Текст книги "Измены"
Автор книги: Джина Кэйми
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Тони обворожительно улыбнулся Кагану.
– Все, что ты пожелаешь, Алекс, ты же знаешь. Верно, Лорис?
Лорис напряглась. Тони все еще улыбался, но его глаза, встретившись с ее, были жесткими и необычайно самоуверенными. Он знал, что она зашла слишком далеко, чтобы отступать. Они оба это понимали.
«Алекс Каган говорит, что я стану звездой», – сказала себе Лорис руками, холодными, как лед, снимая бикини. Никаких проблем. Розовый в горошек треугольник соскользнул на пол с ее ног. Она почти перепрыгнула через него.
– Давай-ка покрутись, – нетерпеливо приказал Тони.
Лорис точно исполняла, что от нее требовалось: она поворачивалась в профиль, затем анфас, медленно ходила от одного конца стены до другого. И все это она делала под собственный аккомпанемент двух слов, повторяющихся у нее в голове: «уровень звезды». Эти два слова стали для нее ее талисманом. Она прилипла к ним. Она обернула их вокруг своего обнаженного тела, сделав его невидимым.
Когда она станет звездой, она заставит Тони заплатить ей за это унижение. Она заставит заплатить каждого, кто когда-либо отвергал или унижал ее.
Лорис с большой радостью подчинилась своей новой трансформации. Еще раз она замахнулась на свою судьбу, выбрасывая из жизни и годы борьбы за существование, и отвергнутую Кэлом любовь. Она родилась вновь. Лорис Касталди мертва. Да здравствует Лара Лайтон!
Лара Лайтон – и это уже подтвердилось тем ошеломительным впечатлением, которое она производила на людей, – была одной из тех, кого другие не смогут проигнорировать или оттолкнуть, как это делали с Лорис Касталди. Как Лара Лайтон она наконец-то стала тем, кого должны принимать и уважать.
* * *
– Где эта вшивая сучка? Я разобью ее вонючую рожу, как только доберусь до нее!
Открывая, Тони Сторпио ногой пнул дверь так, что она с силой врезалась в стену; звук рикошетом отозвался в пульсирующих висках Лары. Она вздрогнула, когда он включил свет.
– Два часа дня, а ты еще в постели? Почему ты не в парикмахерской? – требовательно спросил он. – И куда ты, к черту, собираешься, сказав Дану Гордону, что не сможешь с ним встретиться сегодня вечером?
Повернувшись на живот, она зарыла свою больную голову в подушку; до нее едва доносились звуки его голоса.
– А, теперь понятно, почему я не мог прозвониться.
Подойдя к ночному столику, он поднял трубку, которая лежала рядом с телефоном.
– И я, как последнее дерьмо, звонил сюда каждые пять минут весь последний час. – Стараясь унять свою ярость, он так сжал кулаки, что суставы пальцев побелели. – Ты собираешься мне отвечать, или как? И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Лара медленно повернулась на бок.
– Ты прекратишь орать? У меня жутко болит голова.
– Не болтай чушь.
Он бросил трубку на рычаг с такой силой, что телефон звякнул.
– Ты опять напилась.
Он ткнул большим пальцем в бутылку на ночном столике.
– У тебя похмелье, верно? А ты знала, насколько важно для тебя сегодня прекрасно выглядеть?
Лара откинулась на подушки.
– Я больше не могу. Все это делает меня больной.
– Побереги свою плаксивую рутину – ты на работе. Вылезай из постели. Давай одевайся.
Когда Лорис все равно не сдвинулась с места, он сорвал с нее одеяло и бросил через всю комнату.
– Вставай или я забуду, что тебе надо хорошо выглядеть и разобью твое лицо.
Лара послушно села.
– Меня не волнует! Я не...
– Я тебе что, ребенок? Нет, я не ребенок!
Одним страшным, убийственным ударом он вдребезги разбил лампу-ночник в стиле «Стефани». Лара вздрогнула от страха, но все равно отказалась подчиниться.
– Тони, ты можешь кричать сколько тебе, вздумается, – сказала она ему, стараясь унять дрожь в голосе, – и ты можешь разбить здесь все, но ничего, что ты сделаешь или скажешь, не заставит меня лечь в постель с Даном Гордоном.
Чтобы скрыть от Тони, что руки ее трясутся, ей пришлось скрестить их на груди под кружевным лифом своей ночной сорочки.
– И пока ты не станешь обращаться со мной с уважением, я...
– О чем ты говоришь? – возразил Тони. – Я всегда обращаюсь с тобой с огромным уважением.
Она бы рассмеялась, если бы у нее так сильно не болела голова.
– Ты сказал этому свинье, Дану Гордону, что он сможет провести здесь ночь, не поставив даже меня в известность. И это ты называешь обращаться со мной с уважением? Ты обращаешься со мной как с проституткой.
Несмотря на все попытки оставаться спокойной, она все больше и больше повышала голос.
– Даже проститутки ведут своих клиентов в гостиницу! А это мой дом!
– С каких это пор? Я плачу по счетам здесь за все, – напомнил он с презрением. – Каждая дощечка этой мебели принадлежит мне.
Он взмахнул рукой, показывая на черную лакированную спальню в восточном стиле, красные сатиновые шторы и в тон им ковер от стены до стены.
– Я снял эту квартиру для своих клиентов с Западного берега. Ты приняла мои условия, когда я разрешил тебе переехать сюда, и ты можешь перебраться из этой крысиной ловушки назад, туда, где ты жила, когда мы с тобой познакомились.
Он с отвращением хихикнул.
– А ты повесила несколько картинок на стены, купила несколько цветочков, глупую лампу... – он взглянул в угол на ее осколки, – и ни с того ни с сего называешь это своим домом.
– Интересно, а какое здесь было мое предназначение? Одна из шлюх для твоих клиентов? Свободный кусок задницы, к которой можно в любой момент прийти с едой и бутылками.
– Хм, я никогда не говорил этого, – ответил он обиженно, словно человек, которого грубо оскорбили своим непониманием. – Я приводил кого-нибудь к тебе до этого? Я даже потерял пару сделок, потому что не сделал этого.
Он бросил на нее самодовольный и вместе с тем самоуничижительный взгляд.
– Я никогда не говорил тебе об этом, так ведь? Я бы не сделал такого ни для кого, кроме тебя.
– А я не задумывалась, что тебя это волнует.
– А потом, ты знаешь, как я к тебе отношусь, – пробормотал Тони, пропустив ее сарказм мимо ушей. Вздохнув, он опустился на край постели рядом с ней. – Но в этот раз все по-другому. Эта сделка с Даном Гордоном слишком велика. Ты должна... быть с ним ласкова.
– Нет, я не буду.
Ее тело инстинктивно сжалось, ожидая его дикой реакции.
Вместо этого Тони снова вздохнул и резко встряхнул головой.
– Почему я постоянно спорю с тобой. Каждый раз, когда я прошу тебя что-то сделать, ты возражаешь мне. Я должен был кричать на тебя до посинения, заставляя тебя позировать обнаженной перед Каганом, и посмотри, что произошло. Благодаря тем рекламным снимкам ты попала на эту кинопробу. А ведь все могло кончиться для тебя ничем.
Фотографии Лары, сделанные Каганом, завоевали высшую награду и были помещены в нескольких первоклассных журналах. Тони послал их Гаю X. Гриффину, редактору журнала «Плезир», который занимал второе место после «Плейбоя» среди журналов для мужчин. Отмечая двадцатую годовщину издания, Гриффин стал спонсором конкурса «Союзницы охотников за наивысшими удовольствиями».
Кроме помещения фотографии на обложке журнала и на вкладке юбилейного выпуска, победитель конкурса станет также звездой первого документального фильма «Плезир Продактиз». Тысячи молодых женщин, вдохновленные шумихой вокруг конкурса, а также профессиональные фотомодели и актрисы прислали свои фотографии; несколько сотен уже прошли пробу. Ларе такая проверка была назначена на сегодняшний вечер.
– Когда ты наконец осознаешь, что все что я делаю, – я делаю тебе во благо.
Лара уже собиралась сказать, что ему не следует делать для нее столько, но решила, что не стоит. Разбив лампу, он, очевидно, несколько расслабился, и она была рада, что он все-таки пожелал спокойно поговорить с ней.
– Я совершенно не хочу спорить с тобой, Тони, – покладисто согласилась она, – но...
– И не надо, – перебил он ее. – Что за вопрос?
Он, потягиваясь, выбросил руки вверх.
– Все равно у нас нет другого выбора.
– Что ты подразумеваешь под «мы»? Я должна ложиться в постель с ним, а не ты!
– Подумай, он старик – на днях ему шестьдесят. Что он может? Держу пари, у него вряд ли встанет.
– Вчера вечером за обедом мне пришлось сложить ногу на ногу и просидеть так все время. Твой старик постоянно пытался просунуть руку мне между ног. Если даже он сможет сделать половину того, что сказал...
– Я не хочу слышать об этом, о'кей? – завопил он. – У нас нет выбора! Это все!
– Тогда почему бы тебе не лечь с ним в постель?
Она повернулась к нему со злостью и отвращением к себе, которые накапливались в ней в течение всего последнего года.
– Может быть, если ты почувствуешь, что это такое, когда кто-то, кого ты просто не выносишь, лапает тебя, скачет на тебе, словно ты кусок мяса, заставляя оказывать ему разные услуги, пока не задохнешься... тогда, может быть, ты поймешь, как я... почему я...
Она расплакалась, удивляя этим саму себя не меньше, чем его.
– Хей, что это ты вдруг? Это совсем на тебя не похоже.
– Я не могу больше выносить это... Правда, не могу.
Рыдая, она подтянула колени к груди, крепко обняла их руками и уткнулась в них лицом.
– Проклятие, – пробормотал Тони, растерявшись и не зная, что с ней делать. – Может, тебе лечь, отдохнуть немного.
Заботливо положив руки ей на плечи, он откинул ее на подушки.
– Вот так. Сейчас ты придешь в себя.
Спрыгнув с кровати, он направился к одеялу, которое отшвырнул, когда пришел, и накрыл Лару.
– Я не могу поверить, что это ты, – пробормотал он, делая неуклюжие попытки укрыть ее. – Ну что ты с собой делаешь?
Лара, ослепленная слезами, потянулась за бутылкой. Только собрав всю силу воли, она смогла взять себя в руки.
– Видишь, что происходит, когда ты выпиваешь лишнего и потом страдаешь от похмелья? – сказал он, переводя разговор на другую, не опасную для него тему. – Может, дать тебе аспирина?
Она перестала хлюпать носом и покачала головой.
– Я уже приняла. Не помогает.
Обеими руками она стерла слезы с лица.
– Кроме того, аспирин не может меня вылечить от того, что делает меня больной.
Он решил, что сейчас было бы лучше проигнорировать ее замечание.
– Я точно знаю, что тебе надо: собачий поводок, чтобы отхлестать тебя.
Взяв бутылку, он налил немного жидкости с пикантным запахом в бокал и протянул ей.
– Это тебя поддержит.
Не глядя на нее, Тони ушел в ванную.
Лара поднесла бокал к губам, и от аромата бренди, который обычно так нравился, ее вдруг затошнило. Она сделала несколько осторожных глотков. Обычно это обжигало горло, посылая приятное тепло по всему телу.
– Я бы и сам не прочь выпить, – пояснил Тони, снова появившись, и торопливо налил себе двойную дозу. Он скорчил мину, когда отпил сразу половину.
– Что ты, к черту пьешь здесь? – он посмотрел на этикетку. – Бренди?
– Это единственное, что помогает мне уснуть.
Она кивнула в сторону гостиной.
– Там в баре полно «Джека Дэниэля».
– А, вот это уже лучше. – Он сделал еще один большой глоток, затем кинул на нее осторожный взгляд. – Тебе лучше?
– Мне будет совсем хорошо, если ты позвонишь Дану Гордону и скажешь ему, что я не смогу с ним встретиться.
– Хей, мы больше не будем обсуждать это, идет?
– Боже праведный, Тони, я думала, ты понял, что я чувствую, когда...
– А что чувствую я? – со злостью перебил он. – Ты думаешь, мне легко знать, что ты в его объятиях? Я тоже этого не хочу, но только такими путями можно выжить в этом бизнесе. Каждый стремится вытянуть из других все что можно.
Он выстрелил в нее свой палец.
– Ты протягиваешь руку Гордону – и он идет тебе навстречу и делает все возможное, чтобы ты хорошо выглядела на пробе, а потом делает тебе встречу с Гриффином. Ты не протягиваешь руки – а какая-нибудь другая захочет, – произойдет перетасовка карт, и твоя проба не пройдет, можешь быть уверена.
– Мой Бог, – пробормотала Лара. – Это никогда не кончится.
– Говори мне, – он залпом допил оставшийся бренди. – Я в этом бизнесе уже двадцать лет и до сих пор еще целую задницы. Ты думаешь, мне нравится это? Ты думаешь, я горжусь тем, что большинство сделок я провел удачно из-за того, что устроил этим ублюдкам девиц? Ты прекрасно знаешь, что заставляет меня делать это!
«Сводник», – хотела ответить Лара, но поняла, что это только подольет масла в огонь.
– Да, я делаю нечто грандиозное. – Он поставил пустой бокал на ночной столик. – Естественно, я работаю с солидными, стабильными артистами, и я готов пожертвовать своими яйцами, чтобы устроить их. Двадцать лет, а у меня все еще нет ни одной звезды! Ни одной звезды, которая смогла бы заставить этих паршивых продюсеров, которые сосали из меня все эти годы, приползти ко мне и заставить их поцеловать мою задницу!
От его крика виски Лары снова стали пульсировать, но когда Тони начинает одну из своих тирад, ничто не в силах остановить его. Если она делала такие попытки, он весь свой гнев и ярость выплескивал на нее. Она налила себе еще немного бренди.
– А знаешь ли ты, скольким сукам я дал их первый реальный шанс, а? – продолжал он. – Потом, когда они наконец находили свое место, подписывали контракты с Вильямом Моррисом или с каким-нибудь другим крупным агентством, они говорили мне, что я ничтожество.
Он плюхнулся на край ее кровати.
– И теперь ты собираешься вылить на меня такое же дерьмо после того, что я сделал для тебя?
– Но нет же...
– Ты добьешься этой роли! С помощью Гордона. И ты станешь звездой! Ведь имея миллионный тираж журнала «Плезир», Гриффин с твоей помощью получит дополнительную читательскую аудиторию. Публика сама сделает тебя знаменитой! Тогда мы сможем сказать всем, чтобы они трахали себя сами. Это то, о чем ты всегда мечтала, так ведь?
– Тони, пожалуйста, перестань кричать.
– Ты должна это сделать для меня, Лара. Ты же моя должница!
Он посмотрел на нее своим тяжелым взглядом, затем улыбнулся, но вид у него оставался зловещим и даже угрожающим.
– Сам не знаю, почему я трачу на тебя столько сил?
Пожав плечами, он поднялся.
– Ты должна переспать с Гордоном. У тебя нет выбора.
– К черту все!
– Ах, так? – он презрительно рассмеялся. – Я подскажу тебе твой единственный выбор, детка, – выбор между «АйРТ» и «БМТ». Потому что, если ты не сделаешь это для меня, я выкину тебя из квартиры. Уже сегодня у тебя появится возможность провести ночь в метро.
Лара недоверчиво посмотрела на него.
– Иисус, Тони, я не верю этому... даже если это идет от тебя.
– И что ты тогда будешь делать, а? Вернешься к стойке и опять станешь жить на помойке?
Он замолчал и строго посмотрел на нее: он всегда знал, какую пуговицу необходимо расстегнуть, чтобы обнажить ее самые глубокие страхи.
– Ты знаешь, что даже этот мусор, в котором ты живешь с тех пор, как я встретил тебя, стоит денег. Ты должна заплатить по крайней мере за два месяца за квартиру, за коммунальные услуги, за охрану. – Он снова улыбнулся. – Ты заработала на это?
– Ты сам знаешь, что нет. А потом, я все равно не смогу расплатиться с тобой за все, сколько бы денег я ни получала.
– Хей, и я также должен оплачивать твои уроки? И твои модные наряды и красивую мишуру, в которой ты проживаешь, и все остальное? Ты знаешь, сколько я уже потратил на тебя?
– Кстати, я должна знать сколько, ты слишком часто попрекаешь меня ими!
Ее переполняло чувство стыда и унижения, ощущение зависимости от милостыни, каждый раз подаваемой с неохотой и грубостью. Когда она наливала еще бренди, рука так дрожала, что она даже пролила немного.
– И мне тоже налей, – приказал Тони, практически кидая ей свой бокал. – Ты как раз сможешь попрактиковаться.
– Наливай сам, ты, дряной сукин сын! – Она с такой силой грохнула бутылку на стол, что сама испугалась: как только она не разбилась. – И подавись им!
Сбросив одеяло, она выскочила из постели. Тони схватил Лару за руку, притянул к себе и обхватил за талию.
– Куда ты думаешь идти?
– Ты же сказал мне уматываться.
– Перестань играть, ты не на сцене и прекрасно знаешь, что я не выброшу тебя, пока ты сама на самом деле не захочешь этого.
Он крепче прижал ее к себе.
– Господи, да даже если я захочу отпустить тебя, куда ты пойдешь?
К горлу Лары подступила тошнота, парализуя ее. Ей стало казаться, что комната кружится, а потолок и стены сжимаются вокруг нее.
– У тебя есть куда уйти? – презрительно добавил он. – У тебя появился кто-то?
Неожиданно ее охватила слабость.
– О, ты... ничтожество.
А потом она словно раздвоилась. В ее жизни такое происходило только два раза: когда умерла мать и когда Кэл оставил ее. Она вновь почувствовала себя совершенно одинокой и подавленной.
– Хей, ну не надо, не надо, – Тони грубо встряхнул ее. – Ты же знаешь, что ты сломала меня. Я единственный в этом зловонном мире, кто заботится о тебе.
Положив руку ей на плечо, он усадил ее на край кровати.
– Ты нужна мне не меньше, чем я нужен тебе, так ведь? Потому что мы оба хотим одного и того же. И мы оба едим дерьмо от всех.
Он обнял ее с несвойственной ему нежностью.
– Единственная разница заключается в том, что я не обманываю себя Я знаю шаг за шагом, что я буду делать пока не получу то, чего я хочу. А в этом ты ничем не отличаешься от меня, детка.
Медленно, нежно он стал овладевать ею.
– И ты такая же.
* * *
Пока охрана в униформе проверяла за черной оградой их приглашение, Лара и Тони записывались в книге для гостей. Уже три часа как закончилась работа, и обычно переполненное людьми здание «Плезир Энтерпрайсиз» было практически пустынным.
Охранник повесил трубку и понимающе улыбнулся Ларе.
– Проходите. Мистер Гриффин ждет вас. Вот этот лифт довезет вас.
Он указал на пару литых стальных дверей в боковой стене. В отличие от двойного ряда сверкающих лифтов, над этим не было таблички с цифрами, указывающей этажи, которые он обслуживает в пятидесятиэтажной башне из матового стекла и стали на Восточной Пятьдесят седьмой улице. Внутри личного лифта существовало всего три кнопки: для лобби, для администрации и та, которую нажал Тони, – для временной фешенебельной квартиры Гая X. Гриффина.
Так как лифт работал совершенно бесшумно, Тони в десятый раз за короткое время оглядел Лару и в десятый раз нахмурился.
– Тебе надо было надеть то красное платье, о котором я говорил. Почему ты меня никогда не слушаешь?
– Я же сказала тебе, Тони, оно слишком узкое и длинное – и я выгляжу в нем как глиста.
– В том состязании, в котором ты участвуешь, от тебя требуется показать все свои достоинства, а не скрывать их.
Лара не собиралась защищать свой выбор наряда: в этой войне она уже давно победила. Она поняла, что Тони просто выпускал пар из котла, страшно волнуясь за исход ее общения с Гриффином. Собственное же спокойствие просто поражало ее.
– Она носит только белое, – с горечью ворчал он. – Люди надевают белое для своего первого причастия, а не для встречи с таким человеком, как Гриффин. Ты думаешь, что все остальные девочки тоже в белом?
– Нет, я уверена, что они могут себе позволить нечто красное, облегающее и длинное, или что-то в этом роде. Должна же я в конце концов чем-то отличаться от них.
– Гриффин не очень-то любит выскочек.
Достав носовой платок из нагрудного кармана своего костюма из блестящего искусственного шелка, он вытер влажные ладони.
– Он хочет обычного, только лучше.
– Тони, я прекрасно выгляжу, перестань психовать.
– Может так случиться, что это твоя самая важная встреча в жизни. Ты должна волноваться, а не я.
– Тогда, позволь мне самой побеспокоиться о себе.
Лифт остановился, раскрывая двери перед огромной, высотой в два этажа, верандой. Из мраморного пола поднимались эвкалиптовые деревья, освежающие воздух, а с балкона свисала густая зелень. Фонтан струился каскадами по стене из известкового туфа и сбегал в большой круглый бассейн с экзотическими растениями.
Среди окоченевших серых башен из стекла эта оранжерея казалась оазисом под небесами.
– Ты доверяешь этому проклятому месту?
Над верхней губой Сторпио выступил пот.
Он остро почувствовал вкус денег и власти, которые так прославлялись всем, что его здесь окружало.
– Но куда мы идем?
Как бы в ответ на его вопрос в конце коридора немедленно раскрылись автоматические массивные бронзовые двери. Лара вспомнила сказку «Волшебник Изумрудного города».
– Вниз по дороге, выложенной желтым кирпичом.
Пока они шли по холлу, все лицо Тони покрылось потом.
– Теперь послушай, у тебя прекрасный шанс добиться этой роли и не потеряй его. Он есть у тебя и еще одной девочки. Гордон выдвинет тебя, как обещал.
Лицо Лары помрачнело: она вспомнила недвусмысленные намеки во время притязаний Дана Гордона и позже, когда он добивался ее в постели.
– Сегодня вечером Гриффин примет свое решение. Ты должна быть уверена, что он выберет тебя.
– Что ты под этим подразумеваешь?
– Ты же женщина. Это я должен тебе говорить, что делать, чтобы произвести впечатление на мужчину?
Лара резко остановилась.
– Скажи мне, здесь что-то произойдет, о чем я не знаю?
В последний раз вытерев руки, Тони вложил платок назад в нагрудный карман.
– Ты только не превращайся в деревяшку, какой ты обычно бываешь с мужчинами. Это все, что я могу тебе сказать.
Взяв Лару под локоть, он подтолкнул ее вперед. Огромные бронзовые двери с барельефом Гриффина в центре медленно закрылись за ними, как только они переступили порог.
Квартира Гриффина находилась на двух этажах здания и занимала пространство более дюжины обычных квартир. Одна гостиная по площади была равна пяти квартирам. Ее стены от пола до потолка были стеклянными с захватывающими дух видами, создающими иллюзию, что ты паришь в облаках, и весь сверкающий Манхэттен простирается у твоих ног.
В тканях преобладали бледные, пастельные тона; шелковый ультрасовременный декор создавал впечатление безграничного пространства. В нескольких шагах от гостиной за встроенным мраморным баром располагалась центральная арена с таким ярким освещением, что была похожа на площадку для запуска «Шатла», с запутанным клубком кабелей, систем управления и телемониторов.
На одном из экранов показывалось внутреннее помещение личного лифта, на другом – холл. Вход в квартиру был изображен на том мониторе, который сейчас рассматривал Гриффин. Мужчина был ошарашен окружающим и с благоговением широко открытыми глазами озирался по сторонам – обычная реакция. Но на девочку, казалось, вообще не произвела впечатления эта роскошь. Ему стало интересно, чем же вообще тогда можно привлечь ее внимание.
Гай X. Гриффин был не только человеком, который сделал сам себя, он и сам создал себе имидж. Он родился в 1937 году в маленьком городке штата Индиана и был долгожданным сыном в семье, где уже были три девочки. С самого начала он твердо знал, что рожден для великих дел. Многие дети лелеют понятие, внушаемое им с колыбели, что в их жилах течет голубая кровь. Гай же был просто уверен в этом и объяснял себе огромную разницу между собой и его скучной, безликой семьей, живущей по строго баптистским канонам, именно этим.
С виду он ничем не отличался от любого другого шестнадцатилетнего подростка 1953 года с хорошим телосложением, но внутри в нем бурлила расплавленная лава редко достигаемых страстных желаний и стремлений. По-видимому, он так бы и пошел по стопам своего отца-труженика, если бы в то лето он не выпросил у своего кузена Вилбура копию неизвестного еще ему журнала под названием «Плейбой».
Неожиданно все для него встало на свои места. Его судьба была предрешена: он рожден, чтобы стать фотографом, как Фрэнк и Дин и, конечно, Хэф, который дома был Хью Хэфнером. Посему Гай Гриффин настоял с позиции силы, чтобы его называли Грифом, и купил себе камеру.
Гриф вскоре заметил, что всякий раз, разглядывая фото журнала, у него поднималось страстное желание сделать такое же самому. И пригласив девочек-соседок и своих одноклассниц, он раздел их и заставил позировать ему, невзирая на то, что в 1953 году это было оскорбительным вызовом общественной морали. Это было потрясающе! Обычно фотосеансы заканчивались тем, что Гриф со своими моделями выпивал шампанское под аккомпанемент записей Синатры.
Все время учебы в колледже Гриф постоянно совершенствовал свое искусство фотографии и обольщения. Вскоре после окончания колледжа он исполнил свою давнюю мечту попасть в Лос-Анджелес – город настоящих живых ангелов. Падшие ангелы были его любимцами. Он очень быстро завоевал репутацию одного из искуснейших фотографов очаровательных девочек. При неотразимом мальчишеском очаровании у него была огромная способность завоевывать доверие молодых женщин и делать интересные композиции из интимных частей их тела. В то время это было противозаконно, но это не останавливало Грифа.
В 1964 году разразилась сексуальная революция – и среди всего прочего «Плейбой» стал казаться Грифу хорошеньким прирученным щенком. С его безграничной убежденностью и энтузиазмом, у него не было проблем найти деньги, чтобы для желающих пощекотать себе нервишки открыть издание еще одного журнала с названием «Плезир».
– Хэф был тогда, – говорил он своим инвесторам, друзьям-фотографам, с которыми познакомился, как только приехал в Лос-Анджелес, – а я, Гриф, сейчас.
В его намерения входило дать хорошего пинка «Плейбою», отведя важнейшее место в журнале обнаженным телам, но в естественных позах и поэтому вызывающих большее возбуждение. Уже первый номер журнала вызвал сенсацию в мире. Все остальное сразу стало историей.
До конца года «Плезир» стал серьезной угрозой «Плейбою» в его соперничестве среди журналов такого рода. К тридцати годам Гриф отмыл свой первый миллион. Талисманом для журнала он выбрал пушистого белого котенка.
– Даже маленьким я всегда предпочитал игрушку-котенка всем белочкам и зайчикам, – усмехался он на все замечания.
Коммерческое отделение «Плезир Энтерпрайсиз» продавало атласное постельное белье и другие принадлежности для будуаров со своим фирменным знаком – котенком в среднем на 220 миллионов долларов в год.
В сорок пять лет волосы Грифа поседели, но за исключением нескольких морщинок в уголках глаз, его лицо совершенно не изменилось. Он не был красивым: длинный нос и треугольная форма лица делали его похожим на лису. Но несмотря на это, он был необычайно привлекательным. При росте в шесть футов у него было хорошее сложение, мускулистое тело человека на двадцать лет моложе своего возраста, хотя он никогда не занимался спортом, не считая, конечно, секса. Гриф обладал все тем же юношеским энтузиазмом и безграничной уверенностью в себе, у него была аура человека, действительно убежденного в том, что он все может и еще не родился тот, кого бы он не смог завоевать.
Но ложка дегтя портит бочку меда. Несмотря на все его достижения, большинство из его окружения видели в нем второго Хью Хэфлера. Его преследовала идея стать творцом звезд – единственная цель, достичь которой ему пока никак не удавалось. Вот для чего он задумал «Союзницы охотников за наивысшими удовольствиями».
После года отбора, оценок и сравнений основных финалисток он уже начал приходить в отчаяние, что никогда не найдет девочку, которая бы смогла достойно представлять идеал этого конкурса. Состязание официально закончилось месяц назад. Имя победительницы намечалось огласить в прессе в конце этой недели, а он до сих пор не сделал своего выбора.
Стоило ему одним глазом увидеть неистовые, раздирающие душу снимки Кагана с его изящными, утонченными этюдами обнаженной Лары, чтобы понять, что наконец-то он нашел то, что так долго искал: мечту своей жизни. Он быстро отправил своего продюсера Дана Гордона в Нью-Йорк, чтобы за уик-энд тот провел кинопробу, и, стремясь поскорее узнать результаты, сам вылетел в Нью-Йорк в воскресенье вечером. Кинопроба Лары еще раз подтвердила, что инстинкт Грифа никогда его не подводил. Первое, что он сделал в понедельник утром, – это связался с Тони Сторпио.
С чувством нетерпения, которого у него не наблюдалось уже много лет, Гриф оторвался от монитора и поднялся из своего кресла с высокой спинкой навстречу гостям.
Едва он вошел в гостиную, как к нему торопливо подошел Тони Сторпио.
– Хей, должен сказать вам, хорошо же вы устроились.
Гриф собирался любезно ответить ему, но все его внимание, все его «я» сконцентрировалось на девушке, оставшейся стоять в дверях. Его невыразительные глаза, как завороженные, видели девушку в платье, сшитом в греческом стиле, нежные складки которого позволяли, поддразнивая, лишь мельком заглянуть в разрез; струящийся белый шелковый креп вырисовывал пышные формы груди и бедер. Она задержалась у входа, не делая ни малейшей попытки подойти к нему. На лице ее не было соблазняющей улыбки, она не подавала ему никаких знаков для привлечения внимания к себе, как делали вокруг него все жаждущие молодые женщины.
«Если гора не идет к Магомету...» – подумал он с усмешкой, бросив агента у арены.
Ничто не могло оторвать его глаз от нее. Глядя на нее, он пересек широкое пространство, разделявшее их, с каждым шагом все ближе подходя к материализации того, что он инстинктивно почувствовал раньше. То уникальное совершенство, которое он впервые мельком уловил на фотографиях, не было результатом мастерства Кагана. Фотограф лишь просто сумел донести то, что уже существовало.
В ней была какая-то неискушенность, которая, к сожалению, отсутствовала у большинства девочек этого поколения. Эта ее чистота была в ней превыше всего. Он вспомнил, что на кинопробах наиболее экстравагантным была в ней способность оставаться загадочной, даже будучи совсем обнаженной. Из собственного опыта он знал, что женщины вместе со своей одеждой обычно отдают все свои тайны. У него появилось ощущение, что она никогда не позволяла мужчинам овладеть ею полностью. И именно это, конечно, каждый раз вызывало в них страстное желание и делало одержимыми.
Он резко остановился прямо перед ней.
– Я ждал встречи с вами, Лара. Вы на самом деле даже красивее, чем на фотографии. Не думал, что такое возможно.
Она посмотрела так, словно ожидала от него услышать подобные слова как женщина, позирующая обнаженной. «Так, наверное, обычно это и было», – подумал он.
– Я только что просмотрел ваши пробы. Я был потрясен.
Живот Лары нервно втянулся; она не была настолько спокойной, как казалось. Когда Тони шел по комнате, чтобы присоединиться к ним, каждый его мускул был натянутым, напряженным. Его сверлила одна и та же мысль: «Что кроется за его словами? Означают ли они, что она получила роль?»
Они ждали, чтобы Гриффин развил свою мысль.
Он улыбнулся.
– Вы, должно быть, подумали, что я дурно воспитан. Почему мы стоим здесь, ведь я хотел предложить вам немного вина перед обедом?
Он галантно сопроводил ее к круглому бару. Тони почти вприпрыжку побежал за ними.
– Я знал, что пробы пройдут отлично. Она – фантастика, правда?
– Да, действительно это так, – согласился Гриффин, усаживая Лару на полукруглую банкетку. – Я подумал, что мы могли бы начать с шампанского, или вы предпочитаете коктейль, Лара?
