Текст книги "Ожившая сказка (ЛП)"

Автор книги: Джоди Линн Пиколт

Соавторы: Саманта Ван Лир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Постой, – произнёс я.

Книга снова открылась, и Делайла разгладила страницы.

– Ты и представить не можешь себе, как тяжело было наблюдать за вами, – признался я.

– Это ненадолго. Пока мы не придумаем повод, чтобы инсценировать расставание.

За дверью раздался голос – миссис Макфи.

– Делайла? – позвала она. – С кем ты говоришь?

В ту же секунду мир почернел: Делайла спрятала книгу под покрывало.

– Ни с кем, – ответила она. – С Джулс.

– Так с Джулс или ни с кем?

– С Джулс, – испуганно откликнулась Делайла.

– Вы дерётесь, что ли? Я слышала крики.

– О глупостях спорим: какой фильм смотреть на выходных. Ничего особенного.

Последовала пауза.

– Для подобной глупости чересчур много шума.

– У нас у обеих эти дни, – последовал ответ Делайлы. – Я жутко устала, мам. Ты же видишь, что я уже укладываюсь.

Послышался звук закрывающейся двери, и внезапно вновь появилось лицо Делайлы.

– Довольно грубо, – пробормотал я. – Что за «эти дни»?

– Тебе будет неинтересно, – Делайла посмотрела куда-то в сторону. – Заметила ли она, что мой телефон стоит на зарядке у стола?

– А что в этом такого?

– Разговор Джулс при таком раскладе становится менее вероятным, – вздохнула она. – Как скоро в ней зародится подозрение, что со мной снова что-то не то из-за увлечения этой книгой?

– Прости, – произнёс я. – В следующий раз я постараюсь орать на тебя тише.

Это наконец-то её развеселило.

– Когда он касается тебя, ты думаешь обо мне? – спросил я мягко.

Глаза Делайлы были подобны янтарю.

– Я думаю о том, насколько он непохож на тебя, – ответила она. – И другие никогда не будут.

Я не сводил с неё взгляда. Она – мой воздух, мой целый мир.

– Как прошёл твой день? – осведомился я.

★★★

Следующим утром я решил начать с чистого листа. Выпечка явно не мой конёк, с искусством я на «вы», а слежка за хобби не считается. Так что, одолжив кое-какое оснащение у Торопыги и Уолли, я направился на пляж, чтобы попробовать себя в рыбалке.

Не успел я забросить удочку, как выплыла Maра, разрезав своим хвостом поверхность океана.

– Знаешь, у рыб тоже есть чувства, – укоризненно заметила она.

– И у растений, – напомнил я. – Тебе понравился сегодняшний салат из ламинарии на завтрак?

Фыркнув, она нырнула обратно. Какое-то время я наслаждался солнцем, гревшим мне макушку, и лёгкими всплесками волн, и далёкими криками чаек, круживших над головой. Было приятно размяться, наматывая и бросая снова удочку. Вот… вот то, что мне могло бы понравиться.

Моё уединение было нарушено появлением мокрого, растрёпанного, лающего, мохнатого торнадо, сбившего меня с ног и обслюнявившего всё лицо.

– Хамфри! – услышал я. К ноге!

Пёс в ту же секунду сел, продолжая вилять хвостом и неумолимо приближаясь ко мне. Его длинный язык почти что собирал песок. Серафима прицепила поводок к ошейнику Хамфри.

– Прости, – извинилась она. – Мы ещё не освоили базовые команды.

– Ты такая красивая, – посмотрел на неё пёс. – Твои волосы напоминают солнце.

– Спасибо, Хамфри, – потрепала она его по голове, краснея.

Я отложил удочку и поднялся.

– Как твои дела? – поинтересовался я.

Серафима обратила свой взор на океан.

– Я до сих пор думаю, что мне всё это приснилось: безумная самоходная повозка… неуличный рынок… и как Фрамп… ну, ты знаешь. Но не приснилось ведь, Оли, правда?

– Всё было по-настоящему, – покачал я головой.

Глаза её загорелись.

– Я была настоящей, – прошептала она. – Наверное, мне никогда раньше не приходило в голову принимать собственные решения. Я имею в виду, раз ты принцесса, то зачем тебе что-то менять? – Она с заговорщическим видом наклонилась ко мне. – Можно поделиться с тобой секретом?

– Эм…да? – отозвался я.

Она аккуратно подняла подол платья до самой талии, показывая голубые брюки, сшитые наподобие джинсов.

– Они чудесные, – восторженно отметила Серафима. – В них можно бегать, лазать и танцевать, да всё, что захочешь, и не нужно бояться, что запутаешься во всех этих юбках.

– O, понимаю, – широко улыбнулся я. – Всегда в них путаюсь.

– Что верно то верно, – согласилась она. – Я обменяла у Торопыги его одни ненужные брюки на корзинку для вышивания. Всего лишь пара часов шитья – и вот они уже по мне.

– Они тебе очень идут, – похвалил я.

Её глаза расширились.

– Ты же никому не скажешь, Oли? Пусть это будет нашей тайной.

Из всех здешних персонажей лишь Серафима знала не понаслышке, каково это – жить в мире, а не в книге. По иронии судьбы, единственный человек, с которым у меня не было ничего общего, теперь стал единственным человеком, с которым я мог по-настоящему общаться.

Полагаю, это значит быть друзьями.

– Ты когда-нибудь рыбачила? – полюбопытствовал я.

Сeрафима моргнула.

– Обычные принцессы этим не занимаются.

– Как хорошо, что ты принцесса необычная.

На губах Серафимы распустилась улыбка. Она посмотрела сначала в одну сторону, потом в другую и бросила собачий поводок. Хамфри тут же начал носиться кругами по пляжу, облаивая чаек, а Серафима расстегнула юбку и осторожно положила её на песок. Оставшись в лифе и самодельных джинсах, она присела рядом. Я подцепил червяка.

– O-о! – воскликнула она. – Дай мне!

Я с немалой долей удивления наблюдал за тем, как принцесса насаживала червяка на крючок. Кто бы мог подумать, что Серафима была настолько кровожадной?

Принцесса встала, держа в руке удочку с извивавшемся на конце червяком.

– Что дальше? – спросила она.

Ответить я не успел: по пляжу пронёсся ветер и взметнул юбку в воздух подобно воздушному змею. На моих глазах она прицепилась к талии Серафимы и, обернувшись вокруг неё, застегнулась.

– Как странно, – только и успел произнести я, прежде чем меня выдернуло с пляжа и швырнуло по страницам. Фразы, слова хлестали меня по лицу; наконец я тяжело приземлился на паркет тронного зала замка.

Я так уже давно играл эту историю и поначалу не понял, что происходит.

С какого это перепугу Делайла начала с начала? Почему просто не встретиться со мной на сорок третьей странице, как и всегда?

На первой странице меня нет. Там только история моего рождения. Так что пока я жду своей сцены – той, в которой наш злодей Рапскуллио убеждает меня найти его пропавшую дочь, томящуюся в башне, – то обычно провожу время с Фрампом.

Но это уже было невозможно.

Хамфри заскулил и заметался по странице.

– В чём дело? В чём дело? Конец света наступает. Мы все умрём. Стойте! Я знаю. Я прогрызу стену. Это поможет.

– Успокойся, – сказал я ему. – Гром не гремит, просто пришёл Читатель. Сядь рядом и веди себя как собака.

– Ну… не знаю. Я раньше не пробовал…

– Поверь мне. У тебя получится.

Я слышал, как персонажи произносили свой текст на предыдущей странице, и знал, что скоро мой выход. Рапскуллио без труда скользнул на нашу страницу, и когда я уже было открыл рот, намереваясь спросить Делайлу, какого дракона она делает, он едва заметно покачал головой. Подняв глаза, я увидел, что Читателем была вовсе не Делайла.

А её мать.

Эта история давно уже не репетировалась. Но мы профессионалы своего дела. Я почувствовал, как слова машинально выскользнули из моих уст:

– Кого спасти? – нахмурился я.

Я бросил осторожный взгляд на миссис Макфи и увидел, что её глаза расширились после того, как она рассмотрела моё лицо. Господи. Она узнает меня, узнает, что я парень Делайлы.

Мне потребовалось приложить много усилий и повернуть свою голову вопреки воле иллюстрации таким образом, чтобы женщина видела моё лицо в профиль, а не анфас.

– Что же в этой книге такого, без чего ты не можешь жить, Делайла? – пробормотала миссис Макфи рассеянно. Она дочитала страницу и перелистнула следующую.

Я вдруг оказался рядом с королевой Морин, объясняя причину своего путешествия ради спасения принцессы. Губы королевы дрожали, когда я говорил; я видел страх на её лице: она словно бы прощалась со своим настоящим сыном. Игра удалась ей лучше, чем когда-либо, впрочем, как и всем остальным. Радость переполняла их от того, что впервые за несколько месяцев их читали.

Но только не меня.

Я вновь переживал свой кошмар.

Всё то время, пока я мчался через Зачарованный Лес, обманывал фей, тонул в океане, одурачивал троллей, чтобы обеспечить себе безопасный проход, я скрывал своё лицо от Читателя. На сорок третьей странице, карабкаясь по скале, я почувствовал, как мышцы дрожали от напряжения.

После того как Рапскуллио запер меня в темнице, моё лицо скрылось в тени, и это принесло мне некоторое облегчение.

Наконец меня притащили на пляж Долго и Счастливо. Хамфри пытался проглотить кольца, висевшие у него на ошейнике. Русалки махали нам, качаясь на волнах; тролли поддерживали шесты свадебного навеса, вокруг которых феи обернули ленты. И Серафима, как обычно, в моих объятиях, в своём серебристом свадебном платье.

И в джинсах под ним.

Чем ближе миссис Макфи подходила к финалу сказки, тем более неизбежным становился момент поцелуя с Серафимой.

Я вспомнил о Делайле, целовавшей Эдгара.

Подобно ей я только и думал о том, насколько Серафима отличалась по росту, телосложению, да просто по всему. Что она – не Делайла.

Но мои губы не отрывались от губ Серафимы, скреплённые и-жили-они-долго-и-счастливо, вплоть до того момента, как книга закрылась.

Все персонажи вокруг зааплодировали.

Отлично! Молодцы!

Вот это работа.

А ты помнишь, как я…

Как же я скучал…

Я упал на колени, словно от удара, хватая ртом воздух.

– Как в старые добрые времена, да, Оливер? – заметил Рапскуллио, широко улыбаясь и хлопая меня по плечу.

Его слова разожгли в моей душе пламя. С трудом поднявшись, я бросился бежать так быстро, как только мог. Я мчался по страницам с такой скоростью, что толком не видел происходившее вокруг; я не останавливался, не оглядывался. Я бежал до тех пор, пока не достиг своей первой сцены и той, что была до неё, проскочил мимо вступительного слова, авторских прав и наконец завяз в белой трясине титульника. Здесь я остановился: на мгновение от огромной пустоты у меня закружилась голова.

Больше идти было некуда.

Но меня это не остановит.

Я бросился сломя голову к краю и отлетел назад. Вновь и вновь я наскакивал на картонную обложку, пока мои руки не покрылись синяками. Но я заставлял себя подниматься, швыряя своё тело о границы этой книги.

В конце концов я в изнеможении упал на фронтиспис.

Мои кулаки оставляли красные пятна на белоснежном просторе.

Я уставился в небо, в никуда.

Мгновение спустя я поднялся на локтях, всё ещё тяжело дыша. Разминая пальцы, я заметил следующее: синяки испарились, кровь исчезла, словно её и не было никогда.

Словно никогда не было меня.

Весь мир – театр, но актёром можно быть не только на сцене.

Даже если перед вами нет текста, вы всё равно можете играть. Вы всегда разные. Вы знаете, как рассмешить друзей, как заставить родителей гордиться вами, а учителей – уважать вас. И для каждого отдельного случая своя маска.

Учитывая все эти роли… как вообще можно узнать себя настоящего?

Что ж, вам придётся найти человека, перед которым не нужно будет играть на публику. Того, кто обратит на вас внимание не потому, что вы являетесь для них удобным или тем, кем они хотят вас видеть… а потому что вы – это вы.

ДЕЛАЙЛА

Самое гадское в подростковом возрасте заключается в том, что даже если у вас законное и важное оправдание, – небо упало на землю, начался зомби-апокалипсис, вы заболели чумой – всё равно придётся делать домашку по геометрии. Поэтому, несмотря на то, что я переживаю, наверное, самую худшую среду в жизни, что мой парень оказался запертым в сказке, a лучшая подруга ошивается с его клоном, я должна доказать подобие этих двух треугольников.

Я себя уговорила так: когда докажу, то позволю себе часовой разговор с Оливером, а потом уже потащусь писать сочинение о падении Трои.

Внезапно дверь моей комнаты с грохотом распахнулась. Я рассерженно повернулась, готовая наехать на маму, не соблюдающую законы частной жизни, – но это оказалась Джулс.

– Его нигде нет, – выдала она, вся как на иголках. – Он не дома; не отвечает ни на телефон, ни на сообщения; он словно бы испарился.

– О ком ты?

Джулс моргнула.

– Об Эдгаре. О Господи. Ты что, вообще не заметила его отсутствие сегодня в школе? Ты смеёшься, что ли? Ты ж его фиктивная подружка.

– Mожет, он приболел. Он жил как в пузыре последние три месяца.

– Или, – взгляд Джулс скользнул к книге, лежавшей на моём комоде, – может, он в него вернулся.

– Что? Да нет.

– Ты проверяла?

– Мне это и не требуется. Раз Оливер в книге, значит, Эдгара там нет.

– Когда ты в последний раз говорила с Оливером? – спросила Джулс.

Меня прошиб холодный пот. Появись Оливер в нашем мире, он сразу бы направился ко мне. Я знаю, что так оно бы и было.

Разве нет?

Мы с Джулс одновременно потянулись за сказкой. Я распахнула её нa случайной странице. Там была иллюстрация, изображавшая Оливера верхом на Чулке и с верным псом, трусившим рядом. Все трое направлялись к Орвиллу. Но сделала я это настолько быстро, что седло с Оливером оказалось надето задом наперёд, а в зубах у Хамфри застряла индюшачья нога, которую Чулок, шипя, приказал ему спрятать. Тем не менее, увидев моё лицо, они расслабились.

– Слава Богу, это вы, – произнёс Оливер.

– А кого ты ожидал?

– Вы не повер…

– Эдгар у вас? – перебила Джулс.

– К сожалению, нет, – пробормотал Оливер. – А должен быть?

– Да твою ж, – простонала Джулс. – Никакого толку от тебя нет.

– Что, прости?..

– Извини, – еле слышно проговорила я. – Мы чуть позже поболтаем, ладно? – я понизила свой голос до шёпота. – У неё проблемы с парнем.

Я аккуратно закрыла книгу, прижимая её к груди.

– По-моему, ты чересчур увлеклась Эдгаром, учитывая тот факт, что меньше суток назад ходила на свидание с другим парнем.

– Вот именно поэтому мне и нужно его найти, – Джулс плюхнулась на мою кровать. – Я порвала сегодня с Крисом.

– Да ладно? – округлились мои глаза.

– Крис замечательный. Умный, смешливый и милый. Но Эдгар как-то рассказал мне, что если поместить тело в ананасовый сок на неделю, кожа вся слезет.

– Вау, ну просто мечта, – съехидничала я.

– Он цепляет меня. А ещё Эдгар чертовски классный. Ну. Ты знаешь, – она подняла глаза. – Как скоро вы расстанетесь?

– Как скоро поползут слухи о том, что у нас с тобой один парень на двоих? – я улыбалась, но думала о том, каково мне будет видеть прогуливающихся по школьным коридорам и держащихся за руки Джулс и Эдгара. Воркующих друг с другом. Живущих в собственном мирке. Я хоть и была счастлива за Джулс, но должна признать: мне будет тяжело принять тот факт, что она получила всё, о чём мечтала, а я потеряла всё, что имела.

Внезапно зажужжал телефон Джулс.

– Это он, – выдохнула она. – Наконец-то.

Но по мере прочтения эсэмэски её лицо бледнело. Она передала мне телефон.

Это правда, что мы не знаем особо, КТО мы друг другу, но ты самый близкий для меня человек, и ты нужна мне.

Мама в больнице… a я даже не представляю, что делать.

Джулс соскочила с кровати.

– Пошли, – заявила она. – Нам надо ехать.

Ни разу я не видела Джулс настолько взволнованной; мало что может её поколебать. Но глаза лучшей подруги потемнели от тревоги, a рука мёртвой хваткой вцепилась в мою. Я хотела поддержать её, но не знала, правильно ли поступлю, если заявлюсь в больницу без приглашения.

– Я… не думаю, что Эдгар захочет меня видеть…

– Ты его фиктивная подружка. Ты обязана там быть.

★★★

Я осознала, что по-прежнему держу в руках книгу только тогда, когда залезла в машину. Больницы пугали меня. Они пахнут чистящим средством и хлоркой потому, как ты подсознательно понимаешь, чтобы скрыть запах рвоты и крови. Свет всегда моргает. По коридорам ходят люди, которые иногда плачут, и всё это напоминает сцену из какого-нибудь фильма ужасов. Думаю, основная мотивация болеющих заключается в том, чтобы выбраться из этого ада.

Эдгар написал Джулс, на каком этаже его встретить. Мы вышли из лифта и направились прямо, до сестринского поста. Джулс получила на нас два пропуска, и я вместе с ней отправилась по коридору. Когда мы уже почти переступили порог палаты Джессамин, Джулс повернулась ко мне.

– Я не знаю, что ему сказать.

– Тогда не говори ничего, – предложила я. – Просто будь рядом, чтобы ему было с кем поговорить.

Мы заглянули в открытую щёлочку двери и обе замерли.

Джессамин лежала на кровати и спала. Она казалась такой тоненькой, такой воздушной, как феи из книжки Оливера. Словно уже наполовину исчезла.

Мама – тот человек, который всегда рядом. Она натрёт тебе спину, когда ты болеешь; заметит, что у тебя не осталось чистой одежды и поставит стирку; купит твоей любимой еды, и даже не придётся просить её об этом. Мама – тот человек, который заботится всё время о тебе, но ты не задумываешься, что заботиться нужно тебе о ней.

Mоя мама работала на двух работах большую часть моей жизни, просто чтобы удержать нас на плаву. Когда она не убирала дома своих клиентов, то… что ж… делала то же самое, но у нас. Я не могла себе представить, чтобы моя мать взяла больничный, только если она при смерти. Сидеть около её кровати подобно Эдгару значило проснуться одним утром и обнаружить, что небо позеленело, а трава стала голубой.

Когда я последний раз благодарила свою маму за всё, что она делала ради меня? Я не могла вспомнить. Я почувствовала укол совести и дала себе слово сказать слова благодарности как только переступлю порог нашего дома. Думаю, мы все надеемся, что скажем мамам их завтра или обнимем своих мам просто так. Держу пари, Эдгар думал о том же.

Он сидел на коленях около постели, а его голова покоилась на руках.

– Эдгaр, – позвала Джулс, и он повернулся.

Эдгар бросил взгляд на маму, чтобы убедиться, что она спит. Затем, приложив палец к губам, вышел в коридор и мягко затворил за собой дверь. Мы прошли в пустовавшее приёмное отделение. По телевизору крутили «Спанч Боба» без звука и с субтитрами.

Джулс бросилась в объятия Эдгара.

– Ты пришла, – облегчённо проговорил он.

– Что произошло? – спросила я.

– Она упала в обморок, – ответил Эдгар. – Опять. И я знаю: вы думали, что ей лучше, что ничего серьёзного. – К моему ужасу, его глаза наполнились слезами. – Но правда в том, что обмороки случались… не без причины.

Объяснение изложили потоки слов и горя. Глиобластома. Смертельно.

Я не сводила глаз с Эдгара. Вряд ли найдутся слова, которые бы описали моё нынешнее состояние. Мать Эдгара умирала от опухоли мозга, а мы с Оливером поступили эгоистично, вернув его в этот мир, чтобы он всё наблюдал своими глазами.

– Мне очень жаль, – выговорила я наконец. – Мне так жаль.

– И сколько осталось? – прошептала Джулс.

– Считанные месяцы, – Эдгар вытер слёзы тыльной стороной руки. – Срок можно было бы продлить, если сделать химию и пройти радиотерапию, но лечение обернётся пыткой – это значит, что больше года ее будет преследовать тошнота, она лишится волос и будет мечтать о смерти, прежде чем действительно умрёт. Когда не стало моего отца, потребовались годы, чтобы она смирилась с утратой. Это был ад. Mоя мама не захочет проходить через подобное. Не захочет, чтобы через это проходил я. – Эдгар спрятал лицо в ладонях. – Я не хочу потерять и её, – прошептал он. – Я останусь тогда совсем один.

Что случается с человеком, у которого нет родителей? Существуют ли по сей день сиротские приюты? Oливер никогда не говорил о дедушках с бабушками, дядях или двоюродных братьях с сёстрами. Я подумала об Эдгаре, скитающемся в полном одиночестве по своему дому. Об Эдгаре, которому пришлось резко повзрослеть.

Он опустился в кресло.

– У меня не идут из головы эти глупые видеоигры, в которые я раньше рубился. Мама всегда говорила: «Пойдём прогуляемся?» Или: «Мне надо кое-что сделать, поедешь со мной?» И всякий раз я ей отказывал и вместо этого брался за геймпад, – он посмотрел на меня. – В игре, когда ты умираешь, можно перезагрузиться и начать всё сначала. Почему в жизни не так?

Я увидела, что Джулс зачем-то полезла к себе в карман. Она вытащила небольшой осколок коралла, изогнутый в форме буквы Д, и потёрла его пальцем. Затем взглянула на меня.

Лучшим друзьям не нужно говорить друг с другом, чтобы понять, о чём думает второй. Не нужно видеть слёзы, чтобы понять, что внутри у неё всё разрывается. Джулс вложила коралл в руку Эдгара.

– Всё так, – ответила она. – Отправляйся туда, где ты неуязвим.

ЭДГАР

Разговор о её смерти стал худшим в моей жизни.

– Присядь, – сказала мама, похлопав по кровати. – Я не рассыплюсь.

– Всё началось с непрекращающейся головной боли. A однажды я перестала понимать смысл происходящего. Думала, у меня галлюцинации. Мой сын был похож на себя внешне… но я знала, что это точно не он. Доктора называют данное убеждение синдромом Капгра. Он заключается в том, что ты веришь, будто бы кого-то из твоих близких подменил самозванец. Сначала я пошла к психиатру, но он направил меня к неврологу. К тому, кто проверил бы мою голову.

– МРТ нашла опухоль глиальных клеток. Это своего рода клей нервной системы. Они фиксируют и изолируют нейроны, доставляют питательные вещества с кислородом мозгу и разрушают токсины. Обнаружить у себя глиобластому – значит обнаружить в своём доме термитов, пожирающих его основание. Они не едят алюминиевую обшивку, сантехнику, бытовые приборы… но не дай Бог жить в подобном доме.

Я слушал её, и мне казалось, что надо крушить всё вокруг. Кричать. Переворачивать столы. Орать во всё горло. Но я молчал.

Я слушал её, и мне казалось, что моя мама должна рыдать, стенать и проклинать всё на свете. Но она говорила ровным голосом, словно подготовилась заранее.

Словно речь шла о чём-то ужасном, что происходило с кем-то другим.

– Мы переехали в Уэллфлит потому, что в Новой Англии, в больнице святой Бригитты, оказался лучший невролог. Пока ты учился, я ходила на приёмы. И пыталась набраться смелости, чтобы рассказать тебе, что со мной происходит.

– Не понимаю. Почему бы им тебя не прооперировать? – спросил я. – Почему бы не пройти химию?

– Клетки этого рака так похожи на обычные клетки мозга, что невозможно его вылечить, не разрушив большую часть здоровых. Так что любое лекарство или операция только отсрочит неизбежное. Я умираю, Эдгар. Вопрос в том, как я проведу этот год: буду страдать от лекарства, которое мне не поможет, или проживу лучшие четыре месяца с тобой.

Я с трудом сглотнул.

– Тебе больно? – спросил я.

– Только когда думаю о том, что мне уже не удастся сделать, – ответила мама. – Я не потанцую с тобой на твоей свадьбе. Не подержу своего первого внука. Не увижу, как ты превратишься во взрослого прекрасного мужчину.

Но я не мог взрослеть без неё.

Я глубоко вздохнул и попытался было себе это представить, но увидел только огромную пустоту. Я чувствовал, что к горлу подкатывал ком.

– Что будет со мной? Что я буду делать без тебя?

– Твой день рождения через неделю. Ты станешь совершеннолетним – это значит, что с точки зрения закона ты уже взрослый. В Калифорнии есть твои двоюродные родственники, можешь жить с ними. Можешь пойти в колледж: мы с отцом накопили достаточно денег. Ты продолжишь жить дальше, и жизнь будет замечательной.

Мне захотелось в середине нашего разговора сделать ещё один дубль. Как тогда, в детстве, когда я с мамой ходил в городской бассейн и упражнялся в прыжках с вышки. Если прыжок не удавался и я плюхался на живот, то всё время кричал из воды: «Этот не считается!». Мама кивала, a я поднимался снова. Я хотел, чтобы то же случилось сейчас: больничная палата, наш разговор, окружающая действительность – всё это не считается. Я хотел вернуться назад, в прошлое, до того момента, как мама попала в больницу. До того, как я зашёл к ней в кабинет. До того, как узнал её тайну. Я попытался донести это до неё, но вместо этого произнёс:

– Я хотел сказать, что очень сильно тебя люблю.

– Я же твоя мама, – ответила она. – Думаешь, я не знаю?

Я заплакал. После смерти отца я был уверен в своей безопасности, в том, что мир больше никогда не выкинет подобный фокус. Я думал тогда, что худшее уже позади и дальше всё будет только налаживаться. Но мне удалось дважды выиграть смертельный приз в этой жуткой лотерее: двух родителей с неизлечимыми заболеваниями. Я думал о том, с какой радостью бросил свою маму и отправился в эту дурацкую книжку, упустив столько времени, которое мог бы провести с ней. Я думал о том, как пропускал мимо ушей её просьбы прибраться в своей комнате или помыть тарелки, а сейчас ловил каждое мамино слово, боясь забыть её голос.

– Это несправедливо, – прошептал я.

– О, Эдгар, – сжала мама мою ладонь. – Жизнь несправедлива.

Тогда, в сказке, когда мне было плохо и Оливер пришёл нас проведать, я на автомате соврал ему, что дела шли хорошо. Фрамп потом заметил: все мы что-то скрываем, чтобы наши близкие были счастливы.

Поэтому я с таким трудом улыбнулся, словно мне пришлось вставить квадратный кубик в круглое отверстие или надеть ботинок на два размера меньше.

– Давай подумаем над тем, что бы ты хотела сделать напоследок.

★★★

Когда мне было пять, мы с мамой отправились собирать яблоки на Кейп-Коде. Стоял сентябрь. А ещё на ферме имелся целый кукурузный лабиринт. В воздухе разливался запах сидра и свежих пончиков; семьи разбрелись по всему саду, складывая плоды в холщовые мешки. Было одновременно солнечно и холодно, a небо отливало такой синевой, что походило на заставку рабочего стола на компьютере. Лохматая лошадка привезла телегу в те уголки сада, где стояли деревья, на которых яблоки ещё не успели собрать. Mы с мамой забрались в самую глубь, на край поля, перед этим заплатив скучавшему пареньку за вход в лабиринт.

Стебли возвышались надо мной. Я помчался прямо по коридору, хлопая по листьям, будто по протянутым рукам горячих поклонников. Mама бежала следом, чтобы я не ушёл слишком далеко.

Было пыльно и сухо. Не прошло и четверти часа, как мои глаза и горло защипали. Mама подхватила меня и усадила себе на плечи, чтобы я служил её перископом, но даже так мы всё равно не доставали до початков. Я был уверен, что мы ходили кругами.

Вскоре солнце коснулось верхушек кукурузных побегов, так что они стали походить на зажжённые свечи. Я, уставший и голодный, висел мёртвым грузом на руках у матери.

– Эдгар, – заметила она. – На крайнее зло – крайние средства.

Вместо того чтобы повернуть на следующую дорожку лабиринта, мама пнула сапогом кукурузу, благодаря чему образовался небольшой проход. Словно призраки, мы направились сквозь стену. Наконец нам удалось выбраться в самом дальнем конце фермерских угодий, на поле, которое мы никогда раньше не видели. Казалось, что кто-то раскрыл сверху шатёр, и сгустилась ночь.

– Где мы? – спросил я. Всё вокруг было незнакомым, и в животе возникло то самое странное ощущение, что всегда появлялось, когда я боялся.

– Давай узнаем, – взяла меня за руку мама, и страх пропал. Вместо него появилась жажда приключений.

★★★

Джулс права.

Если моя мама останется здесь, она умрёт.

Но что если ей не придётся?

Учитывая, сколько раз персонажи менялись местами с обычными людьми, выход должен быть. И кому как не автору сказки знать его. Но эта затея означала, что мне придётся открыться маме и всё ей объяснить.

Когда мама проснулась, потребовалось некоторое время, чтобы её взор прояснился. Наконец она посмотрела на меня.

– Как твоё самочувствие? – спросил я.

Она только молча кивнула.

– Mам, мне нужно с тобой кое о чём поговорить. И тебе будет трудно в это поверить, так что я приглашу свидетелей. – Я поманил Делайлу и Джулс. Делайла с нежностью сжимала в руках книгу. – Делайлу ты уже знаешь, а это её лучшая подруга, Джулс.

Они вошли в палату с большой осторожностью, словно вместо пола под их ногами булькала лава.

– Здравствуй, Джулс, – произнесла моя мама. – И Делайла. Рада вас видеть.

– Мне, м-м, очень жаль… что вы заболели, – сказала Делайла. – Если я могу что-то для вас сделать…

– Ты уже и так сделала. Ты сделала моего сына счастливым, – мама улыбнулась мне.

– Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить, – ответил я. – Делайла не совсем моя девушка. – Я поставил стул рядом с кроватью, чтобы держать маму за руку. – Помнишь, ты говорила, что вместо меня в доме жил самозванец? Ты была, в общем-то, права.

Mама нахмурилась и попыталась присесть.

– Ничего не понимаю.

– Всё началось с меня, – выступила вперёд Делайла, показывая на книгу. – Я нашла вашу историю в школьной библиотеке. И влюбилась в неё. Я читала сказку по десять раз на дню, знаю её вдоль и поперек, каждое слово. А потом со мной заговорил один из героев.

– Всегда здорово, когда читатель чувствует связь с персонажем, – заметила моя мама.

– Нет. Этот герой заговорил со мной на самом деле, – пояснила Делайла.

– Этот герой – Оливер, – влез в разговор я. – Принц, которого ты придумала.

– Только вот принцем он быть не хотел, – продолжила Делайла. – Он хотел быть настоящим. И просил у меня помощи, чтобы сбежать из книги. Так что я сделала всё, что было в моих силах – даже приезжала к вам и просила переписать концовку.

– А я не переписала, – сказала моя мама, вспоминая.

– Да, – согласился я. – Если честно, я думал поначалу, она чокнутая. Ровно до того момента, как сам открыл книгу и Оливер заговорил со мной тоже.

– Но это же невозможно, – ответила мама и расслабленно откинулась на подушку, как будто всё вдруг обрело смысл. – Наш разговор мне снится, потому что это действие лекарства.

– Мы нашли способ вытащить Оливера из сказки, – продолжил я рассказ. – Но для этого нужно было, чтобы кто-то встал на его место. И вместо него в книгу отправился я.

– Эдгар, дорогой, я понимаю: день был очень трудный для тебя. Здесь в больнице есть люди, с которыми ты можешь поговорить. Они тебе помогут…

– Он в своём уме, – перебила Джулс. – Вместе с ним отправилась я. Делайла тоже там была. Знаю, звучит безумно. И знаю, что каждая ваша клеточка призывает не верить. Но вам придётся, потому что это правда.

– Ладно, – повернулась ко мне мама. Она проговорила данное слово таким тоном, каким обычно успокаивают умалишённых.

– Понимаю, это кажется не очень правдоподобным. Мы как-то изменили историю, чтобы книга думала, что сказке нужен я. Что главным героем являюсь я, а не Оливер. И у нас получилось, на какое-то время. Но у книги есть собственный разум. Когда что-то не так, она сама себя исправляет.

– Ну конечно, – ответила мама, как будто я наконец заговорил на человеческом языке. – То, что ты описываешь… в этом и заключается суть писательства. Герои начинают жить своей жизнью и уходят от сюжета. Всегда так происходит.

Она явно не понимала.

– Какое-то время Оливер притворялся мной, – сообщил я матери, вспоминая её слова: мой сын был похож на себя внешне… но я знала, что это точно не он. Поэтому мама в первую очередь пошла к врачу (хоть галлюцинациями и не страдала, просто была очень наблюдательной), а врачи взяли анализы, обнаружившие опухоль.