Текст книги "Бангкок-8"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 36

Копы, которые не берут взяток, должны каким-то образом обеспечивать свое существование. Пичай отлично умел стрелять и завоевывал призы на всех соревнованиях в Восьмом районе. А мне, благодаря моему английскому, доставались фаранги. Наш район не туристическая зона, поэтому моя работа была необременительной: тоненький, но постоянный ручеек тех, кто забрел не туда, куда следовало, и испугался, оказавшись наедине с третьим миром. Среди них были и международные наркопреступники, и дети вроде Адама Феррала.

В то утро за мной послал сержант Руамсантиа, и когда я явился, Феррал уже сидел в комнате для допросов. Бровь пронзала заколка, в ноздре серебряный гвоздик, в ушах несколько колечек, стандартный набор татуировок и блеск в глазах, отличающий пришельцев с других планет. Сержант Руамсантиа был достойным человеком, свято хранил верность жене и вкладывал поступления от взяток в образование детей. Он ничего не имел против татуировок, но терпеть не мог гвоздиков в ноздрях и заколок в бровях. А еще несносных белых юнцов, которые не знали, как кланяться и выражать свое почтение. Когда я вошел в комнату, сержант улыбался Ферралу.

Руамсантиа сидел за деревянным столом, на котором лежали небольшой целлофановый пакетик с травой, стопка ярко-красной папиросной бумаги, газовая зажигалка и пачка самых паршивых тайских сигарет «Крунгтеп», которые, по моему убеждению, вредят здоровью гораздо сильнее марихуаны. Меня много раз приглашали на подобные допросы. Обычно юные фаранги сильно пугались, и в комнате явственно сгущалась атмосфера страха. Но Адам Феррал оставался невозмутим, и поэтому сержант угрожающе улыбался. Он прислонил полицейскую дубинку к ножке стола и, все так же улыбаясь, указал на юношу подбородком:

– Вот, не могу с ним разобраться. Может, тебе удастся вывести его на чистую воду. Явился в полицию под предлогом, что потерялся. Потом стал шарить по карманам, будто что-то искал. И вот сюрприз: на пол вывалился пакет с травкой. Такое впечатление, что он специально нарывался на арест. Подсадная утка или просто дурак? Уж не ЦРУ ли нас проверяет?

Несерьезно. Феррал был слишком молод, и наркотик обычный. Я дал бы ему девятнадцать, от силы двадцать лет.

– Его паспорт у тебя?

Руамсантиа достал из кармана синий паспорт с орлом на обложке и подал мне. Ферралу исполнилось девятнадцать с небольшим, он был уроженцем Санта-Барбары. В визе значилась его профессия – писатель.

Я посмотрел на него.

– Помещаешь свои сочинения в Интернете?

Вопрос застал его врасплох. Сначала покраснели щеки, затем шея. Совсем юнец.

– Иногда.

– «Туристские байки»?

Щеки сделались пунцовыми.

– Потрясающий сайт, так? Сколько всяких удивительных историй о Бангкоке! Твоя тоже обретает форму?

Теперь он смотрел на меня так, словно я был настоящим восточным ясновидящим.

– Что ты ему такого сказал? – заинтересовался Руамсантиа.

– В Интернете есть сайт, посвященный экстремальному туризму. Вроде экстремальных видов спорта, только еще глупее. Юнцы вроде этого едут куда-нибудь подальше и нарочно ставят себя в идиотскую ситуацию, которая грозит пятью годами в тайской тюрьме. Или тем, что их могут забить камнями в Саудовской Аравии, или роковой встречей с удавом в Бразилии. Разумеется, в больших странах система спасения достаточно эффективна, поэтому все их проделки относительно безопасны. Зато они получают возможность написать, как за морями вырвались из лап смерти. Способ опубликоваться. Самая распространенная уловка – попасться в Крунгтепе с марихуаной. В Интернете есть сведения, что за такую порцию наркотика стандартная взятка – пять тысяч батов.

Руамсантиа разозлился – на тайский манер: поджал губы, втянул щеки, его зрачки сузились. Но для Адама Феррала он по-прежнему оставался продажным полицейским с глуповатой улыбкой на лице.

– Спроси, есть ли у него пять тысяч батов, – попросил сержант.

Я перевел вопрос. Феррал расцвел, немедленно выудил из-под серой майки кошелек и достал из него свернутые хрустящие банкноты. Их оказалось ровно на пять тысяч батов. Американец ликующе улыбнулся.

Рука Руамсантиа дрогнула – та рука, что была ближе к дубинке. Сержант был по званию старше меня, и мне не хотелось его злить – гнев мог оказаться убийственным. Но с другой стороны, не наблюдать же, как он вышибает душу из этого юнца. Поэтому я спросил, нужны ли ему еще мои услуги.

– Останься, – приказал сержант. – Будешь переводить. Скажи, чтобы скрутил сигаретку с марихуаной.

Я начал переводить, Руамсантиа положил мне руку на локоть и уточнил:

– Большую, как они иногда делают. Из полудюжины листов.

– Сумеешь? – спросил я.

Феррал ухмыльнулся и принялся за работу. Мы с сержантом с интересом наблюдали, как он, послюнявив розовым кончиком языка полоски клея, умело соединил длинные четырехугольные листочки папиросной бумаги, распотрошил несколько сигарет «Крунгтеп» и высыпал на бумагу табак. Затем разорвал зубами пакет с марихуаной и положил на стол пару щепоток. Ганжа была сырой, и ему пришлось растереть ее пальцем. Сержант не спеша положил на стол дубинку. У юноши сразу отлила кровь от щек.

– Скажи ему, чтобы подмешал в табак весь наркотик.

Глаза Феррала перебегали с меня на Руамсантиа и наконец остановились на внушительной черной дубинке на столе. Он не мог отвести от нее взгляд. У меня похолодело в животе. Но мое беспокойство не шло ни в какое сравнение с ужасом американца. Холодный пот покрыл его лицо – он подумал то же самое, что и я. Быть просто избитым – еще куда ни шло. Но быть избитым под кайфом – совсем иное дело. Боль и ужас усиливаются в сотни раз.

– Лучше делай, как он сказал, – посоветовал я.

Феррал вернулся к работе. Но теперь ему стало не до смеха, руки заметно дрожали.

– Ты его уже основательно запугал, – прошептал я по-тайски.

– Недостаточно. Будет насмехаться над нами, как только окажется со своими приятелями на Каошан-роуд.

– Он настолько боится, что не в состоянии забить косяк.

Теперь руки американца не только дрожали, время от времени их сводило, и он просыпал травку на стол.

– Переведи, я не причиню ему вреда, если он станет в точности выполнять все, что я ему скажу.

Эта новость слегка успокоила парня, он даже подумал, что курить мы станем втроем: тусовка в полиции – превосходная тема для странички в Интернете. Но глаза оставались беспокойными, дубинка явно не давала ему покоя.

Скрученный косяк оказался похож на скособоченную белую дымовую трубу. Феррал посмотрел на сержанта, спрашивая разрешения закурить, тот кивнул. Американец затянулся всего один раз и предложил Руамсантиа. Сержант отказался. Я тоже покачал головой. Феррал остался сидеть с гигантской сигаретой и недоумевающим выражением лица.

– Пусть выкурит всю, – потребовал Руамсантиа и стал катать дубинку меж ладоней, отчего она издавала звук, похожий на приглушенный гром.

Феррал поднял на меня глаза, но черная палка выглядела настолько угрожающе, что он сделал еще пару затяжек.

– Скажи, чтобы затягивался как следует, в легкие.

Чересчур большая доза марихуаны заставила американца согнуться от мучительного кашля. Поборов приступ, он сделал новую затяжку.

Руамсантиа смилостивился только после того, как стало ясно: стоит Ферралу затянуться еще раз, и содержимое его желудка окажется на полу. К тому времени он выкурил три четверти сигареты и воспринимал окружающее в мельчайших деталях: пылинку в столбе света, витки папиллярных линий на указательном пальце своей левой руки.

Сержант взял зажигалку, поводил пламенем перед глазами парня, а затем банкноту за банкнотой сжег все пять тысяч батов. При курсе сорок три бата за доллар это составляло примерно сто двадцать долларов. Адам Феррал не мог похвастаться богатством, на такую сумму он неделю бы жил в Бангкоке. Но по его удивленным глазам я понял, что потрясение намного глубже. Запад правит миром при помощи денег. И вот нищий тайский коп с презрением на лице жжет купюры. Это разрушало все представления, особенно если присутствовавший при этом человек молод и под кайфом. Червячки пламени ползали по банкнотам, и от них отлетали невесомые золотые частицы. Огонь пожирал деньги. Теперь Феррал смотрел на сержанта с ужасом и глубоким почтением. Руамсантиа мог бы на этом остановиться – американец надолго запомнит его урок. Но мысль, что какой-то иностранец вздумал использовать Тайскую королевскую полицию для своих легкомысленных литературных упражнений, вызывала у сержанта холодную ярость.

– Я посажу его в яму.

– Тебе это нужно?

Руамсантиа обрушил гнев на меня:

– По-твоему, я ему мало сочувствую? Хорошо, предложи на выбор: либо восемь часов в яме, либо честный суд и пять лет в «Бан Кван». Спроси, что он предпочитает?

Вопрос не стоило даже задавать, однако гнев сержанта поверг в трепет даже меня.

– В яму? – переспросил парень, произнеся это грозное слово явно с большой буквы и растягивая звуки, а оно в это время стремительно разрушало его психику.

Руамсантиа обошел стол, схватил американца за шиворот и выволок в коридор. Последнее, что я заметил, – дикий, отчаянный взгляд парня. Феррал видел во мне мостик к цивилизации, убогий, ненадежный, но единственный, который был в пределах досягаемости. А я остался в комнате для допросов, жалея о своей прозорливой догадке, лучше бы мне не упоминать о сайте в Интернете. Руамсантиа ломал в своей яме крутых парней, Ферралу до них очень далеко. К тому же он был под кайфом – принял дозу, которой хватило бы на десять косяков. Да поможет ему Будда!

Я посмотрел на часы: агент ФБР ждала меня уже сорок минут и, наверное, успела прийти в бешенство. Я дал себе слово не рассказывать ей о Феррале в яме. И без этих живописаний поездка обещала быть непростой.

*

Кимберли улыбнулась мне с заднего сиденья. Улыбка получилась довольно вымученной, но за усилие я поставил ей «отлично».

– Простите, что опоздал.

– Не стоит извинений. У вас ведь не одно это дело.

Я кивнул, слегка удивленный ее великодушием. Агент ФБР пребывала в необычном настроении. А когда заметила, насколько я подавлен, вовсе забеспокоилась: уж не обидела ли она меня вчера? Она отдавала себе отчет, что может показаться высокомерной и грубой в нашем вежливом, соблюдающем хороший тон буддистском обществе. Она подумала, что меня покоробило ее откровенное признание насчет моей привлекательности? Очень по-американски. В странах с другой культурой женщина никогда не позволила бы себе такое откровение. А возможно, было что-то еще?

*

Тайская королевская полиция буксировала краденые, конфискованные, незаконно приобретенные и сломанные автомобили на обнесенный забором охраняемый пустырь неподалеку от моего дома. Прошло несколько лет, и рядом образовался побочный бизнес: вблизи отстойника обосновались жестянщики, сборщики металлолома и авторемонтники. Человек, не знакомый с тайскими обычаями, решил бы, что здесь находится отлично спланированная индустриальная зона. Его бы даже покорило то, насколько хорошо охраняется отстойник. По периметру расхаживали сторожа с винтовками М-16 на изготовку – вот как тут берегли частную собственность граждан, пока суд не определит, кому принадлежат свезенные сюда машины.

Агент ФБР приехала со своим набором для снятия отпечатков пальцев и другим оборудованием. Войдя в устроенный на пустыре небольшой кабинет, она приметила дверь в туалет и, достав комбинезон, устремилась к ней. А через несколько минут вернулась в комбинезоне.

Сержант Сурия правил в своем прибрежном королевстве дольше, чем я мог припомнить. Он был известен своей любовью к бумажной работе и прекрасной памятью. Сержант, человек уважаемый, считался одним из тех бескорыстных людей, которые живут лишь для того, чтобы помогать другим. Его лицо выражало необыкновенную заинтересованность, когда он внимательно присматривался ко мне.

– Так ты говоришь, «мерседес» Е-класса, хэтчбек?

Я кивнул с несчастным видом.

– Пригнали две недели назад?

– Около того.

– Номер?

Я назвал ему регистрационный номер машины.

– И сегодня утром вы хотите ее осмотреть? А разве ею не занималась бригада судмедэкспертов?

– Думаю, что да. Но агент ФБР желает сделать это сама. Американское оборудование совершеннее нашего.

– Понимаю. Но проблема в том, что эксперты куда-то переставили машину. Придется поискать.

Я объяснил это Джонс, та пожала плечами. Сурия тем временем изучал ее лицо.

– Хорошо, пойдем поищем. Неужели так трудно отыскать новый «мерседес»-хэтчбек на полицейской территории?

– Жарко.

– Ничего. Если потребуется, сниму комбинезон. Я не боюсь перемазаться.

– А не лучше прийти, когда будет прохладнее?

– То есть ночью? Я здесь уже больше трех недель, и еще не было ни одного прохладного дня. Хотите остаться? Тут работает кондиционер. Пожалуйста, я не возражаю. Только проводите меня к машине, и я сама ее осмотрю.

Сурия не говорил по-английски и ждал, чтобы я перевел. От него не укрылся профессионализм американки, он оценил ее оборудование для экспертизы, комбинезон и стремление заняться делом и вполне понимал мои проблемы. Он был отзывчивым и умным человеком, и я ощущал глубину его сострадания, чувствуя себя от этого еще более несчастным. Я с отчаянием посмотрел ему в глаза:

– Вы примерно представляете, где он может быть?

Сержант сосредоточенно прикусил нижнюю губу.

– Может быть, там? – Он повернулся к реке. – Или там. – Взмах руки на север. – Или там. – Теперь он показал на юг. – Но если хорошенько подумать, то скорее всего там. – Теперь рука указывала на запад.

Джонс следила за его жестами и терпеливо улыбалась.

– Я явно делаю успехи, – проговорила она. – Две недели назад я бы просто растерялась, если бы увидела, что кто-то халатно относится к своим обязанностям. А теперь понимаю вашу точку зрения. Ничего не случится, если мы потратим минут двадцать на поиски машины. Ничья жизнь от этого не пострадает. Наш мир несовершенен, и людям с Запада вроде меня нечего вести себя так, будто он обязан быть идеальным. Ну как, я начинаю соображать, что к чему? А теперь давайте сделаем работу за этого парня, пойдем искать «мерседес». – Кимберли одарила Сурию ослепительной улыбкой, он ответил ей тем же. Когда мы вышли на улицу, она на мгновение взяла меня за руку: – Вы знаете нечто такое, чего не знаем мы. Ваша система работает лучше нашей, во всяком случае, на психологическом уровне. Отнеситесь по-доброму к лодырю, и он ответит вам тем же. Нет смысла злиться, это ничего не изменит. Вы только наживете себе врага и ничего не получите.

– Верно.

– В этом даже есть нечто от буддизма. У меня такое впечатление, что вы вознамерились провести меня по кругу духовной науки. Как собираетесь искать машину – при помощи интуиции или системно?

– Зависит от вас.

– Поскольку в отношении меня об интуиции говорить не приходится, предлагаю систему. Давайте начнем от реки, там, где причал, и будем двигаться в противоположном направлении, пока не наткнемся на «мерседес».

Причал оказался на удивление крепким современным сооружением – опоры из стальных труб диаметром больше двух футов, настил из армированного бетона, прочная подъемная платформа и добротная лебедка. Он совершенно не вязался с окружающим пейзажем, словно его по неведомой прихоти соорудили пришельцы из будущего и оставили нам. Но Джонс не обратила на него никакого внимания, повернулась к причалу спиной и, указывая руками, обозначила для каждого свою зону и порядок действий.

Я старался в точности следовать ее указаниям и медленно двигался мимо раскуроченных легковых автомобилей и грузовиков, поглядывая направо и налево, чтобы не пропустить новый «мерседес-эстейт». Пройдя меж обломков до середины площадки, я обнаружил поперечный проход. Джонс бросила на меня мрачный взгляд. Но мы не оставили своего занятия, пока не оказались на западной оконечности территории. Пот лился у американки по лбу, разъедая глаза, и она поминутно моргала. Кимберли расстегнула молнию на комбинезоне и закатала рукава. Не глядя на меня, она опустилась на корточки у проволочного забора. Я сел рядом и сказал:

– Мне очень жаль, Кимберли.

Она тяжело вздохнула.

– У себя на родине я привыкла думать, что являюсь достаточно умным человеком. Но в первые дни пребывания здесь стала в этом сомневаться. Потом поняла, что это следствие культурного шока. Любой человек ощущает себя подобным образом, если оказывается вне системы привычных отношений. Я принялась учиться терпению и даже немного состраданию и в какой-то момент почувствовала себя настолько глупой, что порадовалась своим успехам. Реальность находит способы садануть под дых. Особенно здесь, в Таиланде. По крайней мере мне так кажется.

Я чувствовал себя хуже некуда и не нашел что ответить. Сидел и смотрел в землю.

– По крайней мере скажите, я правильно поняла, почему вы все утро были в плохом настроении?

– Да.

– Подытожим наши поиски. Ясно одно: на единственной в Бангкоке полицейской стоянке все машины выглядят так, словно погибли двадцать лет назад от автомобильной чумы. Согласна, уровень жизни в вашей стране не особенно высок, однако на улицах города я видела на удивление много роскошных машин: «мерседесов», дорогих «тойот», «лексусов» и прочих. Учитывая это, можно было бы ожидать, что на стоянке Тайской королевской полиции будут представлены любые модели хотя бы по одному-двум экземплярам. Так?

– Так.

– Но как ни странно, я видела всего две современные нераскуроченные машины – «БМВ», которые припаркованы рядом с причалом.

– Все правильно, Кимберли.

– Я поняла, Сончай. С тех пор как мы работаем вместе, вы сделали много такого, что мне непонятно. Но я всегда вас прощала, поскольку вы никогда не вели себя бесчестно. Не думала, что вы способны меня обмануть. Для чего вы потащили меня на эти идиотские поиски, если заранее знали, что чертова машина уже продана?

– Есть культуры, в основе которых чувство вины, есть культуры, в основе которых чувство стыда. Ваша культура – культура вины. Моя культура – культура стыда.

– Хотите сказать, что у вас в обычае тянуть волынку, пока не выяснится, вляпались вы или нет в очередное дерьмо?

– Неплохо сформулировано. Ведь машина могла оказаться на стоянке.

– Вряд ли. Ваш сержант успел загнать основную улику в нашем расследовании убийства.

– Это не его вина.

– Разумеется. Мы снова имеем дело с кармой? Или это дух дерева возвел тот замечательный причал и приказал сержанту машины стоимостью свыше тысячи долларов грузить на баржи, чтобы те их отвезли туда, где они обретут новое рождение, и не исключено, что в буддистский монастырь?

– Мне трудно вам объяснить, но это в самом деле хорошая система.

– Я слышала, вы были архатом, неподкупным полицейским?

– Я им и остался, только не следует забывать об относительности истины. В прежние времена между районами шли настоящие войны. Доходило до того, что полковники чуть ли не стреляли друг в друга. Казалось, единственный выход, чтобы каждый район имел собственный отстойник автомобилей.

– Постойте, давайте говорить прямо. Если в городе всего один отстойник, куда свозили автомобили со всего Бангкока, то все деньги от продажи машин и запчастей получал район, на территории которого он расположен?

– Да, и это было очень плохо. Происходили стычки, перестрелки, погибали люди. Доход от продажи машин очень высок, поэтому каждый хотел получить свою долю. Затем в полицейских низах произошла революция. Копы проголосовали за то, чтобы назначить ответственным за отстойник сержанта Сурию. Он приверженный буддист, почти архат, поэтому ему все доверяют. Он отдает доходы на благотворительность, а большую часть жертвует в фонд вдов и сирот погибших полицейских. Нам даже удалось построить новое крыло в Генеральном полицейском госпитале.

– «Нам»?

– Мы все гордимся достигнутым. Когда закончилось строительство причала, был устроен прием. Тот кран, что стоит на пирсе, стоит двадцать миллионов батов. Это просто другой подход к жизни, но я понимаю, что у западного человека подобное вызывает недоумение.

Джонс понимающе кивнула. Мне показалось, что моя страна сделала ее немного старше, но я об этом не жалел, поскольку увидел в ее голубых глазах проблеск понимания. А в уголках губ – маленькие морщинки тайской смешливости.

– А разве не проще было напрямую спросить у сержанта, стоит машина в отстойнике или нет? Скажете, что это не тайский способ делать дела? Вы ни в чем не в состоянии признаться, пока женщина-фаранг сама не дойдет до печальной истины? А как получается, что никто не обращается с жалобами? Исчезает дорогая машина, но владелец не пытается вернуть ее назад?

– Если владелец жив, мы предоставляем ему возможность выкупить машину.

– Выкупить?

– Разумеется, в течение определенного периода времени. Затем автомобиль признают ломом, что дает основание считать его собственностью государства.

– То есть полицейских?

Мы поднялись одновременно. Стало слишком жарко, чтобы продолжать спор.

– А кого же еще?

В кабинете было пусто. Из окна мы видели, как Сурия умело завел один из «БМВ» на причал, поставил на платформу и опустил стрелу крана. Теперь все было готово, чтобы поднять автомобиль в воздух. От противоположного берега отвалила стальная баржа, повернула против течения и направилась к пирсу. Как только судно пришвартовалось к причалу, сержант привел в действие лебедку. Я вспомнил рассказы о первых опытах Сурии управления краном. Тогда в реке у причала утонуло не меньше трех машин. Кто бы поверил этому, глядя, с какой сноровкой он сейчас опустил «БМВ» в трюм. Сержант быстро развернул стрелу, готовясь погрузить вторую машину. Джонс с интересом наблюдала.

– Новый «БМВ» такой модели стоит не меньше тридцати тысяч долларов. Но в качестве товара секонд-хэнд пойдет тысяч за двадцать. Такие здесь цены? Следовательно, за десять минут работы, которую мы наблюдаем, фонд вдов и сирот полицейских пополнился на сорок тысяч зеленых. Недурно. Он ведет бухгалтерский учет?

– О нет!

– Но его могут обвинить в мошенничестве!

– Он нас не обманывает.

На удивление, Джонс тут же согласилась:

– Вероятно, не обманывает, – и добавила: – Вернемся в город, Сончай. Моя образовательная кривая сегодня утром взлетела круче обычного.

*

Когда я прибыл в участок, приемная была полна разношерстной публики. Первыми в очереди сидели три монаха, затем несколько нищих, торговка наркотиками, девчушка лет четырнадцати, выглядевшая среди этого убожества немыслимо юной и яркой, и более полусотни мужчин и женщин разного возраста в одежде, ненамного лучше лохмотьев. Каждый пришел со своей проблемой и терпеливо ждал. Я спросил у конторки про Адама Феррала. Оказалось, что о нем никто не слышал. А сержанта Руамсантиа вскоре после моего ухода срочно вызвали на дорожно-транспортное происшествие, и он до сих пор не возвращался. Я сверился с часами – Руамсантиа посадил американца в яму более десяти часов назад.

Яма – это именно то, о чем говорится: круглое углубление позади полицейского участка. Ее когда-то вырыли для сантехнических нужд или иных строительных целей, но потом забраковали. А Руамсантиа устроил в ней открывающийся люк и залил дно цементом. Тот, кто находился в яме, полностью зависел от небольшого количества воздуха, проникавшего через кое-как сделанное вентиляционное отверстие. Мне потребовалось несколько минут, чтобы обнаружить ключ от люка и, воспользовавшись помощью коллег, вытащить парня наружу. Я с облегчением обнаружил, что Адам Феррал мог держаться на ногах. Но только тот, кто теперь обитал в его теле, был уже не Адамом Ферралом. Он сделал несколько неверных шагов, я обнял его за плечи, проводил в здание и вывел в приемную зону. Но там, прежде чем я успел его поддержать и усадить на свободный стул, он налетел на конторку, затем на монахов. И внезапно громко разрыдался. А я не нашел ничего лучшего, как похлопывать его по спине и ждать. Лишь немногие из сидевших в приемной посмотрели в нашу сторону и тут же отвернулись, словно не происходило ничего необычного. В конце концов, это же Восьмой район. Через десять минут рыдания утихли. Феррал потянул за булавку, вытащил из брови и подал мне.

– Не стоило этого делать, – пробормотал я.

– Я делаю это не для вас и не для сержанта. – Голос американца стал на удивление сильным и твердым и, насколько я помнил, совершенно не напоминал тот голос, которым он говорил утром. – Пока я сидел в вашей чертовой яме, я пообещал Христу, Господу, Кришне, Магомету, Зевсу, Будде и всем, кто готов был меня слушать, что если выберусь оттуда в своем уме, то избавлюсь от всего этого. Мой старик ненавидит эти штуковины, называет уродством. А я его мучил целых два года. Но гвоздик в носу я все-таки оставлю.

– Вам удалось вступить в контакт с целым сонмом божеств.

– Не только вступить в контакт. Я разговаривал с ними все эти десять долбаных часов. Они мне здорово помогли. Вы меня понимаете?

– Да, – ответил я.

– Вы сами-то бывали в таких ситуациях?

– Бывал.

Феррал похлопал меня по руке.

– Будда – потрясающая личность. Бесподобное чувство юмора. Он развлекал вас своими шутками?

– Боюсь, я с ним не настолько близок.

Американец покачал головой:

– Раздавили меня. Буквально раздавили. Спасибо за опыт.

– Буду с нетерпением ждать рассказа обо всем в Интернете.

Феррал отшатнулся от меня так, словно я совершил святотатство. Поднялся на ноги и, шатаясь, побрел на улицу. Булавка осталась в моей ладони. Я смотрел ему вслед не без чувства зависти. Почти за два десятилетия медитации Будда не осчастливил меня ни одной своей шуткой. Остается лишь надеяться, что впереди для смеха целая вечность.

Возвратившись домой, я включил Пайсита. Ведущий пригласил в студию свою любимую женщину-профессора. Она отвечала на типичный вопрос слушателя: как профессия проституток влияет на их психическое состояние и какие из них получаются жены для тех белых, которые вступают с ними в брак?

– Проституция старит женщин, хотя они до поры этого не сознают, – говорила профессор. – В этом повинен, разумеется, не сам половой акт, который является вполне естественным и полезным упражнением, а эмоциональный стресс, вызванный постоянным обманом. Клиент притворяется всего перед одним человеком, стараясь убедить, что в его действиях существует некий смысл. А именно перед собой. А девушка обманывает каждую ночь, и подчас не одного мужчину. От этого у нее грубеют мышцы лица, и оно приобретает характерный для проституток ожесточенный вид. Но главное не в этом. Она начинает копить в себе обиду. Первое, что делает девушка, когда появляется мужчина, который хочет о ней заботиться, – расстается со своей ролью богини секса, а иногда и со своим очарованием. И при этом неизменно совершает ошибку. Мужчина, ничего о ней не зная, женится на собственной фантазии. Затем происходит изменение внешнего облика, что влечет иногда трагические последствия. Многие девушки принимают гормоны для увеличения объема груди, хотя врачи предупреждают, что этим нельзя заниматься больше года, поскольку появляется угроза развития раковых опухолей. И еще, в Бангкоке нет ни одной шлюхи, которая бы ходила на каблуках ниже шести дюймов. Возвращение к обычной жизни способно вызвать потрясение: от высокой полногрудой порнозвезды к плоскогрудой карлице. Нет, из проституток, как правило, не получается хороших жен, но дело не в их неверности. Никто из них не стремится к внебрачным связям, чтобы на стороне снова сыграть роль богини секса. Они борются за право стать такими, как все, и проигрывают сразу, как только начинают игру.

– Значит, подобные браки не могут продлиться долго?

– К сожалению, это так. Большинство девушек, вышедших замуж за своих клиентов, в течение двух лет снова оказываются в барах.

Я подумал о нем. Перед моими глазами возник человек в разорванной форме, на рукавах кровь, одну сторону лица обезобразил серпообразный шрам. Он шел в бар в Пат-Понге. Искал отдыха от мук войны в пиве и женском обществе. Чистюля-американец, он никогда не спал с проститутками, даже во время пребывания в городе. Но накануне погибли несколько его приятелей. Это предел, который способен выдержать человек. Он молод – Господи, пусть он будет молод! – двадцати двух лет (никак не больше двадцати пяти). Восемнадцатилетняя девушка в баре не только красива, она обладает тем, что он, сам того не сознавая, искал: живостью. Только ее жизненная сила и способна облегчить гнетущее чувство потери. Им движет инстинкт самосохранения, а не вожделение. Он платит за нее пеню и уводит в гостиницу. Как и любая женщина, она может сыграть роль богини секса, но в ту же секунду, как он вошел в бар, она ясно понимает, что нужно этому сломленному парню. Ему требуются не фантазии, а здоровье. И она использует свою удивительную силу, чтобы исцелить его, пока он вдруг не сознает, что не может обходиться без нее. Их таинственные и священные отношения требуют результата. И они решают завести ребенка. Меня.

Они были людьми не того сорта, о которых рассказывала профессор. Шла война, и эти события происходили тридцать два года назад. Я выключил радио, решив, что Пайситу и его гостье нельзя верить. И в тишине стал думать о Фатиме. Ее призрачная жизнь показалась мне очень похожей на мою. Трудно было придумать человека, который больше, чем Брэдли, подходил на роль ее отца.