Текст книги "Бешеные псы"

Автор книги: Джеймс Грейди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

41

На шестой день под прикрытием утреннего тумана сбежала Кэри.

С ревом пулей вылетев из гаража, мы сняли темные очки и, руководствуясь картой покойника, выехали на одну из дорог штата, где не было кордонов из патрульных машин и стальных парней в гражданской одежде, почему-то никогда не застегнутой. Мы старались держаться подальше от соединяющих штаты автострад, где осуществлялся контроль за движением. Заправились на какой-то семейной бензоколонке, явно живущей вчерашним днем и не оснащенной камерами слежения. И продолжали ехать по той же дороге, углублявшейся в пустынную местность под названием Пайн-Барренс.

Густой ночной туман клубился в конусах света наших фар. Шоссе простиралось перед нами прямое, как траектория пули. Других машин не встречалось. Все были немногословны. Никто не клевал носом в недрах огромного белого чудища.

Постепенно тьма блекла, уступая место рассеянному серому свету. Туман плавал между корявыми соснами, дубами и черными вишневыми деревьями, теснящимися вдоль обочины. Мы ехали в полутьме, отделявшей день от ночи, когда Зейн сказал:

– Остановись на минутку… приперло.

– Опять? – спросил Рассел.

– Слишком много кофе, – вздохнул Зейн. Потом признался: – И слишком долго едем.

– Ладно, – сказала Хейли. – Мне тоже не помешает.

Белый «кэдди» с усилием свернул с шоссе на ухабистую проселочную дорогу. Гравий захрустел под колесами. Мы остановились.

Пыль оседала за стеклами.

Плечи у меня жгло, позвоночник ныл от напряжения, правая нога болела. Я со стоном выбрался из машины. Все прочие тоже вышли поразмяться. Зейн помог скованной наручниками и связанной по рукам и ногам Кэри соскользнуть с заднего сиденья, опустил ее ноги в белых кроссовках покойника на дорожный гравий.

Тишина и покой лежали на всем, подобно бледному туману, скрывающему верхушки деревьев. Вдыхать прохладный воздух было приятно. Пахло хвоей и отсыревшей корой.

– Из-за этих деревьев я вижу только на тридцать-сорок футов, – пожаловался Рассел.

– Не волнуйся, – успокоил Зейн, – далеко не пойдем. Мы ж тут одни. Я мигом, – сказал он мне.

– Я пойду с тобой, – сказала Хейли.

– Придется тащиться вместе, – вступила Кэри. – Сдается мне, ребята, это последнее подходящее местечко, где вы мне разрешите это сделать.

– Я скоро приду, – сказал я.

Непроницаемое, как у игрока в покер, лицо Зейна не изменилось, когда я пожал плечами.

– Рассел, – произнес я, – ключи в зажигании.

– Мы с Эриком спокойны, – ответил Рассел. – Только давайте побыстрее и поехали отсюда.

Мы посмотрели на лес: чахлые деревца стайками росли на болотистой почве.

– Куда идти? – спросила Хейли.

– Не важно, – ответил я. – Тут везде лес, а пойдешь обратно – упрешься в дорогу.

Мы сошли с гравия на плотную сырую землю, устланную опавшими бурыми листьями и торчавшими из нее обломками скал. При каждом шаге от земли поднимались запахи жидкой грязи и гниющих ветвей. Пряди белого тумана обвивали наши лодыжки. Мы почти ничего не видели сквозь частокол стволов и неосязаемые стены серого тумана. Туман сгустился, поднимаясь от сырой земли до верхушек двадцатифутовых вечнозеленых сосен; облетевшие на зиму деревья скрывались в потоках белесоватой мглы. Где-то поверх этого облачного моря было чистое небо и восход.

Незримые крылья, трепеща, проносились над нами.

Я повел остальных по, казалось бы, наметившейся тропинке: со спутанными ногами Кэри было нелегко идти по неровной земле, плутая между деревьями. Двигаясь зигзагообразно, мы прошли шестьдесят шагов и окончательно потеряли из виду белый «кэдди», когда до меня донесся напряженный голос Зейна:

– Скорее, а не то я…

– Надо найти место поудобнее… вон!

Впереди лес расступался, образуя узкую долину размером с теннисный корт. Молния расщепила ствол дуба, повалив его как упершееся вилкой в землю «U». Каждое ответвление U-образного дерева образовывало выступ, на который можно было присесть.

– Это наше, – сказала Хейли.

Зейн беспокойно переминался с ноги на ногу, вместе со мной наблюдая, как она ведет связанную женщину к U-образному дереву.

Кэри медленно прошла к самому дальнему из зубцов расщепленного дуба. Хейли стояла за ней и правее, в самой развилке. Обе повернулись к нам спиной.

Свирепо оглянулись через плечо.

– Отвернитесь! Займитесь своими делами! – приказала Хейли.

Мы с Зейном развернулись лицом к лесу: деревья словно застыли, туман неторопливо плыл сквозь них. Я услышал, как он расстегивает свою молнию, и – почему бы и нет – расстегнул свою. Нам было слышно, как Хейли и Кэри спустили брюки, пристраиваясь на расщепленном стволе.

Зажурчала струя.

– А-а! – облегченно вздохнул Зейн. Я присоединился к нему, когда он сказал: – Раз уж приперло – ничего не поделаешь.

За нами Хейли, поняв, что Кэри быстро закончила свои дела и сейчас приподымается из сидячего положения, нарушила утреннюю тишину затяжным звуком. Закончив, Хейли нагнулась, чтобы, как и Кэри, подтянуть брюки и поправить их. Выпрямившись, она лицом к лицу столкнулась с разбушевавшейся пленницей.

– Развяжи ноги и руки! Скорее! – крикнула Кэри и, опершись правой ладонью о ствол поваленного дерева, в прыжке развернулась на сто восемьдесят градусов, оказавшись вплотную к Хейли.

Кэри использовала вращающий момент прыжка, чтобы развернуться вокруг собственной оси, описать еще один круг, сократив расстояние между собой и ошеломленной негритянкой, поворот, во время которого правая нога Кэри нанесла высокий восходящий удар – кроссовка покойника, которая была ей велика, со всей силы впечаталась в лицо Хейли. Удар заставил Хейли сделать полуоборот и свалил бы ее, даже если бы она не зацепилась за ветку поваленного дерева.

Но что-то глубинное в Хейли отказывалось просто упасть. Назовите это чутьем. Назовите умудренностью или упертостью. Назовите размахом ее души. Уже почти рухнув на жесткую землю, Хейли выхватила заткнутый за пояс пистолет, швырнула его нам и отчаянно вскрикнула.

Мы с Зейном дернулись и завозились со своими ширинками, спеша взять в руки что-нибудь более действенное, чем то, что мы держали в них в момент нападения.

Я увидел Кэри, пригнувшуюся в развилке поваленного дерева. Увидел, что у нее свободны руки. Увидел, как она метнула испепеляющий взгляд в Хейли, которая не захотела отдать ей оружие. Увидел, что ей удалось освободить ноги, и, ничем не скованная, она ринулась в чащу.

«Давай! Только не стреляй, мы не можем ее подстрелить, беги!»

Я метнулся вслед за Кэри, ломая молодые деревца, встававшие у меня на пути. Перепрыгивая через упавшие стволы. Поскользнувшись на камне, я продолжал бежать, слыша спешившего сзади Зейна; синяя рубашка Кэри мелькала то тут, то там среди деревьев и клочьев тумана, мне было слышно, как тяжело она дышит, ломая ветви и хрустя валежником.

Листья залепляли мне глаза. Колючки оставляли глубокие царапины на лбу. Я зацепился за корень и чуть не упал. Но продолжал бежать. Сердце билось где-то в желудке. Горящие легкие жадно втягивали сырые лесные запахи. Кэри в отличной форме! Не думай. Не останавливайся. Беги. Догони ее, ты должен ее догнать.

Охотники и добыча мчались сквозь туман, петляя между деревьями. Перед глазами все прыгало; я видел, что она ищет просвет – куда бежать среди окутанного туманом леса, встававшего перед ней; видел, как мы гонимся за ней: она то мелькала вдали, то казалось, что до нее можно дотянуться рукой.

Покойник помог нам схватить ее.

Кэри перепрыгнула через русло пересохшего ручья, но слишком большие кроссовки Гарри Мартина заставили ее совершить просчет при приземлении. Болтавшийся носок кроссовки ударился о камень, Кэри со всего размаху рухнула в кучу опавших листьев, а когда дернулась, чтобы встать, удерживая равновесие на скользкой земле, кроссовка поехала в одну сторону, а ее левая лодыжка – в другую. Кэри вскрикнула, когда мы показались из-за деревьев в тридцати футах позади нее. Она побежала через тополиную рощицу.

Мы видели, как она, прихрамывая, прокладывает себе путь с растянутой лодыжкой – еще сотню футов сквозь цепляющиеся со всех сторон ветви. Вот она выбежала из леса и, пошатываясь, остановилась на гравии дороги. Упала на грязные камни. Встала. Хромая, двинулась по дороге туда, где та скрывалась в тумане. Не ушла. Теперь не уйдет.

Поймав ее на мушку своего пистолета, я заорал:

– Стой!

Кэри услышала, как гравий хрустит у меня под ногами прямо у нее за спиной. Замедлила шаг, остановилась.

– Не заставляй меня стрелять, сволочь! – крикнул я.

Сзади захрустели ветки.

Дружище Зейн выбежал на дорогу.

– Не надо! – заорал он, выхватив пистолет из кобуры.

Кэри вытянула расцарапанные о гравий руки. Наручники и веревки она бросила у дерева, где они пи́сали, открыв замок скрепкой, которую стащила из бюро покойника и прятала под верхней губой, даже когда ела или говорила. Нагнувшись – якобы подтянуть брюки, – она развязала веревки, опутавшие ее ноги. Теперь у нее ничего не было, и она хотела, чтобы мы знали это, прежде чем повернуться к нам лицом.

Она увидела, что я стою посреди гравийной дороги, обеими руками сжимая пистолет, уставившийся на нее своим черным дулом.

Она увидела, что Зейн, пройдя вперед по дороге, стоит теперь в десяти шагах впереди, слева от меня, и тоже целится в нее.

Так мы и стояли – треугольником – в лесу туманным утром.

Внезапно меня накрыло.

– Не делай этого! – снова завопил Зейн.

«Он про Кэри», – подумал я и крикнул:

– Кэри! Тебе все равно не убежать! Все кончено!

– Никто тебе ничего не сделает! – проорал Зейн.

– Теперь не время умирать! – провозгласил я. – Теперь время шпионом стать!

– Что? – спросила Кэри.

– Что? – переспросил Зейн.

«Не позволяй пистолету так дрожать у тебя в руке!» – хотелось завопить мне, поскольку цель то и дело соскальзывала с мушки.

Зейн, должно быть, устал не меньше моего, в горле у него так же пересохло, грудь тяжело вздымалась, сердце колотилось о ребра. Наше состояние, пока мы переводили дыхание, было нетрудно сравнить с состоянием Кэри, с ее расцарапанными руками, растянутой лодыжкой, озверело глядящей на два пистолета, жаждавших влепить ей свинцовые поцелуи.

Кэри внимательно проследила, как я шаркающей походкой приблизился к ней, целясь ей в сердце.

– Кто ты? – крикнул я ей. – Что ты делаешь?

Теперь меня и Кэри разделял только пистолет, ходивший ходуном в руке Зейна.

– Виктор! Все в порядке. Не дури, приятель! И стой, где стоишь!

Я остановился в пятнадцати футах от Кэри посреди дороги. Зейн замер среди деревьев, держа пистолет в руках таких же неверных, как плававший вокруг туман.

– Кто ты? – снова заорал я.

Кэри полыхнула на меня взглядом:

– Про что ты толкуешь? Ты знаешь, кто я.

– Верняк!

– Забудь все эти враки! – взмолился я. – Забудь про свое прикрытие и прикрытие прикрытия, про свою выдуманную и свою настоящую миссии и что тебе было приказано: схватить или убить нас. Забудь про национальную безопасность, необходимость получения информации, не перекладывай свою вину на чужие плечи и не жалей, что провалилась в самом расцвете карьеры, забудь все это и посмотри на все в новом свете!

– Вик! – позвал Зейн; пистолет выдавал раздвоенность его чувств. – Легко сказать…

– Так кто ты? – спросил я Кэри так тихо, что в тумане можно было и не расслышать.

Она моргнула, пожала плечами.

Это значило, что если она и готова подыгрывать стоящему перед ней вооруженному человеку, то у нас есть шанс.

– Ты шпионка, – сказал я ей. – А это значит, что в тебе наше спасение.

– Что? – в один голос спросили Кэри и Зейн.

– Шпион должен выяснить, что же происходит на самом деле.

Кэри покачала головой.

– Откуда тебе знать, принадлежу я или нет к твоим выдуманным отступницам!

– А вот посмотрим, – сказал я. – Больно уж все это тягостно становится.

И опустил пистолет.

Пистолет Зейна был нацелен вверх.

– Ты шпионка, – сказал я Кэри. – И вот теперь ты стоишь здесь, в тумане. В нашей компании. Думаю, тебя послали покончить с нами, хотя лично мне это до фени. Теперь это не важно. В этот момент просветления. Да, пусть мы психи, а ты – нет, что с того?

Нас преследует вопрос «зачем?», плюс куча накопившихся «что?», а в сумме получается «почему бы и нет?». Почему мы все здесь? Почему погиб доктор Ф.? Если мы убили его, то при чем тут сестра Смерть? Если не мы отобрали у нее пистолет, то откуда он у нас взялся? А если это ее, то зачем? Для анализов прямой кишки? Не думаю, она всего лишь была временной, работала в психушке на подхвате. Почему ее сотовый настроен как классическое прикрытие во время проведения операции? И кто такой Кайл Руссо?

– Это просто имя, написанное на карточке, которая висит над лобовым стеклом в машине, которую вы угнали у покойника.

– Именно, – сказал я, больше для Зейна, надеясь, что он понимает, о чем я толкую. – Но зачем?

– Потому что вы можете. Иногда это единственная причина.

– Ты такая спокойная! – шепнул я.

Кэри вспыхнула. Она окончательно перестала следить за пистолетом в моей руке.

– О чем ты?

– Самая суть вашей операции, любой шпионской операции – что-то узнать. Просто схватить или убить нас – от этого у тебя знаний бы не прибавилось. Здесь и теперь у тебя появился шанс быть собой и делать то, чего от тебя ожидают.

– Что?

– Быть шпионкой. С нами. Работать на нас.

– Ты… ты предлагаешь мне присоединиться к вашей стае бешеных псов?

– Не тебе судить. Ты же у нас нормальная. Но уже наша свидетельница. Эта роль гораздо предпочтительнее, чем таскаться за нами, пока что-то там не закончится.

– Или вы сами покончите со мной на этой дороге, – не моргнув глазом ответила Кэри.

– Мы можем пристрелить тебя в любой момент. Выбери что-нибудь получше, поумнее, поправдивее. Будь нашей свидетельницей. Будь собой. Будь шпионкой. Узнай то, чего не знаешь.

– А потом?

– Потом – это потом, а пока делай, что делала. Доложи. Окончание удовлетворительное.

– Если я вам помогу, у меня все шансы никогда не выкарабкаться.

– Никто не выкарабкается, – ответил я. – Ну, что решаешь?

– Он прав, – сказал Зейн. – Сделай так. По крайней мере, ты должна быть здесь, чтобы все закончилось как можно лучше. Потому что мы не отступимся и ты кончишь не лучше, чем мы.

– Вы… доверяете мне… пойти с вами до конца?

– Нет, черт возьми, нет, – сказал я. – Мы доверяем тебе быть шпионкой, каковой ты и являешься.

– А что, если?.. – спросила Кэри.

– Что, если что, если что, если что, если?.. – сорвался я. – Узнать – вот твое дело, мать твою! Иначе убирайся.

Я махнул пистолетом в сторону дороги, уходившей вдаль.

– Дерьмо, – сказала Кэри.

У нас за спиной раздался чей-то громогласный голос.

– Извините, я опоздала! – крикнула Хейли.

Мы все обернулись и увидели, что она стоит на границе леса и дороги, руки безвольно опущены, растерянный взгляд на блестящем от испарины, оцарапанном лице цвета черного дерева.

Хейли, как туман, выплыла на гравийную дорогу, скользнула к нам, неумолимая как заря, ступила на гравий, подходя все ближе и ближе.

– Извини, Вик, извини, Зейн.

– Все в порядке, – кивнул я, когда она прошла мимо меня и направилась прямо к Кэри…

…ткнув дуло своего автоматического пистолета в лоб белой женщины.

Я застыл на месте; все, что все мы могли сделать, – это застыть на месте.

– Извини, – сказала Хейли, и единственное, что Кэри теперь видела, были белки ее глаз. – Вот чего раньше не знала, первое: жаль, но, черт возьми, иногда приходится извиняться, и второе: черт возьми, я чувствую себя жалкой неудачницей.

Большим пальцем Хейли взвела затвор.

Улыбнулась, видя, как Кэри задрожала, почувствовав приставленный ко лбу пистолет.

– Третий раз был просто неподражаем, – сказала Хейли – черное дуло ее пистолета очертило идеально ровный третий глаз на черепе Кэри. – Три удара – и я в ауте… В а-у-т-е.

Ни один молниеносный прием каратэ, ни один немудрящий выверт судьбы не спасли бы Кэри, прежде чем палец Хейли нажал бы на спусковой крючок, пробуравив дырку в безупречно мыслящих мозгах Кэри.

– Так что самым умным-разумным, самым верным, самым справедливым, – продолжала Хейли, – самым, черт возьми, шпионским… было бы просто легонько нажать пальцем вот на этот крючок. Предупреждающий удар. Проблема… решена. Все «неудачи» в предстоящих боях с тобой устранены. Так или иначе, я умираю, но лучше всего умереть свободным и сделать все, чтобы быть достойной этого.

Я не мог. Шевельнуться. Не мог. Сказать ни слова. Не мог. Даже подумать.

Пистолетное дуло с такой силой ткнулось в череп Кэри, что та пошатнулась, а Хейли завопила:

– Но я не умница-разумница!

И она резко крутанулась вправо. «Бам!» – громыхнул первый выстрел. «Бам! Бам! Бам!» – последовали за ним десять остальных; пули со свистом пронизывали древесные ветви и туман, медные гильзы, звякая, падали на гравий, пока затвор не отъехал назад и в отзвуках пальбы, в клубах пистолетного дыма, сливавшегося с туманом, Хейли не сказала:

– Патроны кончились.

Я взял пистолет из вялой руки Хейли, сказал ей:

– У нас есть еще.

«Бип! Бип! Бип!» – автомобильные гудки прорезали туман: услышавший стрельбу, отчаянно сигналивший Эрик словно напоминал, что надеется, что верх могут одержать только солдаты правого дела, пока Рассел мчался по лесу, готовый задать взбучку всякому подозрительному лицу, которое окажется в пределах досягаемости его пистолета.

Хейли не противилась, когда я взял ее за руку. Мы с Зейном сунули свое оружие в кобуру, и, только сунув за пояс «зиг зауэр» с пустой обоймой, я понял: именно такой пистолет я использовал при второй попытке самоубийства.

– Что ж, – сказала Кэри, услышав автомобильные гудки, – теперь мы, по крайней мере, знаем, где оставили машину.

42

Теперь вела Кэри.

– Ты уверен? – спросила она, когда я распахнул перед ней водительскую дверцу.

– Я вымотался, да и вся остальная команда не намного лучше, – ответил я.

– Скажи ей, что, если она попробует нас надуть, – сказал Рассел, – я прострелю ей колено.

– Скажи сам, – ответил я с переднего сиденья, устроившись между Кэри и Зейном.

– Эй, блондинка, – сказал Рассел, – если только…

– На, получай.

Кэри включила мотор, наш белый «кэдди» взревел, и, выехав из Пайн-Барренз, мы оказались на основной магистрали Нью-Джерси.

Славная была прогулка. Мы развлекались голосами и музыкой, которую передавала незримая радиоволна. Слушали новости, в которых могло попасться что-то важное. Но ничего так и не услышали. Мы ни разу не переключили станцию, если звучала какая-нибудь хорошая песня. Наши попутчики на четырех полосах мчались на юг очертя голову. Мы ехали в пределах допустимой законом скорости.

– Зачем самому устраивать себе сложности в жизни? – сказал я.

– Верняк.

Рассел поправил свои темные очки:

– Иногда сама жизнь устраивает тебе сложности.

– Можно попросить что-нибудь кроме этих окуляров? – спросила Кэри. – Солнце прямо в глаза.

Зейн протянул ей пару затененных гангстерских очков а-ля Бонни Паркер. [7]7
  Бонни Паркер (1910–1934) – легендарная американская преступница, история которой положена в основу фильма Артура Пенна «Бонни и Клайд».


[Закрыть]

Кэри надела их.

– Руки все еще трясутся? – спросила она меня.

– Уже нет, – ответил я.

Правду сказать, для этого мне пришлось напрячь каждую мышцу.

– А Зейн… – Она посмотрела через меня. – Ты какой-то… непривычно спокойный.

– Пожалуй, – согласился Зейн.

Кэри не отрывала глаз от дороги впереди, но я видел, что ее очки служат ей как бы дополнительным зеркалом заднего вида: в нем была видна Хейли, положившая голову на плечо Эрику, его глаза были открыты, ее – закрыты, а губы беззвучно бормотали что-то. Рассел тяжело развалился рядом с ней, голова его покачивалась, он явно принимал носившие такой личный характер причитания Хейли за беззвучную песню.

– Вам, ребята, надо быть посплоченнее, – сказала Кэри.

На что Рассел ответил:

– Может, мы были слишком сплоченными.

– Конечно, – сказал я. Мои руки определенно перестали дрожать. – В этом наша проблема.

По радио передавали песенку «Бич бойз» «Don't Worry, Baby».

– Может, это было проблемой Брайена Уилсона, – сказал Рассел, пока этот рок-поэт парил на высоких нотах в песне о том, как его утешает и наставляет его любовник. В свое время Рассел орал песню «Brian Wilson» о том, как «Бич бойз», якобы перенеся нервный срыв, попали в отделение В, – хотел поддразнить доктора Ф. перед тем самым «ой-ой-ой». – Может, если бы Брайен не скрывал, что он псих, его бы не арестовали.

– Он мучился, страдал! – ответил я. – И делал то, что, как он думал, сработает.

– А как же песни? – пожал плечами Рассел.

Крупно набранное на компьютере объявление, светившееся над хайвеем, оповещало граждан об официальном указе:

В СВЯЗИ С ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ УГРОЗОЙ СООБЩАЙТЕ О ЛЮБОЙ ЗАМЕЧЕННОЙ ВАМИ ПОДОЗРИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

– Уж не про нас ли это? – спросил Зейн.

Никто не ответил, и машина промчалась под объявлением.

Мы проехали еще несколько миль по соединявшей штаты автостраде, и Кэри сбросила скорость.

– Скоро приедем в Делавэр, – сказала она. – Там на мосту пункт по сбору пошлины.

Раз пункт – значит, и сборщики пошлины. Чтобы было кому собирать мзду и покрикивать на водителей.

Зейн дал Кэри пятидолларовую банкноту.

Сорок, тридцать, двадцать миль в час, и «кэдди» встал в ряд машин, подъезжавших к налоговой будке, где работала женщина в форме, сбиравшая положенное.

– Патруль! – сказал я. – Припарковался сразу за будкой!

– Не вижу! – ответил Зейн и после мгновенного испуга, что я потерял его из виду, сказал: – Засек!.. Нет, их двое!

Наш белый «кэдди» внезапно оказался стиснут стальным потоком, воронкообразно стекавшимся к налоговым будкам.

– Они разговаривают друг с другом, – сообщил я.

– Это все, что они делают, – сказала Хейли. – Может быть, это правда все.

– Не думайте о них, и они вас не заметят! – выкрикнул Эрик.

Мы все уставились на нашего научного гения.

– Точно? – спросил я.

Эрик пожал плечами.

Шесть машин, пять, четыре, и вот «кэдди» наконец подкатил к будке, где сидела сборщица пошлины. На ее белой рубашке красовался значок. Не прячет ли она где пистолет?

Рассел сместился, просунув левую руку под якобы спящую Хейли. Он хорошо стрелял практически с обеих рук.

«Кэдди» остановился у будки. Сборщица взяла у Кэри пять долларов. Давая сдачу, сборщица в белой рубашке с серебристым значком сказала:

– Красивая старая машина.

– Спасибо, – ответила Кэри. – Как раз под стать красивому старому мужу.

Женщины обменялись улыбками, и мы проехали дальше.

Патрульные, похоже, тоже расслышали шутку и рассмеялись.

На нас они даже не обратили внимания.

Мы с Расселом на всякий случай поглядели каждый в свое зеркальце.

– Лично я не заметил, чтобы она нажимала на какие-нибудь кнопки, – сказал Рассел, – что-нибудь записывала или перестала собирать деньги.

– Они фотографируют, – напомнил Эрик.

– Да, – согласился я, – но даже если наши лица попали в кадр, к тому времени, когда аналитики или компьютер будут перепроверять их, нас уже здесь не будет.

– Так что все, что им известно, – это наш невероятно приличный автомобиль, – сказал Рассел. – Где, когда мы были и куда едем. Не о чем беспокоиться.

– Верняк.

– Патрульные машины по-прежнему припаркованы там же, – заметил я.

– Остался только налоговый пункт в балтиморском туннеле, – сказала Кэри. – Дальше путь свободен.

– Хорошая работа, – похвалил я.

– Как велели, – ответила она, не задавая вопросов и не удостоив меня взглядом.

В балтиморском туннеле она тоже вела себя безупречно. Мы нырнули в туннель под Чесапикским заливом, где не было ни луны, ни солнца – только желтые кирпичные стены в серых пятнах от токсичных выхлопов. От повышенного давления у меня заложило уши, когда мы ехали под морем, следуя за красными хвостовыми огнями, вздрагивавшими перед нашим лобовым стеклом, и убегая от желтых фар, светившихся в наших зеркалах.

Затем, минуя поворот скоростного шоссе, устремились к небесной синеве, как чайка к облакам. Балтимор постепенно оставался позади, его глянцево поблескивавшие городские башни скрывали внутреннюю пристань, откуда уже не отходили суда, груженные американской сталью. Фэбээровский Санта из физкультурного зала, где я совершил вторую попытку покончить с собой, клялся, что, несмотря на весь лоск внутренней пристани, Балтимор по-прежнему славное местечко для любителей побаловаться героином.

– До округа Колумбия – полчаса, – объявил наш водитель.

Покрышки нашего автомобиля с шелестом подминали под себя полотно автострады.

Знаки, предупреждавшие о приближении кольцевой дороги, проносились мимо.

– Куда дальше? – спросила Кэри.

Хейли развернула карту.

– Уитон находится… Поезжай по кольцевой на запад.

Кэри вырулила на правую полосу сразу после развилки.

– А теперь? – уточнила она.

Никто не ответил, пока Кэри сворачивала на широкую кольцевую.

Кэри окинула нас всех взглядом.

– Ребята, у вас хоть есть реальный план?

– Вполне реальный, – ответил я. – Существует общая концепция.

– Черт! – Кэри подстроила наш белый «кэдди» к потоку автомобилей, стремительно пролетавших по скоростной дороге, опоясывающей столицу самой могущественной нации на земле. – Можно внести предложение?

Мы согласились с ее мыслью и, свернув на втором съезде, присоединились к потоку пригородного транспорта, обтекавшему тридцатифутовую гипсовую статую Христа. Затем повернули на улицу, окруженную мрачными кирпичными многоквартирными домами; под козырьком автобусной остановки стояли трое мужчин, с виду пакистанцев, в рабочей одежде. Проехали парковку, где мужчины из всех краев южнее Техаса осаждали работавший на холостом ходу пикап подрядчика.

– Притормози возле вон того магазина полуфабрикатов, я у кого-нибудь спрошу, – сказал Зейн.

Наш белый «кэдди» остановился перед магазином, где продавали яйца, молоко, дешевые пеленки, содовую, попкорн, презервативы и лотерейные билеты. Ресторан по одну сторону магазина рекламировал гватемальскую кухню, по другую – хвастливо предлагал отведать блюда по-мексикански, а на окнах «долларового магазина», расположенного рядом с этим кафе, висели вывески на английском и испанском. Через улицу был китайский лоток, помимо прочего торговавший жареными цыплятами и итальянскими полуфабрикатами через окно с пуленепробиваемым стеклом. На углу продавали пиццу – навынос и с доставкой на дом. В розовом оштукатуренном здании на четвертом углу помещался принадлежавший штату Мэриленд государственный магазин спиртных напитков.

– Я думал, что окраина округа Колумбия будет… ну, не знаю. Только не такой, – сказал Зейн.

– Времена меняются, – произнес я. – Места тоже.

Зейн вышел из нашего белого «кэдди», перешел улицу и направился к магазину спиртных напитков.

Прошел мимо негритянки в желто-зеленых шортах и белой футболке, разрисованной блестящими золотыми буквами. В правой руке, вовсю размахивая им, она держала мутный пластмассовый стакан, и через открытое окошко до нас донеслась ее громогласная тирада.

– …это запрещенный митинг! И здесь, в этом стакане, нет ничего, кроме диетической колы! – Она перехватила мой взгляд. – А вот и развеселая компания к нам пожаловала!

Следить за ней означало оставить без прикрытия Зейна. Солнечный свет и смешанные запахи улицы беспрепятственно струились в открытое окно, когда я увидел Зейна, трусцой возвращавшегося к машине.

– Я наткнулся на вьетнамскую парикмахерскую, – сообщил он нам. – Долго пришлось объясняться, пока я не упомянул слово «Сайгон»; выяснилось, что старик был в ту пору офицером и сочувствовал нам. Он сказал, куда ехать.

Направляемый Зейном белый «кэдди» проехал по дороге, обсаженной деревьями, через мост, мимо парка за бензоколонкой. Мы бегло разглядывали раскрашенные дома с плоскими крышами и ухоженными лужайками. Белокурая мамочка, корни генеалогического древа которой явно уходили в среду офицеров из свиты Джорджа Вашингтона, пристегивала свою дочку к детскому сиденью мини-фургона, а эфиопская нянька наблюдала за ними.

– Какое смешение, – заметил Рассел, когда мы свернули на улочку поуже. – Одно поверх другого.

– Только ли одно? – уточнил я.

– Примерно через четверть мили справа будет полицейский участок, – сказал Зейн.

Хейли зашуршала своими картами.

– Ты уверен, что мы правильно едем?

Кэри замедлила ход.

– Можно спросить у нее.

«Она» представляла собой кричаще разодетую белую женщину лет шестидесяти, прогуливавшуюся по тротуару в том же направлении, в каком ехали и мы: резко развернувшись, чтобы проследовать в обратную сторону, она замахала руками и затрясла кудряшками, подпрыгивая, как выклевывающая червяков малиновка, выбросив вперед правую руку, при всем том не забывая орудовать розовой губной помадой.

– Ничего удивительного, что они не могут нас найти, – сказал Рассел, когда мы проезжали мимо женщины с накрашенным ртом, неистово регулировавшей дорожное движение. – Тут на каждом углу по психу.

Через квартал после магазина для полицейских с припаркованными возле него патрульными машинами мы свернули направо у автобусной остановки, где стояли в бодрящем дневном воздухе граждане мира, крепко держа в руках небольшие плоские чемоданы и раздувшиеся черные мешки для мусора и невольно провожая взглядами белый «кэдди» – свидетеля славного прошлого нашей автомобилестроительной промышленности. Мы миновали «метафизическую часовню медитации», занимавшую помещение бывшего страхового агентства, парикмахерскую, где пожилой итальянец в синем смокинге поджидал клиентов, стоя в дверях своего заведения, магазин комиксов, витрины которого были сплошь обклеены картонными постерами с изображениями Супермена и более позднего порождения рынка – грудастой Героической Бейби. Припарковались мы на дневной платной стоянке перед кварталом магазинов, выстроенных с расчетом на двадцать первое столетие.

– Эрик, – сказал я, – пойдешь с Зейном. Ты знаешь, что нам нужно.

– Я тоже пойду, – заявила Хейли. С ее стороны было умно держаться поближе к Эрику.

Зейн сгреб монеты, чтобы расплатиться с женщиной-контролером, и исчез в магазине.

– Не нравится мне это, – раздался голос Рассела с заднего сиденья. – Припарковались у всех на виду, разделились.

– Я за водителя, – сказала Кэри, сидевшая рядом со мной.

– А я прямехонько сзади, – пожал плечами Рассел. – Потихоньку начинаю привыкать к слову «мы».

– Не слишком-то хорошая мысль так выставляться, – согласился я, – но другого выхода у нас нет.

«Тик-так», – сказали бы мои часы, если были бы выпущены в том же году, что и наш «кэдди». Но мистер Тик-Так умер. Жизнь больше не была цепочкой: работа – отдых, тяжело – легко. Секундная стрелка моих часов описала круг, тикая с маниакальным упорством.

Тем весенним утром, все в поту, мы сидели в холодном белом «кэдди». Автомобили проезжали мимо. Городской автобус. Припозднившиеся к ланчу перекусывали в торговавшем со скидкой мексиканском кафе. Из глубины следующего квартала вздымался стальной каркас здания. Монтажник-высотник в каске, каким-то чудом удерживая равновесие, прошел по балке. Я сидел в машине грез, принадлежавшей покойнику.