Текст книги "Бангкок-8"
Автор книги: Джон Бердетт
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
Нечего и говорить, что яа-баа не прошел даром, – на следующий день в половине девятого я оказался на Каошанской дороге, так и не сомкнув глаз за всю ночь. Я сидел в кафе напротив интернет-залов, пил черный кофе, а в голове прокручивались картинки прошедшей ночи. Мне казалось, что я успел переговорить с пятью сотнями женщин, но ни одна из них не вспомнила Брэдли. О своем танце в Пат-Понге я думал с большим смущением. Солнце уже сильно припекало, и ночь словно началась сначала. Улица наполнялась белокожими иностранцами.
Все здесь по виду отличалось от Сукумвит, место выглядело настолько странным, что никто бы не сказал, что это тоже Крунгтеп. Тайцы здесь выступали в роли туристов – таращили глаза и болтали.
Фаранги часто прогуливались парочками – девушки и парни – и были моложе тех, что приходили на Нана-плаза. Они проводили тут так называемый пустой год – время между школой и университетом или между университетом и реальностью.
В районе Каошан самое дешевое в городе жилье. За несколько долларов в общежитии можно снять койку на ночь, но условия быта даже мне казались убогими. В этом месте постоянно, особенно утром, ощущается атмосфера никогда не прекращающейся вечеринки. На тротуарах выстроились прилавки с пиратскими DVD и CD, путеводителями по Юго-Восточной Азии, прилавки с готовыми закусками и всяким барахлом – с сандалиями и майками. Между прилавками и кафе оставалось настолько мало места, что можно было протиснуться с большим трудом. Туристы с огромными рюкзаками как могли крутились и извивались, чтобы пройти. Прилетев из Европы или Америки дешевыми рейсами, они явились сюда в поисках самого дешевого жилья, надеясь сберечь деньги и растянуть отдых, если получится, на целый год. Помните сцены в Чайнатауне из кинофильма «Бегущий по лезвию»? Мой народ быстро научился подделывать маски с острова Бали, статуэтки из Камбоджи, куклы из Бирмы, индонезийский батик и даже вещи из Австралии. Здесь можно обменять деньги, сделать пирсинг, поколотить в барабаны бонго,[13]13
Бонго – небольшой сдвоенный барабан.
[Закрыть] посмотреть видео и проверить свою электронную почту. Но это далеко не Таиланд.
Чернокожему, если он хочет сэкономить на создании сайта, Каошан-роуд – самое то.
На мототакси приехал таец и открыл контору интернет-кафе. Я подождал несколько минут, затем пересек улицу.
Он оказался мужчиной лет тридцати – из тех представителей нового поколения, кто понял, что на интернет-технологиях можно заработать деньги. Он мельком взглянул на меня и сразу догадался, что я полицейский. Посмотрев на фотографию Брэдли, он моментально его узнал.
Таец пригласил меня на второй этаж, где на козлах стояли его компьютеры и все помещение было наполнено жужжанием и гулом. Любой, кто пользуется услугами интернет-служб, согласно закону Министерства связи, обязан заполнить специальную анкету. Таец вынул из шкафа папку и быстро нашел формуляр Брэдли. Вопросы анкеты печатаются только на тайском, и большинство ответов были также даны на этом языке.
– Это вы помогли ему заполнить формуляр?
– Нет, он взял его с собой и принес в таком виде.
– Он говорит по-тайски?
– Совсем немного. Думаю, самостоятельно он с анкетой бы не справился.
– Вы видели кого-нибудь с ним?
– Он приходил сюда всего дважды: первый раз взять бланк, второй раз принес заполненную анкету. И оба раза был один. – Таец явно хотел сказать еще кое-что, и я подбодрил его кивком. – Однажды я встретил его на улице. Такого ни с кем не спутаешь. Он был с женщиной. – Я снова кивнул. – Та еще штучка. Сначала я решил, что она афро-американка, но потом заметил, что у нее глаза, как у нас, кожа скорее очень смуглая, чем черная, а волосы от природы прямые, хотя она их немного завивает. Высокая, выше, чем многие тайки, но, конечно, с ним не сравнится. Она ему по плечо. – Мой собеседник усмехнулся. – А моя макушка едва доходила ему до солнечного сплетения.
– Какие у нее волосы?
– Покрашены в несколько цветов – зеленые, оранжевые, ну, знаете, как теперь модно, но сделано хорошо. Когда они вдвоем прогуливались по улице, казалось, что это показ мод. Исключительно сексуальная особа, словно из кино. Все на них оборачивались – видимо, решили, что к нам из Штатов прикатили две кинозвезды. Кажется, ей нравилось, что на нее обращают внимание.
– А ему?
– Мне показалось, что он парень серьезный, выглядит как деловой человек, понимаете, что я имею в виду? Девица выглядела куда более легкомысленной. Однако, повторяю, я видел его всего один раз и с большого расстояния. Может, это был вовсе не он и я обознался, но похожих на него людей редко встретишь в Крунгтепе.
Это была первая реальная ниточка, и мне захотелось чем-нибудь вознаградить своего собеседника. Я переписал из анкеты адрес Брэдли в том виде, в каком он был указан на тайском языке, и сказал:
– Рано или поздно сюда явятся агенты ФБР, захотят посмотреть анкету и примутся спрашивать то же, что и я.
– И что из того?
– У них нет права на проведение следственных действий в нашей стране, и вы не обязаны им отвечать.
– Что вы мне посоветуете?
Я улыбнулся.
– На вашем месте я бы позволил им себя подкупить.
Парень кивнул, мое предложение его нисколько не удивило.
– Какова, по-вашему, подходящая цена?
Я задумался, поскольку являюсь убежденным сторонником перераспределения богатств с Запада на Восток.
– На вашем месте я бы потребовал тысячу долларов.
Он моментально подсчитал в уме: выходило 45 тысяч батов – небогато, однако в качестве случайного навара недурно. Он сложил ладони у лба и поклонился:
– Благодарю вас, детектив.
– Не за что. А если снова увидите ту женщину, дайте мне знать.
Выйдя на улицу, я внезапно почувствовал себя нехорошо. Наркотик высосал из моей крови все питательные вещества, и я быстро сдавал. В голове пульсировало в такт доносившейся из ближайшего магазина музыке, я чувствовал, что меня вот-вот стошнит. К тому времени, когда я отыскал узенькую сой, где был дом Брэдли, мир успел развернуться на тридцать градусов.
Глава 14
К моему удивлению, по адресу, указанному Брэдли, оказался не многоквартирный дом, а старое строение из тика на сваях. Я скинул ботинки и, поднявшись по лестнице к главному входу, рассмотрел звонок. Старинный медный колокольчик на шнурке – антикварная диковина, ему было не меньше семидесяти лет. Ниже табличка, тоже из меди: «Уильям Брэдли».
Я подождал пять минут и дернул шнурок звонка. Мне послышалось шлепанье босых ног по полу, но я не был уверен – мешал отдаленный шум уличного движения и бесконечное бухтенье из динамиков на Каошан-роуд. После третьей попытки я заметил, что за мной наблюдают из открытого окна: на меня смотрели испуганные глаза застенчивой женщины лет шестидесяти. Я улыбнулся ей как можно приветливее.
– Хун Брэдли здесь живет?
Она не ответила.
– Я полицейский. – Я достал удостоверение и показал ей, хотя понимал, что скорее всего женщина не умеет читать. Она продолжала таращиться на меня, и я попробовал зайти с другой стороны: – Мать, я принес тебе деньги за жилье за прошлую неделю.
Мои слова вызвали у нее улыбку – радостную улыбку наивной крестьянки. Губы растянулись, обнажив ярко-розовые десны и язык и совершенно черные корни зубов. Похоже, этот дом мог гордиться, что обладает традиционной бабулей с традиционным пристрастием к бетелю. Женщина скрылась, и поразительно скоро отворилась входная дверь. Бабуля оказалась меньше пяти футов ростом, с доходившими до поясницы забранными в «конский хвост» черными волосами – и ни следа седины. На ней были саронг, кремовая рубашка и золотая цепь с золотым овалом, на котором красовалось изображение бывшего короля Таиланда. Она сложила ладони и склонилась в глубоком поклоне. Женщина, решив мне верить, снова улыбнулась, ее глаза были наивно чисты.
Когда я вошел в дом, она перегнулась через перила лестницы и извергла изо рта ярко-красный поток, который угодил в специально отведенное на земле место.
– Напомни мне, мать, сколько мы тебе платим за неделю?
– Четыреста пятьдесят батов.
Я вытащил из кармана свернутые в трубочку деньги.
– Извини, что задержали.
– Не задержали. Сегодня как раз день платы.
– Когда ты их видела в последний раз?
– Два дня назад, но потом она приходила еще и забрала свои вещи. Должно быть, вчера, когда я была у дочери в Нахон-Саван.
– Вчера у тебя был выходной?
– Да.
– Ты спишь здесь?
– Да.
Я присел на корточки, дабы не возвышаться над ней каланчой. Она, чтобы ее глаза не оказались выше моих, немедленно последовала моему примеру. Я достал фотографию Брэдли.
– Это тот самый хун Брэдли?
Женщина энергично закивала.
– Извини, у меня нет фотографии мадам Брэдли. А у тебя?
Она мотнула головой.
– Можешь ее описать?
Моя просьба вызвала у нее мимолетное сомнение, но она решила, что я хороший человек, и несколько странных вопросов не смогли поколебать ее уверенности.
– Высокая, о! Очень высокая, никогда не встречала таких высоких женщин.
– Одного с ним роста?
– С ним? Нет! Он настоящий гигант.
– Кто отдавал тебе распоряжения?
– Она.
– Значит, она говорит по-тайски, как мы с тобой? – Мой вопрос ее смутил. – Так она фаранг или нет?
– Нет, не фаранг. Говорит, как мы с тобой. Сначала я подумала, что она африканка. – Женщина обвела руками вокруг головы, показывая, какая у незнакомки прическа и рост. – Но оказалось, что тайка.
– Как ты ее называла?
– Мадам Брэдли.
Глупый вопрос.
– Мать, я хочу здесь осмотреться.
Она пожала плечами. Все равно бы не смогла меня остановить, даже если бы хотела. Я оглядел занимавшую весь первый этаж большую комнату с двумя тиковыми балками на равном расстоянии от стен. Длинные узкие доски пола были хорошо отполированы, даже лучше, чем обычно в подобных домах, и тускло, по-старинному, отражали свет. На полу были разбросаны яркие подушки и матрасы. Шелковые чехлы подушек зеленых, оранжевых и красных тонов удачно контрастировали с деревом пола и стен. Панели на стенах сияли золотом листвы и синевой ночи. Низкий длинный стол из тика имел скрытое углубление для ног и ступней. Стол был застелен синей домотканой скатертью, на нем стояли подставки из пальмового дерева с желтыми домоткаными салфетками, серовато-зеленые тарелки и чашки, а в скорлупе кокосового ореха – лимонные свечи.
Я не знаком с нравами в американской армии, но мне показалось, что вряд ли простой морпех выбрал бы подобное жилище, чтобы хвастаться перед своими товарищами. Даже по тайским понятиям жить в доме из тика – большая причуда. Их, как правило, снимают либо придурковатые иностранцы, либо артистически настроенные тайцы, которые много времени провели в таких местах, как Париж или Нью-Йорк. Присмотревшись, я заметил большие лакированные корзины из тех, весьма модных сейчас, и матрасы из набивного золотого шелка, которые производит исключительно корпорация «Комапастр», поставляя их только королевским семьям и миллиардерам. На стеллажах стояли бесценные антикварные предметы: старинные кувшины для воды, погребальные урны с ручками в виде бутонов лотоса, керамические сосуды для амулетов. Все в тайском духе. Комната так и просилась, чтобы ее фотографировали фаранги.
Для того чтобы подняться на второй этаж, следовало выйти из дома и воспользоваться внешней лестницей. Дверь оказалась закрытой, и мне пришлось снова спуститься и отыскать старушку.
– Мать, я забыл ключ. Можно взять твой?
Она полезла под юбку, и я заметил современный кошелек, какие носят пешие туристы, или, как их теперь называют, бэкпэкеры. Женщина вытащила из него большой медный ключ и подала мне. Я снова поднялся по лестнице и вошел в большой прохладный дом.
Глава 15
Жалюзи на окнах без стекол пропускали воздух, а тиковые стены – отличный изолирующий материал. Внутри было темно, только еле виден дверной проем. Я отыскал выключатель и закрыл створку. Свет лился, казалось, ниоткуда и шел снизу вверх – от тиковой панели, которая тянулась по всему коридору.
На стенах висели шесть этюдов – одно и то же женское лицо в разном цветовом исполнении, в том же стиле, что и знаменитые портреты Мэрилин Монро Уорхола.[14]14
Уорхол, Энди (1928 (1930?-1987) – художник, кинорежиссер и наиболее видный представитель поп-арта. В конце 50-х годов XX столетия создал новый художественный стиль, для которого характерно использование сюжетов и приемов, связанных с повседневной жизнью, рекламой, практикой средств массовой информации: например, картина с увеличенным изображением консервной банки или несколько раз повторенные на одном полотне портреты знаменитостей.
[Закрыть] Женщина, без сомнения, наполовину тайка, наполовину негритянка, а это в моем обществе совершенно особая категория людей. Чуть за тридцать – значит, родилась в конце шестидесятых или в начале семидесятых, когда город был наводнен американскими военными, проводившими здесь отпуска во время вьетнамской войны. Известно, что в американских войсках служило много афроамериканцев, и теперь их дочери работают в бангкокских барах. Мой народ отличается расистскими предрассудками и считает их изгоями, так что такой судьбе не позавидуешь. Дверь вела в спальню, и стало видно, что преклонение перед той женщиной похоже на наваждение. Ее изображения были повсюду: в масле, акварелях, на черно-белых и цветных фотографиях, в полный рост или по пояс. Напротив кровати висела искусно написанная маслом картина – бедра женщины слегка повернуты к зрителю, лобок без волос, темные соски на красивых смуглых грудях, длинная шея, разноцветные волосы, разбросанные в артистическом беспорядке и вовсе не африканские. Если смыть краску и не завивать, думаю, они были бы прямыми и черными. Но глаз почему-то останавливался не на ее лице, а на нефритовом шарике на золотом стерженьке, который наискось пронзал ее пупок.
Завороженный красотой женщины, я опустился на кровать, любуясь ее длинными ногами, высокими бедрами, движением, как у тайской танцовщицы, изящных кистей, манящими глазами, почти впалыми щеками, насмешливой улыбкой пухлых губ, – так она выражала отношение к своей наготе, – тонким прямым носом, видимо, дань крови белых в роду. Я закинул руки за голову, лег на кровать и стал думать о Брэдли.
Зрелый мужчина, чистых африканских кровей, который никогда в жизни никого не боялся, спортсмен, человек, явно знавший толк в женской красоте, военный, готовый вот-вот выйти в отставку, но энергичнее многих, вполовину его моложе. Фаранг, живший в Бангкоке и, как это часто случается, привязавшийся к этому городу, завсегдатай баров на Нана-плаза, проведший многие годы в поисках совершенного женского тела.
Можно ли считать Брэдли простым солдафоном? Он имел природную склонность к красоте, подобно музыкальному таланту представителей его расы. Я не мог понять, как такому человеку пришло в голову стать военным. Возможно, его утонченный вкус сформировался позднее, где-нибудь годам к тридцати, когда будущее его карьеры уже определилось. Как ему, наверное, было отвратительно постоянно испытывать на себе отталкивающую функциональность армии. Неудовлетворенность все сильнее давила на сознание, и, по мере того как проходили годы, он все с большей страстью ежеминутно повторял: «Скорее бы в отставку, и вот тогда…» Задолго до положенной даты он скрупулезно планировал, как завершит военную карьеру, обоснуется в красивом доме с прекрасной женщиной. И будет наслаждаться своим увлечением драгоценными камнями, обсуждая его на своей странице в Интернете, которая открывалась изображением изящного нефритового фаллоса. Было ли это нарциссизмом? Разве мог такой человек, пусть он всю жизнь и испытывал гнет суровой армейской дисциплины, не любить себя? Даже на каталке в морге его обезображенное укусами змей, усохшее после смерти тело представляло образец совершенного мужчины.
Что произошло в тот момент, когда Брэдли впервые увидел эту женщину? Молниеносный шок, как при броске во время рукопашной? Захват, от которого даже такой опытный боец был не в состоянии освободиться? Подобные женщины кажутся слишком опасными большинству мужчин, и те страшатся к ним приближаться, а сами они ждут человека, который стал бы для них чем-то большим, чем жизнь. Но где она скрывалась до встречи с Брэдли? Если бы танцевала в барах на Нана или Пат-Понге, я бы о ней непременно слышал. Такая прославилась бы на весь город, стоило ей появиться возле одного из блестящих стальных шестов.
Я встал, приблизился к полотну. Надо признать, в ее позе чувствовался аристократизм – эта женщина была не из тех, кто танцевал бы обнаженным на публике. Но если она незаконнорожденная дочь черного американского военнослужащего, то как иначе смогла себя прокормить? Если мать – девушка из бара, то эта женщина малообразованна, без специальности и почти без знакомств за пределами сцены бара.
Я попробовал соотнести ее с предметами в доме, и это оказалось совсем нетрудно. Все было словно выбрано одним и тем же острым глазом из различных каталогов. Это был не дом – во всяком случае, не на мой вкус, – а уголок, где можно спрятаться от уродства города, нарочитая попытка создать свою собственную реальность на западный манер.
Реальность, где надо всем властвовала эротика. Можно ли представить себе их объятия – страсть двух спаривающихся черных тигров? Ничего подобного я никогда не испытывал: вся ночь – страстное продолжение ужина вдвоем – принадлежит только им одним: отсрочка и неспешность мужчины, овладевающего своей добычей, и экстаз женщины под своим черным божеством. Я ничуть не удивился, когда в ванной комнате обнаружил целую коллекцию ароматических веществ, – некоторые из них местные, но очень много иностранных, с бирками магазина из Сан-Франциско.
Мое утомленное тело больше не могло выносить эту чувственную атмосферу. Следовало еще выяснить, что собой представлял морпех. В маленькой комнате, служившей кабинетом, на столе стоял компьютер с девятнадцатидюймовым монитором. Здесь все было строго: голые тиковые стены и пол, шкаф с книгами, среди них несколько очень большого размера, видимо фотоальбомы, а на почетном месте высоко на полке единственное произведение искусства – нефритовый всадник на нефритовом коне. Я решил, что имитация. Кто станет держать нефрит в деревянном доме, даже в таком, как этот?
Я включил компьютер, он загудел, и на экране вспыхнула заставка «Windows Millenium». Я щелкнул на строке программ и открыл тридцать или сорок приложений на английском и тайском: астрология и астрономия, камневедение и основы математики, употребление английских слов и перевод на тайский. Здесь же были энциклопедия «Британика» и Новый словарь Уэбстера – словом, все необходимое для человека, который решил начать образование с нуля.
Было без четверти час. Передо мной возникли новые трудности: раньше фактов не хватало, а теперь их обнаружилось слишком много. Чтобы должным образом изучить содержимое компьютера Брэдли и его сайта, потребуется несколько дней. Я открыл текстовый редактор и напечатал:
«Привет, Розен, привет, Нейп».
Затем погасил экран, но оставил компьютер включенным.
На Каошан-роуд я сделал дубликат ключа от верхней комнаты, купил простенький фотоаппарат со вспышкой и вернулся, чтобы сфотографировать женские портреты, нефритового всадника и компьютер. Возвратил ключ престарелой даме, которая так и сидела внизу на корточках у окна, откуда было очень удобно сплевывать на землю. Женщина жевала бетель. Похоже, она обо мне забыла и вздрогнула при моем приближении. А затем, не поднимая на меня глаз, убрала ключ в кошелек. Я вышел на улицу и взял мототакси.
Глава 16
Около моста Дао-Прая «мерседеса» не было, явно забрали полицейские. Я немного постоял, изучая то, что могло находиться под машиной. Трупы двух кобр, которых не застрелили, а забили до смерти.
Еще расплачиваясь с мотоциклистом, я услышал доносившиеся из хижин поселенцев нечеловеческие вопли. И, пересекая пустошь, поражался исторгаемым из глубины груди громким крикам. Казалось, ревел разъяренный бык.
– Мать твою! Растуда твое ФБР! Хочу пить!
На границе деревни меня встретил озабоченный старейшина:
– Ты опоздал. Сказал в полдень, а теперь половина второго.
– Был все утро занят. Что у вас тут творится?
Они связали старого Toy, прикрутив к доске длинной оранжевой веревкой руки, ноги и туловище, запеленали всего так, что свободными остались лишь шея и голова. Доску приставили к самой крепкой хижине. Когда Toy ревел, у него на шее напрягались жилы.
– Ты же сказал, что он нужен тебе трезвым. Это единственный способ.
– Но почему вы не даете ему воды?
– Приносим галлонами. Его жажда другого рода.
– Развяжите его.
– Шутишь? Я не решусь снять с него веревки, пока не напою допьяна. Стоит ему вырваться, и он разнесет всю деревню. Так ты собираешься его допрашивать или нет?
Старик посмотрел на меня налитыми кровью глазами.
– Ты тот самый проходимец из полиции, о котором мне говорили? Я своими зубами отгрызу тебе нос.
– Я всего лишь хочу задать тебе несколько вопросов.
– Пошел ты со своими вопросами. Я хочу виски. Виски из риса.
Я кивнул старейшине, и тот принес пластиковую бутылку, до краев наполненную прозрачной жидкостью.
– Дай ему глотнуть, но немного.
Старейшина наполнил пластмассовую чашку на пару дюймов, старик вытянул шею, как птица, и тот влил ему спиртное в рот.
– Еще!
– Сначала ответь на несколько вопросов, а потом, если тебе так нравится, можешь продолжать себя убивать.
Старик облизал губы.
– Когда меня развяжут, я убью тебя! Что еще за долбаные вопросы?
– Ты видел вчера, как приехал «мерседес» с черным фарангом?
Toy сплюнул.
– Конечно, видел. Сидел у стены моста, потягивал самогон и видел абсолютно все.
– Что именно?
– Красных кхмеров.
Вокруг захохотали.
– Ты участвовал в гражданской войне в Камбодже?
– Идиот! Я не был ни на одной долбаной войне. Пару недель назад кто-то притащил сюда DVD с фильмом о том, как попадает в беду приятель какого-то придурочного американского журналиста. Чертово занудство, а не фильм, но мне понравилось, как он вспарывает бок буйвола бритвой и пьет кровь. Никогда бы не подумал, что эти камбоджийцы такие крутые ребята.
– Так что насчет красных кхмеров?
– В фильме кхмеры все как один носили на своих тупых головах клетчатые красные шарфы. И вчера было то же самое.
– Насчет фильма он прав, – подтвердил старейшина. – Я тоже запомнил красные шарфы.
– И кто их носил?
– Шпана на мотоциклах. Человек шесть, насколько я понял, опасные типы.
– Они приехали до появления «мерседеса» или после него?
– Примерно в то же время. Окружили его.
– Ты видел, как они открыли дверцу?
Старина Toy рассмеялся.
– Нет. Они поступили так же, как и ты со своим напарником. Сошли с мотоциклов, поиграли в гляделки, поудивлялись, потараторили между собой. Не такие уж и крутые, как показалось сначала. Пошушукались, а затем бросились к своим мотоциклам и отчалили.
– Они говорили по-тайски или по-кхмерски?
– Было слишком далеко, я не расслышал. Да и как я могу понять – по-кхмерски или на чиу-чоу, будь он неладен?!
– Среди них была хоть одна женщина?
– Дай мне еще глоток, паразит.
Я кивнул старейшине, и тот влил в глотку старине Toy еще немного самогона.
– Женщина? Нет! Только парни под кайфом – то ли яа-баа, то ли ганжа. И кишка у них оказалась тонка: не смогли переварить то, что увидели в машине. После того как они убрались, я подошел и посмотрел, в чем дело. Питон заживо жрал черного фаранга. И еще там были кобры.
– Как же ты поступил?
– Видишь ли, я не очень-то был уверен.
От его слов слушатели прыснули. Некоторые, чтобы удобнее было хохотать, даже присели на корточки.
– Не уверен? Как так?
Смех стал заметно громче.
– Меня посещают видения.
Слушатели развеселились вовсю. Двое мужчин и женщина, чтобы как следует посмеяться, даже улеглись на землю. Многие привалились к хижине, сотрясаясь всем телом. Старейшина широко улыбнулся.
– Его часто посещают галлюцинации, в основном он видит змей.
– Правильно. Поэтому я не был уверен. А когда мне сказали, что в машине находились настоящие змеи, пришлось как следует хлебнуть.
– А женщину ты там не видел?
– Не будь идиотом! Если бы в «мерседесе» оказался кто-нибудь еще, то как пить дать был бы трупом, как тот черный.
– Ты не заметил женщину – высокую, наполовину негритянка, наполовину тайка. Может быть, она вышла из машины до того, как приехали мотоциклисты?
– Нет, ее бы я запомнил. Женщины мне в галлюцинациях не являются. С какой стати? У меня уже тридцать лет не стоит.
Новый взрыв смеха, люди беспомощно трясли головами, старейшина, отвернувшись, тоже хохотал.
– Хорошо. – Я посмотрел на остальных: – Кто-нибудь еще видел мотоциклистов?
Все взгляды разом устремились на старейшину.
– Мотоциклисты ему не привиделись, были на самом деле, но никто не хочет давать показаний. Они считают, что это банда убийц, и не желают впутываться.
– А если неофициально, все согласны с тем, что он сказал?
– «Неофициально» звучит неплохо, хотя я не совсем понимаю, что это значит. Многие видели и мотоциклистов, и как старина Toy подошел к «мерседесу», заглянул внутрь, а затем принялся биться головой о машину. Мы все это наблюдали. Несколько человек тоже приблизились к машине. Они были там, когда вы приехали со своим напарником.
Старейшина влил еще немного виски в Toy. Способности старика оказались необычайными – он осушил целую бутылку самогона и только после этого захмелел. Старейшина развязал его. Но перед тем, как ослабить веревки, рядом с ним поставили еще одну бутылку и на всякий случай отошли подальше. Пьяница бросился к спиртному и всунул горлышко в рот.
Я поблагодарил старейшину.
– Так ты не наведешь на нас ФБР? Самогон – основной источник нашего дохода. Мы без него пропадем.
Это был первый признак слабости, и ею следовало немедленно воспользоваться. Старейшина бросил на меня быстрый взгляд и кивнул, приглашая в дом, где из тряпичного фильтра тонкой струйкой не спеша бежала в кувшин очищенная жидкость. Хозяин вытащил бутылку и два пластиковых стакана. Мы пожелали друг другу удачи, домашний спирт обжег мне глотку и согрел желудок. В хижине оказалось уютно – на углях варилась брага, и в воздух поднимался пар.
– Ты ведь из Восьмого района, так?
Я внимательно посмотрел на старейшину:
– И что?
– Ваш полковник – известная личность, – пожал плечами старейшина. – Викорн, так его зовут?
– Ты его знаешь?
Он опасливо поджал губы.
– Не лично. Я же сказал, он известный человек.
– Хочешь поговорить непосредственно с ним?
Сверкнула обезоруживающая улыбка.
– Поверь, я совершенно не кручу. Мы только не хотим, чтобы ФБР нам задавало вопросы. Люди в самом деле ничего не знают. Одни были пьяные, другие играли в карты. А у старины Toy вряд ли осталась в мозгу хоть одна живая клетка.
– Может быть, ты что-нибудь видел?
Секундное колебание.
– Когда появился «мерседес», я случайно оказался у съезда с дороги.
– В прошлый раз ты ответил, что тебя здесь не было.
– У меня были дела в другой части города, и я возвращался домой.
– Дальше.
– Все было примерно так, как описал старина Toy, за исключением одного: машина остановилась на съезде, потом приехали байкеры. Кто-то вышел из «мерседеса», сел на один из мотоциклов, и они укатили. Но я не разглядел кто, потому что все происходило по другую сторону автомобиля.
Его рассказ могла стимулировать только дополнительная порция самогона. В первый раз я выпил всего треть пластикового стаканчика, однако и от этой дозы у меня помутилось в голове. Старейшина снова наполнил стаканы, профессионально опрокинул стакан и облизал губы.
– Что произошло дальше?
Он криво усмехнулся:
– С тобой все в порядке? Байкеры были вооружены – такими маленькими штуковинами, как показывают в кино, наподобие небольших автоматов. У меня сложилось впечатление, что черного фаранга похитили. И естественно…
– Естественно, ты отвернулся. Очень тебе надо наблюдать, как совершается преступление, а потом давать свидетельские показания.
Старейшина не уловил насмешку в моем голосе и, испытав облегчение, расцвел в улыбке:
– Спасибо, что понял меня.
Я допил виски и поднялся.
– Не думаю, чтобы ФБР заинтересовал ваш самогон. Скорее всего они все-таки сюда явятся. Представь им старину Toy и ни о чем не тревожься.
– Ты не возьмешь денег? – удивился старейшина. – Могу тебе немного дать из того, что выручили на прошлой неделе. Люди поймут.
Я покачал головой.
– Удачи тебе, брат.
Старейшина наградил меня одной из своих самых искренних улыбок.
– Спасибо, брат. Отомсти за напарника и живи с миром.
Я благодарно кивнул.
Водитель мототакси, как было приказано, ждал, болтаясь около моста рядом со своим мотоциклом. Я не мог больше тянуть. Пришло время предстать перед полковником.