Текст книги "Измены"
Автор книги: Джина Кэйми
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Он снова и снова повторял это, его движения становились более замедленными, сводящими с ума, а его толчки все глубже и сильнее. Хотя он старался, в этот раз он уже не смог остановить те неконтролируемые спазмы, что охватили ее. Лара чувствовала, как разлетается на миллион маленьких осколков.
Когда она лежала рядом с ним, хватая ртом воздух, сердце ее бешено билось. Гриф вытянул руки и нажал на кнопку компьютерной панели. Сначала появился визжащий звук, который Лара мгновенно узнала: это был звук перемотки видеокассеты. Другая кнопка включила проигрывание того, что вскоре появилось на большом экране телевизора, стоявшего у подножия постели.
– Не обращай внимания, ладно? – попросил Гриф обеспокоенно, когда увидел выражение шока на ее лице. – Не волнуйся, немного позже я сотру это. Просто я не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на нас двоих со стороны.
Приняв ее ошеломленное молчание за одобрение, он откинулся в нетерпеливом ожидании ребенка на субботнем дневном спектакле.
– Ты только посмотри на себя. Боже, как ты великолепна.
Он нажал кнопку паузы: она, обнаженная, застыла. Какой-то момент она висела на экране, словно вкладыш на стене.
– Ммм, помнишь это?
Потянувшись к ней, он подтолкнул ее и повернул на бок, чтобы самому уютно пристроиться к ней со спины, наблюдая за «представлением».
– Я действительно должен был уйти от тебя тут, да?
Она почувствовала его пенис между ног, который становился все тверже и тверже.
– А вот здесь ты совсем сошла с ума, да?
Не отрываясь от экрана, он легко вошел в нее.
– А посмотри на себя. Ты – фантастика.
Сначала он двигался медленно, чтобы продлить удовольствие, но вскоре поймал ее ритм, а она уже снова потеряла контроль над собой, причем в тот момент, что и на экране.
* * *
Каждый год в мае на десять дней роскошный курортный городок на французской Ривьере охватывает неистовство. Многие местные жители буквально скрываются в горах во время Международного Каннского фестиваля игрового кино, когда 30 тысяч киношников – включая продюсеров, режиссеров, рекламных агентов, известных кинозвезд и начинающих актеров, а также стаи журналистов и поклонников – наводняют Канны.
Это было просто киносумасшествием, которое заставляло приезжающих забывать о море и кобальтово-голубом небе, о милях живописнейших песочных пляжей, о блеске и великолепии солнечного света и запирать себя в темноте. Более четырехсот фильмов прокручивались с 6.30 до после полуночи. Канны, как никакой другой город мира, в это время был комбинацией карнавала, представлением артистов и коммерческих сделок.
Фильмы высочайшего артистического уровня соперничали между собой за обладание престижной пальмой первенства. В то же время такие фильмы, как «Изнасилование убийцы Бимбос», и другие подобные разменивались на пошлость и продавались на независимом кинорынке. Киносделки были основным бизнесом. Фильмы были основным предметом разговора, их относительные достоинства обсуждались на разных языках.
В барах работала международная бригада проституток.
Все основные гостиницы были забронированы за месяц вперед, и комната, размером с помещение для метел, без пансиона стоила за ночь 250 долларов и больше. Бокал вина даже в самом непрезентабельном баре оценивался в 12-13 долларов. Полный обед на двоих в любом четырехзвездочном ресторане практически стоил столько, что этих денег хватило бы накормить несколько голодных семей. Но никто из приезжающих не испытывал от этого никакого чувства неудобства. Показное проявление богатства было, кроме всего прочего, одной из первостепенных прелестей фестиваля.
Даже на завтрак женщины выходили в бриллиантах и, несмотря на жаркую погоду, в длинных соболиных шубах. Чтобы совсем не свариться от жары, они надевали под них такие легкие и короткие платья, какие были только возможны. Вдоль бульвара бампер к бамперу стояли лимузины, и эта линия была такой же длинной, как и линия яхт, пришвартованных в гавани. Канны были и столицей катеров и лодок Лазурного берега – нигде большие яхты не сверкали таким великолепием, и не было такого блестящего, ослепительного шоу богатства и знаменитостей.
Лара и Гриффин получили так много приглашений, что им приходилось участвовать в трех-четырех мероприятиях за ночь. «Экстаз» – его показывали вне конкурса – оказался тем фильмом, о котором в основном говорили и который пользовался огромным успехом на кинорынке. Лару окружали везде, куда бы она ни приходила. Все свободное время она запиралась в своем номере в «Карлтоне». Каждая прогулка вместе с вооруженными охранниками планировалась как военная операция. Из-за боязни террористических нападений все голливудские суперзвезды были вычеркнуты из списков гостей и участников фестиваля. Окруженные начинающими артистками, при виде камеры быстро сбрасывающими свои бикини, репортеры с нетерпением поджидали Лару.
Папарацци просто преследовал ее, не говоря уж об известных европейских звездах с их неистовыми попытками получить как можно больше ее фотографий. Изображение ее лица и тела было на витрине любого газетного киоска. Ее фотографии стали обложками сразу нескольких наиболее известных изданий на одной неделе. В Штатах все основные газеты подробно описывали ее триумф; обе «Таймс» и «Ньюсуик» поместили ее фотографии вместе со статьями о фестивале. «Ароматная Лара фарширует свои бикини Каннским кинофестивалем» – под таким заголовком журнал «Пипл» дал свою статью о фестивале.
Никогда еще никому не известная актриса не имела такого успеха в Каннах. Лара удивлялась, понимая что ее обсуждают с таким же жаром, как Брижит Бардо в восьмидесятые, и считают долгожданной последовательницей Мэрилин Монро. Ослепленная низкой лестью, она не обращала внимания на то, что например, Бардо пришла в такое разочарование от человечества, что теперь посвятила себя защите жизни животных, а Монро в тридцать шесть лет покончила жизнь самоубийством.
Лара могла думать только о том, что мечта ее жизни стать известной актрисой наконец-таки сбывается и что именно Гриффин сделал это возможным. Успех, к которому они так стремились, был вершиной блаженства – даже более высокой, чем они получали, ежедневно вдыхая кокаин. Они оба это хорошо понимали. Опьянение успехом было намного более соблазнительным и мощным, и это еще сильнее сплачивало их. На таком диком взрыве эмоций, который был прекрасным логическим завершением необычайного неистовства последних десяти дней, они поженились.
Церемония проходила в живописном маленьком городке, в том же самом, где проходило бракосочетание Риты Хайверт и Али Кана. Лара хотела, чтобы церемония прошла в узком кругу, но агент по рекламе Гриффина «случайно» проболтал новость одному из ее поклонников.
Более тысячи человек съехалось в этот город, известный своей керамикой и бунтарскими настроениями. Ее свадьба описывалась на первых страницах всех крупных газет, это было главным эпизодом дня во всех телепрограммах всего мира.
«Интересно, – подумала Лара, – какова будет реакция Кэла, когда он узнает об этом?»
* * *
Войдя в свой кабинет, Кэл развязал узел галстука, который для него был как удавка вокруг шеи, и расстегнул воротник. Треугольная комната была настолько мала, что ему было достаточно только вытянуть руку, чтобы включить настольную лампу. Встроенная под лестницей в вестибюле его дома комнатушка была превращена им в кабинет. Он поставил туда стул и письменный стол с одним ящиком у стены из известняка, в угол впихнул кресло-качалку. Это было единственное место вдоме, которое принадлежало только ему, где он мог побыть наедине со своими мыслями.
Сидя за столом, он достал из ящика бутылку У.О. и налил себе двойную порцию,неразбавленную. Он закрыл глаза и откинулся на вертящемся кресле с рюмкой в одной руке и зажженной сигаретой в другой. В доме была тишина. Жена и сын уже устроились в своих постелях на ночь. Ни один звук не нарушал тишины пригородной улицы за окном его дома. Слезы катились из его закрытых глаз. Он их не вытирал и не хотел прерывать поток воспоминаний. Лорис заполнила все его сознание.
После аварии, случившейся с его женой, Кэл пытался выбросить Лорис из сердца, как он выбросил ее из жизни. Он посвятил себя заботе о Джулии Энн. Снедаемый своей виной перед ней, похоронил обиды на нее. Джулия Энн старалась простить его измену с Лорис.
Все время ее беременности они вместе стремились восстановить ту близость, какая у них была, когда она вынашивала Брайана.
Если каждый из них и чувствовал всю тщетность этих претензий на общее счастье, то они игнорировали это. Все надежды спасти семью возлагались на рождение ребенка. Джулия Энн была так уверена, что родится девочка, что настояла, чтобы альков, который она превратила в детскую, был покрашен в розовый цвет и заполнялся крошечными розовыми нарядами. Но ребенок – девочка – родился мертвым.
Несмотря на все заверения и возражения ее акушерки, Джулия Энн была убеждена, что именно автомобильная авария семимесячной давности была причиной, вызвавшей смерть ребенка.
– Ты убил ее! – кричала она Кэлу. – Ты и твоя работа убили мою малышку!
Она погрузилась в затяжную депрессию, находясь во сне по 10-12 часов в день. Просыпаясь, она налегала на пирожные и мороженое. Она весила больше сорока фунтов и выглядела как беременная на последнем месяце.
Каждый раз глядя на нее, Кэл чувствовал свою вину перед ней и свое нежелание больше жить. Проглотив все, что осталось от его гордости, он принял предложение ее брата взять ссуду на оплату недорогого домика, о котором мечтала Джулия. Банк дал также кредит на покупку новой мебели. Кэл понимал, что пройдут годы, прежде чем он выберется из долгов. Мечта стать режиссером была похоронена навсегда.
Джулия Энн сразу же вышла из депрессии. Она с энтузиазмом окунулась в заботу об украшении своего дома. Такой Кэл не видел ее много лет. Теперь, когда она выиграла битву, превратив Кэла в провинциального мужа, в ней взыграл дух победы. Кэл больше не боролся с ней. Он дал ей все, что она хотела. За исключением самого главного.
В ее присутствии он всегда был молчалив и сдержан. Единственно, когда она видела его улыбающимся, – это в общении с Брайаном. Любовь и нежность, которые он испытывал к сыну, давали ей ключ к пониманию причины молчания с ней, и она вернулась к своей прежней манере общения с ним. А он стал допоздна задерживаться в конторе, где теперь работал.
В выходные Кэл укладывал Брайана в постель и проводил все вечера в одиночестве в своем кабинете, читая последние театральные новости или сценарии для спектаклей, которые, он знал, ему уже никогда не поставить. Часами он сидел и думал, во что превратилась его жизнь, и представлял, какой бы она могла быть.
Чтобы как-то успокоить запертые чувства, которые со временем становились все более взрывоопасными, он стал описывать свои ощущения на бумаге. Артист и режиссер, жившие в нем, отказывались умирать, и он заполнял страницу за страницей своего дневника, пытаясь найти причины поступков, которые он совершил. И в какой бы извилистый лабиринт ни заводили его воспоминания, он всегда возвращался в мыслях к Лорис.
Он писал о ней, раскрывая свою любовь, которую ничто не могло уничтожить. А та известность, которой она достигла как Лара Лайтон, сделала это совсем невозможным. Ее лицо преследовало Кэла с афишных тумб, экранов ТВ и рекламных роликов. В конторе плакат с ее фотографией в обнаженном виде висел в канцелярии. В тот вечер по пути домой он увидел заголовки, извещающие о ее свадьбе с Гаем X. Гриффином.
Кэл зажег сигарету от предыдущей, затем налил себе еще. Слезы тихо катились по его лицу. Захваченный воспоминаниями о Лорис, он даже не заметил, что на пороге стоит жена и наблюдает за ним.
За все годы, что они прожили вместе, Джулия Энн ни разу не видела своего мужа плачущим.
– Ты думаешь о ней, да? – зло спросила она. – Ты так и не перестал думать о ней!
Он посмотрел на жену. В первый раз ему не захотелось скрывать от нее свои истинные чувства.
– Я же тебе сказал, что не смогу оставить ее. Неужели ты думала, что я имел в виду физически?
– Ты все еще любишь ее! – закричала она. – Ты так и не переставал любить ее! Так и не отказался от нее!
– Я даже и не собирался этого делать, – спокойно ответил Кэл.
Он знал, что объяснять это теперь абсурдно и безнадежно. Но его уже ничего не волновало. Он не мог отказаться от любви к Лорис. Однако, понимая, что его попытка сохранить семью ни к чему хорошему не приведет, Кэл все же сделал свой выбор.
* * *
Если их поездка в Канны казалась просто сказочным сном, то по возвращении в Шатэ очень скоро появилась реальность. К удивлению Лары, Гриф настоял на том, чтобы у них были разные апартаменты, и она перебралась в роскошный номер, тот самый, который он обычно бронировал для своей «любимой женщины».
Ободренный успехом, Гриф с головой окунулся в работу над фильмом «Экстаз-2», предугадывая все, до мельчайших подробностей. Теперь Лара иногда не видела его по нескольку дней.
– Но я это все делаю для тебя, – напоминал он ей, когда она потребовала, чтобы они провели несколько дней вместе. – Я хочу, чтобы для тебя все было идеально подготовлено.
В этом она не могла с ним спорить.
В те вечера, когда Гриффин звал ее к себе в апартаменты на обед со свечами или для секса, разгоряченного кокаином, он был необычайно очаровательным и внимательным, и у нее всегда появлялись ощущения первого свидания с ним. Но в его резиденции все так же было полно любительниц острых ощущений, отдыхающих и развлекающихся вокруг бассейна.
– Они здесь необходимы для развлечения моих гостей, – настаивал он. – Это вполне нормально. У меня такой имидж, и я должен его поддерживать.
– Это похоже на пребывание на вокзале, – выразила недовольство Лара.
Он нахмурился, разозлясь всерьез.
Лара скоро поняла, что ее муж не терпит выражения пусть даже малейшего неудовольствия и любых других разговоров на повышенных тонах, так же как не выносит ее вида без макияжа или в бигуди. Во время менструации он относился к ней как к больной.
– По-видимому я слишком романтичен, – пояснял он. – Ты единственная женщина, живущая когда-либо в моих фантазиях, и мне совершенно не хочется, чтобы что-то испортило мое впечатление.
Он, казалось, не сознавал, что заставляет ее постоянно играть роль Лары Лайтон – секс-богини не только перед публикой, но и в обыденной жизни. С возрастающей обидой она чувствовала это постоянное насилие над собой.
Лара думала, что, как и большинство продолжений, «Экстаз-2» разочарует публику. Гриффин же был уверен, что этот фильм принесет ему намного больше прибыли, чем первый, а Ларе – известность. Время подтвердило, что он был прав. За месяц до его премьеры в Нью-Йорке они приехали в свою фешенебельную квартиру на Ист Пятьдесят седьмой, для того чтобы Гриф лично мог отслеживать рекламную кампанию.
Вспоминая годы борьбы за свое существование, Лара получала огромное удовольствие, видя свои портреты, расклеенные по всему Манхэттену. В одном из кварталов города она видела, как поднимали ее афишу высотой с трехэтажный дом.
Ей стало интересно, что почувствует Кэл, проезжая мимо этой афиши.
На этот вечер не было намечено ни интервью с газетчиками, ни выступлений по телевидению, и Лара развалилась на постели, просматривая журнал «Таймс». Политики не выражали никакого интереса к ее особе, но когда она пролистала всю официальную часть и добралась до обозрения кино и театра, то увидела фотографию. Обознаться было невозможно: она едва изменилась за те пять лет, что Лара не видела ее. И она естественно должна была возникнуть в этом мире еще раз. «Джейн Прескотт, – гласил заголовок, – стала полномочным представителем сенатора Кинсли. Известный сенатор из Нью-Йорка объявил, что собирается вступить в предвыборную борьбу 1988 года за президентское кресло».
Все еще витая в облаках от увиденной ею афиши с собственным изображением, Лара решила позвонить мисс Прескотт. Служба информации очень быстро определила номер телефона штаб-квартиры сенатора.
– Прескотт слушает.
Голос был таким же, каким его запомнила Лара: холодный, полностью контролируемый, чего она не могла сказать о своем собственном голосе, когда сказала:
– Мисс Прескотт, это... Лорис Касталди. Вы помните меня?
Была небольшая пауза, необходимая Прескотт, чтобы оправиться от шока.
– Лорис Касталди? – чеканя слова, громко повторила она больше для Картера, чем для себя.
Он оторвался от компьютера, печатающего последнюю сводку голосов избирателей. Их глаза, наполненные тревогой, встретились.
– Почему же, я, конечно, тебя помню, Лор, – полагаю, что теперь я должна называть тебя Ларой. Я с большим интересом слежу за твоей карьерой.
Лара обрадовалась, услышав, что мисс Прескотт знает о ее успехе. Она была уверена, что это упростит дальнейший ход событий.
– А мой отец тоже отслеживает мою карьеру с большим интересом?
– Твой отец умер, Лорис, я говорила тебе об этом прежде.
Она отняла трубку от уха, чтобы Картер, который сейчас наклонился над ней, мог расслышать голос своей дочери.
– Я уже давно не ребенок, мисс Прескотт. Пожалуйста, не обращайтесь со мной как с маленькой. Мы обе знаем, что он жив. Я хотела бы связаться с ним.
– Извини, но я ничем не могу тебе помочь.
– Не кажется ли вам, что, может быть, сейчас ему захочется увидеть меня?
Она старалась говорить в вежливой форме, но чувствовала, что это у нее не совсем получается.
– Мне ничего от него не надо. Пожалуйста, скажите мне, где я могу его найти.
Картер твердо покачал головой.
– У меня нет ни малейшей идеи, – сказала Прескотт. – Много воды утекло с тех пор, как я с ним не работаю, ты же знаешь.
– Хорошо, тогда назовите его имя, и я...
– Я даже этого не могу сделать для тебя.
Ее авторитарный тон разговора – как с пятилетним ребенком – разъярил Лару.
– С кем, к черту, вы имеете дело? С беспомощной маленькой девочкой, которую вы упрятали так, чтобы никто не смог узнать о ее существовании? Я уже больше не никто. Я – Лара Лайтон! И у меня есть все права знать, кто мой отец. Если вы мне не скажете об этом, я найму частного детектива...
– Ты думаешь, это благоразумно с твоей стороны? – в который раз перебила ее Прескотт. – Согласно интервью, данному тобой, твои мать и отец погибли в автомобильной катастрофе, когда тебе было пять лет. Неужели ты на самом деле хочешь, чтобы всплыла правда? Весь мир тогда узнает, что Лара Лайтон – ублюдок, чья мать умерла безнадежно душевнобольной.
Лара сделала резкий громкий вдох. Прескотт продолжила:
– Извини за резкость, но ты должна знать наконец правду, которая заключается в том, что твой отец никогда не хотел иметь ничего общего с тобой. Твое существование всегда обременяло его. А тем более сейчас, когда ты стала знаменитой потаскухой.
Не сказав больше ни слова, Лара положила трубку.
Прескотт сделала то же самое.
– Не думаю, что мисс Лара Лайтон наймет частного детектива.
Картер не был твердо уверен в этом.
– А если она решится?
Прежде чем Прескотт успела ответить, зазвенел звонок интеркома. Она нажала кнопку:
– Да?
– Все уже собрались в конференц-зале, мисс Прескотт, – сообщила ей секретарь.
– Мы сейчас там будем, Молли. – Она встала. – Если она будет настолько глупой, что наймет детектива, я узнаю об этом первой. Я единственное связующее звено, которое есть у нее.
– Ты совершенно уверена, что она не помнит ничего о том дне?
– Я спрашивала ее об этом в последний раз, когда мы виделись. Для нее, очевидно, это было настолько трагично, что память заблокировала весь инцидент. Ты же слышал ее, Картер. Она не помнит тебя.
– А что если вспомнит? Тогда вся кампания рухнет, а мой портрет будет...
– Перестань нервничать. Она ничего не хочет от тебя. Она такая же дура, как и ее мать. Все что она хочет – твоей любви.
Она взяла распечатанные листки: Картер шел в списке за Джорджем Бушем.
– Я позаботилась об Анхеле, не так ли? А теперь я позабочусь о ее дочери, если дойдет до этого.
Она передала ему листки.
– Мы опаздываем на собрание.
* * *
Слова Прескотт, сказанные с таким презрением, наполнили Лару стыдом и унижением. Несмотря на ее огромный успех, даже малейшее непризнание кем-то все еще заставляло ее чувствовать себя абсолютно никчемной. Ее бурно развивающаяся сегодняшняя жизнь была построена на фундаменте безотрадного детства. Она боялась, что прошлое может снова свалиться на нее, круша на своем пути все, чего она достигла. Она проклинала себя. В своем стремлении встретиться со своим отцом она сделала опрометчивые, непродуманные шаги. Она должна была дождаться, когда утвердится как настоящая актриса. Но именно сейчас – больше чем когда бы то ни было – она хотела, чтобы он гордился ею. Ей страшно захотелось выпить. Спускаясь к встроенному бару, она застала Гриффина и Бернье Каплана, агента по рекламе, за бурной беседой.
Каплан был старым докой в своем деле: в сорок лет у него прорезались первые зубы как специалиста по рекламе. Сейчас, в свои шестьдесят, он был таким же энергичным щеголем, как и в молодости, с густой шапкой серебристых волос, которой чрезмерно гордился, темными усами, с неугасаемым блеском в глазах при виде женщин. Обычно Лара очень радовалась встрече с ним. У него всегда был нескончаемый запас анекдотов о рекламных трюках, которые были очень популярны в золотой век Голливуда.
– Лара! Какой прекрасный сюрприз, – сказал он, быстро окидывая оценивающим взглядом ее розовато-лиловую шелковую пижаму.
– Мы с Бернье все работаем над рекламными роликами. Нам хочется связать их с нью-йоркской премьерой, – сказал Гриффин.
Лара знала, что в грубом переводе это означало: он занят, и она ему мешает. Он никогда не позволял Ларе присутствовать на совещаниях, на которых обсуждались их фильмы, заявляя, что это сильно переутомит ее. То, что она когда-то принимала за желание Грифа защитить ее, теперь она стала сознавать как простой контроль над ней.
– Позвольте мне не перебивать вас.
Она прошла к бару.
– Перебивать! – сказал Бернье, его глаза засияли. – Перебивай все, что тебе угодно. Вдохновенье! Вот, по чему я соскучился. Видя тебя, сидящую рядом, я уверен, нам в головы придут блестящие мысли.
– Надеюсь, вы не собираетесь заставить меня прыгнуть обнаженной в фонтан у «Плаза», Бернье.
Прежде чем покачать головой, Бернье задумчиво усмехнулся.
– Это уже было.
– Так как ты решила присоединиться к нам, вот посмотри – это эскизы для печатной рекламы.
Гриф с гордостью указал на черно-белую газету и четырехцветный рекламный журнал, лежащие на кожаной банкетке.
– Что ты думаешь об этом?
Лара поставила рюмку на крышку мраморного бара.
– Вот именно из-за таких снимков публика отказывается принимать меня за актрису.
– Ты не актриса, моя радость, – напомнил ей Гриф со снисходительной улыбкой. – Ты звезда.
Не обращая внимания на него, Лара достала бутылку.
– Я знаю, что вы не поверите, Бернье, но я действительно играла на сцене.
Бернье посмотрел на нее с сомнением.
– На драматической сцене?
– Верно.
Лара приготовила себе бренди, а заметив, что Гриф нахмурился, она налила двойной.
– Когда-то я принадлежала к одной нью-йоркской труппе. Может быть, вы слышали – «Ловер Дэбтс»?
Бернье кивнул.
– Это одна из авангардных трупп, я прав? У них не так-то много денег, но зато масса поклонников.
– Я выступала в главной роли в ее первом спектакле.
– Серьезно?
Бернье посмотрел на нее другими глазами, которые вдруг неожиданно вспыхнули, словно его пронзила идея-молния, и вдруг вскочил.
– Это может быть вот таким образом: звезда Голливуда возвращается на подмостки драматического театра. Это совсем новый поворот. Мы можем это сделать как... как большую вечеринку.
Лара посмотрела на него сквозь стекло своего бокала.
– Вечеринка?
– Мы, естественно, соберем обычную компанию и... – Бернье стал расхаживать: это помогало ему думать, – и мы также пригласим артистов других направлений, как например, скажем, Джо Паппа и Майкл Николса. А центральной фигурой, знаешь... – Он остановился напротив Гриффина. – Если бы ты смог пригласить, с Божьего соизволения, Вуди Аллена показать...
Последняя его мысль заставила его замолчать.
Лара засмеялась – как будто актеры такого ранга будут выступать перед Гриффином, порнокоролем с нежным сердцем. Но Гриффин не смеялся. Это было бы своего рода его официальным признанием.
– Уверен, что труппа согласится с моим предложением, – говорил Бернье. – Они бы не получили такой рекламы даже через миллион лет. Ты должен будешь понести расходы на организацию такого веселья, и... может быть, ты бы смог представить для себя это как капиталовложение. Это будет для тебя отличной рекламой.
У Бернье была привычка говорить заголовками:
– «Плезир Продакшн» субсидирует искусство.
Гриф кивнул, соглашаясь. Идея стала доходить до Лары – на личном уровне, а также профессиональном.
– На вечеринке соберутся все артисты труппы, да, Бернье?
– Естественно. Это и придаст интерес публике. Они одни из тех, которые знали тебя начинающей актрисой. Только представь, что они чувствуют, видя тебя сегодня – звездой.
Лара удовлетворенно улыбнулась, представив, что почувствует Кэл.
– Мне очень понравилась ваша идея.
– И мне тоже, – сказал Гриф. – Давай попробуем.
Бернье засиял.
– Я начну это прямо сейчас. Для начала я узнаю, как они на это посмотрят.
– Разрешите мне позвонить, – стала настаивать Лара, – в качестве личной просьбы.
Подхватив свое бренди, она пошла к лестнице.
– Я уверена, что в моей записной книжке еще остался телефон «Ловер Дэбтс». Она в спальне. Я сейчас вернусь.
У Лары не было необходимости искать номер телефона «Ловер Дэбтс», так как она помнила его наизусть. Ей просто хотелось поговорить со старой подругой без посторонних. У нее не было уверенности, что Пат захочет говорить с ней. Ларе было страшно даже подумать, что будет с ней, если Пат откажется. Набрав номер, она сделала большой глоток бренди. Времени едва хватило, чтобы проглотить: Пат подняла трубку при первом же гудке.
– Хи-хи, Пат, это...
– Лорис! – воскликнула Пат. – Не верю своим ушам. Мы только что говорили о тебе.
У Лары пересохло в горле:
– Кто это «мы»?
– Арти и я. О гигантской афише с твоим изображением на углу Пятьдесят девятой и Третьей. Ты остановила все движение. Что еще нового?
Она засмеялась своим, таким знакомым, смехом, и у Лары перехватило дыхание.
– Твой голос совсем не изменился, Пат Как ты поживаешь?
– Ты знаешь меня. Кручусь все так же. Как ты?
– Ой, все прекрасно... правда, прекрасно.
– Я думаю. Мы слышали, вы приехали в Нью-Йорк делать рекламу вашему новому фильму.
– Это как раз то, из-за чего я тебе звоню.
Лара быстро передала Пат идею Бернье о вечеринке.
– Ну и как? Это заинтересовало тебя?
– Еще бы, – сказала она без заминки. – Уверена, мы через это получим прекрасную и бесплатную рекламу.
– Это здорово. Я скажу Бернье, чтобы он позвонил тебе. И давай как-нибудь встретимся. Ты свободна завтра днем?
– Если бы даже была занята, я бы все отложила, чтобы встретиться с тобой. В час дня? В пиццерии у Эмилио, как в старые добрые времена?
Не услышав ответа, она повторила:
– В час дня. С тобой все в порядке?
– Я так по тебе соскучилась, Пат, – согласилась Лара. – Мне столько раз хотелось позвонить тебе. Но после тех ужасных вещей, что я наговорила тебе тогда, я была уверена, что ты все еще злишься на меня.
– Думаю, у меня было больше боли, чем злости, Лорис. Я тоже по тебе соскучилась. Очень рада, что ты позвонила.
– Тогда увидимся завтра.
– Еще одна вещь, – добавила Пат, прежде чем Лара положила трубку. – Ты сказала, что хотела бы собрать всех артистов труппы. Это касается и Кэла?
– Не вижу причины его исключать, – сказала Лара, пытаясь говорить безразличным тоном. – Какая же это будет компания без Кэла?
Ее так и подмывало спросить Пат, слышала ли она что-нибудь о нем, но не решилась.
С присущей ей интуицией, Пат ответила на невысказанный вопрос Лары.
– Я не видела Кэла с тех пор, как он ушел из театра. Последнее, что я слышала, – он переехал. Думаю, что сумею его найти.
Потом было короткое молчание.
– Ты уверена, что меня ты тоже хочешь включить в состав труппы?
– О, да! – ответила Лара, и ее радость прозвучала сильнее, чем она этого хотела. – Конечно, уверена.
Вуди Аллен отказался присутствовать на вечеринке среди наиболее респектабельных людей театра и нью-йоркского общества деятелей кино. Кроме них там собралась целая армия власть имущих, коммерсантов и политиков, а также блистательное войско красавиц из «Нувель Риче». Прием проходил в пышной, изысканной манере Гриффина.
Майор Коч в своем неподражаемо причудливом костюме произнес речь, в которой упомянул об инвестиции в искусстве, и был награжден взрывом аплодисментов. По окончании к нему бросились фотографы, чтобы запечатлеть его вместе с Ларой и Гриффином.
– Эд, а как насчет того, чтобы тебе сняться вдвоем с Ларой? – выкрикнул один из них.
Хизовер с довольным видом положил на обнаженное плечо Лары свою руку и озорно усмехнулся.
– Как я смотрюсь?
Услышав его фирменный вопрос, все рассмеялись. Тут и там мелькали фотовспышки, телекамеры работали беспрерывно.
Гриффин выступил вперед.
– Спасибо вам, леди и джентльмены, но я считаю, что уже достаточно снимков для этого вечера. Настало время торжества.
Лестер Латин, известный общественный деятель и сегодняшний распорядитель торжества, поняв намек, хлопнул в ладоши, и из гостиной донеслись зазывающие веселые ритмы мелодии «День и ночь». Послышались хлопки пробок, вылетающих из бутылок шампанского. Официанты в ливреях засновали вокруг праздничного стола, длиной с городской квартал.
Пока Гриф обменивался любезностями с майором, Лара пошла на поиски Пат. Она нашла ее в обществе драматургов Дэвида Мамета и Лэнфорда Вилсона.
– А Кэла все еще нет, – сказала она, отведя подругу в сторону. – Ты уверена, что он обещал приехать?
– Да, сначала он очень удивился, что его пригласили, но потом согласился.
Пат сделала глоток из бокала, вспоминая его слова, сказанные по телефону: «Я ни за что не пропущу такое».
– Он опаздывает уже больше чем на час.
Лара в нетерпении переминалась с ноги на ногу.
– Может быть, он передумал?
В душе, тайно, Пат надеялась на это.
– Или, может быть, его жена опять тайно спрятала ключи от машины?
Лара засмеялась, хотя Пат совершенно не думала шутить.
– Пат, это моя любимая мелодия. – Она вскинула голову. – По-моему, вечеринка имеет огромный успех, не правда ли?
Это было больше утверждением, чем вопросом. Глаза Лары горели, оглядывая зрелище.
Действительно, её глаза были неестественно блестящими. Пат это заметила. И некоторая несогласованность в движениях Лары, когда она, допив свое шампанское, взяла с серебряного подноса другой бокал, которыйпринес ей один из официантов в ливрее, и когда она махнула рукой Халу Приенсу, поймав его взгляд, хотя не была с ним знакома.
