилог, и у тебя он будет. А что говорит твой агент? Есть для тебя роли? Ты удивишь нас всех и восстанешь, как феникс из пепла?

Он засмеялся и покачал головой.

– Для меня еще долго не будет никаких ролей, дядя Мэтт, – сказал он. – Я стал практически нетрудоспособным. Мне еще повезет, если в этом году получу работу в уличной пантомиме. Это меня, блядь, просто бесит, потому что я хороший актер.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал я.

– И я знаю этот бизнес как никто другой. Невозможно полжизни заниматься чем–то и не разбираться во всех аспектах этого дела, – сказал он, пожимая плечами. – Я не знаю, что делать.

– Ну… – Я поставил чашку на стол и подался к нему. – Вот об этом–то я и хочу с тобой поговорить. О работе. Мне кажется, у меня кое–что для тебя найдется.

– Я не нуждаюсь в благотворительности, дядя Мэтт, – сказал он, и я не мог удержаться от беззвучного хохота, учитывая тысячи фунтов, которые давал ему в последние годы, по глупости финансируя его вредные привычки. Тогда он не придерживался столь высоких моральных принципов.

– Это не благотворительность, – ответил я. – Мне нужен человек, и я подумал, что ты можешь справиться с этой работой. Я так считаю, во всяком случае. Я немного рискую, но ты всегда говорил, что прекрасно знаешь изнанку телевизионной индустрии. Скажи мне, Томми. Ты действительно хочешь быть звездой или ты просто хочешь работать?

Он пожал плечами:

– Как я уже говорил. Я был звездой. Это меня уже мало интересует.

– Хорошо, – улыбнулся я. – Тогда время приниматься за работу. Как насчет того, чтобы управлять этим местечком?

Он моргнул и посмотрел по сторонам, словно бы не вполне понимая, о чем я.

– Каким местечком? – спросил он. – Ты хочешь сказать здесь, на станции?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я на тебя работал?

Я скривился.

– Можно и так сказать. Я все еще остаюсь акционером. Теперь – главным акционером, на самом деле. Я хочу, чтобы ты управлял этой компанией. Изо дня в день. Принятие решений. То, чем занимался Джеймс Хокнелл. То, чем я занимаюсь сейчас. Что скажешь?

Похоже, он изумился, но так и должно быть, поскольку я сделал ему необычное предложение.

– Ты серьезно? – спросил он, и я кивнул. Он разразился смехом. – Ты действительно считаешь, что я справлюсь? – добавил он уже спокойнее.

Честно говоря, я не был в этом уверен, но не собирался говорить ему об этом. Я доверял ему. И верил в то, что он и в самом деле знает этот бизнес.

– Думаю, справишься, – сказал я. – Да, и вот еще что…

– Да?

– Ли Хокнелл.

– А… – Томми в некотором замешательстве кивнул. Упоминание о Ли вызвало воспоминания о его передозировке.

– Я тут поболтал с ним недавно, – продолжал я. – Он больше не занимается тем давним делом, слава богу. Твоя небольшая стычка со смертью немного напугала его, полагаю. Но я предложил ему работу штатного сценариста. Что ты об этом думаешь?

– Но почему? – с удивлением спросил он. – Разве ты не хочешь от него избавиться?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Его отец был мне хорошим другом. Я многим ему обязан. Тем не менее, я сказал Ли прямым текстом, что если он хоть раз еще упомянет обстоятельства смерти его отца, я… ну, в общем, убью его.

– Сказал ему что?

Я засмеялся:

– Разумеется, я не собираюсь этого делать. Но он–то этого не знает. Как бы то ни было, он сознает, что мы не имеем отношения к смерти его отца, так что он вполне всем доволен. Просто немного напуган. Подозреваю, он воспользуется этим местом как трамплином для будущей карьеры. Может, это и к лучшему. Просто поглядывай на него построже. Он ведь еще совсем мальчик. Его легко напугать. – Томми рассмеялся и недоуменно покачал головой. – Ладно, продолжим, – сказал я. – О работе. Так что скажешь?

Томми посмотрел в пол, покачал головой и улыбнулся.

– Ты очень необычный человек, дядя Мэтт, – сказал он. Я рассмеялся.

– Возможно. Ну так да или нет? Или тебе нужно время подумать?

– Нет, – ответил он, и я на миг разочарованно удивился. – Мне не нужно думать. Мой ответ – да.

Вторая встреча. Я заглянул в кабинет Кэролайн в обеденный перерыв; она стояла посреди комнаты, озираясь в замешательстве, словно что–то потеряла и не могла вспомнить, что именно.

– С вами все в порядке? – спросил я. Кэролайн обернулась, удивленно прижав руку к груди.

– Я не видела, как вы вошли, простите. Да, все в порядке. Я просто хотела убедиться, что ничего не забыла.

– Ну да, – сказал я. – А вы куда–то собираетесь?

– Конечно, – радостно сказала она. – Целая неделя отгулов, к тому же.

– Да, для кого–то это неплохо, – ответил я, указав на кресла. – Давайте присядем на минутку, не возражаете? – Она уставилась на меня, будто опасаясь худшего, и опустилась на краешек стола. – Что вы делаете на Рождество? – спросил я, пытаясь завязать разговор. – Поедете к отцу?

– Боже, нет, – нахмурившись, ответила она. – Вы не поверите, но он женится на какой–то малышке на Бермудах. Я хочу сказать, я ей в матери гожусь. Понятно, что она с ним из–за денег. Сомневаюсь, что ради его прекрасной фигуры, верно?

– Этого я не знаю, – ответил я, понимая, что не стоит говорить, что это для меня не новость. – Возможно, это любовь, – добавил я, просто чтобы позлить ее. Нехорошо с моей стороны, я знаю, но что уж тут поделаешь.

– Вообще–то я собираюсь к матери, – продолжала она. – Она способна свести меня с ума за пятнадцать минут, но если я не приеду, она останется одна со своими кошками. К тому же она вполне может сунуть в духовку вместо индейки свою голову.

– Зачем ей совать голову в индейку? – спросил я. Кэролайн мрачно посмотрела на меня. Я откашлялся и продолжил: – Хорошо. Послушайте, я хотел поговорить с вами до вашего отъезда. – Я долго раздумывал, есть ли смысл устраивать эти встречи в канун Рождества: я понимал, что одна из них должна закончиться хорошо, а вторая, возможно, нет. Даже вот этот разговор может пройти хорошо, подумал я, хотя навряд ли. Но для меня было важно закончить все дела до Рождества. – Стало быть, вы разговаривали с отцом? – уточнил я.

– Да, конечно. Неделю назад. А что?

– Ага. А после этого – нет?

Она с подозрением посмотрела на меня, отошла от стола и села в кресло.

– Нет, а почему вы спрашиваете?

– Ну, во–первых я хотел поговорить с вами о работе, – сказал я. – О прежней работе Джеймса.

– Вы всегда говорите «прежняя работа Джеймса», Матье, хотя занимаетесь ею уже добрых полгода. Почему?

– Неужели так долго? – сказал я. – Боже милостивый. Неудивительно, что я так устал.

На ее лице появилась самодовольная улыбка.

– Значит, вы приняли решение, – сказала она, и я кивнул:

– Я собираюсь кое–что изменить. Во–первых, вы будете рады услышать, что вопрос с Тарой Моррисон улажен. Она приступает к работе первого января, пару месяцев будет заниматься созданием своей новостной программы. Мы надеемся, что премьера состоится первого марта.

– Великолепно, – кивнула она. – Это отличное решение, – добавила она твердо, будто я отчитывался перед начальством.

– Также я принял решение по поводу прежней работы Джеймса и должен признать, что в одном вы были правы. Нет нужды проходить все ступени карьерной лестницы в индустрии, чтобы достигнуть ее верхушки. Достаточно просто понять, из чего эта лестница складывается.

– Благодарю вас, – сказала она, радостно ухмыляясь, точно я уже предложил эту должность ей. – Думаю, я смогу доказать, что я…

Я поднял руку, призывая ее помолчать.

– По этой причине я решил, что должен выбрать того, кто выказал подлинный энтузиазм, чего–то добился в этом деле и, кроме того, разбирается в телеиндустрии. Того, кто понимает, чего хочет публика, и способен ей это дать. Того, кому я полностью доверяю…

Долгое молчание.

– Да? – прошептала она.

– Новым исполнительным директором станции станет Томми Дюмарке, – сказал я.

Она поморгала и через секунду расхохоталась.

– Томми Дюмарке! – закричала она, точно это была несусветная чушь. – Да вы смеетесь надо мной. Мыльная звезда?

– Уже нет. У него рак яичка. – Кэролайн вытаращила глаза и раскрыла по–рыбьи рот, и я поспешно уточнил. – У его персонажа, я хотел сказать. Его уволили. Вы ведь знаете об этой истории с наркотиками…

– Я знаю, что он ваш племянник, – вот что я знаю! – завопила она. – Вы назначаете на руководящую работу своего племянника, известного наркомана, который спит со своей невесткой и вот уже девять лет никуда не выезжал из Лондона? Что же это за качества? Что же это за опыт?

Я изумленно вытаращился на нее:

– По–моему вы путаете…

Ей было наплевать.

– Что это, черт возьми, за навыки, Матье? Вы можете мне объяснить?

– Да, – твердо сказал я, – могу. Он увлеченный, талантливый, знающий. Он открыл новую страницу жизни. И я считаю, что он справится с этой работой. У него хватит для этого способностей.

– И вы считаете, что эта страница останется перевернутой. Ради бога, да он возможно прямо сейчас свернул из нее косяк и раскуривает!

Я хотел было возразить, но промолчал. Кэролайн покачала головой, глядя на меня, как на ненормального.

– Что ж, мне очень жаль, – наконец сказала она. – Но вам придется сказать ему, что этому не бывать.

– Я не могу этого сделать, Кэролайн.

– Значит, придется напрячься. Может, у вас с Аланом и бо́льшая часть акций, но я все еще контролирую тридцать процентов и не позволю этому человеку стать директором.

Я вздохнул:

– Кэролайн, эти акции принадлежали вашему отцу, а не вам. И они не были предназначены для того, чтобы вы получили хорошую работу.

– Но и не предназначены для того, чтобы нанимать ваших сомнительных родственничков. Вы можете позвонить Томми прямо сейчас и отказаться от этого нелепого предложения, или я сделаю это сама.

– Вы не акционер, – повторил я.

– Мой отец акционер! И поскольку он в…

– Ваш отец больше не акционер, – сказал я, не обращая внимания на ее вопли. Кэролайн смолкла немедленно.

– О чем вы говорите? – спросила она. – А кто же он? У него тридцать про…

– Ваш отец продал свои акции, – сообщил я ей. – Жаль, что вам об этом приходится говорить мне, – ему следовало сделать это самому. Он продал акции, Кэролайн. Вы их больше не контролируете.

Она покачала головой, и я увидел слезы у нее на глазах.

– Вы лжете, – сказала она, хотя понимала, что это не так.

– Боюсь, что нет. Мне очень жаль.

– И кому же он их продал?

– Мне, – ответил я. – Это очевидно. Так что, как вы понимаете, я вправе контролировать эти вопросы. Сожалею, если вас это расстроило, но я не хочу, чтобы вы уходили. Честно, Кэролайн, я этого не хочу. Со временем Томми может поменять здесь все, что сочтет нужным, но обещаю вам, честью клянусь, что пока я буду акционером этой телестанции, здесь всегда найдется работа для вас.

Она кивнула, уставившись в пол; ей больше нечего было сказать. Я понял это как знак, что мне пора уходить, встал и направился к двери.

– Дело в том, – сказал я уже у двери, – что у меня никогда не было детей. И я никогда не владел еще собственным предприятием, что довольно странно. Назначение Томми… что ж, это превращается в семейный бизнес. И мне нравится эта идея. Он сам скоро станет отцом. Я уверен, вы поймете.

Больше сказать было нечего, поэтому я вернулся к себе. Через несколько минут я услышал, как закрылась ее дверь и высокие каблуки процокали к лифту. Я с облегчением вздохнул. Дело сделано. Я свободен. Все закончилось.

Теперь можно идти домой.

Глава 26
ОКОНЧАНИЕ

В итоге все истории и все люди сливаются в одно.

У меня хорошая память, рассудок не утратил ясности, но бывало, что размышляя над этими воспоминаниями, я тщетно пытался припомнить некоторые имена и, должен признаться, что несколько человек – кого–то из матерей Томасов, к примеру, – мне пришлось наградить псевдонимами или же просто полностью проигнорировать. Сложно запомнить такое количество людей, 256 лет – долгий срок.

Да и все равно почти все ныне мертвы. Мы с Джеком Холби бежали из Англии и отправились на континент, где вскоре расстались. Джек двинулся в Скандинавию, и я больше никогда о нем не слышал. Я был рад, что не предал его, но всегда испытывал странные и неясные чувства по поводу смерти Доминик; подчас понимаешь, что человек недостоин любви, и тем не менее продолжаешь любить; ты необъяснимо привязан к нему, и это не проходит, даже если предмет твоих чувств предает твое доверие. Подчас тот, кого любишь, остается глух к твоим чувствам, а ты не можешь найти слов, чтобы выразить их.

Тома, младший брат, которого я оставил у мистера и миссис Амбертон, вырос и отыскал меня в моем новом доме в Мюнхене; там он начал недолгую карьеру грабителя банков и был до смерти забит дубинкой служащим банка в свой двадцать третий день рождения. Возможно, мне следовало взять его с собой, как и планировалось.

В своей жизни я наделал немало ошибок, но в итоге смог кое–что исправить. Потому что Томми жив. Он начал работать через день после Рождества и почти сразу же пришел ко мне с десятком удачных идей на будущее. Я официально ушел в отставку. Он прекрасно справится и сам.

Планы на день у меня были простые. Город активно готовился к новогодним праздникам, и меньше всего на свете мне хотелось становиться частью безумного сборища пьяниц, проповедников, террористов и плебеев, почувствовавших внезапное желание отметить это событие в компании представителей своего вида. Я слишком хорошо представлял себе, как это выглядит, поскольку видел такое раньше.

Я уже дважды встречал начало нового века и вот надо мной навис еще один. Я никогда не уставал от жизни. Современные люди плохо себе представляют, как все было столетия назад, поскольку прогресс движется семимильными шагами. Когда я родился, люди путешествовали на лошадях и в каретах, а теперь мы добрались до Луны. Мы писали перьями на бумаге, посылали письма, чтобы поддерживать общение. Мы отыскали способ бежать от главной вещи, которую наше бытие гарантирует нам, – жизни на этой планете.

Так что я отправился на прогулку. Надел пальто и шарф, поскольку пришла зима, взял из подставки в холле трость – свадебный подарок секретарши Бисмарка[115]115
  Отто фон Бисмарк (1815—1898) – немецкий государственный деятель, рейхсканцлер Германской империи.


[Закрыть] по случаю моего восьмого бракосочетания (с нею самой, вообще–то), и вышел на улицы Лондона. Я гулял несколько часов, пока не утомился. Мне хотелось побродить по улицам, пройтись по Черинг–Кросс–роуд к Оксфорд–серкус, до Риджентс–парка и Лондонского зоопарка, в котором я не бывал уже много лет. Я свернул к Кентиш–Таун, съел сэндвич и выпил пива в разукрашенном по случаю праздников пабе. За тремя соседними столиками сидели пожилая пара, сосредоточенно поглощавшая пищу, – они молчали, но похоже, что их вполне устраивало общество друг друга, – средних лет муж с женой, раздраженно барабанившие пальцами по столу, – они казались подавленными и уставшими, – и парочка подростков, оба свежеподстриженные и одетые, как мне показалось, в обновки: они смеялись, шутили, обнимались, целовались. Во время поцелуя рука мальчика легонько коснулась груди подружки, она со смехом шлепнула его, он показал ей язык, широко улыбнулся, показал ей нос и оба радостно захихикали; я тоже засмеялся.

Я прогулялся по Камден–Тауну до вокзала Сент–Панкрас, обошел вокруг Рассел–сквер и Блумсбери, где целый маленький парк напротив огромного краснокирпичного отеля накрыли брезентовым тентом, готовясь к вечерним празднествам. В итоге я вышел по Тоттенхэм–Корт–роуд к Уайтхоллу и свернул в Сент–Джеймс–парк, где уже собралась толпа: знак, что пора возвращаться домой. Я постоял перед памятником королеве Виктории, глядя на дворец и вспоминая те три раза, что я бывал там, один ужасный роман и персонажей, которых встречал в этом здании; сейчас они ждали миллениума, нервически сглатывая. Затем я вернулся домой, на Пиккадилли, где закрыл за собой двадцатое столетие – два простых слова, значивших для прогресса, революции и надежды больше, чем любые другие, – и приготовился познакомиться с его преемником.

Телефон зазвонил около шести вечера. Я осторожно снял трубку, уже готовый отказаться от любых запоздалых приглашений. Но это был Томми – он звонил из той же больницы, где несколько месяцев назад лежал в коме.

– Поздравляю, – сказал я, широко улыбнувшись, когда он сообщил мне новости. – Как Андреа? С ней все в порядке?

– Устала. Но все будет хорошо. Это не такой уж тяжелый труд. Ну для меня, по крайней мере…

Я засмеялся.

– Чудесные новости, – сказал я. – Очень рад за вас обоих.

– Спасибо, дядя Мэтт, – ответил он. – И послушай – я еще раз хочу поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал. Это новая страница. У меня такое чувство, будто моя жизнь началась только сегодня. Я покончил с шоу, я выздоравливаю. У меня семья, отличная работа. – Он замолчал, а я не знал, что сказать; он так искренне благодарил, и я был рад, что у меня все получилось. – Просто… спасибо, – закончил он.

Я пожал плечами.

– Не стоит об этом, – ответил я. – А на что же еще нужны дядюшки? А теперь скажи мне, как вы собираетесь его назвать? Знаешь, у нас уже добрые восемьдесят лет не было простого старого доброго «Тома». Как тебе? Или, может быть, «Томас»? Или это слишком официально для малыша?

Томми рассмеялся.

– Не думаю, чтобы мы воспользуемся этими вариантами, – ответил он, и я удивленно моргнул.

– Но такова традиция, – сказал я. – Все твои предки всегда называли своих…

– Вообще–то мы подумываем о Еве, – поспешно сказал он.

– Еве?

– Ага. Это девочка, дядя Мэтт. Прости, что разочаровал тебя, но у нас родилась дочка. Боюсь, я нарушил цикл. Как считаешь, ты сможешь на сей раз поладить для разнообразия с племянницей?

Я громко засмеялся и покачал головой:

– Ну, попробую… – Новость меня потрясла. – Девочка. Даже не знаю, что сказать.

Я повесил трубку и застыл в задумчивости; у меня не было слов. Я не ожидал появления девочки, но теперь мне казалось, что это правильно. Я был рад за него. И за нее. Это начало с нуля, свежая линия. Может, теперь больше не будет никаких Томми. Наконец я встряхнулся и медленно направился в гостиную, но вдруг остановился возле ванной и вошел, включил свет над раковиной, дернув за шнурок. Повернув кран, я наклонился и сунул руки под холодную воду. Я поежился, потянулся за полотенцем и на мгновение застыл с ним в руках, увидев свое отражение в зеркале. Сомнений не было. Для человека моих лет я по–прежнему в потрясающей форме. Но приглядевшись, я заметил морщинки под глазами – там, где их не было несколько недель назад. И волосы, прежде лишь подернутые легкой сединой, начали белеть. А ниже левого уха обнаружилась точка, подозрительно напоминающая печеночное пятнышко. Затаив дыхание, я с удивлением уставился на свое отражение.

Потом резко дернул шнурок, и свет погас.