Текст книги "Бешеные псы"

Автор книги: Джеймс Грейди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

31

Через шесть часов и девять минут после того, как Бернис перешла улицу, направляясь к белокаменному мегамаркету, наша команда выстроилась, разглядывая свои отражения в зеркалах, прикрепленных к дверям. Мы были нагружены любезно предоставленными Бернис мешками, разнорабочим материалом, матрицами, прочим скарбом. Отражения выглядели выспавшимися, помытыми, побритыми и наверняка знающими, что они делают здесь в этот предвечерний час.

– Достопамятный момент, – провозгласил Рассел. – Пять маньяков в интерьере.

Разглядывая наши отражения, Хейли сказала:

– Я думала, теперь хоть ты нормальный.

– Это как посмотреть, – отозвался Рассел. – Вылечишься от одной странности – подцепишь другую.

– Верняк.

– За дело, – сказал я.

Электронный глаз узрел наше приближение, и зеркальные двери разъехались.

Световой океан мегамаркета ослепил нас в тот самый момент, когда мы переступили через порог. В воздухе сразу же повеяло особым запахом. Промышленное благоухание миллионов дезодорантов приглушало запахи бесчисленных подмышек и усталых ног. Кипами сложенные на полках юбки и рубашки издавали благовоние свежей ткани. Чем дальше мы заходили в мегамаркет, тем соблазнительнее становился дух, исходящий от вафельных стаканчиков и шкварок. Крапчатые черно-белые плитки поглощали звук шагов, не сохраняя отпечатков подошв. До нас доносились обрывки разговоров, гудение пылесоса, глухое жужжание воздуховодов и слабенький звук инструментов, жизнерадостно терзавших смутно знакомую песню.

– Быть не может! – воскликнул Рассел. – Это же «Битлз»! Из «Сержанта Пеппера». «А Day in the Life». Там про то, как этим ребятам нравилось добавлять всем адреналина, а не скачивать какую-то дешевку!

– Когда я в последний раз был в таком месте, президентом был Никсон, – сказал Зейн.

Две престарелые дамы быстро прошли мимо, о чем-то без умолку болтая, размахивая руками, их белоснежные туфельки маршировали в ногу.

– Они приходят сюда, чтобы чувствовать себя молодыми, а заодно потренировать сердечную мышцу, – ответил я на недоуменный взгляд Зейна.

– А-а!..

– Мы зашли сюда на минутку и скоро уйдем.

Эрик, шаркая, подошел к Хейли.

– Не бросай меня!

– Не бойся, – ответила она.

Мы набрели на киоск с подсвеченной картой и списком платных остановок.

– В одном только мегамаркете целых пять закусочных! – восхитился Рассел.

– Люди привыкли все делать на бегу.

По меньшей мере второй раз за день я давал объяснения.

– Если только не будет особой причины, – выдавил Эрик.

Но мы шли. Словно позабыв обо всем, увлекаемые толпой, вдоль бесконечной вереницы витрин, в которых безголовые манекены щеголяли брюками и свитерами, связанными и пошитыми на грохочущих фабриках коммунистического Китая.

Торговые марки, названия брэндов, просто товары на вращающихся вешалках и товары со скидкой мелькали перед нашими глазами со скоростью пулеметной очереди. Один из отделов предлагал витаминный набор из натуральных компонентов, которые помогали справиться с недугами, одолевавшими здоровяков на рекламах, тайно знавших, что они лысеют, приобретают избыточный вес, страдают остеопорозом, кожными заболеваниями, артритом, плоскостопием и приступами беспричинной тревоги. В следующем отделе протянулись мили золотых цепочек, на прилавках были разложены кольца, браслеты и выполненные по спецзаказу часы, показывающие безошибочное время. По соседству продавцы демонстрировали клиентам, как программировать массажеры, установленные на кожаных креслах с откидными спинками, или как подсоединить телескоп к ноутбуку, чтобы, сидя в гостиной, вы могли обозревать картину звездного неба.

– Как же все это случилось? – спросил Зейн.

– Прямо у нас на глазах, – ответил я.

– Ладно, – проворчал Рассел, – только не у нас на глазах. Нас-то заперли в четырех стенах.

– Не думай, что это снимает с нас ответственность, – сказала ему Хейли.

Мы пошли дальше.

Один из киосков кинопродукции был весь увешан голливудскими постерами. Стареющие красавцы актеры преодолевали препоны судьбы, добиваясь взаимности. Вулканический мир, где только чудесное появление убитого горем мальчика могло предотвратить триумф зла. Мятежные копы дружно палили из пистолетов в блистательного негодяя, неподвластного никаким законам. Сексуальная блондинка в черной коже с секстетом невозмутимых партнеров опутывала мир чарами своего обаяния. Усевшись посреди улицы, чернокожий гуру выводил из тьмы заблуждения многодетную семью заблудших бледнолицых. Мультфильм с головокружительными приключениями просто обязан был стать классикой для семьи, в которой никогда ничего не происходило.

– Хотелось бы посмотреть фильм, который мне понравится, – сказал Рассел.

Все пятеро завороженно глядели в переливающийся красками ларек, где торговали чудесами.

– А мне бы хотелось увидеть свою лучшую половину, – вздохнула Хейли.

– Мне бы хотелось навестить старых друзей. – Образы Фолкнера, Льюиса, Стейнбека, Камю, Хэммета, Маркеса, Эмили и Уильямса ожили в моем сердце. – И завести новых.

– У них могут быть карты, которыми мы сможем воспользоваться, – сказал Рассел.

Зейн покачал головой:

– Они будут искать нас там, куда мы захотим поехать.

Эрик закивал.

Мы повернулись, чтобы идти…

– Замрите! – прошептал Рассел, но тут же поправился: – Нет! Держитесь естественно!

Для Эрика это было чрезмерным напряжением, его стало трясти.

Хейли взяла его за руку:

– Успокойся!

– Что случилось? – Зейн скрестил руки на поясе, за которым прятал наш пистолет.

– Камеры. – Рассел глазами указал куда-то под потолок.

Белые металлические камеры безопасности свисали с потолка, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, как циклопы, озирающие свою пещеру.

– И ATM вон на той стене! – сказала Хейли.

– За кассой в отделе сексуального нижнего белья, – подхватил Зейн.

– Везде, – произнес Эрик.

– Ну и что, – возразил я. – Эти камеры никогда не разберутся, что происходит. Они ищут карманников и мелких магазинных воришек, а не сбежавших из дурдома психов.

– Но на них останется запись, что мы были здесь, – возразил Эрик.

– Если кто-нибудь когда-нибудь заметит нас на этих пленках, – сказал я, – мы уже давно будем далеко. Кроме того, если причин проверять пленки нет, можно считать, что нас здесь и не было.

– И все-таки мне это не нравится, – продолжал нервничать Рассел. – Не по себе как-то.

– Что будет с Америкой, когда внутренняя безопасность наконец-то действительно установит камеры слежения по всей стране? – спросила Хейли.

– Психиатрам вроде доктора Ф. придется придумывать новое определение паранойи, – ответил Зейн.

– Слишком поздно, – сказал я, ненароком отводя нашу команду под густую листву росшей в кадке пальмы, – всякий, кто еще не совсем свихнулся, уже параноик.

– Вот про что пели «Энималз», – сообщил Рассел. – Пора убираться отсюда подальше.

– Мы так и не купили то, что нам нужно! – сказал Зейн.

– Этот товар они еще не получили, – сообщил я. – Зато теперь получат нас.

– Мы здесь всего полчаса! – сказала Хейли.

– Пора.

Я зашел в будку с вывеской «Информация».

– Что бы вы хотели узнать? – спросила седая информаторша.

– Все, – ответили. – Или – как побыстрее добраться до самой большой стоянки.

– Ближайший выход – через круглосуточную аптеку.

– Могли бы и сами догадаться, – прошептал Рассел.

Мы пошли в указанном направлении, пока не заметили аптеку: она помещалась рядом с отделом, где продавали футболки, мячи, куртки с эмблемой «ВИАГРА» и кроссовки.

– Туалеты должны быть рядом со спортивным отделом, – сказал я. – Это самое посещаемое место.

– Угнать машину со стоянки мегамаркета – плохая идея, – покачал головой Рассел. – Даже если не брать в расчет, что тебя могут заснять. Невозможно предсказать, когда владелец выйдет, обнаружит пропажу, позвонит девять-один-один и они отследят тебя по системе. Угнать машину, пока еще светло…

– Это шанс, – возразил я. – И потом – хочешь не хочешь, а надо отсюда выбираться.

– Аминь, – сказал Эрик.

Зейн покачал головой:

– Посмотрите, как у вас всех трясутся руки. Сначала надо подкрепиться.

Бутылка воды из автомата. Хейли хорошенько встряхнула школьные таблетки, хранившиеся у нее в баночке, которую она позаимствовала у Жюля. Рассел единственный взял больше трех таблеток, четвертой оказалась маленькая и белая. Хейли улыбнулась мне, когда он заглотил ее. Я был в таком смятении, что даже не ответил ей кивком или ухмылкой.

– Надо выбираться, – повторил я, когда мы вошли в аптеку, пропахшую лекарственными сиропами, бросив взгляд на ряды, заваленные памперсами для взрослых, прокладками, противомоскитными средствами. Оказавшись в ослепительно ярком освещении, я почувствовал резкий приступ дурноты. – Хватайте все, что нам нужно, я подгоню тачку.

– Взламывать замки – это же не твое дело, – хотел было остановить меня Рассел.

– Век живи – век учись.

Зейн сказал:

– Пусть хоть Эрик…

– Эй! Я должен выбраться отсюда, и выбраться один!

И я ринулся на воздух, к стоянке.

Розовые тени смягчали длинные лучи послеполуденного солнца. Я изо всех сил старался держать себя под контролем. Выглядеть как обычный покупатель.

Тут должно быть не меньше двух тысяч машин. Мне пришлось сначала подняться, потом снова спуститься. Я проверил все джипы военного образца и мини-фургоны. Все дверцы заперты наглухо.

Народу на стоянке почти не было. Казалось, людей прямо из машин втянул в мегамаркет какой-то установленный внутри пылесос размером с мамонта. А может быть, гудение этого пылесоса и создавало консервированную музыку, корежившую песни нашей молодости?

«Да, тут не без пылесоса, – подумал я. – Мне все еще слышно его гудение сзади. А теперь сосредоточься».

Какую машину угнать? Пятеро человек вряд ли усядутся в эту красную «тойоту». У мини-фургона со стикером на бампере «Футбольная мамочка» была слишком низкая посадка, дверцы заперты; кроме того, от него воняло прошлогодними подгузниками и свежей жевательной резинкой. Дверцы золотистого джипа тоже были заперты… но окно водительского сиденья приспущено на несколько дюймов! Может…

Однако я тут же застыл как вкопанный, когда женский голос сзади произнес:

– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?

У нее были короткие светлые волосы. Коричневая блузка с желтоватым оттенком и такие же брюки, черные ботинки. Серебристый значок приколот над левой грудью, а на бедре болталась кобура с девятимиллиметровым «глоком». Сзади пыхтела мотором полицейская патрульная машина. Я заметил также приколотую к погону рацию, черный патентованный чехол для наручников на поясе, но что действительно пригвоздило меня к месту, так это ее черные зеркальные очки, отражавшие пылающий пар заходящего солнца. И меня.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? – Это было уже второе предупреждение.

– Ничем! Абсолютно ничем! – И я улыбнулся самой невинной из своих улыбок.

Хотя был абсолютно уверен, что она знает. Знает, что я знаю, что она знает. Так мы и стояли, каждый играя свою роль, пытаясь сочинить свой конец сценария. Опираясь на космическую мудрость, гласящую, что это заключительная, а не первая сцена. Такой выбор позволял нам учтиво стоять там, где мы стоим, пока кто-нибудь не сделает резкого движения.

– Так в чем проблема?

Судя по форме, она была местным копом.

– Какая проблема?

– Та, что вы мчались, словно собираетесь купить новую машину.

– Нет, что вы. Моя машина в ремонте, так что мы приехали на машине жены.

– На этой?

Зеркальные очки кивнули в сторону золотистого джипа.

– Ну да. Обычно мы ездим на моем «форде», так что за рулем этого автомобиля мне приходится сидеть всего пару раз в месяц. Сегодня, знаете, столько народу ездит на джипах, и все они так похожи.

Женщина поводила головой из стороны в сторону, стараясь подключить боковое зрение, но ни в коем случае не упустить меня из виду.

– Где же ваша жена?

– Она там.

– Но вы-то здесь.

– Ну… конечно.

– Покажите мне, пожалуйста, ваши права.

– Я сегодня не за рулем.

– Просто хочу вам помочь. Вдруг вы ошиблись? Вы же сами сказали: все джипы так похожи. Я проверю по рации, где зарегистрирован ваш автомобиль, и, можете не сомневаться, мои данные совпадут с адресом в ваших правах. Вы ведь живете с женой, правда?

– А кто не живет?

Она даже не улыбнулась.

– У меня, видите ли, нет при себе прав. То есть они, конечно, у меня есть, но… они в машине.

– В машине.

– В бумажнике, – сказал я. – Я, собственно, поэтому и пришел. Взять бумажник.

– Значит, вы пошли за покупками в маркет, но оставили бумажник в машине.

– Можете считать меня оптимистом, – сказал я. – Но моя жена…

– Вашей жены что-то не видно.

– Она в маркете, как раз сейчас стоит в кассу. Ждет, когда я вернусь с бумажником, чтобы сделать покупки на мою кредитную карточку.

– Складная история, – сказал мне блюститель порядка.

– Только если у нее будет хеппи-энд.

– Так давайте возьмем ваш бумажник, а потом займемся каждый своим делом.

– В том-то и проблема.

– А-а! Так вот в чем проблема.

– Вот именно! Итак, во-первых, я оставил бумажник в бардачке, туда всегда все складываешь, а потом она отправила меня за…

– Кредитной карточкой.

– …за кредитной карточкой, и мы оба забыли про ключи.

– Значит, все заперто в машине.

– Совершенно верно. – Я пожал плечами и ухмыльнулся. Помолился про себя, чтобы все обошлось.

Мое отражение по-прежнему маячило в линзах ее очков, когда она спросила:

– Что же нам теперь делать?

Изогнувшись дугой, сине-оранжевое пламя вспыхнуло за работавшей на холостом ходу патрульной машиной… Послышался звук разбитого стекла.

Женщина обернулась, посмотрела направо и налево, стараясь не терять меня из виду, но так и не увидела ничего похожего на разбитое стекло. Черные очки вновь нацелились на меня в тот самый миг, когда я – через ее плечо – увидел, как завиток черного дыма поднимается из-под капота патрульной машины, запахло паленой резиной.

Коктейль Молотова, состряпанный из материалов, прихваченных в аптеке, полыхал вокруг передней покрышки.

Она и взорвалась первой с громким хлопком. Женщина резко обернулась, выхватила пистолет. От ее машины валил черный дым. После взрыва покрышки пылающий Молотов прорвался в моторное отделение. Пламя перекинулось на трубку бензовода.

Бум! Язык пламени сорвал капот патрульного автомобиля.

Женщина, пошатываясь, попятилась на меня, чтобы укрыться в проходе между припаркованными машинами.

Грохот! Из бензобака вырвался огненный вар.

Тепловая волна сбила с ног сначала ее, а потом и меня.

Волна разъяренного жара дохнула мне в лицо.

Лежа на спине между двумя машинами, я увидел, как ревущий столб оранжевого пламени и черного дыма ракетой взвился в вечернее небо. От взрыва завизжали на разные лады десятки противоугонных устройств.

Слишком много шума для тайной операции. Интересно, сколько кадров с нашим участием успели заснять?

«Поднимайся!»

Огонь с ревом врывался в проход между двумя джипами. Оглушенный страж порядка лежал у моих ног, ее лицо и руки были краснее красного. Отовсюду налетали волны удушливого зловония, издаваемого плавящейся резиной, горящим газом, раскаленным металлом и… палеными волосами. Пистолет выбило у нее из руки. Я видел, как она шарит в поисках потерянного оружия.

«Она хочет сражаться до конца».

Поэтому я волоком оттащил ее от эпицентра взрыва. Она была оглушена, но старалась встать на колени, пока я срывал с нее рацию, а сорвав, отшвырнул в сторону и крикнул:

– Сейчас я приведу помощь!

И побежал в сторону аптеки.

Не успел я вырваться из клубов черного дыма, Зейн, который состряпал и швырнул коктейль Молотова, с разворота ударом ноги выбил водительское окно у «БМВ». Стекло оказалось противоударным и пошло трещинами, похожими на паутину. Вторым ударом он снес всю раму вместе с треснувшим стеклом. Рассел щелкнул замками, открывая дверцы, выдернул провод зажигания из рулевой колонки и использовал отвертку как ключ. Мотор взревел. Рассел и Зейн стремительно вырвались на угнанном «БМВ» со стоянки, минуя толпу, завороженно глядевшую на горящую патрульную машину. «БМВ» с выбитым окном остановился на достаточно большом расстоянии, чтобы мы успели запрыгнуть в него со всеми нашими вещами, а затем сквозь облако черного дыма, визг и улюлюканье противоугонных систем и приближающиеся сирены пожарных машин с ревом вырвались из огненного столпа.

32

– Посмотри на меня! – завопил я, обращаясь к Зейну, пока Рассел гнал наш «БМВ» сквозь ранние сумерки предместий Нью-Джерси.

Устроившаяся рядом со мной на заднем сиденье Хейли сказала:

– У тебя половины бровей не осталось.

– Не говоря уже о здоровом румянце, – добавил Рассел.

Зейн, сидевший на переднем пассажирском сиденье, промолчал.

Ветер врывался в выбитое окно.

– Я шикарно держался! – крикнул я.

– Ничего подобного, – ответил Рассел, наугад сворачивая налево. – Тебе всегда кажется, что ты шикарно держишься, когда разговариваешь с женщинами, но что-то не похоже.

– Это была не женщина! – завопил я.

– Видишь, – заметил Рассел, – ты был так смущен, что все перепутал.

– Это был полицейский!

– Верняк, – кивнул Зейн. – И она тебя чуть не сцапала.

Он покачал головой.

– Хорошо, что Хейли с Эриком тайком следили за тобой. Если бы офицер Зеркальные Глаза усадила тебя в свою машину, нам бы всем крышка. Или тебе пришлось бы кормить ее сэндвичами, пока она проводила обыск.

– Ты чуть не сжег меня!

– Да, маленько не рассчитал. Я метил в переднюю часть машины, так, чтобы огонь от взрыва нанес тебе минимальный вред.

– Но взрыв был классный, – сказал Эрик.

– Круто, – добавил Рассел.

– Зато теперь они знают…

– Не так много, как если бы тебя задержали, – успокоил Зейн. – Единственное, что теперь у них есть, – это смутное описание гражданина, который пытался спасти жизнь полицейскому, когда начался этот ад кромешный.

– А скоро они получат еще и заявление об угнанной машине.

На улицах Нью-Джерси вспыхнули фонари. Был обычный час пик, но нам удавалось избегать пробок.

– Эх, раздобыть бы здешнюю карту, – сказал Рассел, поглядывая на окрестности, разбросанные вдоль клубка дорог – городских, окружных, штата и федеральных, – по которым мы ехали.

– Веди так, чтобы океан был слева, – посоветовал Зейн, указывая на стрелку, судя по которой пляжи были в миле отсюда.

Вечер перешел в ночь, и в выбитое окно угнанного «БМВ» задувал холодный ветер. Дороги сворачивали то направо, то налево. Мы полагали, что движемся в сторону океана. Иногда мы не сомневались, что его черная гладь маячит между усеянными светящимися точками окон зданиями, проплывавшими за выбитым окном Рассела, казалось, что ночной воздух приносит запах моря. Иногда мимо мелькали небольшие супермаркеты и закусочные, которые вполне могли бы быть и в Канзасе, окрестности, которые могли бы быть и в Огайо.

Уже сорок пять минут мы катили вроде бы на юг по дороге с односторонним движением мимо высотных кооперативных домов и полуразвалившихся лачуг. Возможно, то было влияние ночи, влетавшей вместе с ветром в окно Рассела, возможно, то лучшее, что есть во мне, решило, что гори оно все синим пламенем, подумаешь – брови, но я успокоился и уже собрался пошутить или сказать что-нибудь приятное Зейну, когда Рассел заметил свободную стоянку почти на берегу океана.

– Боже правый! – завопил наш водитель.

Слева не было заметно красных полицейских мигалок.

Сзади протянулась пустынная ночная дорога.

Спереди тоже была она.

– Справа чисто! – крикнула Хейли с заднего сиденья.

Рассел разогнал машину, только чтобы нажать на тормоза, после чего нас занесло влево на первом же углу. Мы промчались через пустую стоянку – снова скрип покрышек, круто влево – и понеслись по пустынной улице с односторонним движением обратно…

Рассел тормозил так резко, что нас всех бросало то вперед, то назад.

Мы остановились посреди улицы с односторонним движением, которая вела в направлении прямо противоположном нашему плану. Пустая стоянка была слева. Справа вздымалось к небу облицованное камнем здание протяженностью с целый квартал, освещенный тремя одинокими фонарями. Прямо за этой горой должен был быть океан.

Рассел завернул «БМВ» на парковку, распахнул водительскую дверцу и, наполовину высунувшись из машины, вытаращенными глазами посмотрел на крышу здания.

Через несколько секунд он снова уселся за баранку, прошептав:

– О боже!..

Потом нажал на газ. «БМВ» рванул вперед. Рассел вырулил на подковообразную подъездную дорожку военно-морского госпиталя для ветеранов Второй мировой войны, превращенного в приют для престарелых.

– Обождите здесь! – крикнул он и стрелой ринулся в вестибюль.

– Уф, – с притворной серьезностью сказал я, когда Рассел исчез за дверьми приюта. – Ладно.

Я вышел из машины. Волнующаяся черная гладь за квартал от нас должна была быть Атлантическим океаном. Налево вдоль берега протянулась полураскрошенная каменная дорожка. Справа маячил огромный заброшенный замок в арабском стиле. Я посмотрел наверх, стараясь разглядеть, что же могло привлечь Рассела, но увидел только огромную надпись, составленную из незажженных лампочек, гласившую:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В…

– Забирайтесь! – заорал Рассел, подбегая к «БМВ».

Так и не прочитав вывеску до конца, я беспрекословно подчинился нашему водителю.

– Всего через пять кварталов!

Рассел с космической скоростью вырулил с подъездной дорожки и погнал обратно – туда, где за несколько минут до этого увидел нечто. Мы с ревом мчались сквозь ночь со своим водителем. И с верой.

Наш угнанный «БМВ» свернул налево и помчался по широкой улице, вдоль которой стояли машины, припаркованные под углом к осевой линии. Одна из машин тронулась с места, и Рассел мгновенно оказался на ее месте. Он вылез из «БМВ» и застонал как бы в сексуальном благоговении. Затем неверными шагами пошел через улицу к длинному одноэтажному зданию со стенами из серых кирпичей, похожих на оладьи, и белым навесом. Я как раз стоял за ним, когда он упал на колени и широко развел руки – аллилуйя, – словно узрев землю обетованную.

Черные буквы на белом навесе гласили: «Каменный пони».

Светящиеся белые буквы на черном фоне оповещали: «Кафе и бар».

Стенание рок-гитары, барабанная дробь и хриплый женский голос долетели до нас, пока Рассел, коленопреклоненный, стоял на улице.

– Нет, – сказал я.

– Какого дьявола! – возразил Зейн. – Мы же не можем не есть.

– Ладно, – вздохнул я.

Только тогда до меня дошло, что незажженные электрические буквы на покрытом арабесками фасаде здания означали: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭШБЕРИ-ПАРК, НЬЮ-ДЖЕРСИ».

– Мы не можем не есть. Все будет в порядке.

Эрик закрыл выбитое водительское окошко чехлом от запасного колеса. Мы заплатили за вход и вступили в эту фабрику грез с черными стенами, пропитанную пивными парами, сигаретным дымом и расцвеченную разноцветной подсветкой. Какая-то группа вымучивала на сцене заунывную мелодию для примерно двухсот парнишек из колледжа и мотавших головами студенточек, для двадцати с чем-то будущих юристов и рабочих с цементного завода, которым всем явно было уже под тридцать, как Расселу, Эрику и мне. Какой-то негр, пожалуй даже старше Зейна, припадая на одну ногу, прошел мимо с тросточкой. Мы направились к задней части бара. Рыжая загорелая барменша в завязывавшемся на шее лифчике и с колечком в пупке подняла палец: подождите.

Гитары, вторя виртуозному соло ударника, исполнили концовку доносившейся со сцены громогласной песни.

– Большое спасибо! – сказала лидер группы – женщина с перекинутой через плечо гитарой. Водопад черных завитков падал на ее белое, как слоновая кость, лицо до черной блузы с низким вырезом и сидевшей в обтяжку. На ней были черные джинсы и зашнурованные туфли на толстых черных каблуках. – Мы признательны за то, что вы пришли сюда сегодня вечером, надеюсь, вам понравилась последняя песня, которую я написала сама, она называется «Секс в угнанной машине».

Раздалось несколько хлопков.

– Сейчас сделаем перерыв, а после вернемся с плакатами ваших любимчиков и некоторых наших, которые, уверена, вам понравятся. И будьте паиньками, если не хотите нас огорчить. – Она ухмыльнулась накрашенными темно-красными губами, чтобы показать, что это всего лишь шутка, однако по нескольким ноткам в ее голосе можно было понять, что она говорит всерьез. – Помните, что говорится на афише – мы не просто какие-нибудь там, мы – «Терри и беглецы».

Барменша наклонилась к нам и спросила:

– Чего вам принести, мальчики?

Жестом руки я отразил ее неотразимую улыбку.

– Никакого спиртного!

– Я бы выпил пивка, – сказал Зейн.

– И мне! – кивнул Рассел.

– Всего четыре, – подвела итог Хейли и кивнула на приземистого толстяка Эрика: – Нам светлого.

– Ладно, – уступил я, – но по одной.

– У вас найдется чего поесть? – спросил Зейн.

– Побыстрее и попитательнее, – добавил я. – Главное – побыстрее.

– Голодные, значит, – сказала барменша. – Повар может сделать спагетти. С помидорами, сосисками и перечным соусом. Это быстро, но только смотрите не опрокиньте тарелку на себя – кровища, да и только.

Она сообщила наш заказ в микрофон, а сама пошла за пустыми стаканами, расставленными перед висевшим на задней стенке американским флагом.

– А что, если кто-нибудь заберется в «БМВ»? Уведет его? – шепнул я Зейну.

– Угонит угнанную машину? – Зейн кивнул в сторону исполнительницы собственных песен Терри, которая расхаживала по залу, нежно заключая в объятия своих дневных подружек. – Чтобы заняться в ней сексом?

– Я не шучу! При чем здесь эта дурацкая песня?

– Конечно, конечно, – ответил он, протягивая мне пиво. – Расслабься.

Рассел втиснулся между нами:

– Вы знаете, где мы?

– Вывесок тут до черта, – сказал я ему.

– Да нет, вы хоть понимаете, где мы? Есть места, – продолжал он, – где люди проникаются магией. Где искусство обретает свою публику, и они смешиваются. Это вроде нью-портского фестиваля, или «Коттон-клуба» в Гарлеме, или клуба «Пещера» в Ливерпуле, где начинали «Битлз», или техасских кабаков, откуда вышли Хэнк Уильямс и Бадди Холли… или, черт побери, театр «Глобус».

– Не надо строить красивых теорий, – заспорил я. – Все затрещит по швам, если ты сравнишь грязную пивную с жалкой подсветкой, пьяными парнями из колледжа, горсткой фабричных ребят и забористой рокершей, как-там-ее-зовут, и – Шекспира.

– Эй, послушай: американские поэты отложили перья, чтобы взяться за гитары.

– А что, если они безголосые?

– Ты это про Боба Дилана?

– Уильям Карлос Уильямс написал отличные стихи уже после атомной бомбы, телевидения…

– Этот пижон из Джерси? – спросил Рассел. – Который любил Синатру и хипповал тут повсюду?

– Держите, парни!

Дымящиеся тарелки с политыми красным соусом спагетти плюхнулись перед нами на стойку.

– А это место, – зашептал Рассел, – это место… Музыка, идущая от сердца народа, против всей этой лощеной публики. Конечно, тогда, в семидесятые, я был еще ребенком… Эта сцена… Спрингстин.

Рассел покачал головой.

– Может, если бы я не беспокоился, что мир летит в тартарары, может, если бы я до конца поверил в свою музыку и слова, то мне насрать было бы на Дядюшку Сэма. То есть я хочу сказать, что был – и остаюсь – хорошим рокером, а он этого не переносит, потому что мои песни стоили и стоят гораздо больше, чем его высшие цели… Но все это вилами на воде писано, – сказал он, очарованно глядя на сцену, где инструменты затихли перед большим белым пони. – Если бы да кабы.

Зейн, терпеливо слушавший бесплодные излияния Рассела о том, что могло бы быть, решил прервать их:

– Ешь.

Рассел послушно принялся за еду.

– Сколько у нас осталось денег? – шепотом спросил у меня Зейн.

– Не густо, – ответил я. – Автобус, мотель и что вы там покупали в маркете…

– Ладно. Дай мне сто долларов.

Глаза его не просили – приказывали. Взяв банкноты, которые я потихоньку сунул ему, он знаком подозвал барменшу, спросил:

– Где управляющий?

Барменша указала на элегантную женщину с отливающими медью волосами.

Зейн, локтями распихивая толпу, добрался до управляющей. Она выслушала его, а затем повернулась в нашу сторону и внимательно и серьезно поглядела на нас. Что-то сказала Зейну.

– Чего это он делает? – шепотом спросила у меня Хейли.

Протиснувшись сквозь толпу, Зейн обратился к певице Терри, которая сидела вместе со своей компанией и командой. Она что-то ответила ему. Зейн тоже что-то сказал. Терри пожала плечами в знак согласия.

Зейн дал ей сто долларов из нашего оперативно-неприкосновенного запаса.

Потом снова вернулся к нам, сказал Расселу:

– О'кей, за все уплачено. Засучи-ка рукава. Да не промахнись.

– Что? – спросил Рассел.

– Сцена в «Каменном пони» теперь в твоем распоряжении, – сказал Зейн.

Рассел вытаращился на него. Потом на меня.

Сердце подсказало мне нужные слова:

– Давай-давай. Не трать время попусту.

Вечность замерла на мгновение; Рассел только смотрел на нас, ничего не говоря, глаза его затуманились.

Потом он повернулся и, протискиваясь сквозь толпу, направился к сцене.

Слева от себя я увидел, как медноволосая управляющая что-то говорит звукооператору, который бегом бросился к радиорубке, расположенной напротив сцены. Антракт закончился, пора было снова браться за работу.

Рассел остановился перед сценой. Он явно колебался. Затем одним прыжком запрыгнул на подмостки, оказавшись в окружении гитар, ударных, синтезатора и стоявшего у дальней стены белого пони.

Терри и ее команда через весь зал следили за своей дорогой аппаратурой.

Рассел провел пальцем по струнам маленькой, полностью электрической гитары. Взгляд его остановился на классической деревянной акустической гитаре с микрофоном. Он взял ее в руки.

– А что, если он облажается? – спросил я у Хейли.

– Тогда мы больше ни слова не услышим от него о роке. Впрочем, пусть попробует. Всем рано или поздно подрезают крылья.

Но мы оба дружно осушили свои стаканы.

Звукооператор направил белый луч прожектора на Рассела. Установил микрофон на «концертное исполнение».

– У-у-у! – завопила барменша и захлопала. – Давай, старичок!

– Это для тебя, – сказал я Зейну.

– Это для всех нас, – прозвучало в ответ.

Стоя на сцене, Рассел выдавал нестройные, фальшивые гитарные переборы.

В замешательстве толпа притихла. Люди шаркали по паркету, надеясь, что парень на сцене наконец уйдет, если они утихомирятся.

И тогда, о тогда Рассел разрушил их упования.

Под нервное, импульсивное бренчание гитары, наклонившись вперед, он огорошил их тем, чего они никогда не слышали: акустическая гитара пулеметными очередями выпаливала в толпу классику Ричарда Томпсона. Начиная с третьей строчки Рассел овладел залом, пальцы его так и летали по струнам, аккомпанируя поэтическому крещендо.

Зейн пробрался к медноволосой управляющей. Я увидел, как она смеется, поднимает левую руку с выставленным указательным пальцем и качает головой в смысле извините.

«Зейн! – подумал я с каким-то счастливым трепетом. – Верняк! Руководи этим прорывом! Не упускай момент».