Текст книги "Бангкок-8"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава 32

На улицах было свободно. Мы проехали мимо американского посольства на Уайрлесс-роуд и направились дальше, в сторону стадиона «Лумпини». Мы с Джонс скользнули взглядами по белой стене. Несколько дней назад в стране праздновали день рождения короля, и на одних воротах посольства красовалась надпись «Да здравствует король!». Мы ценим подобного рода жесты со стороны Дяди Сэма. Джонс повернулась ко мне:

– Каждый раз, когда кто-нибудь решается сдуть пыль с дела Уоррена, он узнает об этом первым. Далее – напор и натиск. Записки и электронные послания с запросами: почему силы Бюро разбазариваются там, где нет никаких доказательств, а только одни намеки и слухи. Однажды даже сняли шефа регионального отделения. Но в ФБР есть такие же следователи, как и вы. Существует небольшая группа людей, которая решила заняться делом Уоррена. Поэтому я приехала сюда. Но ни Розен, ни Нейп об этом не знают. Они считают, что я проштрафилась. Прекрасно, пусть так и думают. Так что держите язык за зубами. Вам я говорю, потому что вы можете мне помочь. Я посвятила Уоррену добрую часть своей карьеры. А успех сулит мне повышение. Я знаю все об Уоррене и его нефритах.

– Расскажите.

– Имя Барбара Хаттон вам что-нибудь говорит? А Вулворт?<sup>[22]22
  Вулворт, Фрэнк Уинфилд (1852–1919) – бизнесмен, создатель сети «Вулворт и К». В 1913 г. по заказу Вулворта в Нью-Йорке был построен небоскреб «Вулворт-билдинг», в то время самый высокий в мире.


[Закрыть]</sup> Небоскреб, построенный ее отцом в Манхэттене, считался самым высоким, пока Крайслер не построил выше. Сассены? До китайской революции богатейшие люди в Шанхае. Список почти бесконечный: мадам Чан Кайши, дочь Бенито Муссолини Эдда Чиано, Эдвина Маунтбаттен, мать английской королевы, – и так до Генри Пу И. Вы о нем знаете?

Я покачал головой.

– Он больше известен как последний китайский император.

Почтительная пауза.

– Что у всех этих людей было общего? Все они были крупнейшими игроками в мировой финансовой системе еще до того, как возникло такое понятие. Они представляли неустойчивые тридцатые, ревущие сороковые, они установили новую моду на драгоценные камни. До них лишь китайцы и очень немногие люди на Западе ценили нефрит. Зато потом, если у человека не было хотя бы нескольких «небесных камней», чтобы пустить пыль в глаза на званом обеде, его не приглашали туда. Разумеется, все они умерли либо настолько стары, что им больше нет дела до нефритов. Но этот камень был их страстью, тем, что их объединяло. Невозможно понять историю их жизни, если не изучать их страсть к нефриту. Все они имели наследников, и те сейчас в возрасте.

Возможно, вы слышали, что Уоррен учился у некоего Абе Гампа. Он был торговцем антиквариатом в Сан-Франциско и заинтересовался восточным искусством после того, как его итальянский мрамор, французские часы и вообще почти все погибло во время землетрясения. Гамп был слеп, однако считался настоящим знатоком и славился в тридцатые годы тем, что умел на ощупь определить ценность нефрита. Именно он стал наставником Барбары Хаттон, когда та изъявила желание побольше узнать об этих камнях.

Многие семейства в результате войны и нескольких революций потеряли большую часть своих состояний, а некоторые вовсе обеднели. Тогда они стали думать о том, чтобы продать свои нефриты таким людям, как Абе Гамп, а позже Сильвестр Уоррен. Есть старая китайская поговорка: «Лучше вкладывать деньги, чем работать, лучше копить, чем вкладывать». Слышали? Так вот, Сильвестр Уоррен усвоил урок. Он истинный скопидом. Но даже скопидомы должны знать, когда приходит время продавать. Такой сигнал был дан им в сентябре 1994 года, когда на аукционе «Кристи» в Гонконге было продано свадебное нефритовое ожерелье Барбары Хаттон за 4,3 миллиона долларов. Мадам Чан Кайши тоже торговалась, но проиграла. Она хотела получить ожерелье на свое столетие. И звонила из своей квартиры на Граци-сквер в Верхнем Ист-Сайде. Внезапно нефрит стал главной новостью в мире драгоценных камней. Но с одной оговоркой: ожерелье состояло из императорских нефритов, самых лучших, какие только существуют. Их добывают в Бирме в Качинских горах, и есть возможность проследить историю ожерелья, когда оно находилось в Запретном городе. Без этой славы ожерелье стоило бы в десять раз дешевле. Это как с гитарой Элвиса Пресли: без своей яркой родословной она бы так и осталась добротным подержанным инструментом.

– Вы полагаете, Уоррен использовал Брэдли, чтобы подделать эти камни?

– Мы не знаем. Это всего лишь гипотеза, как сказал Нейп. Но в противоположность тому, что он сказал, я сотрудничаю с людьми в Вашингтоне, которые очень заинтересовались Уорреном. Последние три года я занимаюсь им более или менее постоянно. Знаю все о восточном искусстве. Попробуйте проэкзаменуйте.

– Назовите шесть характерных для религиозной скульптуры поз Будды.

– Витарка мудра – сидящий, большой и указательный пальцы касаются друг друга; сидящий в позе лотоса, одна рука поверх другой на бедре; сидящий, одна рука на бедре, другая на колене; сидящий, правой рукой касается земли; сидящий, ладони подняты и обращены наружу; стоящий, одна ладонь поднята, другая обращена к земле, эта поза известна под названием «Обуздание вод».

– Хорошо. Очень хорошо. А теперь проэкзаменуйте меня по западной культуре.

– Назовите имена семи гномов.

Я чувствовал, что знаю ответ, но без помощи медитации не смог выудить его из глубин своей памяти.

На перекрестке Уайрлесс-роуд и Рамы VI мы попали в пробку. Впереди вспыхнул красный огонек, который стал раскачиваться примерно в десяти футах над землей.

– Я не брежу?

– В темное время предписывается цеплять на хвост габаритный огонь. Это закон.

– Бальзам на сердце. Видимо, в Бангкоке это единственный закон, который заставляют соблюдать.

Мы объехали слона, повернули на Рама IV. Теперь стадион был всего в нескольких сотнях ярдов. Водитель Джонс высадил нас из машины, а сам уехал. Площадка перед стадионом была забита прилавками с едой, пьющими и жующими людьми. А позади ревела толпа. Кимберли помахала билетами на трибуну у ринга, и мы углубились в тоннель, который вел непосредственно к месту состязания. Обошли ринг. Сиденья не были пронумерованы, но в углу нашлась пара свободных мест. Бой был в разгаре, и боксеры уже порядком вымотались. Я узнал Мхончая, который бился со своим извечным противником Клайрпутом. Неудивительно, что зрители пришли в такое возбуждение. В муай-тай бойцы бьют по корпусу ногами, а не руками, как принято в западном боксе. У обоих противников тела покрыты синяками, у Мхончая рассечена бровь. Это его слабое место, а в остальном он сильный боец. Клайрпут замешкался с ударом головой, и это позволило Мхончаю ввинтить ногу меж его перчаток. Другой воспользовался бы ситуацией и опрокинул противника на пол или отшвырнул в другой конец ринга. Но гениальный Мхончай поступил иначе: он закрутил Клайрпута вокруг себя и, оказавшись у него за спиной, нанес удар локтем в голову. Клайрпут рухнул на мат, и судья открыл счет. Клайрпут не стал подниматься: он и так проиграл по очкам и решил, что нет необходимости дальше подвергаться истязаниям. Под рев зрителей судья объявил Мхончая победителем. Зрители рванулись к букмекерам получать выигрыш. Те стояли, зажав банкноты между пальцами, используя вместо счетов костяшки. Я всегда восхищался проворством букмекеров – сам был одним из них семьдесят лет назад.

Пока мы ждали начала следующего боя, Джонс заказала кока-колу. Посасывая напиток через трубочку и положив свободную ладонь мне на бедро, обозревала стадион. Она секунд тридцать не убирала дерзкой руки, а затем наклонилась ко мне и прошептала краешком губ:

– За вами, направление от десяти до двенадцати часов. Подождите минуту, а затем осторожно, как бы невзначай, повернитесь.

Я поступил, как она просила: обвел глазами ряды позади себя, успев заметить… сержанта Уильяма Брэдли с любовницей. Снова сел прямо, опустил веки и попытался воспроизвести образ огромного негра, жующего поп-корн из необъятной, американского образца лохани, и сидевшей рядом с ним ослепительной женщины. Ее прическа была лишена многоцветной гаммы и завитков, красавица пришла на стадион в зеленой шелковой блузке и красных шортах. По зрелом размышлении я решил, что за мной сидел не восставший из мертвых Брэдли. Этот мужчина был ниже ростом, не таким широкоплечим, и в его волосах блестела седина. Под гавайской рубашкой заметно выпирало брюшко, лицо одутловатое, и он сутулился. Не Билли. Но сходство было жутким. Я укоризненно посмотрел на Кимберли.

– Его старший брат. Мы следим за ним уже пару дней. Он прилетел в Париж на рейсе «Американ эйрлайнз», затем в Бангкок на «Эр Франс». Старается остаться незамеченным. Я выяснила в его гостинице, что сегодня вечером он собирается сюда, билеты приобрел в отеле. Но это двойная неожиданность – женщину я никак не ожидала увидеть. Видимо, она не в состоянии обойтись без таких огромных кавалеров, а мужчины не отводят от нее глаз. Дрянь!

Но то, что я принял за уязвленное самолюбие, оказалось досадой профессионала. Слишком уж часто Джонс оборачивалась и смотрела через плечо. На секунду она встретилась глазами с чернокожим, гигант поднялся и с неожиданной поспешностью повел женщину по ряду к боковому проходу и дальше на выход. С наших мест туда было не пробраться, пришлось снова воспользоваться тоннелем. Мы оказались на улице в тот момент, когда негр открывал даме дверцу такси, затем он быстро и плавно опустился на сиденье. Когда мы выбежали на тротуар, такси уже катило по Рама IV.

Джонс выругалась.

– Никогда бы не подумала, что он устроится на галерке. Такие люди обычно садятся рядом с рингом.

– Он вас узнал?

– Нет, он со мной не знаком. Но он профи, давно занимается наркотиками и дело знает. А сейчас не то чтобы сделал ноги, а просто принял меры предосторожности.

Я обнаружил, что в Джонс скрыта еще одна натура. Она стала подтянутой, сосредоточенной, дисциплинированной. Майка и крутые шорты были частью женщины, которой она была десять минут назад, и никак не вязались с теперешним обликом. Она вызвала по мобильнику шофера, сложила телефон и повернулась ко мне:

– Вот что, сейчас поедем к дому Брэдли и будем ждать там. Элайджа пролетел пятнадцать тысяч миль и не может не побывать в доме брата. Я уверена, он там еще не появлялся. Он хочет остаться инкогнито и отправиться туда ночью, а на матч по кикбоксингу пришел, чтобы провести время, пока не поймет, что настал момент для визита.

– На матч по муай-тай, – поправил я ее, забираясь в «мерседес».

– Они оба парни из Гарлема – и Уильям, и Элайджа, – продолжала Джонс на заднем сиденье, – но выбрали разные пути. Элайджа прошел все на свете: соломку, снежок, марихуану, героин. Начал подростком, а к двадцати годам стал миллионером со своей бандой. А вот Уильям устоял. Похоже, что из грязи его вытащил спорт. Но он принадлежал к той категории мужчин, которые занимаются вроде бы всем, но ничем конкретно. Для боксера-тяжеловеса он оказался слишком крупным и малоподвижным, для профессионального баскетболиста недостаточно гибким, а для всего остального – слишком высоким. В семнадцать лет он вступил в армию и, казалось, нашел себя. Такие люди в юные годы приспособлены к военному быту и не замечают отрицательных сторон. Он стыдился своего старшего брата и, судя по всему, лет десять не общался с Элайджей. Но постепенно сменил гнев на милость, разочаровавшись в военной службе, и в последние годы они часто разговаривали по телефону.

– Элайджа под наблюдением?

– Почти все время. Утром я получила по электронной почте записи их телефонных разговоров.

– Но по электронной почте они не переписывались.

– Это-то и наводит на подозрения. А их телефонные разговоры, как правило, ни о чем, никакого криминала. Похоже, они что-то замышляли. И пользовались адресами электронной почты в интернет-кафе, о которых мы ничего не знаем. По телефону Билл проговорился всего пару раз. Он сильно беспокоился по поводу того, как будет жить после выхода в отставку. Все время повторял, насколько дорогая у него жизнь. Сначала просто волновался, затем, когда его прижали кредиторы, пришел в ужас. А потом все страхи прошли. Это был голос человека, который понял, почему старший брат поступил так. Человека, очень разочарованного в той системе, которой служил всю жизнь. Затем его тон снова изменился, словно выглянуло солнце, и Брэдли опять почувствовал себя счастливым.

– Это, случайно, не совпало с началом его контактов с Уорреном?

Джонс задумчиво кивнула:

– Похоже на то.

Потребовалось больше часа, чтобы в плотном потоке машин добраться до Каошан-роуд. Когда мы подъезжали к реке, я повернулся к своей спутнице:

– Док, Хэппи, Снизи, Допи, Бэшфул, Грампи, Слипи.<sup>[23]23
  Имена семи гномов из мультфильма «Белоснежка и семь гномов» Уолта Диснея.


[Закрыть]</sup>

– Хорошо, – рассеянно ответила она.

Мы проехали по Каошан и юркнули в узенькую сой, которая вела к дому Брэдли. На меня произвело впечатление то, что Джонс знала, что на ступенях обувь следует снимать. И еще больше то, что у нее есть ключ от входной двери. Она неслышно открыла замок и пригласила следовать за ней. Мы пересекли неосвещенную комнату и разложили на полу несколько подушек. Кимберли привалилась к стене, а я сел на корточки и стал ждать, когда глаза освоятся с темнотой. Щелчок – это Элайджа Брэдли включил свет.

Сначала мой взгляд упал на громадного негра, но мозг тут же заставил перевести глаза на его спутников – двух людей с клетчатыми повязками на шее. Брэдли прошел в другой конец комнаты и неловко уселся на кожаный стул, кхмеры опустились на корточки по обеим сторонам. Один из кхмеров сжимал пистолет-пулемет, видимо «узи», другой уставился на Кимберли Джонс. Та смотрела на Брэдли, а Брэдли не сводил глаз с меня. Элайджа не спеша полез за пазуху своей необъятной рубашки, достал коричневый пакет и бросил мне. Я открыл, извлек из него юридический документ на тайском языке и прочитал.

Джонс повернулась ко мне:

– Это последняя воля и завещание Уильяма Брэдли, который оставляет все свое имущество в Таиланде, включая дом, своему брату Элайдже.

– Что означает, что вы незаконно вторглись в чужую собственность, так? Не хотите дать объяснения, прежде чем мы вышвырнем вас вон? – Голос был низким и тяжелым, но я удивился прозвучавшей в нем нотке боли.

Я объяснил на тайском языке человеку с автоматом, что собираюсь опустить руку в карман и достать удостоверение. Дождался кивка и только после этого извлек документ. Брэдли взглянул и спросил:

– А кто эта дама?

– ФБР.

Элайджа нахмурился:

– Так, так, так… Я сразу догадался, что с вами что-то не то, как только увидел на стадионе. Полагаю, у вас нет законных оснований находиться в этом доме?

– Нет, – признала Кимберли.

– И у тайского полицейского тоже? Если закрыть глаза на то, что тайский коп может творить в этом городе все, что угодно.

Поразительно, какая между нами была культурная пропасть. Я перестал существовать для Брэдли и Джонс, но и они больше не отвлекали мое внимание. Я не сводил глаз с автомата, лишь изредка посматривая на второго кхмера, который в своих фантазиях уже раз двадцать раздел Кимберли. Элайджа надолго задумался, глядя на агента ФБР, покусывая нижнюю губу и качая головой.

– О'кей, вот как мы поступим. Этот коп уйдет, а мы с вами потолкуем по-нашему, в добром американском духе, и посмотрим, не найдется ли у нас общих интересов. Идет?

– Хорошо, – согласилась Джонс.

– Нет, – возразил я.

Американцы уставились на меня.

– Послушайте, – проговорила Кимберли, – он говорит, что вы станете моей охраной снаружи. С вами никто не посмеет связаться. Только попробуй – и через десять минут сюда набежит целая армия полицейских. А кто этот человек, вы знаете. – Она объясняла терпеливо, словно ребенку. – Поверьте, нет никакой опасности.

Вот оно, столкновение культур.

– А своих приятелей вы давно знаете? – спросил я Элайджу. – Каких-нибудь пару часов?

Американец медленно смерил взглядом одного и другого.

– Мне нет необходимости знать их дольше двух часов. Это верные работники моего покойного брата.

– Или тюремщики. Кхмеры не работают на других – только на себя.

– Если вы в этом настолько уверены, идите приведите пару коллег и арестуйте их.

– Вы меня не поняли. – Я показал глазами на кхмера, пожиравшего взглядом ноги Джонс. – Когда все закончится, они вернутся в свои камбоджийские джунгли, а вам предъявят обвинение в изнасиловании и убийстве. Разумеется, в том случае, если вас оставят в живых.

В глазах Элайджи блеснул огонь. Он посмотрел на человека с «узи». А тот сидел с невыразимо скучающим видом.

– Эти люди меня вроде как перехватили. Но я же знаю, кто они такие.

Я тревожился, потому что духовным зрением видел, откуда явились эти двое. Там были шахты, а под шахтами другие шахты такой глубины, что выжить там способно лишь нечто непроизносимое.

– Неуверен. Это фанатики из джунглей, которые не сомневаются, что в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году история началась с нуля. Самое худшее, что вы видели в Гарлеме, им бы показалось веселой комедией. Мне нечем их напугать: тайская тюрьма по сравнению с тем местом, где они обитают, – это пятизвездочный отель.

Кхмер с «узи» громогласно зевнул и переглянулся с товарищем, тот кивнул и вытащил из ножен под рубашкой нож. Американец поперхнулся.

– Пожалуй, Элайджа, изнасилование вам ни к чему, – заметила Джонс. Она неплохо держалась, но побледнела. – Это ваши ребята, так что Бюро будет добиваться вашей экстрадиции.

– Их английский не стоит ни цента. Особенно если мы говорим быстро. Но мне не с руки с ними ссориться, у меня дела в этом городе. Может быть, мисс ФБР уйдет, а мы побеседуем?

– Вот эта мысль намного удачнее.

Кимберли тряхнула головой и поморщилась:

– Чертовски неприятно быть девушкой.

– Такова ваша судьба, – объяснил ей Элайджа. – Кроме того, данная ситуация не слишком выгодна для рассуждения о преимуществах полов. У меня нет желания бегать от полиции, так что лучше исчезните. Ваш спутник рассказал, кто эти люди, и теперь я сомневаюсь, что мне удастся их сдержать. – Его глаза перебегали с меня на кхмеров и снова на Джонс. – Полагаю, у вас хватило ума не брать с собой оружие?

Мы с Кимберли переглянулись и пожали плечами. Кхмеры вряд ли поняли хотя бы слово, тем более что мы говорили очень быстро, но они почувствовали изменение настроения Элайджи. Опасный момент. Я встал и заорал что было мочи. Распахнув рубашку, показал швы от подмышки до бедра.

– Это ваша работа? Кто из вас это сделал? – кричал я.

Тот, что был с ножом, встал, приблизился и присмотрелся повнимательнее. Джонс в это время пробиралась к двери. Человек с ножом что-то бросил на кхмерском приятелю, и оба прыснули со смеху.

– Нет, это не мы, – объяснил он. – Тот, кто это сделал, был вынужден уехать в Камбоджу. Он едва ходит. – Он покосился на Кимберли, которая в этот момент открывала дверь, но не попытался ее остановить. Его заворожили мои швы, он провел по ним пальцем и покачал головой. Я посмотрел на него взглядом ясновидящего: длинная морда, кожистые крылья. Он отравлял мои раны.

– Отличная работа, – оценивающе кивнул Элайджа. – Может, мы с вами столкуемся. Вы такой прикольный абориген. Дайте совет, как мне избавиться от этих придурков, но так, чтобы без последствий.

– Откупитесь.

– Как мне самому не пришло это в голову? Будьте любезны, переговорите с ними от моего имени. А то мне до смерти надоело объясняться жестами.

Я сказал, что черный фаранг намерен вести дела только с Тайской королевской полицией и хочет отблагодарить их за помощь и сотрудничество. Кхмер с «узи», поигрывая оружием, заявил, что разгуливать с автоматом по Крунгтепу очень опасно и за это следует платить. Наверное, они вылезли из джунглей раньше, чем я подумал, поскольку их понятия о ценах оказались на удивление на уровне. Мы остановились на сумме четыреста долларов, и Элайджа достал четыре бумажки. Когда кхмеры исчезли, он предложил:

– Оставим этот музей, пройдемся по улице.

Мы шли бок о бок, а Каошан-роуд, как всегда, гудела. На Брэдли, несмотря на рост, почти не обращали внимания. Если бы не глаза, он мог бы сойти за страдающего избыточным весом американца среднего возраста, приехавшего в отпуск. Но его глаза постоянно бегали по сторонам. Мы зашли в бар на середине улицы. Пока я заказывал пиво, он качал головой:

– Вот это улица так улица. С шестидесятых не видел такой. Гарлем по сравнению с ней – тихое место. Вон два торговца наркотиками. Это что, ганжа?

– Не исключено.

– Оба продавца – полицейские?

– Как вы догадались?

– Слишком вольно себя ведут, слишком любезны для обычных торговцев. Все, кто работает на меня, страдают от паранойи. Иначе я бы их не взял. У этих ребят есть крыша. Мне кажется, ваши полицейские обирают наркодельцов, а затем продают товар. Так?

– Что-то вроде надомного промысла.

Принесли пиво. Элайджа, опрокинув бутылку, выпил все до последней капли. Рыгнул и помотал головой.

– В своей следующей инкарнации я хотел бы возродиться тайским копом. У тебя лучшая в мире работа, парень.

Я вспомнил свою берлогу, шрам длиною в ярд, змею в глазу Пичая и ответил:

– Да, согласен.