Текст книги "Бангкок-8"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 38

Как я и предполагал, мы направлялись на Рашада-стрип. Представьте себе город пороков Лас-Вегас. Неоновая восточная архитектура, довольно вульгарная, наподобие свадебного торта. Вообразите, что здесь ночью приходится надевать темные очки и днем неон успешно соперничает с солнцем, а большинство реклам содержит слово «массаж». Машина скользнула на территорию отеля «Эмеральд», и лакеи одновременно открыли все четыре дверцы «лексуса». Их обучили оказывать такую услугу коротышкам японцам с астрономическими банковскими счетами, поскольку европейцы появляются в этом отеле нечасто. Хотя в последнее время я начал сомневаться, европеец ли вообще Сильвестр Уоррен.

Я стоял в окружении двух своих сторожей и наблюдал, как полковник пересек просторный вестибюль и заговорил с одним из двенадцати портье, который отвесил ему поклон. Даже на расстоянии ощущалось возникающее при упоминании фамилии Уоррена почтение. Викорн мотнул нам головой, и мы присоединились к нему перед дверями лифтов. Мы сели в тот, что поднимался в пентхаус. Когда на табло кабины загорелась цифра 33, мы вышли и оказались в другом вестибюле. Нас приветствовала молодая женщина в синем с золотом саронге и проводила в помещение размером со школьный зал, с окнами с пола до потолка, с просторными диванами и орхидеями в хрустальных вазах. В профиль к нам стоял худощавый человек в смокинге, сшитом по моде двадцатых годов. Мои сторожа остались на первом этаже, и только полковник и я поклонились хуну. К моему удивлению, он ответил нам тем же – правильно и в нужный момент. По этикету важный человек может вообще не кланяться такой мелюзге, как мы. Но его жест был исполнен изящества, и это не укрылось от Викорна. Еще недавно полковник ругался в машине, а теперь демонстрировал почтение и расплывался в улыбках перед этим источником богатства и власти.

– Добро пожаловать в Шангри-Ла.

Уоррен широко улыбнулся, и в его улыбке, кроме всего прочего, промелькнула самоирония. От такого непробиваемого коварства у меня упало настроение. Он превосходно контролировал свои чувства, а весь его облик наводил страх. Хороший загар, знакомая по фотографиям филигранная цепочка на левом запястье, аромат дорогого одеколона и безжалостные серо-голубые глаза, которые как будто говорили, что любовь – это всего лишь средство достижения конца, а обожание – вид маскировки в джунглях. Нас настолько подавляла аура Уоррена, что потребовалось не меньше минуты, чтобы мы с полковником заметили, что в комнате находится кто-то еще.

– Вы, конечно, знакомы с полковником Сувитом, суперинтендантом Пятнадцатого района?

Я почтительно поклонился плотному, с бритой головой мужчине в полковничьей форме, а не слишком удивленный Викорн только кивнул. Присутствие Сувита меня потрясло, и в немалой степени оттого, что явилось откровенным подтверждением моих худших опасений: мне не дадут продвинуться ни в профессиональном, ни в личном плане. Я буду словно птица биться о стекло, пока не упаду от изнеможения и не присоединюсь к другим птичьим трупикам. Моя голова закружилась.

– Я попросил полковника Сувита прийти, поскольку мне известно, что именно он отвечает за территорию, где обнаружили покойного Уильяма Брэдли. Мы с полковником много лет знаем друг друга, и я обрадовался, что у меня появился повод насладиться его обществом. – Фраза получилась немного цветистой, поскольку Уоррен говорил по-тайски, а мы обожаем подобный стиль. Одновременно он наблюдал за мной и, постигнув мою суть, вздохнул с облегчением. Как он и предполагал, я не представлял для него угрозы. Он видел меня насквозь. – К сожалению, в нынешнюю поездку я почти не располагаю временем. – Он помолчал, словно искренне не знал, что сказать. И скользнул глазами по Сувиту, но тот оставался непроницаемым. Этот американец был недоступен для моего интуитивного восприятия, даже его вибрации находились под строгим контролем, словно он жил, отгородившись от окружающего мира щитом. – Поэтому я предлагаю следующее – думаю, что это в интересах каждого: я расскажу то, что знаю, а если что-то упущу, детектив Джитпличип задаст мне вопросы.

– Уверен, хун Уоррен, вы ничего не упустите и детективу не придется задавать вам ни единого вопроса. – Сувит даже не удосужился посмотреть в мою сторону, только, изогнув бровь, покосился на Викорна. Тот с сомнением наклонил голову. Враждебность двух полковников была моим единственным утешением в этом дворце неподвластного правосудию человека.

– Прежде всего, детектив, позвольте принести извинения. Я должен был сразу же связаться с вами, а не заставлять себя искать.

Извинившись, к моей огромной неожиданности, Уоррен перешел на английский и тем самым ловко вывел из беседы обоих полковников, которым не осталось ничего иного, как молча наблюдать за нами. У него было мягкое, почти британское произношение. Пока я подыскивал достойный ответ на его изящное вступление, он продолжил:

– Я услышал о смерти Брэдли, видимо, вскоре после того, как вы его обнаружили. Позвольте быть откровенным: у меня много друзей в вашей стране, большинство из них занимают высокие посты и, будучи тайцами, оберегают меня. Они знали, что мы с Брэдли в приятельских отношениях, нас свела неподдающаяся разумному объяснению страсть к нефритам. – Уоррен сделал паузу, изучая выражение моего лица, затем продолжил: – Как сказал Хемингуэй об охоте на крупного зверя, человек либо понимает, либо нет. Для тех, кто не понимает, помешательство на нефритах в мире, где правит силикон, покажется смешным. Зато остальные легко поверят в дружбу сержанта морской пехоты и ювелира. Увлечения сближают самых разных людей. Если они находят общие интересы – вина, лошади, голуби, соколы, драгоценные камни, – им безразличны социальные барьеры. Ювелир не обязательно очень важный человек. Но моя профессия требует, чтобы я собирал вокруг себя действительно влиятельных персон. Кто покупает драгоценные камни, как не богатые? Мои друзья и клиенты правят этим миром, а я лишь скромный торговец.

Последнюю фразу он произнес без тени самоуничижения, но и без самоиронии. Она означала конец вступления. Уоррен достал из кармана смокинга мундштук, подошел к одному из кофейных столиков, взял пачку сигарет и, игнорируя полковников, предложил мне. Я молча отказался, поняв, что удостоился особого отношения – как осужденный на смерть в последнюю ночь перед казнью. Уоррен вставил сигарету в мундштук, естественно, из нефрита, и продолжил, подчеркивая жестами важность слов:

– Перехожу к сути. Лучшие в мире нефриты и жадеиты добывают в Качинских горах в Бирме. Так было в течение тысяч лет. И каждый год из этих тысяч политическая ситуация в Бирме оставалась неустойчивой, человеческие потери в шахтах – огромными, алчность посредников-китайцев – а этим делом всегда занимались китайцы – ужасающей. Но и сегодня положение не лучше, чем во времена межгосударственных войн. Коррумпированная и, вероятно, безумная военная хунта жаждет обогащения и продает нефриты наравне с опиумом и метедрином. Шахтеров, чтобы те могли вытерпеть нечеловеческие условия работы, подсаживают на героин, многие заражаются СПИДом и умирают от иммунодефицита. Смертность среди рабочих чрезвычайно высока, но это вполне устраивает хунту, которая не хочет, чтобы они возвращались в Рангун и распускали слухи. Но информация все-таки просочилась: западные журналисты опубликовали несколько статей и сопроводили их фотографиями, показывающими, в каком убожестве умирают люди в третьем мире. В наши дни все имеют собственные взгляды на политкорректность. Что же это такое – политкорректность: проявление высокого благородства или формирование общества хулителей, недоумков и узколобых, самодовольных ханжей? Можете сами догадаться, какой я даю ответ на этот вопрос. В качестве торговца, чьи клиенты желают, чтобы в них видели носителей высокой общественной морали, я должен проявлять осторожность. И не имею возможности открыто признать, откуда поступают мои нефриты. В двух словах: я почти десять лет не ездил в Рангун. – Уоррен пожал плечами. – Если нельзя продать новый нефрит, я должен продать старый камень. К счастью, такие находятся. Не все нефриты из разграбленного Запретного города отличаются высоким мастерством отделки. Есть такие, что не грех кое-что подправить в соответствии с требованиями рынка. Можно замаскировать новый нефрит, придав ему вид старого. Например, подделать под предмет из императорской коллекции. В этом нет никакого обмана. Покупательница прекрасно знает, что она приобретает, но рада схитрить в угоду псевдоморали странных нынешних дней. Если ей не нравится дизайн, она просит переделать вещь, и я отдаю ее своим мастерам. В конце концов, речь идет не о вымирающих животных, а запасы нефрита еще есть. И бирманское правительство не собирается сворачивать торговлю. Если я не возьму камень по приемлемой цене, его заберут китайские конкуренты. Как я уже сказал, в истории еще не было такого, чтобы человек с чувствительной совестью захотел бы приобрести нефриты в Бирме. Я не могу себе позволить подобной щепетильности. На заре своей карьеры я решил, что не стану конкурировать с такими людьми, как де Бирс, Бушрон, и всей вандомской кликой. Решил, что моей вотчиной станет Юго-Восточная Азия. И потратил немало времени и денег на охрану своей территории. Средства массовой информации могут сколько угодно говорить о высоком, но на Земле ничего не изменилось со времен войн за место под солнцем между неандертальцами и хомо сапиенс. Мы одержали верх, потому что умели вести грязную войну.

Уоррен закурил, и при этом его рука едва заметно дрогнула. Такую слабость мог подметить лишь ум, обостренный медитацией.

– Ювелир – это тот же торговец, а все торговцы ищут новые возможности. Когда я наткнулся на сайт Брэдли в Интернете, то увидел такой шанс. А познакомившись, понял, что не ошибся. Впечатляюще. Он уже совершил путешествие в Лаос и в джунгли неподалеку от бирманской границы, где на пробу приобрел несколько кусков жадеита. Но эксперимент провалился – нельзя стать торговцем камнями за одну ночь. Этому учишься всю жизнь. В то же время он находился в стесненных обстоятельствах, поскольку вел шикарный образ жизни и залез в долги. Полагаю, вам не надо объяснять, что в этой стране значит слово «долг». Акулы-ростовщики, которым он задолжал, зашевелились. Я, естественно, выплатил его долги и взялся содержать его сайт в Интернете. Можно сказать, спас ему жизнь. А потом сам ссудил ему деньги под очень скромный процент, чтобы он мог выкупить дом из тика, который до этого снимал. И помог обставить всяким хламом из своей коллекции. Многому научил в торговле нефритами и познакомил со своими ближайшими помощниками – все они китайцы и вели со мной дела на протяжении трех поколений. Они живут в Бирме, Камбодже и Лаосе, и я не предпринимаю никаких действий, не посоветовавшись с ними. В частности, о том, как лучше анонимно переправлять камни в Таиланд. Поскольку на границе Таиланда с Бирмой часто возникают проблемы, они порекомендовали перевозить нефрит через Лаос и Камбоджу, с востока. Через территорию кхмеров. Иногда мы переправляли камни с северо-запада, через места проживания народности карен. – Он помолчал и затянулся. – Брэдли, если угодно, стал моим секретным агентом. Он обеспечивал доставку камней на мои склады. И еще договаривался с местными мастерами, и те делали копии с некоторых шедевров моей коллекции. А я предлагал их самым разборчивым и неболтливым клиентам. Хорошему детективу, такому как вы, ничего не стоит проследить происхождение таких вещей, но журналистам, любителям копаться в грязном белье, это не под силу. – Уоррен пожал плечами. – Стал ли я финансировать Брэдли? Не совсем и не всегда. Я вытащил его из ямы, и благодаря мне он, оставаясь морским пехотинцем, сумел увеличить свой доход. Но его услуги никогда бы не принесли тех денег, которые могли ему потребоваться после отставки. Отдавал ли я себе отчет в том, что с помощью моих связей он может поддаться искушению вложить средства в какое-нибудь незаконное предприятие? Было бы глупо не заподозрить этого с самого начала. Единственное ограничение заключалось в том, чтобы мои камни и его товары доставлялись разными путями. Ограничение, которое, как я полагаю, он иногда нарушал. – Ювелир улыбнулся. – Но такое незначительное отступление не заставило бы меня пойти на убийство.

Я зачарованно слушал, а он не оставлял камня на камне от моего расследования. Это была блестящая речь, полная скрытых намеков на невысказанное обвинение, как у защитника, который признает, что его клиент нарушил правила дорожного движения, но тем самым отвергает обвинение в убийстве. Теперь я понял, что именно Уоррен настоял на встрече со мной, хотя оба обиженно притихших во время его разглагольствований полковника возражали. После того как он настолько подробно объяснил свое поведение, у меня не осталось ни моральных, ни юридических прав преследовать его. Нейтрализовать детектива этим способом оказалось намного надежнее, чем силой власти. До этого мне не случалось встречаться с гангстером такого масштаба, против которого даже полковник Викорн казался дилетантом. Я перешел на тайский и поблагодарил его за то, что он уделил мне время, попросил извинить за причиненное ему непреднамеренное и оттого простительное беспокойство.

Мои слова вызвали вздох облегчения у обоих полковников и улыбку у Уоррена, который, впрочем, продолжал изучать мое лицо, пытаясь понять, искренне ли я говорю. Когда мы вчетвером направились к двери, я заметил, что он не вполне уверен, что сумел до конца меня убедить. Короткая пауза – казалось, он размышлял, как поставить последнюю точку над i, затем пожимание плечами, и мы распрощались.

Спускаясь на лифте вниз, мы молчали. Затем Викорн как бы невзначай спросил:

– О чем он говорил?

Сувит повернулся и внимательно на меня посмотрел.

Я рассказал.

– Так ты удовлетворен? Больше не будет письменных просьб устроить встречу с друзьями сильных мира?

– Удовлетворен, – ответил я.

И не решился упомянуть о Фатиме, присутствие которой в галерее Уоррена превратило в насмешку все, что он говорил сегодня утром, хотя я пока не взялся бы объяснить почему.

В вестибюле у меня возникло ощущение, что полковники не склонны меня отпускать. Оно окрепло с появлением моих стражей, которые шагнули к нам и заблокировали проход спереди и сзади.

– Присядем, – предложил Викорн и указал на большие красные диваны вокруг кофейного стола размером чуть меньше всей моей комнаты. Он положил мне на плечо руку и заставил сесть. Полковники опустились рядом, сев как можно ближе по обе стороны от меня: левый локоть Сувита уперся мне в правый бок, а Викорн прижался слева. Никогда я еще не чувствовал себя столь востребованным. Вот уж поистине с ножом к горлу. Сувиту было пятьдесят – на десять лет моложе Викорна, опасный возраст для копа в Таиланде. Он не скопил такого состояния, как мой начальник, хотя и не из-за отсутствия желания. Ревнивая, жестокая натура, он никак не мог понять, что хороший гангстер тратит деньги, чтобы заработать еще большие деньги. Слишком сильно давил (такие ходили слухи, которые подтверждала статистика избиений и смертей в его районе). Если Викорн напоказ жертвовал средства на нужды бедняков и тем самым зарабатывал поддержку у местных жителей, Сувит убирал тех, кто становился у него на пути, – метод, который многие считали недостойным. Стражи Викорна сели на диван напротив и ели меня глазами.

– Расскажи мне о себе, – потребовал Сувит. – Как такая мокрица вообще стала копом?

– Он был соучастником обвиняемого в убийстве.

– Недурное начало, – заключил Сувит.

– Отец его матери был верным последователем моего брата. Этот парень вместе с убийцей провел год в его монастыре. После этого Тайская королевская полиция покажется избавлением. – Викорн вздохнул, достал плоскую жестянку с манильскими сигарами, но не предложил ни мне, ни Сувиту. Закурил и, нахмурившись, затянулся. – Вы не знаете моего брата. Ему ничего не стоит перетряхнуть человеку ум, как некоторым разобрать и собрать часовой механизм. Часы потом не показывают время, но исправно тикают. Он и с этими двумя поступил точно так же.

– Но вы же восхищаетесь братом, – упрекнул я его.

Викорн не обратил на мои слова внимания и снова затянулся.

– Затем он послал их ко мне. Все повторилось, как в детстве: он что-нибудь ломал, а мне приходилось чинить.

– Он на пятнадцать лет старше вас, – уточнил я.

– Вот именно. Тем обиднее, что потребовалось за него исправлять. Я сделал все, что мог, но он раскрутил такие винты, до которых я так и не сумел добраться. Можете себе представить, этот Сончай ни разу не спал со шлюхой.

– Он что, гомик?

– Хуже. Он архат. Не берет денег.

– В самом деле куда уж хуже. Я рад, что он не в моей команде. И что, вы ничего не можете поделать?

– Можно затащить лошадь в реку…<sup>[34]34
  Можно затащить лошадь в реку, но нельзя заставить ее пить (посл.).


[Закрыть]</sup>

Словно по сигналу, полковники подхватили меня под локти и поставили на ноги. В каком-то отношении было бы лучше, если бы они действовали в соответствии с планом, но я на это не рассчитывал. Они были тайскими копами, и, выходя из отеля под присмотром охранников, я чувствовал, что оказался в плену глубоко въевшихся профессиональных навыков.

– Прогуляемся, – предложил Викорн. – День уж больно хороший.

Очередная ложь. Воздух был таким удушливым, что не продохнуть, солнце не могло пробиться сквозь городской смог, и люди в изнеможении перебегали из одного убежища с кондиционером в другое. Через пару сотен ярдов мы оказались напротив консульства Украины. Здание наводило на размышления: о чем думал чиновник средней руки, освобожденный от смирительной рубашки социализма и роющий землю носом, желая получить повышение, когда выбирал место для посольства в центре мирового скопления борделей? Еще через сотню метров Викорн указал подбородком в сторону неонового рекламного щита размером с грузовик. Он висел на доме, отдаленно напоминавшем колониальное поместье, – пять этажей были выстроены на площадке размером с футбольное поле. Светящиеся надписи на английском, тайском, русском, японском и китайском языках свидетельствовали, что в здании находится «Нефритовый дворец». Реклама на пяти языках сообщала также, что здесь располагаются массажные кабинеты. Я попробовал вырваться, но Сувит и Викорн держали меня железной хваткой. А сзади дышали в спину охранники.

– «Нефритовый дворец» – это мне нравится, – проговорил Викорн, пока мы поднимались по лестнице и слуги кланялись и открывали перед нами большие стеклянные двери.

В вестибюле взгляд неизменно приковывало огромное окно длиной примерно сто футов, за которым были видны сотни три пластмассовых стульев. Это был день, и большинство стульев оставались пустыми. За стеклом сидело не больше тридцати красивых женщин. Все они прошли тщательный отбор и имели фарфоровую кожу, грудь превосходной формы и завлекающие улыбки. Викорн повернул мне голову, чтобы убедиться, что я на них смотрю.

– Фантастика! Благодаря заоблачным ценам и непомерным чаевым они хотят тебя не меньше, чем ты их. Какую ты выбираешь?

Я бросил на него дикий взгляд и помотал головой. Сувит крепко стиснул мне руку, а Викорн, наоборот, отпустил и отправился переброситься несколькими фразами с одним из мужчин в вечернем костюме. Охранники подошли ближе. Я заметил, как полковник достал кредитную карточку.

Затем он вернулся, и мы оказались в лифте. Табличка на пятом этаже предупреждала, что там находится VIР-клуб, куда допускаются только его члены. Нас встретили три девушки в изящных шелковых купальных халатах. Их фигурки явно были знакомы со специально разработанной диетой. Они были примерно одного со мной роста и явно соперничали за звание «Мисс Таиланд». Четвертая женщина выглядела лет на сорок. Ниже других, она была в зеленом вечернем платье.

– Это Нит-Нит, Ной и Нат, – объяснила она, низко поклонившись Сувиту и Викорну. Сторожа охраняли лифт.

– Где кабинет? – спросил мой начальник.

Она показала на обитую зеленой кожей дверь в глубине приемной. Викорн повернулся ко мне:

– Выбор за тобой. Что предпочитаешь? Чтобы тебя раздели они или мы? – Он не стал дожидаться ответа и обратился к мамасан: – Заприте за ним дверь и не выпускайте, пока его время не кончится. За сколько я заплатил внизу?

– За три часа. – Мамасан сделала реверанс и поклонилась.

Девушки хихикнули, и меня втолкнули в гигантскую ванную с джакузи, с впечатляющей батареей флаконов с ароматическими маслами, с плазменным телевизором «Сони» в ярд шириной и два фута высотой, подвешенным на кронштейнах, и необъятных размеров кроватью с прорезиненными простынями. Дверь захлопнулась и отворилась снова, и внутрь вошли улыбающиеся Нит-Нит, Ной и Нат. Щелкнул замок, Нит-Нит включила воду в джакузи, а Ной и Нат умело стащили с меня рубашку, брюки, ботинки, носки и трусы и уложили на кровать. Мне не добавило самоуважения и то, что мое сопротивление было сломлено щедрым применением американской продукции. Масло «Джонсонз бэби» – лучший помощник наших девушек. Я отбивался не в полную силу. То есть я вообще не сопротивлялся. И, заняв последний оборонительный рубеж, стал петь на пали<sup>[35]35
  Язык священных книг буддистов.


[Закрыть]</sup> все, что мог вспомнить из священного писания. А помнил я то же самое, что все молодые послушники:

«Монахи, у меня три дворца – один для лета, другой для зимы, третий – для сезона дождей. Все четыре месяца дождей я не покидаю муссонного дворца и не пересекаю его порога; повсюду меня сопровождают придворные, играют музыку, поют, танцуют и всячески развлекают».

Соблазнительный пример Прекраснейшего, по стопам которого я собирался последовать.

Нит-Нит, отойдя от джакузи, разделась донага, провела пальцами по моим швам и сочувственно заохала. Этого хватило, чтобы я разразился слезами.

– Ты хочешь, чтобы телевизор выключили? – нежно спросила Нат, раздеваясь.

– Мне все равно.

– Тогда, если не возражаешь, переключим на футбол.

– «Манчестер юнайтед»?

– Мюнхенский «Байерн».

Покачивая грудями, она потянулась за пультом дистанционного управления.