Текст книги "Бангкок-8"

Автор книги: Джон Бердетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6

Пока я ждал, вспомнил, что посольство было перестроено в 1998 году, вскоре после взрывов в американских посольствах в Кении и Танзании. Тогда на экранах телевизоров появился посол и на недурном тайском объяснил, что Америка не видит угрозы со стороны тайского народа, но опасается прозрачных границ с Камбоджей и Мьянмой, где кто угодно может приобрести взрывчатку и тяжелое вооружение. Современные стены из армированного бетона способны выдержать удар десятиколесного грузовика. А если бы ему все же удалось прорваться, за стенами его подстерегал ров. В двадцать первом веке американскому послу приходится работать в средневековом замке. Что за карма у этой Америки?

Внезапно американец за пуленепробиваемым стеклом – наверное, морской пехотинец в штатском – подозвал меня к турникету. К судорожной суетливости фарангов приходится привыкать: у этого первый порыв подозрительности сменился неумеренным радушием.

– Бюро вас примет, – объявил он в микрофон. – Не хотите подождать внизу? Тут работает кондиционер.

Что-то пискнуло, когда я проходил через турникет, и я увидел на мониторе собственное цветное изображение и все металлические предметы у меня в карманах. Войдя в караульное помещение, я поежился от порыва холодного воздуха. Молодой человек за столом был так коротко подстрижен, что казался почти лысым. Он некоторое время смотрел на монитор, затем попросил у меня удостоверение и набрал его номер на клавиатуре. Когда высветилась моя фамилия, морской пехотинец пробурчал:

– Вы раньше здесь никогда не были. – Это был не вопрос. Это было то, что сообщил ему компьютер. – В следующий раз обойдемся без этого вздора. – Он кивнул в сторону направлявшейся к нам решительной походкой женщины, у которой табличка с фамилией и должностью болталась на плоской груди. Даже на таком расстоянии я прочитал, что «вздор» зовут Кэтрин Уайт и она занимает пост заместителя начальника службы безопасности посольства. Что-то около тридцати, брюнетка, сильная, атлетически сложенная, хмурая. Несмотря на свои соломенные волосы и заостренный нос, я почувствовал себя тайцем до мозга костей.

– Это тот самый детектив Джиплекрип, что явился на встречу с представителем ФБР? – Голос в динамике прозвучал визгливо.

– Угу.

– Не предполагала, что он у тебя внутри. Я что-то забыла, как поступить: мне войти или выведешь его сюда?

– Могу вывести, только полагаю, что он и сам способен выйти.

– Хорошо, давай, – мрачно согласилась женщина.

Морпех вопросительно изогнул брови. Я кивнул, он открыл дверь, и я шагнул вперед.

– Вы детектив Джитичип из Тайской королевской полиции? Позвольте ваши документы. Прошу прощения за формальности, но я обязана за вас расписаться. – Она удостоверилась, что за последние пять минут меня не подменили, и повела через двор к главным корпусам.

Кэтрин Уайт не подозревала, что тысячи лет назад она уже вела меня через двор, поразительно схожий своими размерами с этим. Моя египетская инкарнация – самая далекая, которую я смог вспомнить в своей череде жизней. Неправильно пользующийся властью священник заслуживает самого серьезного кармического наказания. Я провел три тысячи лет замурованным в камне, прежде чем родился жалким рабом в Византии. Пичай тоже вспоминал те далекие дни, когда путешествие на другую сторону и обратно было обычным занятием. Иногда мы вместе переживали потрясающие по силе мгновения: освобождение от тела, черную ночь под нашими крыльями, чудо Ориона.

Глава 7

И вот я стою в кабинете официального представителя ФБР, и его заместитель Джек Нейп одаривает меня такой широкой улыбкой, что ей невозможно поверить, и собеседнику приходится мучиться чувством вины от неверия в это радушие. Безусловно, человек и должен быть таким – положительным, великодушным, оптимистичным – и улыбаться так, словно готов любить весь мир. Американец оказался среднего роста, а я слишком высок для тайца, так что наши глаза были почти на одном уровне.

– Быстро добрались. Я ждал вас только через час.

– Бангкокский вертолет.

Я оглядел кабинет. У окна друг против друга расположились два письменных стола одного размера, компьютеры, секции шкафа для папок, книжные полки с темными корешками фолиантов по юриспруденции, диван, кофейный столик, у стены несколько стульев для посетителей, в углу американский флаг. Я уже сотни раз видел подобные кабинеты. Только где? Наверное, в кино.

– Джек, – раздался голос из-за двери, – тот детектив уже здесь?

– Да, приехал.

Послышался звук льющейся в умывальник воды, и дверь отворилась. Этот мужчина был старше – лет сорока пяти, с седеющими волосами, широкими плечами. Протянув руку, он грузной походкой пошел мне навстречу.

– Поздравляю! Я еще не встречал ни одного человека, который с такой скоростью сумел бы пересечь город. Тод Розен. Как вам это удалось?

– Он сказал, что воспользовался бангкокским вертолетом, – подал голос Джек Нейп.

– Бангкокским вертолетом? Что это такое? – озадаченно переспросил Тод Розен и посмотрел на заместителя.

Джек пожал плечами.

На несколько мгновений установилась тишина. Я слишком поздно понял, что мне следует объяснить, в чем дело. Но секунды бежали, а я позорно молчал. На помощь пришел Джек Нейп:

– Может быть, мототакси?

– Именно, – обрадовался я.

А Нейп, продолжая спасать момент, повернулся к Розену:

– Звучит диковато, но таксисты на мотоциклах способны одолеть любой затор.

– Совершенно верно. – Теперь я понял, что Розен совсем недавно в Крунгтепе. – Большой город, движение паршивое.

Я снова сбился с ритма. Обычно общение мне удавалось гораздо лучше. Но теперь стоило мне посмотреть на любого мужчину, и я видел впивающуюся в его левый глаз кобру. Уверен, встань я перед зеркалом – и там была бы та же картина. Видение лишало меня непринужденности.

– Ну что ж, давайте присядем. Могу я предложить вам кофе?

Я ответил отказом. Больше никогда не захочу ни есть, ни пить.

– Я хочу, чтобы вы знали, насколько мы ценим ваше согласие приехать к нам в такой момент, – продолжал Розен.

– Очень ценим, – эхом подхватил Нейп. – Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы убили моего напарника.

– Дерьмово ты бы себя чувствовал.

– Еще бы! – Нейп покачал головой.

Я переводил взгляд с одного на другого.

– Нам и самим достаточно хреновато.

– Уж это точно.

– Я не знал сержанта Брэдли лично, но слышал, что он хороший парень.

– Хороший парень, отличный морпех и замечательный спортсмен.

– Служил по всему свету, большей частью охранял посольства.

– Мы еще не сообщили его товарищам. Морпехи очень расстроятся.

– Не сомневаюсь.

Оба уставились на меня, затем Розен сказал:

– Проклятое сокращение расходов. – И посмотрел на Нейпа.

– Да. – Тот покачал головой.

– Случись подобное в семидесятые, из Вашингтона уже вылетел бы чартерный «джамбо» с десятью следователями на борту и передвижной судебной лабораторией.

– А в восьмидесятые мы бы получили пять агентов регулярным рейсом.

– А что теперь?

Нейп поднял на меня глаза.

– Как только мы узнали, Тод схватился за телефон и стал названивать в Вашингтон.

– Но не слишком преуспел.

– И что? Сколько человек мы получим, чтобы расследовать насильственную смерть верного служивого? – Розен поднял указательный палец и состроил горестную гримасу. – Одного! Не могу поверить.

– Разумеется, если бы запахло терроризмом, все обернулось бы по-другому.

Внезапно оба посмотрели на меня пристально и с любопытством. Удивительно, как быстро они до всего дошли. Кто сказал, что американцы лишены проницательности?

– Я понимаю.

По какой-то причине мое утверждение их изумило.

– В самом деле?

– Если не терроризм, то это должно быть что-то иное.

Нейп с облегчением вздохнул. Розен с тяжелым взглядом уставился в пол, а когда снова поднял на меня глаза, улыбка была настолько фальшивой, что казалась обидной.

– Иное?

Мы с Нейпом переглянулись. Розен в самом деле новичок. Нейп хотел за него извиниться, но момент был неподходящ. Фэбээровец ждал, чтобы я ответил на его вопрос. Похоже, его проницательность на этом окончилась. Я продолжил лишь после того, как Нейп кивнул мне.

– Брэдли было сорок пять лет.

– Сорок семь, – уточнил Нейп, искренне надеясь, что это послужит достаточным объяснением, однако Розен по-прежнему непонимающе смотрел на меня.

– Он скоро должен был выйти в отставку?

– Через год.

– И успел какое-то время здесь поработать?

– Пять лет. Гораздо дольше, чем обычно, но он пришелся ко двору.

– Любил город?

– Он был скрытным человеком, но мне говорили, что да – любил.

– Предпочитал свободный образ жизни и собирался остаться здесь после отставки?

Я поднял глаза.

Розен наконец понимающе кивнул:

– Полагаю, детектив, мы мыслим в одном направлении. И хочу в этом убедиться. Вы считаете, что он надул своих поставщиков?

– Я бы сказал, это первое, что приходит в голову.

– Вы уже сталкивались с подобными фокусами со змеями?

– Никогда. Хотя нет ничего необычного в том, что обиженная сторона стремится наказать виновника. Pour encourager les autres.<sup>[9]9
  В назидание другим (фр.).


[Закрыть]</sup> – Я не собирался выпендриваться. Французский, как иногда бывало, сам просился на язык. Я с облегчением заметил, что Розен улыбнулся.

– Отличное произношение – мне приходилось работать в Париже. В назидание другим. Что ж, очень даже похоже. – Он покачал головой. – Ничего не скажешь, паршивая смерть.

Розен внимательно посмотрел на меня: что за коп-полукровка из отсталой страны, который говорит по-английски и по-французски? Зато Нейп догадался сразу. Он в Крунгтепе старожил. И в выражении его лица я прочитал лишь небольшую каплю англо-саксонского презрения к сыну проститутки.

Внезапно Розен поднялся и, прохаживаясь, продолжил разговор:

– Если честно, я не знаю, насколько Вашингтон желает форсировать расследование. К нам направили женщину – специального агента, однако, как мне кажется, скорее для проформы. Не представляю, каким образом агент без знания тайского и не знакомый с городом может вести следствие, – сказал он больше для себя, чем для нас. – Не исключено, что проштрафилась в США и ее задвинули в эту глухомань. Но тем не менее в порядке обмена информацией я хочу, чтобы вы пояснили, насколько вот это соответствует вашим теориям. Это найдено в его шкафчике. Остальное не представляет никакого интереса.

Розен подошел к столу, отпер замок и достал скомканную газету. Пока он ее разворачивал, я успел заметить, что текст иностранный: ни тайский и ни английский. В газете оказался коричневый с черным камень в форме пирамиды примерно шести дюймов высотой. Я посмотрел на него, с помощью клочка газеты взял в руку и перевернул. Камень почти весь был заляпан грязью, покрыт лишайниками и нечистотами джунглей, но царапины на донышке обнажали зеленую сердцевину.

– Нефрит. Царапины оставил потенциальный покупатель, пробовавший камень на прочность. – Я вгляделся в газету. – На лаосском. Язык, близкий тайскому, но отличается.

– Можете прочесть дату?

– Нет.

– Ладно, сделаем копию и отправим в Квонтико. Ответ получим через пару дней.

– Можно и мне копию?

Нейп взял газету и пошел снимать копии. Мы с Розеном посмотрели друг на друга.

– У Брэдли была квартира в городе? – спросил я.

Розен потеребил ухо большим пальцем.

– Долгослужащие для краткосрочных отпусков обычно снимают комнату или квартиру, хотя постоянно живут в посольстве. Единственное условие – они должны сообщить нам адрес. Брэдли жил на сой 21 в конце Сукумвита. Два часа назад мы проверили этот адрес и обнаружили, что он не появлялся там четыре года. – Я молча переваривал информацию. – Отсюда вытекает, что мы не представляем, где он жил. – Я кивнул. Розен отвернулся и посмотрел на секцию шкафа с футболом. – Если мне намекнут, что Вашингтон не намерен ускорить расследование…

Я пожал плечами:

– Детектив Пичай Апиради был моим духовным братом. – Эта информация явно не удовлетворила любознательности Розена, поэтому я попытался зайти с другой стороны: – Я собираюсь расправиться с тем, кто это сделал. Суда не будет.

К счастью, в этот момент вернулся Нейп с ксерокопиями, одну он подал мне, другую Розену. А тот так и стоял с отвисшей челюстью. Я выдавил из себя улыбку.

– Хотите пари, джентльмены? Ставлю тысячу батов, что выясню дату издания газеты быстрее, чем вы.

Нейп покачал головой:

– Нет уж. Заранее знаю, что вы выиграете.

Розен посмотрел на подчиненного так, словно тот его предал.

– Черт побери! Я их потороплю, скажу, что это срочно. Мы получим ответ к пяти по тайскому времени.

По крайней мере я нашел способ относительно изящно завершить встречу. Нейп проводил меня до ворот. Лучезарная улыбка исчезла с его лица, и на удушающей жаре он показался мне старше и не таким безупречным. Когда мы стояли по разные стороны турникета, он облизал губы и спросил:

– Собираетесь их прикончить?

Несколько мгновений я смотрел на него, затем отвернулся и стал искать мототакси. Было без двух минут три.

*

Мсье Трюфо нравился мне больше других. Мы не любили его, поскольку он был слишком стар, однако теперь я понимаю, что в отличие от других он давал больше, чем брал. Он подарил нам Париж и способность болтать по-французски.

Глава 8

Я велел парню отвезти меня на Нана-плаза – недалеко отсюда. Когда мы добрались, было одиннадцать минут четвертого, но площадь еще спала после предыдущей ночи. Пичая забавляло, что я не переносил общения с грехом. Видимо, наше происхождение подействовало на него не так, как на меня. Но теперь, когда площадь была почти пуста и ярусы баров, гостиницы на час и бордели притихли под раскаленным солнцем, спокойнее относился к этому миру. Человек может не любить улицу, на которой вырос, но это не умаляет глубины его знаний о происходящем в этом месте и близости к окружающему. Или, может, в такой черный день, какой выдался у меня сегодня, лишь эта площадь способна принести утешение?

Из баров первого яруса вышли несколько девиц. Они делились впечатлениями о проведенной ночи: одни довольно рассказывали о мужчинах, купивших им выпивку и позвавших к себе в комнату, другие жаловались на кавалеров, которые, пофлиртовав, испарились, даже не предложив спиртного. Я помнил, как они любят трепаться о причудах фарангов, чьи предпочтения могут сильно отличаться от наших. О здоровенных мачо, которые хотят только облизывать пальцы на ногах или требуют, чтобы их пороли. О ноющих и рассказывающих о своих женах мужчинах. О тех, кто в полной экипировке кажется лучшим представителем Запада, но стоит им увидеть нагую смуглую девушку, ожидающую их в гостиничной постели, как они тут же выходят из строя. Я знал все их истории, каждую деталь, каждую хитрость ремесла, хотя никогда не пробовал на себе. Даже в то время, когда у Пичая был загульный период. Я немного понаблюдал за выходящими на работу девушками. Каждая воздевала руки ко лбу и возносила молитвы стоящему в северной части площади и украшенному гирляндами бархатцев и орхидей алтарю Будды. И невольно вспомнил мать. Затем поднялся по лестнице на второй ярус.

Я искал какой-нибудь открытый большой бар и обнаружил «Голливуд-2». Одну из створок двойных дверей подпирала мусорная корзина. Внутри ярко горел свет, женщины в комбинезонах протирали столы и подметали полы. Хвойный аромат моющих средств смешивался с застоявшимся запахом пива, сигарет и дешевой косметики. Поворотная сцена имела два уровня с хромированными шестами, вокруг которых танцевали стриптизерши, пока она вращалась. Но теперь сцена была пуста и неподвижна. За стойкой одного из баров выставляла банки с пивом на полки мамасан – женщина, которая руководила девушками и обучала их тонкостям ремесла, помогала, когда они беременели или подумывали о самоубийстве. Советовала своим подопечным уходить от клиента, если тот не хотел пользоваться презервативом, и требовать дополнительную плату за необычные услуги (французы, итальянцы и американцы славятся своим пристрастием к содомии). Хорошая мамасан заранее думает о том времени, когда по достижении тридцати пяти лет девушкам придется бросить профессию. Некоторые обучают их английскому или платят за секретарские курсы, хотя такая благотворительность встречается редко. В глазах у этой женщины явно не читалось пристрастие к педагогике: лет пятидесяти, крепкая, располневшая, со смуглым лицом, она постоянно хмурилась.

– Мы закрыты, приходите в шесть, – приняв меня за фаранга, сказала она по-английски.

– Я коп, – объяснил я на тайском и показал удостоверение.

Отношение изменилось, однако не сильно.

– И что же вам надо, коп? Босс платит за крышу. Так что нечего на меня наезжать.

– Это не наезд.

Она оглянулась, ожидая увидеть рядом еще копов, и фыркнула, никого не обнаружив.

– Девушки еще не готовы. Те, что наверху, спят, остальные не приехали. Почему вы пришли так рано? Хотите бесплатно потрахаться только потому, что коп? А что, если мой босс сообщит об этом своей крыше?

– Я прошу оказать мне любезность.

– Все хотят, чтобы им оказали любезность.

– Мне нужна лаотянка.

– У нас тридцать процентов лаотянок. Какая вам нужна: высокая, низкая, с большими грудями, с маленькими грудями? Но скажу сразу: блондинок нет. Светлых лаотянок не бывает. Хотите блондинку, берите русскую.

– Мне нужна такая, которая умеет читать и писать. Хотя довольно того, чтобы умела только читать.

– То есть не прямо из племени, из родных джунглей. У нас, как и в других барах, есть несколько дикарок. Скажите, хун коп, зачем вам это?

– Вы можете мне помочь или нет?

Мамасан, пожав плечами, выкрикнула имя. Ей ответили, и вскоре появилась молодая женщина лет тридцати, завернутая до подмышек в белое полотенце, ее длинные смуглые ноги были босы.

– Приведи сюда Доу, она в третьей комнате.

Через десять минут в бар спустилась миловидная девушка примерно двадцати лет в хлопчатобумажном платье. Доу приветливо улыбнулась и заговорила с сильным лаосским акцентом. Девушка посчитала, что ее вызвали к раннему клиенту, и выглядела оживленной. Я показал ей стобатовую купюру и ксерокопию, которую дал мне Нейп. Она недоуменно посмотрела на газетный текст.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты мне сказала, от какого числа эта газета.

Девушка изумилась. Это был самый легкий заработок в ее жизни.

– 2539, май, 17, – прочитала она в том порядке, в каком это было напечатано.

– Спасибо. – Я отдал ей сто батов.

И попросил мамасан дать мне телефон, который она тут же вытащила из-под стойки. В уме пересчитал год в христианскую эру – фаранги не сознают, что мы обогнали их на пять сотен лет. Набрал номер и, когда мне ответили, сказал в трубку:

– Семнадцатого мая тысяча девятьсот девяносто шестого года.

Последовала пауза.

– Если Квонтико подтвердит, за мной тысяча. – Новая пауза. – Так вы сказали, тысяча девятьсот девяносто шестого?

Я повторил дату и повесил трубку. Было без двадцати девяти четыре.

По жаре я прошел к станции надземки мимо ларьков, где продавали подделки под дизайнерские сумки, майки, джинсы, шорты и купальные костюмы. Ряды принадлежали глухонемым, и те энергичными знаками зазывали меня посмотреть свой товар. Здесь же торговали левыми CD и DVD, что могло весьма заинтересовать правоохранительные органы. Но глухонемые, похоже, нисколько не волновались.

Глава 9

Как и многие другие, я большой поклонник надземки, хотя мне нечасто приходится ею пользоваться. Идея проста: обмануть уличное движение, поднявшись над ним. Это один из тех проектов, который был взят у иностранцев и выполнен на основе зарубежных разработок, что вызвало подозрительную страсть в сердцах наших политиков. Казалось, целыми десятилетиями полчища мужчин и женщин в желтых касках сужали или вовсе перегораживали улицы – возводили бетонные опоры и укладывали на них похожие на произведения искусства пути. И вот когда первый этап проекта был завершен, оказалось, что гигантский город поглотил его целиком, словно его и вовсе не было. Мы почесали затылки: и все это ради двух линий?

Однако поездка на надземке – истинное удовольствие. Кондиционер гонит в салон прохладный воздух, и из окна летящего поверху вагона открывается прекрасный вид на город. И кое-где еще можно увидеть маячащие на фоне домов коробки незавершенных зданий: азиатский финансовый кризис 1998 года заморозил безумный строительный бум, который так и не возобновился. И теперь эти стоунхенджи<sup>[10]10
  Стоунхендж – один из самых больших и известных в мире мегалитов, сооружен во II тыс. до н. э. Расположен в Великобритании близ г. Солсбери.


[Закрыть]</sup> наших дней дают приют бродягам и попрошайкам. Из поезда в бетонных пещерах недостроенных коробок можно заметить их гамаки, собак, развешенное на веревках белье, а иногда и медитирующего монаха в шафрановом одеянии. Хотя такси обошлось бы мне дешевле, я проделал весь путь до Сафан-Таксин на поезде, а там нанял лодку, чтобы доплыть по реке Чао-Прая до моста Дао-Прая. Река была забита баржами и длинноносыми пассажирскими суденышками, и я невольно вспомнил, как мы развлекались здесь с Пичаем…

Когда я оказался у моста, уже приближался вечер. «Мерседес» огородили металлическими столбиками, натянув между ними оранжевую ленту, и поставили охрану из двух молодых констеблей, которые уселись на машину – один на капот, другой на крышу. Сидевший по-турецки на капоте парень наблюдал, как я приближаюсь. Я приказал, чтобы он слез с автомобиля и вел себя, как подобает полицейскому. Парни послушно сложили ладони у лба и поклонились.

– Давно вы здесь?

– Восемь часов.

– Кто-нибудь приезжал снимать показания у поселенцев под мостом?

Констебли покачали головами. Я обошел «мерседес» и, оглядев снаружи, заметил, что заднее сиденье сложено так, чтобы от задней двери до спинок переднего сиденья образовалась ровная платформа. На полу у переднего пассажирского сиденья валялся забытый мобильный телефон. Машине придется еще потерпеть. Автомобили ветшают не так быстро, как человеческая память. Пустошь между «мерседесом» и лачугами поселенцев постоянно освещалась фарами проезжавших наверху машин. А под мостом уютно мерцали подключенные к идущим под аркой электропроводам лампочки. Люди сидели на бамбуковых циновках и ели. В пятнах света в горшках варили еду сидевшие на корточках женщины. Мужчины, одетые в шорты, отдыхали, поджав под себя ноги, играли в карты и пили из пластиковых стаканчиков. На столах – там, где женщины готовили ужин, светились сменяющимися картинками экраны телевизоров.

Я пересек пустырь и опустился на корточки возле одного из кружков мужчин; те не обратили на меня никакого внимания. Перед каждым из них лежала стопка банкнот, придавленная камнем. Я взял один из стаканчиков и принюхался. Рисовый самогон. Где-то должен быть перегонный куб, видимо, в самой большой лачуге в глубине под мостом.

– Скажи мне, брат, где найти старейшину?

Игрок что-то пробормотал и кивнул в сторону самой большой хибары. Я подошел и постучал. Из-за двери пахнуло сильно перебродившим рисом. Раздался сердитый крик.

– Пожалуйста, открой, брат, – попросил я.

Дверь отворилась, и на пороге появился лысый мужчина лет пятидесяти. За ним на небольшом, топившемся углем очаге стоял массивный керамический горшок. Из него на три четверти высоты поднималась трубка. Сам горшок был накрыт алюминиевым блюдом с водой. Спирт конденсировался на нижней стороне блюда и, капая, выводился через трубку, которая направляла жидкость в грубый тряпичный фильтр. Я показал свое удостоверение. Старейшина пожал плечами:

– Мы платим крыше.

– Не сомневаюсь. А как насчет игры?

– Здесь никто не играет.

Я мрачно кивнул.

– Кому вы платите?

– Суперинтенданту Пятнадцатого района полковнику полиции Сувиту.

– Хорошо. Но, как ты считаешь, ему понравится, если им займутся американцы из ФБР?

– Ты кто?

– Я пришел с миром, но мне требуется помощь. Сегодня убит американец, черный фаранг.

– Умер от укусов змей. Такое случается.

– Убит. Змеи убили и моего духовного брата, который был моим напарником.

Я упомянул о делах духовных, и старейшина посмотрел на меня с интересом:

– Твоего духовного брата? Сочувствую. Ты собираешься за него мстить?

– Разумеется.

– Думаю, тебе придется нелегко. Меня самого здесь не было. Но мне говорили, что приезжала банда. Молодые люди на мотоциклах.

– Кто тебе сказал?

– Старый Toy. Он сидел и курил, когда приехала машина, а за ней байкеры.

– Мне надо поговорить со старым Toy.

Старейшина подавил самодовольную ухмылку.

– Думаю, у тебя возникнут проблемы.

Он поманил меня за собой, и мы потащились к самой жалкой хижине. Крыша из листьев на бамбуковой раме покоилась на стенах из помятых алюминиевых пароходных кофров не выше четырех футов. Я решил, что, когда Toy был еще юн, по мосту проезжал грузовик и рассыпал эти самые чемоданы.

– Ну-ка помоги мне.

Мы подняли всю крышу целиком и уложили на землю. Внутри спал сухопарый седой старик, храпя во все горло.

– Перебрал самогона, – прокомментировал старейшина таким тоном, словно подобное поведение старика выходило за пределы его понимания. – Хочешь, чтобы я его разбудил?

Он отодвинул один из кофров и пнул спящего в ногу. Безрезультатно: старик продолжал храпеть. Старейшина несколько раз лягнул его по пояснице – с каждым разом все сильнее и сильнее, пока я не сказал:

– Довольно.

Мы водрузили крышу на место.

– Он вообще-то когда просыпается?

– Обычно он появляется около полудня и сразу принимается за самогон. А затем продолжает пить до тех пор, пока не приходит в такое состояние, как сейчас. Наверное, скоро умрет.

– Я вернусь завтра в полдень, но хочу застать его трезвым. Не давай ему самогона. Хорошо?

Старейшина кивнул, выдавив улыбку.

– Может быть, еще кто-нибудь что-то видел?

Он посмотрел на канал, затем кивнул в сторону игроков в карты и женщин у горшков с варевом:

– Сам спроси у них.

Я понимал, что это бесполезно. Только пьяница, знающий, что через несколько недель умрет, способен открыть полицейскому правду.

– Не давай ему пить, – повторил я, собираясь уходить. – Полковнику Сувиту не понравится, если сюда нагрянут агенты ФБР и станут рыскать, вынюхивая, кто здесь варит брагу, занимается игорным делом и промышляет яа-баа.

– Здесь никто не промышляет яа-баа, – с упреком возразил старейшина. – Это убийственный наркотик.

Я доехал до реки на такси и сел в лодку, где оказался в компании лишь самого лодочника и двух монахов. Мы плыли рядом с другими лодками и баржами с рисом, почти невидимыми в ночи. Прибыв на место, я пропустил монахов вперед, наблюдая, как старший подбирает полы одеяния, чтобы ни за что не зацепиться, и поднимается, освещаемый единственным газовым фонарем, на старый деревянный причал. Монахи вышли из магического круга белого света и растворились в темноте. А я пошел к себе домой по немощеной тропинке, мимо разномастных хижин самовольных поселенцев.

Под навесом лежал, развалившись, давешний парень; при моем появлении его товарищ ему что-то сказал, и тот, быстро поднявшись, последовал за мной в дом. Я заплатил ему тысячу двести батов за три пилюли яа-баа, хотя он отдавал их бесплатно. Я сказал, что я не из тех копов. Снаружи донесся рев мотоцикла, более мощного, чем у водителей мототакси. Мы выглянули из дома, и у моего спутника отвисла челюсть: перед ним оказался его сородич из далекого будущего. Ездок был затянут в черную кожу с накладками на локтях и на коленях. Затемненный, полностью закрывающий лицо шлем выглядел так, словно был куплен нынешним утром. «Ямаха» с объемом двигателя 1200 кубов наверняка могла развить сотню километров в час на второй передаче. На спине мотоциклиста красовалась люминесцентная надпись «Федерал экспресс». Он слез с мотоцикла, снял с головы шлем, и сразу стало понятно: да, вот это настоящий мужчина. Когда же все увидели, что причина его появления – моя особа, небольшая толика его величия коснулась и меня.

Пакет формата А4, за который я расписался, был отправлен из американского посольства. Внутри находились завернутый в тысячебатовую купюру мобильный телефон «Моторола» с зарядным устройством, инструкция и шесть фотографий Брэдли размером три на шесть. На обратной стороне фото Розен написал:

«Дату подтвердили. Мобильный телефон будет полезен нам обоим – и мне, и вам. Полагаю, вы забыли попросить фотографии. Новая помощница прибудет завтра. Держите телефон при себе.

Тод».

– Проверьте, сколько у вас на счету, – посоветовал мототаксист.

Я не знал, как это делается, и отдал телефон ему. Парень нажал на несколько кнопок и пожал плечами:

– Всего лишь восемьсот батов. Не стоит звонить в Сан-Франциско.

Я попытался пнуть его ногой, но он увернулся и снова улегся на свою раскладушку.